Винников В.В.

 
                                                      ПРАВО ВЫБОРА.

                                     Роман

                                                                 

                                     Том 1

                                                      

                                                               © Биробиджан – 2007 г.

 

 

                              Вместо предисловия.

 

Писать о себе, не благодарная работа. Обязательно найдется человек, который будет говорить, что автор рисует себя в белых тонах, не описывает свои ошибки, или больше того, любуется собой.

Практически каждому, хочется быть лучше, чем он есть. Если не получилось в жизни, то хоть на листах бумаги попробовать это сделать.

Говорить, а тем более писать о жизни, можно по-разному, иронически, героически, жестоко, правдиво.

Почему мы так делаем, объяснить трудно. Может быть потому, что большинство из нас, воспринимает случившееся как не везение, удары судьбы. Исполнение мечты, ставят в зависимость от положения в обществе родителей, родственников. Свои цели в жизни выбирает не сам, а идет, как говорят, по течению. Совершает множество ошибок, мешает жить своим близким, да и самому себе. Не пользуется опытом родителей, своих предков, не знает истории своей семьи, а что самое плохое, не хочет знать свои корни.

Наши деды и отцы, много сделали для укрепления нашей Родины. И не их вина, что возобновляются попытки переписать историю страны. Однако я считаю самым плохим, то, что мы не знаем истории, прежде всего, своих семей. Немного можем рассказать о родителях, некоторые о бабушках, дедушках, а вот дальше…

Стало модно говорить, о необходимости составления генеалогического древа своей семьи, однако не все имеют такую возможность, или не представляют, как это делать.

Считаю, что возможно начать историю своей семьи с самого себя, своих родителей, а затем дети и внуки, продолжат эту работу следом за вами.

 

Я постараюсь рассказать о своей жизни, своих родителях так, как воспринимал это в своей жизни.

А принимал  я это, не как удары судьбы, а как право моего личного выбора пути.

 

                                                                  Автор.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                   

                                     

                                               Истоки.

 

                                                                  От каких корней,

                                                                  Светлых, черных дней,

                                                                  Свой ведем мы род,

                                                                  Где, какой народ?

 

                                                                  Где мое начало?

                                                                  Знаний пока мало.

                                                                  Не могу ответить,

           Прошлое не светит.

 

 

Отец родился 2 марта 1917 года в Белоруссии, местечко Костюковичи, в многодетной и бедной семье. Кроме него, было еще три брата и три сестры.

О своих родителях рассказывать не хотел, о голодном детстве вспоминал с неохотой, практически ничего о довоенных годах отца, я не знаю.

Всю жизнь отец пронес уважение к хлебу. Он никогда не выбрасывал высохший хлеб. А хлебные крошки, смахивал в ладонь и отправлял в рот.

Его братья разлетелись по свету. Старший, Абрам, с 1938 года жил и работал в г. Хабаровске, был известным журналистом.

Средний, Арон, долгие годы жил и работал в районе имени Полины Осипенко, Хабаровского края, разводил рыбу.

Младший, Михаил, служил в Армии в музыкальной роте.

Сестер отца, я практически не знал. Одна жила в Омске, вторая где-то в Казахстане.

 

Моя мать, родилась 13 июля 1924 года, в городе Мичуринске, семья ее была меньше чем у отца, старший брат всю жизнь прожил в Мичуринске, старшая сестра Зинаида, да младший брат Виктор. Я запомнил бабушку Пелагею Смирнову, которая приехала с нашей семьей из Прибалтики в город Хабаровск в 1954 году. Хорошо помню тетю Зину, которая приехала позднее нас в Хабаровск. Дядю Витю, который после демобилизации из армии в 1954 году, приехал в Хабаровск, и который дважды спасал мою сестру Маргариту от  смерти.

 

Первые послевоенные годы, для моих родителей, Наума Павловича и Валентины Егоровны, были трудными. И это еще мягко сказано.

 

Родители познакомились в 1946 году, когда отца, старшего лейтенанта, парторга батальона НКВД,  очередной раз перевели к новому месту службы. Для всей нашей огромной страны война кончилась, а на западных рубежах, в наших солдат стреляли и ночью, и днем.

 

В Эстонии, в городе Тарту,   18 января 1947 году,   родилась моя сестра, Маргарита, которая очень долго и тяжело болела менингитом. Военнопленный врач, немец, вылечил ее.

        

В 1948 году, отца перевели в Литву. К месту службы, он уехал раньше, а моя мама, с сестрой Маргаритой и бабушкой Пелагеей, поехали к нему, через несколько месяцев. На узловой станции, мама вышла в коридор с сестрой на руках.

 

Поезд остановился, и в вагон рванула толпа людей, вторые сутки оживавших поезд. Люди лезли в вагон по головам, не давая приехавшим выйти из него.

 - Передавят друг друга, - подумал невысокого роста, старший сержант, начальник патруля, стоя  на пироне.

Тут услышал рвавший сердце, такой знакомый голос сестры Вали:

- Ма-ма-ма!

Виктор остановился, повернулся к вагону.

- Валя! - крикнул он.

- Ма-мочка! – голос, полный ужаса и бессилия.

Сержант рванул к вагону, два солдата за ним. Виктор залез в вагон, раздвигая людей руками. В тамбур не протиснуться.

Солдаты прикладами раздвинули толпящихся у дверей пассажиров, освобождая проход.

Сержант, рванулся в тамбур, закричал:

- Сеструха!

Упершись руками в стены вагона, Виктор стал сдерживать напор толпы.

А Валя, это была она, осевшим голосом пыталась кричать:

- Витя, дочку раздавят!

 

В проходе вагона, притиснутая к стене, она пыталась удержать дочь, которая вывалилась из одеяла, ее головка почти касалось пола, вот-вот будет под ногами обезумевших людей.

 

Сержант, сдерживая напор людей, подошел к Вале, осторожно принял, едва не упавшую  на пол вагона племянницу.

 - Откуда ты здесь, братик? - Витя, спасибо.

 

Так неожиданно, Валя встретила младшего брата, которого не видела с 1943 года.

 

В городе Клайпеда, 22 июля 1949 году родился я.

 

Имя мне выбрала сестра, вот с того времени и  шагает  по дороге жизни Владимир Виноградов.

       

 

                                  На Дальний Восток.

                                       Наше там счастья, где немало,

                                       В той семье имеем, где сердцами греем.

                                       Друг о друге помним и любовь храним.

                                       Где отцу спасибо, часто говорим.

         Была промозглая прибалтийская осень. Шел мелкий дождь, на улицах Вильнуса, было сыро и пасмурно. Ветер раскачивал мокрые ветки деревьев, в щели форточки проникал в комнату, высвистывая очередную песню, шевеля марлевые занавески.

Против окна квартиры Виноградовых, стояло огромное дерево, с которого облетели последние листочки, усеяв тротуар розовато-желтым ковром.

        На подоконнике, выходящем на улицу Капсукаса, сидела девочка 5 лет, с длинными черными косами. С улицы, прохожие видели и любовались ей. Черные брови, подчеркивали крупные, четко очерченные глаза. Чуть припухшие губы, раскрывались, встречая прохожих доброй улыбкой.

        Рита внимательно следила, как капли дождя стекают по стеклу, оставляя за собой узкий след.

       По тротуару под окном, медленно шел молодой лейтенант с девушкой, они увидели девочку, которая внимательно разглядывала их, улыбнулись, помахали ей рукой.

       В комнате раздался грохот, Рита оглянулась. Ее брат Вова, споткнувшись о половик, упал на пол, из его рук, выпали кусочки печенья. Брат быстро встал, потирая локти и морщась от  боли, побежал на кухню к матери, на ходу выкрикивая: «Четыре-четыре».

        Он сжимал при этом пальцы на руках. Так он просил печенье, чтобы дали в обе руки. Мальчик он был крупный, рыжие волосы, как лучики солнца, светились над его лицом.

        Стукнула входная дверь, Рита спустилась с подоконника, пошла встречать отца. Вокруг него, крутился Вова. Его щеки раздувались от набитого печенья, он тянулся к отцу, не понимая, почему его не берут на руки.

        Рита обратила внимание, что плащ - накидка отца, была вся в грязи, на сапогах, у самой подошвы, прилипла желтая глина. Обычно блестящие щеки, заросли черной щетиной. Отец нагнулся, поцеловал сына, потянулся к дочери. Рита почувствовала, как подбородок отца, больно поцарапал ее нежную кожу, от отца пахло порохом.

        Этот запах, Рита хорошо знала.

        Отец заметил, что дочери стало больно, улыбнулся, будто извиняясь.
        Из кухни не вышла, а выбежала мама и, чмокнув в щеку мужа, стала стягивать с него мокрую одежду.

        В этот вечер, Рита долго не могла уснуть, она тихонько встала, пошла к родителям на кухню.

        Отец и мать, сидели друг против друга и молчали. Лицо отца было хмурое, глаза у матери мокрые от слез.

       -Хватит! Я не могу этого терпеть, ночные вызовы, мои выезда на лечение бандитов, я устала постоянно думать где ты, что с тобой, не знаю, вернешься ты, отпустят ли меня...

       Мама побледнела, ее дыхание перехватило, она прижала руки к своему сердцу и тихо заплакала.

      Отец встал, подошел к ней, не замечая в коридоре стоящую босой, на холодном полу, дочери.

      - Не хотел тебе говорить, но пришел приказ, – он помолчал, поморщился.
      Мать посмотрела ему в глаза, затаила дыхание.

      - На командные должности, теперь назначают национальные кадра, литовцев.

      - А как же ты? – спросила мать.

      - Мне предложили стать заместителем.

      - Но ведь он младший лейтенант, мальчишка…

      Отец замолчал, повернулся к двери и заметил дочь. Молча подошел, поднял на руки, крепко прижал к себе, своей теплой, большой ладонью, стал согревать холодные ноги дочери.

Зимой, Рита как-то вечером услышала, что мама сказала бабушке Пелагее: «Наум, подал рапорт о переводе к новому месту службы. Ему предложили остров Сахалин, Наум не раздумывая, согласился».

        Рита внимательно посмотрела на маму, бабушку и подумала, что опять поедут на машине в другой город, опять привыкать к новым соседям. Здесь, в Вильнусе, все стало так привычно, не далеко площадь с цирком, большой парк, соседи.
Правда, теперь дядя Костас, стал папиным начальником, перестал здороваться с ней, Ритой, угощать конфетами. На папу стал повышать голос, а мама, из общей  кухни, часто приходит в слезах.

 

Шел 1954 год, первый год без Сталина.

Рита хорошо помнила, как год назад, ей на руку привязывали красную повязку, с черными краями, которую она носила очень долго. Все плакали и говорили, что без Сталина очень плохо, а как будет дальше, никто не знал. В городе висели портреты вождя, с траурными лентами. На склоненных красных флагах, привязаны черные ленты.

А весна с каждым утром все больше завоевывала свои права. На деревьях проклюнулись нежные зеленые листочки. В тени домов, высохли лужи. Утром Риту разбудило пение птиц, которые свили себе гнездо, прямо против окна. Рита встала с кровати, на ножке которой синей краской, был написан инвентарный номер, и на цыпочках, подошла к окну.

Вчера, мама стала упаковывать вещи, которых было совсем не много. Квартира была служебной, как и мебель в ней. Отец связывал веревкой полное собрание сочинений Сталина, мама сложила в большой, специально сшитый мешок вещи Вовы и ее, Риты.

         Рита выглянула в окно, посмотрела последний раз на широкую улицу, большое дерево.

Рита молча попрощалась со своим домом, этим деревом, птицами, которые громко пели весенние песни, в последний раз села на подоконник и замерла.

Она не заметила, как подошел брат и молча, стал гладить ее руки.

Вечером, впервые в жизни, Рита ехала в черной большой легковой машине. Провожать Виноградовых, пришли все офицеры батальона.

Их сосед, Кастос, попрощался у дома. Соседка так и не вышла из своей комнаты.

Солдаты занесла вещи в купе. Вова залез на верхнюю полку и, прижавшись носом к стеклу, корчил рожицы.
Мама, никак не могла проститься с бабушкой Пелагеей, которая, не переставая, плакала, смотрела на выглядывающего из окна внука.

Вот Вова что-то стал кричать. Папа взял ее, Риту на руки, поставил в тамбур вагона. Мама бросилась к бабушке, расцеловала ее, сама заплакала, громко, не сдерживаясь. Папа отвернулся, пряча слезы.

У бабушки было два любимца в семье, братик Вова и папа, которого, казалось Рите, она любила больше собственной дочери.
        Папа помог маме подняться в вагон, Рита, прощаясь,  помахала бабушке рукой, крикнула: «Я тебя люблю!» 
Папа чмокнул в щеку бабушку, взялся за поручни…

- Наум! - раздался крик бабушки.

Она, протянув руки, бежала к вагону, поезд тронулся. Папа спрыгнул со ступенек, подсадил в вагон подбежавшую бабушку, забрался сам.

Паровоз, попыхивая и отдуваясь, все набирал ход и вот уже не видно станции, только приплывают мимо небольшие хутора.

Рита сидела у окна, поглядывала на пробегающие мимо дома, деревья и думала, что же это за Восток такой, да еще Дальний.
         Дни проходили за днями, поезд мчался через всю Россию с Запада на Восток. Вот, в течение всего дня, была видна степь, а вот, горы, несколько суток, бескрайняя тайга.

Озеро Байкал, показалось Рите огромным, седым и спокойным. Поезд медленно полз у самого берега, все пассажиры стояли у окон и любовались водным простором могучего озера.

Вова все старался пролезть между ног родителей, дергал Риту за платье и шептал: «Что там, ну, скажи, что там?»

О том, что скоро будет река Амур, проводник предупредил заранее. Когда ехали по мосту, Вова смотрел со второй полки на широченную реку, все шептал: «Вот это да…»

Рита молча смотрела в окно, на реку, которая была такой серой и страшной. Огромные, седые волны, казалось, тянулись к самым вагонам.

Рита вздрогнула, отвернулась.

 

В управлении НКВД, отцу, как фронтовику и опытному офицеру-политработнику, предложили остаться в Хабаровске.
Отец согласился.

Несколько дней прожили в квартире старшего брата отца, дяди Абрама, который был заведующим отделом газеты «Тихоокеанская звезда». Его дочь, Нона была старше Риты на десять лет, а потому, дружбы не получилось.

Отца назначили замполитом СВПЧ-5, военизированной пожарной части, которая располагалась около ТЭЦ на улице Узловой.

В этом же доме, на втором этаже, поселились в двух комнатной квартире, с большой кухней, и огромной печью в ней.
        Прожили мы в этой квартире 13 лет.

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009220936

 

 

 

                                             Колодец              

                                  Я могу тебе сказать,

                                       Как по проще-то,

                                       Ну, да, есть она еще

                                       Память прошлого.

       
       Зима 1954 года выдалась снежной и морозной. Снег был  рыхлый, не улежался. С неба, не переставая, сыпало и сыпало.
От дома до девятой больницы, где Валя работала старшей медицинской сестрой, было недалеко, десять минут пути.
Вова, обернутый платком поверх пальто, с удовольствием нырял в сугробы, а Валя, улыбаясь, грозила пальцем, вытаскивала из очередного сугроба и стряхивала с него снег.

        Детский сад, куда Валя водила сына, был через улицу от работы. Зайдя в раздевалку, Валя сняла с сына потертое пальто, оглядев, покачала головой. Вова, сидя рядом со своим шкафчиком на лавочке, жаловаться, что ему здесь плохо, всегда хочется кушать, ему не дают ему печенье, он голодный.
Валя достала из сумочки одно печенье, дала сыну, погладила его по голове:

       - Будешь собираться домой, попроси воспитательницу, чтобы завязала платком тебе лицо.

       Валя разложила в шкафчике большой шарф, больше похожий на платок, чтобы он подсох за день, завела сына в игровую комнату и пошла на работу.

       В этой же больнице, вторую неделю лежала ее мать, надежды на выздоровление не было, мама таяла прямо на глазах.

Рита и Вова, навещали бабушку каждый день. Рита прижималась к ее плечу, а Вова, проглаживая холодеющую руку, удивлялся, почему так много у бабушки на руке морщинок. Он пальчиками брал за одну морщинку, кожа собиралась в большую складку, зато кожа на остальной части руки становилась гладкой и ровной. Вова медленно разжимал свои пальцы, и кожа опускалась, однако после этого морщинок не становилось меньше.

Бабушка улыбалась и тайком от дочери, тянулась к тумбочке доставала из нее то конфеты «подушечки», слипшиеся в бесформенную кучку, то кусочек булочки и совала в ладошку своему   любимцу, внуку Вове и молчаливой, не по возрасту серьезной, внучке Рите.

К концу дня, на улице просветлело, снег блестел ярко, огромные кучи, сдвинутые дворником от центральной дорожки, сказочными горами, скрывали лавочки у входа, толстым одеялом, прикрыли большой участок сквера перед больницей.

Вова, закутанный так, что были видны только глаза, стоял возле огромной кучи снега, и смотрел, как мальчишка на самодельных салазках, катается с нее.

Вот мальчик забрался на самый верх, улегся лицом вниз на санки, оттолкнулся руками от наста…

Салазки заскользили, покатились далеко, туда, где еще не было ни чьих следов, а снег был такой белый, что у Вовы заболели глаза. Мальчик, оставляя за собой глубокую дорожку, медленно подошел, посмотрел на Вову, протянул веревку, привязанную к салазкам.

- Покатайся, я зайду в больницу за мамой. 

Вова, поднявшись на горку, уселся верхом на санки, и раз за разом, все дальше и дальше, прокладывал трассу в сторону хозяйственного двора больницы.

Когда из больницы вышла женщина с мальчиком, хозяином салазок, они обратили внимание на одинокие санки, которые стояли в глубине двора. Женщина посмотрела по сторонам, обернулась к сыну:

- Ну, где твой дружок?

Она, что-то бормоча, подошла к санкам и громко охнула, оглянувшись на сына, крикнула:

- Не подходи!

Рядом с санками, зияло отверстие канализации, крышка от люка, была не известно где. Женщина сразу обратила внимание на кончик шерстяного шарфа, который зацепился за проволоку. Женщина наклонилась, заглянула внутрь.

Внизу, по шею в нечистотах, висел Вова и молча смотрел на нее снизу. Глаза его были широко открыты, губы плотно сжаты, он все пытался ручками дотянуться до тонкой проволочки, которая не известно почему, держала его на поверхности. Шарф, обернутый вокруг головы, потихоньку развязывался и Вова все ниже и ниже опускался в темноту колодца.

Лежа на краю колодца, женщина попыталась дотянуться до утопающего, но было трудно. Она уже сама, наполовину спустилась внутрь, вот уже ухватила за руку Вову, но вытащить его не могла.

Тут она почувствовала, что чьи-то крепкие руки, тянут ее за ноги от колодца. Она, еще крепче сжала пальцы, ударившись лицом о чугунный край колодца, стала подтягивать Вову к себе, ближе, ближе…

Вову занесли в больницу, он был весь облеплен снегом, таким белым на фоне грязи и слизи. Валя прибежала из палаты второго этажа, где лежала умирающая мать.

Валя тяжело дышала, держалась за сердце. Она сразу поняла, что этот мальчик, в грязной, пропахшей нечистотами одежде, с черным пятном вместо лица, ее сын.

Медицинский персонал больницы собрался весь. Вову раздели, отмыли в ванне, дружно просили выпить воду с марганцовкой за папу, за маму, за Риту.

Вова все отворачивался, отказываясь пить так много воды, не понимая, зачем промывать желудок, он ведь только недавно покушал в детском садике.

Его одежда была безнадежно испорчена, другой у Вали не было, она не знала, во что оденет сына.

Когда Валя вынесла Вову из ванной комнаты, на кушетке лежали чистые чулочки, старая, но еще крепкая кофта, шаровары, шапка, пальто, валенки. Все было не новым, но еще крепким. Валя тихо заплакала, прижимая к себе сына.
Сердце ее то быстро стучало, то замирало на мгновение, руки ее ослабли, она присела на кушетку, положила уснувшего сына, и громко, навзрыд расплакалась.

О спасителях своего сына, она так ничего и не узнала. Не узнала и о тех, кто собрал одежду.

Через неделю, от рака, умерла ее мать.

 

Следующий год только и было разговоров, как всей семьей летом поедем теплоходом вниз по Амуру, в гости к брату отца, дяде Арону, который проживал в селе Красный Яр, он разводил там рыбу.

Когда выдавалась свободное от службы время, Наум готовил рыболовные снасти. Он по нескольку раз перебирал запасные крючки, которые аккуратно укладывал в круглую металлическую коробочку из-под конфет. У него было столько мотков лески, что из нее можно было сплести рыболовную сеть, метров на десять.

Валя смотрела за приготовлениями мужа, но замечаний не делала и не шутила по этому поводу.

Вова крутился вокруг отца и спрашивал:
- А пароход большой? Кормить будут каждый день? А сколько раз? А где они все будут спать? А комната на пароходе большая?

Эти вопросы повторялись и повторялись каждое воскресенье.

Июнь был дождливый и холодный. Небо постоянно затянуто черными тучами, зеленый лист на деревьях был темно зеленый и чистый.  На асфальте постоянно стояли лужи, казалось, лета так и не будет в этом году.
Рита и Вова перестали задавать вопросы о поездке.
Но в один из дней, ближе к вечеру, Вова и Рита увидели родителей, которые упаковывают старенький огромный чемодан не мудреными вещами. 

Утром встали рано, Вова крутился около вещей, напоминая, чтобы не забыли билеты на пароход.
Автобусом доехали до Уссурийского бульвара, потом долго шли пешком к Амуру.

Огромная река, несла свои черные воды спокойно и величаво.

Набережной в районе парка еще не было, вода размывала крутой берег, ревела, разбиваясь об утес и покрываясь белой пеной, неслась дальше.

Деревянный дебаркадер, к которому из речного вокзала подошли пассажиры, подрагивал, словно сам хотел отправиться в плаванье.

Пассажирский теплоход, стоящий у дебаркадера, поразил  своей чистотой и большими окнами. 

В каюте, в общем, совсем маленькой, было две, двух ярусные кровати, столик и окно, которое выходило на палубу.
Поставили вещи, сразу вышли на воздух. Облокотившись на перила, смотрели, как пассажиры, поднимаются с берега по покачивающимся сходням, смешно покачиваясь из стороны в сторону.

Раздался гудок, теплоход медленно стал отходить от берега, слегка подрагивая на волне. Берег все дальше и во всей красоте, открылся утес, который шагнул в реку, но остановленный могучей рекой застыл, расталкивая грудью струи воды.

Первые сутки запомнились огромным количеством ночных бабочек, облепивших борта и лестницы теплохода. Они были везде, с толстыми, короткими брюшками и желтыми крылышками.

Наум называл их «живым мясом». Он собирал их и использовал вместо наживки. Прямо с борта, он забрасывал удочку и сразу, поднимал ее. На крючке, обязательно была рыбка. На следующий день, к вечеру, повара отказались брать у отца рыбу на кухню, так много он ее поймал.

Валя, вместе с детьми, обошла весь теплоход, зашли в кают-компанию, буфет, на мостик их не пустили, но это не огорчило. Ведь были прогулки по палубе, один круг, второй.

Как же красив Амур в вечерние часы. Струи воды, то черные, то такие светлые, что, казалось, видно до самого дна, журчали, раздвинутые корпусом теплохода. Зеленые острова, оставались за кормой, помахивали ветками деревьев, приветствуя  их, словно своих друзей. На берегу, очень редко, можно было заметить крыши деревень, а потом опять заросшие тайгой берега и широкая река, подталкивающая своим течением их теплоход.

В поселке Тахта, пересели на маленький катер, как его называли,  «трамвайчик Яхонт». Узнав, что семья едет в Красный Яр, к Виноградовым, капитан уважительно кивнул и разрешил Вове, постоять рядом с ним на капитанском мостике. Кораблик медленно полз по узкой протоке, потом остановился и попятился назад.

- Вода большая, створов не видно, спутали протоку, - пояснил капитан.

Река Красный Яр, которая впадала в Амур, была чистой и очень быстрой. «Яхонт» медленно поднимался вверх по течению. Берега, были высокими и крутыми, огромные сосны, словно сказочные великаны, посматривали с высоты своего роста на маленькое судно.

Капитан предупредил, что нужно подготовиться выходить. Быстро собрали вещи и резкая сирена, словно раздвинула перед ними деревья, вот она, небольшая поляна.
Причалили прямо к берегу, матросы сбросили трап. На берегу стояли люди, что-то кричали, махали им руками.

Валя, по узким сходням спустилась с катера, Наума обнимал брат, рядом стояла его жена Мария, дети, Наталья, Павел. Их младший, Саша, бегал у катера и кричал, подражая сирене кораблика.

В это время, с верховьев реки, показался буксир, с которого подали длинный, долгий гудок. Саша, услышав этот звук, испугался, по узкой тропинке побежал вверх на крутой берег, спрятался.

Вышел он, когда баржа отправилась в Тахту.

Этот момент часто вспоминали через сорок лет, когда встречались в Биробиджане  Володя, Павел, Александр, в связи с приездом Натальи из Израиля.

Павел, к тому времени стал главным врачом областной больницы, Александр, мэром города.

Утро, встречало их удивительной тишиной и журчанием реки. Наум наловил много рыбы, но Мария, улыбаясь, критически ее осмотрела и попросила отпустить в реку десятка два, сантиметров по двадцать, карасей.

- Мелкую, костлявую не берем, - пояснила она.

Однако, увидев вытянувшееся лицо Наума, рассмеялась.

Валя, потратив два часа на чистку этой рыбы, застала Марию в летней кухне у плиты. На сковородке лежали большие куски летней кеты.

На столе стояла большая миска с красной икрой, которую они впервые в жизни, ели ложками.

Все следующие дни, Наум приносил по две, три большие рыбины, остальных, бесчисленное количество, осторожно снимая с крючка, отпускал в реку.

Для ребят здесь было раздолье, весь день они ходили в тайге у села. Вместе с Пашей, обошли все окрестности, Были на старой, разрушенной конюшне, где под сопревшим полом, ползали ужи.

Ходили через сопку, по узкой, заросшей молодой порослью тропинке, а по сторонам, жила своей жизнью, такая загадочная и совсем не страшная, не проходимая тайга.

Часто Валя и дети слышали громкие крики птиц, рев неизвестных им животных и шепот зовущих к себе в чащу, огромных деревьев.

А после обеда ходили в меленький магазин, чинно всей семьей.

Большая поляна, окруженная вековыми соснами, встречала их солнечными зайчиками, которые, пробиваясь сквозь густую крону деревьев, привлекали такое количество комаров, что приходилось отмахиваться от них постоянно.

В магазине брали хлеб, подсолнечное масло и конфеты, подушечки, обсыпанные порошком какао, потом так же не торопясь, возвращались к дому.

Днем в дом не заходили, чтобы не впустить комаров. У порога весь день стояло ведро, в котором тлели сухие коровьи «лепешки». Все обитали в летней кухне. А вечером, в бане, вытопленной «по-черному», мылись и все вместе, отправлялись спать.

Валя долго вспоминала Володин рассказ о том, как они с ребятами  были в домах, умерших давно староверов.
Дома были большие, чистые, входные двери на замки не закрывались. В комнатах, висели старые, поблекшие образа, а в сенях, на широких лавках, лежали большие деревянные самострелы, которые хоть и потемнели от времени, но выглядели весьма грозно. 

Отпуск пролетел быстро.   

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009220940

 

 

                          Улица Узловая, Хабаровск.  

                          
                                    Прощанье с детством тягостно и больно,

                                    Но если в чем ошибся ты невольно,

                                    Возможно это, в будущем исправить,

                                    Лишь нужно кораблем умело править.

 

Дом номер 13, по улице Узловой, стоял в двадцати метрах от высокого забора, отделяющего двор от территории ТЭЦ. За забором, был большой сад. Каждую осень, женщины собирали ранетки и ведро за ведром, ссыпали в большие ящики.
Окно на кухне нашей квартиры, выходило в сторону сада, и как только начинался сбор ранеток, я и Женька Кожемяко, бежали к забору и кричали:

- Тетеньки, дайте яблочек!

Ну, конечно же, женщины щедро оделяли нас ранетками. И какие они были вкусные! Я старался не замечать, как Женька, надкусив кислый плод, морщится, быстро набивал полные щеки, а оставшиеся, зеленоватые, с розовыми боками маленькие яблочки, высыпал за пазуху и они приятно холодили мой тощий живот.

Наш дом был двух этажный, оштукатуренный, побелен в розоватый цвет. На первом этаже, располагалась пожарная команда. В случае тревоги, весь дом сотрясал громкий звонок, пожарные выскакивали из Ленинской комнаты, натягивали на себя брезентовые робы и вскакивали в машины. Распахивались двое огромных ворот и машины, словно расчищая себе дорогу сиренами, мчались на тушение пожара.

На втором этаже, в одном крыле, жила семья начальника пожарной команды и наша семья. А в длинном коридоре располагалась квартира Кожемяко и комнаты общежития.

 

Весна 1955 года была ранней, снег быстро таял. Лед на реке в районе города прошел быстро. Ниже по течению, лед встал плотиной и вода, пряло на глазах, стала заполнять заливы, подобралась к самой дороге.

Пляж, где летом любили отдыхать горожан, стал островом, на нем одиноко стояло зеленое деревянное здание с раздевалками для мужчин и женщин. Не далеко от пляжа, ниже по течению, образовался еще один остров, длинный и узкий, на котором располагались маленькие частные дома. Некоторые затопило под самую крышу.

Рита, очень жалела свою учительницу, Полину Кирилловну. Ей во время наводнения  пришлось ночевать в школе и каждый вечер, ходить на берег реки, чтобы проверить, не унесло ли водой ее дом.

Вдоль улицы Узловой, ближе к въезду не территорию ТЭЦ, стоял длинный одноэтажный барак. В нем раньше были комнаты для проживания семей пожарных. Часто из окна спальни, я видел,  как молодые ребята в галифе и майках, даже в выходной день, выходили на улицу и под руководством моего отца, замполита СВПЧ -5, делали гимнастику, бегали по двору.
Потом, двор огородили деревянным забором, барак остался за забором, но из окна, я видел, как из барака, уезжали недавно создавшие семьи ребята, которые получили квартиры в домах, построенных военнопленными японцами.

Как-то утром, я проснулся от шума машины, выглянул в окно и увидел, как из кузова, соскакивают мальчики, а женщины, подают им  облезлые стулья и мокрую одежду.
Ко мне подошел отец и, склонившись к моему плечу, сказал, что разрешил временно пожить в бараке семьям, у которых затопило дома.

Вечером этого дня, у входа в барак, собрались мальчишки из домов, прилегающих к нашей улице. Многие месяцы, шла настоящая война, между ребятами, проживающими на МЖК и берегу Амура, и молодежью, проживающими на ТЭЦ.
Были драки, в которых участвовали не только мальчишки 14-16 лет, но и взрослые парни.

Я не знал тогда, что много среди них было молодых ребят и взрослых, освобожденных в 1953 году из колоний.
Но в тот весенний вечер, драки не было. Несчастье, которое случилось с «утопленниками», объединило всех и потом, когда они вернулись в свои дома, драк «стенка на стенку», уже не было.

 

Летом, в одну из комнат второго этажа нашего дома, въехала молодая семья. Он был начальником караула, она, не высокая чернявая хохлушка, ходила с огромным животом, передвигаясь осторожно, покачиваясь на ходу, как уточка. Был у них сын, мальчишка лет восьми, шустрый и выбражулистый. Он не отходил от матери и, поглядывая на ее живот, все спрашивал:
- Когда родится братик, его не перестанут любить?

В одну из ночей, нас разбудил громкий стук в дверь. Отец поднялся, открыл дверь. На пороге, стоял сосед лейтенант и, не сдерживая слез, просил поскорее зайти в их комнату мою мать. Я, не понимая, что происходит, не заметно, протиснулся к кроватке недавно родившегося младенца.

Мне сразу бросился в глаза пузырек с марганцовкой, который лежал на подушке, в кроватке младенца. Глазки у ребенка были открыты, а в них таяли кристаллики марганцовки. Рядом стоял старший сын и все повторял:
- Вы его больше любите, вы его больше любите…

Через день, лейтенант с семьей выехал.

 

Это было время, когда вдоль улицы Аксенова и в районе «Масло жир комбината», строили новенькие двух этажные дома. Трамваев тогда еще не было, но в сторону центра города, до улицы Карла Маркса, ходили длинные «пузатые» автобусы, с деревянными дверями.

Чтобы проехать на них к дяде Абраму, который жил не далеко от площади Ленина, сначала, мы долго шли вниз по улице к автобусу.

Все это время я видел заборы, которыми были огорожены строительные площадки. А по строительным лесам, сделанным из тонких досок, бегали не высокого роста строители. По углам строительных площадок, стояли вышки с автоматчиками.
Два раза в день, утром и вечером, этих строителей, вели колонной под конвоем из лагеря, который располагался, как раз против комбината, на берегу Амура. Это были военнопленные японцы.

 

Плохо тогда было с детскими игрушками, и мы часто бегали к лагерю и, стоя у высокого забора, громко кричали:
- Дяденька, киньте игрушки!

Из-за забора летели не виданные нами конфеты и игрушки. Но что это за диво?

Грузовички, были в разобранном виде, кузова и кабины плоские, сделаны из тонкого железа, покрашенного в зеленый цвет. Их нужно было еще согнуть, по едва заметным полоскам, присоединить маленькими усиками к платформе, к которой были приделаны колеса.

Но для нас, это были единственные игрушечные машины, которыми мы играли.

На них, мы перевозили разные грузы, в том числе, камешки, которые для нас были советскими солдатами, уезжавшими на фронт.    Мы часто играли в войну, целями днями, разделившись на группы, бегали с автоматами, сделанными из досок, да с криками:

-  «Пах!», «кх-х!», - уничтожали своих врагов и спорили при этом:

-Это я первый выстрелил, нет, я первый.

Но всегда мы побеждали фашистов и самураев.

Пленных японцев в лагере, мы не считали врагами. Это были просто рабочие, солдаты чужой, побежденной нашими отцами, армии. Не высокого роста люди, с желтоватыми лицами, они строили нам жилые дома, дороги и ожидали возвращения домой.

За годы войны, Хабаровск сильно обезлюдел. На улицах встречалось больше женщин и детей, строить дома и предприятия, было не кому.

Однажды, когда мы в очередной раз прибежали к лагерю военнопленных, за забором было тихо.

Папу к этому времени перевели на работу в управление пожарной охраны. Он ездил в командировки по всему Хабаровскому краю, видел я его редко и однажды вечером, когда дома никого не было, взял листок бумаги и написал:

                            Папа, папа,

                              ты капитан,

                                  инспектор

                                     пожарной,

                                            охраны!

          Это была первая моя попытка написать стихи.

Шестьдесят первую школу я запомнил большой, с широкими коридорами, высокими потолками и огромными окнами.

Двухэтажное здание, вокруг огромный двор, слева, большой сад. Справа, одноэтажные мастерские, сзади, за забором, огромный овраг, по склонам которого, взбираясь друг на друга, стояли частные дома, в которых проживало много моих одноклассников.

Это сейчас, там огромный Южный микрорайон, улица Ворошилова,  где потом проживал дядя Витя.

Хорошо помню свою первую учительницу, Юлию Мифодьевну, терпеливую, красивую женщину, средних лет, она часто подходила ко мне на уроках чистописания и русского языка и молча показывала на явные описки в тексте, которые я часто делал по невнимательности.

Наш класс, располагался на втором этаже, слева от сцены и проходить в класс, нужно было мимо учительской. Поэтому мы не особенно сильно шумели. Ребята в классе, держались группами, особой дружбы друг с другом не было, не было и драк между собой.

Как-то на перемене, в коридоре первого этажа, мальчишка одноклассник, сидя на подоконнике, назвал меня пожарником. Я никогда первый не начинал ссору, но тут не выдержал, стало обидно за себя, да отца, который всю жизнь был для меня примером. Я толкнул мальчишку в грудь, он спиной разбил стекло и страшно испугался, подняв крик на всю школу. Сбежались учителя, стали осматривать пострадавшего, у которого не было даже царапины.

Я стоял рядом, на вопросы не отвечал, только смотрел на пострадавшего. Отца вызвали в школу, он пришел в форменной одежде, с оконным стеклом, которое мы вставили вместе.
Отец меня не ругал, да что там, он не сказал ни слова, а только посмотрел на меня внимательно, покачал головой.

С этого дня, в школе у меня не было ни одной ссоры со сверстниками и старшеклассниками. Никто ко мне не приставал, не пытался ударить, или просто оскорбить.

Ни с кем в школе, я так и не подружился.

Первая парта, за которой я сидел, стояла в левом ряду, у самого окна. Огромные тополя, протягивали ветки к стеклу и в ветряную погоду царапали стекло, невольно, отвлекая меня от уроков. Я поворачивал к окну голову, за что получал замечания от учителей.

Учился я без особого усердия, но не был в рядах отстающих. Без особых усилий, перешел в восьмой класс.

 

Во дворе нашего дома, началось строительство огромного склада пожарной техники. Строили склад  осужденные из третьей колонии, которых привозили в бортовых машинах, с деревянными будками. Конвоиры, с автоматами ППШ, забирались на вышки и наблюдали за осужденными.

Из окна кухни было хорошо видно, как идет строительство.

Видел я, как они варят в жестяных банках на костре чафир, очень густой чай. Видел, как обдирают шкуру с крупной собаки, пойманной не известно кем и где, как варят мясо в  оцинкованном ведре.

Не думал я, что через пятнадцать лет, мне придется работать в этой колонии инженером по организации труда, а затем, начальником пятого отряда.

 

Оружие, я уважаю с детства, я помню черный и тяжелый  пистолет отца в потертой кобуре, как он снимал портупею и прятал «ТТ» куда-то. Помню красивую парадную форму отца, в которой он ходил на праздники, прикрепляя к поясу кортик, в позолоченных ножнах. 

Кортик отца висел в шкафу рядом с парадным мундиром и сколько себя помню, я часто им играл. Не торопясь, вынимал из ножен и разглядывал. Холодная сталь притягивала взор, я поглаживал лезвие пальцами, зажимал рукоятку в руке и любовался этим оружием. Однажды отец увидел, как я играю кортиком, несколько минут постоял рядом, потом я узнал от мамы, что кортик он сдал в управление.

Мама потом передала мне слова отца:

- Не хочу, чтобы сын учился убивать людей.

Как мне не хватало потом кортика. Я любил играть дома один, но что делать…

 

На Красной Речке, проживали родственники, Новомодный Павел, стал моим другом. Отец его, дядя Толя, на фронте командовал танковой ротой и часто рассказывал о боях, танке Т-34. Возможно после его рассказов, ночью мне снились сны, где я воевал с врагами, то на танке, то выслеживал диверсантов в лесах. Но постоянно у меня на поясе висел кортик, такой как у отца.

Совсем не далеко от дома Новомодных, были огромные военные склады, куда свозили трофейное и старое оружие. Здесь оно хранилось, здесь его огромным паровым молотом, приводили в негодность. Мальчишки умудрялись лазить в этот склад и в кучах металла, отыскивали оружие, пусть не пригодное для стрельбы, но настоящее. Вот и у меня появился большой плоский маузер без затвора. Ствол пистолета, был смят, курок отсутствовал, но он был такой тяжелый, такой холодный, а главное, это было оружием!

Как-то, мы с Павлом сделали из доски, две сабли. Рукоятки раскрасили черной краской, лезвие отполировали «шкуркой», получилось не плохо. Много месяцев я любовался этой саблей, рубил ей траву во дворе, но однажды, задел высохший и толстый куст полыни, сабля сломалась.

А вот куда исчез пистолет, не знаю, хотя догадываюсь.

Было у Павла еще два чуда.

Велосипед и немецкая овчарка Найда, не высокая, длинная, с черной спиной. Очень не доверчивая и злая. Мы часто с Павлом ходили на берег Уссури купаться. Плавал я не очень далеко, но однажды, молоденькая девушка прошла мимо нас и поплыла к другому берегу, который, казалась, был так далеко. Мы с Пашей, сами того не заметив, оказались на середине реки. Девушка, поглядывая на нас, повернула к берегу. И не пытаясь опередить, поплыла тише, словно влекла нас за собой.

Когда я вышел из воды, от напряжения ноги сводила судорога, я растер икры руками. С этого дня, я стал заплывать далеко и не боялся реки.

Каждое лето, меня с сестрой отправляли в пионерский лагерь. Располагался он на высоком берегу Уссури, в районе Красной Речки. Когда я впервые туда попал, то после распределения по отрядам, все мальчишки побежали к оврагу, выкрикивая:

- Берия, Берия, потерял доверие, а товарищ Маленков, надавал ему пинков!

Вскоре пионерский лагерь был назван именем Ленина.

Как же хорошо там было детворе. Пусть не богатое, но сытное питание, многочисленные кружки, и спортивные секции, время никогда не хватало. Только встали, сделали зарядку, потом на пионерскую «линейку», завтрак, игры. А вот уже и обед, «мертвый час», спуск по длинной лестнице с деревянными ступенями к реке, приятная, теплая и чистая вода, потом кружок авиа моделизма, ужин и сон. Не успеешь начать отдыхать, а уже август и каникулы кончаются.

Несколько раз, я отдыхал в пионерском лагере «Строитель», где мама работала медсестрой. Здесь, когда отмечали день рождение мамы, вечером, после отбоя мне разрешили прийти в ее комнату. Как же я удивился, увидев на тумбочки полный таз красной, крупной ягоды – клубники. Так много, я видел впервые.

Утром, я проспал на завтрак и побежал в столовую, не знаю, как, но споткнулся и упал, ударившись переносицей о железобетонный короб.

Потом скорая помощь, краевая больница, швы, наложенные на рану. Я помню голос врача:

- Повезло парню, жить будет, только останется немного кривой нос. 

Осенью, дядя Толя Новомодный, приехал к нам с неожиданным подарком. Из сумки он достал шевелящийся клубок шерсти, который сразу написал на пол и пополз ко мне.  Найда недавно ощенилась, назвал я своего щенка Альдой.

Это чудо было непослушным, очень шустрым и игривым. Я никогда не видел живого волка, но моя собака, была вылитый волк.

Как же мне завидовали ровесники, любуясь моей собакой. А взрослые интересовались:

- Как же удалось приручить волчонка? 

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009220944

 

 

                       Вода, огонь, водосточные трубы

                      
                                                    Пусть времена будут лихие,

                                                    Пред трудностями не сдавайся.

                                                    Не совершай дела плохие,

                                                    В пути своем, не сомневайся.

 

В воскресенье встали рано. Мама сказала, что всей семьей, пойдем на Амур, с нами будет и дядя Витя, который недавно приехал в Хабаровск на постоянное место жительство, а пока жил в нашей квартире.

Ему на работе пообещали выделить жилье в деревянном доме, за пятой площадной. Эти дома все называли финскими, или Финляндией. Ну, а пока, дядя Витя смотрел через окно во двор и нахваливал погоду.

Вова бегал вокруг сумки, в которую мама укладывала не мудреную еду. Папа проверял удочки, вот он взял кусок хлеба, вынул оттуда мякиш, капнул на него подсолнечного масла и стал разминать пальцами. Когда получилась плотная масса, завернул в бумажку и положил в клеенчатую сумку, где у него были рыболовные приспособления.

 

Светило яркое, июньское солнце. На небе ни облачка, только ласточки, словно стрелы, летали над головой, сообщая друг другу, какие-то свежие вести. Вовина тюбетейка постоянно соскальзывала с его головы и Рита в шутку, предложила приклеить ее клеем. Вова засмеялся, побежал вперед.

Вот и грунтовая дорога, которая через небольшой мостик, приведет их к пляжу. Остались позади два дома, недавно построенных из бруса. Из окна второго этажа, выглядывала девочка и махала рукой,  Рита помахала ей в ответ и побежала догонять Вову.

Расположились у самой воды. Папа воткнул в песок веточки, чтобы потом, положить на них удилища. Из мякиша скатал маленькие хлебные шарики и надел их на крючки. Забросив удочку, воткнул конец удилища в песок, а верхнюю часть, положил на рогульку.

Вова стал медленно ходить вдоль берега, собирать кремни. Мама стелила на песок старенькое покрывало и стала раскладывать еду. Вова подбежал и стал рассматривать, надеясь, что сейчас предложат кушать.

У самого берега, привязанная к большим, вбитым в песок штырям, плавало П - образное сооружение, сваренное из огромных бочек, покрытых сверху досками. На нем лежали и грелись мужчины и женщины, с него, ныряли в Амур, любители поплавать.

Рита, вошла в воду. Было мелко, вода в реке падала, и до  понтона, было совсем рядом, только руку протянуть. Рита сделала шаг, другой, вот она протянула свои руки к ближайшей бочке.

В это время, спасатели решили отодвинуть от берега понтон, который уже цеплял за дно реки, развязали веревки. Течение подхватило сооружение и потянуло на глубину.

Рита, не чувствуя ногами дно, стала барахтаться, громко шлепая руками по воде. Вот ее головка скрылись под водой один раз, второй. Она судорожно вздохнула, вода попала в рот, Рита стала захлебываться.

Мама, занятая разговором с Вовой, не смотрела на Риту. Дядя Витя, не желая пугать сестру, молча поднялся, крупными шагами пробежал к воде, оттолкнувшись от берега, нырнул.
Вова смотрел, как быстро плывет дядя Витя. Руки то поднималась над водой, то их совсем не было видно. Он видел, как однажды, вот так же, плыл огромного роста мужчина. Но было видно только одну его руку. Эта рука широко делала замах и плавно опускалась под воду. Когда мужчина вышел из воды, Вова понял, почему не видел второй руки. Правой руки просто не было. Из плеча, торчала коротенькая культя, которая шевелилась в такт ходьбы.

Дядя Витя, успел подхватить племянницу у самого дна, быстро перебирая ногами, вышел на берег, положил Риту животом на свое согнутое колено. Из ее рта потекла вода. Мама, поняв, что произошло, прижав руки к сердцу, медленно села на песок.

Рита быстро пришла в себя, не заплакала, не испугалась, а молча прижалась к матери, поглаживая своей рукой, локоть дяди Вити.

 

-  Лежать!  Сидеть! Стоять!

Громки команды Вовы, врывались в открытую форточку и отвлекали Риту от чтения.

Она по коридору прошла на кухню, выглянула в окно.
Против окна, у самого забора ТЭЦ, стояло трех этажное сооружение из бревен и досок. На каждом этаже, оббитые толстыми досками окна. Было видно, что подоконники на этих окнах выщерблены.

Рита видела, как тренировались пожарные, взбираясь за секунды на третий этаж этого тренировочного сооружения. Они со штурмовой лестницей, на конце к которой прикреплен длинный, металлический, с большими зазубринами крюк, накидывали его на подоконник  второго этажа и бегом поднимались по перекладинам. Вот, усевшись на подоконник, они, ловко перебрасывая руками лестницу вверх, цепляли крюком за подоконник третьего этажа, подскакивали и опять, словно взлетали по лестнице на очередной этаж.

 

Этим летом, как всегда, Вова отдыхал в пионерском лагере, мама работала там медсестрой. Вечером, папа срочно засобирался поехать в пионерлагерь. Когда через день вернулся, рассказал, что Вова занимался в ракетном кружке, запускали ракеты. Он опаздывал в столовую, побежал догонять отряд, споткнулся, упал и со всего размаха, ударился переносицей о железобетонную водоотводную трубу. Вову повезли в центральную клиническую больницу, где наложили швы. Угрозы жизни теперь нет.

Рита, смотрела на сборы брата. Он с Женькой Кожемяко, их соседом, ходил в какой-то подвал на МЖК и занимался боксом. Приходил оттуда голодный, но довольный. Иногда, под глазами у Вовы были синяки, которые быстро исчезали. Ходить брат стал пружинистым шагом, слегка боком, движения стали быстрые и четкие. Нос его, после травмы в пионерском лагере, был немного кривой. Как у заядлого боксера.

Однажды, когда она о чем-то поспорила с братом, то закрыла его дома на ключ, когда возвратилась домой, ее у входа в дом, встречал Вова. Окно на кухне было открыто, он спрыгнул со второго этажа, вот глупый…

А вот сегодня, Вова стоял посреди двора и во весь голос, давал команды немецкой овчарке Альде.

Собака, больше похожая на волка, хитро поглядывала на него, но выполнять  команды не торопилась. Словно нехотя, она то садилась, то ложилась на землю, потом вставала, отряхивала мелкий сор и смотрела на хозяина, словно хотела ему сказать: « Тебе не надоело?»

Рита встала на подоконник, открыла форточку и крикнула:

- Тебе не надоело?

 

Раздался сигнал тревоги, отец сегодня дежурил, Вова, зацепив поводок к ошейнику Альды, побежал к дому.
Пожарные машины с воем  сирен выехали из ворот.

У Риты, почему-то вспотела ладони. Хотя раньше, никогда такого не было. Она спустилась с подоконника, села на диван, с высокой и очень не удобной спинкой и, глядя на выкрашенные полы, вспомнила, как летом, когда пошел сильный дождь, ветром распахнуло окно и вода с неба, хлынула в комнату. Вова, снял с себя трусишки, разбежался и сев на попу, прокатился по полу от двери до окна. Рита, старше брата на два года, последовала его примеру. Так они катались до прихода матери.

Хлопнула входная дверь, вернулась с работы мама. Ей приходилась ездить теперь на "Стройку", где в поликлинике она работала старшей сестрой.

Мама вошла, внимательно посмотрела по сторонам. Рита притихла, ожидая очередного задания.

Но его не было. Мама присела рядом,  спросила:

-Все нормально? Что-то я плохо себя чувствую…

Машины с пожара, долго не возвращались. Из окна спальни было видно, что горит где-то на улице Аксенова, в районе больницы, там жила тетя Зина.

Рита подошла к окну, на фоне потемневшего неба вырисовывались языки пламени и серый дым. Снова зазвучали сирены пожарных машин, из центра города, спешила помощь.
Рита поежилось, посмотрела на мать. Та, глядя в одну точку, шевелила губами.

Рита услышала только одно:

- Наум…

Они все трое, не спали всю ночь. Рано утром, стараясь не разбудить их, тихонько открылась входная дверь, вошел отец.
Сильно запахло едким дымом и жженой резиной. Отец стал стягивать с ног испорченные огнем сапоги. Когда он выпрямился, увидел, что в коридоре, по росту, выстроились Валя, Рита и Вова.

- Все в порядке, так, небольшой пожар был, - успокоил отец.

Вова бросился к папе, поцеловал и пошел спать. Рита и мама, переглянувшись, пошли на кухню. Холодильников тогда не было, нужно было хоть картошку поджарить. Отец снял китель, галифе, умылся, присел за стол и, уснул.

На следующий день, в газете Тихоокеанская звезда, была напечатана большая статья о подвиге пожарных, которые с риском для жизни, спасли много людей.

Рита прочитала, что в пятиэтажном жилом доме, где на первом этаже был детский сад, произошло возгорание. Огонь перекинулся на второй этаж. Чтобы эвакуировать  жителей второго этажа, капитан Виноградов Н.П., встал одной ногой на подоконник, а второй ногой на штырь водосточной трубы и принимал из окна детей и взрослых.

Через пол года, в Управлении внутренних дел Хабаровского края, папе и другим отличившимся пожарным, вручили медали: «За отвагу на пожаре».

 

Весна 1961 года была холодной и ветряной.
По небу порывы ветра гнали черные облака. Они цеплялись, наваливались друг на друга. Казалось, что где-то далеко, происходит землетрясение и рождаются молодые горы.
Я, задрав голову, глядел на небо, потом запнулся, посмотрел под ноги.

Маленький камешек попал в сандалии. Вытряхнув его, зашел в магазин.

Мама послала меня за хлебом. Купив хлеб, я вдыхал его аромат, удивляясь, что он такой мокрый и тяжелый. Я подумал, что тетя Зина, мамина сестра, где-то на Целине, старается, чтобы хлеба у нас стало больше.

Хлеб был плохого качества, в него что-то добавляли, но он все так же был вкусен и чудесно пахнул. От этого запаха, в голову приходили шальные мысли и почему-то, хотелось улыбаться.

Я улыбнулся кассирше, а та, посмотрела на меня и, улыбнувшись в ответ, вместо сдачи бумажными рублями, протянула монеты.

Начался обмен денег. Я смотрел на монеты и удивлялся, что на старые три копейки, теперь можно проехать на трамвае, а хлеб, стал стоить восемнадцать копеек. Колбасу, мы покупали не часто, но цена  меня просто поразила.

Каждую весну следующего года, продукты становились дешевле.

Однажды, когда я вернулся в обед из школы, в коридоре нашей квартиры, стоял не высокий, белый квадратный предмет, с дверкой. Мама и отец ходили вокруг него, открывали дверку, осматривали полочки. Так впервые, я увидел холодильник.

После этого, маме не нужно было варить обед, каждый день, а вечером выливать, не съеденный, скисший суп. Каждый, осторожно открывая дверку холодильника, доставал большую кастрюлю, наливал себе поварешкой суп в железную миску и ставил на электрическую плитку.

К этому времени, папа разобрал по кирпичику огромную плиту, которая занимала половину кухни.

Через несколько дней, папа сказал мне вечером:

- Ты бы спустился в Ленинскую комнату, там кое-что есть.

О телевизоре до этого, я слышал, но увидел его впервые. Потом, каждый вечер, я бегал на первый этаж и вместе с пожарными, дежурным караулом, если они не выезжали по тревоге, смотрел художественные фильмы по черно-белому, с маленьким экраном, телевизору.

Родители смогли купить телевизор только через два года, когда мы жили на Трамвайном парке. Телевизор был в корпусе из лакированного дерева и назывался «Рассвет».

