Во времена оные, далекие, военные , жили мы в славном городе Иркутске. В наши благословенные края высылали людей, всякого роду-племени. Было много эвакуированных из прифронтовых мест, из Ленинграда. Были и евреи.
Но я не о всех, я об одном и о себе.
Мальчик был еврей. Нам было лет по двенадцать или чуть больше. Имени я его не помню, такое мудреное имя. А вот его фигурка в какой-то девчачьей вязаной шапочке, в сереньком пальтишке с короткими рукавами и видно, что не с его ноги огромных, подшитых валенках, вызывало в моем сердечке такую щемящую жалость, как к брошенному щенку. И еще. У него были прекрасные , огромные глаза, цвета темной спелой сливы. Честно говоря, это сравнение пришло ко мне только сейчас. А тогда, у нас в Сибири не только спелой сливы не было, мы о ней даже и не слыхали. Так вот, в этих необыкновенных глазах стояла такая вселенская печаль, что в них было больно смотреть. Но я , когда видела его в очереди за хлебом, не могла отвести от него глаз. А теперь про очередя, как у нас говорили. Это было испытание голодом, это было выживание. Это вырабатывало в нас неслыханное терпение, если хотите, мужество. Толпа сотен людей, стояли друг другу в затылок так плотно, что если кто-то выбирался из нее, по какой-то причине, обратно встать в очередь было под силу не каждому. Иногда это «стояние» длилось не одни сутки. Если хлеб не подвозили, стояли ночами. Вся жизнь сосредотачивалась на очередях. Счастлив был тот человек,(в основном, подростки, кто еще не работал на заводе и старые люди) кто доходил до прилавка, где отрезали талоны и отвешивали твои граммы.
Однажды, зимой, как обычно стояли мы в очередях. Моя очередь была уже близко от крыльца магазина, и была надежда на отоваривание. Мой знакомый мальчик стоял человек на десять-пятнадцать дальше. Он всегда стоял дальше , видимо ему позже занимал очередь, кто-то из взрослых. Мне с ночи занимала мама , а в пять утра я уже как стойкий оловянный солдатик была на своем посту.
И случилось так, что мальчика выдавили из очереди. Такое случалось постоянно. Он стоял возле своего места и чуть не плакал, такой беспомощный, жалкий, с красными от холода руками без рукавиц. Очередь плотно сомкнула свои ряды. Никому не было дела до «жиденка», как называли его здесь. Что –то переклинило у меня не то в мозгу, не то в сердце. Я выскочила из своего места и как в бой, кинулась к мальчику. Подбежала, схватила его за руку и втиснула вместо себя. При этом я что-то громко орала и плакала.
До сих пор не могу вспомнить, что кричала.
Когда он получил свой паек, подошел ко мне сказать спасибо. А я от радости растерялась, и не зная , что сказать в ответ, сняла с рук теплые рукавицы, сшитые мамой из старой телогрейки и протянула ему, сказав:- бери-бери, у нас дома еще есть.:-
Когда моя новая очередь дошла до крыльца, хлеб в магазине закончился.
Дома, где меня ждали с хлебом, я , не соображая почему, с радостью поведала обо всем. Глупая была. Ребенок.
Все молчали. Только одна из сестер громко и зло сказала-
«Ну ты и дура» Я не обиделась. Душа моя пела.
Другие произведения автора:
НЕ ПРОЩУ!
ЗАДАННЫЙ ВОПРОС,
КУРОРТ.
Это произведение понравилось:
Новые
Меню
ВЕЛИКОДУШНАЯ ВЫ, МАРИЯ НИКОЛАЕВНА, СПАСИБО ЗА РАССКАЗ! 
у истину.
