Гимн и другие символы государства.

Моей стране не повезло с государственными символами. Герб Московия унаследовала от Византии. Флаг Пётр Первый стащил у любимых им голландцев. Гимн Российской Империи был перелицовкой английского «Боже, храни королеву».

Как обычно, всё изменила революция.

Для СССР наши предки придумали оригинальный герб. Что называется, с претензией. Даже винтовку на нём не стали размещать для конспирации и подтверждения «миролюбивой» политики государства победившего пролетариата. Вообще-то получилось красиво: колосья, солнышко, серп и молот на земном шаре под красной звездой. Жизнерадостно так. И много ленточек, на которых только пиши названия союзных республик. Я не иронизирую, герб Советской Империи мне действительно нравился и нравится до сих пор как художественный объект, без всякого политического подтекста.

Новый герб России, временно ставшей РСФСР, выглядел неплохо, но был слишком уж архаичным. От него так и веяло началом века, революционной романтикой и чем-то неустоявшимся. Редкие колосья вокруг псевдогеральдического щита наводили тоску и мысли о голоде. Коммунистические символы, заслоняя солнце, не оставляли места  ничему национальному.

Союзные республики обладали гербами, которые, как и российский герб, отражали идеологию победившего социализма. Однако местная специфика всё же робко проглядывала в них через неизменное перекрестье серпа и молота.

Зато унифицированные флаги советских народов лично меня повергали в тоску. Они были одинаковыми до зубной боли: красные полотнища с набившими оскомину символами и  цветными полосками по краям. Что-то национальное просматривалось только у белорусов за счёт оригинального зелёного орнамента. Во всяком случае, их флаг запоминался, выламываясь из общего ряда. Не зря ведь белорусы, после развала СССР поэкспериментировав с феодальным стягом канувшего в Лету Великого Княжества Литовского и Русского, в конечном итоге вернулись к модернизированной версии национально-советского знамени.

Но это всё так, предисловие.

***

Как-то осенью 1988 года, когда первые трещины уже шли по монолиту Советской Империи, в Таллине над «Длинным Германом», главной башней исторического центра города, эстонцы подняли свой сине-чёрно-белый флаг.

Через несколько дней после этого знаменательного события, напившись кофе с вкуснейшими таллиннскими пирожными, я вышел из уютного кафе-стекляшки, расположенного неподалёку от площади Победы и направился к остановке автобуса. По пути я размышлял о том, как эстонцы умудряются даже из типовых советских коробок делать приличные заведения. Мокрые осенние листья, чешуёй покрывавшие асфальт парковой дорожки, чавкали под сапогами. Над головой висела громада Вышгорода. Развевавшийся над ним эстонский триколор царапали наползавшие с залива тучи.

Навстречу мне по аллее бодро шагала туземная бабушка. Выглядела она так, что не возникало и тени сомнения, что её юность прошла в довоенной Эстонии. Поравнявшись со мной, старушка остановилась, ткнула своей птичьей ручкой в сторону Вышгорода и сказала торжественным голосом, коверкая акцентом русские слова:

- Вы фиттите, там фисит наш флак!

- Вижу. - Сказал я, улыбнувшись. - Поздравляю Вас.

Старушка несколько опешила. Она внимательно осмотрела мою шинель, затем перевела взгляд на сапоги и фуражку с красной звездой. Испуганно вскинула голову на башню «Длинный Герман». Эстонский флаг всё так же висел над ней. Я тоже посмотрел на него и согласно кивнул, собираясь идти дальше.

            - Но как ше так! - Воскликнула старушка. - Это ше наш флак! Вы долшны восмущаться! Фы ше оккупант!

- Отчего же возмущаться? Искренне рад за вас. Да и какой из меня оккупант? Учусь я здесь. - Нисколько не кривя душой, я снова улыбнулся старой эстонке и, ещё раз поздравив её с обретением национального символа, пошёл восвояси.

Старушка недоумённо смотрела мне вслед. Она не могла понять, что случилось с солдатами имперской армии. Наверно, если бы я накричал на неё, ударил и полез срывать её национальный флаг, она была бы довольна, а так с ней случилось то, что позднее назовут когнативным диссонансом.

Но тогда я ничуть не лукавил и действительно радовался за эстонцев. Они одними из первых покинули советский строй и судорожно пытались идти дальше самостоятельно. Куда — это уже другой вопрос. Я не был антисоветчиком и не допускал даже мысли о том, что наш строй неправильный, а Империя может развалиться. Просто мне, как и большинству советских людей той перестроечной поры, хотелось перемен и хоть какого-то разнообразия.