У меня сохранилась фотография, где  рядом с телевизором сидят и позируют мне папа, мама, Рита и Эдик.

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009220947

 

                                     Отрочество.

                                                           Та дорога не пуста,

                                                           И другие в даль шагают,

                                                           Только цели достигают,

                                                           Лишь один процент из ста!

 

В этот день, я сдал очередной вступительный экзамен в строительный техникум, который располагался рядом с площадью Ленина. Перед техникумом, стояла двухэтажная школа из красного кирпича, которой давно уже нет, на этом месте теперь высится серое здание краевой администрации.

Солнце нагревало новый, не затоптанный асфальт и в воздухе, стоял запах битума и молодого, тополиного листа. На небе ни облачка.

Струи воды, в фонтанах на площаде, пели свою песню, а вокруг, гуляли молоденькие мамы, катали в огромных, бесформенных колясках, своих детей.

На широком крыльце Медицинского института, находившегося с другой стороны площади, стояла толпа абитуриентов и обсуждая результаты экзаменов.

Поглазев по сторонам, я медленно пошел на трамвайную остановку, дождался единички и поехал.

Народу в вагоне было мало, я присел на кресло, сделанное из толстой фанеры и смотрел в окно.

Вот улица Ленина, с левой стороны пустыри, Ближе к Дендрарию, через овраг, забор и длинные бараки, здесь женская колония. Осужденные женщины, греются на солнце, показывая проезжающим, свои прелести.

С правой стороны, после Дендрария, огромный пустырь, затем здание обувной фабрики, а против него, совсем рядом с остановкой, 19 школа.

А вот остановка «Судоверьф», здесь совсем недавно, стали собирать крупнопанельные дома. Проезжая мимо каждый день, я видел, как на глазах, растут этажи домов. Был только один, а потом три, пять. А вот уже второй дом и целая улица.
Проехал парк имени Гагарина. В этом парке, мы встречали второго в мире космонавта Германа Титова, который посадил в парке дерево.

Вот мелькомбинат, а против него, через дорогу, огромный залив, заполненный черной водой. Амур каждую весну заполнял его, и многочисленные лягушки ночью устраивали удивительные концерты.

Мы с отцом, любили ходить рыбачить сюда. В выходные, отец просиживал у воды с утра до вечера. Бывает, принесет с десяток, нанизанных на кукан /леску с палочками/ карасей, которые были размером с ладошку, да длиннющих  сомов, выложит их в раковину, а она сгибаются, бьют хвостами друг друга, мама ворчит:

- Опять принес своих сикильдявок, - вычистит их, поджарит на большой сковородке и мы вчетвером, усаживаемся за стол, наслаждается вкусом духовитой речной рыбы.

На МЖК выхожу из вагона, иду вверх по улице. Желтая кирпичная стена «Масло жир комбината», железнодорожная ветка, дома, которые в пятидесятых годах, строили военнопленные японцы.

А вот, новая пятиэтажка, из силикатного кирпича, весь первый этаж занимает большой промтоварный магазин.

Выше, с правой стороны, Дом культуры ТЭЦ, туда каждое воскресенье, я бегал по утрам на детские киносеансы, выстаивал очередь, покупал билет за 10 копеек и заходил в огромный и прохладный зал.

Слева, через дорогу, улица Узловая, наш дом номер тринадцать, где расположена СВПЧ-5.

Против нашего дома и напротив Дома культуры, огромная территория пустовала. Здесь, мальчишки гоняли футбольный мяч, учились водить мотоциклы. На этом поле, я впервые

 

самостоятельно проехал на мотоцикле нашего родственника, Александра Новомодного, капитана теплохода.

Дядя Саша в это время был у нас дома и дал мне ключ зажигания, сказав, что выйдет следом. Мотоцикл долго не заводился, бойцы пожарной команды молча стояли рядом и смотрели, не одобряя подобную самостоятельность. Наконец, мотор заревел, я сел, слишком резко отпустил сцепление, рывком тронулся с места, чудом проскочив между стволом огромного тополя и деревянным столбом электролинии.

Выскочил на дорогу, на мое счастье на ней не было ни одной машины, затем, проскочив бордюры, выехал на стадион и, весь в холодном поту, остановился. Оглянулся, посмотрел через дорогу. Бойцы, побежавшие было ко мне, покачали головами, повернули назад.

Они ничего не сказали моему отцу. Но после этого, я старался крайне осторожно, трогаться с места.

Когда дядя Саша вышел на пустырь, я катался по большому кругу.

В праздники на это поле приезжали солдаты и пускали сигнальные, светящиеся ракеты на парашютах. Мальчишки старались поймать их, на подлете к земле. В эти майские праздники, мальчишка не успел подхватить парашют, ракета падая, попала ему в ногу оставив на всю жизнь инвалидом.

 

Осенью, позапрошлого года, когда навигация закончилась, дядя Саша предложил привезти с теплохода баян, чтобы я научился играть. Я вместе  с ним, поехал на стоящий в затоне теплоход.

В нем было тихо и пусто. Огромный корабль прижался бортом к своему брату и мерзнул под осенним ветром. Белый, голубыми полосами по бортам, он напоминал огромного сказочного животного.

В коридорах теплохода бродило эхо, наши шаги, повторяясь и множась, затихали где-то в глубине. По сторонам, было множество кают, двери в которые были закрыты.

Когда поехали домой, я сидел на заднем сиденье мотоцикла,  аккуратно придерживал ящик с инструментом.

Учился играть самостоятельно, походил месяц в Дом офицеров на «Заводской», но у родителей не хватало денег платить за учебу, а  весной, пришлось вернуть баян на теплоход.
Потом, мне дал свой баян дядя Витя и я постепенно, стал разбираться с нотами, но, думаю, не очень хорошо, хотя умел исполнять разные песни. Особенно мне нравилось играть «Землянку» и «Амурские волны».

Как же мне пригодились это умение в годы учебы в техникуме, службы армии и проживания в городе Ленинграде, где я учился в Высшем политическом училище МВД СССР.

 

В этот день, мама поручила мне взять из ремонта Ритины белые туфли. Практически на каждой улице, в то время, стояли деревянные будки, в которых весь день, постукивали молотками инвалиды войны, работающие в артели сапожников. Передвигались они на маленьких деревянных тележках, отталкиваясь от асфальта деревянными же колотушками. Вместо колес, на деревянные стержни были насажены подшипники, которые громко гремели, привлекая внимание.
Мальчишки, увидев такие инженерные сооружения, мастерили себе самокаты из двух досок и трех подшипников, два из которых становились колесами, а один, поворотным механизмом руля.

Сапожника я не нашел ни в этот, ни на следующий день.

Через неделю, мама сходила в артель, от которой инвалид работал, и узнала, что участник войны Николаев, награжденный тремя орденами Славы, умер от алкогольного отравления.

На дверь будки повесили объявление, что граждане, могут получить свою обувь по такому-то адресу. 

В белом пышном платье и белых туфлях, худенькая и высокая, Рита была очень красива. На свадьбе было много молодежи, которые желали сестре и Валерию, ее мужу, счастья. Вечером все высыпали на улицу, а я, Валера и Рита, поднялись на тренировочную башню и любовались новостройками. Я отошел к краю площадки, нашептывая посвященное маме стихотворение.

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009220950

 

                                       Светлые годы.  

 

                                       Твои светлые года,

                                       В нас остались навсегда.

                                       Что во мне, что в Рите,

                                       Вы теперь живите!

 

В сентябре 1964 года, всех первокурсников строительного техникума, отправили в колхоз. На поезде приехали на железнодорожную станцию Ин. Группу разделили по пятнадцать человек и одну из них, куда попал и я, на открытой машине, привезли в село Песчаное, где нам выделили маленький домик. Вместо кроватей, вдоль стены были сбиты нары, на которых лежали матрасы, набитые соломой.
 Здесь мы прожили два месяца, работая почти весь световой день в полях. Здесь впервые я понял, какой же тяжкий, грязный  и не благодарный, крестьянский труд.

Отец с матерью держали в сарае у дома кур. Огород брали однажды за оврагами 61 школы. Отец с матерью осенью уехали в отпуск, мне пришлось одному выкапывать и на себе, накладывая по половине маленького мешка, переносить домой. Но это было только один раз.

Как прекрасно пахнет весною вспаханное поле, я понял только через двадцать два года, когда у нас с женой, появился дачный участок.

В нашем доме у отца были аквариумные рыбки, попугаи, канарейки, он держал и голубей, которые требовали ухода. Да и за собакой, Альдой, которая жила в сарае, нужно было убирать.
Однако крестьянский труд, не сравнить ни с каким другим. Здесь нельзя работать только восьми часовой рабочий день. Погода чаще всего, такого не позволяет. Пока светло и нет дождя, нужно работать, работать, работать, что мы и делали, хотя и без особого удовольствия.

Кормили нас хорошо, картошка с телятиной, овощи. Каждый день, с фермы привозили двадцати пяти литровый бидон парного молока. 

А как  крепко спалось, после рабочего дня.

 

Когда в ноябре начались занятия, я сразу обратил внимание на троих ребят. Это были Юрий Трофимов, Михаил Еременко, Анатолий Лукьянчиков. С тех пор, вот уже сорок один год, мы дружим. Был с нами еще один, Юрий Доля, но года через четыре после окончания техникума, мы потеряли с ним связь.

Первый курс был труден не только физикой и электроникой. В группе было много взрослых девушек и, вглядываясь в их лица, отвечая на их вопросы, невольно, обращал внимание на их руки, ноги, то место, где на платье, материя четко очерчивала девичью грудь.

В техникуме, стал заниматься в струнном оркестре. Я играл партию первого баяна, Юра на домбре, а Анатолий на балалайке. Видимо были успехи у нашего оркестра, потому что однажды, нас пригласили на радио. Запись происходила долго, играли бесконечное число раз, пока звукорежиссер не сказал:
- Записано!

Я много раз слышал потом по краевому радио, в исполнении нашего оркестра «Гандзю».

Папа, предложил мне ходить в закрытый бассейн окружного Дома офицеров советской армии. Успехов особых у меня не было, а однажды, когда ныряли с вышки, я не удачно прыгнул, пребольно ударился животом об воду, захлебнулся и стал тонуть. Тренер бросился в воду в одежде и часах, вытащил меня и косо поглядывая, встряхивал испорченные часы.

О плаванье пришлось забыть.

 

После первого курса, производственная практика была в бригаде, которая работала на улице Пушкина, где строили новенькие крупнопанельные дома. Здесь, мы узнали, что такое «газовый» ключ третий номер. Как устанавливать в ванной комнате «гребенку» и что такое контр уклон.
Несколько дней подряд, нас отправляли в первый микрорайон, на «Судоверьф», где при строительстве домов, забыли установить на крышах, куда выходили вентиляционные трубы, флюгарки.

Вы бы видели лица людей, когда в трамвай входит четверо юношей, у которых на тонкой проволоке нанизаны изготовленные из тонкого листового железа, похожие на маленькие круглые фанзы /домики в которых проживали китайцы/, флюгарки. Мы взбирались на пятый этаж, открывали предоставленным нам ключом навесные замки, поднимались на крышу и болтами, крепили сверху трубы эту флюгарку. И так дом за домом.

Анатолий, увлекся велоспортом, за ним пошел заниматься в секцию «Спартака» и я, потом Юра. Зимой, тренировались в крытом спортивном зале на стадионе Ленина. По выходным, по замерзшей реке, бегали на левый берег, где гоняли футбольный мяч.

В одно из выходных, нам предложили переодеться в здании, где тогда был театр музыкальной комедии. Погоняли мяч, бежим по льду через реку, и слышу я, что в животе у Толи, будто что-то екает. Он остановился, согнулся. Подбежал тренер, спрашивает:

- Что ты ел утром?

- Холодец, - ответил Толя.

- И все?

Анатолий кивнул.

Мы пришли в кабинет, в котором переодевались, через полтора часа. Там нас ждал только тренер. Я сходил в столовую Дома офицеров, попросил там несколько кусочков хлеба. Анатолий съел хлеб, запил водой, выпрямился, заулыбался.

 

Как-то весной, мама вернулась с работы радостная. В руке она держала связку ключей, громко сказала:

- Нам дали новую квартиру на «Трамвайной», двух комнатную, со всеми удобствами, с ванной.

В нашей старой квартире, была только холодная вода, да туалет. Мыться ходили по субботам к Новомодным, которые жили рядом с Домом культуры, в пятиэтажке, по улице Аксенова, что против столовой, где так часто, приходилось нам покупать домой готовые супы и картошку, которые нам накладывали в кастрюли. Стоило это значительно дешевле, чем варить самим.

На следующий день, к подъезду подогнали грузовую машину. Бойцы, вынесли немногочисленные наши вещи, поставили в машину. В квартире остались стулья, кровати с инвентарными номерами. Я взялся за борт, залез, уселся на наш диван.

До этого, у нас были только служебные квартиры отца и вот первая благоустроенная квартира.

Мама ходила по пустым комнатам, поглаживала белые подоконники, открывала горячую воду на кухне и в ванной. Мы не обращали внимания, что нам пятерым, тесно стоять в кухне, да и ванная с туалетом, была совмещена в одном помещении. Это значительно усложняло утренние процедуры. Но, это была наша квартира, в новом доме на третьем этаже, с балконом и видом на трамвайный парк.

Видна была и большая новая школа и новый детский сад, куда через два года повели родившегося у Риты, моего племянника Эдика.

И ничего, что мне пришлось спать в проходной комнате на раскладушке. Да первое время, в пять часов утра, громкая связь диспетчера трамвайного парка будила нас:

- Девятнадцатый, на выезд. Двадцать пятый, выезжай!

- Двадцать пятый, ты что, уснула?

Через некоторое время, мы привыкли и к этому.

 

Летом, проводились краевые соревнования по велоспорту. В техникуме мне выделили спортивный велосипед и на нем, я выехал на улицу Карла Маркса.

Шел мелкий дождь, видимо я что-то не рассчитал и, подъезжая к трамвайной линии, не притормозил. Прямо перед моими глазами неожиданно появился трамвай, я резко нажал на рукоятки, но колодки тормозов и колесо велосипеда были мокрыми, меня несло прямо в борт вагона.

В чудеса я не верю, но сколько еще раз в жизни мне везло. Словно кто-то там, наверху, постоянно оберегал меня.

Соревнования проходили на трассе в Князе-Волхонку. Участников было много, стартовали группами, я давил на педали, стараясь обогнать других. Иногда это удавалось, но бывало, что  обгоняли и меня. Вот я вижу, где нужно поворачивать в обратную сторону. На самом повороте, меня обогнала длинноногая белокурая девушка. Она невольно, влекла меня за собой. Ее бедра покачивались из стороны в сторону, а крепкие, загорелые икры, мелькали перед моими глазами все увеличивая темп.

И тут, с моего старенького велосипеда, сначала выскочила педаль, а потом, соскочила цепь. Поправив цепь, я отправился дальше, потеряв своего лидера. Не далеко от финиша, на краю дороги, стоял грузовик, хотя везде были запрещающие знаки.  Видимо он выехал с проселочной дороги. Длинноногая велосипедистка головой, ударилась о край борта. На дороге лежали сгустки крови и кусочки мозга.

Посреди дороги, сиротливо лежал ее гоночный велосипед.

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009220956

 

 

                                 Город Амурск.

 

                                      Незнакомый город заполняет снова,

                                      Как и в человеке кажется все ново.

                                      Как у человека черточки такие,

                                      Могут быть хорошие, а могут и плохие.

 

Первые страницы газет, пестрели заголовками о комсомольских стройках на просторах Советского союза: «Закончен монтаж главного корпуса комбината».

- Рядом с Хабаровском, совершались великие дела, а я стою в стороне от большого дела. Нужно же что-то большое совершить в своей жизни.

Такая мысль приходила не только мне.

 

Однажды после третьей пары,  комсорг нашей группы объявил:
- Есть предложение проходить производственную практику на строительстве Амурского целлюлозно-картонного комбината.

Если есть желающие, записывайтесь у меня.
Комсоргу пришлось записывать все группу.

Собирался в дорогу я не долго, пара нижнего белья, пара носков. Хотя и брать то было особенно не чего, разве что свитер.

Вечером сели в поезд в городе Хабаровске, ночью не спали, много говорили о том, что едем в город молодой, там все по-новому.

Дома для малосемейных, комфортабельные общежития, особая планировка улиц. А как они проводят свое свободное время! Спортивные соревнования, «капустники», встречи с первостроителями.

Было темно, когда проводница объявила, что скоро нам выходить. Однако прошло больше двух часов.

 

Поезд не торопясь, постукивал колесами, отсчитывал минуты до встречи с неизвестностью. Вот паровоз подал гудок, в очередной раз затормозил, потом вагоны дернулись, поезд медленно тронулся, через минуту опять остановился и так, казалось, до бесконечности останавливался у каждого столба.
Мы сгрудились у выхода из вагона, поглядывая в открытую вагонную дверь.

Было пасмурно, накрапывал мелкий дождь. В открытую дверь, попало много мошки, которая проникала в рукава одежды, лезла в волос, за уши, в глаза, губы, пребольно прогрызая молодую нежную кожу, оставляя после укусов большие шишки, которые потом, долго чесались.

Посветлело, мошка сразу пропала, но появились комары, да такие крупные, что когда их уничтожали звонкими ударами, они сочно щелкали, а на этом месте оставалось мокрое темное пятно.

Наконец поезд остановился, мы быстро вышли из вагона.

От вокзала до Амурска, нужно было ехать машиной около часа. Посмотрели по сторонам. У путей, стояло деревянное, барачного типа, строение, вокруг,  не высокие деревья. Было видно, что им лет по пять. А куда-то в неизвестность, уходила гравийная дорога, покрытая бесконечными маленькими и большими лужами.

Раздался гул моторов, из-за поворота, появилось две машины, с деревянными будками на кузовах. Помогая друг другу, неумело подтягиваясь за борта машины, забрались, расселись на деревянные лавки. Доски у лавок, были не строганные, похоже, что не только я  зацепил в представительное место там не одну занозу.

Машины, завывая моторами, двинулись, словно оттягивая нашу долгожданную встречу с городом Амурском.
Особенно не притормаживая на ямках, машины проехали распадок, поднялись в сопку. То, на чем мы сидели, стало сплошным синяком, однако мы смеялись, придерживая друг друга, и старались не подать вида, что начало не совсем приятное.

В очередной раз, перевалив гребень сопки, увидели палаточный городок. Палатки были огромные, выцветшие, только у самого низа, можно было заметить, что брезент был защитного, слегка зеленоватого цвета. Стояли палатки ровными рядами, нет, скорее шеренгами, через равные расстояния, между ними проложен деревянный тротуар.

Встретила нас заспанная, закутанная в платок женщина, в мешковатой, но чистой рабочей куртке черного цвета и такого же цвета штанах, аккуратно завернутых на большие резиновые сапоги. Лицо, покрытое косынкой, было не возможно разглядеть. Голос ее был низкий и певучий.

В палатке, куда направили меня, стояло восемь солдатских кроватей, сбитые из свежее строганных досок, две лавки и стол. Бросив вещи, собрались на улице.

 

Солнце, словно раздвигало серые тяжелые тучи. Пробуя свои силы, утренний ветерок разогнал надоедливую мошку и наглых комаров. От мокрого тротуара, запахло свежими опилками и смолой.

Из палаток выходили в рабочей одежде парни и девушки, о чем-то переговариваясь, спускались по склону сопки и исчезали  из виду.

Среди моих товарищей, собравшихся в круг, послышался смех. Раздвинув руками окруживших ее ребят, вышло сказочное существо. И пусть на ней была все та же, немного мешковатая одежда, но, освободившись от косынки, пред нами предстало прекрасное творение своих родителей.

Округлое, слегка смуглое лицо, четко очерченные, ярко красные, небольшие губы, больше похожие на лепестки роз. Глаза не крупные, блестящие, словно у дикой кошки, горели зелеными огоньками, нос маленький, но такой красивый. Черные кудри,  которыми играл ветерок, падали на широкий лоб.

Было ей лет двадцать пять, может немного больше, была она мастером строителем и нашим шефом.

Это потом я разглядел, что верхняя губа у нее тоньше, чем нижняя. К концу дня, ее волос выпрямлялся, так как она его каждый вечер накручивала и  он был не черным, а каштановым, да и глаза, были совсем не зеленые, а карие, нос у нее острый, чем-то похожий на клюв хищной птицы.

Но с этого дня, мне часто снилась девушка, которую я так хотел встретить в своей жизни, которая точно подпадала под мое описание,  данное в первое мгновение встречи с этой молодой женщиной – мастером.

Мой сон стал явью через десять лет в городе Ленинграде.

 

Утром следующего дня, мы собрались в конторе строительного управления. Начальником управления был бывший военный летчик, он всегда был в чистой белой рубашке с галстуком, что в то время, для меня было удивительно. Он сохранил воинскую выправку в свои шестьдесят лет.
Все мы написали заявление о принятии на работу. Здесь меня ждала неожиданность, мой возраст.

Не могли меня направить в монтажники, не было мне 16 лет. И пришлось нам создать бригаду разнорабочих, в которую вошли и мои сверстники.

Как же тяжело, четыре  часа подряд выбрасывать широкой и такой тяжелой подборной лопатой землю из глубокой траншеи.

Но потом был отдых, когда все вместе, мы шли в столовую.
Что это было за здание. Огромный зал вмещал человек триста одновременно, длинная очередь к прилавкам, с различными блюдами двигалась быстро. От вкусных запахов, так подсасывало, раздавались такие звуки в животе, что это, наверное, слышали все вокруг.

После первого рабочего дня не было желания, а скорее не было сил осмотреть город, берега Амура. Не было сил пойти на танцы, сыграть в волейбол.

Прошел второй, третий день. Работа, столовая, палатка, сон и опять работа.

Через неделю, в воскресенье, решил осмотреть город. Десятка два пятиэтажных домов, одна улица, кинотеатр, за сопкой, сотни маленьких частных домов.

Удивила удобное, для некоторых, расположение ресторана. Против его дверей висела вывеска медицинского вытрезвителя. Но, что интересно, пьяных за все время практики, я не встречал.

 

За неделю, две пары моих носков, не смотря на то, что я пытался их отстирать под рукомойником, сохраняли объем моих ног. Решив их хорошенько отстирать, спустился к реке. Вода была теплой и чистой. На берегу собралась молодежь, грелись на солнце, купались, играли в волейбол.

Намылив носки, долго тер их руками, мне казалось, что кожа на сгибах пальцев совсем стерлась. Потом надел носки на руки и вошел в воду. Плавая, обратил внимание на то, что за мной с берега следит группа парней. Когда вышел из воды, они рассмеялись, увидев, что я так полоскал свои носки:

- Ты напиши рационализаторское предложение, прачки будут в восторге.

На следующей неделе, нашей бригаде дали ответственную работу, заливать битумом и расстилать рубероид на кровле главного корпуса. Небольшой подъемный кран «Пионер», поднимал бадью с горячим битумом, которую мы на длинной палке вдвоем тащили по крыше. Разлив на бетонную плиту битум, сверху укладывали предварительно расстеленный рубероид, потом еще слой и еще.

Было жарко, ребята разделись до пояса. Все забыли о технике безопасности, надеясь не известно на что. Вот я и поплатился.

Очередная бадья с битумом, была поднята за двадцать минут до обеденного перерыва. Не знаю, как это произошло, но, расстилая очередной слой рубероида, я зацепил его краем за разлитый битум и  горячие капли, попали мне под мышку.
Я с удивлением смотрел на черные пятна на своей коже. Жгучую боль я почувствовал позднее. Желая освободиться от этой боли, я отодрал кусочки застывшего битума и увидел нечто розовое, из которого стала выступать сукровица. Острая боль, словно прострелила руку.

Ходить с повязкой летом, а особенно работать, было не совсем удобно, а что делать? Сам виноват.

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009220960

 



                                        На Колыме.

 
                                               Сеймчан, был небольшой поселок,

                                               Вокруг, огромных много ёлок,

                                               Десятков пять домов из бруса,

                                               Не место было здесь для труса.

 

Эти занятия привлекали всех нас, было в них что-то тайное,  казалось невероятное, а потому крайне интересное.
Заведующая библиотекой Хабаровского строительного техникума, Нина Петровна, проводила очередной сеанс гипноза.
В ее руках, как маятник покачивался огромный блестящий шар, постукивал метроном, а она, спокойным, размеренным голосом говорила:

- Закройте глаза, успокойтесь, постарайтесь представить, что вы находитесь в густой тайге, вам досаждают комары, вы их отгоняете от себя. Вот один сел вам на щеку…

Раздался громкий шлепок. Я открыл глаза, тихонько посмотрел по сторонам. Увидев, что я кручу головой, Нина Петровна шутливо погрозила мне пальцем и продолжила занятия.

Из тридцати человек, восемь, находилось в гипнотическом сне.

Нина Петровна прошла между рядов, заглядывая в лица, вывела из сна несколько человек, остальных попросила пройти к столу учителя.

Наши товарищи, показывали, как они бродили по тайге, отдыхали на юге, ели там яблоки, при этом, съедая очищенную сырую картошку.

Потом, после занятий, они выслушали, как и что нам показывали, не верили и смеялись над нами, а мы, над ними.

Я впервые тогда подумал, как же легко манипулировать человеком. Хорошо, если это безобидные сеансы гипноза, а если другое?

Это сейчас, стало известно о возможности глубокого гипноза людей, превращения их в послушных зомби, исполнителей злой воли.

После занятий, мы с Михаилом Еременко и Юрием Доля, зашли в библиотеку. Нина Петровна поинтересовалась о том, где мы будем проходить преддипломную практику.

Мы переглянулись, промолчали.

Нина Петровна продолжила:

- В Магаданской области, в поселке Сеймчан, в строительно - монтажном управлении, работает наша выпускница, хотите поехать на Колыму?

Мне Нина Петровна раньше говорила, что я не поддаюсь гипнозу, но только она сказала:

- Что же вы молчите, едите на Колыму?

Я, не ожидая ответа друзей, словно зачарованный этим названием огромного края – Колыма, согласился.
Так же быстро, согласились и мои друзья.

Потом, нас отговаривали товарищи по группе, высказывали опасения родители, но так хотелось увидеть эти сказочные и «страшные» места, что мы твердо решили поехать «За туманом и за запахом тайги».

Мы быстро собрались, купили билеты на самолет, и вот уже приземлились в аэропорту Магадана.

Я знал из книг, что на Колыме, непроходимая тайга, очень мало населенных пунктов, но много золота, платины, урана.
Долгие годы, именно туда отправляли осужденных для отбытия наказания.

Когда в Магадане, мы садились в самолет Ан-2, «Аннушку», как его ласково называли, седовласый мужчина поинтересовался:
- Молодые специалисты?

Мы, не желая разочаровывать попутчика, ответили утвердительно, стали интересоваться о поселке Сеймчан, куда мы летели, его природе.

Начальник геологической партии, улыбаясь, отвечал:
- Поселок большой, в основном хорошие коттеджи. Природа чудесная, огромные сосны, вонзаются в небо…

Он помолчал, потом уже серьезно, продолжил:
- Много работы, много богатств, много проблем…

Поглядывая на нас и покачивая головой, совсем баз радостно закончил:

-Очень много злых людей, много боли, много водки, так что…,  - не закончив фразы, замолчал.

 

Самолет приземлился на грунтовом поле.
Выглянул из открытой двери, холодный ветер толкнул в лицо, мороз, не давая времени запахнуть пальто, пробрался к самому телу, стало немного не по себе. Я вздрогнул, запахнулся.

Внутри меня, что-то словно зашевелилось. Тогда я впервые почувствовал себя не совсем комфортно, словно кто-то, давал мне понять, что со мной должно произойти серьезное, может быть опасное.

Такое было впервые.

Это уже потом, когда что-то происходило со мной, я стал понимать, что это уже было, или я видел во сне.

Я старался не допускать ошибки, не причинять неприятности или боль, незнакомым и близким,  старался смягчить, или обойти ее, хотя это получалось не всегда.

 

Техник поставил небольшую лесенку, спустились, и мы увидели деревянное здание аэропорта с давно не мытыми окнами, огромные сугробы снега, сдвинутые бульдозером к краю поля.

Снег, словно стены сказочной крепости, скрывал за собой маленькое здание, построенное в виде замка, одинокий автобус ПАЗ, который не известно как, проехал по узкому коридору, называемую здесь дорогой и стоял совсем рядом,  у крыльца здания.

А вокруг аэропорта, великанами возвышались огромные стройные сосны, покачиваясь под порывами ветра, словно помахивали своими «лапами» - ветками, приветствуя наше прибытие.

Ветер пел свою песню, обжигая щеки, толкая назад к самолету, словно не хотел, чтобы мы продвигались вперед.

Пока нас везли в Нижний Сеймчан, коттеджей мы на заметили. Встречались собранные из бруса, двух этажные дома, да маленькие деревянные домики на одну семью, построенные ссыльными, да искателями приключений, идеалистами, немного странными, но сильными духом.

Они были интересными собеседниками, мечтателями, это были именно те, кто рассказывал об этом крае интересные и удивительные истории.

 

В конторе СМУ, нас распределили по разным бригадам, а для проживания,  выделили комнату в домике, в котором уже проживали муж с женой.

Располагался дом в поселке Верхний Сеймчан, был он расположен в десятке километров выше по течению реки Колыма.

Однако реки, мы пока не увидели, она была скована льдом. Машины, колоннами съезжали на лед, где была проложена автомобильная трасса и везли строительные материалы и продукты в поселки, куда можно было добраться только по реке.

Сами собой родились строчки:

                            Колымская дорога, не легка,

                    И не удобная она пока.

                    Как строили, особая статья,

                    Была у тех, кого вдруг вспомнил я.

 

Потом, нам много рассказывали о Иультинской трассе, что шла от Магадана. Как ее строили, как вдоль дороги, стояли лагеря, где осужденные вручную, насыпали полотно и укрепляли его своими телами.

Еще с пятидесятых годов, остались вдоль дороги, полуразвалившиеся бараки, огороженные колючей проволокой, с деревянными вышками по углам.

Больше всего, меня поразили люди, настолько они были разные и по образованию, и по отношению друг к другу, да и к власти, к стране.

Разные у них были и судьбы.

 

Бригадиром бригады, в которую я попал, был огромного роста и крупного телосложения мужчина, бывший житель Западной Украины. В годы войны, он служил у фашистов старостой одного крупного села. Его осудили на пятнадцать лет лагерей, после отбытия срока наказания, он остался жить  в Сеймчане.

Таких называли «белопаспортниками». Дети их выехали на постоянное место жительство в центральные области, на материк, как там говорили, а их родители приезжали к ним в отпуск.

В шестьдесят пятом году, бригадир выезжал на Украину, купил там дом дочери и сыну, заработки на Колыме были хорошие.

Но потянуло его с места своей юности.

 

             И полицаи, старосты здесь жили,

             В войну которые с фашистами дружили,

             Один решил поехать в то село,

             Где старостою был. Как расцвело

                      Его в больницу привезли еле живого,

              Хоть хорошо, доставили такого,

              Никак нельзя предательство прощать,

              А нужно обществу таких вот защищать?

 

В Сеймчан, его привезли с сотрясением мозга, множественными переломами. Лечился он долго, и в отпуск на материк, больше не выезжал.

 

Весна наступала стремительно, сугробы, еще вчера выше моего роста, стали по колено, потом разом пропали.
Однажды ночью, нас разбудил грохот. Соседи, что жили через дощатую перегородку с огромными щелями между досками, сказали:

- Пошел лед на реке.

Потом они, не стесняясь нас, долго отдавались ласкам, койка под ними громко скрипела и стонала, а мы, стесняясь показать друг другу свое любопытство, молчали, стараясь дышать тихо.

Река, поразила меня бесчисленными протоками и огромными островами, заросшими кустами смородины. Тайга подступала близко к берегу.

В течение лета, река часто меняла свой путь, создавая новые протоки. Старые становились мелкими, зарастали травой, становились местами отдыха и воспроизводства рыбы.

Нашу бригаду направили в командировку в поселок Буюнда, который располагался на берегу Колымы, километрах в 70 выше по течению.

Там был очень интересный человек, заведующий магазином, заядлый охотник и интересный собеседник:

 

                     На барже, я его заметил сразу,

                     Белявый весь такой, голубоглазый,

                     Он посмотрел внимательно, сказал,

                     Тебя, в свою компанию бы взял.

 

                     Разговорились, в сорок пятом осудили,

                     На Колыму, шпион он, посадили,

                     Инструктор был в горкоме комсомола,

                     Не сдал муку он мелкого помола.    

   

Мне понравился буксирный малый катер – БМК, который тянул нашу баржу.

Мою заинтересованность, заметил его капитан, пригласил к себе.

 

Уже в Буюнде, после некоторых происшествий, я написал строки:

                        Я катер этот, сразу полюбил,

               А капитана как зовут, забыл.

               Учил меня по створам путь держать,

               И за штурвал, не забывал сажать.

                        Был катер этот ростом не велик,

               А возрастом, наверное, старик.

               Борта облезли, вмятина видны,

               Встречал в пути он бревна не одни.

                        Мотор от Зила, сила не большая,

               Но видно, польза от него какая,

               Он баржу запросто в верховье тянет.

               А мелководье, верьте мне, обманет.

 

               В тот раз, была и мель, потом обед,

               За это время, пережили много бед,

               Навстречу, бревна по течению шли,

               Они бы баржу нашу разнесли.

 
                         Задело катер, оборвало трос

                И развернуло по теченью нос.

                На катере, лишь я один сижу,

                И на ребят, на острове, гляжу.

                         А те руками машут, вот дела,

                Но мысль мне интересная пришла,

                Завел мотор и к берегу иду,

                От этих бревен, может быть, уйду?

 

                Мне повезло, вдоль берега прошел,

                Опять я к барже, сзади, подошел,

                Тут капитан ко мне, мол, молодец,

                А через день, был катеру конец.

                          Он на топляк с разгону налетел,

                 Нашли в нем капитана и пять тел,

                 Там главный инженер и мастер был,

                 Вот только, их фамилии забыл.

 

Во время стоянки на острове, один из членов бригады, крепкий парень, заросший черным волосом от головы до пяток, в очередной раз рассказывал о своих любовных приключениях.

Потом, взяв свое двух ствольное ружье в руки, предложил мне бросить в воздух свою фуражку. А он, на спор, в нее попадет. Дернуло меня сказать, что это очень просто.

Были мы с ним одного роста, но он плотнее, шире в плечах.

Он вскочил на ноги, «разломил» ружье, вставил два патрона:

- Попадешь в мою фуражку хорошо, не попадешь, то,…

Я встал, вырвал из его рук ружье. Я впервые держал в руках охотничье ружье. Но парень не знал, что я был знаком и с отцовским пистолетом «ТТ» и с автоматом ППШ.

Он подкинул в воздух свою фуражку, я нажал на курки. Два выстрела слились в один, сильная отдача в плечо, я не плотно приложил приклад.

От фуражки полетели клочки, на землю упал только козырек.

У этого острова, я позднее участвовал в очень занимательной рыбной охоте. На лодке плоскодонке, заплывали в мелкую протоку, которая просто кишила мальком разной рыбы, тихо стояли, приложив приклад ружья к плечу.

Вот длинный силуэт вонзался в темную тучу малька, выстрел, щука повержена.

Таким образом, за какой-то час, добыли с десяток щук.

На этом острове, я бывал и позднее, с другим капитаном и на другом катере. Какую крупную и сладкую ягоду дарила природа. Размером почти с «копейку», собирать, одно удовольствие. Особенно если учесть, что витаминов никаких, кроме ягоды, не было. Из еды, сухая картошка, сухой лук,  да черные от старости рожки, сдобренные тушенкой.

Была еще одна история со сбором ягоды.  Когда  месяц прожили в Буюнде, пошел я к реке, перебрался на небольшой островок:

 

                     Решил собрать немного я на морс,

                     Увидел за кустом огромный торс,

                     Ну, думал, Сашка помогает мне,

                     Ружье висело сзади, на спине.

                              Кусты раздвинул, глядь, а там медведь,

                     Мы побежали, было страшно ведь.

                     Медведь протокой, в сопку он рванул,

                     А я до дома, быстро дотянул.

 

В Буюнде, мы строили коровник, длинное здание из кирпича, с маленькими окнами, помещениями для доярок и кочегаров, с отоплением и своей котельной.

Проблему с дымовой трубой решили, вырубив днища у металлических бочек, обварили электросваркой и трактором ДТ-75, подняли на фундамент, закрепив растяжками к анкерам.

Было удивительно видеть, как из огромного вертолета выгружали коров, которые обиженно мычали и разбегались в разные стороны.

Много проблем было с этим стадом. Огромное количество комаров, загоняло их в заросли, к берегу реки. Берега там были обрывистыми, коровы срывались и тонули. Как-то мне, пришлось выручать теленка, у которого сорвались с обрыва задние ноги, он повис на груди, задыхаясь, я спустился к воде и снизу, плечами, толкал его вверх. Он сумел вылезти, но в благодарность, сильно лягнул меня, да так, что я упал в воду.

 

Очень мне нравилось бродить в окрестностях поселка. Меня предупреждали, чтобы я опасался болота, но где там. В очередной раз, попросив ружье, я пошел на охоту.

Солнце грело мне лицо, беспощадно искусанное комарами. Под ногами мягко пружинила трава, ярко зеленая и без признаков старения. Деревья, росшие не далеко, служили домом не известным мне птицам, которые громко пели, рассказывая о светлом солнечном дне, о счастье жизни, о детях, которые скоро появятся в их гнездах.

Над головой, пролетела стая уток, а вот и гуси сели на воду. Словно аплодисменты, раздавались шлепки крыльев, всплеск воды и разговор птицы между собой. И нет им никакого дела до существа, которое пытается нарушить их покой.

Вот, вижу табунок шилохвости, птица не пуганная, подпускает близко, поднимаю ружье, выстрел.  Достаю две тушки, думаю, что будет знатный обед.

В поселок возвращался, расстреляв весь патронташ. Решив сократить путь, пошел через болото, в стороне от тропы. Около часа, шел потихоньку, кочки, проваливаясь под ногами, скрывались в воде, с шипением выдавливая из-под себя черную жидкость. Не удержав равновесия, соскользнул в воду и сразу по грудь.

Ружье висело на шее, приклад лег на одну кочку, стволы на другую. Однако это не помогало, я все глубже погружался в болото. Попробовал подтянуться на ружье, кочки предательски шипели, не выдерживая веса моего тела.

Страха не было, только в голове в мгновение промелькнули лица родных, не покидала мысль о том, что никто не будет знать, как и где я пропал.

Ноги в холодной воде, совсем замерзли, я практически перестал их чувствовать. Но тут, словно что-то уперлось под колено правой ноги. Я попробовал поставить ступню на «это», получилось, я постепенно выпрямил, согнутую в колене ногу.

Освободился из водного плена по пояс, поставил вторую ногу. Что это было, ледяная линза, труп животного, не знаю, но я выбрался.

Через два часа подходил к поселку, у самой окраины, на тропинку выскочил заяц и в двух шагах от меня остановился, рассматривая грязного хищника, который и не пытается его, зайца, обидеть.

После гибели капитана, нам долгое время не привозили продукты. Была не летная погода, вертолета не дождаться, деньги закончились и мы решили спуститься в Сеймчан на плоту.

Шесть длинных, толстых  бревен, стали нашим судном. Соорудили шалаш, козлы для одежды, на которые развесили ружья и лишнюю одежду.

Путешествие обещало быть интересным. Хорошая погода, без ветра, вода медленно несет плот по извилистой реке. По берегам, огромные кучи выброшенного из воды леса. Здесь было миллионы кубометров древесины, которые гнили годами.

Однако мы не учли, что река Колыма была не только своенравной, но и весьма коварной.

Река подмывала берега, длинные деревья повисали над водой,  закрывая проход. Вот такое дерево мы и прозевали.

Не торопливо шевеля вырубленными из досок веслами, мы слишком поздно заметили нависшую над водой огромную сосну, сами успели лечь на плот, но козлы с вещами, шалаш, снесло в воду. Потеряли мы не только оружие и одежду, но и весла. Чудом остался воткнутый в одно из бревен, топор.

Сорвав с бревна одну из досок настила, сделали весло, вовремя. Плот несло прямо на скалу, с большим трудом, нам удалось направить плот к середине реки.

Но неприятности не кончились. Поднялся ветер, течение реки, словно остановилось. Мы высадились на остров, однако через час, вода поднялась до колен, и стало совсем не весело.

Стемнело.

На левом берегу реки, заметили свет лампочки. Это была дизельная электростанция. На наши крики, на моторной лодке приплыли мотористы, сняли нас с острова. Сколько не ласковых слов подарили они нам, я таких никогда не слышал, ни до этого случая, ни после.

В характеристике о прохождении преддипломной практики мне написали: «Овладел практическими навыками работы. В сложной обстановке, справился с выполнением плана».

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009220964

 

                                   Армейские будни.

 
                                                           Тут на широких улицах

                                                           Так хочется зажмуриться,

                                                           А вдруг навстречу мне,

                                                           Как в том весеннем дне,

 
                                                            В солдатской униформе,

                                                            Одетый по той норме,

                                                            Шагает по делам,

                                                            Сержант-инструктор там…

 

Шестидесяти пяти квартирный дом с комбинатом бытового обслуживания на первом этаже – тема моего дипломного проекта.

Аудитория, чертежные доски и мы, дипломники, склонились над ними.

Сколько же я перепортил бумаги! Как же долго, мне пришлось писать пояснительную записку. Но, не потому, что она была очень объемная. Я старался писать медленно, чтобы мой почерк был более разборчивым.

Защита дипломного проекта приближалась.

 

А вечерами, я с Мишей Еременко и Юрой Долей, тратили заработанные на Колыме, не большие деньги.
Через день, мы ходили в разные рестораны города Хабаровска. Не столько пить спиртное и есть, как хотелось ощутить себя взрослыми, имеющими самостоятельный заработок, людьми. Мы обычно садились у окна, что бы видеть весь зал, смотрели на людей, изучали их поведение, обсуждали крепко выпивших мужчин.

Обращали внимание на девушек, но знакомиться не пытались. За вечер, тратили двадцать, тридцать рублей.

После вручения дипломов, всей группой пошли в кафе, расположенное против магазина спорттоваров на улице Карла Маркса. Это была последняя встреча с большинством из однокашников.

Но с 1964 года, мы дружим с Мишей, Анатолием Лукъянчиковым, Юрием Трофимовым и встречается раза два в год, все сорок лет.

 

В стройтресте № 35, я проработал не полных два месяца. За это время почувствовал ответственность мастера, за проводимые строительные работы, научился сдерживать свои эмоции, давать деловые советы рабочим.

Научился не краснеть, от очень откровенных предложений разбитных женщин – штукатуров. Более того, сам стал шутить с ними, не позволяя себе вольности на работе, да и после нее.

 

Однажды возвращаясь с работы, застал дома маму и отца, что было очень не часто. У мамы  красные от слез глаза, папа спокойный и серьезный. На столе лежала повестка, в которой мне предлагалось прибыть к 9 часам,  13 мая 1968 года в военкомат Индустриального района.

Огромная толпа призывников с родителями, заполнили не большой двор. Отец молча поцеловал меня и ушел. Нас рассадили в грузовые, крытые тентом машины и повезли на вокзал.

Плацкартные вагоны, стояли в стороне от вокзала, а вокруг них, крутились мужчины и женщины, предлагая спиртное, взамен на одежду, которая нам в армии не понадобиться.

В вагоне пили все и много, поэтому было шумно и пахло молодыми распаренными телами. Однако ссор и драк, я не заметил. Только на каждой станции, на некоторых парнях, одежды становилось все меньше, а они, все громче кричали песни и рассказывали любовные истории.

Вечер и ночь, промелькнули не заметно.
Проснулся я с сильной головной болью. Наш вагон одиноко, стоял на полустанке, а сержанты, сопровождавшие нас, громко прикрикивая, выгоняли нас на воздух.

Утро было пасмурное.

Лиц ребят, стоящих рядом, я не разглядывал, меня тошнило, кто-то предложил съесть кусок хлеба с потемневшей докторской колбасой. Я отошел в сторону, очистил желудок.

Стало легче, я разглядел большие крытые машины, услышал номер своей команды.

 

Туман, живой и густой, шевелил своими составляющими. Вот немного просветлело у дороги, а вот опять, словно слоеный пирог перед глазами.

Дорога была не долгой, потом баня, новое, примятое обмундирование, сапоги, которые сильно пахли смолой, и, наконец, казарма, койка, я отключился.

 

В шесть часов, тридцать минут, нас подняли. Командир нашего отделения, за то время, как мы одевались, очень доходчиво разъяснил, что мы из себя представляем, поставил нас в известность, что мы теперь курсанты школы сержантов и этот день для нас последний, когда он так терпелив.

Выскочив из помещения, неуправляемая толпа рванула на плац. Здесь нас построили по отделениям, и мы начали постигать армейскую науку.

Уже через месяц, во время утренней зарядки, особенно не уставая, мы пробегали три километра, любуясь заливом порта Пасьет.

Мы узнали, что не далеко от нас, озеро Хасан и граница с Кореей, мы научились одеваться утром за сорок пять секунд, подтягиваться на перекладине по двадцать и более раз, собирать и разбирать автоматы и выполнять требования Устава Караульной службы.

А еще через месяц, школу сержантов, в полном составе, направили в Амурскую область. Ехали мы в товарных вагонах, оборудованных деревянными нарами, застеленными матрасами. 

 

Останавливался поезд на каждом полустанке и мы либо маршировали рядом с вагонами, либо занимались физической подготовкой, или теорией.

Когда поезд остановился на станции Хабаровск-два, я с надеждой посмотрел на нашего сержанта. Он понимающе кивнул и сказал, стоять будет четыре часа.

 

Мама не могла на меня наглядеться, все предлагала кушать то борщ, то котлетку и говорила, что я очень похудел.

Потом, я увидел своих родителей через год, когда мне предоставили отпуск на десять дней.

 

В Амурской области проехали город Свободный и нас высадили. Долго ехали по очень разбитым дорогам и оказались в большом палаточном городке.

Именно здесь, я увидел, как создаются огромные ракетные шахты, какая это ответственная и тяжелая работы.
Однако через месяц меня и еще несколько курсантов, имеющих средне-техническое образование, отозвали в школу сержантов и распределили в части.

Я оказался в городе Уссурийске.

Командир роты, лейтенант Радзимовский, сразу мне сказал, что я буду инструктором специальной подготовки.

Скоро, мне присвоили звание ефрейтора, а потом младшего сержанта.

Служба мне нравилась, кроме того, я имел возможность часто бывать в городе. Как-то, группу солдат нашей части, пригласили на вечер отдыха, посвященный годовщине создания швейной фабрики. Там я познакомился с девушками, которые неплохо пели. Чтобы не показаться навязчивым, я предложил им подготовить несколько номеров художественной самодеятельности, они согласились. Мне пригодилось умение играть на баяне.

 

Вышло неожиданно, я стал писать статьи и очерки в газету «Суворовский натиск», потом окончил курсы военных корреспондентов при газете.

 

Свидания с девушками не были длительными. Наверное, они были красивыми, эрудированными, но…

Среди них были добрые, хорошие, некоторые, хозяйственные, трудолюбивые, но…

Не встретил я особенную, единственную, свою мечту. Сами собой родились строки:

 

О чем задумался солдат

В часы, когда другие отдыхают?

О той, глаза, чьи вслед глядят,

Хотя без радости встречают?

         Зачем, солдат встречаться не любя?

Уверен в ней ты, или не уверен,

Хотя в мечтах своих ее, себя,

В огромное одно связать намерен,

         А веришь ли ты ей?

Не надо ваших встреч.

Ведь ты не для нее,

О чем же тогда речь?

         Как не права она,

       пройдет короткий срок,

Тоскующий о лучшей,

       поймешь дружок.

 

Мне грезилась черноволосая, кудрявая девушка, с серебряным голосом и зелеными глазами. Чтобы улыбка была доброй и влекущей, а ее губы, были алыми, словно лепестки розы.

И я точно знал, что встречу такую.

 

Перед демобилизацией, мне предложили пойти на курсы младших лейтенантов при Уссурийском военном автомобильном училище.

Майор Сонкин, заместитель командира батальона, говорил:

- Я уйду в отставку, а ты меня сменишь, готовься.

Я прошел комиссию в военном госпитале, написал рапорт, но пока, положил его в свою тумбочку.

Я хотел быть офицером, да что там, я представлял себя офицером чуть ли не каждый день. Мне нравилась форма, эрудиция молодых лейтенантов. Они были не на много старше меня, образование тоже средне – техническое, но военное. Через шесть месяцев, я мог стать среди них равным.
Но что-то удерживало меня.

Я вовремя понял, что это не мой выбор, просто мною руководили, меня подталкивали, во мне видели своего товарища, офицера, и они не ошибались.

Рапорт я порвал, перед майором извинился, своей тетради написал:

                     Понять себя во времени прошедшем,

                                                  бывает сложно иногда,

            Однако службу и невзгоды,

                                           забыть не сможем никогда.

             Минуло время,

                                    как всегда, зима менялась летом,

            Ты думал, выходя на улицу

                                         в солдатскую шинель одетым:

         - Да, много времени прошло

                                           без видимого толку,

                     Науку жить, и с кем дружить,

                                            узнал ты, хоть и небольшую толику.

 

         И вот, я, сержант Виноградов, прощаюсь с армейскими друзьями!

        А через три года, я носил офицерские погоны.

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009220968

 

 

 

                                   Мастер строитель.

 

                                         От долгих дум распухла голова,

                                         Себя найти в потоке жизни трудно.

                                         Однако, несмотря на прошлые дела,

                                         Сказать попробую не нудно,

                                                               о днях мной прожитых.

 

Через день после приезда домой, дядя Яша, муж маминой сестры, Зины, предложил мне поехать с ним на левый берег Амура на рыбалку, пожить в землянке, отдохнуть.
До этого, я никогда не ездил с ночевкой, да и рыбалка, была не самым моим любимым занятием. Но я согласился и на речном трамвайчике от Утеса, отправились с утра на отдых.

Землянка, вырыта не известно кем, но очень давно. Снаружи обросла мхом. Бревна, покрытые сверху слоем дерна, немного провисли, внутри землянки были черными от копоти, словно смазанными маслом. Нары застелены свежим сеном.

Стоял густой и здоровый запах свежее скошенной травы и  дыма,  который вырывался из открытой дверки, сделанной из железной бочки, печи.

Было тепло и сухо.

Вечер был приятный, если не считать борьбу с комарами, которая, конечно же, оканчивалась их полной победой.

Берега узкой протоки заросли ивой и высокой травой. Было удивительно тихо. Постоянный писк комаров не раздражал, что странно, он успокаивал меня. Едва слышное журчание воды, всплеск рыбы, выскакивающей для ловли насекомых, да песни не видимых птиц, навевали разные мысли и не давали сосредоточить внимание на поплавке, который довольно часто уходил под воду.

Подсекать рыбу я не умел, однако, словно «вырвал» из воды с десяток карасей средних размеров, две больших касатки, которые грозно, с каким-то скрипом, шевелили своими длинными колючими плавниками, когда я осторожно снимал их с крючка.

Потом был перерыв, а перед тем как совсем стемнело, на крючок попался большой, черный и скользкий сом, который долго бился в садке.

Какая же вкусная была уха, такой, я никогда не пробовал до этого дня.

Но постоянно «крутились» в голове мысли, куда мне пойти на работу. И вообще, что же я хочу увидеть в своей жизни?

 

Друзья мамы, предложили мне пойти работать в строительное управление № 5, треста «Жилстрой» мастером, я без особых раздумий согласился.

На работу нужно было выходить в понедельник, а сегодня четверг.

На пляже, в районе масло жир комбината, было много отдыхающих. Немного поиграл в волейбол, но постоянно отвлекали загоревшие девичьи тела.

Мяч, направленный сильным ударом в мою сторону, проскочил мимо моих ног и покатился дальше. Я, не поднимая головы, побежал следом.

Догнав мяч, остановился, поднял глаза. На меня смотрела девушка. Глаза были скрыты солнцезащитными очками с огромными стеклами. Волос каштановый, сильно выгоревший, тело золотистое от загара, ноги с крепкими икрами, грудь, несколько прикрытая купальником, медленно поднималась при глубоком вздохе и светилось не тронутой солнцем белизной.

А в реке, у самого берега, кувыркалась ребятня, громко разговаривая между собой. Солнце нежно ласкало мою спину, словно предлагало окунуться в теплой, чистой воде, чтобы охладить мой пыл.

Я тряхнул головой.

- Не хочешь поплавать? – услышал я от девушки.

Уже через минуту, мы плыли к середине реки. Вот Люда, как она представилась, перевернулась на спину, над водой показался загоревший плоский живот и высокая грудь, она повернула к берегу.

Встречался я с ней еще два вечера. Я первый же вечер, я разглядел ее глаза. Они были светло голубые, почти бесцветные. Я же хотел видеть другие.

Люда, через общих знакомых потом искала со мной встречи, но я решил с ней больше не встречаться.

 

Мой первый самостоятельный строительный объект, был  на Судоверфи. Вокруг был пустырь, на котором виднелись фундаменты под строительство крытого бассейна, спортивного зала и стадиона. Маленькая деревянная будка,  в которой располагался электрик, это были все строительные сооружения.
А вокруг, новенькие дома и вечно спешившие куда-то люди.

 

Разбрызгивая из огромных луж грязь, появился самосвал, который тащил за собой небольшую деревянную будку на колесах, с огромным окном и ступеньками к широкой двери. Она и стала моим первым командным пунктом.

