Заневестились... Смотрел Сергей на сестёр и сердце кровью обливалось. Худенькие, как тростинки, платья словно на колу висят. С дойки пришли в сапогах кирзовых на босу ногу.
Смотрят на брата и не узнают. По восемь годков было когда прощались. Красивые обе, несмотря на худобу. Глазища огромные, что синь небесная. Волосы густющие в косы заплетены и змейками ниже пояса висят. Губы красные, земляникой спелой будто окрашены.
- В кого же вы все такие красивые уродились? Мишаня с Костиком красотой блещут. Осталось меньших ещё посмотреть. Брата старшего не признали. Неужто так изменился? Зойка, Настя, это же я - Сергей, сестрёнки...
Не успел договорить, а они уже на шее у него весят и ну в слёзы. Ревут дурёхи, рубаху его новую слезами мочат, а следом и матушка разревелась.
Едва успокоил всех. Усадил за стол, стал гостинцы выкладывать, а они и онемели. Колбасу копчённую отродясь не пробовали. На конфеты смотрят онемевши, к пряникам принюхиваются, банки тушёнки в руках вертят. А уж когда подарками стал их одаривать, такой визг подняли. Сестрички по синему платку получили и в пляс пустились. Мишаня с Костей руки вымыли и костюмы гладить ручонками стали.
Матушке красный платок купил, с цветами жёлтыми по кайме.
Засветились глаза у матери, щёки порозовели, накинула на плечи и стоит обомлевшая.
- Где же ты, сын, такую красоту купил? Первый в моей жизни полушалок от тебя, родной. Век не забуду эту радость. Ты прости, что за четыре года не побывала у тебя. Сам видишь жизнь нашу. Трофим как узнал, что понесла я, так и сбёг. Молю бога, чтобы и не вертался. Хоть хлеб стали досыта есть с детьми. Картошки до нового урожая хватило. А раньше всё продавал и пропивал. Ой, чо это я! Вода булькает, сейчас мы такую ущицу сообразим. Рыбкой тебя угостим, девчата с огорода чего нарвут, - смущаясь, рассказывала мать.
Младшие проснулись, вышли бесштанные из горницы, протирая кулачками глаза, а увидев пряники, заверещали наперебой. Получив по прянику, притихли на скамейке у стола, не отрываясь взглядом от Сергея.
- Мам, а как малых назвала? - спросил Сергей, поглаживая белокурые головки, - нашинские все, Заречные. Глаза у всех нас твои и волосы гривами от тебя.
- Не я, сёстры имена выбирали. Катенькой, как меня, и Славой назвали. Так и в метрику записаны, сынок.
Допоздна сидели большой семьёй за столом. Малыши, поевши, тут же и уснули. Настя сняла со стены балалайку.
- Помнишь её? Никто кроме тебя на ней играть не может. Сыграй, а мы подпоём. Хоть память о дне сегодняшнем останется. Не было у нас ещё таких счастливых дней. Ты, брат, не забывай нас, - сказала мать и вновь расплакалась.
Вышли на улицу, чтобы не будить младших. Пели песни, Мишаня и Костик сплясали всем на радость. Стал подходить народ. Сергея не узнавали, дивились, откуда у Заречных гость взялся, а узнав, ахали от удивления.
- Парень так вымахал, не узнать, - призналась соседка, баба Груня. - Вот где ты, Екатерина, таких детей красивых берёшь? Что девчата, что парни уродились такими, хоть в артисты идти.
Улеглись спать. Сергей с Мишаней и Костей на сеновал пошли. Расстелив старенькое лоскутное одеяло и укрывшись байковым одеялом, улеглись, обнявшись. Смотрели сквозь в дыру в крыше на тёмное небо и мечтали его братишки, как пойдут они в школу в новых костюмчиках и белых рубашках, что матушка им купила в сельпо, а Настя их чубы подстрижёт. Слушал их Сергей и мысли разные лезли в голову.
Проснулся Сергей от крика соседского петуха. Своих мать не держала, объяснив просто - кормить нечем. Одна корова и была подспорьем и то отец грозился забрать. Долю свою так подсчитал.