***

Спустя пару недель после того случая наступил праздник Октябрьской революции. Мы, курсанты четвёртого курса военного училища, будущие офицеры-политработники, с нетерпением ждали этого дня. Не потому, что любили революцию. Просто в тот год выходные так совпадали с праздниками, что многим из нас светило двое, а то и трое суток увольнения.

Спиртное было припасено, друзья, подруги, родные и близкие извещены о скорой встрече. Заветные списки ждали своего часа в сейфе командира роты.

Ранее репрессированные нарушители воинской дисциплины должны были получить амнистию. Всё складывалось как нельзя лучше.

Увы, незаметно подкрался тот самый, сами знаете кто. На утреннем построении шестого ноября замполит батальона объявил, что седьмого ноября на вечернюю поверку обязаны собраться сто процентов личного состава.

-А то знаю я вас, без контроля напьётесь и принесёте ЧП родному ТВВПСУ. Вопросы?

- Даже те, кто в увольнении до утра? - Раздалось из строя.

Замполит замялся.

- Сто процентов сбор! - Прекратил не успевшие начаться дебаты комбат Сыпченко.

Увольнительные записки курсанты получали уже без особой радости. Но получали и уезжали на свободу, в город.

Сухой закон в Эстонии соблюдался слабо, хотя официально ещё не был отменён. Запрет действовал как стимул, поэтому для большинства наших курсантов употребление спиртного было не банальной пьянкой, но делом чести, доблести и геройства. Своего рода фрондой была для большинства из нас выпивка.

Так что курсанты, покинув стены училища, отправлялись прямиком в питейные заведения. Благо, что выбор их в Таллинне даже в то время был весьма велик, а цены - демократичны.

***

Вечером седьмого ноября понурые военнослужащие третьего батальона группами и поодиночке сползались в училище. Совсем пьяных среди нас не было. Но и трезвых можно было сосчитать по пальцам. По консистенции алкогольных паров казарма вскоре стала напоминать винокуренный завод. Ротные командиры, тоже бывшие навеселе, с тоской оглядывали вверенный им личный состав.

Без четверти десять замполит батальона покинул свой кабинет и приказал строиться в расположении восьмой роты. Курсанты с первого и второго этажей затопали к нам на третий этаж.

В коридоре, рассчитанном на сто человек в строй встали около двухсот пятидесяти курсантов. Старшины принесли журналы вечерних проверок.

Перекличка прошла быстро. Незаконно отсутствующих не было. Но было жарко. Пропущенный через сотни молодых, горячих и в меру прокуренных лёгких воздух подходил к концу. Кому-то уже стало плохо. Дневальный распахнул окно. Свежий воздух, хлынувший в казарму, сбил остроту рвотных позывов. Мы с нетерпением ждали, что ещё придумают отцы-командиры. И они не подвели, придумали.

Перед строем снова появился замполит батальона. Старенький и безобидный, в общем-то, подполковник (забыл его фамилию) держал в руке катушку магнитофонной ленты. Он зарядил её в магнитофон, купленный нашей ротой в складчину года полтора назад. Аппарат, установленный под телевизором на самодельной тумбе, даже тогда поражал своими циклопическими размерами и допотопными бобинами. Мощные колонки высотой почти в рост человека торчали по углам помещения. Защёлкали тумблеры. Поползла лента, зашипели динамики.

Убедившись, что всё работает, замполит, оборвав проклюнувшийся звук, нажал «паузу», повернулся лицом к строю и торжественно прошелестел:

- Товарищи курсанты, поздравляю вас с очередной годовщиной Великой Октябрьской социалистической революции. Желаю вам новых успехов в боевой и политической подготовке. Я рад, что вы проявили высокую сознательность и прибыли на вечернюю проверку в полном объёме и трезвые.

В строю кто-то хихикнул. Несколько человек икнули. Особо выпившие удивлённо переглядывались. Замполит продолжал:

- Поэтому сейчас мы исполним Гимн, после чего те, у кого увольнение до утра или до вечера следующего дня могут покинуть расположение и отдыхать дальше.  

-Ура-а-а! - Не сговариваясь, грянул приятно удивлённый такой щедростью строй. Стёкла в окне слегка задребезжали.