 

 

Прибывшая бригада плотников, соорудила небольшой склад и раздевалку для каменщиков. И уже через час, «Колхиды» с полуприцепами начали привозить красный и силикатный, белый, кирпич.

От нулевой отметки, стены стали расти быстро. С чертежами в руках, я ходил по стенам, отмечая, где должны быть оконные и дверные проемы.

Через день, привезли разобранный башенный кран, поставили его на рельсы. Вот спортзал вырос до крыши и необходимо укладывать утеплитель.

 

Строительный отряд лесотехнического техникума, ребята и девчата, работали без выходных, а крановщица, лет двадцати пяти, высокая, белокурая девушка, в выходные отдыхала.
Чтобы поднимать утеплитель на крышу, я сам залезал по металлической длинной лестнице, в застекленную кабину.

С высоты птичьего полета, было видно, как активно строился микрорайон. Этажи крупно панельных домов, вырастали за неделю. А вот в соседний дом, въезжают новоселы.

Я замечал любопытных мальчишек, которые интересовались, как идет строительство спортивного комплекса.

На сдаточном объекте, «Школе ДОСААФ», расположенном на втором Хабаровске, у старого аэродрома ДОСААФ, настали «горячие дни».

Большое количество бригад штукатуров и маляров, требовали контроля, а один из мастеров, работавших на объекте, заболел. Меня направили мастером на время его отсутствия.
Я впервые сталкивался с таким количеством женщин, собравшихся в одном месте и в одно время. Большинство из них, было возрастом старше меня, и приходилось проявлять чудеса дипломатии, чтобы не попасть  в смешную ситуацию.

Я знал, что такое «усенок», «терка», «полутерок», но колючие шутки женщин, доставали до самого, самого…

Особенно старалась бригадир маляров, средних лет, весьма симпатичная женщина, одна воспитывающая двоих детей.

В нарушении техники безопасности, она работала в майке. Ее небольшая, упругая грудь, бесстыдно выглядывала и глубокого разреза, как только я появлялся на этаже.

Я не знал как себя вести, нужно было поверять качество работы, да, честно говоря и поведение бригадира, не отталкивало, а почему-то влекло на третий этаж большого здания.

По выходным дням, на объекте я оставался из мастеров один, у остальных семьи, заботы. В конце дня, осмотрев объект, собрался было уходить, но заметил двух женщин, Бригадира и девушку, лет восемнадцати, круглолицую и большеглазую, которые ожидали меня у выхода.

Мое сердце «екнуло», словно остановилось, а потом медленно застучало. Я, не опуская глаз, подошел.

Бригадир предложила пойти к ней домой в гости, поужинать, а понравиться, так остаться до понедельника. Все это было сказано в полу шутливом тоне, но она смотрела мне прямо в глаза, дыхание ее было порывистым.

Ее грудь, привлекая мое внимание, часто вздымалась, губы, ярко красные, сложились в улыбку.

Мне стало ее так жалко, я совсем уже готов был согласиться, но…

«Казачка», как я назвал для себя стоявшую рядом девушку, с интересом разглядывала меня. Я знал ее историю.

Она была из Кубани, родители умерли, окончила профессиональное училище. Ее молодость и свежесть, невольно привлекали внимание.

Как-то, она мне рассказала, что ее домогается не знакомый ей мужчина, он преследует ее, даже приходил к ней в общежитие и забрал ее паспорт, чтобы заставить проживать вместе.

Он, этот мужчина, приходил и на строительный объект. «Казачка» в это время, специально подошла ко мне, словно к самому хорошему знакомому и стала разговаривать, называя ласковыми словами, увидев это, мужчина ушел.

Позднее, я помог вернуть девушке паспорт. Теперь она проживала в квартире бригадира.

Девушка была хороша собой, при другой ситуации, я, скорее всего, стал бы с ней встречаться. Однако я вывел для себя закон, не встречаться с тем, с кем работаешь и не работать с тем, с кем встречаешься.

Потом, я много раз убеждался в правильности своих выводов. 

Меня тянуло к этим женщинам, мне хотелось встретиться с каждой из них, я уже готов был ответить согласием, но, ответил:

-Девочки, в другой раз, я тороплюсь на свидание, – шутливо им поклонился и, не оглядываясь, ушел.

Потом, в своих снах, я часто видел грудь бригадира и огромные глаза «казачки».

После сдачи Школы ДОСААФ, меня направили на сдаточный объект «Лыжная база», что был расположен за Хабаровском.

Возили нас туда вместе с бригадой отделочников машиной, ехать было долго, поэтому, я на обед в город я не ездил, а оставался один,  съев бутерброд, загорал.

Высокие сопки, были освобождены от деревьев и кустарника по всей протяженности будущей лыжни, с вершины, до подножья.

Было удивительно думать, что среди этого лесного великолепья, зимой будут кататься по пологому склону, пролетая мимо огромных деревьев, по тому месту, на котором, расстелив свою не мудреную одежду, лежал сейчас я.

А вокруг, словно головы сказочных богатырей, виднелись ряды сопок, густо поросших лесом.

Было тихо и спокойно, щебетали не видимые птицы, часто навешали комары, но не их назойливый писк, ни тучи, ежеминутно закрывавшие доброе солнце, не мешали мне копаться в своих мыслях.

Через день, или два, стали оставаться сначала одна отделочница, потом другая и это уже был не отдых.

 

Большая проблема была в возведении помещения, для просушки одежды лыжников.  Домик этот, находился в стороне от основного здания.

Как удивительно сложна кладка дымохода печи. Опытный печник треста «Жилстрой», никак не мог разобраться. Сверяя с чертежом каждый ряд кладки, за три дня, мы сумели закончить сооружение печи.

Стоя на лесах, я повторяя слова, пытался сложить четверостишие, а печник, поглядывал на меня, с удивлением замечая, что я шепчу какие-то слова:

 

      Ни слов твоих, ни глаз,

                         я не услышу, не увижу,

      Но, что меж нами было

                         и в мыслях не унижу.

     На смену ночи,

                         вновь наступил рассвет,

     Забыть, что вспомнил?

                                             Нет, нет!

 

Дома у нас все было хорошо. Подрастает племянник Эдик, ходит в детский сад. Жили мы в двух комнатной квартире, на ночь, я расставлял в проходной комнате раскладушку, здесь же, на диване, спали отец с матерью. Рита и Валера, жили в другой комнате.

Молодые родители, любили сына, да и мне нравился этот шустрый мальчишка. Его некоторые фразы, я в шутку, цитировал много раз.

В один из воскресных вечеров, с шумом распахивается дверь, в квартиру врывается Эдик, громко захлопывая дверь, кричит:
- Бабуля, скорей, у меня дгысня!

Хохотали мы долго, а Эдик не понимал, в чем причина.
Не заладилось что-то в отношениях между Ритой и Валерой. Да и мама, позволяла себе вмешиваться в их проблемы. А тут еще я рядом, выслушиваю взаимные упреки.

Сны о «прелестях»  девушек и женщин, с которыми я встречался и не встретился, продолжили навещать меня, но снилась и другое.

Бесконечная Колымская тайга, просторы Севера, белые ночи и много, много интересных встреч и трудной работы.  Сами собой рождались стихи:

               Быть может, для кого-то ерунда,

       На карте был поселок, Буюнда.

       Вдоль берега были видны дома,

       К нему одна дорога, Колыма.

 

Мои друзья, Миша Еременко, работал в это время в пуско-наладочном управлении, расположенном в районе улицы

Ленина, Анатолий Лукьянчиков, занялся профессиональной фотографией, а Юра Трофимов заканчивал политехнический институт.

Юра первый из нас женился на однокурснице, Надюше. Я был свидетелем на их свадьбе. Ездил «выкупать» Надю из общежития, перезнакомился с милыми девушками, «положил» было, глаз на одну, но вовремя остановился.

Встречи с девушками, лишний раз убеждали меня в том, что их красота не для меня, моя единственная, где-то еще меня ждет.

Все чаще, я доставал свою затертую общую тетрадь и писал:

 

                 Работал бы прорабом,

                               тишь, да гладь.

                 Правда, в работе

                               не благодать,

                                  бывало трудно.

                 Зачем тогда ты

                              от масла с хлебом

                 Сменял свои карты,

                             чтоб жить под небом

                                  Чукотки дальней?

                 Дорог можно выбрать

                             хоть сто.

                 Однако много тебе,

                             на что?

                 Одна нужна!

 

Мне нравилась работа, которой я занимался.

Я смотрел, как растет за рядом ряд, кирпичная кладка стен, как недавний пустырь, украшен большим спортивным залом.
Мне нравилось и это емкое слово – строитель!

Мне нравилось, что каждый мой рабочий день, дарит городу Хабаровску, всей моей стране, новое здание, построенное с моей помощью.

 

 

Что под моим руководством, строителями украшен первый микрорайон. Призывники, будут заниматься в больших, светлых помещениях школы ДОСААФ и идти на летное поле радостные и счастливые.

Что в сушилке лыжной базы, будет сохнуть спортивная одежда, а на склонах сопки, где когда-то я загорал, будут рождаться новые чемпионы.

Однако работа не захватывала меня всего, я чувствовал, что могу больше, что я постоянно думаю об ином и не планирую работать строителем всю жизнь. Я не нашел себя и не боялся в этом признаться.

Хорошо помню атлетически сложенного, высокого каменщика из комплексной бригады. Мне нравилось смотреть, как он работает.

Вот он мастерком кидает на кирпичную кладку слой раствора, ровняет его, берет в левую руку кирпич, бросает раствор на торец кирпича, отточенным движением прикладывает к кладке, потом снаружи кладки, по раствору, делает русты.

Любо – дорого.

Но как же я удивился, узнав, что у него два высших образования, физико-математическое и экономическое.

Этот, как мне говорили, хороший педагог и прекрасный экономист, работал в школе, потом в строительном управлении главным экономистом. Однако он сменил работу, которая у него хорошо получалась, на профессию каменщика.

Почему?

 

Не хочу думать, что главное было в большой зарплате строителя, хотя каменщики получали значительно больше учителя, экономиста, да и мастера строителя.
Не в том дело.

Мне казалось, что на стройке, этот человек стал считать себя незаменимым, более нужным обществу, а значит, более важным для самого себя и для общества. Он почувствовал свою индивидуальность, особенность, он нашел себя в этом.

А я?

Я твердо решил ехать на Чукотку, искать самого себя. Мне хотелось проверить, что я могу. А больше всего, нужно было установить, а, что же я хочу?

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009220971

 

 

 

                                    Это ты, Чукотка.

 
                                       Из Магадана до Анадыря час лету,

                                       Я ничего не чувствовал в полете,

                                       Но, не считая пограничного наряда,

                                       Все со значками,

                                                   словно барышни нарядны.

                                       Вы в погранзоне, здесь живете долго?

                                       В его словах, такое чувство долга,

                                       Да, возвращаюсь я в Конергино, домой,

                                       Совхоз там «Возрожденье» стоит мой.

 

Самолет трясло так, что находившееся в желудке, упорно стремилось покинуть привычное место и я, крепко сжав рот, откинул голову на спинку кресла. Наконец, удар колесами о землю и вздрагивая, Ил -18 покатил по бетону.

Магадан встретил не приветливо. Холодный ветер быстро высушил вспотевшее тело, мои мысли прояснились.

Пассажиры неторопливо, заходили в помещение аэровокзала и толпились у окошка, где ждали свой багаж. С небольшой сумкой, в которой был минимум самого необходимого, я подошел к стойке, на которой было написано «Анадырь».

До посадки оставалось мало времени, я только успел выйти из здания, как объявили мой рейс.

В Анадыре, я пересел на АН-2, «Аннушку», как здесь ее ласково называли, и через час, из иллюминатора я увидел сказочную картину.

Невысокие сопки, словно грудь сказочного великана, вздымалась над морем, а между ними, залив, в форме гигантского креста. Вода отливала под лучами солнца серебром, а на берегу, словно родинка на теле, виден небольшой районный центр – Эгвекинот. Десяток пятиэтажных домов, морской порт, аэродром и ряды сопок, а до самого горизонта, тундра.

На аэродроме, очередная пересадка и через двадцать минут, поселок Конергино.

Я с интересом поглядывал  из самолета. Узкая коса, словно хвост гигантского кита, опускалась из тундры к морю, а на ней, поселок. Я заметил три двух этажных дома и десятков пять, маленьких домиков.

Здесь предстоит мне жить и найти самого себя.

 

На иллюминаторы самолета, словно кинули куски ваты. Стало темно, самолет затрясло. Густой туман серой стеной скрыл берег и поселок. Аннушка медленно снижалась к морю, не в силах пробить облачность. Пилот, командир Эгвекинотского авиаотряда, обхватил штурвал самолета и, не оглядываясь, произнес:

- Держитесь крепче.

 

В море плавали куски льда, конец мая, а у берега, лед высокий и крепкий, припой, самолету негде сесть. Только узкая взлетно-посадочная полоса, у самого берега залива. Вот самолет, словно ударили сверху.

Иллюминатор покрылся крупными брызгами, то ли от тумана, то ли от морской воды, поднятой  пропеллером самолета.

Было ощущение, что колеса самолета коснулись поверхности моря, самолет, словно клюнул носом и застыл. Натужно взревел мотор, пилот потянул штурвал на себя. Вещи, сложенные посреди брюха самолета, сдвинулись к хвосту.

Словно задумавшись, «Аннушка», подрагивая от чрезмерного напряжения, застыла, раздвинув плотный туман, кромсая пропеллером серую мокрую  массу, двинулась вверх, потом резко клюнула носом, и вот, покатилась по посадочной полосе.

Потом, в столовой, пилот поздравил нас, недавних пассажиров, со вторым рождением.

 

Первое, что бросилось в глаза, когда я шел в поселок, отсутствие деревьев и кустарников. Самое высокое растение, куст морошки. А вокруг, изумрудно – зеленая тундра и огромное количество больших и совсем крошечных озер.

В первое время, выделили мне маленький, два на три метра, домик. Сетка от панцирной кровати, стояла на деревянных чурбаках. Сбитый из не строганных досок стол, да скамейка. Вот оно, мое первое, самостоятельное жилье!

Долго не мог уснуть, поставил рядом с кроватью мелкокалиберную винтовку, кто-то в шутку, или всерьез, предупредил, что в поселок заходят белые медведи и полярные волки. Лег на кровать, закрыл глаза. Очнулся оттого, что почувствовал, рядом кто-то ходит.

 

А за окном светло, как днем, белые ночи, может это и мешало спать? Мое внимание привлек стол, на нем небольшое животное, расправлялось с недоеденным мной куском хлеба. Я взял винтовку, прицелился. Это был лемминг, маленькая мышка, которой на звероферме кормили песцов.

Под утро забылся, но разбудил громкий свист. Разозлиться не успел, вышел на порог дома, суслики, как здесь называют, евражки.

На следующий день я записал в тетради:

          И что-то весело мне стало сразу,

 Окинул все окрестности я глазом,

 Да здесь евражек, целая семья,

 А я то думал, территория моя.

 

В оленеводческо-звероводческом совхозе «Возрождение», я начал свою трудовую деятельность, плотником. Строили новую звероферму для голубого песца. После первого рабочего дня, мои ладони покрылись мозолями и сильно болели.

Ломами мы долбили вечную мерзлоту, в эту яму, глубиной два метра, вставляли бочку с вырубленным верхом, в бочку столб, который крепили бетоном. Ну, а потом, обвязка, крыша, настил, клетки для маток и щенков. Кухня, для приготовления пищи звероводам, склад.

Месяц пролетел быстро, но зарплата приятно удивила. Мастером в Хабаровске я получал 180 рублей, а здесь 600!

 

Лето на Чукотке удивительное. Тундра, недавно казавшаяся пустой и страшной, покрылась цветами, а потом ягодой морошки. Многочисленные озера, заполнили бесчисленные утки, гуси, журавли. Каких - только здесь не было.

Я долго не понимал, почему точный выстрел из ружья, не поразил крупную утку. Мне пояснили, что это гага и у нее очень густой и плотный пух, стрелять нужно против пера.

Как же долго мне пришлось щипать этот пух. Но какой же легкий и теплый жилет стал у меня из гагачьего пуха.

 

В июле, стали ремонтировать старую котельную. Меня попросили возглавить эти работы и назначили техником-теплотехником. Зарплата поменьше, ответственность побольше.

 Собирать котлы «Универсал» не особо сложно, но мне не понравилось обмуровка котлов и отсутствие хороших колосников. Белыми ночами, я подготовил чертежи, рассчитал количество материалов, и мое рационализаторское предложение принесло совхозу экономический эффект, в сто тысяч рублей. В то время, это были огромные деньги. 

Премия за предложение, составила три с половиной тысячи, зарплата за восемь месяцев.

 

В поселке была проблема с питьевой водой. Зимой на озерах рубили лед и развозили по дамам и в котельную, для подпитки системы отопления. Водовод, построенный ранее, зимой использовать проблематично, большое расстояние и зимой большие теплопотери на обогрев системы.

Рядом с котельной, стояло высокое сооружение из бревен, на котором тепляк. В этом строении была огромная емкость, которая по замыслу, должна была бесперебойно, снабжать поселок водой. Сложность была в том, что при включении насосов, которые были смонтированы в избушке, на озере в двух километрах от поселка, необходимо было залить воды, чтобы насос «схватил» воду. А, поскольку до меня специалистов в поселке не было, водоводом и башней не пользовались.

Интересно, в каком состоянии этот «памятник» цивилизации сейчас?

Когда началась наладка оборудования, большие проблемы были с пожарным водоемом.

В большом доме, рядом с котельной, находилось три емкости, по пятьдесят кубометров воды, но улитки насосов, предыдущей зимой полопались от мороза, новых не было, и мне пришлось ломать голову, как выйти из положения.  С трудом, но это удалось.

Самое приятное в этом помещении было то, что мы оборудовали в нем маленький спортивный зал, каждый день после работы, собирались в нем и наращивали свою силу.

 

С маленьким домиком, в котором я жил, мне упорно не везло, нужно было два раза в день топить печь, но мне, городскому жителю, не имевшему дела с дровами и углем, это было сложно. Однажды вечером, заглянув в печь, увидел, что уголь прогорел, задвинул заслонку и лег спать.

 

Наверно, это уголь был плохой,

Чуть не отправился сегодня на покой,

Закрыл заслонку рано, вот беда,

Угарный газ, смертельная среда.

         Проснулся ночью я с тяжелой головой,

Ни рук поднять, ни ног, пока живой.

Не повернусь в кровате, везде дым,

И как не быть здесь волосу седым?

         
         На пол упал и тихо там лежу,

И за дыханием своим слежу,

Пол ледяной, но то на пользу мне,

Как будто это все со мной во сне.

         Полз до двери, наверно часа три,

А расстояние два метра, посмотри,

Крючок отбросить на двери, никак не мог,

Мне в этом бог, наверное, помог.

 

После этого события, я перебрался в двух этажный дом с центральным отоплением и выгребной ямой, вместо унитаза.

Но это был прогресс.

 

Как молодому коммунисту, мне поручили возглавлять комсомольскую организацию, в которой состояло двадцать пять человек, в основном молодые ребята, чукчи, радисты-оленеводы и звероводы. Эти ребята воспитывались и учились в интернате Эгвекинота, пока их родители, пасли оленей в тундре.

Проживая в домах со всеми удобствами, они не хотели возвращаться в дома, или яранги  родителей.

И на это была причина.

Мне приходилось посещать в Конергино пожилых людей в их жилищах и первое, на что я обратил внимание, подходя к дому, толстый слой жира вокруг дверной ручки.

У крыльца висит  сушеный галец и провяливается под солнечными лучами национальная пища, они говорили, как ваша картошка, «пых-пых».

Это кишки моржа, набитые внутренним салом, завяленное на солнце, все со своеобразным, весьма ощутимым запахом. Эту пищу, чукчи брали с собой в тундру, ели сами, кусками рубили ездовым собакам. 

В прихожей дома, на полу, лежали старые кухлянки и торбаза, меховая обувь из меха оленя, или шкуры моржа.

А полы, словно лаком, покрыты многолетним слоем жира. В домах, полы не мыли годами.

Старики обижались, что дети живут отдельно, жаловались, но молодежь жить по старому, в грязи, не хотела.

 

Долгое время, стариков старались приучать к чистоте, построили баню, тем, кто помоется, продавали спиртное.

Эти дни так и называли «пьяная» суббота. По сути, в поселке был сухой закон и  в банный день, в пропахших и грязных кухлянках, старики заходили в баню, мочили голову под краном и шли в магазин.

У прилавка магазина, откидывая капюшон с кухлянки и показывая мокрый волос, говорили:

- Видись, я помытый. Давай водка!

 

В поселке, жили две учительницы. Обе молодые, симпатичные. Они помогали мне в организации досуга молодежи. Мы вместе выезжали с агитбригадой в тундру. Было видно, что одна из них, Лида Быцай, оказывала мне большее внимание, чем другим парням.

Праздничные застолья были не часто. Ходили в Дом культуры в кино, читали стихи. Лида подарила мне томик стихов Петрарки. Стихи о любви, прочитал за час. Но, не получилось у нас с Лидой. Она была русая, круглолицая с серыми глазами. Полноватые, словно припухшие губы, притягивали взор и вызывали желание к ним прикоснуться.

Она была начитана, общительна, но…

Когда я находился рядом с ней, мне было интересно, но не настолько, чтобы затронуло мое сердце.

Я чувствовал, что не моя это судьба. Сердце мое молчало.

Через полгода, Лида уехала на постоянное место жительство куда-то на Колыму. Через свою подружку, передала мне большое письмо, которое заканчивалось строкой:

«Прощай моё мгновение!»

Лиде Быцай я не писал, да и практически вспоминал редко. Но после ее отъезда, я стал писать стихи в виде сонетов.

 

Прораб, Лева Кухмистер, который занимался строительством в поселке, переехал на постоянное место жительство в поселок Билибино.

Учитывая мое образование, мне предложили работать мастером строителем. Я согласился.

Сборники Единых норм и правил, наряды за выполненную работу, контроль качества строительства, обходы участков и командировки в тундру и районный центр, и так день за днем. 

В районном поселке Эгвекинот, я бывал часто, то пленумы, то конференция. Мне нравился этот поселок на берегу моря.

Крутые сопки, покрытые в июле огромным количеством грибов.

Чистое море. Синевато - белое, иногда зеленоватое, часто очень спокойное, но напоминающее о своей силе.

   

  Окинул взглядом я Залив Креста,

  Ну что же, совесть у меня чиста.

 Здесь есть частица моего труда,

 Поэтому, я прихожу сюда.

 
         А на большой земле, в разгаре лето,

         Меня вот только, не согрело это.

Здесь летом комаров летает тучи,

Вот и пойми, где человеку лучше?

 

Залив я вижу с сопки, точно, крест.

Наверно он хранитель этих мест,

Покажется, что здесь земля пуста,

Но Север к себе тянет не спроста!

 

На одной из конференций, я познакомился с собственным корреспондентом областной газеты «Магаданская правда» Николаем Павловичем, он то и вовлек меня в журналистику.

Писал я часто и с каждым очерком чувствовал, что это уже не просто информация, а маленькая истории, с хорошим концом.

Так не заметно, я стал рабочим корреспондентом районной газеты «Горняк Заполярья», писал заметки и очерки в «Магаданскую правду», о жизни людей и событиях, произошедших в поселке Конергино, моих встречах с природой.

Стихи в это время, практически не печатал.

Времени было много, ночи светлые и я описывал свою жизнь и жизнь людей проживающих в поселке. Писал о том, как увидел впервые в жизни, огромного кита, как помогал вырубать куски мяса и китовый ус, как пробовал котлеты из китового мяса и многое другое:

 

          С утра в поселке нашем, шум пошел,

          В Залив Креста из моря кит зашел.

 

Много энергии, уходило на организацию художественной самодеятельности. Репетировали песни, с концертами выезжали в тундру.

Агитбригаду нашу в тундре ждали,

И для поездки ГТТ нам дали,

Огромный вездеход, корабль наш,

Охотник, тот, что с нами, главный страж.

 

В Доме культуры поселка Конергино, на концертах посвященных знаменательным датам, я показывал пантомиму, играл на баяне, читал свои стихи:

 

         Все режут стадо волки,

                         просто беда,

         Мне кочевать не нужно

                         было  сюда.

         Олени вдруг рванули,

                         собачий лай,

         А ну-ка, карабин мне,

                         скорей подай.

 

В тундре выезжал вездеходом, на собаках, вертолетом. Был случай, когда нас в поселке почти похоронили.

 

Оленей готовили к забою и пригоняли к поселку. Строили загон, огородили площадку для разделки, но не было одной бригады, полетели на ее розыск, нашли быстро но:

         Немного отдохнули,

                        в вертолет,

Всего лишь два часа

                         идет полет,

Вот скрежет, то редуктор

                         полетел,

От нас могла остаться

                         груда тел.

         Так я родился четвертый раз в жизни. Что меня еще ждало впереди?

 

Прекрасны были выходные, которые я проводил на берегу залива. Тетрадь со стихами на коленях, я сижу и смотрю в море, а строчки, рождаясь сами собой, тихонько ложатся на листок тетради.

Рядом, в ста метрах, старый морж, решает свои семейные проблемы, отправляет молодежь за питанием в море. Немного дальше, кладбище моржей.

 

Там я собирал клыки вместе с Димкой Медведковым, соседом по квартире. В помещении пожарного водоема, сдирал с клыков эмаль, а Дима, выжигал на клыке сцены охоты на моржей и кита, красоты тундры, оленьи упряжки.

Много в море чудесного, чистота и сила, его обитатели. Да вот  хотя бы галец, крупная и вкусная рыба.

Вижу уёк, чукотская корюшка, словно черные туча подходит к самому берегу.

 

         Вот закипает на костре чаёк,

         Пришел я к морю, чтоб ловить уёк.

         Не брал я сети, удочки не брал,

         И от большой компании удрал.

 

Заходишь в воду, подсунул вдоль дна под табун рыбы кусок марли, поднял, вот он, богатый улов!

 

Все больше я думал о завтрашнем дне. Строитель хорошая профессия, нужная и мне нравиться.

Но не моя это линия.

Встречаясь часто с людскими пороками, теми, кто уже переступал «черту» дозволенного, я понимал, что в нашем обществе много злых, да и просто страшных существ, которых то и людьми назвать язык не поворачивается. С этой категорией нужно было бороться. Защищать простых людей, очищать страну от скверны.

Была у меня еще надежда, что стихи, которые я подарю миру, помогут мне в этом.

Я твердо решил получить юридическое образование.

 

Наступал период моей жизни, когда умение излагать свои мысли в стихах, как будто затаилось  где-то в глубине моей души, до той поры, когда прятаться, не будет никакой возможности.

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21010020375

 

 

 

                                 Младший лейтенант.

 
                                         Такую выбрала история нам роль,

                                         Чтоб отводить руками вашу боль

                                         Чтоб защищать добро, от злых людей,

                                         Чтоб не встречал в проулке, лиходей.

 

Хабаровск, встретил меня запахом увядающей листвы деревьев и расплавленного асфальта.

Особенно радовала зелень кустарников и деревьев, от которой я на Чукотке отвык. Было приятно любоваться огромными тополями, тянувшимися к небу, прислушиваться к шуршанию листьев, которые трогал ветерок с реки.
Наш красавец Амур, грозно шумел, разбивая свои струи об утес, на котором стоял молодой человек и вглядывался в свое будущее.

После возвращения из Конергино, я стал работать в управление внутренних дел края, в исправительно - трудовой колонии усиленного режима № 3, инженером по организации труда осужденных.

Колония располагалась на втором Хабаровске и дважды в день, служебные автобусы, доставляли нас на работу и с работы.

В колонии в то время содержалось полторы тысячи  осужденных. Такое огромное количество людей, встречали каждое утро сотрудников чаще всего, с настороженностью, что накладывало особый отпечаток на взаимоотношения.
Здесь отбывали наказание убийцы, насильники, воры. Были и простые люди, работяги, совершившие преступление в отношении своих близких и от этого страдавшие больше, чем потерпевшие от их деяния.

Здесь, расслоение общества, было заметнее, чем на свободе.

Воры, оберегающие свои неписанные законы, обслуживающие их «шестерки», безвольные, но не до конца опустившиеся элементы.

Лица, осужденные за изнасилование, стояли отдельно, всеми презираемые.

«Мужики», которые работали на совесть, часто за воров и их шестерок.

Отдельно, была значительная группа осужденных, как их называли - «обиженные, опущенные». Самое низшее сословие, подвергавшееся постоянному унижению и обеспечивающее удовлетворение самых низкой похоти части осужденных.

От кого узнали осужденные, что я приехал с Колымы, не знаю, но относились ко мне с уважением и некоторой осторожностью.

Первым, с кем я столкнулся по работе, был «нарядчик», осужденный, осуществляющий документирование лиц, направляемых на объекты. Осужден он был за убийство, отбыл восемь лет.

Каждое утро, он стоял у ворот колонии, и, не заглядывая в списки, называл фамилии осужденных, которых вывозили на ЖБИ-1, ЖБИ-3, другие объекты работы.

Память у него, была феноменальная.

Он знал в лицо и помнил все данные на каждого осужденного. Было чему у него поучиться.

Контроль на рабочих местах, выполнение нормативов, исполнение заданий.

Рабочие дни проносились чередой.

К концу месяца, в хозоргане, проверял правильность закрытия нарядов и начисления зарплаты осужденным, зачисление денег на их карточки. А потом опять по объектам, опять колючие глаза преступников, их словно прощупывающие, разговоры о жизни и трудностях за проволокой. Осторожные предложения, нет, даже не предложения, а намеки, на возможность заработать деньги, большие деньги.

Но, все это я знал по рассказам старых «зеков» на Колыме.

Все эти «подходы», чтобы я вынес «маляву», принес чай, или что покруче, меня больше смешили. Но я не подавал виду.

Очень скоро, ко мне перестали обращаться с такими намеками.

Заместитель начальника колонии подполковник Стрельченко, был другом моего отца, который работал здесь же, в колонии, начальником пожарной команды. Долгие годы, отца избирали секретарем партийной организации.

Стрельников предложил мне перейти на более интересную работу, как он выражался, перековывать осужденных.

Меня назначили начальником отряда, а через шесть месяцев, Приказом Министра внутренних дел СССР, мне было присвоено звание – младший лейтенант.

Начальник пятого отряда Виноградов, то есть я, быстро ознакомился с категорией осужденных, которые теперь были в полной моей власти. 

В отряде отбывали наказание и пожилые люди, но в основном, была молодежь, которая на заводе ЖБИ-3, работала шоферами, плотниками и бетонщиками. По видам преступлений, за которые эти граждане отбывали наказание, можно было перечислять большее количество статей особенной части уголовного кодекса: убийства, кражи, разбои, изнасилования.

Виды работ, на которых работали осужденные, мне были знакомы по моей строительной профессии, так что проблем по организации трудовой деятельности осужденных отряда, у меня не возникало.

Были другие.

Все эти граждане, как бы разделены были в отдельные касты: воры, мужики, и самая низшая - опущенные  /которых воры называли петухами/.

Мне пришлось проявить максимум осторожности и терпения, чтобы разобраться в хитросплетениях взаимоотношений между данными категориями. Ведь существовали еще «шерстяные», «шестерки», «бессрочники», «общественники».

Я не хотел принимать больших, если не безграничных, возможностей и хорошего материального состояния «воров». Меня особенно задевало то, что эта категория, чаще пассивно относилось к работе,  в свое свободное время, закусывали копченой колбасой, консервированной черешней и прочими, не известными мне по вкусу, продуктами.

Однако я не подавал вида.

Во мне все больше накапливалась уверенность, что «этих», что живут и существуют, за счет народа, который сами же и обворовывают, нужно не просто содержать в колониях

 Им нужно создавать такие условия, чтобы они своим трудом возмещали причиненный ущерб, чувствовали свою ничтожность, и после проведенных здесь лет, поняли, что на свободе, им не остается места.

Какой же я был идеалист.

Было у меня в отряде два человека, которых помню до сих пор.

Один, отбыл двадцать восемь лет лишения свободы, не выходя на свободу.

Капитан Бакин, прошел войну с первого до последнего дня.
Все его близкие, погибли в немецкой оккупации. В июне 1945 года, он встретил девушку, они женились и ожидали рождения ребенка.

Поздним вечером, возвращаясь со службы, у своего дома Бакин услышал в кустах стон, потом сдавленный крик. Он сразу узнал голос жены. Раздвинув кусты, он увидел четверых.

Двое держали руки, третий ноги, четвертый насиловал.

Бакин достал пистолет, четыре выстрела, четыре трупа.

Осудили на двадцать пять лет. В зоне, друзья убитых, пытались с ним расправиться, новые трупы. Бакину добавляли срок снова, до двадцати пяти.

Прошли годы, жена писала постоянно, сначала одна, потом с дочерью.

 

Второй, по фамилии Веселый, бывший военный летчик, работал шофером в гараже Правительства. Его с напарником, направляли работать в посольство одной из африканских стран.

До вылета оставалось сутки, решили отпраздновать в ресторане.

За их столик подсела девушка, которая предложила свои услуги.

Первым, с ней отправился в гостиницу Веселый.

Уходя, Веселый оставил деньги своему напарнику, который должен был расплатиться за доставленное девушкой удовольствие.

Наутро, Веселого задержали вместе с напарником.
Деньги напарник девушке не дал, пожадничал, а она, эта девушка, оказалась несовершеннолетней.

Ее заявление об изнасиловании, подтвердила экспертиза, да и Веселый не отрицал. Получили по 10 лет.

Мои неоднократные обращения в Москву принесли результат, обоих помиловали.

Когда я объявил Бакину решение о помиловании, он заплакал и ушел в спальное помещение отряда.

Часа через два, ко мне в кабинет забежал дневальный.
Сказать он ничего не мог, только мычал, глаза широко раскрыты и блестящие от слез.

Подойдя к кровати Бакина, я увидел не старого еще, совсем седого и беззубого человека. Лицо умиротворенное, губы тронула едва заметная улыбка. Глаза, светло-голубые и словно бездонные, открыты. Он смотрел на меня, словно желая сказать что-то хорошее.

Бакин скончался во сне, уже свободным человеком.

 

Работал в колонии инженер Павлов, мастер спорта по стрельбе. Были мы почти одного возраста, поэтому проблем в общении не возникало.

Много времени он тратил на тренировки, привлек к тренировкам и меня. Много раз мы ездили в тир УВД, где я «перевел» не мало патронов, пока не появился небольшой, а потом и значительный успех.

Уважение к оружию и умение с ним обращаться, осталось со мной на всю жизнь.

Павлов пригласил меня в качестве свидетеля на свадьбу. Это был мой первый подобный опыт. Свадьбу играли в общежитии, расположенном в двухэтажном здании, стоявшем рядом с колонией.

Было много шуток танцев с девушками, сотрудниками колонии и подружками жены Павлова. Были поцелуи на улице, предложение продолжить близкое знакомство.

Обнимая тонкие девичьи плечи, я невольно подумал, а то ли я делаю?

Я вывел для себя закон, не встречаться с девушками там, где работаю и не переходить грань, за которой не только невинные поцелуи.

Около часа ночи я, не привлекая внимание гостей, тихонько вышел из комнаты и пешком, полтора часа добирался до дома.

Обид со стороны девушек я не заметил, хотя ловил порой их косые взгляды.

К Новому году, мы подготовили концерт художественной самодеятельности. Пригодилось мне умение играть на баяне и читать стихи. Здесь, не называя автора, впервые со сцены, я прочитал стихи, написанные мной во время службы в армии.

Аплодисментов я никак не ожидал, но это было очень приятно.

Колония наша в крае была на хорошем счету, постоянно занимала призовые места в социалистическом соревновании.

Как-то утром, меня пригласили к начальнику колонии, полковнику Терещенко.

В кабинете находился мой отец, капитан Виноградов и незнакомый мне, высокий, немного сутулый и белый, словно лунь, мужчина.

Рядом со стулом, на котором он сидел, стоял небольшой ящик.

Полковник, обращаясь к нему, сказал:
- Это и есть начальник лучшего в колонии отряда, младший лейтенант Виноградов.

Мужчина раскрыл ящик, в нем лежали фотоаппараты.

- У меня задание редакции, сфотографировать тебя с отцом на обложку журнала. Отец и сын, семейная династия в Хабаровском УВД.

Через два месяца, на обложке журнала Главного управления исправительно-трудовых учреждений МВД СССР «К новой жизни», я увидел фотографию, на которой были я и отец.

В самом журнале, была статья о нашей колонии, сотрудниках, династии Виноградовых.

Впервые, моя фотография попала на страницы центрального издания.

Этот журнал, я храню до сих пор в память об отце.

В феврале 1974 года, меня направили в город Барнаул на курсы повышения квалификации.

Город встретил сильными морозами. Не успел я выйти из аэропорта, как продрог до костей.

Сильный ветер проникал к самому телу, будто не было на мне шинели. Хорошо в сумке, лежала нижняя теплая рубашка с начесом.

В то время офицерам выдавалось теплое нижнее белье.
Прямо в такси, снял шинель, китель, форменную рубаху и одел теплое китайское белье «дружба».

Таксист отнесся к моим манипуляциям с пониманием.

Месяц занятий пролетел быстро.

Исправительно-трудовое право, криминалистика, уголовное право. Все было очень интересно, но явно не достаточно. Я постоянно чувствовал необходимость углубления знаний, читал и перечитывал кодексы, монографии ученых мужей.

Вечером, ходили в кино. Как-то на вечере отдыха в нашей школе МВД, познакомился с девушкой, звали ее Тамара.
Высокая и худенькая, с темными глазами, и обесцвеченным волосом, она привлекала внимание и в то же время, в ней чего-то не хватало.

Я долго пытался понять, чего?

Только в аэропорту Барнаула, когда вылетал в Хабаровск,  я понял, ей не хватало кудрявых черных волос, зеленых глаз и серебристого голоса.

Именно такая девушка мне однажды приснилась и только ее я хочу встретить.

Весна пролетела быстро. Сугробы снега, только недавно пугавшие своей высотой, быстро съежились и пропали. Зеленая листва победно завладела деревьями и кустами, девушки все меньше оставляли на себе одежды. Вошедшие в моду мини юбки, невольно привлекали мое внимание.

При встрече с девушками, которые не подпадали под придуманный мной эталон, я отворачивался.
Мое сердце молчало.

Только один раз, когда на работе  увидел дочь одной из сотрудниц, я решил с ней познакомиться. Ее звали Томара, она оканчивала Хабаровский медицинский институт.

Она была высокая, черноволосая, кудрявая, с пронзительно черными глазами.

Мы, встретившись несколько раз,  нашли темы для разговора, общих знакомых.

Вот только интересов общих было мало. А если сказать совсем точно, я встречал у нее понимания в выбранной мной работе и будущих планах.

И еще.

Она мало улыбалась, и улыбка ее была будто искусственная, какая-то натянутая.

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009220977

 

 

 

                            С Востока на Запад.

 

                                                             Я хочу сказать,

                                                                       о стране моей,

                                                              Не хватает слов,

                                                                        не хватает дней.

                                                               Необъятный край,

                                                                      ширь полей, лесов,

                                                               Часовых лететь,

                                                                           девять поясов.

 

Первый раз я был в Москве 1971 году.
Мой отпуск, после того, как я отработал один год мастером в СУ-5, был насыщенным и пролетел быстро, оставив в памяти череду музеев, парков и станций метро.

Я жил у наших родственников, Ахломовых, на самой окраине столицы, на улице Студеный проезд.
Побывал на ВДНХ, Александровском парке, Кремле.
Потом работа на Чукотке и снова Хабаровск.

 

В сентябре 1973 года, я купил туристическую путевку в города Москву и Ленинград. Через день мне позвонили домой и просили приехать в туристическое агентство, которое располагалось в здании Краевой филармонии, у парка над Амуром.

Осень была теплой, богатой на яркие краски. Спускаясь по улице мимо Дома офицеров, я остановился, оглядел кроны деревьев.

Лист, словно боролся с наступающей осенней прохладой. У основания зеленый, он набирал золотистый цвет, казалось, деревья набрасывали на себя сказочное дорогое украшение.

В агентстве мне сказали, что заболел руководитель группы и меня, как офицера, просят взять на себя обязанности старшего.

Я согласился.

В нашей группе было двадцать пять человек. В основном средних лет, были и моих лет парни и девушки.
В группе, я обратил внимание на двоих девчат.
Высокую, худощавую девушку, с обесцвеченным волосом и короткой прической, да ее подружку, розовощекую хохотушку.

Перелет до Москвы, длился 18 часов, с посадками в Чите и Новосибирске.

В Москве приземлились днем, нас встречала женщина-гид, которая почему-то, называла нас: «Друзья хабаровцы»
На автобусе нас привезли в Гостиницу спортивного клуба армии  на станции метро «Сокол», где мы и жили пять дней.

 

Экскурсии были хорошо организованы. Мы побывали в Третьяковской галерее, Оружейной палате, Алмазном фонде, Бородинской панораме. Вечерами посещали театры, концертные залы.

Хорошо запомнил Кремлевский дворец съездов, где смотрели танцевальный ансамбль «Жок».

Выше зрительного зала, было огромное помещение, в котором рядами стояли столы, это был огромный буфет, в котором продавались удивительные сладости: коробки «Зефира в шоколаде», мармелад.

Этот буфет, поразил меня огромным количеством народа и продуктами, которые мы не видели в наших магазинах.

Театры, в то время, не оставили особых воспоминаний.

В Хабаровске, мы семьей ходили в  краевой театр Драмы и музыкальной комедии каждый месяц, не пропуская ни одного нового спектакля, поэтому исполнение московскими артистами того же репертуара, оставляло только усталость от больший расстояний и толкучки в метро.

Ленинград покорил меня с той минуты, как нашу группу провезли по улицам города. Я почувствовал с ним родство. Как будто моя душа незримо бывала здесь много раз и сейчас, я словно узнавал места, в которых бывал впервые.

Наше знакомство с городом началось с Дворцовой площади, которая образуется зданиями Зимнего дворца и Главного штаба.

Нам сказали, что площадь возникла в 18 веке, старейшим зданием на площади, был Зимний дворец, построенный в 1754-1762 годах. Здесь находилась резиденция русских царей. В  этом и ряде соседних зданий, располагался известный в мире музей – Государственный Эрмитаж.

Датой основания Эрмитажа, считается 1764 год, когда в Зимний дворец из-за границы прибыла большая партия картин.
После постройки Нового Эрмитажа в 1852 году, состоялось открытие Публичного музеума.

Эрмитаж занимает пять знаний. Старейший его отдел, западноевропейского искусства, состоит из картинной галереи и собрания скульптур, гравюр, рисунков, предметов прикладного искусства.

Экспозиция занимает 125 залов.

Одного дня, что мы провели в огромных, не отпускающих от себя залах, с великолепными картинами и скульптурами, было явно мало. И потом, проживая в Ленинграде, я еще много раз приходил сюда и всегда находил для себя что-то новое.

 

Летний сад и Летний Дворец Петра 1, удивили своей простотой и величественностью статуй мраморных богинь на аллеях, ажурной вязью забора, заканчивающейся у Лебяжьей канавки.

Удивила полностью сохранившаяся отделка Зеленого кабинета, подлинная одежда Петра 1, токарные станки, мебель, предметы быта.

Адмиралтейский проспект небольшой, мы довольно скоро прошли от Дворцовой, до Исаакиевской площади и собору. Поднялись на его обзорные площадки и долго любовались крышами и дворцами города.

 

Свысока, видели самый широкий в городе Синий мост через реку Мойку. Эта река, протекает в центральном районе города и берет свое начало в реке Фантанке, возле Летнего сада и впадает в Неву.

Нева, как нам поясняли, в геологическом отношении - одна из молодых рек северо-запада нашей страны. Ей «всего» около 4 тысяч лет. Когда-то, она представляла собой пролив, ширина которого доходила до десяти километров.

Нева вытекает из Шлиссельбургской губы Ладожского озера, у города Петрокрепости, и впадает в Невскую губу Финского залива.

 

Невский проспект прошел пешком не один раз от Адмиралтейского проспекта до площади Александра Невского.
Всегда останавливался на Казанской площади, которая находилась между улицей Плеханова, Невским проспектом и Каналом Грибоедова.

Красота и величественность колонн Казанского собора завораживала.

В то время, в нем располагался Государственный музей истории религии и атеизма, при посещении  которого, меня особенно поразили различные приспособления для пыток людей.

Как же много времени, затрачено для изобретения орудий убийства человека и пыток его плоти, а для чего? Сохранить свою власть, веру, деньги?

 

Я долго стоял на просторной Кировской площади, центральной площади Кировского района, опоясанной красивыми жилыми зданиями, и раскинувшимся рядом зеленым массивом.

Огромные деревья, сыпали желтым листом и нашептывали мне свои тайны.

Я даже не мог себе представить, что через два года, за Нарвской заставой, где в 1905 года в небольшой церковке вел службу поп Гапон, а сейчас располагалась мебельная фабрика, состоится моя свадьба.

Я смотрел на бесконечный кирпичный забор Кировского завода и не знал, что через 4 года, я буду проходить практику в исправительной колонии начальником отряда, а сотни осужденных этой колонии, будут работать в цехах этого завода.

Я не мог сразу запомнить названия многочисленных рек, но некоторые остались в памяти.

Река Большая Невка, один из рукавов Невы. Эта река омывает с востока Петроградский и Аптекарский остров, с севера – остров Трудящихся и Елагин остров.
У Петроградской набережной, стоял легендарный крейсер «Аврора», на котором создан филиал Центрального Военно-морского музея.

 

 

Кубрики, орудия, групповая фотография на память.
Проезжая через правую протоку Невы, реку Большая Охта,  услышал, что это самое старое название в городе.
Первое упоминание о реке Охте встречается в Новгородской летописи в 1300 году.

Территория города, расположенная по правому берегу, в нижнем течении реки Большая Охта, именовалась Большой Охтой.

Здесь, словно кто-то толкнул меня в бок, я поднял голову.
Небольшое пятиэтажное здание, общежитие. Почему я на него обратил внимание?

Черная речка протекает в районе Новой Деревни, впадает в Большую Невку.

Здесь в 1837 году, близ Комендантской дачи, произошла дуэль А.С.Пушкина с Дантесом.

Мы молча стояли у памятника и в моей голове рождались образы людей, давно покинувших белый свет.

 

В памяти остались навсегда названия островов: Канонерский, Елагин, Крестовский.

Самый большой остров, Васильевский, он расположен в дельте Невы. На нем расположен Университет имени Жданова, институты живописи, скульптуры и архитектуры имени Репина, Горный институт имени Плеханова, Высшее военно-морское училище имени Фрунзе. Здесь же можно посетить музеи: Центральный Военно-морской музей, Зоологический, Горный.

Центральный Военно-морской музей на Васильевскеом острове возник одновременно с рождением регулярного русского флота. Со времен Петра Первого, у моряков сложилась традиция: находясь в плавании, собирать редкости и после возвращения приносить их в дар музею.

Стрелка Васильевского острова поразила Ростральными колоннами и видом на мосты.

На набережной Невы, стояло старинное трехэтажное здание, увенчанное легкой стройной башней. Это была знаменитая Кунсткамера, музей антропологии и этнографии имени Петра Первого.

Рассматривая в бутылях со спиртом, уродцев с двумя головами или с одним глазом, поражался шуткам матушки природы.

Петроградской стороной, называют часть города, расположенного на четырех островах: Петроградском, Аптекарском, Заячьем и Петровским. 

А  как музыкально звучали названия  мостов: Верхне-Лебяжий, Кокушкин, Поцелуев, Камаровский, Мало-Калинкин!

 

Через реку Фонтанку, по Невскому проспекту, положен Аничков мост, который украшают скульптурные группы укротителей коней. Они символизируют борьбу человека с дикими, необузданными силами природы. Нам пояснили, что рассматривать их надо против часовой стрелки, начиная от Дворца пионеров имени Жданова. Мост был открыт для движения в 1842 году.

 

Разводной, Большой Охтинский мост, который был открыт в 1911 году.

Через год, я много раз пересекал его, спеша к своей любимой на свидание.

 

Дворцовый мост, через реку Большая Нева, пролегал на оси Пушкинской площади и Дворцового проезда.
Разводной пролет, являлся первым в мировой практике случаем удачного решения принятой системы замыкания в трехаршинную арку. По размерам разводного пролета и сложности механизмов развода, этот мост один из самых значительных сооружений в Европе.

Как красив был один из шести висячих /цепных/ мостов –Львиный, который помог перейти Канал Грибоедова, от Львиного переулка к Малой Подьячей улице.

Как много их было пересечено в последствии, но я не осилил все, ведь их более шестисот.

 

Навсегда остались в памяти музеи.

Военно-исторический музей артиллерии, инженерных войск и войск связи, в котором хранятся и экспонируются боевые реликвии русской армии, образцы отечественного вооружения,  трофейное оружие, предметы военно-инженерной и военной техники, воинские знамена, ордена, картины, скульптуры.

Государственный музей Суворова, где экспонируются уникальные картины, на которых изображены боевые походы русских войск в 18, начале 19 веков.

Здесь хранятся многочисленные трофеи, взятые русскими солдатами в боях под предводительством Суворова. Большое место, занимает обширная коллекция предметов и произведений искусства, связанных с жизнью и полководческой деятельностью Суворова.

И через два года, на этой улице, я, вместе с товарищами по службе, обеспечивал охрану общественного порядка, задерживал группу воров.

Государственный Русский музей, подлинное чудо, сокровищница национального искусства, крупнейшее собрание произведений русской живописи, скульптуры, графики и декоративно-прикладного искусства.

Музей был открыт в 1892 году.

В отделе древнерусского искусства 9-17 веков, представлены произведения мастеров Новгородской, Московской, Псковской школ живописи.

Отдел искусства 18 века, представлен художниками Антроповым, Рокотовым, Боровиковским, скульпторами Шубиным, Щедриным, Гордеевым, Мартосом.
Полотна художников 19 века, Угрюмова, Брюллова, Бруни, Пименова, запомнились своей реалистичностью, емкостью цвета, жизни утверждением.

Завораживали набережные города.

Адмиралтейская - расположенная на левом берегу Большой Невы, от Дворцового моста, до площади декабристов.
Фигуры львов, вычеканены из листовой меди, блестели отполированные человеческими руками и телами. Высокая  набережная, ограждена гранитными камнями парапетами.

Дворцовая набережная, расположена на правом берегу Невы, от реки Фантанки, до Дворцового моста. Она оформлена семью полукруглыми лестницами и спусками к Неве.

Не знаю почему, хорошо запомнил набережную Красного Флота, расположенную на левом берегу Большой Невы, от площади Декабристов, до Ново-Адмиралтейского канала. В дни блокады города, у стенки этой набережной, стояли крейсер «Киров» и другие корабли, которые огнем своих батарей, обстреливали позиции фашистов.

Красного кирпича, двухэтажное здание Дворца бракосочетания, влекло в свои резные двери.

Я еще не знал, что переступлю порог этого здания совсем скоро.

Словно звали в путешествие каналы города.

Зимняя канавка, соединяющая Неву с Мойкой.
Над ней, перекинуто три моста, Первый, Второй Зимний и Эрмитажный, над канавкой возведено здание Эрмитажного театра.

Кронверкский пролив, который в виде дуги, омывает северную часть Заячьего острова, на котором расположена Петропавловская крепость.

В крепости мы видели камеры, в который содержались декабристы, видели Монетный Двор, слушали полуденный выстрел из пушки.

Я готов был бродить по городу ночами. Но десять дней, пролетели одним мгновением, оставив на память несколько строк:

 

                    И буду говорить лишь да,

                    Я, покидая города.

                    И то, что будет в том беда,

                    Я не поверю никогда

 

Меня несколько расстроила поездка в Пушкино.
Очередь в музей была длинная, гид собрала с нас по рублю, передала кому-то на входе и нас, как группу иностранцев, пропустили вне очереди. К иностранцам тогда,  относились с уважением и почтением, а шепоток людей, стоящих в очереди:

-  Они одеты как мы, - меня не рассмешил, а разозлил.

 

Я не мог и представить, что через год, буду жить в этом прекрасном городе и встречу здесь свою любовь.

Именно Ленинград стал источником моего вдохновения:

                    Совсем не думал о награде,

           Когда писал о Ленинграде.

           Ему я благодарен тем,

           Что он, источник моих тем.

 

По приезду из отпуска, меня вызвали в политотдел УИТУ. В политотделе управления, мне предложили ехать учиться в Ленинградское высшее политическое училище МВД СССР.

Я написал рапорт, прошел медицинскую комиссию и стал готовиться к поступлению.

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009220980

 

 

               Высшее политическое училище МВД СССР

                                       Я жизнь свою, как календарь листаю,

                                       И дни счастливые, как красные считаю.

                                       Не то, чтоб черных, не имею я теперь,

                                       А просто, не желаю я потерь.

 

Июль 1974 года, подарил душные ночи, солнечные, с большой влажностью дни.

Ночами я читал и перечитывал учебник русского языка за десятый класс. Уже год, как я занимался на заочных курсах иностранного языка. Из Москвы мне присылали грампластинки и короткими ночами, я сверял свое произношение английских слов.

А днем, наш красавец Амур, шумел своими светлыми водами, звал на свои берега, где было так много красивых девушек.

Изумрудная зелень травы, которой быстро зарастали газоны, словно кланялась при моем появлении, шепотом раскрывая свои тайны. Как я понимал их рассказы.
Мне хотелось, чтобы и я, прижавшись к той единственной, взял в свои руки ее теплую ладошку, тихо рассказал ей свои мечты и переживания, выслушать ее ответы.

 

Сборы были не долгими, только в самолете казалось, что он летит бесконечное число часов.

Наконец самолет приземлился в аэропорту Пулково города Ленинграда. Выйдя на трап самолета, невольно остановился и подумал, что теперь, в этом чудесном городе, будет жить и учиться,  достойный своего отца, офицер.

Добравшись до станции метро Автово, вышел. Старые пяти этажные дома, а слева, до самого Финского залива, огромный пустырь, заросший густой травой.

Не очень долгий путь на трамвае и вот там, наверху, находится улица имени летчика Пилютова.

Немного удивило большое количество молодых русских женщин, с колясками, гулявших со своими детьми в парке, которым я поднимался к училищу.

Заглянул в одну коляску, другую.

Не сразу понял, что цвет кожи детишек, больше чем смуглый, это немного удивило.

На Дальнем Востоке в то время было мало иностранцев, а уж тем более  темнокожих. Поэтому к данной категории людей, мы относились с интересом и уважением, за их успешную борьбу с империализмом.

Территория училища огорожена кирпичной стеной, подходя к воротам, я увидел два, двух этажных здания, побеленных розоватым колером. Предъявив удостоверение, вошел на территорию.

Большой плац, по периметру которого росли деревья, был чист и безлюден. Пятиэтажное здание в форме большой буквой «П», расположенное с противоположной от КПП стороны полностью не достроено.

В кабинете на пятом этаже левого крыла здания, меня встретил подполковник, заместитель командира батальона по политчасти, Андреев.

Некоторое время молча изучал мои документы, внимательно поглядывая прямо в мои глаза, спросил:

Коммунист?

- С 1970 года.

- Общественной работой занимался?

- Был секретарем комсомольской организации.

- Петь, играть на каком-нибудь инструменте можешь?

- Играю на баяне, пишу стихи.

 

Андреев не удивился, но внимательнее посмотрел на меня, встал, прошелся по кабинету, остановился напротив меня:

- Вы приехали вторым из батальона. Первому я поручил быть старшиной батальона, а Вы, будете парторгом батальона.

 

У меня по спине словно пробежали мурашки.
Невольно вспомнил отца, его напутствие в дорогу и то, что с 1944 до 1952 год, мой отец был парторгом батальона НКВД.

Андреев продолжил:

- Приехало по пять кандидатов на одно место, придется показать не только отличные знания предметов, но и хорошую физическую подготовку. Ну, об отменном здоровье, отдельный разговор. Сам куришь?

- Трубку.

Андреев с удивлением посмотрел на меня, улыбнулся:

- Значит комиссар Мегре?

Я промолчал.

 

В течение недели, мне пришлось принимать документы у всех шестисот кандидатов, направлять к старшине батальона, разъяснять правила поведения в стенах училища.

Требования медицинской комиссии были более чем жестокие. Однако мне удалось преодолеть это сито.

После прохождения комиссии, осталось четыреста кандидатов.

Кроссы, подтягивание на перекладине, стрельба из пистолета – отсеялось еще более ста человек.

И вот главное испытание, вступительные экзамены.
О своих переживаниях в это время поделиться было не с кем. Все вели себя достойно, сдержанно, хотя было видно, что при получении билетов с вопросами, руки у некоторых подрагивали, отвечая на вопросы, отдельные терялись.

 

Первое построение слушателей шестого батальона, было торжественным и каким-то семейным.

Пять групп, стояли колоннами по четыре в плотном строю. Только форма немного отличалась.

Было две группы офицеров внутренней службы, в зеленой, армейской форме и три группы офицеров милиции.

Не думал я тогда, что через десять лет, сам стану носить милицейскую форму.

Первые дни учебы были трудными. У всех нас был перерыв в обучении, поэтому приходилось заново привыкать вести конспекты, готовиться к занятиям, вычитывать главы учебников и первоисточники классиков. Количество часов по предметам права, было равным с объемом Ленинградского университета. Кроме того, были предметы и второй нашей специальности.

В дипломах у нас потом указали, юрист  – политработник.

 

Занятия проходили с 9 до 16 часов. В выходные дни патрулирования, Раз в месяц, дежурство по батальону.

С первого дня учебы, я старался подробно писать свои конспекты на лекциях. Поэтому при подготовке к семинарским занятиям, мне было легче освежить свою память из учебников.
На семинарах я всегда сам, поднимал руку, стараясь отвечать шире, чем нам давали на лекциях. Уже через месяц, меня стали узнавать преподаватели, что, в общем-то, не давало возможности расслабиться, необходимо было быть готовым к ответу постоянно.

Но зато на экзаменах, стало гораздо легче. Мне практически не задавали дополнительных вопросов. На все экзамены я входил с первой пятеркой, отвечал первым или вторым. И потом, практически весь день, был свободен.

По огневой и физической подготовке, я не отставал от товарищей.

Стрельба из пистолета «Макарова» стала моим увлечением на всю жизнь. Начальник кафедры огневой подготовки, заметил мои успехи.

Сам полковник Михалев, в годы войны, служил в СМЕРШе /смерть немецким шпионам/

Он научил меня правильному владению оружием, научил любить оружие и не боятся людей с оружием.
Во время поступление в училище, все мы жили в общежитии. После зачисления, нам разрешили проживать в городе, на квартире.

С одним из своих сокурсников, капитаном Толиным из Кемерово,  проехали на электричке в село Володарка. Там, в доме с печным отоплением, у одной пожилой женщины, сняли комнату.

Огромную печь, заменившую полностью стену с соседней комнатой, приходилось топить два раза в день. Мы с удовольствием, пилили и рубили дрова, а хозяйка, с улыбкой поглядывала на нас, называя сынками. Своих детей у нее не было.

Каждое утро, на первой электричке, мы ехали в училище. В портфеле лежали конспекты, учебники, небольшой термос с чаем и огромный бутерброд с охотничьей колбасой, которую очень любил.

Зима расщедрилась на снег, однако, он лежал не долго. Уже к обеду, на тротуарах была мокрая кашица, а к вечеру стояли лужи воды.

Через день, небольшой мороз превращал тротуары в каток, падал снег, и все повторялась.

Большая влажность меня не беспокоила. В Хабаровске летом, влажность доходила до девяносто пяти процентов.

Но такие, как в Ленинграде, перепады, то тепло, то мокро, было неприятно и как-то угнетало. А тут, как назло, появились боли в коленных суставах и шее.

Сказывалось обморожение в период жизни на Колыме. Остиохандроз прогрессировал, шея, при повороте головы, чуть слышно поскрипывала, однако жаловаться мне не хотелось, обострение я переносил на ногах, поглядывая на мокрые ботинки, которые за ночь на печи ссыхались, а днем, в мокрой жиже, становились огромными, мокрыми и тяжелыми.

Постоянные переезды на электричке и пустая трата трех часов в день, стала угнетать, я решил сменить место проживания. У одной из дворников, в районе станции, узнал, что сдается квартира на улице Партизана Германа.

Семья морского офицера проживает в Мурманске, летом, приезжает только их мать с внуком Пашей. Зайдя в квартиру, познакомился с хозяйкой. Вместе поехали в центр регистрации, где заключили с ней договор, и я прописался на период учебы.

Платил я за квартиру 50 рублей. Оплачивал за свет и газ. Из ста пятидесяти рублей, по тем временам, это было совсем не много. Оставшегося, хватало на еду, кинотеатр и двух литровую банку разливного пива по субботам, одежду я не покупал, больше ходил в форме.

В училище, Андреев мне поручил руководить хором батальона и эстрадным оркестром.

Сам я до этого, никогда не играл на гитаре. С помощью курсанта второго батальона Сергеева, освоил бас-гитару.
Наш оркестр выступал на смотрах художественной самодеятельности учебных заведений города Ленинграда. В целях привлечения в батальонную художественную самодеятельность девушек, несколько раз выступали в молодежных общежитиях.

Близился смотр, посвященный очередному съезду Коммунистической партии, каждый день были репетиции хора.
Из ста пятидесяти слушателей, отобрали сто человек, разбили их на два голоса.

Мне очень много помогали, окончившие музыкальную школу по классу фортепьяно Кувшинов и по классу баяна Федотов.

Очень многому я у них научился, терпению, пониманию слаженности музыки и голоса, умению создавать великолепное звучание песни.

На смотре эстрадных оркестров учебных заведений МВД СССР, наш оркестр в 1975 году, завоевал призовое место, а его участники и я в том числе, получили дипломы третьей степени.

Андреев, пригласил в училище на 23 февраля, известного поэта, Всеволода Рождественского. Я с большим удовольствием слушал его стихи.

После встречи с поэтом, я осмелился, прочитал ему свои:

                             С собой наедине ведь не соврешь,

                                      не скажешь, шутка.

                    Среди друзей при встрече,

                                     сыплю прибаутки.

                В потоке бытия                                          
                                                себя не понимаю,

                    В ударах разных бед,

                                        обиду я глотаю.

 

Всеволод Александрович молча послушал, подписал мне книгу о видах Ленинграда со своими стихами и остался в моей жизни навсегда.

После переезда в новую квартиру, каждое утро в шесть часов, выбегал на зарядку в место, где так и остались заросшие линии окопов.

Это был когда-то город Урицк, где в 1941 году проходила линия фронта, он не так давно вошел в черту города.
Повезло многочисленным цыганам, проживавшим в близ лежащих селах, стать жителями города Ленинграда.
Много раз, при несении службы по охране общественного порядка, нам приходилось сталкиваться с преступлениями совершенными цыганами.

И никогда, они не давали показания в отношении своих, даже, если были совершены убийства.

За первые месяцы учебы, я подружился с Юрой Бочковым, приехавшим на учебу из города Красногорска, из-под Москвы. Его жена, устроилась на работу завхозом в школу, им дали квартиру на первом этаже школы, и часто, когда я шел на занятия, то заходил за Юрой.

Иван Маглели, по национальности болгарин. Его родителей в годы войны, переселили в Казахстан. Проживал он в коммунальной квартире на три семьи. Рядом с его комнатой, жили муж и жена. Ее звали Полина, она была значительно старше нас с Ваней, но, видимо, я ей чем-то понравился.
В очередной раз, зайдя к Ивану домой, Полина сказала:
- У нас, на прядильно - ниточном комбинате имени Кирова, работают красивые и умные девушки, хочешь познакомлю?

Я не ответил ни да, ни нет.

Через несколько дней, Иван сказал мне, что Полина купила два билета в театр имени Комисаржевской, где будет и девушка, по имени Лида, с которой меня хочет познакомить Полина.

Это была моя судьба та, что я искал всю жизнь!

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009230203

 

 

                                          Мысли вслух.

 
                                                     Ленинградские белые ночи,

                                                     Коротки как вы были тогда.

                                                     Я смотрю в твои милые очи,

                                                     И хочу, чтоб так было всегда.

 

Помощник мастера Такаев, отрегулировал станок и повернулся к холстовщице, обслуживающий этот и еще три станка. Перед ним стояла среднего роста, худенькая девушка двадцати трех лет. Ситцевый халат, который ей служил спецодеждой, не мог скрыть прекрасно сложенную фигуру.

Такаев посмотрел на Лиду снизу вверх.

Халат не доходил до ее колен, ноги прямые, стройные. Вот Лида идет вдоль станка, устанавливая новые шпульки, Вот она наклоняется, подол халатика поднимается все выше.
Токаев затаил дыхание, шире открыл глаза.

Сильный шлепок по шее привел его в чувство. Невеста Такаева, Катя, небольшого роста, черноглазая, с прямым каштановым волосом, посмотрела на него, своей ладонью, шутливо прикрыла Токаеву глаза.

-Лида! Зуева! - стараясь перекричать шум станков, крикнула Катя.

Лида услышала, повернулась, пошла на встречу.

Катя толкая в спину Токаева, не громко сказала:

- Не пускай слюну.

Токаев успокаивая Катю, поцеловал ее в щеку и посмотрел на Лиду.

Мощные лампы, освещавшие огромный цех, создавали иллюзию бесконечности и из этой бесконечности, выплывало сказочное создание.

Круглое лицо с небольшим подбородком, аккуратный прямой нос, четко очерченные ярко красные губы, похожие на лепестки розы, не знавшие губной помады. Глаза, словно звезды в ночном небе, блестящие, с зеленцой, а ее волос...
Темно-коричневый, почти черный, мелкими кудрями ниспадавший на плечи, подрагивал, в такт ее движению.
 Будто этот волос, жил своей жизнью, привлекая внимание мужчин, да и зависть отдельных женщин.

 

Катя, невольно потрогав свои тонкие, прямые волосы, с сожалением вздохнула и пошла навстречу к Зуевой.
- Мне Полина сказала, что ей нужно два билета на 7 марта для офицеров, с которыми она хочет познакомить тебя. Ты об этом знаешь?

Лида улыбнулась, кивнула:

- Полина неделю назад, покупала билеты Свете и Лене в кинотеатр на Автово, туда приходил Иван, а второй, был на службе. Вот теперь Полина хочет меня познакомить, нахваливает какого-то Володю.

История небольшого, на 916 мест, Государственного драматического театра имени Комиссаржевской В.Ф., началась в середине девятнадцатого века, когда по проекту архитектора Желязевича, на Невском проспекте было построено здание «Пассажа».

По сторонам крытом стеклом галереи, были расположены тогда магазины, рестораны, кабинет - музей восковых фигур, а на бельэтаже, примыкавшем к Итальянской улице, сейчас улице Ракова 19, был устроен театральный зал.

Большая группа молодежи, собралась у стойки буфета. Пили лимонад, подшучивали над Бондаревым Володей, женихом подруги Зуевой, Надежды.

Бондарев, расталкивая плечами людей, подошел в Лиде, взял из ее руки стакан с водой, выпил, протянул ей пустой.
Лида, привыкшая к такому поведению, не удивилась, заразительно рассмеялась, повернулась к Михаилу. Старший лейтенант молча стоял поодаль. Он давно и безуспешно ухаживал за Лидой.

Отодвинув в сторону Михаила, к Лиде подошел Иван Маглели:

- Ты Володю видела?

Лида с удивлением посмотрела на Ивана:

-Да ведь я его и не знаю!

Раздался третий звонок, все дружно расселись на свои места в зрительном зале.

 

А в это время, Виноградов Володя, недавно сдавший дежурство в батальоне, спешил на спектакль. 

Перепрыгивая через ступеньку на эскалаторе, он который раз, доставал билет и смотрел – балкон, первый рад, 13 место.
Билеты под таким номером, часто попадались Виноградову на экзаменах, но эта была цифра везения. Ведь и его мама, Валентина Егоровна, родилась 13 июля.

Сердце Володи, резко сжималось и, словно останавливалось, Володя чувствовал, что должно случится что-то неожиданное, новое и весьма важное.

Так уже с ним бывало, предчувствие нового, или опасности, никогда его не подводило, а помогало быть готовым к любым неожиданностям. Но то, что случилось в этот вечер, было просто чудом.

К началу спектакля Виноградов опоздал. Первое действие было в полном разгаре.

На сцене, невеста перебирала женихов, а Володя вглядывался в зал, взглядом, разыскивая Лиду, о которой так красиво и так много хорошего, говорила ему Полина, соседка Ивана Маглели. Первое действие тянулось бесконечно, наконец, антракт, люди потянулись в буфет:

- Володя! – услышал Виноградов голос Ивана, - Лиду видел?

Володя с удивлением посмотрел на Маглели:

-Да ведь я с ней не знаком.

Маглели молча повернулся, взял Виноградова за рукав и потянул за собой.

В буфете была масса народу, однако внимание Володи привлекла группа молодежи окружившей одну девушку.

У Володи перехватило дыхание, это была девушка его мечты, которая так часто приходила к нему во снах, встречу с которой он искал так давно.

Иван подошел к Зуевой, что-то сказал ей.
Лида повернула лицо в сторону Виноградова, улыбнулась.

Такой улыбки Володя не видел в своей жизни. Четко очерченные губы, влекли к себе, от них невозможно было отвести глаз. В этой улыбке было что-то не земное, вернее что-то сказочное. Невольно, в голове Виноградова возникли образы колдуний и фей, потом, почему-то, возник образ огромной грациозной кошки, которая едва уловимым движением губ, улыбнулась Виноградову.

 

Голос Зуевой, словно серебряный родник, отбросил в сторону сор иллюзий, дал способность Володе воспринимать окружающий его мир.

-Попить не хочешь? – спросила Лида.

Володя молча протянул руку.

 

Отведя в сторону руку Володи, Бондарев забрал стакан с лимонадом, быстро выпил и отошел в сторону.

Володя, ошарашенный таким бесцеремонным поведением не знакомого ему парня, не успел удивиться, но заметил, что Лида, восприняла такое поведение парня, спокойно.

Раздался первый звонок.

- У нас второй ряд, пойдем с нами? – спросила Лида.

 

Володя молча кивнул, пошел следом за Лидой, любуясь ее точеной фигурой и шелком бесконечных завитков ее волос.

Виноградов не мог понять, что же его еще заворожило в этой девушке?

Глаза, бездонные, блестевшие как звезды в ночном небе или, то, что ее глаза светились зеленым цветом, как у огромной кошки.

Старший лейтенант, увидев, что рядом с Лидой сел парень, потоптался у начала ряда, ушел.

 

Начался спектакль.

На сцене отставной прапорщик подергивал ногой, нашептывая невесте слова любви, а Володя, не отводя глаз от лица Лиды, все старался унять громкий стук своего сердца, чтобы не услышала она, и повторял про себя:

- Это она, это она…

 

Зуевой было приятно внимание этого высокого, плечистого парня. Ей понравилась его выдержанность, подтянутость. Рядом с ним, возникала уверенность, спокойствие. Вот только то пристальное внимание, которое Володи оказывал ей с первой минуты их встречи, несколько смешило.

Зуева повернула свое лицо в сторону Володи. Он внимательно, почти не моргая, смотрел в глаза и, кажется, заглядывал в самую душу.

Лида улыбнулась, глазами показала в сторону сцены, но и сама, внимательно посмотрела на Володю, потом медленно повернула голову.

Володя, не отводя глаз, повторял про себя:

             

         Театральная встреча?

                                  Ну что я отвечу,

          Был вечер как вечер,

                                  хотя не совсем.

          Следил я за нею,

                                  смотрите, бледнею, 

          Когда говорю вам

                                  о случае сем.

         Сидел я у сцены,

                                  о, это бесценно,

        «Женитьба»

                                  по Гоголю шла.

        Первое действие

                                 я все бездействовал,

        И не накапливал

                                 зла.

 

После окончания спектакля, у раздевалки, старший лейтенант потоптался рядом с Лидой, но, увидев, что к ней подошел Володя, молча отошел в сторону и исчез из их жизни.

Пешком шли до Московского вокзала, Володя, помогая Лиде войти в автобус, который увозил ее на Большую Охту, просил прийти на свидание на эту остановку 9 марта.
Зуева молча кивнула и скрылась среди подруг. Володя еще долго смотрел вслед автобусу и подумал, а слышала ли Лида его слова?

Наступило 8 марта, Володя очень хотел увидеть Лиду, но что сделаешь, служба. Исполняя  возложенные на него обязанности, Виноградов твердо решил, что завтра, он сделает предложение девушке, которую он искал так много лет, хотя и видел   первый раз.

И вот, 9 марта 1975 года, Московский вокзал, большое круглое здание выхода из метро, знакомая остановка.

Вот и 14 часов.

Ее нет.

А мимо, проходит бесконечное число людей, поглядывая на стоящего неподвижно парня.

Дамы, исполняющие определенные обязанности за оплату, через пятнадцать минут, обратили внимание на Володю, наперебой предлагая свои услуги. Он так посмотрел на жриц любви, что больше предложений не поступало.

Прошел еще час, ее не было.

 

Володя на знал адреса, где проживала Лида. Володя не спросил номера телефона ее общежития, но в голове, вдруг возникло невысокое розовое здание общежития на Большой Охте, мимо которого Виноградов проезжал с экскурсией на завод минеральных вод – «Полюстрово».

 

Не было разочарования, злости, а все больше укреплялось желание, обязательно увидеть Зуеву, сказать ей о своей любви.

                          Тут у Московского вокзала

                  Ждал три часа. Тебе что, мало?

                  И в этот день в любви признался,

                  И с одиночеством расстался.

 

Из окон гостиницы, что была через улицу, из какого-то номера, на него показывала пальцем раскрашенная дама, что-то рассказывая невидимому собеседнику, громко смеялась.

Прошло еще полчаса, подошел очередной автобус, из него выпорхнула она, улыбаясь, подошла, поздоровалась.

 

Они долго бродили по городу.

Технологический институт, Смольный, Больше Охтинский мост.

Постояли на мосту. Лида подошла к перилам, облокотилась на поручни, наклонилась над Невой.

Тоненькая грациозная шея, открылась взгляду Виноградова, была так красива и влекла к себе, что Володя не выдержал, осторожно, губами прикоснулся к ней.
Лида вздрогнула, но не оттолкнула.

Прогулка продлилась долго, стемнело, когда Володя негромко признался в своей любви.

Лида долго молчала.

Володя, не надеясь на утвердительный ответ, спросил:
-Если ты согласна, поцелуй меня.

Пауза длилась бесконечно.

Потом, Лида потянулась к Володиной щеке, короткий поцелуй.

 

Через много лет, Лида призналась, что она не хотела идти на встречу с Володей, но девчата, слышавшие просьбу Виноградова прийти на свидание, просто вытолкали ее из комнаты.

Лида позже рассказала, что, давая согласие на регистрацию брака, она еще не любила Володю. Он ей понравился, ей было с ним интересно, спокойно.

Однако в это время у нее был парень, тот старший лейтенант.

Что же соединило Зуеву и Виноградова?

 

Только через некоторое время, Лида первый раз сказала Володе:

- Я люблю тебя!

 

Заявление подали в Загс Красносельского района, регистрацию назначили через два месяца.

А в субботу, гуляя по Набережной Красного Флота, Володя увидев Дворец бракосочетания, предложил Лиде зарегистрироваться здесь.

Вошли внутрь.

Парней и девушек, желающих соединить свою жизнь в одно целое, было очень много. Однако у Зуевой и Виноградова, был уже некоторый опыт заполнения анкеты вступающего в брак. Они первыми заполнили свои графы и вне очереди вошли в кабинет к заведующей.

Им была назначена дата регистрации – 31 мая!

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009230204

 

 

 

                                         Товарково.

 

                                                  Оглянусь назад

                                                       в даль счастливых дней,

                                                  Яблоневый сад

                                                       все поет о ней.

 

Начало апреля было холодным и ветреным.
Сильный ветер, гнал из Финского залива воду в русло реки, словно создал водную платину в нижнем течении. Река Нева вспухала на глазах, словно сдобное тесто.

Вот вода поднялась выше ординара, вон она ручейками, побежала по набережной. Вот мощные струи воды, хлынули в подвальные и полуподвальные помещения домов, в которых располагались многочисленные магазины и учреждения.

Лида знала, что Володя со своими товарищами, вторые сутки дежурит  в городе ночами, обеспечивая охрану общественного порядка и сохранность социалистического имущества.

Спасая от наводнения имущество, им самим приходилось выносить из магазинов продукты питания, всевозможные ценные вещи. Находились люди, которые хотели поживиться на несчастье других.

Володя позднее рассказал, что их группе, удалось задержать мужчину, который воровал из полузатопленного магазина товары, а в соседнем магазине, они с ребятами задержали любителя спиртных напитков, который выносил мешок, до верха набитый бутылками водки.

А еще через день, Нева успокоилась,  сообщения по радио об уровне воды выше ординара, перестали звучать.

Экскурсия по Пушкинским местам работниц прядильно-ниточного комбината имени Кирова, удалась на славу.
В огромном автобусе, был только один представитель мужской половины человечества, Виноградов.

Володя сидел у окна автобуса, и с интересом поглядывая в окно, не выпускал из своей руки, теплую ладошку Лиды.
В салоне рассыпался смех женщин, здесь были и молоденькие, недавно работающие на предприятии девчата и мастера своего дела, отработавшие не один десяток лет. Многие обратили внимание,  как бережно Володя относится к своей невесте и им, безусловно, нравилось это.

Вот автобус остановился.

Серые стены Гатчинского дворца, казалось, давили на человека. Все здесь было громоздкое, могучее и очень серое.
Это, казалось, было создано для того, чтобы человек почувствовал всю свою незначительность и никчемность.

Тенистый парк, с многочисленными мостиками, каналами, полными воды, несколько скрашивал впечатление.

Однако самым светлым впечатлением Лиды, за время экскурсии, был маленький, побеленный известью, домик станционного смотрителя, описанный Пушкиным.

Невольно, Лида подумала, о том, что и ей придется уехать далеко-далеко от родителей, любимого города Ленинграда, через весь Советский Союз - на Дальний Восток, которым и сейчас пугают обывателей, рассказывая, что там, в основном проживают бывшие осужденные, а по населенным пунктам, даже днем, гуляют волки и медведи.

 

Грустные мысли мелькнули в ее голове и пропали.

Подошла Тамара, воспитатель общежития и, обратившись к Володе, спросила:

- В городе объявлен конкурс на лучшее общежитие. Ты не поможешь со своим оркестром провести  показательное выступление художественной самодеятельности с нашими девчатами?

Володя приезжал в их общежитие и, встретившись с Лидой, заходил в кабинет воспитателя, где они с Тамарой писали сценарий выступления, в котором было много стихов, написанных Володей.

Концерт удался на славу.

Придирчивая комиссия, с удовольствием выслушала эстрадные песни, в исполнении девушек, под сопровождением вокально-инструментального оркестра шестого батальона Высшего политического училища МВД СССР, которым руководил В.Виноградов. 

В смотре-конкурсе молодежных общежитий города, общежитие прядильно-ниточного комбината имени Кирова, завоевало первое место.

Володя предложил Лиде поехать к ее родителям, познакомиться.

Заранее купили билеты до Москвы, там, на метро от Ленинградского, проехали на Курский вокзал и через три с половиной часа, город-герой Тула.

Вышли из вагона, на часах четыре утра, трамваи до автовокзала, еще не ходят, решили немного погулять по городу.
Широкие темные улицы, слегка освещенные редкими фонарями. По проезжей части, идет одинокая парочка.

Высокий парень крепко держит свою подругу за руку и молчит. Она, искоса поглядывая на него, думает о том, как Володя поведет себя с ее родителями?

 

А Виноградов, стараясь запомнить только что сложенные строки, повторял про себя:

                     Уже забыл, где был,

                           забыл все встречи.

           Спешил попасть сюда,

                           скоро ли вечер.

           С друзьями говорю,

                          в мыслях,

           Встретил ее,

                           на днях.

 

С первым трамваем приехали к автовокзалу. Когда переходили площадь, Володя обратил внимание на памятник защитникам города-героя Тулы и вспомнил о том, как отец рассказывал о войне и защите этого города. Как интересно связаны судьбы семьи Зуевых и Виноградовых.

Свежий утренний ветерок, запутался в кудрявой голове Лиды, а она, протискиваясь через скопление людей, пыталась отыскать кассу, где продавали билеты на автобус до Богородицка.

Однако очередь двигалась очень медленно и билет удалось приобрести только в 12 часов.

Автобус, словно океанский корабль, медленно тронул с места и за окном, замелькали улицы Тулы.
Вот уже видны на окраине частные дома и, наконец, бесконечные колхозные поля.

Володя с удовольствием смотрел на ухоженные сады. Плодовые деревья и кусты, уже расцвели и деревья яблони выглядели, словно невесты в подвенечном наряде.
А какой запах проникал в открытые окна автобуса!
Немного сладковатый, казалось, он был густой, его можно было ощутить языком. На губах, появлялся привкус нектара, или это оседала дорожная пыль?

Через два часа, районный центр город Богородицк.
Проехали мимо огромного пруда, через который перекинут длинный мост. Высоко над прудом, возвышается величественное сооружение, которое было когда-то дворцом.
Лида шепнула, что это был дворец графа Бобринского, незаконного сына императрицы Екатерины.

Новая пересадка и небольшой автобус повез их в поселок Товарково.

А вокруг, бесконечное количество терриконов, выработанной породы, оставшейся после закрытия шахт. Рядом с искусственными сопками, притулились по два-три десятка маленьких домов, в которых до сих пор, проживали семьи шахтеров.

На полях, большое количество тракторов, видны спины колхозников, высаживающих сахарную свеклу.

 

Володю поразил цвет почвы. На Дальнем Востоке земля с глиной, рыжеватая, а здесь черная, словно уголь антрацит.
Лида объяснила, что это чернозем.

Вышли из автобуса, Володя посмотрел по сторонам, там, внизу за рекой Уперта, улица «Третье общество», где его ждали родители Лиды.

Склон глубокого оврага, был засажен деревьями, которые сплелись ветками и казались одним живым существом, скрывающим за своей спиной, страшную тайну. Не высокие деревья покачивали вершинами, призывая окунуться в прохладу.

Солнце ласково грело спину. По узкой тропинке Лида шла впереди, а Володя, любуясь прекрасной фигурой своей невесты, пытался прогнозировать встречу с будущим тестем и тещей.

Роща, или как ее назвала  Лида, посадки, неожиданно кончилась и перед Володей, открылся мостик, перекинутый над небольшой речушкой. На рельсах, настелены тоненькие доски, которые прогибались под тяжестью тела. Внизу, в невысоких берегах, текла река Уперта. Все казалось основательным, чистым, истинно русским.

По крутому склону глубокого оврага, медленно поднимались вверх. Вот хрустальный родник, заботливо огороженный бетонными кольцами, вот труба, из которой, весело звеня, льется серебряная вода.

Вот тропинка, по которой много лет, бегала за водой к роднику Лида.

Лида, со смущением оглянувшись на Володю, открыла калитку, вошла во двор. Сбитая из строганных досок, широкая входная дверь в дом, была закрыта, там, где должен быть навесной замок, из проушина торчала деревянная палочка.
В то время, в деревнях, двери на замки не закрывали.

Володя, глубоко вздохнув, посмотрел по сторонам.
Как красив был цветущий сад. Огромные деревья вишни, прижавшись к стене дома, были осыпаны розоватыми цветочками.

А яблони! Володя прикрыл глаза? Длинные и мохнатые ветки яблонь были осыпаны крупными белыми цветами. Они уже отцветали и отдельными лепестками медленно летели на земли, превращаясь в белый, сказочный ковер. А по этому ковру, переговариваясь между собой, медленно бродили ярого красного цвета куры, десятка два цыплят, да десяток утят.

 Осматривая это райское место, Володя подумал, что здесь не хватает только Адама и Евы.

Володя оглянулся на Лиду и замер. 

Ее кудрявая голова и плечи, были осыпаны лепестками цвета яблони. Зеленоватые глаза, завораживая его, призывали к себе. Худенькие руки, словно превратились в крылья ангела и несут его, вместе с ней, сквозь этот вечный сад, в светлую жизнь.

Через двадцать лет, вспоминая этот день, Володя написал сонет,  посвященный старому яблоневому саду:

 

             Там я не был много лет.

             И тебя там тоже нет.

             Только помнится он прежним,

             Как цветов тех майский цвет.

 

             Звездами глаза блистают,

             Год за годом пролетает,

             Дети выросли давно,

             Майский цвет не облетает.

 

             Ждем с ним встречи мы без боли,

             У него не сладка доля,

             Умирает день за днем.

             Говорят, то божья воля.

 

             Наш прекрасный старый сад.

             Встретиться с тобой я рад!

 

Это странное наваждение не проходило и в последующие два дня.

Скрипнула калитка у летней кухни. В сад вошел не высокого роста, кряжистый, круглолицый мужчина, стриженый пол «ноль», с добрыми и немного раскосыми, как у Лиды, глазами. Едва отросшие волоса, отдавали черным цветом, глаза ласковые, взгляд внимательный и спокойный.

Володя обратил внимание на его походку. Его левая нога плохо сгибалась и мужчина заметно волочил ее. А его руки…

Не крупные, с короткими пальцами, натруженные, с большими мозолями на ладонях в больших и маленьких трещинках, розоватые и даже на взгляд, очень теплые.

- Василь Петрович, - представился он, широко улыбнувшись Володе

Володя протянул руку, потом подошел ближе, обнял.

- Здравствуй, отец, ответил Володя.

 

Он с первого дня знакомства, называл родителей Лиды, отец и мать.

От отца пахло парным молоком, вареной картошкой и еще чем- то сладковатым, как потом Володя понял, запахом хлева и животных в нем.

Хозяйство у Зуевых было большое.

Два огромных кабана, бычок, пятнадцать баранов, гуси. Это не считая кур и уток. Все заботы по скотине, лежали на нем.

Володя тогда еще не знал, что Василь Петров, как все называли его в деревне, не имел левой ноги. Пятнадцать лет назад, на станции Узловой, случилась авария.

По склону покатилось несколько сцепленных вагонов. Была угроза, что погибнет много народу.

Зуев, схватив стальной «башмак», побежал рядом с вагонами. Ему удалось подсунуть этот башмак по вагон, но, споткнувшись, он упал и левая нога попала под колесо железнодорожного вагона, отрезав ногу по самый пах.

И вот теперь, Василь Петров, ежедневно, с пяти утра до двадцати четырех часов, прицепив протез, трудился то в огороде, то на поле, то обихаживал скотину.
Пенсия маленькая, мать в колхозе зарабатывала мало, весь небольшой достаток только с домашнего хозяйства.

А еще через час, Володя и Лида пошли в колхозный телятник, где работала мать Лиды, Анна Дмитриевна.

Медленно вышли со двора, совсем рядом, огромное поле, засаженное сахарной свеклой. Метрах в трехстах, несколько домов.

- Комаровка – сказала Лида, а там, за посадками, Кабановка.

Дома были не большие, но крепкие, окруженные большими садами и огородами. А еще дальше, в поле, Володя увидел террикон старой, давно выработанной шахты.

Луг у дома Зуевых, покрыт цветами луговой ягоды.
Дорога круто спускалась вниз, это был словно туннель. Мягкий чернозем, уносили прочь на колесах проезжающие автомашины и дорога все глубже, опускалась вниз, образуя по сторонам, черные стены. Сильные дожди, размывали освобожденную от травы, податливую землю, образовывался еще один овраг, пока маленький, а с годами…

Подошли к телятнику, вошли внутрь, в нос ударил резкий запах навоза.

Из полутьмы, вышла женщина. Обняла и поцеловала Лиду, подошла к Володе, поцеловала в щеку его.

Это было немое признание своим.

Через десять минут, все вместе медленно поднимались к дому. Анна Дмитриевна рассказывала Лиде последние деревенские новости, поглядывала на Володю.

А Володя, сразу заметил сходство матери и дочери. Волос у матери черный, волнистый, помеченный множеством серебряных линий. Глаза не крупные, восточные,  с поволокой. Лицо миловидное, но затронутое множеством мелких морщин.
Похоже, была в крови Зуевых и татарская линия.

Вечером собрались родственники.

Дом, состоял из кухни и большой, по тем понятиям, шесть на восемь, комнаты.

Один был недостаток, пол к комнате был выше, чем на кухне, в толстой стене, дверной проем не высокий, входя в комнату, Володя склонился, но явно не достаточно. Сильный удар, потемнело в глазах, Володя от боли присел. Подбежала Лида, мать, стали осматривать голову. Из рассеченной кожи выступила кровь, а затем, медленно вылезла огромная шишка.

В очередные приезды в деревню, на протяжении двадцати пяти лет, Володя еще много раз, ударялся головой о низкий проем.

За большим столом собралось много народу. Сестра Анны Дмитриевны, приехала из пригорода Богородицка, «Шахты», там Лида работала на электроламповом заводе. Там ее восемнадцатилетнюю, избрали депутатом городского Совета народных депутатов. С этого завода, Лида уехала жить в город Ленинград.

Из поселка, пришел двоюродный брат отца, со станции, двоюродная сестра Лиды, тоже Лида, с мужем.

Приготовлена была картошка с мясом, тушеная капуста, стояли всевозможные соления, но Володю поразили размеры соленого сала. Тонко нарезанное, нежно белое, от розовой тонкой шкурки и до края, оно достигало ширины его ладони.

Такого сала Володя не видел никогда.

На протяжении многих лет, отец ежегодно, присылал на Дальний Восток, полную посылку этого сказочно вкусного сала. Да еще, присылал посылку с домашним коньяком.

Этот коньяк, в том первый вечер, сыграл с Володей странную шутку.

Вкусом и цветом, он действительно напоминал коньяк. Пить его было приятно. Кроме привычного, коньячного букета, в нем было еще что-то не уловимое.

Позднее, Володя узнал, что  семидесятиградусный самогон, мать настаивала на тринадцати ингредиентах, в том числе и на зверобое, гвоздике, древесном угле, индийском чае, дубовой коре.

За столом сидели долго, выслушали историю семьи Виноградовых, рассказали о семье Зуевых, соседях, Тульском крае.

Виноградов складывал строки:

 

А как прекрасны Тульские сады,

Где с соловьями я встречал рассветы,

Где выслушал крестьянские советы.

Где стали волосы у матери седы.

 

В рассказах Лидиных родителей, Володи услышал много нового для себя. Ему особенно нравился говор матери и отца, которые иногда проглатывали окончания слов и говорили: « Пойде, бывае, помаленькю, потихонькю, улица Комарёвка, свою называли «Попугаевка».

Володю приняли в свою семью, а он, с большим уважением, хранил в своем сердце любовь этих крестьян, настоящих, открытых русских людей, на которых и держится вся Россия.

Решили, что мать приедет на их свадьбу в Ленинград. А через день, Володя с Лидой вернулись домой, и начали готовиться к свадьбе.

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009230205

 

 

                      Ленинградские белые ночи.

 
                                            Давно не разговаривал с тобой,

                                                          двойник зеркальный,

                                  Так много нового со мной

                                                          и путь мой дальний.

                                     Все больше трудные пути

                                                          и встречи, встречи,

                                            Что мне они дадут,

                                                                 в ближайший вечер?

 

Рита закрыла свой дневник и задумалась.
Уже много лет, она записывает наиболее значимые события своей жизни, вот и сегодня, написала о том, что ее брат, Володя, женится.

Рита вспомнила, как немногим более десяти лет назад, на улице Узловой, справляли ее с Валерием свадьбу.

Потом, рождение сына, Эдика. Переезд на Украину, к родственникам Валерия.

Не сложилась их совместная жизнь.

Рита много раз повторяла слова брата, что молодой семье, жить нужно отдельно от родителей.

Мама слишком часто, по поводу и без повода, вмешивалась в их с Валерием семейные отношения. Может быть эта, а может и слишком разные характеры, стали причиной разрыва.

Вчера пришло письмо от Володи, в котором он пишет, что встретил прекрасную девушку, регистрация брака назначена на 31 мая.

Мама написала ему, что пришлет денег на подарок, а он ответил, что лучшим подарком будет их приезд на свадьбу.
Завтра вылетаем в Ленинград.

Эдик как узнал об этом, каждый час напоминает, чтобы обязательно пойти на крейсер «Аврору», Дворцовую площадь. Он постоянно проверяет чемодан, в который упаковали его вещи.

Первым, кого она увидела в аэропорту «Пулково», был ее брат. Мундир на нем сидел как влитой, на него огладывались проходившие мимо девушки. А рядом с ним, стояла выше среднего роста, удивительно симпатичная девушка. Ее волос, мелкими кудрями, опускался на плечи, легкий сквозняк играл ее локонами.

Рита, скрывая от всех, давно писала стиха, вот и сейчас, она начала складывать строки о своей жизни.

Весь перелет, мама шептала Рите на ухо, что Володю окрутила какая-то ленинградка, встречались они так мало времени, Володя ее совсем не знает, какая у них будет жизнь, мучение.

Рита с не скрываемым любопытством, оглядела Лиду, а невеста Володи, бросилась к ним, как к родным, которых не видела много лет, ее, Риту чмокнула в щеку, подошла к маме. Такая простота и душевность, растопили сердце матери.
А через минуту, Лида с мамой разговаривала как родная, делились своим мнением о моде, толкотне в аэропорту, красоте города.

Рита, прислушиваясь к разговору, помалкивала. Только осторожно вставляла вопросы и внимательно выслушивала ответ.

Ведет себя Лида непосредственно, в разговоре применяет литературные слова, значит начитана.

Рита, стараясь не привлекать внимание, оглядела Лиду со всех сторон. Было в ней что-то восточное. Черноволоса, кудрява, немного раскосые глаза, небольшой рот, маленькие розовые уши.

Руки белые, с едва заметными мозолями, ногти обработаны, но не окрашены. Губы яркие, без намека помады, прикрывали ровные, небольшие белые зубы, которые отдавали жемчугом, когда будущая невестка что-то говорила.  Одета она была в приталенное шелковое платье,  с крупными красными цветами, по ее, Ритиному вкусу, несколько короткое. Но платье было красиво и открывало налитые, прямые и весьма красивые ноги невестки.

Когда Лида сказала, что через два дня, из села Товарково, Тульской области, приезжает ее мать, Анна Дмитриевна, Рита перестала волноваться за Володю.

От этой девушки, веяло здоровьем и уверенностью.
Уже подъезжая к дому, где жили Володя с Лидой, Рита заметила, что и мама, Валентина Егоровна успокоилась и вела себя, словно Лида было ее младшей дочерью.
А Лида теребила Эдика, который широко раскрыв глаза, погладывал сначала в окно автобуса, потом на убранство станций метро, а потом и на высокий, да длинный дом, в котором проживал его дядя Вова и эта веселая тетя Лида.

В воскресенье, Рита, Володя, Лида, с большой группой девчат с прядильно-ниточного комбината, выехали на экскурсию.

Из окон автобуса «Икарус», Рита увидела улицы этого удивительного города, который сами жители, назывании не иначе как Питер. Ровная гладь Финского залива, манила в свои просторы, и было ожидание чего-то нового, прекрасного.

Лида сидела рядом с Ритой, а Володя, сидевший на сиденье перед ними, часто оглядываясь на ее голос, заглядывал в ее глаза, никого не замечая вокруг. Риту это несколько смешило, но, заметив, что Лиде это очень нравиться, она включилась в разговор девушек о моде, последних кинофильмах, первой книге «Шит и меч», которая напечатана в роман – газете, да о некоторых женских, больших и маленьких, тайнах.

Володя, казалось, не слышал ничего вокруг, только оглядывался на Лиду, да посматривая в окно, что-то шептал.

 

Только через много лет, Рита прочитала стихи своего брата, на которые написал музыку композитор Гундаров.

 
                                           Я всю жизнь тебя одну искал,

                                   Не боялся ни дорог, ни черных скал.

                                   И когда увидел я твои глаза,

                                   Ты моя весна, тебе сказал.

                                            Позови меня с собою, позови,

                                   Подарю тебе слова я о любви,

                                   Подарю тебе еще одну весну,

                                   Я всю жизнь люблю тебя одну.

                                            В ту весну, расцвел всей жизни сад,

                                   Я  вдвоем идти по саду рад,

                                   И хранишь с тех пор ты яблонь цвет,

                                   И милей тебя, на целом свете нет!

                                           
                                            Улетели, словно птицы, в даль года,

                                   Ту весну, мы не забудем никогда.

                                   Не пугает нас грядущая зима,

                                   Ты об этом знаешь и сама!

 

Вот и Ораниембаумский плацдарм.

Угол обстрела, гигантские пушки, установленные на стальные лафеты и рельсы железной дороги.
Старые бастионы, защищавшие город Ленинград от вражеских флотилий. Многочисленные орудия на железнодорожных платформах. Длинные, метров двадцать,  стволы орудий, направлены в сторону моря.

Из этих орудий, советские моряки, топили фашистские суда в дни блокады города, сдерживая наступление противника.

 

Рита смотрела на Финский залив, на голубой и чистой глади которого, словно птицы, летели корабли.

Еще в автобусе, Рита обратила внимание на светловолосую красивую женщину, воспитателя общежития, в котором раньше проживала Лида.

Тома, как представилась она, с улыбкой поглядывала на Лиду с Володей, и, желая объяснить Рите свое поведение, сказала:

- Если бы это была не наша Лидочка, я бы отбила Володю, моего вкуса парень.

Обойдя все орудийные дворы, группа девчат, куда-то пропала.

Над обрывистым берегом залива, остались Рита, да Володя с Лидой, фотографировались на память.

Вот, обнимая дерево, стоит худенькая, кудрявая девчонка и красиво улыбаясь, глядит прямо в объектив.
А вот Рита и Лида, словно вросли в крупные корни дерева.

А вот, из вод Финского залива, Володя на руках выносит Лиду, которая минуту назад, стояла в воде, словно сказочная русалка.

Раздался шум шагов, из-за деревьев, появилось два морских офицера.

Один их них, высокий и худой, внимательно посмотрел на Риту и попросил:

- Разрешите сфотографироваться рядом с вами?

Моряк подошел, встал справа от Риты, и, склонив голову к ее плечу, притих.

Щелчок затвора фотоаппарата.

Рита посмотрела в лицо лейтенанта. В его глазах была такая тоска и безысходность, что Рита вздрогнула, ни слова не говоря, пошла к Володе.

Лейтенант с тоской посмотрел ей в след.

На обратном пути, автобус заехал в молодой, очень красивый город, Сосновый бор. Это был город будущего, где на атомной электростанции, создавали технологию мирного атома.

Расположение домов, обилие детских площадок, радовало и удивляло. Как же много в городе детей.
Стены домов украшены мозаикой. Высокие сосны, целыми рощами росшие рядом, словно расступились, пропуская к свету дома силикатного кирпича. Окна домов, чистые и большие, как глаза ребенка, с любопытством поглядывали по сторонам.

Вот детский городок, в нем невысокая крепостные стена, а вот и сторожевая башня, на которой мальчишка машет флажком, а вот, среди строя сосен, теряется асфальтированная дорожка и скрывается где-то в тени. 

 

Весь вечер, Рита рассказывала матери об увлекательной экскурсии. Эдик сидел с открытым ртом и все переспрашивал:
- А пушки черные? А колеса у них большие? А моряков много?

Ночью, Рите приснился лейтенант с тоскливыми глазами, вот он повернул к ней свое лицо, протянул свои руки, Рита проснулась.

У моряка лицо ее бывшего  мужа, Валерия.

 

Утром, Володя был свободен от службы и предложил поехать, посмотреть Исаакиевский собор.

Рита удивилась, что движущаяся лента эскалатора, кажется бесконечной. Володя пояснил, что Ленинградское метро самое глубокое  в мире, прорыто на большой глубине, под руслом реки Нева.

Мимо главпочтамта, прошли под аркой здания Генерального штаба, вот и Дворцовая площадь.

Она пустынна, только несколько человек, не спеша, обходят вокруг Александрийской колонны в центре площади, да какой-то мальчишка, гоняет голубей.

По набережной, прошли к собору.

Очередь, голова которой скрывалась далеко-далеко, двигалось быстро и через пол часа, Рита стояла на обзорной площадке.

Улицы, словно лучами, рассекали ровные ряда домов, а светлая лента реки, добавляла необычность этому городу.

Рита обошла смотровую площадку по кругу. Вот здание посольства, вот небольшая, зеленая площадь. Хорошо видно Адмиралтейский шпиль.

Володя, отойдя от ажурного обрамления площадки, поднял на руки Эдика, чтобы тот мог лучше разглядеть город.

Час пролетел не заметно, выйдя из собора, все согласились с предложением Эдика, что нужно покушать.

Не далеко, прижавшись к набережной, на воде стояло плавучее двух этажное, деревянное сооружение, похожее на корабль и причал одновременно. 

Это был знаменитый рыбный ресторан «Дельфин».

Поднялись по шаткому трапу, зашли внутрь.

Огромный зал был пуст. Сели у окна, чтобы видеть Неву. Сразу подошла официантка, подала меню. Выбор был не велик. Риту заворожили названия блюд. Выбрали знакомое, суп из рыбы калуги и картошка, тоже с калугой.

Порции были не большими, все были голодными, через несколько минут, тарелки у всех были чистыми.
Настало время расчета и здесь, Рита сильно удивились, а у Володи сильно раскрылись глаза, и пропал дар речи.
Он вопросительно посмотрел на маму. Та поняла, кивнула, добавит денег.

Оказывается, никто из них, не обратил внимания, на стоимость блюд. Поели на тридцать один рубль! Это же третья часть месячной зарплаты!

С грустными лицами, не почувствовав вкуса рыбы, все вышли на берег.

Володя остановился на тротуаре, у входа в какое-то управление, положив руку на живот, сказал:

- Как слону дробинка, и поглядывая на Риту, продолжил, - Хочу четыре-четыре!

Эдик поддержал:

- Я сильно хочу кушать!

Стоявшая рядом черная «Волга», выплюнула из выхлопной трубы прямо на единственные, гражданские белые брюки Володи капли масла, зафыркала и поехала.

Володя, с сожалением поглядывая на свои испорченные брюки, пошарил в карманах и пошел к лотку, на котором продавали пирожки:

- Нам десять штук, с мясом!

Пирожки оказались очень вкусными, все наелись и заулыбались, вытерев носовыми платками руки, неторопливо пошли к метро.

 

Следующий день был еще более интересным и насыщенным. Валентина Егоровна осталась дома встречать сватью, а Рита  с Эдиком, Володей и Лидой, поехали  в город Петродворец.

Город еще называли Петергоф, он был основан в начале 18 века как парадная резиденция Петра 1. Ее создание на берегу Финского залива символически утверждало право России на отвоеванные у Швеции исконно русские земли балтийского побережья.

Не торопясь, обошли Верхний парк.

Центром ансамбля, был Большой дворец. Со стороны южного фасада, расположен Верхний сад, парадный вход во дворец.

Поразила планировка парка, органически связанная с композицией дворца.

По центральной оси дворца, любовались фонтанами «Межеумный», «Нептун», «Дубовый», а перед самым дворцом,  остановились у больших квадратных бассейнов - «Весна» и «Лето».

Нижний парк на берегу Финского залива, был заложен в 1710 году. Красоту парка подчеркивали природные условия местности: естественная гряда, на которой возвышается дворец, эффективно декорированный террасами, двумя монументальными лестницами, Большим каскадом, постепенно переходящим в Морской канал.

Все сто сорок два декоративно оформленных фонтана и два каскада Нижнего парка, слились в сказку наяву.
Декоративное оформление Большого каскада – белый мрамор уступов и арка грота, изумрудная окраска барельефов в струях и брызгах неустанно льющейся воды, производили впечатление торжественного праздника.

Риту поразила величественность скульптурной группы центрального водомета «Самсон, разрывающий пасть льву», посвященный Полтавской победе в Северной войне со Швецией.

Фонтан «Солнце», крутился вокруг своей оси, и подарил им цветную радугу.

Вот фонтан «Ева», а вот «Адам».

Привлекло внимание большое скопление детей. Эдик побежал туда.

Это были фонтаны шутихи. Ребята осторожно наступают на мокрые, крупные камни, вот на них собирается пять, десять ребят, вот уже на мокрую площадку выходят взрослые.
И тут, из-под земли, вырываются многочисленные струи воды, осыпают людей миллионами алмазных капель.
Визг детей, хохот взрослых.

Эдик, мокрый и веселей подбежал к Рите, улыбнулся Лиде, хлопнул по протянутой ладони Володи и нырнул в толпу ребятишек.

Рита попыталась разыскать, как же включается вода.
Володя показал ей на незаметного старичка, который стоял за широкой лавкой. Под его правой ногой, из земли торчал большой штурвал вентиля.

Володя рассказал, что достижением русской инженерной мысли того времени, является вся водопроводящая система, питающая фонтаны Петродворца.

Использую естественное понижение местности к морю от Ропшинских высот, что в двадцати двух километрах от города, вода из природных ключей, собирается в четырнадцати водоемах площадью семьдесят гектаров и по трубопроводам, поступает в фонтаны. Напор воды так силен, что струя главного фонтана «Самсон», взлетает ввысь на двадцать два метра.

Эдик, утомившись от увиденного, крепко держал руку дяди Володи. Не торопясь, пошли к берегу Финского залива.

Зеленый массив парка был очень красив. Столетние дубы, высоченные сосны, многочисленные березы.

По тенистым аллеям подошли к берегу. Здесь много огромных валунов, которые чаше, служили уставшим отдыхающим, скамейками.

Володя достал трубку, набил табаком из коробки. Рита заметила название «Золотое руно».

Лида, неожиданно вырвала трубку из руки Володи, табак просыпался, Лида сунула трубку себе в рот.

Ее огромные солнцезащитные очки, закрывали половину лица, трубка торчала из жемчужно белых зубов, весь вид ее был смешной и трогательный, словно это добрая разбойница из сказки о снежной королеве. Ее кучерявая копна волос, шевелилась как живая, создавая ореол вокруг головы.

 

Возвратившись из Петродворца, Рита познакомилась с будущей тещей брата.

Анна Дмитриевна, не высокого роста, с натруженными руками и темным от солнечных лучей лицом, производила приятное впечатление.

Еще оставшуюся природную красоту, не портили многочисленные морщинки, разбежавшиеся по ее лицу. Слегка раскосые глаза, темные с поволокой, густой, слегка волнистый волос, был почти седым. Руки в многочисленных трещинах и мозолях.

Это была настоящая русская женщина, крестьянка, которая родила и вырастила три дочерей и сына.

Человек от земли, которая растила хлеб, сахарную свеклу, скотину. Русская женщина, которая, подняла и воспитала достойную подругу ее брату.

Вот и сейчас, Лида помогала матери распаковывать гостинцы. Чего здесь только не было. Огромные куски соленого свиного сала. Туша барана, большущий гусь, фляга с коньяком. И еще, две пуховые подушки.

Проблемы с кормлением шестидесяти гостей на свадьбе, сняли на следующий день.

Риту поражало обилие продуктов в магазинах Ленинграда. Даже сто граммовые куски колбасы или сыра, продавцы, предварительно спросив, резали тоненькими кусочками.

