Право на выбор ч. 4 гл. 19. Дальний Восток и будущее России 3

    Володя, прогнав неожиданно нахлынувшие воспоминания, глубоко вздохнул и словно вновь отправился по реке времени в недалёкое прошлое России, описанное старым писателем Юденко.

    «Чукотский ИТЛ «Дальстроя» был открыт через два месяца после Вашего, Володя, рождения.

   Находилсяон в хорошо нам с Вами знакомом посёлке - Эгвекинот.

    Там велось строительство причалов в Заливе Креста, Эгвекинотской дизельной электростанции, порта, школы в Заливе Креста, аэропорта.

    Ещё строили ЛЭП Залив Креста - Иультин и автодорогу Эгвекинот – Иультин. 

    Велась работа на прииске "Иультин", строительство Иультинского горного комбината, где планировалось получение вольфрамового концентрата.

Вы мне рассказывали, что в семидесятом году, видели недалеко от Эгвекинота, у комбината, большой посёлок с зимними садами на третьих этажах зданий.

Вы сами купались в закрытом плавательном бассейне, но тогда, в сороковых годах…

    Я помню, как в 1947 году геолог Цветков возглавил восстание заключенных для побега в США через Берингов пролив.

   Все участники побега были убиты охотниками или расстреляны.

   Охотнику чукче за каждого убитого беглеца полагался карабин и ящик патронов. В доказательство, он должен был принести кисть правой руки убитого беглеца.

    Бывший «сиделец» Янковский писал о том времени:

    «С Чукотки бегут дураки. За Полярным кругом, это безнадежно.

    Огромные расстояния голой тундры в любую сторону. Летом гнус и ледяные реки, которые не преодолеть. Зимой мороз, пурги и пустыня-тундра, где без оружия не добыть ничего съедобного.

    И неизбежные следы на снегу. А ещё охотники-чукчи. Они получали премии за подстреленных беглецов».

    При всем том, Колымская трасса, Колымский тракт, или «дорога на костях» существует и сейчас, и называется она - федеральная автомобильная дорога Р504 «Колыма».

    Это теперь огромная, длиной 2032 километров транспортная артерия, проложенная по вечной мерзлоте между Якутском и Магаданом.

    Я рассказывал Вам и на карте хорошо видно, что новая дорога делает большую петлю через Усть-Неру на севере, а старая, построенная в сороковые годы, была короче новой на 200 километров, но она проходит через Оймяконскую впадину, где находится знаменитый «Полюс холода», самое холодное обитаемое место на планете.

    Оно известно как Оймякон, а на самом деле, там три поселка: Оймякон, Томтор, Учугей.

    Именно в Томторе и Оймяконе зафиксированы минимальные значения температур: минус 71,2 градуса по Цельсию!

    Кстати, я помню, Вы мне говорили, что именно на Колыме, в посёлке Буюнда Вы дали себе слово не играть в карты на деньги, увидев, что потом там делают с проигравшими людьми.

    Я верю, что Вы всю жизнь не играли на деньги в карты.

    Помните мой рассказ о военном водителе, который на фронте вёз снаряды к катюшам?

    Он ещё отстреливался от немецкой разведки, был ранен через обе щёки, привез снаряды с опозданием.

    Командир батареи ударил его, повредил глаз, сломал челюсть.

    Этот водитель потом за избиение офицера отбывал наказание в колонии Сеймчана. После освобождения, остался жить в посёлке, работал в порту.

                                                 4

    Самое удивительное, что перечитав свои черновики, я установил, он хорошо знал описанного в Вашем рассказе разведчика  Акимыча».

    …Начало июля 1970 года было дождливым. Река Колыма наполнилась водой,  и, словно дрожжевое тесто, стала подниматься на глазах.

    Берега будто отступали под напором воды.

    На барже, стоявшей у причала Нижнего Сеймчана, нагруженной до бортов красным кирпичом, находилось двое.

    Дублер мастера-строителя Виноградов, молодой, высокий парень, который разглядывал диковинную курительную трубку, только подаренную ему шкипером баржи.

    Да шкипер Акимыч, ещё не старый, жилистый, невысокого роста, рыжеволосый, всегда чисто выбритый, неразговорчивый моряк.

    Несколько раз приходилось подтягивать баржу ближе к берегу, а вода все напирала на борта старенькой, видавшей виды баржи.

    Наконец привезли бригаду строителей из пяти человек, подошёл БМК, малый буксирный катер, который, словно муравей соломинку, потянул за собой длинную баржу.

     А по сторонам, красота! Вода заполнила все протоки Колымы, никаких бакенов или обозначенных створов не было и в помине.

     Моторист не торопясь вёл небольшой караван по одному ему известному маршруту.

    Бревна, ранее лежавшие на пологих отмелях огромными бесформенными завалами, смытые с берегов большой водой, угрожали маленькому катеру и барже, но внимание моториста и шкипера давали возможность подниматься вверх против течения реки.

    Все члены бригады собрались в маленькой каюте катера, было видно, что они распечатали первую на сегодня бутылку питьевого спирта.

    На барже в рубке у штурвала стоял Акимыч, он постоянно, то влево, то вправо, резко крутил огромное, отполированное за многие годы медное колесо, немного похожее на велосипедное, которое по-морскому, Акимыч именовал – штурвалом.

    Баржа плавно, в кильватер, следовала за БМК.

    Виноградов стоял рядом и следил за действиями шкипера, удивляясь его долгому молчанию.

    Вот Акимыч посмотрел на помощника мастера:

    - Хочешь попробовать? – Спросил он. – Становись!

    Минут двадцать Акимыч наблюдал за действиями Виноградова, потом заметив, что тот справляется успешно, улыбнулся и достал из нагрудного кармана кителя речника свою старую, прокуренную трубку, набил табаком, закурил.

    -Ты, наверно, слышал об убийстве беглых зеков несколько лет назад? – Обратился он к Виноградову.

    Виноградов знал, что в Сеймчане расположено две больших исправительно-трудовых колонии. Из одной, когда-то бежала группа осужденных.

    Много они наделали беды. Ночами нападали на жителей поселков, грабили автомашины с продуктами, направляющиеся по Иультинской трассе в поселки.

    За ними охотились и местные жители, и милиция, и ВОХР.

    Часть из них бесследно пропала в тайге, часть постреляли.

     Задержали только одного.

    -Так вот, продолжил Акимыч, он  бригадир сейчас. Вон, он, - шкипер показал пальцем на широкого в плечах, коротко стриженого здоровяка, который разливал на катере  по кружкам спирт. - Ведь это я привел его в колонию. И он узнал меня, но вида не подаёт.

    Акимыч помолчал, попыхивая трубкой, потом продолжил:

    -После войны я поселился с женой Анечкой во Владивостоке. Аккурат тогда стали перевозить большое количество осужденных в лагеря на Колыму.

    Предложили мне возглавить в Сеймчане речной порт, я и согласился. Народу тогда здесь было мало, друг друга знали хорошо, хотя…

    Виноградов знал, что в Сеймчане и в настоящее время, в 1970 году проживает много бывших полицаев, ссыльных, ранее судимых за тяжкие преступления.

    Жили здесь и бывшие «политические», не захотевшие возвращаться на материк.

    Акимыч продолжил:

    -На фронте я был во взводе разведки. Приходилось ходить за линию фронта много раз. Был у нас умелец один, чеченец по национальности. Так он…

    Акимыч принялся чистить мундштук своей трубки, помолчал, продолжил:

    -Своим кинжалом он выделывал такие номера, тебе и не снилось. И меня кое-чему научил. С тех пор я постоянно ношу в сапоге нож.

    Акимыч нагнулся, вынул из голенища правого сапога нож.

    Лезвие от многолетней заточки заметно стало уже, было видно, оно очень острое. Ручка из непонятного Виноградову материала темная, с заметными вырезами под пальцы. 

    Акимыч не выпуская из своей руки нож, показывал его Виноградову.

    Потом, непонятно каким образом, нож будто обернулся вокруг его руки и пропал в рукаве.

    Затем Акимыч махнул рукой и нож воткнулся с двух метрах от них в деревянную дверь рубки.

    Виноградов пригляделся, как раз в то место, где записано число, месяц, год.

    -Это когда все произошло, - пояснил шкипер.

    Акимыч подошел к двери, вытащил из двери нож, вытер лезвие о рукав и спрятал свой «рабочий инструмент», как он назвал его раньше, в голенище сапога.

    -Как-то вернулся я из Буюнды, там причал делали, поздно ночью иду. Захожу в дом, а там трое шарят по углам. А какие у меня запасы? - То ли спросил Виноградова, то ли подчеркнул Акимыч. - Смотрю, а жена моя на полу с перерезанным горлом. - Акимыч, судорожно вздохнул. - Моя ласточка…

    Этот, - он махнул головой в сторону буксира, - в сторонке, бледный стоит, не копается в вещах, только повторяет все: «Зачем вы её»?

    Смелая у меня была женка, фронтовая медицинская сестра, ничего и никого не боялась…

    Акимыч, словно поперхнулся дымом, закашлялся, из его глаз, выкатились слезы. Смахнув их со щек, шкипер продолжил:

    -Как меня увидели, двое бросились ко мне. Один с ножом, я то увернулся от него, достал свой нож из сапога, да по шее ему и провел, он мне под ноги.

    Тут смотрю этот, - он опять кивнул в сторону буксира, - отталкивает от меня второго, с топором. Тот спиной об стену, топор свой хочет в меня бросить. Я опередил, нож попал ему прямо в сердце.

    Акимыч помолчал, Его трубка словно засипела, рубку наполнил густой табачный дым.

    -Этого отвел в колонию. Добавили ему за побег. А я, - рубку опять заполнил дым, - не вернулся на материк. Да и куда было ехать? Ушел в шкиперы, вот и живу на барже и летом, и зимой…

    Акимыч смотрел на молодого мастера. Он молчал, ещё и ещё раз прочищая мундштук трубки, потом очень долго набивал её табаком.

    -А за тех двоих с меня так и не спросили. Я до сих пор помню их лица, молодые ещё. Может зря я их тогда? Так бы справился, - уверенно сказал он. - Да всё получилось как-то само собой, как на фронте, я и не успел сообразить особо, руки сами…

Другие произведения автора:

Те, кто у власти

Вот марта середина, вновь мороз

Дневник федерального судьи ч. 4 гл.2. Линия жизни