Перекусив с утра, решил навестить отца. Идти-то было всего шесть километров до деревни, в которой тот обосновался у своей зазнобы, вдовствующей ещё со времён войны. Мать стала отговаривать:
- Не беспокой его, Серёженька! Больно драчлив стал. Совсем спился. Сегодня ему пенсию инвалидную принесут, сразу побегут с подружкой за беленькой. Пьют оба без просыпу. Брагу делают, даже в самогон не перегоняют. Весь огород хмелем усадили ради бражки. Неровён час, сюда явится, драться прибежит.
- Пойду, маманя, не чтобы к вам вернуть, а поговорить о корове и алиментах для сестёр моих и братьев. Есть закон и никому не позволено его нарушать. Пенсия или другой доход есть, неважно, инвалид ты или нет, все должны платить алименты на содержание несовершеннолетних. Люди-инвалиды не являются исключением.
Со мной он драться не будет. Я не тот одиннадцатилетний, которого он пинками из избы выкидывал, не давая тебя защищать, - ответил матери Сергей.
Всю дорогу сопровождало его пение иволги. Он посвистывал в ответ и отвечала она ему новым пением, более красивым и мелодичным.
Избу, где жил отец, показала почтальонша. Она и шла к нему, чтобы порадовать пенсией.
- Двойной праздник у отца будет, - отметила она, узнав, кем приходится тому Сергей. - Деньги в дом и сын старший на пороге. Они совсем спиваются с Клашкой, два сапога пара. Напьются и давай драться, как шутоломные. Чего дерутся, чего делят - не понять.
Отец стоял у плетня, высматривая почтальоншу. На Сергея он и не глянул. Расписался трясущейся рукой в ведомости, помуслякав химический карандаш, и стоял молча, ожидая денег. Почтальонша пересчитала деньги и Сергей взял их из её протянутой руки к отцу. Махнув рукой, та пошла дальше.
- Погодь, ты чего мои деньги чужаку отдала, дура? - крикнул ей вслед Трофим.
- Совсем ты пропил свои мозги, Трофим, коль сына родного не признал, -ответила почтальонша, удаляясь.
- Какой такой сын? Я первый раз его вижу! Жалобу напишу! - визжал Трофим.
- Права тётенька, отец! Не признал ты старшего сына своего, Сергея. Стоишь неумытый, не причёсанный, рубаха от грязи лоснится, - ответил отцу Сергей.
Трофим поднял на парня глаза, всматривался и не узнавал. Росту парень на голову выше его, кулак, сжимающий деньги, размером с его голову. Шибанёт и мозги по огороду разлетятся.
- Чего брешешь! Мой Серёга вот такого роста, - показал Трофим себе по плечо,
- а ты на себя посмотри. Отдай деньги и иди отсюда.
- Отдам, но не все, а половину. Пришла пора, отец, напомнить тебе о долге.
Каждый месяц ты будешь половину отдавать от своей пенсии моим сёстрам и братьям.
И так до восемнадцати лет. Сам к ним не ходи, не беспокой, придут девчата в твой день пенсии и заберут. Мы сейчас зайдём с тобой в правление колхоза, обговорим этот вопрос, документ подпишешь. Трудодни свои ты на жену новую пишешь, их там с гулькин нос, спорить не буду, а про корову забудь, ещё раз побеспокоишь их с этим вопросом, приеду и разберусь, - говорил Сергей, а у самого желваки по лицу катались от злости.
Из избы выскочила зазноба отца в помятой ночной рубахе. Смотрела на них хмельными глазами, ничего не понимая. Трофим велел ей уйти в избу.
В правлении колхоза Трофим подписал документы молча. Получив от Сергея половину пенсии и не простившись с сыном, бегом побежал в сельпо.
Дорога домой показалась короче. Пересвистывался Сергей с иволгой и радовался
каждому её ответу. Пой мне, иволга, пой! Радуешь моё сердце с детства раннего! - подумал Сергей, ускорив свой шаг, зная, как ждут его дома.
Продолжение следует: Другие произведения автора:
Исцели себя одиночеством - глава девятая
Там на том берегу...
Прости мне любовь покаянную - глава вторая
Это произведение понравилось:
Новые
Меню