 

А весна уже вступала в свои права, До головокружения, пахло свежей листвой, Нева несла свои воды в Финский залив,  поглаживая своими светлыми струями гранитные набережные.

 

Тридцать первого мая 1975 года утро было пасмурным. С неба сыпал мелкий дождь, молодожены возложили букет цветов у памятника павшим борцам революции.

Потом, Виноградовы пошли через площадь к ожидавшей их машине, а яблони, окружавшие площадь, были белыми, словно невесты, от обилия цвета.

Бочков Юра, друг Володи, пригнал из города Красногорска свою машину, «Жигули», которая и стала свадебной каретой для новой семьи.

Дождь пошел сильнее, Володя, подхватив Лиду на руки, понес ее к машине. Ваня Маглели, не поспевая за новобрачными, шагал в стороне с раскрытым зонтом, желая прикрыть нарядное платье Лиды от дождя.

 

На памятной фотографии видно Володю, который под сильным дождем,  несет на руках мокрую Лиду и Иван, идущей где-то в стороне с раскрытым зонтиком.

 

Какая-то дама, проходя мимо Лиды и Володи, сказала:

- Не могли потерпеть один день, теперь все жизнь будете маяться!

У Володи сами собой, рождались строки:

                                   Нет, я не сплю,

                           Но словно я во сне.

                           И вижу как сейчас,

                           Как в том прекрасном дне,

                                    Блестящие глаза,

                           Милей которых нет,

                           Как ветер все несет,

                           Тот яблоневый цвет.

                                 
                                    По Марсовому полю,

                           Тебя в руках несу.

                           От мелкого дождя,

                           Сейчас тебя спасу.

 

И сейчас, через тридцать лет счастливой совместной жизни, Виноградовы вспоминают этот эпизод со смехом.

 

За Нарвской заставой, в бывшей церкви попа Гапона, проживал однокурсник Володи, приехавший на учебу из тайги, «Ивдельспецлеса».

Он предложил четыре своих комнаты, где проживал с тремя детьми и женой, работавшей бухгалтером на мебельной фабрике, расположенной во дворе бывшей церкви, для проведения свадьбы.

В огромных кельях и длинном, метров пятьдесят коридоре, нашлось место всей группе однокурсников Виноградова и всем девчатам из общежития на Охте. Она вспомнила стихи Володи:

 
                        Я помню Нарвскую заставу,

                Где погуляли мы на славу.

                А Ленинград с тех давних дней,

                Как вечность юности моей. 

 

Свадебный стол брата, получился на славу.
Гости были не притязательны, немного выпили, хорошо поели, запели песни, потанцевали. Всем было весело и хорошо.
Бондарев был в своем репертуаре, несколько превысив норму потребления спиртного.

Среди самых важных гостей, бала сестра Виноградова, Рита с сыном Эдиком, его мать. Валентина Егоровна, мама Лиды, Анна Дмитриевна, да замполит батальона, подполковник Андреев.

В качестве подарка,  офицеры, сложившись, подарили холодильник, а девчата, полированный трех створчатый шкаф.
Через месяц, Виноградов получил страховку, 1000 рублей, по тем временам огромные деньги.

Купили две полутора спальные тахты, стол, шесть стульев, сервант, да посуду.

Началась новая история жизни семьи Виноградовых – Зуевых.

                               Мы в будущее, распахнули двери,

                      В любовь твою, словно в себя я верю,

                      И солнце, долгий путь нам освещает,

                      А звезды, жизнь большую обещают.

 

Прошло тридцать лет, иногда, когда взгрустнется, Рита раскрывает альбом с фотографиями, открывает страницу и видит сказочную разбойницу, пленившую его брата, своего сына, на фоне Зимнего дворца и себя, рядом с лейтенантом, у которого в глазах, навсегда, застыла тоска.

Рита со спокойным сердцем могла возвратиться в Хабаровск. Ее брат, был в добрых руках.

В самолете, Рита еще раз посмотрела на четыре маленькие фотографии ленточкой. Она с Лидой сфотографировались в моментальной фотографии.

Вот они обе серьезные, вот внимательно смотрят друг на друга, вот Лида озорно, показывает ей свой язык, а вот они сидят, обнявшись, как самые близкие люди.

 

 Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009230206

 

 

 

                     Урицк, улица Партизана Германа.

 

                             Здесь счастье моего начало,

                             Здесь ночи белые с тобою повенчали.
                             Ведь здесь, где плещет Невская вода,
                             Начал считать счастливые года.

 

       Зима промелькнула быстро. Занятия в училище, дежурства в  батальоне, патрулирование.

К новогодним праздникам, Лида отяжелела. Живот заметно округлился, она ходила осторожно, слегка покачиваясь из стороны в сторону. За эту ее походку Володя называл ее «Моя утичка».

В прекрасное январское утро, Надя Бондарева предложила поехать в Орехово, покататься на лыжах. Лида с сожалением, отказалась, что ж, была веская причина.

Володя не хотел оставлять Лиду одну, но она настояла и практически вытолкала Володю за дверь.

Место, было сказочное. Огромные сосны, казалось, касались неба и занимали огромную площадь вокруг поселка. На узких просеках проложена лыжня и десятки людей, владеющих техникой бега на лыжах и едва передвигающих ноги, скользили по белоснежному снегу, накапливая в себе чистый воздух, хорошее настроение. Не было здесь винопития, из горячих напитков только чай, но громкий хохот  упавших в глубокий снег, кружил голову и давал заряд здоровья.

А Володя долго потом сожалел, что Лидии не было рядом.

 

Как  не  странно,  в  весеннюю   сессию  Виноградов     особенно волновался    при    сдаче    зачетов    по    военной    и   автомобильной подготовке.

Боевой раздел самбо, стрельбы в тире и на полигоне, требовали выложиться физически полностью. Очень хотелось добиться высоких результатов, но не всегда это удавалось.

Если по самбо и стрельбе, были очень хорошие результаты, то по теории автомобилей…

Напрасно Володя понадеялся на сою память. Единственный раз за все годы обучения, он  не смог ответить на поставленный вопрос. Как же было стыдно перед преподавателем и товарищами.

После пятнадцати часов все пошли по домам, а Виноградов, три часа, стоял перед огромными плакатами, на которых был изображен двигатель в разрезе, а потом, разбирал автомобильный двигатель на стенде.

Экзамен по английскому языку, он сдал первым из группы.

Помогло то, что в течение двух лет до поступления в училище, в Хабаровске, Виноградов самостоятельно занимался на Московских заочных курсах «Иняз». До поздней ночи учил английские слова, слушал грампластинки с правильным произношением.

Остальные предметы не представляли особой трудности.

Немногие минуты досуга, Виноградов тратил на  репетиции вокально-инструментального ансамбля батальона. Володя перевел свои стихи на английский язык и на выступлениях перед слушателями училища, эти песни были встречены с интересом.

Однако подготовка к занятиям, занимала почти все свободное время. Вечерами Володя читал дополнительную литературу, писал рефераты, печатал в классе машинописи, доклады на различные темы. Это все, должно было помочь ему в будущей работе.

12 июня 1975 года, приказом министра внутренних дел СССР, Виноградову было присвоено очередное специальное звание, лейтенант внутренней службы.

Володя пришил на китель новые погоны и повесил форму в шкаф, на все лето.

В этот первый месяц семейной жизни, Виноградовы не поехали в Товарково.

Да, что там, у них не было денег сходить и в кино. На питание тратили самый минимум. Потом, получила зарплату Лида, дали денежное содержание и Володе.

Каждое утро, Лида ехала на работу, а Володя, брал тетрадь и выходил на аллею, не далеко от дома, где под ласковым июньским солнцем, писал и переписывал четверостишья.

Он понимал, что получается плохо, но писал снова, рвал написанное и вновь искал нужные слова, представляя себя, жену, своих детей, которые еще не родились.

 
        Мы вдоль Гостиного двора,

Бродили вместе до утра.

По Невскому, Фонтанке,

Без Вали и без Анки.

         Я помню наш Литейный мост,

И мой ответ сегодня прост.

Мне этот Питер, Ленинград,

Превыше всяческих наград!

 

Трех комнатная квартира, в которой они занимали две комнаты, была на первом этаже. С раннего утра, солнце заглядывало в окно из спальни, доставляя радость встречи с новым днем.

Володя, поднимался, делал утреннюю гимнастику. Потом с Лидой пили чай и молодая жена, уходила на работу.

Лида заметно похудела, ключицы, казалось, светились сквозь ее кожу. Тоненькие руки, покрылись легким загаром, а уже через месяц, руки и лицо стали смуглыми.
Виноградов удивился, как быстро, солнце одарило его жену своим вниманием.

Соседи по лестничной клетке, казахи но национальности, часто заходили в гости к Виноградовым. Глава семьи, майор, служил в одной из воинских частей Ленинграда. Он часто вспоминал родные степи и по долгу рассказывал о них. Как-то, он стал рассказывать о том, как катался в степи на конях:

- Утром раненько, встанешь, вскочишь на коня, да галопом в степь, – потом, майор повернулся к Лиде и, глядя на ее едва раскосые глаза и заострившиеся скулы, продолжил:

- Ну, ты ведь знаешь!

В комнате возникла мертвая тишина, потом громкий хохот. А сильней всех смеялась Лида.

Володя, не поняв причины смеха, стал ее переспрашивать о причине, жена ответила. Наконец до Володи дошло, он громче все расхохотался и пояснил оторопевшему соседу:

- Она же русская!

Но с того дня, Володя стал в шутку, называть Лиду ласковыми именами:

- Моя татарунька, казашенька!

 

Лида стала еще привлекательней, глаза ее, словно светились. Как-то утром, после того, как она уехала на работу, Володя нашел на кухонном столе записку жены: «Кажется, я тебя люблю!».

Вот и дождался он хоть и не полного, но признания от любимой. Но Виноградов был уверен, что он завоюет любовь этой удивительной женщины.

В июле, вернувшись с работы, Лида сказала, что Полина и ее муж, предложили поехать на Ладожское озеро, там покатаються на лодках, порыбачат, сварят уху.
В субботу Володя встал пораньше и удивился, что Лида не встает. Он подошел к жене, наклонился. Лида натянуто улыбнулась, но улыбка была не такая как всегда.

 

В этот день, Лида впервые почувствовала, что в их семье будет пополнение. Она не могла поднять голову, подушка, словно магнит притягивала к себе. Тошнило, кружилась голова, Лида провалялась в постели весь день.

К утру в воскресенье, ей стало лучше.

 

Мелкая рябь, стучала о борт лодки, словно озеро разговаривало с ними при помощи азбуки «Морзе». Серая, с чуть видимой голубизной вода, нехотя раздвигалась перед носом лодки, пропуская их подальше от берега.

Чуть уловимый ветерок, шевелил на голове Лиды ее кудряшки и массировал щеки, которые вскоре стали розовыми.

Противоположный берег Ладоги не было видно, казалось на этой утлой лодке, они  пустились в безбрежный океан жизни.

Уха не просто удалась, а была сказочно вкусной. Но как все хорошее, закончился выходной этот день и так же быстро, промчалось лето.

Вместе с Юрой Бочковым, его женой, Виноградовы решили ехать теплоходом на остров Валаам, с экскурсией «Проводы белых ночей».

Вечером, долго шли по Неве, были танцы, игры, разные конкурсы. Ранним утром, подошли к заветному острову.

Поднялись по крутому берегу, и перед нами открылся «Красный скит». В то время, в Валаамском монастыре доживали свои не легкие года, инвалиды и ветераны войны.

Монахов не было, но остров хранил дух святости и веры. Это ощущение заполняло тебя всего.

 

Вот он, поцелуев крест, у которого выходили из лодок паломники, вот камень, ставший прообразом в картине Васнецова «Аленушка».

Сразу и не верилось, что практически весь плодородный слой земли острова, принесли с собой, за многие года, паломники.

 

На этой земле, монахи высадили сады, сосновые леса. Огромные корабельные сосны, словно сказочные богатыри, тянулись к небу.

Выложенная из стволов деревьев дорога, за столетия, пришла в негодность и нам не рекомендовали идти по ней самостоятельно.

 

Эти проводы белых ночей, остались с Виноградовыми на всю жизнь:

 

                           Возможно, вы тоже бывали там сами,

                           На острове, на святом Валааме?

                           Нам удалось вместе там побывать,

                           О том я могу кое-что рассказать.

                   
                                    Как на теплоходе в те белые ночи,

                           Не мог наглядеться в любимые очи.

                           На памятном камне я видел Аленушку,

                           Да нет, не она, а моя это женушка!

  

                           Увидели тот «поцелуев» мы крест,

                           С которого жизнь начиналась окрест.

                           Скиты мы прошли, желтый, красный.

                           Потом не пошли, нам сказали опасно.

 

                           Здесь вера людская с землею хранилась.

                           Российское сердце здесь верою билось.

                           По горсти земли приносили сюда

                           Кто был здесь, кого приводила беда.

 

                           Я помню всю жизнь эти белые ночи,

                           Тебя, твои чистые, милые очи.

                           Тот остров, как благословение нам.

                           Спасибо тебе, святой Валаам!      

 

В сентябре 1975 года, подполковник Андреев, стал готовить туристический поход батальона по «Дороге жизни». Лейтенанту Виноградову было поручено рассказывать о памятниках, которые увековечили подвиг ленинградцев.

Володя знал, что в дни блокады 1941 – 1943 годов, это была единственная фронтовая магистраль через Ладожское озеро, соединяющая Ленинград со страной. По льду зимой, на кораблях в период навигации, под непрерывными обстрелами и бомбежками, шло по ней в город продовольствие, оружие, топливо. В память о беззаветных героях, на всем протяжении «Дороги жизни». Были воздвигнуты мемориальные сооружения.

Виноградов рассказывал офицерам, что путь от Ленинграда до берегов Ладоги, отмечали сорок пять километровых столбов, в виде стрел, с изображением серпа и молота и надписью «Дорога жизни», с указанием километра.

У поселка Ковалево, осмотрели памятник, посвященный детям, погибшим в дни блокады. На лепестках большого 14 – метрового каменного цветка начертаны слова: «Пусть всегда будет солнце!»

У деревни Коренево обратили внимание на пять стальных балок, поднимающихся на фоне стены из мощного бетонного основания. Они напоминают стволы зенитных орудий.

Долго стоянии на Вагановском спуске, где начиналась ледовая трасса.

Здесь взметнулись ввысь, две не сомкнувшиеся дуги, установленные на широкой бетонной площадке, которая круто обрывается. Дальше, следы машин уходят к воде. В народе, этот памятник называли «Разорванное кольцо».

А в стороне, у самой воды, стояли и минометы в ряд, поднятые после войны со дна озера, знаменитая в то время автомашина - «полуторка», орудия, минометы.

 

В октябре, батальон проходил ученья в полевых условиях, здесь были стрельбы на полигоне из автомата, движения строем и цепью, полевая кухня. Но это была только присказка.

А через несколько дней нас привезли в учебный центр внутренних войск МВД СССР. Именно здесь, мы на практике постигали, как и какими силами, нужно пресекать массовые беспорядки в колонии.

Думал ли я, что через восемь лет, мне придется на практике пресекать массовые беспорядки в воспитательно-трудовой колонии.

Между такими «массовыми» мероприятиями, Виноградов участвовал в патрулировании улиц Ленинграда, обеспечивая общественный порядок и безопасность граждан.

В один из октябрьских вечеров, с двумя курсантами училища, Володя  нес службу совсем недалеко от своего дома.
Через улицу, находился новый двух этажный кинотеатр, в котором второй день, шел фильм «Есения». Билеты купить было затруднительно. Курсанты, уговорили Виноградова зайти, проверить порядок в фойе.

Огромное, как футбольное поле фойе, было заполнено нарядными девушками, весьма серьезными молодыми людьми, гражданами постарше. Все было чинно, спокойно. После третьего звонка, когда народ расселся по своим местам, оказалось, что в проходах, стоит большое количество людей.

 

Билетеры не просили Виноградова помочь вывести этих людей, погас свет и, затаив дыхание, все стали смотреть широкоформатный фильм.

 

Выходя после просмотра латиноамериканских страстей, Виноградов повторял про себя, только что сложенные строки:

 

           Мы редко слушаем друзей советы,

           Ты посмотри, прекрасна дева эта!

           Глаза, как звезды яркие горят,

           Улыбка красит нежный взгляд.

 

Осенью, стали платить звание двадцать рублей. Это давало возможность Виноградовых ходить в театры практически каждое свободное воскресенье.

На набережной реки Фонтанки, находился первый  драматический театр, созданный в Петрограде после революции – государственный академический Большой драматический театр имени Максима Горького.

В этом театре увидели прекрасных актеров: Евгения Лебедева, Ефима Капеляна, Кирилла Лаврова.

На Невском проспекте, находился самый молодой театр города – государственный академический театр комедии. Именно в этом театре начинали свою деятельность Эраст Гарин, Сергей Филиппов.

Один из крупнейших музыкальных театров Советского союза, был государственный академический театр оперы и балета имени Кирова, который находился на Театральной площади и имел 1774 места.

Коренные питерцы, называли его Мариинским.
Здесь Виноградовы посмотрели спектакль «Лебединое озеро», «Спящая красавица».

Но самым удивительным, для Володи, был Дворец культуры имени Ленсовета.

Этот дворец, имел большой театральный зал на 2400 мест, кинотеатр на 850 мест, несколько концертных и выставочных залов, танцевальный зал на 1000 человек, 67 библиотек передвижек.

Самое интересное, что во Дворце была создана зона отдыха с зимним садом и зеленой гостиной, в которой были размещены сотни аквариумов с ценнейшими породами декоративных рыб, экспозиция по комнатному растениеводству.

В семнадцати клубах и любительских объединениях, занималось 9000 человек.

Не один раз в зале этого Дворца, Виноградовы смотрели спектакли Ленинградского мюзикхола.

Слушая прекрасный голос солиста Захарова, Володя и не предполагал, что в 1978 году, когда он будет проходить преддипломную практику в СИЗО города Ленинграда, в народе «Крестах», там будет отбывать наказание осужденный на нанесение телесных повреждений администратору театра, этот самый Захаров.

Тогда, это было возможно, а сегодня, через тридцать лет?

Но, как же Виноградовым нравилось темными зимними вечерами, проходить по узким аллеями, мимо вечнозеленых растений зимнего сада:

        За время все, что там мы жили,

Все театры вместе исходили.

Запомнил тот концертный зал,

Где зимний сад, он был не мал.

 

Как-то, гуляя по Невскому проспекту. Лида предложила зайти в бар при ресторане Баку.

Вход был платный, три рубля, солидные деньги по тем временам. Затемненное помещение встретило тихой, восточной музыкой. У стойки бара, им предложили винный коктейль, в высоких, узких стаканах.

Лида сразу пододвинула свой стакан ближе к Володе. Виноградовы ожидали рождение сына и заочно, называли его Димка. Об этом, Володя написал в письме матери.
Два стакана коктейля, вызвали у Володи легкое головокружение и предчувствие какой-то неприятности.

Вечером этого дня, Лида, подставив табуретку, полезла на полку в ванной комнате, но не рассчитала, что у нее прибавился вес. Табуретки перевернулась, Лида больно стукнулась, и у нее открылось кровотечение.

Автомашина «Скорой помощи», приехала быстро. Вместе с Лидой, Володя уехал в больницу, ожидая результатов операции. Была угроза повреждения плода и его спрашивали, оставить ли ребенка? Виноградов на прерывание беременности не дал согласия, он просил спасти и ребенка, и жену.

Наутро, Володя дал телеграмму в Товарково и Хабаровск: «Лида, Димка чувствуют себя хорошо».

Из Товарково в Ленинград, выехала мать Лиды, которая привезла с собой несколько тушек гусей. Пробыв несколько дней, навестив дочь в больнице и убедившись, что все закончилось благополучно, она вернулась домой.

А из Хабаровска пришла телеграмма, в которой Виноградова поздравляли с рождением сына. Володе пришлось, писать в Хабаровск об их, да и своей  ошибке, объяснять причину отправки такой телеграммы.

1 марта 1976 года, в родильном доме на Московском проспекте, на свет появилась дочь Виноградовых, в честь Володиной мамы, ее назвали Валентиной.

Виноградов ежедневно привозил жене передачи и долго стоял под окнами палаты, в которой находилась его жена. Окна второго этажа, выходили в парк.

Весна еще очень робко набирала силы. Володя в записках, просил жену показать дочь.

Однажды, Лида поднесла к окну что-то белое и Володя радостный, поехал домой.

Только потом, Лида рассказала Володе, что показала ему уголок своей подушки.

После рождения дочери, Лиде постоянно хотелось поесть апельсины. Купить это в магазинах, было проблематично.

Первого мая, батальон Виноградова, обеспечивал охрану трибуны, на которой во время демонстрации трудящихся, находилось  все руководство города, во главе с первым секретарем обкома партии Романовым.

Перед ними, офицерами, стояли две цепи матросов и солдат. Руководители, сменяя друг друга, ходили в буфет, расположенный в   Зимнем дворце. Товарищам Виноградову тоже разрешали посетить буфет. Володю не удивил ни коньяк, ни красная рыба и икра, ни зефир в шоколаде. Он не мог оторвать взгляда от крупных, ярко желтых, словно маленькие солнышки, издающих весенний аромат, апельсинов.

Лейтенант знал, что Строевой Устав не поощряет движение офицера с авоськами, но так хотелось доставить жене удовольствие.

Авоську с апельсинами, Виноградов, как ему казалось, незаметно, спрятал за выступ стены.

Бесконечным потоком шли колонны, сводный оркестр исполнял марши. Граждане, проходя мимо трибуны, кричали:

- Да здравствует рабочий класс и трудовое крестьянство!

Слава Советской армии и Военно-морскому флоту! Да здравствует передовая советская молодежь!

Но вот, стих оркестр, пошли в буфет руководители города, сняли оцепление. Построив батальон, полковник Вахранев поблагодарил за несение службу и отпустил со службы.

Виноградов, стараясь не привлекать внимание, вернулся за своими апельсинами и пошел к метро.

Однако после праздника, его ждало две неожиданности.
У дочери, от чрезмерного употребления Лидой апельсин, начался диатез.

А комбат, долго внушал лейтенанту, как он подвел своих товарищей, двигаясь по городу в форменной одежде с авоськой в руках, полной апельсинов.

 

9 мая, шестой батальон обеспечивал общественный порядок на  центральном подходе к Пескаревскому кладбищу, занимавшему территорию более 20 га.

К этому скорбному памятнику жителям и воинам Ленинграда, их мужеству и стойкости, проявленным в годы Великой Отечественной войны, приезжало и приходило большинство жителей и гостей города.

У центрального входа, находилась бронзовая фигура, олицетворяющая Мать-Родину, которая была высотой шесть метров, а под ней пьедестал, еще высотой шесть метров, на торцовых частях боковых стен, четыре коленопреклоненных фигуры, а сама стена, протяженностью около сорока трех метров,  высотой два и шесть десятых метра.
Рядом, два строгих павильона с торжественно-посвятительными надписями на стенах и экспозицией о 900-дневной героической обороне Ленинграда, являлись своеобразными пропилеями, образующими вход в некрополь.

В центре, на гранитной площади, обрамленной парапетом, находилась квадратная чаша с пылающим неугасимым огнем.
От чаши, начинается лестничный спуск, ведущий к братским могилам и к статуе Матери-Родины, которая стоит с гирляндой из ветвей дуба на вытянутых руках.

Позади статуи и с обеих сторон, установлены мощные стелы из серого гранита.

На камне, более высокой центральной стелы, высечены стихи Ольги Берггольц.

По сторонам надписи, высечено три барельефа на темы обороны и жизни осажденного города.

На этом кладбище в братских могилах, было захоронено около девятисот тысяч человек, умерших и погибших в годы блокады Ленинграда.

 

Тонкая цепочка солдат, пытающаяся сдержать напор тысяч людей, не выдержала.

Люди огромным потоком, хлынули на территорию кладбища, прервав неторопливое шествие высоких официальных лиц.

Вот они все вместе, как один целый, огромный и не делимый организм, заполнили все пространство у могил, покрывая плиты букетами цветов.

А из репродукторов, зазвучали песни военных лет.

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009230207

 

 

 

                              Памятный перелет.

 
                                                                Не боюсь тебя теперь

                                                                Время, верь или не верь!

                                                                Все верну обратно,

                                                                Не пойми превратно.

 

Весна всегда приносила Виноградову что-то новое. Встречи с хорошими людьми, встречу с любимой, рождение дочери в первый весенний день, новые строки стихов.
И не мешала этому напряженная учеба, бесконечные ученья, патрулирование и обучение оперативной работе.

 

В выходные дни, Виноградовы шли в новый парк, отвоеванный у болотистого берега моря, где по немногочисленным аллеям, не торопясь, прогуливались вместе с дочерью.

Лиду удивляло, что Володя часто покупал себе мороженое, особенно шоколадный батончик за двадцать восемь копеек. Ну, один, ну два. Но их было больше. Однако молодая жена молчала.

А вокруг, весна дарила свои первые теплые и солнечные дни. Почки у деревьев, посаженных в прошлом году, заметно набухли. Невысокий кустарник, уже демонстрировал чуть проклюнувшуюся зелень.

Покинув асфальтированные дорожки, Виноградовы шли ближе к морю. Под ногами проваливалась недавно насыпанная земля, а впереди, синело море и голубые волны, не торопливо, накатывались на огромные куски камней, которые должны были защитить парк от штормов.

Виноградов осторожно толкая перед собой коляску с дочерью, чуть слышно шептал:

        Люблю я слушать шум прибоя,

В нем жизни суть и жажда боя.

 

Весеннюю практику, лейтенант Виноградов проходил в колонии, расположенной практически в черте города, не далеко от своего дома.

Отряд осужденных, в котором он работал, занимался хозяйственной работой в учреждении. Здесь отбывали наказания мужчины, совершившие различные преступления, кражи, грабежи, хулиганства. В остальных отрядах, были осужденные за особо тяжкие преступления, убийства, изнасилования. Основная масса осужденных, работала на Кировском тракторном заводе.

В семидесятые годы, знаменитый трактор «Кировец», работал на полях колхозов и совхозов, на всей территории Советского союза.

Весьма прискорбно, что такой завод через тридцать лет, утратил свое значение.

 

Володя еще в период своей работы на Колыме, свыкся с мыслью, что рядом с ним, находятся преступники, убийцы, предатели Родины.

Виноградов никогда не высказывал пренебрежения к этим людям. Ко всем осужденным, он обращался на «Вы», что ставило его  в особое положение среди некоторой части других офицеров.

Володя встречал сотрудников колонии, которые унижали осужденных и словом и делом. Виноградов знал, что осужденные делят своих начальников на «Ментов» и на тех, кого они называли «Человек».

Лейтенанту было приятно, что и он считался у осужденных «Человеком».

Однако, Виноградов прекрасно понимал, что основная масса находившихся в изоляции людей, готовы в любой момент сделать в отношении его, представителя администрации, маленькую, да и большую, пакость. А некоторые, готовы были в любой, удобный момент, причинить боль.

Виноградов чувствовал на себе злобные взгляды, как ответ на законные требования, встречал откровенную агрессию, однако не подавал вида, что боится эту категорию людей.

Нет, это не было бравадой. Виноградов прекрасно понимал, что в зоне могут и ранить, и даже убить, так бывало с другими. Но Володя не допускал и мысли, что это случится с ним. Эта его уверенность, всегда помогала ему в работе. И в ночное время, он не боялся ходить один по зоне. Это знали осужденные и уважали молодого начальника.

Но дорого стоила лейтенанту его уверенность. Нужно было всегда быть внимательным, сдержанным и проявлять разумную осторожность.

Виноградов умел в обычных словах осужденных, услышать  угрозу, попытку унизить и оскорбить. Он научился словом, убеждать в не правоте такого поведения своего подопечного.

У Володи хватало мужества, повернуться спиной к существу, которое только что угрожало ему.

Не уставать от этого, было не возможно.

Именно в это время Виноградов понял, что такое профессиональная деформация, или даже деградации.

Как-то, он услышал разговор нескольких человек, которые стояли в коридоре и полуоткрытой двери его кабинета и говорили на блатном жаргоне о простых, житейских делах, женщинах, семье и детях. Но, как же грязно все это было.

Какое же было удивление, когда Володя вышел из кабинета. В коридоре находился завхоз отряда, неоднократно судимый пятидесятилетний, огромного роста, с маленькой бритой головой сужденный. А рядом с ним, стоял капитан, дежурный помощник начальника колонии, примерно его возраста, чисто выбритый, холеный и очень красивый мужчина, с двумя старшинами из роты охраны. И кто из них рассыпал наиболее грязные фразы, разобраться было не возможно.

Именно тогда, Виноградов понял, как опасно опускаться до уровня тех, с кем работаешь.

Запомнилась напряженная неделя, когда в колонии были пьяными практически все осужденные.

В учреждение были стянуты все свободные от службы офицеры УВД Ленинградской области. Проходит день, другой, а количество пьяных не уменьшается. Удивительно было то, что за этот период, драк и телесных повреждений, выросло не значительно.

Но всех офицеров удивляло не это.
Как могло попасть в колонию такое большое количество спиртного?

Проводились оперативные разработки, была усилена охрана по периметру колонии, все бесполезно.

И на четвертый день, количество пьяных не уменьшилось.
Только на шестой день, установили причину, почему не задержано ни одного водителя машины или сотрудника колонии, доставляющего спиртное.

Осужденные, через расширительный бак системы отопления, засыпали сахар и бросили дрожжи.

Запах браги не могли учуять, так как постоянный ветер, уносил его далеко в сторону от колонии.

А когда брага созрела, все было просто, открыл кран у радиатора в спальне любого отряда и пей, сколько влезет.

Много разного весьма интересного люда отбывало наказание. Были здесь еще и не такие умельцы.

В июле 1976 года, Лида впервые ехала на Дальний Восток.
Ил-18, безусловно, был надежный самолет. Однако у него был один, немаловажный недостаток, дальность полета. Чтобы долететь в Хабаровск, ему нужно было совершить две, а то и три посадки. Полет практически занимал восемнадцать часов.

Их места было в середине салона, у самого крыла самолета и рев моторов, был просто не выносим.

А тут  еще и Володя пострадал.

Стюард, прикрепляя люльку для дочери на багажную полку, уронил на его голову металлический, довольно большой, замок, которым крепилась люлька. Володя охнул, из рассеченной кожи выступила кровь и стала расти преогромная шишка.

Стюард испугался, долго извинялся и потом несколько раз подходил, спрашивая, нужна ли его помощь.

В очередной раз, Володя ответил:

- Такая, не нужна!

Весь оставшийся перелет, Виноградовы стюарда не видели.

Первые шесть часов полета, Лида терпела.
Во время посадки ей было плоховато, но она не показала Володе вида. Выйдя с пассажирами в аэропорт Новосибирска, ходили по огромным, полупустым залам. Володя покачивал на руках  Валюшку, а Лида, стараясь не отставать от мужа, с полузакрытыми глазами, медленно шла следом.

Во время второго перелета, Лиде стало совсем плохо, она покормила дочь и почти потеряла сознание. В Чите, встать с кресла Лида не смогла и осталась с дочерью в салоне.

Вернувшись через два часа, Володя увидел жену, с осунувшимся лицом, очень бледной.

Посадка в Хабаровске было тяжела и для Володи. К горлу подкатывало то, что  недавно, обедая, уложил в желудок. Самолет кидало из стороны в сторону. Лида посмотрела в иллюминатор, пропеллеры слились в круг, а крылья самолета, словно превратились в крылья птицы, поднимались то вверх, то опускались вниз. Казалось этому, не будет конца.

Но вот самолет ударился колесами об землю и подскочив несколько раз по бетонной полосе.

С этого момента, все происходящее в следующие сутки, Лида узнала из рассказа Володи.

Очень долго не подавали трап, наконец, открылась дверь, и народ стал покидать салон самолета.

Володя, подхватив вещи и прижав к себе дочь, поспешил в здание аэропорта. Он не оглянулся на жену, а Лиде было так плохо.

Она, ничего не замечая вокруг, автоматически переставляла ноги. Вот шаг, вот еще один. Нет, не получилось, ноги стали гнуться в колена, она присела.

Попыталась выпрямиться, получилось. На прямых ногах, пошла дальше, но опять подводят колени. Незаметная для других, борьба с непослушными коленями и, наконец, узкий длинный коридор и толпа встречающих.

Володя увидел маму и сестру, быстро пошел к ним, обнял. Подошла Лида, не реагируя ни на кого, молча остановилась рядом.

Валентина Егоровны подошла, поцеловала невестку, потом приблизилась Рита. Лида стояла молча, едва приоткрыв глаза.
Посадив Женщин в такси, Володя пошел получать вещи из багажа. Домой он приехал через два часа.
А там, его встретила мать, с заплаканными глазами. Она ничего не сказала сыну, а только покачала головой.

Рита, шепотом рассказала брату, что Лиде стала совсем плохо, она заговаривалась, никого не узнавала. Войдя в квартиру, стала говорить, что шкаф стоял не здесь, а кровати не было. Потом, Лида заплакала и практически отключилась. Ее положили на кровать.

Мама сказала ей, Рите:

- Зачем же Володя женился на такой больной.

 

Ночь для Виноградовых было долгой и беспокойной.
Утро было солнечным. За окном, с пяти часов утра, диспетчер трамвайного парка, выкрикивала по громкой связи, какому номеру трамвая выезжать. Гремели по рельсам колеса вагонов.

 Под окном, на дереве, зачирикали воробьи, затем, громко переговариваясь, шумно взлетели, разбудив всех, кроме Валюшки. Легкий ветерок, шевелил на открытом балконе тюлевую занавеску. Солнечные лучи, заполнили всю комнату, коснулись кончика Лидиного носа.

Володя, Повернув голову в сторону лица жены, смотрел, как она просыпается. Вот дрогнули ее ресницы, вот порозовели щеки, вот она потянулась, улыбнулась, приоткрыла глаза.

Володя осторожно, прикоснулся губами к ее щеке.

Лида улыбнулась, широко открыла глаза и сказала:

- Что, уже дома?

Это была прежняя, его Лида. О том, что случилось в день прилета, ей рассказали много позже.

А вечером,  доме Виноградовых, на улице Трамвайной, собрались близкие родственники. Приехала и двоюродная сестра Володи, Наталья, которая работала стюардессой.

После продолжительного ужина, все вышли на балкон и в доме напротив, Володя увидел стюарда, который едва его не покалечил. Показав Наталье шишку на голове, Володя рассказал о причине этой травмы.

Наталья рассмеявшись, громко, через улицу, стала кричать  своему знакомому стюарду:

- Ты едва не убил моего брата!

 

Отпуск, как всегда, пролетает не заметно. Прогулки у Амура, рассказы родственникам о Ленинграде и его красотах:

 

Ведь там с тобою мы женились,

Ведь дети там у нас родились,

И от Балтийских славных вод,

Мы копим счастье каждый год.

 

А через неделю, Виноградовы решили поехать на Хихцыр, в гости к Михаилу, другу Володи.

На поезде, который останавливался у каждого столба, за два часа добрались. Михаил встретил на станции. Долгие разговоры и интересная прогулка в окрестностях села.

 

А вокруг, бесконечные гряды сопок, устраивают хоровод. Ярко зеленые деревья и кустарники, покрывают пологие склоны, одаривая видом дальневосточной тайги.

Вот стройные кедры, дарят смолистый запах, а вот несколько пробковых деревьев, радуют нас своими сморщенными стволами.

А здесь, смотри, вьются лианы лимонника. Ягода еще не созрела, гроздья большие, их так много.

А на склонах сопок, разместились многочисленные кусты багульника.

Какая здесь красота!

Вернулись к большому, из толстых бревен, дому Еременко, вошли в сам.

А здесь… Яблони, груши, наливаются на деревьях.

Кусты черной смородины, метра по три в диаметре, а ягода размером с копейку. Ведро ягоды собрали быстро и на поезд, в Хабаровск.

Перед отъездом, Миша подарил картину, которую написал маслом.

И через тридцать лет, гладя на нее, видим Хихцирские сопки, огромные сосны, а между деревьев.

А может это мы, ходим там, вспоминая прошедшие года?

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009230209

 

                                                Стажеровка.

 
                                                           Тем трудней, кто работает,

                                                           Средь людской той породы.

                                                           Добровольно лишает

                                                           Себя он свободы.

                                                           День за днем их работа

                                                           Средь серых тех буден.

                                                           Для покоя других,

                                                           Живут эти люди.

 

Когда Вале исполнился один год, Лида стала работать воспитателем в детском саду. Здание детского сада, состояло из трех двухэтажных корпусов, количество детей, было очень большое. Находился этот детский сад недалеко, однако от улицы Партизана Германа, его отделял большой пустырь, с не глубоким оврагом и маленькой, мутной речушкой.

Каждое утро, мы поднимались в шесть часов и через пол часа, Лида убегала на работу. Ходили мы через этот овраг и зимой и летом. Время уходило пятнадцать минут, Если идти в обход, дорога занимала сорок минут.

Как-то утром, Лида ушла на работу, а Володя, одел Валюшку и вышел из дома.

Вторые сутки моросил противный дождь, скорее морось. Все небо затянуто тучами. Было прохладно и сыро. Стараясь не удержаться на скользкой глине, крепко прижимая в себе дочь, Володя приблизился к разлившейся за ночь речке. Широкая доска, по которой обычно переходили на тот берег, практически лежала в воде. Стараясь наступать на середине, Володя сделал один шаг, другой, прилипшая к подошве ботинок глина, стала хорошей смазкой.  Правая нога соскользнула с доски и Володя, вместе с дочерью, стал падать в воду.

В последнее мгновение, Володя вытянул руки и положил Валю на мокрый берег у самой кромки вода, а сам во весь рост, растянулся в грязном потоке.

Выбравшись из реки, Володя поднял дочь на руки и побежал в детский сад.

Прохожие удивленно оборачивались на бегущего лейтенанта с ребенком в руках, не успевая заметить, что мундир, безнадежно испорчен.

Забежав в раздевалку группы, где работала Лида, Володя извинившись за свой внешний вид, оставил жене мокрую дочь, а сам, по той же злополучной доске, вернулся домой, чтобы переодеться.

Он бежал и думал, что после такого переохлаждения Валя заболеет, и ругал себя за то, что не пошел в садик по более удобной дороге.

Виноградов постоянно смотрел на часы, опаздывать в училище сегодня, было никак нельзя! Решался вопрос о том, где слушатели будут проходить преддипломную практику.

Была возможность выбора: Харьковская область Украины, Белгородская область и более отдаленные места.

Командование училища учитывало семейное положение выпускников и предлагало офицерам, выбирать места практики самим.

У кабинета командира батальона, полковника Вахранева, было многолюдно. Часть офицеров, уже оформили требования на проезд, получили деньги на командировочные расходы.

 

Вот офицеры встали по стойке смирно, приветствую заместителя командира батальона, подполковника Андреева.

Андреев, заметив Виноградова, пригласил его с собой в кабинет.

- Есть возможность остаться в Ленинграде. В следственном изоляторе у Финляндского вокзала, много работы. Нужен знающий, зрелый помощник по работе с заключенными, согласен?

Виноградов обрадовался, он трудно себе представлял, как Лида останется одна на шесть месяцев.

Володя поблагодарил Андреева и с облегчением вздохнул. 

 

Выходя их здания, Володя столкнулся с профессором философии Кычкиным, якутом по национальности. Виноградову нравился этот подвижный, не высокого роста, скуластый, с щелочками-глазами, человек. Кычкин, видимо, чувствовал эту симпатию. Володя знал, что профессор, прошел всю войну, был награжден тремя орденами и многими медалями, что он майор запаса. И еще…

Виноградов один из немногих, знал и то, что отец Кычкина, известный на всю Якутию, шаман. Да и сам профессор обладал способностью проникновения в мысли других людей. Вот только Виноградов ему не поддавался.

Профессор рукой, молча, остановил лейтенанты, достал какую-то  бумагу из внутреннего кармана своего пиджака и протянул Володе. Так же молча, он отвернулся и, не поворачивая головы, ушел.

Виноградов посмотрел, это было фотография профессора в гражданском костюме со всеми фронтовыми наградами. Но самое удивительное, что на обратной стороне, рукой профессора была надпись: "Владимиру Виноградову, человеку, которому везет и там и тут". 

Вечером, дома, Лида сказала мужу, что под комбинизоном, одежда у дочери была сухой.

А Володя сообщил жене свою новость.

 

Фотографию, не понимая в то время смысла подписи, спрятал, а вновь обнаружил ее среди своих документов, через двадцать пять лет.

 

                          Вот фотография, что мне он подарил,

                 Смысл подписи, он мне не говорил,

                 А там: «кому везет и там, и тут»,

                 Увидят все, когда ее прочтут.

 

                         Я долго этих слов не понимал,

                Когда друзей убитых поднимал.

                Когда предательство едва не погубило,

                Стал понимать, какая в словах сила.

                          Я стал судьей и одновременно поэтом,

                 Теперь уже не думаю об этом.

                 Раскрыл я тайну подписи его,

                 Во мне двоих он видел, а не одного.

 

У Виноградова это была не первая практика.  В отделении милиции у Балтийского вокзала, он пробовал себя в должности заместителя по политчасти.

Вместе с участковыми инспекторами милиции, ходил усмирять семейных дебоширов.

Вместе с оперуполномоченными отдела по борьбе расхитителями социалистической собственности, участвовал в оперативных мероприятиях по изъятию похищенного имущество.

Вместе с сотрудниками уголовного розыска, участвовал в задержании преступников.

 

А между тем из Хабаровска, приходили неприятные новости.

В третьей колонии, в которой работал майор Виноградов, отец Володи, был групповой побег осужденных. Отец Володи, был старшим в одной из групп задержания. Преследуя одного из убегающих осужденных, майор оступился и упал в траншею, заполненную водой. Это было в апреле, а сейчас, в октябре начались осложнения. Мало того, что отец переболел двух сторонним, крупозным воспалением легких, началось заболевание крови, лейкоз, рак крови.

Но и это еще не все, сердце майора Виноградова, не выдержало постоянного стресса и не человеческой нагрузки. Ведь не молодой уже, пятьдесят девять лет.

Как написала сестра Рита, у отца стала развиваться аритмия, количество ударов сердца падало да сорока и меньше.

Спасти отца, могла только операция по вживлению стимулятора. Как Виноградов старший, называл его батарейкой.

Это действительно был маленький акомулятор, от которого к сердцу больного два электрода, давали разряд определенной частоты, и сердце делало семьдесят ударов в минуту. Стоил этот прибор очень дорого, так как в него входили дорогостоящие материалы: золото, платина.

Одни «батарейки», были подешевле, их мощности хватало на три года, другие, дорогие, на десять лет.

Володя не знал, какой прибор установили Брежневу, а вот его отцу, должны были поставить на три года, а потом еще операции.

Учитывая тяжелое состояние отца, лейтенанту дали краткосрочный отпуск.

Хабаровск встречал Виноградова дождем и ветром. Да и на душе Володи было пасмурно.

Операция прошла успешно, отец уже самостоятельно кушал, пытался приподняться в кровати. Его деятельный характер не мог примириться с таким положением.

Володя, увидев отца, немного успокоился. Отец заметно похудел, щеки несколько ввалились, значительный и ранее, нос отца, угрожающе выделился. Но отец улыбался сыну, оторвав край приклеенной марлевой салфетки, показал место операции.

Ярко розовый шов, еще не рассосался, но уже не кровоточил. Из-под поблекшей, тонкой кожи, слегка желтоватого цвета, явно было видно инородный предмет.

Однако, отец не знал главного, белокровие прогрессировало, было опасность отторжения электродов, сворачиваемость крови очень плохая.

Мать Володи, совершала настоящий подвиг, осуществляя уход за мужем. Это не только лечение, но и питание больного.

С фруктами в Хабаровске в то время, были большие проблемы, но у отца всегда на тумбочке были яблоки. Для поддержания уровня гемоглобина, необходимо было кушать красную икру. А учитывая зарплату мамы и цены на этот деликатес…

Но отец ел икру каждый день ложками, правда, чайными.

Несколько успокоенный, Володя вернулся в Ленинград.
Зимняя сессия прошла успешно, все пятерки, но в батальоне, произошло чрезвычайное происшествие.

 

Учился в одном взводе с Виноградовым, старший лейтенант Мельников Слава, из Москвы.

Он снимал квартиру не далеко от дома Виноградовых. Хозяйка квартиры, яркая белокурая женщина средних лет, весьма симпатичная и фигурой не обижена, имела двоих детей, с мужем у нее давно не ладилось, они то сходились, то расходились. Дети жили у матери, а тут, в соседней комнате появился молодой, симпатичный офицер.

Неделя за неделей, между соседями зародились отношения.
Виноградов, встречая на улице Славу с этой женщиной, для себя сразу сделал вывод, что она, эта чрезмерно яркая женщина, проживает со Славой только ради физиологического удовлетворения.

Почему этого не понимал Слава, трудно сказать, но он то ее любил, страстно и преданно. Как он брал ее за руку, как смотрел на нее…

Но вот в очередной раз, эта женщина привела в квартиру мужа, и оставила его ночевать в своей комнате. Не знаю, что почувствовал Слава, проходя мимо открытой двери и увидев кровать, только недавно согретую его телом. Но сейчас на этой кровати, лежал другой мужчина.

Наутро, женщина пригласила к столу, за которым сидел и кушал ее муж,  Славу.

Готовя бутерброды мужу и сожителю, женщина протянула Славе нож и предложила ему нарезать докторской колбасы.

Слава, ударил женщину ножом один раз.

 

Поднимать руку на женщину, а тем более причинить ей боль? Виноградов этого не понимал. У него и раньше отношения со Славой были натянутые из-за характера Мельникова.

Возможно, повлияло то, что сам Мельников держался особняком. Как же, москвич, папа большой чин, сам служил в армейской пожарной охране, да получал зарплату в двести семьдесят рублей.

Это, учитывая, что все офицеры в батальоне получали не более ста пятидесяти рублей. Да и не в деньгах дело. Может, это казалось, но некоторые жители Москва, вели себя в отношении остальных граждан союза, как первые среди равных. А это было так заметно и не любили этого большинство граждан.

Подполковник Андреев поручил Виноградову возглавить группу слушателей, которые оказывали помощь родственникам в похоронах убитой.

Как же стыдно было смотреть в лица многочисленных родственников, присутствующих на кладбище у Пулково.

Виноградов не первый раз участвовал в комиссиях по проведению похорон, но тогда были погибшие на службе товарищи, преподаватели, участники войны, а сейчас.

Когда в ритуальном зале кремировали погибшую, Виноградов подумал, как же тонка черта, отделяющая человека от счастья и несчастья.

Вот уж действительно, от сумы и от  тюрьмы…

 

Изучая правовые дисциплины, слушатели Ленинградского высшего политического училища, много раз посещали судебные заседания, присутствовали при рассмотрении уголовных дел различных категорий. Были дела и по статье 102 Уголовного Кодекса, убийство. Но выслушивать в судебном заседании подробности деяния, которое совершил Мельников, морально было очень трудно.

Мельникова лишили свободы на длительный срок.

А всего через пятнадцать лет, сам Виноградов ежедневно рассматривал уголовные или гражданские дела.

 

Дома у Виноградовых, было все хорошо, подрастала дочь, на двадцать рублей выросла зарплата у Володи, Лиде предложили работать медицинской сестрой. Появилась возможность приобретать одежду и улучшить питание.

Каждое воскресенье, положив Валю в коляску, Виноградовы шли в Универсам. Им нравилось ходить между рядами, любуясь обилием продуктов. Набирали сразу на неделю, укладывали полностью сетку, натянутую между колес детской коляски, но несколько огорчались, потратив так много денег, десять рублей.

 

Однажды, в гости к Виноградовым приехала двоюродная сестра Володи, Наталья. Самолет, на котором она была стюардессой, по техническим причинам задержался в Ленинграде. Наташа привезла огромный пакет с конфетами «Взлетные».

Как же их любил Володя, а Валя, видя это, быстро к ним пристрастилась.

Через многие года, Лида призналась Володе, что первое время, очень злилась на него за то, что он, доставая из серванта конфеты, разворачивал их, а фантики бросал на пол. Однако замечаний мужу не делала.

Случайно, однажды Лида заметила, как малютка дочь, подползла к серванту, вытащила из пакета одну конфету, развернула ее, сунула в рот, а фантик бросила в сторону.

Все стало на свои места, это их сластена бросала в сторону не вкусную часть конфеты. 

Огромное, в форме креста здание, встретила лейтенанта не приветливо. Столпившиеся у входных дверей следственного изоляторы люди, кто с любопытством, а кто и с злобой, оглядывали молодого лейтенанта.

Показав удостоверение, Виноградов поднялся на второй этаж центрального корпуса, представился заместителю начальника изолятора по работе с осужденными.
Полковник сразу нагрузил Виноградова работой.

Здесь и контроль, за выдачей многочисленных газет и журналов в камеры подследственных и обслуги изолятора. Проведение политических мероприятий с осужденными, работающими в картонажном цеху. Организация политинформаций с сотрудниками изолятора, офицерами-воспитателями, работающими в несовершеннолетними подследственными.

Какое было удивление Виноградова, когда в одной из камер с несовершеннолетними, он увидел Мельникова, своего недавнего сослуживца. Так было принято, в целях воспитательного воздействия на малолетних преступников в одной камере с ними, содержать взрослого осужденного.

Виноградов молча кивнул Мельникову. Разговаривать было не о чем.  Тяжелая стальная дверь, разделила их, оставив Славу в камере, а лейтенанта Виноградова, пусть и в стенах самого крупного в Ленинграде следственного изолятора, который называли в народе «Кресты», но свободного в выборе своего пути.

Через неделю, в большом помещении, в котором до революции была церковь, а сейчас, актовый зал, Виноградов прочитал сотрудникам изолятора лекцию о международном положении.

Такое количество вопросов, Володя не ожидал. Стараясь не показывать своего волнения, он уверенно отвечал, глядя прямо в глаза задавшему вопрос. И пусть он не различал лица, мало знакомых ему людей, но Виноградов чувствовал, что в каждом вопросе его слушателей, не поддельная заинтересованность и волнение за все происходящее в мире.

После этого выступления, лейтенанта приняли в коллективе как своего. Виноградову стало намного легче выполнять свои обязанности, вышагивая по коридорам-лучам, отходящим в виде креста от центральной части.

Лейтенант видел и работал с лицами, осужденными к высшей мере наказания, которые были задумчивы и тихи, и только запоем читали газеты, ожидая окончательного решения своей судьбы.

В цеху, где делали различные упаковочные коробочки, Виноградов заметил знаменитого в то время, певца Запарова, которого видел на концертах мюзик холла, в доме культуры Ленсовета, с его большим зимним садом.

Запаров  отбывал здесь наказание за причинение тяжких телесных повреждений администратору филармонии.

Но здесь, Запаров был осужденный и отношение лейтенанта Виноградову к нему, было сугубо официальным.

Однако надо признаться, что многие сотрудники и отдельные лица из города, ходили в цех, чтобы позлорадствовать над некогда удачливым и известным человеком.

Но, как же это мелко, радоваться унижению других.

 

Вот только одно не устраивало Виноградову, в период стажировки.

После работы, он в форменной одежде выходил к Финляндскому вокзалу и на метро, с пересадками, ехал до Автово, а там, троллейбусом, домой.

И всегда его сопровождали изучающие взгляды. Володя понял это на второй день, запах исходящий от его одежды. 

Специфический, застоявшийся запах человеческих тел в замкнутом, мало проветриваемом помещении, запах камер.

Запах боли, горя, несчастья, страдания, злобы.
Этот запах преследовал Виноградова долгие годы.

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009230210

 

 

                           Часть четвёртая                                                                          

                                  С Запада на Восток.

 

                                                 Ленинградские белые ночи,

                                                 Коротки как вы были тогда.

                                                 Я смотрю в твои милые очи,

                                                 И хочу, чтоб так было всегда.

                                                  

Начало января было холодным и ветряным. Однако, как это часто бывало в Ленинграде, ветер с Балтики разогнал тучи, и выглянуло солнце. Чистый снег блестел, словно груда бриллиантов, которые Виноградов, видел лишь однажды.

 

В июне 1977 года, во время патрулирования в Гостиного двора, самого большого универмага Питера, офицеры внимание на невзрачного человека, одетого в футболку и потертое трико.

Этот, небольшого роста, совершенно лысый, с маленьким круглым лицом человечек, по хозяйски, открывал высокие зеркальные двери магазина и помахивая авоской, плетеной из ниток хозяйственной сумкой,  которую расперли пачки газет, вошел в ювелирный магазин.

Что было делать в магазине такому человеку? В городе участились кражи из магазинов, поэтому Виноградов с товарищами вошли следом.

Человечек не стеклянной витрине разворачивал газеты и доставал пачки денег. Потом, внимательно оглядев вошедших, кивнул, словно старым знакомым, буркнул:

- Все нормально.

Особенно не выбирая, попросил достать брошь, усыпанную бриллиантами, заплатил на нее, завернул в освободившиеся газеты и сунул этот, весьма дорогой ком бумаги, в авоську.

Володя и ребята переглянулись.

Они до этого никогда не видели сразу так много денег, двенадцать тысяч, цена автомашины «Волга». Да и бриллианты осматривать и выбирать, им было как-то не с руки.

К середине января 1978 года, живот у Лиды стал большой и заметно опустился. Она ходила с осторожностью, переваливаясь из стороны в сторону. Куда делась ее легкая, воздушная походка?

Виноградов, с беспокойством поглядывая на жене, провожал ее взглядом и шептал с любовью:

- Словно утичка.

Ночь на двадцатое января выдалась беспокойная.

Приехавшая в гости Анна Дмитриевна, мама Лиды, долго о чем-то говорила с дочерью часов до двенадцати. Потом, Лида долго ходила, вздыхая и придерживая живот. Наконец, она откинула одеяло с левой стороны их постели, это было две полутороспальных тахты, поставленных рядом, да легла.  

За окном завывал ветер, словно кошка, поскребывал оконные стекла, бросая в стекло крупные снежинки.

Володя поднялся, вышел в зал, посмотрел за окно. Сквозь полумглу, рассмотрел дом, стоящий напротив.

Первые лучи солнца пробивались сквозь тучи, а ветер быстро разгонял облака.

- Володя, началось! – услышал Виноградов.

Мать жены, зачем-то побежала в ванну, где стопочкой лежали байковые пеленки.

Володя, заглянул в кроватку дочери. Валя спокойно спала, ее пухлые щечки, шевелились придыхании.

Виноградов быстро одел мундир, накинул шинель и распахнутый, выскочил на улицу.

В будке телефона-автомата, о чем-то щебетали две девушки. Похоже, что там они были давно и устроились надолго. Не обращая внимания на Виноградова, они в чем-то убеждали свою подругу.

Не добившись внимания говоривших, Володя открыл дверь будки и, взяв за рукав одну из девушек, вытаскивая из телефонной будки громко и убедительно сказал:

- Нужно вызвать «скорую»!

Вторая девушка прервала свой разговор, с удивлением поглядывая на лейтенанта. Взяв у нее телефонную трубку, Володя набрал 03 и сказал:

- У моей жены начались роды, приезжайте срочно!

Уже отходя от девушек, услышал:

- Поздравляем, товарищ лейтенант!

Володя оглянулся, кивнул в ответ.

Возвратившись домой, Володя увидел, как Анна Дмитриевна помогает Лиде лечь на разложенный диван-кровать, стоящий в зале.

А машине скорой помощи все не было.

Володе нужно было идти на занятия в училище. Он, с тяжелым сердцем, вышел из дома. Что так беспокоило его. Подойдя к телефону автомату, он еще раз вызвал помощь, ему ответили, что машина выехала.

Прибыв в училище и доложив о своем прибытии, Виноградов попросил подполковника Андреева освободить его от службы, по семейным обстоятельства.

Замполит понимающе улыбнулся:

- Беги!

 

Дома, Виноградов жену не застал. Анна Дмитриевна застирывала многочисленные пеленки, вода в ванне была красно.

- Что случилось? – спросил Володя.

- Поздравляю тебя с рождением Анечки!

Мать рассказала, что Лида, вскоре после ухода мужа на службу, родила дочь прямо на диване в зале, а она, приняла роды. Скорая помощь приехала позднее и забрала Лиду с ребенком в роддом в районе Нарвской заставы.

 

Володя посмотрел на диван. На ярко красной обивке диван-кровати, четко проступали большие пятна крови, замытые матерью.

 

Долго этот диван служил семье Виноградовых. Он был с ними в маленьком таежном поселке Будукан, на Дальнем Востоке, в поселке Заозерное, под Хабаровском, в городе Биробиджане.

Через десять лет, когда Виноградовы купили себе новую мягкую мебель, Анютка, зная, что родилась на этом диване, долго сидела на нем, перед тем, как его вынесли знакомые Лидии. После этого, судьбы это реликвии, затерялась.

 

Между тем Виноградов, поехал в роддом. Узнав в приемном отделении, что состояние матери и ребенка хорошее, вышел на улицу.

Совсем рядом от родильного дома, виднелось здание бывшей церкви, а сейчас мебельной фабрики, в которой Виноградовы играли свадьбу. Володя подошел, постоял рядом минут двадцать, вспоминая.

Прошло не полных два года, а так много хорошего произошло в его жизни, спасибо тебе, Ленинград!

 

Тут появились у меня

В часы ночные, свете дня,

Две дочери красавицы,

Они мне очень нравятся!

 

Здесь в новом парке у залива,

Ходили в пору мы отлива,

И вывозили в Летний сад

Гулять Валюшку. Я был рад

 

Везде тебя снимать на фото,

Но ты сопротивлялась что-то.

Как часто ты смеялась,

Замерзла, пока снялась.

 

Лови естественные виды,

Давай снимай, да без обиды!

Так три богини у меня

На фото видно с того дня.

 

Выписывать из родильного дома Лиду не торопились. Роды у нее были быстрые, при выходе плода у роженицы были разрывы плоти, пришлось накладывать швы.

Но Володя увидел дочь и жену только через две недели, после того, как вернулся из Хабаровска, куда ездил к больному отцу.

Володя смотрел на дочь и удивлялся.

Старшая, Валя, черноволосая, смуглая, а Анечка…

Золотистый пушок, едва был виден на ее головке. Кожа белая, белая, глазки чуть раскосые, но губы.  Губы у его дочерей, как у Лиды словно лепестки розы, только немного пухлее.

А через год, волос  у Анны стал русый, с медным отливом, весь в мелких завитках. Валя, завидовала сестре, ведь у нее, волос был прямой.

 

Вскоре после родов, Лиду пригласила к себе заведующая детским садом, в котором Виноградова работала медсестрой. Она сказала:

- Есть возможность выделить вашей семье две комнаты в трех комнатной квартире. Там живет наша воспитатель, мы ее переселим в отдельную квартиру, а у вас будет трех комнатная.

Но одно условие. Ты, Лида останешься работать в детском саду и продолжишь учебу по специальности.

С ответом не торопись, но хорошенько подумай, ведь это Ленинград, а куда направят твоего мужа?

К этому времени, Виноградовы оформили свидетельства о рождении дочерей и получили за них две медали: «Родившейся в городе Ленинграде».

Лида шла и думала, как об этом рассказать мужу. Ведь он скучает по Дальнему Востоку. Но она...

Она так любит этот сказочный город, Ленинград.

 

Лида долго не решалась рассказать мужу об этом предложении, но время шло, вскоре у мужа должна была состояться комиссия по распределению. И Лида пересказала мужу о сделанном ей предложении.

Володя смотрел в глаза жены и думал о том, что Лиде в городе будет лучше, а там, где он будет служить, не известно, какая квартира, да и не известен населенный пункт и место работы.

Особенно Виноградову не нравилось то, что для его службы в городе Ленинграде, не было особой перспективы. Да, предложили ему должность старшего воспитателя в «Крестах». Но там не было перспективы роста. В городе своих юристов было достаточно и добиться должностного роста здесь, весьма проблематично. А быть на третьих, да и вторых ролях, Виноградов не желал.

Он выработал для себя правило, нужно делать больше чем другие, лучше быть первым в деревне, чем последним в городе! Причем, добиваться самому, без помощи папы, или знакомства, а своим умом и знаниями.

 

Володя ничего не ответил жене, а все смотрел в ее зеленые глаза и слушал ее дыхание.

Лида в очередной раз глубоко вздохнула и опустила глаза.

Володя взял ее за руку, нежно погладил ее тонкие пальцы, поцеловал в губы и сказал:

- Спасибо за понимание.

Виноградов не знал, что его с семьей ждет в будущем, но был уверен, что они с женой, достигнут того, чего пожелают!

В свое я завтра, словно в океан нырну,

Хоть чуть пугает темнота и неизвестность.

Какой увижу я свою страну?

В почете будет чистота и честность?

 

Подготовка к государственным экзаменам для Виноградова стала очередным, серьезным испытанием, и не потому, что он боялся этих экзаменов. В очередной раз, заболела воспалением легких Анечка и Лида лежала не спала ночами, да и он сам тоже. 

 

На недавно прошедшем двадцать пятом съезде Коммунистической партии, было подчеркнуто, что необходимо усиливать идеологическую работу среди населения, что появляется  новое понятия национальности в Советском союзе - Советский народ!

И люди этому верили.

Съезду партии посвящали трудовые подвиги. Слушатели Высшего политического училища, обеспечивали общественный порядок в городе, да провели смотр художественной самодеятельности.

 

Виноградов в очередной раз ездил в библиотеку имени Дзержинского, изучал имеющуюся там литературу и подготовил сценарий смотра самодеятельности шестого батальона.

На фотографии и сегодня можно увидеть четкие шеренги офицеров, исполняющих хором песни и их дирежора, лейтенанта, с приподнятыми руками и со слегка обозначенной лысиной на макушке.

Вокально-инструментальный ансамбль батальона был на высоте, да и что сказать, у него был уже большой опыт. Поздравления с успехом. Первые поздравления Виноградова, как автора текста песен и стихов.

 

А та, которая вдохновляла Володю на написание стихов, сидела дома одна, с двумя детьми.

 

Вечерами, Володя возвращался со службы и коротко излагал жена события за день. Лида слушала внимательно, не перебивая мужа.

А Володя, сравнивая жену со своей «музой», слагал строки:

 

 Она тоскливо, глубоко вздохнула,

 Потом, худую руку протянула,

 Ты извини, но я спешу, пока,

 Со мной дорога будет не легка.

 

Он ей ответил, что молчал, прости,

Вот строки о любви моей, прочти.

Он, все-таки, сумел уговорить,

Решили встречу, на века продлить.

 

Она, сопровождала его всюду,

Но о взаимности, я говорить не буду,

Понятно, понимали с полу слова,

Он свои мысли, излагал толково.

 

И никто из граждан Великой страны, даже не представлял, что те, несколько человек, которые находились в президиуме этого партийного съезда, через полтора десятка лет, изменят свои взгляды, не посчитаются с мнением большинства населения страны, предадут идеи партии.

Никто в то время и не представлял, что через полтора десятка лет, распадется огромная страна, и на ее осколках, появятся суверенные капиталистические государства, которые начнут конфликтовать между собой и покланяться нажиме и свободной предпринимательству, прикрывая откровенное разворовывание государства, наглым обманом большинства населения.

Появятся новые партии и некоторые из Президиума съезда КПСС, станут членами то одной, то другой, объясняя свои действия свободой слова, демократией и другими громкими и пустыми лозунгами.

 

А пока, шел 1978 год, в училище шли государственные экзамены и лейтенант Виноградов, был кандидатом на получение красного диплома. На этих экзаменах, ему можно было получить только одну четверку.

К экзамену по уголовному праву, Володя готовился особенно долго и добросовестно. Эму нравился этот предмет, и он на хотел ударить лицом в грязь.

Ночь перед экзаменом, у Виноградовых выдалась очень тяжелой. У Анютки поднялась температура,  она тяжело дышала, постоянно плакала. Лида, выбившись из сил, опустилась на диван. Володя взял дочь на руки и стал ходить по комнате. Так прошел час. Другой. Аня успокоилась, прикрыла глаза. Но только Володя попробовал положить дочь в кроватку, она опять залилась громким плачем.

Так продолжалось до семи часов утра.

 

Как всегда, Виноградов вошел в аудиторию для сдачи экзамена в первой пятерке. Как часто бывало, вытянул билет под номером тринадцать. Этот номер всегда приносил Виноградову удачу.

Третьим вопросом был: «Квалифицирующие признаки части третьей статьи 206 Уголовного кодекса». Виноградов быстро набросал на листок ответы на вопросы и вышел отвечать первым.

Преподаватель с удивлением посмотрел на красные глаза Виноградова, одобряюще кивнул. Его коллеги, не понимая поведения подполковника, внимательно посмотрели на лейтенанта.

Первые два вопроса он ответил подробно и полно. Задавать дополнительных вопросов не стали.

Вот лейтенант ответил на третий вопрос, но вроде в его ответе неуверенность.

Один из членов комиссии встрепенулся:

- Квалифицирующий признак вы один упустили, вспомните.

Виноградов посмотрел на спросившего, потом своего преподавателя, На лице последнего, было уже трудно скрываемое удивление, чтобы Виноградов не смог ответит.

Лейтенант помолчал, опустил глаза и сказал:

- Нож!

За экзамен по уголовному праву поставили четыре.

 

На комиссии по распределению. Виноградов отказался от  предложения остаться для работы в городе Ленинграде и просил направить его в управление внутренних дел Хабаровского края.

Дома, он сказал об этом решении жене, Лида молча выслушала и кивнула головой:

- Начнем собираться, - сказала она.

 

Через три дня, было торжественное построение, вручение дипломов и прощание со знаменем.

За день до этого, пришел приказ Министра внутренних дел СССР о присвоении очередных званий.

Виноградову, было присвоено звание, старший лейтенант.

Ровные коробки слушателей, уже выпускников, последний раз выстроились на плацу училища.

Подполковник Андреев, наклонившись к старшему лейтенанту Виноградову, стоящему в строю, так, чтобы не слышали офицеры стоящие рядом, шепнул:

- Лучше красное лицо, да синий диплом, а не синее лицо, да красный диплом.

 

Вокруг трибуны, стояли родственники и жены выпускников. Лида сразу заметила мужа в первой шеренге батальона. Золотые погоны на его плечах, сверкали под солнечными лучами. Лида, широко улыбнулась.

Вот Виноградов четким строевым шагом вышел из строя, вот он снял фуражку, встал на одно колено, поцеловал краюшек знамени училища, поднялся, отдал честь, повернулся и встал в стой, подумал, вот он и юрист.

 

А через день, загрузили контейнер вещами, и Виноградов уехал на станцию. Не смотря на то, что отправка офицерам должна была быть бесплатной. Возникли какие-то новые тарифы, на которые у Володи, просто не хватило денег.

 

Возвратившись, через весь город, домой, он занял у хозяйки квартиры тридцать рублей, поехал в товарную контору и расплатился. Контейнер, медленной скоростью, реками и железной дорогой, поехали в Хабаровск.

На следующий день, Володя получил зарплату, отдал хозяйке деньги и пошел за продуктами, последний, прощальный обед в этой квартире.

Расставание с Ленинградом было тяжелым.

Виноградовы не стали ходить по улицам и площадям, прощаясь с памятными местами, где они вместе были так часто.

Только когда самолет оторвался от взлетной полосы, они, не сговариваясь, одновременно произнесли:

- Прощай Питер!

 

Потом, была посадка в Москве.

Поезд на Ясиноватую, отходил через сорок минут, Виноградовы на такси, доехали до Повелецкого вокзала.

Володя держал Валю на руках, когда машина остановилась, Лида сказала:

- Какой сильный запах бензина в салоне.

 

Валю, которую сильно укачало, вырвало прямо на парадный мундир отца.

В таком виде, Виноградов держа в одной руке дочь, а в другой сумку с детскими вещами, быстро пошел вперед. Лида с Аней на руках, едва поспевали за ним.

Билеты на поезд не купить, да по громкой связи объявили, что поезд Москва - Ясиноватая отправляется через пять минут.

Володя посмотрел по сторонам, заметил разбитную, говорливую проводницу одного из вагонов, подошел к ней. Та все поняла без слов.

В плацкартном вагоне, она, бесцеремонно отодвинув вещи одного из пассажиров, заявила ему, что у него имеются двойные билеты, а офицер едет с детьми, нужно потесниться.

Через час, когда пассажиры успокоились и легли спать, проводница отозвала старшего лейтенанта и тот, отдал деньги за проезд.

В шесть утра были в Товарково, пришли в родительски дом Лиды, которой так хотелось здесь задержаться. Вот только муж изнывал от бездействия, посматривал на отстиранный и выглаженный мундир, с блестящими академическими знаками о высшем юридическом и высшем политическом образовании.

Лида чувствовала, что Володя торопиться к новому месту службы, видела это по его осторожным взглядам. Но напрямую, он не говорил об этом.

Через неделю, Лида сказала:

- Езжай за билетами.

А еще через неделю, Виноградовы вылетали из Домодедово на Ил-18 до Хабаровска.

 

 

 

 

                                       Будукан.                                              

                                            1

                                         Смотрю с вершины, будто бы с балкона,
                                         Хребет Хингана, как спина дракона.

                                         Вершины, словно шлем богатырей,

                                         Ну, а теперь, спускайся вниз быстрей.

 

                                        Пронзают сопки длинные тоннели,

                                        Не страшно это, что вы побледнели.

                                        Хотя бывают иногда землетрясенья,

                                        Здесь отдохнем мы в это воскресенье.

 

Моторы самолета надрывно гудели, казалось, мы не летим, а едем по разбитой дороге с глубокими ямами. Их, то бросало вниз, то подбрасывало вверх, и к горлу подкатывал комок дурно пахнущей жидкости.

Лида посмотрела в окно. Огромные облака, чем-то похожие на хрустальные замки, выстраивались совсем рядом, словно охраняя дорогу к их будущему дому.

Валя щебетала на руках у Володи, а Аня, удобно устроившись в люльке, висевшей над креслами, спала.
Лида старалась не думать о том, где им придется жить через неделю, посмотрела на мужа.

Темно-русый волос, слегка завивался в районе лба. Было видно, что он несколько поредел, но это только добавляло некий шарм старшему лейтенанту.

Широкий лоб, подчеркивали глубокие морщины, а глаза, излучали теплоту. Он то прижимал к себе старшую дочь, то садил ее на колени и разговаривал с ней, как со взрослой. Строгая дама, сидевшая через проход, часто поглядывала на молодого офицера и улыбалась. Валя, черноволосая, с темно коричневыми, блестящими глазами, в свои два года, знала много детских стихов и постоянно читала их.

Стрелки часов медленно отсчитывали минуты. Вот прошло шесть часов, а вот и восемнадцать.  Самолет вздрогнул, выпустив шасси, пошел на посадку.

 

В аэропорту, их встречали все Виноградовы. А в голове, стоял гул, как будто они еще летели. Так же подбрасывало машину на ямках, только сказочные замки, стояли высоко в небе, открывая широкую дорогу в будущее.

На следующее утро, в девять часов, старший лейтенант Виноградов стоял у дверей начальника отдела кадров краевого УВД.

После не долгого разговора, его направили в управление исправительно-трудовых учреждений. Полковник Гетман молча смотрел на Виноградова, потом прошелся по кабинету.
- Есть место инструктора Политотдела и ты там будешь на своем месте. Есть квартира на Уссурийском бульваре, кооперативная. Осмотрись, день на ознакомление, потом ко мне.

Августовское утро было теплым и ласковым. Теплый ветерок с Амура, играл с листвой деревьев и шум листвы, словно шум волны, успокаивал.

Небо голубое, небольшой ночной дождь, отмыл его до нежной синевы и солнечные зайчики, играли в не высохших лужах. Не было вчерашних воздушных замков, не видно дороги, которая была выстроена только вчера. Только бесконечная синева.

Виноградов вышел из вагона трамвая и пошел к дому, в котором была «Чебуречная».

Он обошел дом, вот и третий подъезд, второй этаж. Открыла дверь молодая девушка:

- А мы вас уже ждем. Вы разве один? А где жена, дети. Мы так рады, что вы будете здесь жить.

Девушка все говорила и говорила, игриво стреляя глазами, а Виноградов по хозяйски осматривал комнаты, их было три, Большая, совмещенная с туалетом ванна, кухня, довольно скромных размером. Но квартира ухожена, недавний ремонт не испортил впечатление потенциального нового хозяина квартиры.

- А стоит она не дорого, только двадцать одна тысяча, мы полностью за нее выплатили.

Володя, задумчиво посмотрел на хозяйку. Почему-то у него вспотели ладони. Он не мог, даже визуально, представить такое количество денег.

 

Шел 1978 год, еще совсем недавно, старший лейтенант Виноградов получал сто пятьдесят два рубля денежного содержания. В политотделе, ему сказали, что новая зарплата будет двести пятьдесят рублей. Каких-то накоплений у них с Лидой нет.

Его поразил размер стоимости квартиры. Не подавая вида, Володя поблагодарил хозяйку и, не назвав дату вселения, вышел.

Откуда он мог взять такие деньги?

В этот же день, в УВД, он попросил направить его в село Будукан Облученского района Еврейской автономной области.

 

                                         2

                                      И  не слезы это вовсе, а туман!

                              Просто вспомнил что-то наш я Будукан.

                              Тут минута остановки поезда,

                              Из вагона сбросил вещи и айда…

 

Виноградову показалось, что прошло всего час или два, он посмотрел на часы, стрелки часов показали 17 часов 30 минут.

- Четыре с половиной часа, подумал Володя.

Проводница, пожилая, не аккуратно причесанная женщина, хмуро глядя на старшего лейтенанта, поморщилась и произнесла:

- Вам выходить, здесь ваша тюрьма.

Володя, не реагируя, на безусловный вызов женщины, подумал, что наверное, здесь отбывает наказание ее сын.
Он не ошибся, через месяц, он подписывал разрешение на длительное свидание этой женщине.

Не успел Виноградов спуститься на насыпь из гранита, поезд покатил дальше. Володя вышел из вагона, огляделся по сторонам.

Метрах в ста, на дороге, стоял Газ-69, около него, переминался с ноги на ногу майор. Увидев старшего лейтенанта, он пошел навстречу.

- Кочетков, твой новый начальник, поехали, покажу тебе квартиру, да поужинаем.

Квартира Володе понравилась, высокие потолки, большие окна.

- Это квартиры замполитов, сделаем ремонт, а недели через две, поедешь за семьей, сказал майор.

 

Галина Петровна, жена начальника, радушно встретила нового заместителя, накрыла на стол. Ужин был простой, но сытный. Картофель с котлетами, соленое сало, тонкими кусочками, квашеная капуста. Свежие помидоры и огурцы, украшали стол. Майор, сняв с рубашки галстук, расстегнул верхнюю пуговицу.

- Снимай китель, у нас тепло. Мать, дай-ка нам…

Галина Петровна, среднего роста, миловидная, лет сорока худощавая женщина, с большими блестящими глазами, открыла холодильник и достала початую бутылку водки. Майор налил в стопки по полной:

- С приездом! – произнес он, протянул руку, стукнул о край стопки, улыбнулся Виноградову.

Сало было мягкое и пахло чесноком. А квашеная капуста чудесно хрустела на зубах.

Володя не заметил, как освободил тарелку, Галина Петровна, не принимая возражений, наложила вновь.

- Вы видели садик против ваших окон? – спросила она.

Володя, стараясь жевать медленнее, кивнул.

- Он теперь ваш, мы его вам отдает.

Володя покраснел, благодарно улыбнулся:

- Спасибо!

 

Первую ночь, Володя спал в своей новой квартире на полу. Утром следующего дня, в восемь, он был в штабе колонии.
Кочетков представил нового замполита офицерам, потом все пошли на построение.

В Исправительно-трудовой колонии усиленного режима № 10, отбывало наказание полторы тысячи человек. Здесь были осужденные за воровство, хулиганство, изнасилование, были впервые судимые и отбывавшие наказание неоднократно.

Представив  старшего лейтенанта Виноградова осужденным, майор ушел. Рядом с Виноградовым, стоял заместитель по режиму, старший лейтенант Зимнох Виктор Львович, которому ДПНК, /дежурный помощник начальника колонии/ доложил результаты проверки и начался развод осужденных на работу.

Тридцать человек безконвойников, вышли в поселок, часть на хозяйственные работы, другие на лесную деляну, поехали  на Дитур, километров за сто от поселка. Шестьсот человек вышло в промзону, где в Доке /дерево отделочный комбинат/ изготавливали школьные столы, полированные столы-книги и другая мебель.

Начальник оперативной части, старший лейтенант Барабанов, познакомил Виноградова с обстановкой. Он перечислил фамилии осужденных, занимающих верхнюю ступень иерархической лестницы осужденных, напомнил о том, что в колонии есть и категория «обиженных», или как их еще называли, опущенных, которых более сильные, использовали для удовлетворения своей похоти.

Оперуполномоченный Фокин, как его называли осужденные «Фока на все руки Дока», проводил его по жилой зоне, показал Виноградову людей, в отношениях с которыми, необходимо особое внимание, познакомил с местами, где работали «авторитеты».

С одним из них, работающим заведующими вещевым складом в жилой зоне, Виноградов познакомился на второй день.

Обращение старшего лейтенанта ко всем офицерам и солдатам на «вы», несказанно его удивило, узнав, что новый замполит обращается так и ко всем осужденным, вызвало не только удивление, но и некоторую осторожность, что в дальнейшем всегда помогало замполиту.

«Авторитет», которого все называли Павлович, по отчеству, видя, что Виноградов уважительно относится к каждому, дал негласное указание не  противодействовать его работе. А, узнав, что замполит не боится один, без контролеров, ходить  в ночное время по зоне, проходить в цеха и различные закоулки, сам разбирается в конфликтах и без необходимости не применяет меры наказания, стал с интересом наблюдать за молодым руководителем.

Осужденные, наблюдая за работой Виноградова, почувствовали в нем смелость и искреннее желание помочь каждому, стали уважительно относится, что очень помогало в работе.

Через несколько лет, Виноградов узнал о постоянном наблюдении за собой со стороны Павловича, узнал и о том, что Павлович высказал вслух свое мнение о Виноградове, как о справедливом «менте», о чем узнали во всех колониях края.
Как это помогло в дальнейшей службе Виноградову.

 

Через неделю отремонтировали квартиру замполита, а еще через две недели, Виноградов поехал в город Биробиджан, за контейнером с вещами, которые долго путешествовали из Ленинграда, через весь Советский Союз, до самого Дальнего Востока.

Дорога в город была узкой и извилистой, рытвины и лужи, практически через метр, учитывая, что недавно прошел сильный дождь, брызги грязи, летевшие от встречных машин, постоянно попадали в ветровое стекло, ехали шестьдесят километров два с половиной часа.

Загрузив в кузов автомашины контейнер, Виноградов заехал в мебельный магазин, где купил дочерям две полутора спальные кровати с варшавской сеткой и поехали по улице Пионерской.

Володя обратил внимание, что недалеко от магазина, в огромном котловане, укладывают фундамент нового дома, но он не мог и подумать, что через пять лет, он с семьей будет жить в этом доме.

В этот же вечер, Виноградов один, расставлял мебель в квартире.

Две тахты в спальню, окна которой выходили на дорогу, а через дорогу был дом, в котором жил старшина роты внутренних войск Рыков Валера с женой Валентиной.
Володя собрал кровати и поставил в детскую, комнату, что ближе в кухне.

Сервант, состоящий и тяжеленного основания и остекленного верха, поставил на дорожку, волоком затащил через порог в зал, из которого можно было пройти в спальню.
С верхом серванта, пришлось помучиться, был он длинный и тяжелый, а время было позднее, соседей не позовешь. Подставил табуретки, занес один край, потом другой. Едва не уронив, поднял на тумбу.

Виноградову стало жарко, он разделся да пояса, подошел к платяному трех створчатому полированному шкафу.

А вот со шкафом, подарком девчат из общежития Лиды на Старой Охте в Ленинграде, пришлось повозиться, да еще как…

Наклонив его на бок, Володя подложил под ножки половик и потянул в зал. Приподняв одну сторону, он втащил шкаф в комнату, но еще две ножки уперлись с обратной стороны в порог. Снизу, под шкафом не пролезешь, а вот сверху?

Володя залез на шкаф, развернулся ногами вперед, протиснулся под дверным проемом, ноги его повисли, а голая грудная клетка, зацепилась за угол шкафа. Ни туда, ни сюда.
Володя стал задыхаться, пот лил ручьем, его ребра, упорно не хотели скользить по верху шкафа. Каким то чудом, Володя выскользнул из этой западни. Синяки еще долго оставались на животе. Лида, узнав, как он расставлял мебель и повис на шкафе, укоризненно посмотрела на него, спросила:

-О чем ты думал?

 

На следующий  день, Виноградов выехал в город Хабаровск за семьей.

Поезд медленно катил по мосту через Амур. Колеса вагона, пересчитывали стыки рельсов, а Виноградовы, сидя в купе, не отводили глаз от окна.

Водная гладь могучей дальневосточной реки, была стального цвета. До левого берега ехали, казалось, целый час. Вот и первая остановка, Приамурская, недолгая стоянка и дальше. По сторонам, поля, на которых видны трактора и колхозники. Потом, потянулись рощицы и болота, болота, болота…

Казалось, им не будет конца. Но сопки, которые были в стороне, стали приближаться к полотну железной дороге и вот они уже, совсем рядом.

Склоны и распадки, поросли деревьями и кустарником, выделялись высокие и могучие кедры и толстые, все в глубоких морщинах, дубы.

Яркая зелень, радовала глаза. Особенно, привлекало внимание обилие цветов.

Царство саранок, соединило в себе все цвета радуги, от ярко красных, до, синих.

Лучи солнца ударили в лицо, Лида зажмурилась. Поезд заметно замедлял ход. Проводница, молодая смешливая девица, с огромными голубыми глазами подошла, улыбнулась:

- Через пять минут вам выходить, поторопитесь, стоянка одна минута.

Валя, никак не хотела слезать с верхней полки и Володе пришлось вылавливать ее там.

Девчата стояли в тамбуре, а Володя все носил из купе то чемоданы, то пакеты с посудой, то детские игрушки. Вот поезд стал замедлять ход, остановился.

Ни перрона, ни какой-то платформы, только насыпь.
Проводница открыла двери:

- Сначала мама с детьми, потом вещи и вы, - сказала она Виноградову.

Лида приняла из рук мужа Валю, Аню, первый чемодан. Поезд стал медленно набирать скорость. Валя, спотыкаясь о крупные камешки у полотна, бежала следом и кричала:

- Моя коляска, моя кукла!

А Лида, догоняя поезд, все ловила одной рукой из открытой двери вещи, другой прижимая к себе Аню.
Валя, оставшись одна у большого чемодана, взяла его за ручку и закричала:

- Па-па!

Володя, повиснув на поручнях, опустил ноги на полотно и оторвался от вагона, пробежав несколько шагов, остановился.

Он посмотрел в сторону жены и детей, громко засмеялся.

 

На протяжении километра, вдоль полотна лежали вещи,
Худенькая, черноволосая и кудрявая молодая женщина, с раскрасневшимся лицом и горящими глазами, держа в одной руке сверток с семимесячной дочерью, собирала в одну кучу свертки и пакеты.

Девочка, двух лет, толкала впереди себя между камней коляску с куклой, спешила к отцу.

По дороге со стороны поселка, показался самосвал Зил, с опилками в кузове. Подъехал ближе, из кабины вышел старший лейтенант, подошел к Виноградову. Это был Латош Николай, начальник отряда.

Забросили в кузов машины, прямо на  опилки, вещи, Лида с детьми села в кабину, Володя с Николаем пошли пешком.

Асфальтированная дорога, делила поселок на два части.
Справа склады, потом высокий забор, там колония, дальше  поселок из двух этажных кирпичных домов. Еще дальше, по склону сопки, взбираясь между деревьями, расположились небольшие частные дома.

С левой стороны, за насыпью железной дороги, расположился большой железнодорожный поселок. В поселке Будукан было три магазина, Дом культуры, начальная школа, лесхоз, шло строительство фабрики мраморных поделок и конечно, колония усиленного режима.

 

А вокруг поселка, без конца и края, расстилалась тайга. Синеющие вдали сопки, были похожи на шлемы русских богатырей, которые охраняли эти просторы.

Вдоль высокого деревянного забора, лежал настил из доски лиственницы.

Через маленькую речку, перекинут маленький мостик.
Здание поселковой котельной и бани, у входа в котельную, стоит два осужденных безконвойника.

С левой стороны, огороженный штакетником ухоженный сад.

Латош, открыл входные двери первого подъезда двух этажного дома, из силикатного кирпича.

- Мы с вами соседи, - сказал Николай, - Вот ваша квартира.

Он показал на едва прикрытую дверь, Виноградов вошел.

 

Лида, держа Аню на руках, ходила по квартире. Три комнаты, все большие, с широкими окнами. Одна, которая станет их залом, проходная. Кухня, как раз для их семьи, совмещенная с туалетом ванна с высоким титаном, который нужно топить дровами.

Валечка, разглядывала  детскую, где стояли огромные, по сравнению с ней, кровати.

Лида посмотрела на мужа, улыбнулась и стала разбирать детские вещи.

 

                                     3

 

                                   Вдоль дороги под колючкою забор,

                                   По настилу меж кустами коридор,

                                   Через мостик над Китоем городок,

                                   За котельной, сразу влево, наш садок.

 

                                   Окна дома, по обеим сторонам,

                                   Вот из зала, детской, зона видна нам.

                                   А из спальни, хороши наши дела,

                                   Окна Рыковых судьба преподнесла.

 

Утром следующего дня, Лида проснулась поздно. Дочери еще спали, Володи не было. Лида посмотрела на часы, восемь.
Она поднялась, открыла форточку окна спальни. Сразу, не обратила внимание, но потом, постоянный не громкий гул, словно заполнил комнату.

Как-то странно зудела кожа на ногах, Лида провела рукой по колену, что это? Кровь!

Она посмотрела на окно, десятки комаров бились о стекла, еще больше, расталкивая друг друга, словно в открытые ворота, залетали в открытую комнату и набрасывались в голые участки тела. Но это было еще не все, мелкая мошка, мокрец, словно вгрызались в ее кожу, оставляя после себя небольшие опухоли, которые потом долго зудели и чесались. Лида, сдирая кожу, чесала эти места, пока ее ноги, не припухли, изменяя свою форму, и не порылись многочисленными красными пятнами.

Аллергия на укусы продолжалась долгие три года.

Лида захлопнула форточку, пошла в детскую, уничтожила там летающих монстров, затем, отыскав среди вещей, кусок марли, закрыла ей форточки.

Посмотрела на часы, девять. Аня громко заплакала, разбудила сестру. Валя молча встала, обошла комнаты, выглядывая в окна, с удивлением, увидела на своих руках следы укусов и спросила:

- А где папа?

Лида, накормив детей, вышла на улицу.

Из окна своего дома, она увидела через улицу высокое крыльцо магазина. Прижимая к себе Аню, зашла в него. Не было в нем не только особых изысков, но и простой вареной колбасы.

После обилия продуктов, которые можно было купить в Ленинграде, Лида очень удивилась. Но не подала вида.

Не известно откуда, в небольшом помещении магазина, собралось десятка полтора женщин, разных возрастов и еще больше детей.

Валюшка общалась с ними, как со старыми знакомыми, а женщины, разглядывая Лиду, все задавали вопросы, да неужели они с мужем приехали в их таежный поселок из самого Ленинграда?

Как же она решилась на это?

Лида, с улыбкой отвечая на вопросы, взяла самые необходимые продукты - рожки, рис, сахар, хлеб, соль, выскользнула из магазина.

У магазина, ее встретил Володя:

- Я договорился с Трашевыми, что ты будешь брать у них молоко для детей, пойдем, покажу их дом.

Не далеко от котельной, огороженный высоким деревянным забором, стоял большой дом из бревен. На крыльце, их встретила невысокого роста, седая женщина, лет пятидесяти, которая из эмалированного ведра, наливала через чистенькую марлю в бидон молоко.

С этого дня, проблемы с кормлением дочерей не было. А через три дня, когда Володя съездил в Теплое Озеро, Лида нарезала к ужину любительской колбасы.

 

Володя поднимался в шесть утра и приходил затемно. Правда днем, у него был перерыв на четыре часа, но и это, время, муж использовал для работы.

Лида быстро познакомилась с соседями, которым очень понравилась эта веселая, не унывающая женщина, с постоянно припухшими, от укусов мошки, ногами.

Володя рассказывал ей о том, что строится трех этажное здание штаба, а в старом, после реконструкции, будет детский сад, где она, Лида, станет заведующей.

В обеденный перерыв, она с Аней на руках, ходила по поселку, через неделю ее везде принимали как свою, давнюю знакомую.

Как-то вечером, вернувшись с работы, Володя стал рассказывать Лиде о том, что в новом штабе, будет большой спортивный зал для сотрудников и членов их семей, он уже заказал спортивную одежду, лыжи, гири.

Лида, слушая рассказ мужа, с беспокойством смотрела на бледное лицо Ани. Дочь тяжело, с хрипами дышала.

 

За время проживания в Будукане, воспалением легких Аня переболела шесть раз. Володя сам делал уколы дочери, как мог, успокаивал жену.

Но скорее, именно уверенность жены в хорошем исходе любого его начинания, помогало семье Виноградовых преодолевать все трудности.

Редкими вечерами, Виноградовы выходили гулять всей семьей. Володя, держал на руках Аню, а Валя, толкая впереди себя с коляску с куклой, о чем-то рассказывала им.

Эти памятные прогулки, такие редкие, но такие нужные.

 

          Нам  не знакомая пока,

          Встречает вечером река.

          А воды чистые звенят,

          И в глубину, к себе манят.

 

За год до приезда в Будукан Виноградовых, в колонии было чрезвычайное происшествие. Осужденный убил одного начальника отряда и ранил другого, Кельдина.

Такие происшествия не часто, но происходили в колониях и Виноградов, постоянно напоминал сотрудникам о бдительности и внимании, когда они находятся в жилой, или производственной зоне.

Короткие гудки котельной, означали сбор сотрудников при чрезвычайной ситуации.

Одиночные выстрелы из автомата, звучали через равные промежутки времени.

У Виноградова сложилось впечатление, что стреляют прицельно, в движущуюся мишень.

Вооруженный караул, бежал на выручку часовому, а там…

На деревянном тротуаре, лежали, сплетаясь в клубок, змеи.
Сколько здесь было гадюк, не сосчитать. Молоденький солдат, выкрикивая что-то на родном, узбекском языке, все стрелял в эту кучу.

От топота множества ног и крика людей, змеи быстро уползли в разные стороны, оставив на прострелянных досках, несколько мертвых сородичей.

С этого дня, Лида внимательно поглядывала в густую траву в их небольшом саду. Однако в поселке не было случая, чтобы змея кусала человека.

В сентябре, Лида впервые осталась на три дня одна в своей квартире.

Володя выехал на Дитур, где осужденные безконвойники валили лес. Вернулся он посвежевший, хоть и несколько уставший, но довольный.

Он долго рассказывал жене о том, как по лесной дороге, они семь часов, через распадки и сопки, добирались на деляны.
Что, совсем рядом от дороги, на небольших полянах, словно домашние куры, разгуливают глухари, как под колеса лесовозов, бросаются зайцы, а козы и сохатые, выходят на деляны и рассматривают тех, кто производит так много шума в их доме.

Как на ветках деревьев рядом сидят рябчики и весело пересвистываются между собой.

А в тайге такой чистый и наполненный запахом смолы и лесных трав, воздух. Комары там редкость и не мешают в работе, а такая красота…

Маленькие речки, почти ручейки, берут начало от родников и  чистая и холодная вода в них, что когда пьешь, болят зубы.

          
         Внешне, кажется, ручей, да не простой,

Называют речку, Маленький Китой. 

Невеличка, но когда идут дожди,

Очень близко к берегам не подходи.

 

После очередной командировки в Хабаровск, Володя привез одноствольное ружье двадцатого калибра. На охоту он ходил не часто и не ради добычи. Главное, было побродить в дебрях тайги, полюбоваться красавцем кедром, попить чаю с дымком. И только на обратном пути, вызвав манком рябчика, Володя производил один выстрел.

 

Виноградову постепенно удалось наладить работу начальников отрядов так, что не было необходимости всем сотрудникам сутками находиться на службе. Можно было позволить себе в обеденный перерыв отдохнуть, а уходить с работы, стали в двадцать часов, оставляя ответственного дежурного и наряд контролеров.

 

                                               4
                        
                                           Мы от поселка далеко шагали,

                                  Над головою тучки пробегали,

                                  Но солнце грело, потом обливались,

                                  А комаров! Так что, не раздевались.

 

Осень дарила богатство красок и обилие ягод. Хотя идти было не далеко, ягода голубика была за два километра от поселка, но «кровопийцы» комары, не давали наслаждаться красотами природа.

А мазей от комаров, мы еще не знали.

Первые походы за ягодой были короткими и не легкими, однако усталость и укусы мошки, восполнялось «накоплением» на зиму ягоды, дикого чеснока и лука кочкарника.

 

Виноградов побывал на ЛЗУ-5 /лесозаготовительном участке/, где готовили лес для вывоза в зимнее время, так как дороги проложены по болотистой почве, и летом лесовозу по ним не проехать. Возвращаясь и поселок, Володя увидел выводок диких кабанов, которые во главе с огромным секачом, бежали навстречу их Газ-69.

Секач, увидев рычащего зверя, выставил свои огромные клыки и пошел в атаку. Водитель – безконвойник, притормозил, включил заднюю скорость, сдал машину задним ходом:

- Пропорет радиатор, придется идти пешком, - сказал водитель.

А Виноградов подумал, что до поселка тридцать километров, а до ЛЗУ в два раза больше, мило…

 

Участники художественной самодеятельности из числа осужденных, готовили концерт в 7 ноября. Инструменты, Виноградов купил в Хабаровске с большим трудом, но зато теперь, когда проводилась проверка, а затем развод на работы и строй осужденный, по-отрядно, под марши духового оркестра, проходил мимо трибуны, на которой стоял ДПНК и замполит Виноградов, было приятно видеть, что музыка дисциплинирует, а строй осужденных, четкими коробками, проходит мимо.

Культорг,  бывший шеф повар Хабаровского кафе «Даурия», осужденный за убийство, по совместительству руководитель духового оркестра, старался сблизится с замполитом. Слезно рассказывал про свою не сложившуюся жизнь, стараясь вызвать жалость.

Он первый встречал у КПП замполита, повсюду старался следовать за ним, пока Виноградов не сказал ему коротко:

- Занимайся своим делом!

И вот сейчас, зайдя в клуб, Володя увидел культорга, который организовывал репетицию вокально - инструментального ансамбля.

Голоса у солистов не испитые, звонкие. Лагерную лексику замполит не поощрял, и песни звучали о жизни, природе, дружбе.

Новые электрогитары призывно блестели лаком, и Виноградову так хотелось взять бас гитару в руки, но он не позволил себе это.

Близко сближаться и вставать на один уровень отношений с осужденными, он себе не позволял.

Он давал почувствовать некоторую дистанцию между ними и собой. Но вежливое, спокойное, уважительное к личности каждого, отношение, умение разрешить конфликты, а главное, выполнение всего, что он обещал, позволяло Виноградову исполнять свои должностные обязанности успешно.

Порою, старший лейтенант замечал, как только сотрудник начинает применять лексику осужденных, меньше читает, не работает над развитием свей личности, наступает деформация, а правильнее, деградация его личности.

Особенно это было заметно в разговорной речи, когда контролеры, сверхсрочники, да и некоторые офицеры, стараясь завоевать доверие осужденных, разговаривали на блатном жаргоне, а если повернуться к ним спиной, не отличишь, представитель это администрации, либо осужденный.
Это настораживало замполита и потому, что такая категория сотрудников, «сросталась» с осужденными, передовая им запрещенные предметы, в том числе и чай.

Да, в то время, чай, а точнее чафир /одна пачка заварки на кружку/, был для осужденных и наркотиком, и отрадой.

 

Однажды днем, в клубе возник пожар, потушить успели вовремя, не дали даже разгореться. Особенно в тушении пожара отличился культорг, все порывался проскочить на сцену.

Устанавливая причины пожара, Виноградов увидел, что за проводкой электрощита, словно копии, отпечатались на эбоните сгоревшие пятидесятирублевые купюры.

- Доверяй, но и чаще проверяй, - еще раз подумал Виноградов.

 

Не часто общаясь со своими детьми, постоянно занят на работе, Виноградов невольно удивлялся, как быстро растут его дочери. Вот и Анечка бегает по квартире. А Валя, вечером встречая отца, громко крикнула, показывая в окно:

- Папа, зеки идут!

Ведь в Будукане, в дневное время, ходили по поселку в основном осужденные безконвойники!

После этого, Володя вместе с Лидой, стали называть осужденных рабочими, и приучили к этому и своих детей.

Слишком свежо в их памяти было высказывание старшего сына Николая Латоша, когда они вместе с семьями выезжали в Хабаровск и вышли на привокзальную площадь:

- Ой, папа, сколько же здесь зеков!

 

Пролетали дни, складываясь в месяцы.

В поселке в выходные, праздничные дни, большинство работников лесхоза и железной дороги, да и некоторые сотрудники колонии, «убивали» свое время за бутылкой спиртного. Однако это не очень бросалось в глаза, хотя были и исключения. Найти себе занятие по душе была возможность не у многих. Хотя тайга рядом, охота, рыбалка, сбор ягода и грибов.

Но не было библиотеки. В поселке только начальная школа, в клубе три раза в неделю фильмы.

Виноградов, через областную филармонию, приглашал в поселковый клуб из Биробиджана приезжающих на гастроли артистов, оплачивая за счет колонии.

В этот день, поселок заметно оживал. Нарядно одетые женщины, имея возможность показать себя во всей своей природной красоте, прохаживались у Дома культура, потом, за полчаса, рассаживались, громко обсуждаю не увиденный еще ими концерт, а потом громко и дружно хлопали артистам, не позволяя уходить со сцены.

А на сцене, артистка говорила, о том, как быстро меняется в мире мода, она порой и сама не замечает, и только успевает «всплескивать» руками. Высокая, черноволосая молодая женщина, в длинном, до пола, бордовом бархатном платье, взмахнула руками. Низ платья, в момент, когда артистка поднимала руки, быстро стал подниматься, открывая стройные ноги артистки, зал затих, а потом взорвался аплодисментами.

Закончился концерт, а благодарные зрители все не хотели расходиться, окружив артистов. Автобус из Биробиджана за артистами не пришел, сломался по дороге.

После долгих раздумий, Володя, вроде в шутку, предложил артистам Ленинградской филармонии:

- Хотите посмотреть, как перевозят осужденных?

Артисты заинтересовались, Виноградов показал на автомашину, с зарешеченным окном и артисты со смехом, полезли в машину.

 

Через день Виноградову сообщили, что артисты благодарят его за экскурсию и хороший прием с ужином.

А еще через день, Володя узнал, что при переезде в село Амурзет, автобус ленинградцев попал в аварию, двое погибли, в том числе и длинноногая артистка, показывающая модные платья.

После таких концертов, в поселке на долгие недели было о чем поговорить, обсуждая что жена Ковалева, открыто заигрывала с Фокиным и губы у нее были намазаны перламутровой помадой.

Жена Виноградова, сидела без всяких украшений, а сам Виноградов, отправил артистов в Биробиджан в автозаке для перевозки осужденных.

Володя часто нашептывал строки новых стихов, но не было времени записать их в тетрадь.

Только через пять лет, в старой тетради появились новые строки стихов.

 

                                          5

                                          Бензин дешевый, словно газ вода,

                                 Поселки далеко, просто беда.

                                 С детьми на речку? Целая морока,

                                 Но новость на хвосте нечет сорока.

 

Зима, показалась Лиде длинной и очень суровой. От ветра, ее лицо отекало, а под глазами образовывались «мешки», которые в тепле проходили, оставляя мелкие морщинки. Лида старалась не показывать Володе, как она страдает от мороза и ветра, а муж, прибегая на обед, как ей думалось, не замечал ее страданья.

Каждый день, Володя задерживался на службе, приходил домой только ночевать. Он и детей  практически не видел, утром они еще спали, а вечером уже спали.

Приближался Новый год, первый в жизни Лиды на Дальнем востоке. Соседи за две недели стали готовиться к празднованию. Кто ездил в Теплое Озеро, кто в Биру, закупали продукты. Володе было некогда. Когда Лида в очередной раз напомнила ему об этом, Володя резко встал и вышел. Лида пожалела, что обидела мужа.

Через два часа, открывается дверь и входит Володя, а с ним…

Туша замороженного барана, три огромные бройлерные курицы, две толстенные палки колбасы, скорее, ветчины, какие-то компоты в банках.

Володя подошел к жене, заглянул глаза:

- Извини, ну потерпи, это и твоя служба!

 

Встреча Нового года была несколько подпорчена мелкими неприятностями.

Алексей Лощенов, начальник отряда, проживающий в соседнем подъезде, налепил сотен пять пельменей и вынес их заморозить на козырек над входом в подъезд, время было около ноля часов, никого вокруг. Однако, когда через час он решил забрать их, забирать было уже нечего. Как установили позднее, подготовил он знатный ужин безконвойникам, осужденным из котельной.

Не успела Лида «переварить» такую новость, как Володя принес кур из сарая, где они висели в сумке под потолком.

Тушки были объедены крысами со всех сторон и явно, не просились на праздничный стол.

Володя виновато посмотрел на жену, которая глубоко вздохнула и опустила голову.

В кухню забежала дочь Валя:

- Папа, папа, ты что, не валеную кулочку скусал?
Володя посмотрел на жену и все они втроем, громко рассмеялись.

Этой же ночью, им никак не удавалось заснуть. В их спальне, почти рядом с пастелью, было подполье, где они хранили в стеклянных банках варенье и соления. Банки были закрыты полиэтиленовыми крышками.

Громкий писк и звон стекла разбудил Виноградовых.
Сдвинул дорожку, закрывавшую люк в подполье, включил в спальне свет, открыл люк, заглянул.

Что-то маленькое и теплое, коснулось его пятки. Володя скривился, стараясь не испугать жены, медленно повернул голову, посмотрел.

Валя, опираясь на его ногу, пыталась заглянуть через плечо и тихо-тихо прошептала:

- Не обизай мысек…

Она не могла еще выговорить буквы «ж» и  «ш».

Лида, с широко раскрытыми глазами, посмотрела на дочь, потом на мужа, затем на банки, крышки которых были обгрызены острыми зубами крыс. И лишь потом, заметила, что на каждой банке, лежал тяжеленный белый кирпич, так что их запасы не пострадали от ночного налета серых разбойников.

Лида посмотрели на мужа, подошла, поцеловала его в щеку, потом подняла на руки дочь, прижала к себе и понесла в детскую, приговаривая:

- Ах ты, моя защитница.

А спальне, тихо посапывала их младшая дочь, Аня.
Лида положила на постель старшую, провела рукой по ее черным, прямым волосам. Посмотрела на младшую, золотистый волос которой, светился, словно лучики солнца, на ее висках.

Новый 1979 год встретили весело. К Виноградовым пришел замполит роты Куликов Анатолий, с женой Светой, да старшина роты Рыков Валера с женой.

Как же молоды и как уверены они были в завтрашнем дне. Как много планировали и почти не пили спиртного. Как красиво читали стихи и желали своим детям счастья.
И на минуту все притихли, когда Володя прочитал:

         В начале века прошлого, Транссиб

 Здесь строили и не один погиб,

 В болотах местных и на быстрине,

 Что видит проезжающий в окне?

 

В новом году, штаб колонии переселился в новое трех этажное здание, в котором Виноградов подготовил большой методический кабинет, где проводились занятия с начальниками отрядов, сотрудниками колонии по методам воспитательного воздействия на осужденных и мерам безопасности при работе в зоне.

Виноградов, обдумывал, как повысить воспитательное воздействие на осужденных. Телевизор, особенно цветной, недавно еще был не во всякой семье, но теперь, в Теплом Озере, все полки были заставлены коричневыми коробками аппаратов.

Старший лейтенант, на утренней проверке предложил осужденным снять со своих лицевых счетов немного денег, чтобы купить телевизор в каждый отряд.

Согласились практически все. Очередной месяц показал, что снизилось количество нарушений режима.

Сотрудники, в обед, в двадцать часов после окончания рабочего дня, уходили домой, не переживая, чем займется контингент в вечернее время.

 

В те годы, не показывали такого огромного количества фильмов о ворах, убийцах «бригадах». Не было передач и фильмов об эротике, «клубничке».

 

Освободившееся деревянное здание бывшего штаба, стали переоборудовать в детский сад. Заведующая детсада, все уговаривала Виноградова, чтобы он быстрее направил свою жену на работу вместо нее.

Все в поселке знали, что Лидия Виноградова работала в Ленинграде воспитателем детского сада.

К лету, были подготовлены спальные и игровые комнаты, кухня и однажды, майским теплым утром, Лида первая вошла в помещение детского сада, неся на руках годовалую Аню.

 

Убеждать осужденных в необходимости жить честно, было не просто, а часто и бесполезно. Однако, хоть и с трудом, но это удавалось в отношении некоторых.

Хотя анализ работы показывал, что в течение двух лет после освобождения, до тридцати процентов бывших подопечных Виноградова, вновь совершали преступления, Володя считал свою работу очень важной и необходимой для себя и для государства. Тем более, у Виноградова кое-что в этой работе получалось.

 

Лето было жарким и ветряным. Деревья и кустарники, не успев одеться в зеленые одежды, словно постарели, стали серыми. Трава, едва пробившись из земли, сразу пожелтела.

Болота заметно подсохли, но мошки и комаров не стало меньше.
Лида выходила на улицу и на нее, словно на врага, набрасывались эти «кровопийцы». Ноги, зимой стройные и красивые, опухали, создавая не здоровую полноту, покрывались красными пятнами.

Виноградову сказали, что в поселок Бира, в магазин портребсоюза, завезли мотороллеры. Они значительно дешевле мотоциклов, хотя и по мощности двигателя, заметно уступали.

Мотороллер «Электрон», понравился Володе сразу.

Мотор работал тихо и четко, толстые колеса, казалось, ровно держали технику на дороге, хоть отпускай от руля руки.

От пыли, закрывала передняя, широкая часть, а сиденье было длинным и мягким. Дети называли мотороллер «конёк-гарбунёк».

С каким удовольствием вся семья, выезжала на мотороллере к реке Бире, или покататься.

Впереди, перед Володей, разместив маленькие ножки между педалью тормоза и ногами отца, стояла Валя. На сиденье за его спиной, сидела Анютка, потом Лида, крепко обнимая мужа, так, что младшая дочь, была в полной безопасности.

 

В один из выходных дней, все вместе решили поехать к реке. Ведь у воды, на высоком берегу, мошки было значительно меньше, хоть какое-то облегчение Лиде.

Мотор «горбунка» тихо пофыркивал, перенося семью Виноградовых от поселка, в дебри тайги. Вот узкая тропинка, с мостиками из тонких бревен, что проложены над пересохшими ручьями. А вот уже, тропинка едва видна, протоптана любителями рыбной ловли вдоль крутого берега реки.

Что явилось причиной падения, Володи так и не понял. Мотороллер резко лег на бок. Валя, зацепившись курточкой за крючок, что был чуть ниже приборов, никак не могла встать. А Лида с Аней, очень медленно поднимались. Острый край переднего «фартука» мотороллера, лежал на ноге Володи, ему было смешно и весьма больно. Наконец, все поднялись, мотороллер поставили на подножку, вот тогда, осмотрев друг друга, все дружно рассмеялись.

Через день, выше колена, нога Виноградова стала фиолетово-синей, и заметно опухла.

С детьми, Володя находился мало, о чем очень сожалел. Вечерами, Лида рассказывала, чем занимались его дочери, как проводили время.

Как-то вечером, Володя застал жену расстроенной, а Валя сидела в своей комнате и плакала.

Лида рассказала, что после обеда, долго не могла найти детей, а позднее, увидела группу малышей и среди них своих, но в каком виде была Аня!

Губы и все лицо, было измазано перламутровой губной помадой. Аня, как взрослая дама, чинно шла по дороге, а дети крутились вокруг нее. Лиде с трудом удалось уговорить дочь умыться. Пока она приводила в порядок младшую дочь, старшая пропала.

Где только не была Лида и за колонией, у частных домов, бегала по сопкам, куда она запрещала ходить детям. Спрашивала соседских детей о Вале и все-таки установила, что Валя, с коляской, в которой была кукла, вместе с двумя девочками, пошли через железную дорогу, в сторону болот, часа два назад.

Лида, стараясь отогнать темные мысли, побежала в сторону болот и увидела свою дочь.

Воля шла медленно, позади нее, две девочки, все такие грязные, что, казалось, это болотные чудовища движутся в ее сторону. Коляски с куклой у Вали не было.
Что с ними случилось, Валя не рассказывала, да Лида и не настаивала, благо, все закончилось благополучно.

 

Вечерело.

Жаркий день, плавно переходил в душный вечер. Пахло сухой травой и прелым листом, хотя на дворе стоял август. Виноградов медленно шел со службы, поглядывая на склоны ближних сопок.

Деревья дружно теряли листву. За все лето не выпало и капли дождя. Земля ссохлась, покрылась трещинами, словно глубокими морщинами. Картошка, дружно взошедшая в мае, цвела плохо, да еще «божья коровка» объела все лепестки и стебли. Над землей торчали коричневые былинки.

 

Володя старался не делать лишних движений, каждое резкое движение, вызывало обильное потоотделение, слишком большая была в воздухе влажность, вокруг подсохшие болота, большие и маленькие реки.

 

Река Бира так обмелела,

Переходи глубины смело.

Такого, сроду не бывало,

Старик нам говорил бывалый.

 
         Тайга, словно кричала: «Пить!»

А нам же всем казалось, жить!

И к речкам выходили звери,

Стояли рядом, не поверишь.

 

Внимание Виноградова привлекло зарево, в дальнем распадке.

- Солнце село в другой стороне, что это могло быть, -подумал Виноградов. 

 

Душной ночью, поселок поднялся по тревоге.
Словно огромный великан пробирался сквозь густые заросли тайги. Вокруг все трещало и гудело.

Отблески пламени, только час назад скрытые сопками, вырвались из полутьмы, и, наступая широким фронтом, угрожали поселку.

Искры огня, летели к самому небу, а потом, падали вниз огненным дождем.

Срубив молодые деревца, люди сбивали языки огня с травы, не давая приблизится в жилым здания.

Хотя была явная опасность взрыва, отстояли цистерны с соляркой и бензином.

Бульдозер ДТ-75, с навешенным плугом, срезая кустарник, пахал вокруг поселок. Дышать стало нечем, казалось, огонь наступал со всех сторон и не было уже места, где красные языки огня, не оставили свой черный след.

Прошел час, другой, третий.

Вдруг, стало тише, пропал гул пожара.

Густой, черный дым, постепенно редел, только жирный пепел все еще падал с неба.

Небо просветлело, подул легкий ветерок. Дышать стало легче.

В девять часов утра, в штаб ворвался лесничий:
- Тайга горит! Беда, если не остановим огонь. Прошу вас, дайте людей, человек тридцать, мы сами пойдем вездеходом, а через два часа, будет вертолет, он перебросит ваших людей к месту пожара.

Майор Кочетков вопрошающе посмотрел на своего заместителя:

- Кто возглавит?

Виноградов поднялся, оглянулся на оперативников:
- Со мной вылетает Фокин  и тридцать безконвойников. Завскладу выдать мешок картошки, пятнадцать булок хлеба и ящик тушенки.

Виноградов и Фокин, вооружившись пистолетами «Макаров», не успев переодеться, по спискам, проверив осужденных, вылетели к месту пожара.

Лесники, из ранцевых огнетушителей, тщетно старались погасить пламя. Сосняк, умирал со стоном, высокий огонь, шел сплошной стеной и, казалось, не было той силы, которая смогла бы остановить его.

Под ногами людей, проносились зайцы. Вот, похрюкивая и отфыркиваясь, пробежал кабан с подсвинками, Пересвистываясь между собой, летели рябчики. Сохатый, едва не натолкнувшись на Виноградова, обиженно фыркнул, нехотя свернув в сторону, промчался мимо.

Бой, продолжался пятый час, и не было никакой надежды, что люди одержат победу на этой бедой.

Небо было где-то высоко, да и было ли оно?

Все вокруг заполнено черным дымом и пеплом, только искры пламени, словно звезды, летели на людей, оставляя на одежде свои метки.

Пахло гарью и горелым мясом.

Неожиданно, не опаленное лицо Виноградова упало что-то липкое и тяжелое. Володя провел рукой, жирный черный след, был на ладони.

Но вот сверху  упало еще раз, потом еще, и, наконец, словно прорвав плотину, на людей хлынул сплошной поток воды, который и дождем назвать было не возможно.

Струи воды, прибили в земле пламя, растворили дым.

Шум пламени притих под шумом дождя, спрятался в зарослях травы, пытаясь бороться с водой, но побежденный, превращался в пар и серыми облачками, поднимался вверх.

Еще недавно, черное небо, стало сереть.
Тяжелые, серые облака опускались все ниже к земле, извергая из себя потоки воды, которые в минуты уничтожали огненную стихию, недавно всесильную и могучую.

Виноградов дал команду растянуть тент, в ведрах сварили картофель с тушенкой. Радуясь такой сытной, обильной пище, осужденные ели, брали добавку, опять ели, но справиться со всеми запасами, не смогли.

Ливень, потихоньку перешел в сильный дождь.

 

Лесничий, отозвав Виноградова в сторону, сказал:

- Мы вездеходом возвращаемся в поселок. Вертолет прилететь в такую погоду не сможет, вам придется выбираться своим ходом, пойдете по следу вездехода. Здесь километров тридцать по прямой. Только смотри, медведей полно бродит, - и с укором посмотрел на пистолет офицера.

 

Дождь не прекращался, Недавно сухие болота, быстро заполнились черной жижей. Было уже все равно, откуда на людей наступала вода, сверху, снизу. Сапоги, были полны воды, но выливать ее было бесполезно, через минуту, в них опять захлюпало.

Не торопясь, осторожно наступая на кочки, шли час, два, пять.

Присесть было негде, от людей, словно от загнанных лошадей, валил густой пар, который смешивался с запахом грязного тела.

Никто не жаловался, не отставал, хотя было видно, что люди устали.

Закончилась болотистая местность, идти стало легче.

След вездехода, еще недавно заполненный водой, стал четче. Володя заметил, что в стороне от них, мелькнула чья-то фигура.

- Неужели кто-то убежал? - Подумал старший лейтенант.

Он попытался пересчитать людей, пошел, то обгоняя их, то останавливаясь. Оперуполномоченный Фокин, предложил построить осужденных и пересчитать.

Короткий рык, прервал речь опера.

Люди остановились, сбились в одну кучу.

Это был медведь. Он оказался так близко. Его мохнатое, словно черная туча, фигура, плотная, в струях дождя, выглядела большим и страшным.

Виноградов, потрогал кобуру с пистолетом, подумал, что стрелять бесполезно. Старший лейтенант молча пошел на встречу зверю, который стоял на их пути, остальные за Володей.

Медведь, не торопясь, сохраняя достоинство хозяина тайги, отошел в сторону, медленно поднялся в сопку, провожая взглядом этих пропахших дымом, грязных людей. 

 

Только к утру, группа Виноградова возвратилась в Будукан.

Оставшиеся продукты, Виноградов велел забрать осужденным, которым разрешил отдыхать сутки.

Сам, войдя домой и, напугав своим видом детей, протопив титан, попросил жену выбросить испорченную форменную одежду.

Хорошенько отмокнув в ванне, помылся и завалился спать.

Проснулся он через пятнадцать часов, очень голодный, но отдохнувший.

                                                  6

 

Раза три в течение года, в Будукан приезжал полковник Гетьман. Он не проверял несение службы, организацию воспитательной работы с осужденными, а беседовал с сотрудниками. Как он сам выражался, прощупывал пульс.

Был он без заместителей и других исполнителей, поэтому каждый его приезд, проходил для руководства колонии без особой нервозности. Говорили о своих проблемах, которых было не мало, о дефиците кадров. Все поставленные вопросы, полковник разрешал сам и только один раз, когда выезжал в очередной отпуск, поручил управлению кадров помочь в укомплектованием начальниками отрядов.

 

Это сейчас, на работу в Будукан, в колонию, каждый день приезжают из города Биробиджана сотрудники. А в 1978 году, офицерский и вольнонаемный состав проживал в поселке.
Да и еще, дорога из Биробиджана была узкой, грунтовой, вся в рытвинах. Шестьдесят километров ехали почти три часа.

Так вот, однажды утром, позвонили из политотдела и сообщили, что утром выехали три начальника отрада, их необходимо встретить и обеспечить жильем.

 

В те годы, в поселке Будукан, шло большое строительство. Сразу два двух этажных жилых дома, трехэтажный штаб.

Одну из квартир, оборудовали под общежитие женское, другую квартиру, под общежитие мужское. Почти сразу с утра, из политотдела сообщили, что в среднюю школу колонии, выехали три выпускницы педагогического института.

В восемнадцать часов, жители Будукана, наблюдали такую картину.

Виноградов, на Газике, в сопровождении автобуса, на котором возили детей в поселок Бира, в старшие классы средней школы, приехал на станцию. Для детей, в поселке была только начальная школа.

Едва открылись двери вагона, у ступенек стояли офицеры и «ловили» вылетающие из дверей вагона вещи. Потом, выглянули три весьма миловидные, но такие молоденькие девушки, почти девочки и вопросительно поглядели на Виноградова.

- Уважаемые педагоги, мы с нетерпением вас ждем, - услышали они.

Не успели они опомниться, как поезд тронулся. Виноградов практически ловил их на руки и как своих детей, ставил на землю.

В это время, из вагона, набравшего скорость, стали выскакивать молодые люди. Как сейчас бы выразились, кавказской национальности.

Эти джигиты по-хозяйски посмотрели по сторонам и направились к старшему лейтенанту.

Три хрупкие учительницы, с удивлением поглядывали по сторонам и лица их бледнели и заметно вытягивались.

Со станции не видно было кирпичных жилых домов поселка. Только небольшие пристанционные дома, да через дорогу, бесконечный высоченный забор, с колючей проволокой по верху.

У одной из девушек, потекли слезы.
Виноградов, стараясь сгладить первое впечатление, громко позвал водителя автобуса, который помог девушкам занести вещи в автобус. Поддержав каждой из девушек локоть руки, Виноградов помог войти им в автобус.

Он давно наблюдал за подходившими «горцами», а сам все думал, что новые начальники отрядов, так и не приехали.

- Товарищ старший лейтенант, мы к вам!

 

Володя посмотрел на кожаные куртки, что было редкостью в семидесятые годы, смуглые лица, заглянул в глаза подошедшим, минуту помолчал, понимая, что это и есть, будущие офицеры, начальники отрядов.

- Поздравляю с прибытием! – ответил он.

 

Подъезжая к дому, молодые учительницы повеселели, заулыбались. Полтора десятка двух этажных домов из силикатного кирпича, делали улицу светлой и чистой. Черная лента свежего асфальта, только подчеркивала чистоту и  даже некоторую красоту этой части поселка.

Трех комнатная, с большими окнами квартира, учительницам понравилась.

И не пугал их больше высокий забор с колючкой и то, что придется оставаться в классе одной, с тридцатью преступниками. Все это было где-то впереди и уже не так страшно.

Они так и не узнали, что Виноградов каждый день, когда они находились в школе, лично проверял обеспечение безопасности учителей в школе, назначал дополнительно офицера на дежурство в школу, да и сам частенько, находился непосредственно в классах, при проведении занятий учительницами.

Подобная организация работы, не только помогла учителям быстрее привыкнуть к специфике работы, но и показала осужденным, что любое нарушение порядка обращения к молодым девушкам, чревато самыми серьезными, для нарушителей, последствиями.

За два года работы девушек в школе, в отношении них, не было допущено ни одного происшествия.

Трудно было прибывшим братьям Алиевым оглы.
Русским языком они владели свободно, но вот взаимоотношения с руководством колонии, а особенно с осужденными, вызывали много вопросов.

Только через пол года, один из них, самый старший, объяснил:

- Чтобы получить аттестованную должность в Азербайджане, нам нужно заплатить большие деньги, а таких денег у нас в семьях нет. Мы очень бедные. Мы приехали, чтобы нас здесь аттестовали. Получим звания, поработает три года здесь, наберемся опыта и переведемся к себе.

Через год, Виноградов уже не так переживал за Алиевых, которых стал назначать дежурными в жилой зоне в вечернее время.

Было, мягко скажем, некоторое непонимание Алиевых, при проведении ими воспитательной работы с осужденными в отрядах, но отлаженных механизм работы, «завертел», как говориться «вставил их в обойму» остальных сотрудников, служба пошла своим чередом.

Не сглаженная и не испорченная еще человеком красота окружающей природы, была совсем рядом, звала к себе.
Сопки, синеющие в нескольких сотнях метров, заглядывали в окна и в каждом слове, каждом деле проживающих здесь людей, было их участие.

А этот чистый и наполненный запахом кедровой смолы воздух…

А вечерняя тишина, когда слышно не только пение каждой птицы, но и полет каждого комарика.

А журчание реки Китой, Китайки, с ее чистой, хрустальной и вкусной водой.

А не исследованные дали тайги, с ее огромными кедрами, а утиная охота:

         Кричали гуси, мимо пролетая,

А вот еще, большая летит стая.

И уток разных, всех не перечтешь,

Но, может крякву, шилохвость зачтешь?

         На зорьке, на протоках их так много,

Но уток лучше все-таки не трогать.

Вот селезень, совсем другое дело,

Он так красив и с перламутром тело.

 

Это сейчас мы знаем, после Чернобыля, что такое облучение. А тогда, строили Семисточное. На правом берегу реки Бира, против поселка Будукан, были обнаружены залежи урана. И никто не знал, что здесь, где счастливо живут люди, повышенный фон радиации, кроме того, почва выделяет радон.

С каким удовлетворением, все кто мог в редкие выходные дни, выходили на берег реки Биры, любовались таежной красавицей, ее светлыми водами и на простую удочку, ловили хариуса.

Словно домашние куры подходили к самому поселку, а глухари, «токуя» у самой проселочной дороги, бросились под ноги.

А «тихая охота», сбор грибов:

       
          Теоретически, грибы я знаю мало,

  Но вот от Волковых, соседей, стыдно стало.

  Грибы в обед, спокойно собирают,

  А мне обидно, нос то утирают.

         Рабочий день мой начинался в шесть,

С двенадцати, понятно, время есть.

Вот только нужно место еще знать,

Хоть я руководитель, но не знать.

         И вот однажды, взяли и меня,

Дождался я охотничьего дня.

Мне показали подосиновик и белый,

Еще маслят искать нужно умело.

 

Прошло время и Виноградов стал привозить домой полные ведра белого гриба, которые вываливал в ванну, чтобы Лида обработала их.

И не беда, что первая партия не попала на их стол. Грибы немного покрылись белой пленкой и Лида их выбросила. Она ведь тоже впервые готовила это блюдо.

Ей потом сказали, что можно было грибы переварить и спокойно есть, но это было потом.

 

С продуктами стало легче, Володя покупал в Теплом озере мясо и тушенку. Пусть от цементной пыли, которую вместе с сочной травой, которую поедали коровы, они болели силикозом, поселок Теплове озеро был красив.

Вокруг, хоровод сопок, под одной из них, не замерзающее и лютые морозы озеро, где построен рыбаразводный завод.

Большие магазины с огромными зеркальными  окнами.

Узкая дорога, словно огромная змея, извивающаяся между сопок, на склонах которых росла тайга.

Огромный карьер, в котором, словно муравьи, ворочаются могучие «Белазы». 

                 Крутые спуски и подъемы,

         Совсем не далеко от дома

         Завод, где делают цемент,

         Хороший, схватится в момент.

 

Два раза в год, по реке Бира, поднималась на нерест кета. И порой ее было так много, и она, рыба значит, так уставала в дороге, и была так изранена, что можно было брать ее руками.

Часть рыбы нерестилась в малых реках, по двадцать тысяч икринок ежегодно закладывали на рыбаразводном заводе.
Большое количество заготавливали и местные жители. Даже после этого, много рыбы просто погибало.

 

Часто приезжал в гости отец Виноградова и внуком Эдиком. Они ходили на огромные озера-карьеры на рыбалку.

         Отец мой в Будукане бывал часто,

 На озере имел он свой участок.

 Он карасей любил ловить и сазанов,

 А вечером, есть Лидиных блинов.

      

Свою историю озера те имели,

Хоть по утрам там выстрелы гремели,

Но утки рыбакам ведь не мешали,

И удовольствия от ловли не лишали.

 

В красивом месте было расположено и стрельбище.
Ежемесячно проводились учебные стрельбы и соревнования сотрудников. Часто Виноградов привозил на стрельбище и Лиду. Офицерская жена, должна владеть оружием.

 

Многие годы Лиде снился ее Ленинград, Старо-Невский проспект и река Нева, о чем она не напоминала своему мужу.

         Ну, а пока, таежный Будукан,

 И сопка с кладбищем, прозваньем великан.

 И стрельбище, что прилегло в распадке,

 Уже на что, а пострелять, он падкий.

                                    7

 

Виноградов никогда не считал время, проведенное в Будукане, напрасно прожитыми годами. Было трудно с продуктами, весьма небольшая зарплата, да и служба, если подумать, не интеллектуальная.

Существует такое понятие, профессиональная деформация, а точнее деградация.

Своеобразная речь осужденных, специфическое поведение и особенно, иерархия среди различных категорий осужденных, конечно же, влияло на жизнь и поведение представителей администрации, офицеров и прапорщиков.

И было порой обидно, видеть и слышать своих подчиненных, говоривших на блатном жаргоне, плевавших сквозь зубы, и раздвигающих пальцы «веером».

И если не смотреть на них, не отличишь, осужденный ли это, или представитель администрации.

 

Но не это порой угнетало Виноградова.

С 1978 года по 1983 года, он не написал ни одного четверостишия. И не потому, что не о чем было писать, многое он в это время увидел, много пережил. Никак не мог «отключиться» от напряженной и опасной работы.

Такой же период был и с 1984 по 1993 год, когда Володя служил в милиции. Он отдавался работе полностью, даже сны снились о службе. И только с 1994 года, ежегодно  период отпусков, словно сами собой, рождались поэтические строки.

В Будукане, Анютка болела воспалением легких практически каждые пол года. Володя, сам делал дочери уколы, долгими ночами, носил на руках, убаюкивая ее, давая отдыхать жене. Мало того, что здесь была большая влажность, но и повышенный фон радиации ослаблял организм дочурки.

Виноградов написал рапорт, с просьбой о переводе к новому месту службы в связи с тем, что в поселке отсутствовала возможность лечения ребенка.

 

Время шло своим чередом, о рапорте, видимо, руководство забыло и Лида решила выйти на работу.

К этому времени, было построено трех этажное здание штаба и старое, деревянное, переоборудовали под детский сад. В нем было уже две группы, старшая и младшая, большой игровой зал, кухня, туалет. Для поселка, это было большая роскошь.

Лиде предложили должность заведующей, и она согласилась. Проблемы, возникающие в работе, Виноградовы решали совместно, без нервозности и особой нервотрепки.

Сыновья соседей, старшего лейтенанта Латоша, взяли шефство над девочками Виноградовых, особенно старший, Денис.

Мы отпускали их вместе гулять и никто, никогда, девочек не обижал.

Как-то летом, Денис пригласил Валю с собой на карьеры, но Лида, зная, что дети идут без взрослых, запретила им идти. Но ее не все послушались.

Денис с братом и двоюродной сестрой, двенадцати лет, все таки пошли.

Через час, личный состав был поднят по тревоге. Еще через час, Дениса достали из воды, пытались делать искусственное дыхание, но было поздно.

Это стало потрясением для маленькой Вали.

 

Летом, в Будукан приехала мама Лиды, Анна Дмитриевны. Ее поразила дикая тайга и комфортабельный маленький поселок.

Володя покатал ее на мотороллере, показал красоты таежной реки, окрестные сопки. Через неделю, мама уехала, увозя с собой глубокие впечатление о службе Володи и сложностях таежной жизни.

К этому времени, Виноградов с помощью не состоявшегося на свободе художника, окончил оформление методического кабинета. По заключению политотдела, это было лучшим помещением в крае для занятий с начальниками отрядов.

В это же время, теми же силами, оформили и детский сад. Стены детского сада изнутри оббили ДВП и на них изобразили сценки из народных сказок. Радостно и светло стало в спальнях и игровой комнате детей.

За отличную наглядную агитацию, замполита Виноградова наградили хрустальной вазой, а заведующую детским садом Виноградову, хрустальной вазой под фрукты. Это был их первый хрусталь, который они поставили на полку дома и не последняя совместная награда.

 

Не часто была возможность выехать в город Хабаровск, но когда получалось, девчонки были рады встрече с бабушкой, дедушкой и двоюродным братом Эдиком.

И на этот раз, Виноградовы собрались в Хабаровск для получения наград и взяли детей с собой.

Поезд до станции Бира, обычно шел сорок минут, но на этот раз.

Автобусы тогда ходили редко, да и узкая гравийная дорога, яма на яме. А в вагонах на этот раз было столько народу, что Виноградов с детьми, стоял в проходе. Прошел час, два, три, а вагон медленно полз между сопок. Дети, да и многие взрослые, стали задыхаться от духоты. Уже не хотелось ни Хабаровска, ни наград. Показалась станция Бира, переглянувшись с женой, Виниградов подхватил детей и пошел к выходу.

В это время, из поселка шел служебный автобус, на котором из средней школы возвращались ученики из Будукана. Виноградовы, мокрые и уставшие, с облегчением вошли в автобус под шептание Вали:

- Скорее домой…

 

В 1980 году, Виноградов побывал в городе Комсомольск-на-Амуре. Совещание прошло успешно, посетили три колонии, удивились дисциплине в колонии строгого режима, где заместителем по режиму, работал Брагин, давний сослуживец Виноградову по третьей колонии.

Кстати, Брагин через пятнадцать лет, стал генералом и начальником Управления исправительных учреждений края.
Виноградову город Комсомольск приглянулся. Широкие проспекты, красивые дома, Амур и памятный камень недалеко от берега. Огромный завод «Амурсталь», авиастроительный завод.

Но, в тоже, город был переполнен огромным количеством ранее судимых и это понятно. Вокруг города большое количество колоний, а поэтому и в городе, большое количество преступлений и взаимоотношения между ними «по понятиям».

Через четыре года, Виноградов имел возможность продолжить службу в этом городе, но Лида категорически возражала. Главным мотивом ее отказа явилось то, что у нее до сих под, была аллергия на зимние морозы, а Комсомольск всегда «славился» ветрами и морозами.

 

Редко выпадали выходные дни, и эти прекрасные часы, Виноградовы проводили вместе. Походы за голубикой. Не беда, что шли по болоту часами и нещадно грызли комары. Вся усталость уходила, когда перед глазами открывалась широкая болотистая местность, покрытая не высокими кустиками, усыпанными синенькими, кисловатыми ягодами. А какое вкусное голубичное варенье зимой, вечерней порой, да с друзьями.

В Будукан приезжали и друзья Володи. Как-то Юра Трофимов, капитан Советской Армии, посетил и колонию, а потом, их вместе с Лидой, Володя пригласил в тайгу на охоту.

 

А вокруг, высоченные кедры, которые словно карабкаются по склону сопки, взбираясь все выше и выше. Смолистый, чуть сладковатый воздух, словно щекочет нос. Он словно гуще, чем в других местах, хочется его отрезать, завернуть и унести с собой, да не можешь.

Володя достал маток и призывная песня самки рябчика, понеслась среди деревьев:

-Фью, пауза, фью, фью, фью!

А вот услышали ответ.

Над головой у Юры уселся рябчик и ну высвистывать трели.

Юра поднял ружье, выстрел Володи опередил, и маленький комочек перьев упал под ноги.

А стоило это того? Не думаю.

Но так устроен мир, сильный «поедает» слабого.
Однако, главное было потом и только ради этого, Виноградов так любил походы в тайгу.

Как же ароматен и несказанно вкусен чай с дымком, приготовленный на костре!

 

Беспокойных дней хватало, а ночью, бывало, нас будили крысы, которые хозяйничали в подполье, звеня банками с солениями. Но днем, иногда появлялись и другие гости.

Одиночные выстрелы раздавались через каждые тридцать секунд.

Вот закончился один рожок, опять выстрелы. Нападение на часового, групповой побег?

Через калитку в высоком деревянном  заборе, по деревянному настилу бежим к вышке часового. На теплых, истертых по блеска подошвами сапог, сплелись в одну огромную кучу с десяток змей. Настил пружинил под ногами бегущих, побеспокоил змеиное сообщество и с тихим шипением, они расползлись.

Ни раньше, ни позднее, Виноградов никогда не видел в одном месте, такое количество пресмыкающихся.
Хотя…

Однажды, в 1985 году, при задержании группы преступников, Володя почувствовал себя так же, как с теми змеями. Тихое шипение и готовность смертельно ужалить…

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009240468

 

 

                                         Сумгаит.

 

                                      Баюкает меня волна,

                                      Она тепла так и вольна.

                                      Лежу я в море на спине,

                                      А волны катятся по мне.

 

До этого, Виноградов никогда не был на Каспийском море, ну, а точнее, не бывал на теплых морях. Не в счет, что его маленьким, возили к Балтийскому морю в Клайпеде, В Литве.
К поездке в Лидиной сестре, Тоне в город Сумгаит, готовились два года. Обсуждали как полетят, какая теплая морская вода, купили Володе ласты и маску, хотя это и сказалось на семейном бюджете.

И вот он, долгожданный отпуск.

 

Лето было дождливым. Тучи, казалось, зацепились за сопки и мелкий, надоедливый дождь, сеял мокрую пыль на головы и плечи людей, изумрудную траву и ярко зеленую, чистую и блестящую листву деревьев.

Было тепло и высокая влажность, каждым движением тела, прибавляла людям влажность тела и одежды.

Зато, какое раздолье было мошке и комарам. Они с таким наслаждением цеплялись к ногам Лиды, что постепенно, те покрывались красными точками, потом маленькими припухлостями. Потом ноги увеличивались в объеме, добавляя не здоровую полноту в отдельных местах.

Комары же, не давая опомниться, словно шпаги, втыкали в тело свои хоботки, и словно сказочные монстры, превращались в маленькие бочонки с алой кровью.

 

Путешествие их было с пересадкой в городе Новосибирска, где  Виноградовым сообщили, что до Баку, билетов нет, когда будут, не известно, ждите. Прошел час, второй, третий. В очередной раз Володя пошел к кассе, Аню он держал на руках, Валю взял за руку.

Кассир с улыбкой посмотрела на счастливого отца:

- Что же вы сразу не сказали, что вы с детьми?

Еще через час, Виноградовы сидели в самолете.

 

У выхода из самолета в городе Баку, их встретили люди в штатском, которые проверяли документы у всех пассажиров. Одним предлагали остановится, других, препровождали в комнату ожидания.

Виноградов достал свое удостоверение, показал старшему по возрасту и видимо по должности, сотруднику. Тот с почтением прочитал, посмотрел в глаза Виноградову, извинился и зашептал что-то в ухо рядом стоящему.

Уважительное, а скорее боязливое отношение к сотрудникам МВД в Азербайджане, Виноградов встречал и позднее.

В здании аэропорта, Виноградовых встретили Тоня и ее муж Юрий. Пока ехали по Баку, Володю удивляло обилие магазинов и магазинчиков на первых и подвальных этажах зданий.

Казалось, в каждом доме на один такой магазин.
Это сейчас в Российских городах происходит подобное, а тогда, это было удивительно.

 

Море покорило и удивило одновременно. Дети не хотели выходить из воды. Однако солнце палило нещадно. Стоило лишние пол часа находиться раздетыми на солнце, как можно было получить сильные ожоги. Поэтому, большую часто времени, Виноградовы были под тентами. В дневное время, с 12 до 16 часов, на улицу не выходили вообще. Воздух сухой и обжигающий, вот тогда они поняли поговорку, задыхаться, как рыба на берегу.

Ведь не имею я корвет,

И яхты белой тоже нет,

Но сила мысли помогает,

И с облаками убегает.

Волна ступает за волной,

А небо за морем, стеной.

И та стена темнеет к ночи,

Наверно, напугать нас хочет.

 

Самое интересное было то, что море с каждым годом отступало от берега. Чтобы поплавать, нужно было брести по воде около одного километра.

На берегу расположился большой парк, с колесам обозрения и игровыми аттракционами. Каждый вечер, все вместе, ходили в предоставляли детям возможность играть и веселиться.

Владик, старший сын Тони, как-то тихо сказал матери:

- Я не хочу играть с Анечкой!

- Почему? - спросила Тоня.

- У нее волосы как у барашка…

 

А волос у Анечки был в маленьких завитках, цветом меди с золотым отливом. И называл дочь Володя, златовлаской.

 

Поразил Виноградовых восточный базар обилием фруктов, ягод, зелени и пряностей. Таких салатов как в Сумгаите, Володя больше никогда не ел. Пахучие травки, пучки зелени по десять копеек.

А чудный и такой своеобразный запах «кинзы»!
А красное шампанское по одному рублю, двадцать копеек!
Черешня, размером с три копейки, помытая и насыпанная в тазик, словно магнитом притягивала к себе Валю, Аню и Володю. Прошло три дня, и они привыкли к этому обилию.

 

Через неделю, в выходные, поехали в город Баку. В магазинах можно было купить из одежды практически все на любой вкус. Но это по мнению Виноградова.

Толстые пальмы, покачивая ветвями, приветствовали гостей, синее море, блестевшее где-то вдали, не приносило прохлады, было очень жарко и нечем было дышать. Выпитая вода не приносила облегчения, а быстро выходила потом, а пот, в свою очередь, моментально высыхал на рубашке.

Нарядные и веселые люди, большинство со смуглой от природы кожей, не обращали на гостей внимания, занимались своим делом.

Кто торговал в магазинах и магазинчиках, кто с лотков, а большинство отдыхающих азербайджанцев мужчин, сидели в чайных, без женщин, которых и видно не было, и из фигурных маленьких стеклянных стаканчиков, пили зеленый чай, поглядывая на раскрепощенных женщин европейской наружности и обсуждая их видимую глазу красоту.

Вот «Девичья башня», с которой бросилась в море девушка, не дождавшись с моря своего любимого. Ничего, что в момент нашего посещения, море отступило от башни на многие километры.

В двадцать первом веке, Каспий начал свое наступление на суше. Там где были парки, да и новые микрорайоны, хозяйничает теперь морская вода.

Однажды вечером, Тоня пришла домой заплаканная.

Выкладывая из пакета куриные яйца, она объяснила:

- Брала десяток, дали девять, спросила почему, мне ответили, что если не нравиться, уезжай в Россию, русская свинья! – Тоня вновь заплакала от обиды.

Для Виноградовых это было дико. Они как могли, успокоили Тоню.

 

Потом, в девяностых года, вспоминая этот случай, Виноградов часто думал, почему, повсеместно во всех городах России, торговлей занимаются «выходцы из Кавказа», мы сами не способны, что ли?

Почему мы сами позволяем обманывать себя, долго терпим и прощаем этот обман? Не повлечет такое терпение социального взрыва? И не будет  ли этот взрыв страшным и кровавым?

 

Конец двадцатого и двадцать первый век, стали в этом смысле откровением для Виноградова.

 

Из Сумгаита, Виноградовы поехали в Товарково, к родителям Лидии.

Как чиста и красива, маленькая речка Уперта, что протекала на самом дне огромного оврага, который делил широкое поле с жирным и черным черноземом.

Как интересны и не велики посадки, растущие вдоль железной дороги, где по узкой, хорошо утоптанной тропинке, много лет бегала в школу Лида и ее сестренки и брат.
Как удивительны и богаты сады, с вкуснейшими яблоками и грушей, вишнями и черешней.

Володе так и не удалось отведать с ветки, прекрасную, крупную вишню, а ведь дерево росло у самого окна. Только один раз, года через три, Лида привезла от матери спелую ягоду, да еще без косточек.

Однако, за сутки в пути, ягода забродила, и отдавали винным запахом. А вкус Зуевского вишневого и яблочного вина, Володя помнил хорошо.

Небольшой и зеленый городок Богородицк, где Лида работала на электроламповом заводе, где ее избирали депутатом городского совета в восемнадцать лет.

Фруктовое мороженое, стоимостью семь копеек, от которого Володя был в восторге.

Старый парк с огромным прудом у старого, верно бывшего на ремонте, дворца графа Бобринского. В церкви города Богородицка, Лида с сестрой Валей, крестили детей Виноградовых, Валю и Аню.

 

В две тысячи пятом году, посетив Богородицк, Володя не увидел пруда, забытого людьми, огромные ямы, стоящие без воды, заполнялись мусором.

Развалившиеся животноводческие комплексы, пустующие поля чернозема и две семьи, живущие на улице «Третье общество», где в семидесятых годах двадцатого века, проживало пятьдесят семей.

Железнодорожная станция, на которой когда-то останавливались все поезда южного направления, следующие на Украину,  принимали один раз в день «рабочий» поезд, на котором можно было добраться до электропоездов на станции Узловая.

Грязный, зловонный ручей, который скорее по привычке, называли рекой Упертой.

Везде упадок и разорение, как в кадрах хроники из Чечни, но только страшнее, так как боев, слава богу, здесь не было.

 

По возвращению из отпуска, Виноградов получил из УВД приказ. Его переводили заместителем начальника колонии строгого режима в поселке Заозерное Хабаровского края.
Это о нем говорили: «Там, где сопка вонючка, да дорога трясучка».

Поселок был рядом с Хабаровском, на сопке перед поселком, огромный карьер, в который сливали из самолетов отработанные масла и периодически поджигали это рукотворное озеро.

О запахе, особый разговор.

Дорога грунтовая, по болотистой местности, несколько раз в году ее «пучит», автобусы от автовокзала в это время не ходили.

В этом поселке Виноградовы прожили два года.

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009240469

 

 

 

                                                 Заозерное.

                                                       1.

 Поселок Заозерный, расположен рядом с Хабаровском.
В семидесятых годах, это было местом охоты и рыбалки многих жителей Хабаровска. Многочисленные протоки реки Амур, создавали лабиринт из островов и проток.

Рыба, не отравленная сбросами из страны «большого соседа», по утрам играла у самого берега. Не нужно было обладать какими-либо выдающимися способностями, чтобы на утренней зоре, выловить десятка три карасей  и сазанов.

Серебристые создания, крутились на «кукане», и, складывая их потом в вещмешок, приятно было ощущать тяжесть и большой размер не только всего тела, но и глаз.

Ходил в ту пору среди рыбаков такой анекдот. Надоело друзьям, слушать рассказы одного заядлого рыбака, который, показывая размер пойманной им рыбы, растягивал свои руки так, что сбрасывал со стола посуде. При очередной встрече связали они рыбаку руки, так он, рассказывая о своем улове, соединил ладони и показал размер глаз, пойманного им карася.

А сколько в озерах и протоках гнездилось уток!
В пору перелета, жители Заозерного засыпали под не прекращающиеся выстрелы охотников.

 

Служба Виноградова в колонии строгого режима отличалось от размеренной и относительно стабильной работы в Будукане.

Категория осужденных, здесь была другая. Здесь отбывали наказание те, кто совершал тяжкие преступления:

- нанесение тяжких телесных повреждений повлекших смерть, убийства, изнасилования.

Большинство, отбывали по второму, а то и третьему разу. Беседы о чистоте и честности, им были не нужны. Многие из них, наизусть цитировали статьи уголовного кодекса, и Правила внутреннего распорядка и Исправительно-трудовой кодекс, знали лучше некоторых сотрудников.

Клуб в колонии был старый, маленький и в нем могло находиться только сто человек, одна десятая от общего количества. Как проводить лекции, беседы, на основе чего объединить, заставить терпеть друг друга этих очерствевших, хотелось бы думать, не совсем потерянных людей?

Хотя к этому времени, Виноградов уже точно знал, что одна треть освободившихся из колонии осужденных, через два, три месяца, вернется вновь.

Распределяя всех сотрудников по отрядам в качестве членов Советов воспитателей, Виноградов надеялся, что участие сотрудников разного возраста, разного жизненного опыта, поможет осужденным лучше сориентироваться в жизни на свободе, после отбытия срока.

А проблем хватало. При досмотре помещений, контролеры обнаруживали наркотики, шприцы, продукты питания, которые ни они, ни Виноградов, не встречали в магазинах, различные компоты,  колбасы высших сортов.

Однажды, доставили этапом одного «авторитета».

«Джем» отличался от остальных крупным телосложением, высоким ростом, большой физической силой. И при всем при этом, он был достаточно умен, чтобы подчинить себе практически всю массу осужденных.

Противостояние было на лицо.

Когда начальник отряда или контролер,  требовал передвижение строем на работу, это неохотно, но исполнялось.

Но если нужно было направить отряд на политзанятия, строй стоял не шелохнувшись.

Виноградов сразу понял, что «Джем» рассчитывает на то, что его пригласят и попросят содействовать поддержанию порядка.

А после этого, кто будет хозяином в колонии?

Виноградов встал перед строем в и сам стал отдавать команду:

- Первая шеренга, шагом марш!

Шеренга пошла, потом вторая, третья.

И вот, шеренга, в которой стоит «Джем».
Виноградов подошел ближе, спокойным голосом сказал:

- За не выполнение распоряжения, вас поместят в штрафной изолятор.

После его команды, все пять человек, сами пошли в сторону штрафного изолятора. «Джем» отсидел в ШИЗО пятнадцать суток, потом шесть месяцев в помещении камерного типа.

Виноградов потом узнал, что с «этим начальником» Джем кашу варить не будет.

Долгие четыре месяца, Володи проживал без семьи. В двух домах, что построили для сотрудников осужденные, никак не могли закончить отделку. Но качество, это особый разговор.

Эти «строители», прятали в штукатурку  целое яйцо и протыкали его иголкой.

Сколько времени нужно, чтобы содержание этого яйца, протухло?

Под новый, настеленный пол, прятали труп убитой кошки, и нужно было вновь вскрывать все полы и вновь стелить, ожидая очередной подлости.

А система водоснабжения и отопления?

Вместо трубы, приваривали лом, и вода не поступала в квартиру.

А пустые стены, которые промерзали зимой, а устранить подобный брак, было очень проблематично.

Но все может осилить идущий.

Сдали дома, Володя, получивший к этому времени звание капитан, перевез из Будукана в новую квартиру свою семью.

Это ничего, что от соседа, через стену, проложили новую водопроводную трубу.

Терпели обилие комаров, которые развились в огромном количестве в подъезде, так как из всех соединений элеваторного узла, расположенного в подвальном помещении, струями лилась вода и заполняла подвал.

Терпели и промерзшие стены, высушивая их электрической плиткой. Главное, они были все вместе.

Вот только в окна квартиры, смотреть совсем не хотелось.

Из зала, видно было здания и забор женской, двенадцатой колонии.

Из кухни, помещения дома матери и ребенка, четырнадцатой колонии.

Из детской, можно был рассмотреть тринадцатую колонию, где работал Володя. 

Из спальни, видна было большая поселковая котельная, огороженная высоченным забором, в которой работали осужденные.

А строй осужденных, которых каждый день, утром вели на работу, а вечером с работы в женской колонии, называли рабочими, чтобы дети не привыкали к унизительному и презрительному слову «зеки».

Была у Виноградова еще одна проблема.

В тринадцатой колонии, в старой деревянной школе, на период обеденного перерыва сотрудников, оставалось насколько женщин учителей. Им нужно было обеспечивать безопасность в период их работы. Деревянный старенький туалет, которым использовался учителями, выходил глухой стенкой в жилую зону. Одна из учительниц, весьма миловидная дама, сумела найти возможность дополнительного заработка.

Она, за небольшую плату, показывала осужденным через щели в деревянных досках туалета, свои женские прелести.

Узнать, а тем более пресечь подобные «уроки» было не просто.

Те, кто отбывал наказание, были разные по социальному уровню, образованию и своему статусу.

В колонии строгого режима, было много с лиц с высшим образованием, были и малограмотные. Но не было не грамотных.

А ведь через двадцать пять лет, когда Виноградов в качестве судьи рассматривал уголовные дела, среди подсудимых появилось некоторое количество практически безграмотных, не умеющих писать и читать людей. Такое завоевание капитализма.

Но не уровень образования определял социальный статус осужденных. Не вдаваясь в теорию, условно, осужденных можно было разделить на четыре группы.
Первая, лидеры, неоднократно судимые, не глупы, имеющие устойчивые криминальные наклонности и обширные связи на свободе.

Вторая, молодые, наглые, физически развитые, поддерживающие своё я, при помощи силы, «стада» себе подобных, практически «беспредельщики».

Третья, «мужики», по сути своей трудолюбивые, почти нормальные, с точки зрения обывателя, люди, совершившие тяжкие преступления в силу сложившихся обстоятельств, чаще всего, в состоянии опьянения.

А вот четвертая…

«Обиженные», или еще их называли - «опущенные», «петухи», лица, в отношении которых были совершены акты мужеложства.

Одних «опускали» в связи с совершением ими половых преступлений. Не любили насильников в зоне, не считали за людей.

Других, «ломали» по слабости духом.

Третьи, попадались на кражах у своих, «крысятничали».
Виноградов не встречал таких, которые по собственному желанию переходили в подобную,  четвертую категорию.

Жили эти опустившиеся люди вместе с остальными, только ближе к выходу, а в камере у «параши», унитаза.

Много было конфликтов на почве унижения личности.
Каждый месяц, вынимали из петли и хоронили под номерами на кладбище. И чаще всего, невозможно было установить причины самоубийств.

Много было конфликтов и в остальных категориях за лидерство, каналы поставки запрещенных предметов, в основном спиртного, наркотиков, чая, за неосторожное слово.

 

Практически все сотрудники колонии проживали в городе Хабаровска. Каждое утро, на двух автобусах везли в школу на авиа городке детей, проживающих в поселке. Затем, на площади Ленина, забирали сотрудников мужской и женской колонии и привозили в Заозерное.

В поселке, проживал заместитель по режиму Чекашин и Виноградов. Именно их поднимали ночами, в случае чрезвычайных происшествий.

 

Однажды, около двух часов ночи, Виноградова разбудил звонок телефона, дежурный помощник доложил:

- Товарищ капитан, групповая пьянка и драка в третьем отряде. Наряд контролеров боится заходить в зону.

Капитан быстро оделся и выбежал из дома.
Пятьсот метров, он преодолел за считанные секунды, личный рекорд.

У калитки в жилую зону, толпились солдаты конвойной роты и контролеры.

Виноградов услышал:

- На ходите, дождемся бойцов из полка.

Капитан приостановился, потом отмахнулся от таких слов.

Задержка на несколько минут, может повлечь разрастание конфликта, вовлечение большей массы осужденных в драку и вот тогда, остановить их всех можно будет только силой.

Металлическая решетка, отделяющая КПП и жилую зону, громко скрипнула и со звоном захлопнулась за спиной капитана.

А вокруг было так тихо, что можно было расслышать полет многочисленных комаров у своего лица, ощутить легкое дуновение теплого, июльского ветерка, шелест листьев на тополях.

Володя поднял глаза к небу. Темно синее, с огромным, слегка желтоватым диском луны, оно было усыпано таким количеством звезд, что Виноградов остановился.

 

Он услышал за своей спиной отдаленный разговор контролеров:

- Струхнул!

Володя улыбнулся, не отводя глаз от неба.

Ему показалось, что звезды опускаются все ниже, ниже. Вот до них можно дотянуться руками. Капитан поднял руки, поправил форменную фуражку, подумал, а ведь через неделю, ему исполнится тридцать три, как Иисусу, когда его распяли.

Володя стряхнул наваждение и пошел в отряд.

 

Окна второго этажа кирпичного здания, были ярко освещены, поднявшись по лестнице, капитан вошел в большое помещение, спальню отряда, в которой на двух ярусных кроватях, проживали, отбывая наказание сто двадцать три человека.

Из кабинета начальника отряда, выглянул завхоз:

- Не ходите, гражданин начальник!

Виноградов, не обращая внимания на эти слова, вошел в отряд и направился к группе осужденных, громко выясняющих свои отношения.

Увидев представителя администрации без контролеров и солдат, осужденные переглянулись, перестали ругаться. Шум стал постепенно стихать. Некоторые особо любопытные, стали подбегать к окнам, поглядывая на улицу, а там никого.

Шум в отряде стих.

Не высокого роста, трижды судимый, один из лидеров «общака» Бельшев, резко повернулся, посмотрел в глаза Виноградова.

- А ты, начальник, не трус, – повернувшись к осужденным «шестеркам» за его спиной, продолжил, - Кончай бузу.

Бельшев еще раз взглянул в глаза Виноградову, шагнул к нему, капитан не шелохнулся. Это не было бравадой.

Сердце Володи, казалось, поднялось к самому горлу, вот-вот выскочит из груди, но он понимал, что начни он говорить, а тем более угрожать, или хуже того, показать свою не уверенность, вот тогда конец!

Бельшев резко махнул рукой, Виноградов словно окаменел.

Из разрезанных вен Бельшего брызнула кровь:

- Я крови не боюсь, а ты, начальник?

 

На рубашку Виноградова попало столько крови, что можно было подумать о ранении самого капитана.
Бельшев подошел вплотную к Володе. Изо рта осужденного, несло спиртным, зрачки расширены и сильно блестели. Он наклонился к уху капитана, всем показалось, что сейчас это случится…

- Я тебя уважаю, - услышал Володя.

Бельшев медленно повернулся, подошел к своей тумбочке, достал начатую бутылку с водкой, налил в кружку, выпил, повернулся к капитану.

- Теперь пошли.

Спускаясь по лестнице с Бельшевым, Виноградов услышал топот ног на улице. С треском открылись двери, вбежал ДПНК и два контролера сержанта.

Виноградов подумал, возможно, именно эти сержанты, принесло в зону спиртное, за особую, повышенную плату, ведь как-то, все это попадает осужденным. Очень большие деньги здесь завязаны.

Бельшев, не ожидая указания, сам пошел в сторону штрафного изолятора.

Шум в отряде стих, свет погас, стало тихо-тихо, только шаги идущих по плацу  пятерых людей, гулко раздавались среди пяти двух этажных зданий отрядов.

В четыре утра, Володя вернулся домой, тихонько снял окровавленную рубашку и спрятал под ванну. Потом постирает.

 

На следующий день, придя на обед, он удивился, что у двери его не встретила Лида. Володя прошел по квартире.

Жена стояла в ванной комнате и держала в руках его окровавленную рубашку.

Бросив рубаху в ванну, она дрожащими пальцами схватила Володю за руки, молча прижалась к нему, не проронив и слезинки.

А через неделю, Лида сильно заболела.
Ее позвоночник в районе поясницы, изменил свое состояние и стройная, худощавая, очень миловидная кудрявая женщина, более шести месяцев, передвигалась, сильно склонившись вправо.

После этого случая, обострения остеохондроза, часто приносили Лиде очень сильные боли.

 

А лето было в самом разгаре.

Яркая зелень деревьев влекла в себе птиц, и с утра до вечера, распевали они свои песни.

Небольшой огород, который Виноградовы разработали у реки, они посещали не часто, а вот река звала к себе. Учитывая, что свободного времени, которое они могли провести вместе, было мало, каждая такая встреча с природой, проносила радость и родителям и детям.

В колонии, для проведения оперативно-розыскной работы, были два катера.

В один из выходных, начальник колонии майор Агупов с женой, Виноградовы с детьми, выехали на катере на острова Амура. Как же там было интересно детям.

Сотни мальков сновали у самого берега, квакали невидимые лягушки, стараясь перекричать их, кричали Валя и Аня, громко, о чем то своем, говорили женщина, а на них, с улыбкой поглядывали мужчины.

И не мешали им мошка и комары, и ушли куда-то проблемы. В целом мире, только они, да рука Амур и маленький остров, где они находились.

И не было вкуснее чая с дымком и сырой колбасы, насаженной на оструганную веточку и обжаренную на костре.

 

                                      2

Как же мало, Виноградов проводил времени с детьми. Он много позднее узнавал, что его Валечку, покусали осы, когда она с другими детьми, бегала по крышам гаражей и руками сбивала грушевидные домики насекомых.

Он с интересом слушал, как Анюта, называла бомбоубежище, которое было во дворе их дома, «бомбоубёжеством».

Он не успевал испугаться за Валю, которая бегала по железобетонным плитам, сложенным высоким штабелем, так как узнавал об этом много позднее.

 

Всю ответственность и полноту воспитания его детей, несла на себе Лида, его зеленоглазая кучеряшечка.
Она никогда не жаловалась на трудности, отсутствие помощи со стороны мужа. А ведь она сама, работала в специальной части женской колонии, и сложности ей в работе тоже хватало.

 

Редко Виноградов встречался и со своими друзьями, с которыми дружил еще с 1964 года, с Анатолием, Михаилом, Юрием.

Однажды, заядлый охотник Анатолий, позвонил Виноградову:

- Пойдем со мной на охоту, это рядом с Заозерным, я там несколько раз бывал.

В пять утра, Володя тихо собрался и вышел из дома. На мотоцикле, они проехали по полям километров десять, вот несколько деревьев, склонившихся над неглубокой протокой.

Ярко красные лучи солнце, раздвигали темное небо. Постепенно, алым цветом окрасился край неба, потом показался краешек светила.

Сотни комаров, пели свои песни, немилосердно вонзая в тела охотников свои тонкие хоботки. Володя, посмотрел на свою руку. От запястья до пальцев, она была покрыто таким обилием «кровососов», что ему стало интересно, а, сколько же их.

Володя резко опустил ладонь другой руки, и стал считать. Двадцать один, хорошее число, будет успех в их охоте!

Виноградов слышал шлепанье крыльев по воде, где-то вдалеке, крякали утки, но в эту заводь, не прилетело не одной.
Прошел час, потом другой.

Солнце поднялось высоко, когда неудачливые охотники вернулись домой.

Время было к обеду, на столе стояло большое блюда с кусками жареной курицы.

- С возвращением, охотники! - приветствовала их Лида.

 

Вечером того же дня, Виноградов вычистил свою одностволку, двадцатый калибр, разобрал ее и убрал с патронами в сейф. Там ружье и лежало двадцать пять лет. Уже в новом столетии, как-то вечером, Володя собрал ружье, поднес  к плечу…

Да снова разобрал и убрал на место.

 

Мотороллер, их «конек-горбунок», на котором они с семьей иногда катались по поселку, увидел командир конвойной роты.

Он попросил Виноградова продать технику, ночью старший лейтенант много ходил пешком, проверяя несение службы. Прощание с мотороллером для детей, было скорым и не радостным.

Но часто Володю посещала шальная мысль о приобретении машины Он прекрасно понимал, что нет денег, но так хотелось.

Тем более, что в Князе-Волхонке, на военных складах, списывали старую технику, долгие года законсервированную, в том числе и автомашины «Победа».

Однако он опоздал. Все раскупили свои, но Виноградов у какого-то старшины, все же за пятьсот рублей, такие огромные деньги, купил машину. Один только недостаток был у нее, застучал двигатель.

Только два раза, Володя проехал за рулем этой машины. Когда ее тащили на буксире в Заозерное, и когда машину закатили в склад, чтобы через месяц другой, отремонтировать.

Но время шло, пошел разговор о переводе Виноградова к новому месту службы, и машину продали.

 

Только однажды, Володя вывез всю свою семью за грибами в окрестности Заозерного.

Мотоцикл «Урал», закрепленный за оперативной частью колонии, не громко урчал двигателем. Валю и Аню, посадили в коляску, Лида села на заднее сиденье.

Накануне вечером, шел дождь, грунтовая, в многочисленными ямами дорога, за ночь не высохла.

Многочисленные ямки, были заполнены желтоватой, грязной водой, и брызги, которые вылетали из-под колеса мотоциклетной коляски, почему-то, попадали на Лиду.

Ехали около часа.

Опять заморосил мелкий дождь. Девчонки залезли глубоко внутрь коляски и Володя застегнул над ними полог. Лида стойко принимала на себя потоки чистой  воды, летящей с неба, и брызги грязной воды от земли.

- Может быть, нам хватит грибов? - спросила она.

Виноградов молча развернул мотоцикл.

 

Зима подобралась не заметно.

Вначале по утру, краешки луж, у обочины дороги, стали покрываться льдом, словно морщинами, потом, они стали замерзать полностью.

Деревья, совсем недавно зеленые и пышные, словно похудели, растеряв свой наряд. Только на некоторых из них, крепко держась за ветку, боролись с порывистым ветром редкие желтые листочки.

И вот, повалил снег.

Крупные, ажурные хлопья, медленно летели из бездонного темного неба, постепенно пряча под собой не ровную, грязную дорогу, высохшую желтую траву. Его было так много, что в первые дни, только узкие тропинки, сумела пробить для себя люди.

Встречу русской замы в Заозерном, проводили с размахом. На самом верху сопки, поставили несколько столов, где на тарелках высились стопки горячих блинов и в чайниках, ароматный напиток.

Было и катание с горы на лыжах, санках. Пожарные машины колонии, два дня заливали склон сопки водой.
Длинна склона было более двух километров и взрослые участники соревнований с криками, летели на санках вниз, а чаще всего на пятой точке.

Соревнования детей, были более интересны, ну, а когда начались соревнование детей с родителями, громкие крики, не прекращались ни на секунду. Володя не ожидал от дочери Вали, такой смелости. Она сама предложила отцу принять участие в соревнованиях по скоростному спуску. Как Володя удержался на меленьких, детских самках, он не понял и сам. Прикрывая своим делом дочь, он на полу согнутых руках, вытянулся над Валей и покатился с горы.

В ушах, казалось, гремел гром, санки подпрыгивали и пытались сбросить с себя наездников. Носки Володиных ботинок, стали цеплять лед, однако это и помогало правильному, прямому спуску, не давая санкам вертеться, они были словно рулем. Казалось, спуск на закончится никогда. Володя приподнял голову, впереди он увидел двух человек, которые фиксировали победителей. Они с Валей были первыми.

При награждении, Вале вручили огромную, с блюдце медаль. И ничего, что она была выточена из дерева. Это была их первая совместная победа.

Потом, Валя сказала отцу, что она совсем не боялась, но почему-то, внутри ее, она показала маленькой ручкой на свой животик, все дрожало.

 

Как и в Будукане, Виноградова избрали депутатом поселкового совета. Проблем хватало, ремонт дорог и деревянных мостов, которые постоянно разбирали на дрова рыбаки, ремонт квартир и не выполнение графика движения рейсового автобуса, забирало массу времени, отбирая его от общения с женой и детьми.

 

А болезнь отца, прогрессировала. Ему второй раз поменяли электростимулятор. На этот раз не удачно, один из контактов, оторвался, еще попытка, но…

 

Редкие часы, когда Володя был относительно свободен, он садился за пишущую машинку. Он так хотел написать роман, об  истории создания войск ВЧК-ВОХР.

Повесть «Взводный», тоже ждала своего часа.

 

Свои рассказы, Виноградов отправлял в различные редакции литературных журналов.

Ответы приходили не утешительные. Его литературные изыскания, были «сырыми», над ними нужно было много работать. Такие он получал ответы.

Известный Дальневосточный писатель, Иван Ботвинник, с которым подружился Володя, взял над ним негласное шефство, редактировал его произведения. Но не это было для Виноградовых главным.

Общение в Иваном Парфеновичем и его женой, Ниной Борисовной, давало Виноградову огромный эмоциональный заряд, и кроме того, значительно расширяло его кругозор.

Володе было особенно приятно то, что Нина Борисовна, была его педагогом в строительном техникуме, и почему-то, запомнила его с тех пор.

Почему?

Чаще, Виноградовы приезжали домой к Ботвинникам, но были и ответные визиты.

Как-то, Иван Парфенович подарил свою книгу, где написал: «Володе и Лиде Виноградовым – на добро и счастье и с большим желанием получить взамен роман или повесть».

Только через двадцать лет, Володя смог вернут «долг», подарил Нине Борисовне две своих новых книги, изданных в Москве. 

Ивана Парфеновича к этому времени, уже не стало.

                  С автографом мне книгу подарил,

          Секрет подарка, сразу же открыл,

          Не многих он пытался научить,

          Мою взамен, он хочет получить.

                  Года минули, целых двадцать лет,

          Писателя того, давно уж нет,

          Его я книгу берегу, храню,

          И факел, что мне дал, не уроню.

 

                   Теперь готов я книги подарить,

          Мне удалось дверь в сказку отворить.

          Стихи дарить так трудно и легко,

          Пусть даже сам ты будешь далеко.

 

                               3.

Когда Виноградов вышел из здания краевого УВД, ветер с Амура бросил в лицо горсть колючих снежинок, забрался за ворот шинели и уже через минуту, стал пощипывать за уши.
Немногочисленные прохожие, согнувшись, пряча лицо от жгучего ветра, бежали по своим делам, глядя себе под ноги.

 

Сегодня была очередь Володи ехать в больницу к умирающему отцу. Он с матерью  через день, после работы, приезжали в краевую больницу Хабаровска, где в отдельной палате лежал отец.

Отец не мог уже сам принимать пищу, садится, ухаживать за собой. Последний раз, когда ему меняли электро стимулятор сердца, началось отторжение «батарейки», как называл ее отец.

Рана под ключицей не заживала, из-под повязки постоянно сочилась светло-розовая жидкость. У отца был лейкоз, кровь практически не сворачивалась.

 

На площади имени Ленина, капитан еле влез в переполненный автобус. В автобусе пахло сыростью и сильно несло перегаром от рядом стоящего мужчины средних лет.

- Что начальник, не узнаешь? – спросил он.

Виноградов посмотрел на него.

Тот день начался необычно. Уровень воды в  реке Амур,  в сентябре 1982 года, был большой.

Мелкие до этого заливы и протоки переполнились,  низину перед двенадцатой женской колонией в с. Заозерное, заполнила грязная вода и подошла к самой дороге, которая вела в тринадцатую колонию.

Виноградов оставался за начальника колонии и в тот день рано вышел из дома.

Солнце еще только просыпалось, протягивая первые лучи к темному небу, на поверхности залива, плавали какие-то палочки, куски обрезной доски, настил небольшого мостика, который еще вчера, служил переходом к пожарному караулу, обосновался на самой середине залива.

Володя остановился.

Было тихо, где-то на берегу залива, совсем рядом, переговаривались рыбаки, которые с вечера облюбовали эти берега, по воде расходились круги, это мальки кормились у самого берега. Здесь их были сотни, они как тучки, то становились маленькими и черными, то большими и серыми, но вот их спугнула рыбина побольше.

Капитан не сразу понял, что же привлекло его внимание. 

Залив.

Он был кровавого цвета, а из-за небольшого течения,  вода, как змея, извивалась у ног капитана. Назойливые комары, облепили лицо, лезли в глаза, слаженно пели свою песню и, наслаждаясь неподвижностью Володи, делали свою работу.

Виноградов провел рукой по лицу, достал из кармана платок, вытер кровь с ладони.

-Товарищ капитан, - окликнул Виноградова безконвойник

Тишин, который дежурил ночью на свиноферме, - Ночью чушка опоросилась, восемь поросят, разрешите остаться на день?

Капитан кивнул в ответ и пошел в штаб.

 

У дверей кабинета Виноградова, переминался с ноги на ногу, заместитель по режиму, подполковник Чекашин.

В кабинет вошли вместе, Володя удивился тому, что Павел Лукич пришел  в форменном мундире. Он был в отпуске и  собирался на следующий день вылететь самолетом на свадьбу к племяннице, которая проживала где-то под Киевом.

Не смотря на большую разницу в возрасте, Чекашин был старше и возрастом и званием, они были в дружеских отношениях. Когда выкраивали минуты отдыха, часто проводили время вместе, у Чекашина на даче, которая была как раз против окон  дома Виноградовых, рядом с забором котельной.

Вот и сегодня, Лукич пришел пригласить Володю с женой отметить его отпуск и вылет на Украину. Лукич еще раз напомнил, чтобы не задерживаться вечером на работе. Потом, Павел Лукич повернулся и вышел.

 

Почему Чекашин пошел в жилую зону колонии, Виноградов до сих пор не знает. Но такой уж он был обязательный человек, Павел Лукич, если пришел, нужно проверить, как организована служба.

 

Ночью, в колонию пришел этап. С вечера Виноградов не успел ознакомиться с личными делами осужденных, а утром ДПНК доложил, что места в помещении изолятора не было, и всех вновь прибывших поместили в свободной спальне отряда ХОЗО.

Было около 8 часов, на плацу в строю стояло полторы тысячи осужденных, нужно было произвести проверку и развод на работу, а Виноградова, задержал на КПП осужденный – нарядчик, который дал на подпись список осужденных, их нужно было вывести на работу в двенадцатую, женскую, колонию.

Когда капитан Виноградов вошел в жилую зону и подходил к санчасти, навстречу ему, согнувшись почти вдвое, шел, нет, скорее падал в беге, Павел Лукич.

Строй осужденных, словно один огромный организм, не дышал, а перед строем стоял огромный, метра два осужденный с квадратным и красным лицом. В руках его был металлический клин, которым в промышленной зоне разделывают кабель в металлической оплетке.

Была так тихо, что когда этот осужденный бросил на асфальт кусок металла, строй  вздрогнул.

Володя подхватил Лукича и потащил в санчасть, из двери выскочил медбрат, санитар – осужденный, бывший студент четвертого курса мединститута.

Прямо Виноградову в ладонь, из пробитого живота Лукича лилась кровь, а из перебитой сонной артерии, капли крови попали Володе в лицо и глаза, на спине у подполковника видна была еще одна рана…

 

Через несколько часов, Виноградов прочитал в личном деле этого Волка, это фамилия у него была такая, что свое не согласие с осуждением  на большой срок, он избирает убийство коммуниста, руководителя, имеющего детей.

Ему было все равно кого. Это было третье его убийство.

Виноградову потом рассказывали, когда Павел Лукич принимал рапорт ДПНК, дежурного помощника начальника колонии,  к нему из строя, расталкивая других, подошел Волк и нанес первый удар в живот.

Павел Лукич согнулся вперед, Волк ударил его металлическим клином в спину, а когда Павел Лукич выпрямился, третий раз ударил по горлу, перебив солнечную артерию.

Павел Лукич скончался от потери крови.

 

Виноградов ходил в помещение камерного типа, где содержали Волка и хотел поговорить с ним, но Волк сказал, что ему было безразлично, кто придет первый, подполковник, или он, капитан Виноградов.

Волк смотрел на Володю, как на кусок мяса, который не доел дикий зверь в клетке, даже слюна была у него в уголках губ.

Волка признали невменяемым и отправили на лечение в психиатрическую больницу.

Позднее, оперативники перехватили письмо его сестры, которая работала в Министерстве внешней торговли СССР.

В письме были следующие строки:

-Мне надоело ложиться под этих уродов, чтобы тебя в очередной раз отмазать.

Виноградов написал на имя генерального прокурора заявление, приложил письмо сестры Волка и отправил.

Как же был не доволен начальник политотдела Управления исправительно-трудовых учреждений, что без его разрешения, капитан Виноградов отправил письмо в Москву.
Он, повышенным, визгливым голосом, выговаривал капитану:

-  Почему через голову вышестоящих начальников?

- Если бы это случилось со мной, - ответил Виноградов, -

Павел Лукич сделал бы все, чтобы Волка не стало.

После этого, от капитана отстали. 

 

Была у Володи мысль, самому решить судьбу Волка, но он быстро ее отбросил.

Володя потом часто думал, а может быть зря?

 

Позднее, когда Виноградов стал начальником колонии, ему сообщили, что Волка в Москве признали вменяемым, Волк осужден к высшей мере наказания, приговор приведен в исполнение.

А вот что стало с сестрой Волка, Володя так и не узнал.

 

В тот день, когда убили Лукича, Виноградов подписывал справку об освобождении попутчику, задавшему капитану через два месяца вопрос в автобусе.

Отец встретил Володю улыбкой, тихо спросил:

-Как на работе?

-Все хорошо, - ответил он.

 

Володя присел на кушетку, которую поставили рядом с его кроватью, прислушался к его дыханию, оно было горячим, прерывистым.

Отец что-то забормотал, Виноградов подумал, что он просит приподнять голову, а отец начал говорить.

Когда отец был здоров, крайне редко рассказывал о своей жизни, не любил вспоминать свое голодное детство.

Володя практически ничего не знал о родителях отца.

 

События фронтовых лет и послевоенные года, когда отец в войсках НКВД СССР боролся с бандитизмом, он начал рассказывать, уже находясь в больничной палате.

Вот и сейчас, он как будто бредил, а отдельные слова, словно превращались в ручейки, а те, сливались в бурную реку его жизни.

Только через двадцать пять лет, повесть о жизни отца, была опубликована.                                                                                                                                              

                                       4.

                                     Он не читал приевшихся нотаций,

                             В словах немногих предпочел остаться.

                             Он собственною жизнью научил,

                             Что для людей, не основное чин.

                                  
          В 1982 году, по состоянию здоровья, отец не смог пойти на торжественное собрание, посвященное Дню Победы.

Наградные часы, привезли ему в больницу, но он не стал их рассматривать, а сразу протянул сыну:

- Сохрани…

Летом этого же года, в УВД решался вопрос о выделении отцу трех - комнатной квартиры, до этого, он всю жизнь прожил в служебных квартирах.

Без него, Володя с матерью получили ордер, без него перевезли вещи и теперь, рассматривая нарисованный дочерью Маргаритой на листке бумаги план квартиры, он все просил:

- Отвезите меня домой, отвезите…

 

Потом, как-то по-особенному, он посмотрел на сына, Володя наклонился к его лицу:

- Ты будь осторожнее на работе…

 

Володя сразу понял его.

Пять лет назад, когда отец еще служил, из колонии был побег, отец был в группе захвата, догонял в поле осужденного и сорвался в  траншею, упал в воду, пока его вытащили, простыл, шел октябрь месяц.

Потом, было двухстороннее, крупозное воспаление легких,  белокровие, аритмия и вот...

Не далее как день назад, Виноградова в очередной раз ночью  вызвали на работу.

- Обнаружен труп, с многочисленными колотыми ранениями, - доложил ДПНК, подозреваемый закрылся в комнате отдыха четвертого отряда. Мы опасаемся сопротивления, разбудим всю зону.

Виноградов, быстро прибыл в колонию, вот и четвертый отряд. Предупрежденный кем-то из осужденных, что капитан идет один, Ревзин, открыл дверь.

Этот молодой человек, не выделялся среди серой массы «мужиков», стоял несколько особняком. И когда, его назвали «козлом», что было  равнозначно обвинению в пассивном мужеложстве, Ревзин заточкой, изготовленной из электрода пятерки, нанес обидчику тридцать пять колющих ранений, от которых, обидчик скончался.

Как много пришлось увидеть смертей Виноградову еще…

 

Эх, сколько же судеб людских, ломает колония! Сколько оставляют здесь свои молодые годы, и даже жизнь, по умыслу или недомыслию.

После гибели Павла Лукича, был назначен новый заместитель по режиму, капитан Анатолий Шаповалов.

Виноградов, Агупов и Шаповалов подружились и их совместные усилия и то, что они не давали друг друга в обиду ни друзьям, ни врагам, ни начальству, было быстро замечено.
Стали встречаться семьями, нашли общие интересы.
Агупов очень хорошо пел, Володя читал стихи, Анатолий много знал и умел рассказывать смешные анекдоты.

Были выезды втроем на рыбалку, борьба в палатке ночью с комарами, но главное, было общение не только на службе, была возможность лучше узнать друг друга, что так помогало в работе.

И пусть не сразу все получалось, но порядок в колонии был хороший.

По управлению пошли разговора, что эту дружную тройку, нужно разделить, а то они, как один кулак, сами все пробивают, а себя в обиду не дают.

 

Последний раз Володя расслышал просьбу отца в сентябре:

Володя гладил отцу руку, а тот тихо попросил:

- Приведи внучек.

Валя и Аня, щебетали рядом с дедом, а он, смотрел на них и слезы катились из его глаз.

22 ноября, вечером, отец отказался от еды. Он настолько ослабел, что стало трудно понимать его речь.

Он уже не мог, а может, не хотел говорить, а на вопросы сына, только прикрывал глаза.

Когда открывал, его глаза, заметно выцветшие, ярко блестели, словно в них отражались огни военных пожаров, которых так много пришлось увидеть ему в своей жизни.

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009240473

 
 

 

                                Воспитательная колония.

 

    Виноградова вызвали в управление исправительных учреждений.

Начальник управления, подполковник Башаев, среднего роста, с большими залысинами на лбу, плотный для своих сорока лет, очень уверенный в себе и своей безгрешности человек, оглядев капитана, произнес:

- Вы хорошо показали себя в работе, мы решили предложить вам возглавить Бирскую колонию, два дня на размышление, жду вашего ответа.

 

Вечером у себя дома, Володя все рассказал жене. Лида внимательно посмотрела на мужа, долго молчала, потом спросила:

-А какое мнение отца, или ты сам все решил?

Володя промолчал. Отец говорил ему о специфике этой колонии, там отбывая наказание, лечились от туберкулеза осужденный региона Сибири и Дальнего Востока. У многих из них, болезнь была запущена,  на последней стадии, была реальная опасность заразиться самому, да и дети…

Лида посмотрела в глаза Володи:

- Тебе хочется попробовать, - не спрашивая, а скорее утверждая, сказала она, - ну, что же, будем собирать вещи.

 

А через день, Виноградова представляли начальнику отдела административных органов Крайкома партии.

 

Вещи упаковали за один день, и Виноградов был готов выехать в поселок Бира. Этот поселок был в двадцати пяти километрах на восток от Будукана и в сорока пяти километрах на запад от Биробиджана.

Много кирпичных домов, но гораздо больше частных. В распадке и по склонам сопок, разбрелись, словно мамонты, приземистые серые строения, которые сейчас назвали бы - домишки, да и закрепились там, где им понравилось.

Когда-то, в довоенные годы, здесь был огромный лагпункт, где в общей сложности, отбывало наказание около сорока тысяч человек.

Промышленности никакой, только железнодорожная станция, на которой менялись поездные бригады. Жители поселка, работали на железной дороге, а в основном, в колонии.

Природа вокруг не отличалось от окрестностей Будукана, сопки вокруг, поросшие поредевшей тайгой, очень чистая вода реки Бира, по которой дважды в год поднималась на нерест рыба кета, только фон радиации, был несколько ниже, чем в Будукане.

Поселок был значительно больше, чем Будукан, но если не считать трех этажную среднюю школу, куда из Будукана возили учиться ребят в старшие классы, да школу-интернат, для несколько отставших в развитии детей, такой в Еврейской области был один, а через двадцать лет, четыре, многоэтажных строений в поселке больше не было.

 

Но Виноградовых ждал сюрприз.

Бывший начальник Бирской колонии подполковник Борковский, обратился с рапортом, в котором написал, что в связи с болезнью жены, он не может переехать в город Биробиджан и просит вернуть его на прежнюю должность.

А отработал он начальником БВТК только месяц.

 

Начальник управления исправительных учреждений Бошаев, предложил Виноградову должность начальника БВТК.

Такое предложение было не столько  лесным, как очень ответственным. Детская колония стояла в управлении на особом счету. Возглавляли ее наиболее опытные  руководители, а тут предложение Виноградову.

Володя объективно оценивал свои знания и умения, видимо так же оценили его деловые качества руководители.
Было здесь и чисто материальный, бытовой интерес семьи Виноградовых. Биробиджан, центр Еврейской автономной области. В городе есть хорошая поликлиника, детская больница, что важно для лечения хронических заболеваний дочери Анны.

Город не большой, но очень чистый и уютный, тихий и ухоженный. Летом, обилие деревьев и кустарников, украшало город, а хрустальной чистоты вода реки Бира, прибавляла неповторимый  колорит этим местам. 

Не сразу Виноградов понял поведение подполковника Борковского, отказавшегося от полковничьей должности.

Начальник управления, подполковник Башаев, вез представлять капитана Виноградова, нового начальника  детской колонии, на своей служебной автомашине «Волга».

От Хабаровска к паромной переправе, а там, на барже-пароме, переправились на левый берег. Густая пыль, поднималась серыми тучами и скрывала от пассажиров машины, прекрасные картины многочисленных проток и заливов красивейшей и могучей реки Амур. Синие озера, словно глаза сказочного великана, привлекали внимание пассажиров машины большим количеством рыбаков. Узкая грунтовая дорога, словно небольшая речка, извивалась из стороны в сторону.

Машина подпрыгивала на неровностях дороги, с каждым поворотом колеса, приближала Виноградова к новому месту службы.

Бошаев, ничего не говорил Виноградову о специфике работы с несовершеннолетними осужденными, оперативной обстановке в колонии. За все четыре часа совместной поездки, он произнес несколько слов, когда проезжали поселок Волочаевку:

- На обратном пути, нужно заехать на Волочаевскую сопку, посетить музей.

В колонии их ждали, аттестованные сотрудники собрались в большом, но запущенном кабинете начальника колонии. Подполковник Башаев представил нового начальника и уехал.

Виноградов впервые сел за большой стол и посмотрел в лица своих подчиненных, подумал:

- Как все сложится?

Виноградов громким голосом поблагодарил присутствующих и попросил остаться в кабинете заместителей и оперативных работников.

Осталось только два человека, капитан Полюх, заместитель по воспитательной работе, назначенный на должность месяц назад, и старший лейтенант Башков, оперативный уполномоченный.

Только сейчас, Виноградов понял свою ошибку, он совершенно не знал оперативной обстановке в колонии, в отделе кадров УВД заранее не ознакомился с личными делами сотрудников, не поинтересовался о дисциплинарной практике контингента.

Капитан Виноградов не получил информацию о лидерах и группировках осужденных, наличии негласного аппарата. Но самое плохое, он не ожидал, что его бросят в этот «кипящий котел» одного, без какой-либо помощи.

Вникать приходилось буквально во все дела: производство, питание,  режим, оперативную работу, обучению в средней школе, ПТУ, охрану, которая осуществлялась  на вышках силами своих контролеров, в основном женщин.  Знакомиться с начальниками отрядов и общественниками из среды осужденных.

Времени катастрофически не хватало, капитан начинал рабочий день с шести утра и заходил в кабинет, только во втором часу ночи.

Жилья Виноградову не дали.

В поселке Бумагина, еще строился пятиэтажный дом, где на первом этаже, одна из трех комнатных квартир, могла быть его. А пока, Володя отгородил часть кабинета, поставил здесь диван и забывался в коротком сне. Так он жил пол года, один, без семьи. У него не было обеденных перерывов, выходных, встреч с друзьями, не было ни минуты свободного времени.

Но это было потом, а вот через три дня, в колонии начались массовые беспорядки.

 

Виноградов с первого дня своей работы, кожей почувствовал нервозное состояние малолетних осужденных. Главным, что Володя почувствовал, увидев перед собой этих низкорослых, худощавых, часто озлобленных существ, была жалость к ним.

Когда он ходил по спальным комнатам отрядов, когда стоял перед строем на проверке, когда подростков выводили в рабочую зону, он видел только злые, недоверчивые взгляды этих обиженных судьбой, своими родителями, человеческих детей. Многие страдали олигофренией, почти все, были из неполных, не благополучных семей, с низким уровнем образования.

Володя осознавал, что не многие из них станут нормальными людьми. С этого дня, у Виноградова росло беспокойство, которое нарастало с каждым часом, превращаясь в постоянное ожидание неприятностей.

Виноградов чувствовал, что может случиться что-то очень плохое. Это его шестое чувство никогда не подводило Володю.

На третий день работы Виноградова в БВТК, во время возвращения группы осужденных из производственной,  в жилую зону, на проверке, не досчитали двоих человек.

Среди малолетних осужденных, были забитые, униженные, крайне трусливые и не предсказуемые существа, похожие на обычных ребят, это были  скорее  что-то среднее бессловесной игрушкой и футбольным мячом для основной массы осужденных. 

Виноградов, впервые увидев такую категорию ребят, так и не смог себя заставить, называть их людьми. Эти создания очень походили на человеческих детей, но настоящими людьми, они стать не могли по своему психическому и физическому состоянию. Володя очень жалел этих не состоявшихся детей и не имеющих нормального будущего, созданий алкоголиков и наркоманов.

 

Виноградов читал в исторических романах про стихийные народные бунты, но то, чему он стал свидетелем, превосходило все, что можно было представить.

Битые окна, это мелочь. Жилые помещения отрядов, клуб, а главное, долгие годы хранимая и прекрасно укомплектованная большая библиотека, первый этаж трех этажной школы, подожгли в первые минуты. Дым черными языками вырывался из помещений.

Виноградов, стараясь дозвониться в Хабаровск, но телефон не срабатывал. Наконец, сообщил о происшествии в УВД Еврейской области, а через пятнадцать минут в УВД Хабаровского края. Но время было упущено. Своими силами пресечь массовые беспорядки не представлялось возможным.

Только теперь Виноградов понял, почему Барковский просил перевода назад, в Бирскую колонию.

Только теперь, Виноградов оценил ошибку руководства управления, лишивших колонию заместителя по режиму, начальника оперативной части, а если учесть, что заместитель по воспитательной работе Полюх был назначен месяц назад, а он, назначен начальником три дня назад, можно было сделать вывод, ситуацией в колонии, они не владели.

Групповые драки, продолжались не долго, они переросли в угрозы администрации и всему свету. Озверевшая толпа подростков, бросалась из помещения в помещение и все сметала на своем пути.

Через полчаса, в жилой зоне не осталось ни одного целого окна, кроме помещения столовой и хлеборезки.

А вот в один из отрядов, взбунтовавшуюся массу не пустили. В помещении оставался начальник отряда лейтенант Задорожный, он, со своим активом забаррикадировал входные двери в отряд и смог, все долгих восемь часов, удержать две сотни подростков от участия в бунте.

Через пол часа, к колонии стали подтягиваться силы милиции, которые оцепили колонию по периметру.

К этому времени, из жилой зоны вышли все представители администрации, только в изоляторе, за стальными дверями и высоким забором, остался контролер. С вышек, на которых несли службу женщины контролеры, вооруженные карабинами, раздавались предупредительные выстрелы в воздух. Вышедшие из-под контроля осужденные, не стали бросаться на заборы в районе вышек, а сменили тактику.

Стали раздаваться крики толпы:

- Верните нам Полякова, хотим начальником Полякова! –

раздавались долгое время.

 

         Полковник Поляков, бывший начальник колонии, был отстранен от должности, а после него назначили Барковского, который проработал месяц.

К этому времени, в колонию прибыло руководство управления с оперативной группой. Безликая толпа, обезумевшая от безнаказанности, бросилась на прорыв через КПП, отвлекая охрану, а часть преступников, проникли через не охраняемое ограждение в производственную зону, а оттуда, три десятка воров и хулиганов,  вырвались на свободу.

Но не долго они там были.

Честь задержали сотрудники милиции, а большее количество, приводили жители города, задержавшие преступников на месте их краж из квартир. Никто не винил их в том, что у некоторых задержанных, били синяки на руках и других частях тела. Уж так «достали» они потерпевших.

 

Шесть месяцев восстанавливали сожженное и разрушенное, разбирались в причинах произошедшего, проводили служебные проверки, заводили уголовные дела в отношении виновных.

Пятнадцать осужденных, получили новые сроки.

Виноградов и его заместитель Полюх, уже устали давать пояснения и писать объяснительные, но все когда-нибудь кончается.

В полном составе стала работать оперативная часть колонии, Виноградов своим приказом назначил исполняющим обязанности заместителя по режиму, капитана Романова, постепенно, стали улучшать воспитательную работу, овладели оперативной обстановкой.

Были еще серьезные происшествия, не в одной только Биробиджанской колонии произошли массовые беспорядки.
Из Сибири доставили активных участников беспорядков в одной из детских колоний.

Эта группа отличилась в первую ночь. Убили ночью одного из  воспитанников, ударом толстым стержнем в ухо. 
Подростки во все времена и любом политическом строе,  были жестоки и изобретательны в своих действия не только в себе подобным, но и к окружающему их миру и к своим родителям.

Через пол года, Виноградова пригласили к председателю горисполкома Унтевскому, который выделил начальнику БВТК трехкомнатную квартиру на пятом этаже кирпичного дома.
Новый, 1984 год, встречали всей семьей. Какое же это счастье, увидеть дочерей, свою жену Лидию, зеленоглазую «кучеряшку».

 

В январе, Виноградова направили на учебу во Всесоюзный институт повышения квалификации МВД СССР. Под Москвой, рядом с городом Домодедово, собрали всех начальников воспитательных колоний Советского союза.

Общение разных по званию, возрасту, опыту работы, дополняло углубление собственных знаний психологии и педагогики, преподаватели в институте были очень хорошие.

Месяц пролетел быстро, не считая отвратительного приготовления пищи, от которого у Володи постоянно болел желудок, впечатление от учебы было хорошим.

Одно только "висело" над капитаном Виноградовым.
Практически у всех начальников детских колоний огромной страны, не было полной уверенности в том, что они полностью владеют и управляют оперативной ситуацией в своих учреждениях.

 

Виноградов приходил домой только ночевать, не было выходных, прогулок с дочерьми по улицам города, не было ни минуты свободного времени, не было ни строчки стихов, только служба и проблемы воспитания малолетних преступников. Да и ночами, капитана часто поднимал телефонный звонок и он, стараясь не разбудить Аню и Валю, тихо собирался, и только у самой двери, сталкивался с женой, которая целовала его на прощанье.

Через неделю после возвращения из Москвы, Виноградова вызвали на Всесоюзное совещание начальников колоний.

Огромный актовый зам института повышения квалификации МВД СССР был заполнен до отказа. Доклад заместителя министра, в котором были указаны просчеты в работе и причины просчетов руководителей, примеры серьезных происшествий. Володя услышал и свою фамилию, в связи с массовыми беспорядками.

И вот, его вызывают на трибуну, отчитаться,  о проделанной работе в качестве начальника БВТК.
Еще не начав доклад, заместитель министра спросил:

- Сколько вы проработали до начала массовых беспорядков?

- Три дня, - ответил капитан Виноградов.

Долгое молчание и абсолютная тишина в огромном заме.

а капитана Виноградова было направлено тысячи взоров, казалось, все затаили дыхание.

Заместитель министра произнес:

- Что успели сделать?

Виноградов обстоятельно, не многословно оценил проведенную им работу за шесть месяцев. Больше, вопросов не поступило.

Только потом, начальник управления подполковник Башаев, с укоризной сказал:

- Зачем ты про эти три дня подчеркнул?

Виноградов был озадачен таким вопросом.

Время шло, к июлю, оперативная обстановка к колонии нормализовалась. Однако капитан Виноградов так и не мог выбрать времени, пообщаться со своими детьми и женой.

Пятидесятилетний юбилей области, к которому готовились целый год, Виноградов встретил не выспавшимся, уставшим и похудевшим.

На стадионе «Строитель», где проходила главное праздничное театрализованное представление, Володя с удивление разглядел среди многих других детей, дочь Валентину, которая так красиво изображала живой цветок, в огромной вазе.

Горький комок подступил к Володиному горлу, он поперхнулся, стряхнул с себя усталость, заулыбался. Ведь жизнь так прекрасна и удивительна!

 

Ежемесячно, капитан Виноградов бывал в городе Хабаровске на совещаниях в политическом отделе и управлении. Он знал, что в стране, за летний период, еще в двенадцати детских колониях, произошли массовые беспорядки.

Из МВД, поступило распоряжение об укреплении руководства детский колоний более опытными начальниками.

Тридцати трехлетний капитан Виноградов, в конце июля в течение одного дня, получил три взыскания.

На заседании Политотдела выговор, за слабую работу партийной организации. На совещании в УИТУ от начальника подполковника Башаева, выговор, за слабую оперативную работу в колонии, к вечеру, капитан узнал еще об одном выговоре от начальника УВД, за слабую работу с подчиненными.

Володя прекрасно понимал, что последует за этим.

 

Через день, ему позвонили из отдела кадров и сообщили, что его вывели в резерв кадров, а начальником колонии назначен подполковник Ванин, бывший начальник четвертой колонии строгого режима, расположенной в г. Биробиджане.
Виноградов ознакомил нового начальника с обстановкой в колонии, Ванин был потрясен и расстроен, его перспективы были не  радостными.

Володя сердечно попрощался сотрудниками, поблагодарил заместителей  и офицеров за совместную работу.

 

Виноградову предложили на выбор, поехать заместителем начальника в город Советскую Гавань, или Комсомольск-на- Амуре.

Когда Володя сказал Лиде о таком предложении, жена, не задумываясь, ответила:

- Никуда не поедем!

Встретившись с начальником УВД Еврейской области, полковником Чижиком, Виноградов попросил перевода в управление, полковник ответил:

- У меня нет персональной машины и отдельного кабинета для тебя, должность капитанская, а тебе предлагают должность подполковника, подумай.

 

Капитан по службе, сталкивался с полковником Чижиком, он знал, что полковник уважает прямых и ответственных сотрудников, объективно оценивает их работу. Виноградов знал, что Чижик не один раз высказывал начальнику УИТУ подполковнику Башаеву претензии за то, что капитана Виноградова «кинули», в огонь без какой-либо поддержки. А ведь капитан сумел отладить работу колонии за год.

Володя, узнав у полковника Табунова, начальника управления уголовного розыска области, что у него имеется вакантная должность старшего оперативного уполномоченного группы анализа и контроля, написал полковнику Чижику рапорт о переводе на эту должность.

Рапорт капитана был подписан.

 

Бывшие руководители по линии исправительных учреждений, с капитанов Виноградовым после написания рапорта встречаться не стали.

Через полгода, начальника УИТУ УВД Хабаровского края подполковника Башаева, с должности сняли.

Через год,  в Биробиджанской детской колонии, вновь произошли массовые беспорядки.

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009240475

 

 

                                     Уголовный розыск.

 

Виноградов, как и на прежней работа, вел себя с гражданами и товарищами по службе предельно вежливо. Всех посетителей, называл по имени отчеству и на «вы». Он не заискивал перед начальниками, близко не сближался с оперативными уполномоченными уголовного розыска УВД.

Только с теми, с кем стал равным, обращался на «ты».

Это позволяло ему не выслушивать «соболезнования» по поводу смены должности и не разъяснять причину перехода на рядовую должность опера.

Однако, у Володи не уходила обида на бывших начальников. «Бросили» в огонь, не оказывая при этом минимальную поддержку, а потом, просто вытерли об него ноги. Недовольство собой унижает, «сжигает» изнутри, иссушает душу.

Виноградов считал и себя виноватым во всем случившемся. Наверное, была возможность работать лучше?

Хотя вопрос о выведении его в резерв кадров, был предрешен.

Все, что не делается, делается к лучшему.

Такую аксиому, Володя вывел для себя и с того дня, и поставил для себя цели:

- Делать больше, чем запланировал.

- Делать лучше, чем делали до него.

- Не говорить, что знаешь, как исполнить задание лучше других.

- Не бояться учиться у более опытных.

- Не интересоваться, что и как делали другие, если они сами не захотят поделиться своей информацией.

- Не сохранять в памяти информацию, которая не приносит пользу в работе.

- Просчитывать перспективу своих действий для достижения цели и в процессе течения времени, корректировать их.

Главное, что понял Володя, нужно самому быть убежденным в том, что при любых, самых плохих обстоятельствах, пусть даже сейчас тебе очень тяжело и кажется, что нет выхода их создавшегося положения, дальше, пусть в туманной перспективе, обязательно будет лучше. А иначе с ним, Володей и быть не может!

Виноградов считал, что именно вера к любимой женщине, к Родине, своему делу, помогает ему преодолевать трудности.

Володя открыто никогда не высказывал другим эту свою веру.

Но в глубине души, он отдавал себе отчет, что-то Высшее, которое ведет каждого человека, хорошего или плохого, помогает ему.

Нет, это не заранее предписанное судьбой, ты сам можешь исправить свои ошибки, можешь наоборот, усугубить их.

Ангел ли, или еще кто, хранит тебя и твою душу, оберегает тебя от ошибок, несчастий, боли…

А может все проще, именно вера в светлое, чистое, самое дорогое, назовем ли это богом, земной женщиной, своей душой, и ведет нас по жизни?

 

Служба шла своим чередом, дежурства, раскрытие многочисленных преступлений, рейды по квартирам-сборищам, оперативные мероприятия, контрольные встречи с агентурой оперов районных отделов внутренних дел.

И опять, работа по четырнадцать часов, но теперь, частые командировки в районы.

 

Лида, не знала специфики работы мужа, то, что раньше делали исполнители, Володя теперь делал сам. Он не показывал вида, что ему морально было трудно перестроится от руководства большим коллективом к исполнению узкой

 

задачи, работе с агентурой для раскрытия конкретного преступления.

Лида никогда не говорила мужу о том, что ей стало намного трудней решать семейные финансовые вопросы. Зарплата Володи, стала вдвое меньше.

Она никогда не напоминала мужу о том, что у него капитанская должность и нужно подумать о перспективе движения по служебной лестнице.

Лида умела  так строить отношения с Володей, что в их семье никогда не было недопонимания, обид.

Все, проблематичные вопросы они обсуждали совместно. Лида умела не замечать плохого настроения мужа, молча несла на себе самое главное, стабильность прекрасных семейных отношений, любовь к мужу и детям.

Лида, воспитывала детей, поддерживала мужа в его решениях, а еще, она работала на ответственных участках.

В Будукане, она была заведующей детским садом, в Заозерном, инспектором спецчасти женской, двенадцатой колонии.

В Заозерном, она сталкивалась по работе с осужденными изучая их личные дела, сталкиваясь с ними в жилой зоне, освобождая по концу срока и хорошо знала,  чем занимался, работая в колонии ее муж.

А вот уголовный розыск…

 

В городе Биробиджане, Лида стала работать в секторе учета городского комитета партии. Она никогда не говорила мужу, что волнуется за него, опасается за его здоровье.

После переезда из Будукана, дочь Аня, стала меньше болеть, что прибавило Лиде немного времени, для занятий со старшей дочерью.

Валя, в поселке Заозерном пошла в первый класс, в городе Биробиджане, с Нового года, продолжила учебу, а вот теперь, закончила третий класс.

У Вали, была очень хорошая память, прочитанный матерью рассказ или стихотворение, дочь запоминала сразу. И потом, в педагогическом училище, и в институте, ей достаточно было прослушать лекции, не тратить часы на штудирование литературы.

Учеба давалась ей легко, а вот интересно, если бы она занималась немного по больше, каких высот могла бы достигнуть?

 

С Аней, происходили удивительные истории, она была на удивление усидчива. Своим терпением и усидчивостью, добивалась многого.

Как же отличались дочери по характеру и внешнему виду.

Головка у Ани, была покрыта мелкими завитками волос, цвета меди.  Ее огромные коричневато-зеленые глаза, были раскосые, в Ане явно проглядывалось что-то восточное, но очень белая кожа, контрастировала с ее лицом.

Прямой черный волос и темно карие глаза Вали, смуглый цвет кожи, копия Лиды в детстве.

 

Однажды вечером, Валя пришла домой заплаканная, она рассказала матери, что она подтягивалась на турнике, а какие-то мальчишки, стали кричать про нее:

- Корейка как сосиска болтается! – мама, разве я похожа на корейку?

Лида рассмеялась, глядя в едва раскосые глаза дочери:

- Да, нет, конечно, ты, как и Аня, русские! - и опять засмеялась, не пытаясь разъяснить дочери, что в ее крови намешано русской, может татарской и еврейской, белорусской крови.

Но, похоже, была где-то в корнях Зуевых кровь, триста лет живших в Тульской области, татар.

Лида думала, что так хочется, чтобы их дочери в своей жизни достигали большего, чем она и Володя.

Вот только встретят ли они такую большую, как у них с Володей, любовь?

Володя, после возвращения из командировок в Амурзет, Ленинское, Облучье, Смидовичи, коротко рассказывал ей о том, что они раскрыли очередную кражу или убийство, начинал возиться с дочерьми, «тиская» их и бегая, как ребенок, по квартире.

Как же мало было таких часов.

Прошел год.

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009240476

 

 

                                 Пятое отделение.

 

Рита часто навещала старшего брата отца, дядю Абрама, который проживал в улице Карла Маркса в доме напротив парка «Динамо».

Дядя был известный в крае журналист, начальник отдела газеты «Тихоокеанская звезда».

Тетя Шура, жена дяди, долгие года работала в театре. Не заметив и сама, Рита с детства увлеклась театром. В доме дяди, в подвальном помещении, в конце шестидесятых годов, собирались молодые парни и девушки, которые организовали народный театр « Парус». Репетиции, репетиции…

Когда Рита разучивала свои роли или читала вслух стихи, Володя заходил к ней в комнату и слушал. Он никогда не говорил, что ему мешает ее громкие репетиции. Только через много лет, когда брат подарил ей свою первую книгу стихов, сказал ей, спасибо.

Маргарита сама всю жизнь писала стихи, но впервые сказала брату об этом только в 2005 году. Она так и не решилась напечатать свои произведения, а может быть зря?

Июльская жара плавила асфальт, огромные тополя, дарили тень прохожим, которых Рита видела из окна.
Она гостила у дяди Абрама третий день. Поглядывая в окно, она рассматривала детей, играющих в «Детском парке», что был через дорогу. 

К кинотеатру, а точнее самолету «ИЛ-18» который стоял в парке и был приспособлен для просмотра кинофильмов, выстроилась очередь родителей с детьми.

Рита увидела автобус, который въезжал во двор, глубоко вздохнула и и пошла в выходу.

Сегодня, была премьера спектакля «Коллеги», в котором она играла первую в своей жизни роль. Театр выезжал на гастроли в села края.

Густая пыль, поднимавшаяся из-под колес автобуса, не закрывала красоты леса, покрывавшего сопки «Двух братьев». А вот уже и Хихцирский заповедник, не тронутая топором человека тайга. Изумрудно синие листья деревьев, ступенями, поднимающиеся по склонам сопок.

Села, села, дома культуры, большие и маленькие, тесные комнаты, в которых они переодевались и бурные аплодисменты благодарных зрителей.

Это осталось с ней на всю жизнь.

 

И  через годы, Рита с благодарностью вспоминала тетю Щуру, друзей «парусят», вид парков из окна квартиры дяди и своего брата Володю, который, затаив дыхание, слушал, как она читает вслух прозу и стихи.

Рита знала, что брат сам, падал рапорт и перешел из управления исправительно-трудовых учреждений в Хабаровске, в УВД Еврейской области на рядовую должность, старшим оперуполномоченного уголовного розыска.

Рита поняла брата, он сделал свой выбор,  он не хотел работать с руководителями, которые практически, предали его, бросили в «горящий костер», начальником детской колонии, не предупредив об оперативной  обстановке, не оказывая никакой практической помощи.

Рита понимала, как трудно было брату, начать все сначала уже по линии милиции. Только недавно он был  крупным руководителем, на должности полковника и вот капитанская должность,  опер…

Брат никогда не жаловался на несправедливое к нему отношение, не обвинял бывших руководителей, он, как и их отец, отдавался новой работе полностью.

Какие преступления раскрывал Володя, он ей не рассказывал, да она и сама не спрашивала.

Через год, Володя сообщил, что его назначили начальником отделения УВД области по руководству специальными комендатурами, пятое отделение.

Зная специфику работы, Рита понимала, что в обязанности брата входят не только организация режима в зданиях комендатур, но и проведение оперативной работы по раскрытию преступлений, организация контроля на рабочих местах осужденных, взаимодействие с руководителями предприятий, в которых работали его подопечные, а их было более двух тысяч человек.

 

В 1985 году, дядя Абрам уже сильно болел, и однажды, когда она с Володей его навестили, дядя очень обрадовался и долго говорил о том, что рад их успехам, что племянница Маргарита работает в научном институте клещевого энцефалита заведующей библиотекой, а Володя стал старшим офицером, майором.

Дядя присел на диван рядом в Володей, рассматривая его погоны, тесно прижался к нему плечом и сказал:

- Как же ты стал похож на отца!

 

Володя не часто приезжал в Хабаровск, но в те часы, когда он находился с ними, Эдик не отходил от дяди. О чем они говорили, сын не рассказывал, но положительное влияние брата на сына, она замечала.

Это началось еще десять лет назад, когда Володя подарил   племяннику баян, потом магнитофон. Эдик стал заниматься в музыкальной школе и пусть не стал музыкантом, но все последующие годы, с большим удовольствием слушал спокойные, мелодичные произведения русских и иностранных авторов.

С раннего детства у Эдика, росшего без отца, примером в жизни, был дед Наум и дядя Вова. А  после  смерти дедушки, имя дяди Володи, часто звучало в разговорах сына. Он, как дядя и дедушка, хотел стать военным.

В трех летнем возрасте, вернувшись из детского сада, он сказал:

- Я буду военным хирургером!

 

Мама, бабушка Валя, постоянно выписывала медицинские журналы, однажды вечером, когда Володя был у них в гостях, Эдик подошел к дяде, держа в руках один из таких журналов, и спросил:

- А что такое аборт?

Володя, увидел на обложке текст: «Аборт и его последствия». Он ответил племяннику:

- Помнишь, мы с тобой говорили о крестьянских восстаниях, так вот есть такая песня, про казака Степана Разина, где он плыл в лодке с  княжной:

- И за борт ее бросает в набежавшую волну!

Эдик был удовлетворен этим ответом.

 

Шли года, про «хирургира» сын забыл, но на мундир деда с орденами и медалями, смотрел часто.

Когда Эдик перешел в десятый класс, он твердо решил для себя поступать в Хабаровское военно-строительное училище, реально оценивая преимущество своего решения, он говорил:

- Военный, с инженерно-строительным образованием!

 

К этому времени, майор Виноградов работал начальником пятого отделения УВД Еврейской автономной области. Когда Володя приезжал к племяннику в училище, познакомился с командирами Эдика, интересовался его успехами. Курсовые офицеры с уважением смотрели на подтянутого высокого майора, да еще начальника 5 отделения. Они считали, что майор работает в особом отделе.

Рассказывая сестре о специфике своей работы, он говорил, что под его подчинением шестнадцать специальных комендатур, в которых содержаться условно освобожденные.

О такой категории осужденных, Маргарита, знала. Два года она проработала начальником отряда в женской, двенадцатой колонии. Работать с такой категорией женщин было тяжело не только физически, но и морально.

Отдельные из них были не плохими психологами, они рассказывали о своей трудной жизни, о безвыходном положении, которое их толкнуло на совершение преступление.
Маргарита, не считаясь с личным временем, вникала в новую для нее работу.

Она, имея высшее библиотечное образование, хорошо знала описанные в книгах истории жизни великих  и простых людей. Но судьбы отдельных ее подопечных, кардинальным образом отличались от судеб литературных героев.

Многие осужденные, явно занижали свою вину и всеми силами, старались обратить на себя внимание администрации колонии, для решения вопроса об условном или условно-досрочном освобождении.

Маргарита разговаривала с братом о его опыте работы с осужденными, отношении к женщинам, которых он встречал до брака с Лидой.

Она вспомнила, как до поступления на службу в МВД, работала в библиотеке института культуры и познакомила Володю с одной студенткой, активной читательницей.

Брат встречался с девушкой некоторое время, а потом резко оборвал встречи. Девушка, конечно, расстроилась и поделилась с ней, Маргаритой о том, что не понимает причины разрыва. Рита пыталась уточнить эту причину у брата, Володя коротко ответил:

- Она с двойным дном!

 

Уже работая в библиотеке Хабаровского медицинского института, Маргарита часто вспоминала эту оценку брата, но смысл его поняла позже,  работая в колонии.

Мало того, что искренность практически у всех осужденных, была наигранная, большее число женщин - осужденных, страстно желали сделать больно, если не физически, то морально, всем, кто остался на свободе.  А подложить «свинью» себе подобным, было особым шиком.

 

Володя с семьей проживал в это время в поселке Заозерном, Рита иногда забегала к нему домой, навещала племянниц, Валю и Аню, делилась с братом своими проблемами и радостями. Володя несколько раз, приходил в женскую колонию, оказать практическую помощь в работе начальникам отрядов, показывал, как  нужно планировать работу, чтобы контроль за осужденными осуществлялся круглые сутки.

Однако Маргарита чувствовала, что работа с осужденными тяготит ее. Подопечные, как вампиры, высасывали ее жизненные силы.

Рита не смогла, да и не захотела тратить свою жизнь на подобную работу и уволилась из МВД.

 

Пятый отдел УВД Хабаровского крайисполкома, куда и входило пятое отделение Еврейской области, располагался на улице Серышева. Володя не часто приезжал в Хабаровск, но когда бывал, обязательно навещал Эдика в военном училище и приходил в гости к ним с мамой.

Из его коротких рассказов, она знала, что комендатуры расположены во всех крупных населенных пунктах области.

В селе Покровка, на левом берегу Амура, у живописного залива, осужденные работали в речном порту.
В поселке Приамурской, работали заводе по изготовлению силикатного кирпича, в Волочаевке, строили коттеджи.
В поселке Лондоко-завод, при их помощи, добывали и делали известь.

В городе Биробиджане, женщины условно освобожденные, работали на обувной, швейной фабрике.

Мужчины работали на заводе «Дальсельмаш», выпускали комбайны, на «Бамовском-авторемонтном», восстанавливали автомашины и дорожную технику.

Были и такие комендатуры, в которых отбывали наказание строители.

Про одну из них, которую открывали в поселке Хинганск, на самом севере области, В Облученском района, Володя останавливался особенно.

 

С юморком, он говорил о том, что первый секретарь обкома партии Корпинский, долго удивлялся, что какой-то майор, не подписывает акт, о приемке комендатуры из-за мелких недоделок.

Володя, перечислил эти «мелкие» недостатки: нет отопления в вагончиках «балках» и это при сорока градусных морозах зимой, нет бытовых помещений.

 

Рита редко бывала в Биробиджане, но ей нравился этот компактно расположенный по обоим берегам реки Бира, с обширной зеленью городок.

Какой чистый воздух летом был в этом городе, нет дыма, от заводских труб, запаха раскаленного асфальта, как в Хабаровске.

Кроме Володи, в Биробиджане, с женой и тремя сыновьями, проживал их двоюродный брат Виноградов Павел, главный врач областной больницы.

В селе Ленинское жил и работал первым секретарем райкома партии, младший двоюродный брат, Виноградов Александр.

После введения закона об ограничении продажи спиртных напитков, с прилавков магазинов повсеместно пропали и сигареты.

В городе оставили несколько магазинов, в которых продавали спиртное. Было не приятно видеть километровые очереди людей, в основном мужчин, которые часами, мелкими шажками, двигались к заветному прилавку, чтобы получить по талонам две бутылки водки.

То здесь, то там, вспыхивали перебранки, а то и драки. Большое количество сотрудников милиции, быстро предотвращали разрастание конфликта.

Через месяц или два, по талонам стали продавать и сигареты.

Рита знала и о вреде курения, но не могла бросить эту пагубную привычку. Она помнила, что Володя с семьдесят восьмого по восемьдесят второй год, курил трубку, но никогда не курил в присутствии своих детей.

Запах  трубочного табака, разносил вокруг привкус меда и яблока, а какие названия: «Трубка мира»,  «Капитанский», «Klen».

Брат покупал табак в Ленинграде, когда приезжал туда в отпуск. 

Маргарита, у которой отец практически не употреблял спиртное, считала, что с алкоголизмом нужно бороться, однако, не путем унижения людей.

Укрепление исполнительской, трудовой дисциплины,  начатое Андроповым, положительно повлияло на деятельность учреждений и предприятий. Но были и перегибы, когда в кинотеатрах и магазинах стали проверять документы и устанавливать на каком основании находишься здесь.

 

Мама, как ее не отговаривала, собрав купленное спиртное и сигареты, которые были проданы на всех их членов семьи, выходила на мини рынок, у трамвайной остановки по улице Ленина и продавала их желающим, значительно пополняя семейный бюджет. Жилось им в эти годы совсем не просто.

Володя, сам никогда не жаловался на нехватку денег, как мог, он помогал матери и ей, но что можно купить со своей не очень большой зарплаты?

 Привозил со своей дачи картофель, овощи, банки с вареньем и солениями.

Хотя так жило большинство населения, не жаловались, были уверенны в завтрашнем дне.

Дети ходили в бесплатные школы, бесплатно учились в институтах, отдыхали в пионерских лагерях, санаториях и домах отдыха, бесплатно проходили лечение в поликлиниках и больницах.

Проработав на предприятии несколько лет, имели возможность бесплатно получить квартиру со всеми удобствами, пусть и не большую, в крупнопанельном доме, но свою!

Работали по пятилетнему плану предприятия фабрики, заводы, строили новые города и села.

Через шесть лет, когда три руководителя союзных республик, не посчитавшись с мнением большинства населения Советского союза, которые на референдуме высказали мнение о сохранении Советского союза,  раздробили на княжества огромную страну, называя период восьмидесятых годов, застойным.

Но это уже было другое государство. 

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009240477

 

 

 

                   Городской отдел внутренних дел.

 

Это предложение было для Виноградова неожиданным. Работа в пятом отделении ему нравилась, а главное, был виден результат. Беседа с начальником УВД полковником Чижиком, началась с того, что он спросил:

    - Ты не в Академию собираешься поступать?

    У Виноградова возникала такая мысль, но дети маленькие, да   перспектива  в продвижении по службе практически не менялась.

   Майор посмотрел начальнику прямо в глаза:

   - А вы хотите мне предложить?

   Чижик засмеялся:

   - Тебя   не    чему    учить,    сам    научишь. У    меня   другое  предложение, заместителем начальника городского отдела.

   У Володи был выбор, остаться на прежней должности, или заняться  делом,      хотя и не новым для него, но явно с иной спецификой работы.

 

 

Начальник ГОВД, полковник Патапов, выше среднего роста, с роскошными усами, видный мужчина, знал Виноградова давно, однако встретил с настороженностью. