Ховринка

История со мной произошла не то, чтобы страшная, но странной ее уж точно можно назвать.
Дело было летом. В Москве.
Дева я была юная (голова чугунная), всяческие шаманские практики были моему практичному атеистическому разуму чужды, погода стояла самая, что ни на есть, летняя, каникулы у студентов были в самом разгаре. Соответственно, дурь в моей перегруженной латынью башке расцвела пышным цветом, аки пижма на нашем пустыре.
И я решила покончить жизнь самоубийством... Нет, не так. Покинуть юдоль скорбей!!! Ибо смысл моей начинающейся жизни, зараза, упорно ускользал, а мама наотрез отказывалась понимать мою тонкую душевную организацию.
У подростков все быстро, и вот я уже стою на Арбатской, возле уличного телефона-автомата (кто помнит такие, ну-ка?) с пафосной мордой, литром "Трех топоров" в пищеварительной системе и заветной пачкой аминазина в кармане (в табл. 0,015), звоню, значит, товарищу. Уведомив беднягу голосом заправской драмактрисы "Прощай, я поехала в Ховринку!!", я, как полагается (перед смертью-то оно можно и шикануть таксофонным жетончиком), выдержала ГИТИСовскую паузу.
— Зачем? — не оценив моих актерских данных, уточнил товарищ.
— Хочу умереть... — трагически прошептала я и прибавила: — Прощай, Денис! Ты был настоящим другом!
После чего, схрумкав пласт (дуракам везет, и дозировка препарата оказалась недостаточной для остановки сердца), направила я свои кроссовки в сторону Ховринской заброшенной больницы.
Кроссовки оказались крепче моей ЦНС. Уже на подходе я начала видеть воронки от взрывов (не мешайте, дети, нейролептики с паленым бухлом и чтением трудов Ремарка). Воронки я обходила, периодически поглядывая на небо — вдруг, там летит вражеский бомбардировщик?.. Но авиацию мое живое юношеское воображение не осилило — еще бы, самолет построить это тебе не какие-то там воронки. Это к Ромке, моему тогдашнему приятелю, студенту МАИ.
Одна из воронок с дороги перекочевала в мою память, а посему следующий эпизод в нее благополучно провалился. То есть, каким образом я, находясь под сильным воздействием нейролептического препарата, добралась до крыши девятиэтажного здания, я не в курсе, хоть убейте. Благо, "тормозящий" эффект — спойлер! — спас в итоге мою приключенческую задницу.
Забравшись на крышу и полюбовавшись видом (вероятно), я решила, что че-т как-то не умирается. Тут стоит отметить, что инстинкт самосохранения все же включился, дал пинка охреневшим от такого компота мозгам, и в моей башке вновь запустилась самоидентификация. Я задумчиво уселась на аттик. Хотя вернее было бы сказать — вползла. Уже стемнело, внизу беспокойно шумели деревья, и ржавеющие шестеренки в моей башке из последних сил поскрипывали на ушко, что благодаря этим деревьям я, скорее всего, не разобьюсь насмерть, но вот калекой останусь — точно.
Заглядевшись на деревья и печально оценивая перспективу, я в какой-то момент поняла, что я здесь не одна. Так бывает — человек инстинктивно ощущает постороннее присутствие.
Я обернулась.
Справа от меня сидел молодой парнишка — мой ровесник, в джинсах и потертой курточке — и болтал ногами. Он тоже смотрел вниз, и чуть отросшие волосы закрывали лицо.
— Только не здесь, — сказал он. Я согласилась:
— Да, на деревья не стоит прыгать.
— Не здесь, — не оборачиваясь, повторил мой собеседник. Я разозлилась. Мало того, что командует, еще и взглядом не удостоил!
— Я все-таки прыгну, — заявила я.
— Вот, сюда тогда. — Юноша указал вниз, чуть правее. — Сразу вставай и беги — тогда не провалишься.
— Куда?! — ошалела я, и вдруг осознала, что разговариваю без применения речевого аппарата. Диалог будто происходил в моей голове.
— Ладно, — решила я и принялась подниматься.
...Секундой позже мне кто-то треснул в рожу. Как оказалось, драчуном была покрытая рубероидом, от которого джинсы так и не отстирались, крыша больницы.
Денис оправдал почетное звание хорошего друга, а затормаживающий эффект от угнетения ЦНС дал ему достаточно времени, чтобы приехать и отыскать меня, пока я ползла на девятый этаж, бродила по техничке и медитировала на березки. Сдернув меня с аттика, отметирив трехэтажным и перекинув через плечо, спаситель поволок меня домой, невзирая на отчаянное сопротивление и продолжая материться.
Возле станции Ховрино красочные идиомы Дениса значительно дополнила прибывшая на вызов медбригада.
Возвратившись из токсикологички, я выразила сожаления о том, что не успела попрощаться с парнишкой, и была крайне удивлена, узнав, что кроме меня и моих ошалевших в пубертате гормонов на крыше никого не было.
А пару лет спустя знакомые рассказали мне про того юношу. Его звали Сашей, и он сорвался в лифтовую шахту. Нижние уровни больницы затоплены из-за выхода грунтовых вод, и тело так и не нашли — спускаться туда попросту опасно. Он погиб в тот день, в этих джинсах и вытертой курточке, погиб глупой, обидной смертью. Я узнала их сразу на последних фотографиях с "поездки на заброшку".
Разум выдавал одну версию за другой.
Я могла случайно встретить юношу в компании, и образ, отпечатавшийся в подсознании, всплыл под действием наркотических веществ. Могла просто беседовать с комплексной галлюцинацией, одежда стандартная, мало ли такой одежды.
А может все на самом деле не так.
Может, меня и правда пытался отговорить мертвый юноша, и куда там я рисковала посмертно "провалиться" — в затопленные подвалы или прямиком в нижний мир — известно лишь ему одному.
В любом случае, пока жива — не узнаю.
Да, и с суицидом я тогда завязала.
Честно.

(имена изменены)