Подполковник неодобрительно посмотрел на расслабившихся курсантов и снял магнитофон с паузы. Из динамиков грянули первые аккорды, следом за которыми полилась величавая мелодия советского гимна.

- Союз нерушимый республик свободных...! - Подхватил его слова строй курсантов.

- Сплотила навеки великая Русь! - Множеством мужских и женских оперных голосов торжественно завывал в динамиках какой-то хор союзного значения.

- Да здравствует созданный волей народов великий, могучий Советский Союз!!! - Накладывался на слова и мелодию магнитофонного гимна живой рёв двухсот пятидесяти курсантских глоток.

В предвкушении скорой и нежданной свободы мы воспрянули духом и вкладывали в исполнение гимна всю мощь юных командных голосов. Динамики магнитофона бились в конвульсиях. Войдя в резонанс, дребезжали стёкла в рамах. Ощутимо вибрировали бетонные пол и потолок. Вырвавшаяся на улицу звуковая волна сбила случайно пролетавшую за окном птицу.

Рутинный воинский ритуал на глазах превращался едва ли не в религиозную мистерию. Точно, в мистерию в честь богов Марса и Бахуса.

Бывало, разумеется, что мы исполняли гимн СССР на общеучилищных построениях и других мероприятиях. Иногда на плацу его пели больше тысячи человек, и не просто так, а под оркестр. Это выглядело грандиозно, конечно, но на открытом воздухе не слишком впечатляло. Музыка терялась в пространстве. Но сейчас, в тесном  для такого количества людей помещении, под настроение, от души, да под такой аккомпанемент... Ощущение было как от взрыва гранаты в закрытом подвале.

Мы исполнили все куплеты и припевы гимна. Хор в магнитофоне затих, оборвав последнюю ноту. Бобина крутилась вхолостую, трещала лентой, выскочившей из воспроизводящего механизма. В казарме на несколько секунд повисла торжественная тишина. Люди приходили в себя от прикосновения к Величию Державы.

- Вольно, разойдись! – Вывел нас из ступора голос замполита.

И мы разошлись, кто спать, а кто и продолжать пьянку в чудесном городе Таллинне, столице Эстонской ССР.

***

Вот, собственно, и вся история. К чему она? К тому, что мне доводилось слышать разные версии создания советского гимна. Больше всего после вышеописанных событий понравилась одна, вычитанная в какой-то газете. Типа, во время войны товарищ Сталин решил, что «Интернационал» уже не соответствует политическому моменту и объявил конкурс на новый гимн СССР.

Молодые Сергей Михалков и Габриэль Эль-Регистан были в то время на фронте. Они выпивали в блиндаже, когда Михалкову на глаза попалась газета с условиями конкурса.

- А нам слабо? – Зачитав текст, спросил он у Эль-Регистана.

- Таки нет. - Ответил тот собутыльнику.

И вот два молодых и пьяных офицера, в общем-то, из хулиганских побуждений, чисто по приколу, нисколько не рассчитывая на победу, тут же, не отходя от кассы, сочинили слова и мелодию гимна Страны Советов. А потом, пьяно хихикая, накарябали на фронтовом треугольнике кремлёвский адрес и озадачили своим творением полевую почту.

Как ни странно, а может быть, наоборот, закономерно, именно их вариант гимна понравился Вождю Народов и победил в конкурсе.

***

В 1991 году над Кремлём подняли бело-сине-красный российский флаг, триста лет назад привезённый Петром Первым из Голландии.

На деньгах и казённых бумагах постсоветской России растопырил крылья двуглавый орёл, полученный нами в наследство от Византийской империи.

Спустя несколько лет «Встречный марш» Глинки сменился в очередной раз, теперь уже основательно, перелицованным советским гимном. Разумеется, переделал слова всё тот же, но уже сильно постаревший Сергей Михалков. Однако, несмотря на все переделки под текущий политический момент, наш гимн в своей основе остался тем самым гимном, который в далёком 1943 году сочинили на фронте два пьяных молодых офицера.

***

Моей стране не повезло с символами государства. Она заимствовала герб и флаг за границей, но уж гимн-то у неё свой. Правда, слова его новой редакции я так и не удосужился выучить.

Другие произведения автора:

Трубка монаха

Сказка про гнома

Терешкова

Это произведение понравилось:

Евгений Калинкин

ВЛАДИМИР ЛИЩУК