Васильев Павел Николаевич

Опубликовано: 4240 дней назад (19 августа 2012)
Рубрика: Без рубрики
Редактировалось: 1 раз — 19 августа 2012
0
Голосов: 0

Васильев Павел Николаевич (23.12.1909[5.01.1910]—16.07.1937), поэт.

Родился в г. Зайсан Семипалатинской обл. в семье школьного учителя. Дед был выходцем из сибирского линейного казачества. В 1926 окончил школу второй ступени. Первые стихи были написаны еще в школьные годы. «Записывать и писать сказки Павел начал еще с 3 класса, объединяя их общим названием “Сказки чернильного деда забавные…”», — вспоминала одноклассница поэта. Тяга к поэтическому творчеству пробудилась у начинающего поэта под влиянием сказок и песен деда Корнилы Ильича. Первые поэтические опыты были также навеяны чтением книг.

По окончании школы Васильев оставляет родной дом и отправляется на Д. Восток. Во Владивостоке он знакомится с бывшими друзьями С. Есенина — Р. Ивневым и Л. Повицким, которые высоко оценили его стихи, в которых уже явственно пробивалась есенинская интонация.

Первая публикация состоялась во Владивостокской газете «Красный молодняк» 6 нояб. 1926. В июле 1927 Васильев переехал в Москву, где поступил на рабфак и продолжал упорно работать над стихами, часть которых воплотила впечатления павлодарского детства.

Летом 1928 начинаются новые скитания Васильева по Сибири и Д. Востоку. На его пути сменяли друг друга Омск, Новосибирск, Томск, Павлодар… В течение 1928 стихи продолжают публиковаться на страницах «Сибирских огней» и газеты «Советская Сибирь», а также в газетах Читы, Иркутска, Сретенска, Хабаровска… В результате крайне нездоровой обстановки, созданной в Новосибирске местными рапповцами, писатели-«сибиряки», обвиняемые, в частности, в «антисемитизме», стали покидать город.

До осени 1929 длились скитания и работа на золотых приисках в Селемдже, на кораблях торгового флота. Впечатления об увиденном и пережитом отразились в серии очерков, позднее объединенных в книги «В золотой разведке» и «Люди в тайге», вышедших в Москве в 1931.

В стихах Васильева преображение и пробуждение бескрайних, дышащих покоем просторов Передней Азии предстает перед глазами читателя как новый цивилизованный слом в эпоху великого переселения народов. «Замолкни и вслушайся в топот табунный, — // По стертым дорогам, по травам сырым // В разорванных шкурах бездомные гунны // Степной саранчой пролетали на Рим!.. // Тяжелое солнце в огне и туманах, // Поднявшийся ветер упрям и суров. // Полыни горьки, как тоска полонянок, // Как песня аулов, как крик беркутов» («Киргизия»). И герои-покорители и созидатели нового мира кажутся иногда пришельцами из иных миров, вечными пилигримами, чьими костями будут устланы первобытные степи, за преображение которых никто не потребует свою долю славы: «Ломило кости. Бред гудел. И вот // Вдруг небо, повернувшись тяжело, // Обрушивалось. И кричали мы // В больших ладонях светлого озноба… // А по аулам слух летел, что мы // Мертвы давно, что будто вместо нас // Достраивают призраки дорогу… // Простоволосые, посторонились мы, // Чтоб первым въехал мертвый бригадир // В березовые улицы предместья, // Шагнув через победу, зубы сжав…» («Путь на Семиге»).

Поэма «Песнь о гибели казачьего войска» (1930) — единственная из поэм Васильева, полностью лишенная изобразительного ряда. Она вся построена на голосовой и песенной перекличке, причем поэт щедро использовал в ней слышанные с детства казачьи песни. В центре поэмы — казаки атамана Б. А. Анненкова, сложившие свои головы в Прииртышье. Вольно или невольно — Васильев напророчил в ней и свой собственный конец. «Синь солончак и звездою разбит. // Ветер в пустую костяшку свистит. // Дыры глазниц проколола трава, // Белая кость, а была голова… // Он, поди, тоже цигарку крутил, // Он, поди, гоголем тоже ходил… // И, как другие, умела она // Сладко шуметь от любви и вина…»

В марте 1932 Васильев был арестован по «делу сибирских писателей». По этому же делу были привлечены его новосибирские друзья, объединившиеся в Москве вокруг журнала «Красная новь» — Н. Анов, Е. Забелин, Л. Мартынов, С. Марков и Л. Черноморцев. Писателей обвиняли в «писании контрреволюционных стихов», «воспевании адмирала Колчака», а также в «фашизме», «шовинизме» и «антисемитизме».

1 июня 1932 Васильев был освобожден из-под стражи «в результате полного сознания». «Песнь о гибели казачьего войска» была изъята из большей части тиража «Нового мира», а также на стадии верстки было остановлено издание сборника стихотворений «Путь на Семиге».

На протяжении 1932—33 Васильев работал над поэмой «Соляной бунт», которую он сам охарактеризовал как «произведение на национальную тему», сюжетом которой стал поход казачьей вольницы, усмирявшей «киргизов» (казахов) на соляных озерах. Живописность, богатейшая образность и трагический пафос «усмирения» в этой поэме заставляют вспомнить античных авторов и великое «Слово о полку Игореве». Как и в древнерусском памятнике, в «Соляном бунте» природа пророчит недоброе с самого начала похода не только для «киргизов», но и для казаков. В поэме сталкиваются 2 слепые силы, сталкиваются велением исторической неизбежности и надмирного рока, а кровавые сцены «усмирения», казни Григория Босого, зарубившего одного из атаманов, и убоя быка покрываются песней, которая поднимается над собственной судьбой обреченных на гибель героев. Частушка сменяется плачем, а плач — любовной песней, ибо без песни в этом страшном и прекрасном мире невозможно было бы жить.

«Соляной бунт» был издан отдельным изданием в 1934 (единственная прижизненная книга Васильева). К этому времени он обрел прочные дружеские связи с «новокрестьянскими» поэтами — Н. Клюевым, С. Клычковым и их молодыми друзьями и учениками — И. Приблудным и В. Наседкиным. С. Клычкову Васильев посвятил поэму «Лето», в которой выписал тонкий образ своего друга. «Послушай, синеглазый, — тихо // Ты прошепчи, пропой во мглу // Про то монашье злое лихо, // Что пригорюнилось в углу». Это последнее произведение поэта, на котором явственно лежит отпечаток есенинской поэзии. «Я думаю: зачем жилье мы любим украшать цветами? // Не для того ль, чтоб средь зимы // Глазами злыми, пригорюнясь, // В цветах угадывали мы // Утраченную нами юность?»

К 1933—34 относится работа Васильева над поэмами «Синицын и Ко» о становлении капитализма в Сибири в н. века и «Кулаки» на животрепещущую тему коллективизации и классовой борьбы в деревне. Трагедии высылки «кулаков» и убийства «подкулачниками» сельской учительницы имеют равные права в этом произведении, но самое главное остается в подтексте, в неясном намеке, который внушает гораздо большую тревогу о происходящем, чем все живописные картины «классовой борьбы», ибо речь идет о том будущем, которое не сулит ничего доброго ни кулакам, ни колхозникам, ибо рушится навсегда прежняя «консервативная жизнь» и впереди ощущаются лишь ее дымящиеся руины, а очертаний новой жизни никто не может себе вообразить.

В 1934 опубликована статья М. Горького «О литературных забавах», в которой по адресу Васильева было сказано, что «расстояние от [*цензура*]ганства до фашизма короче воробьиного носа». Эта статья положила начало массированной клеветнической кампании, организованной еврейскими литераторами.

С янв. 1935 Васильев был исключен из Союза писателей, а в мае стал жертвой провокации, учиненной А. Безыменским, Д. Алтаузеном, Голодным, А. Сурковым и др. «пролетарскими» поэтами. После драки с Алтаузеном он был предан суду и отправлен сначала в исправительно-трудовую колонию под Электросталью, а потом в рязанскую тюрьму. Весной 1936 он был ненадолго освобожден, а менее чем через год снова арестован и летом 1937 расстрелян.

В 1956 Васильев был реабилитирован «за отсутствием состава преступления», а через год вышла его первая посмертная книга избранных стихотворений.
Стихи Павла Васильева: | Алексей Алексеевич Ганин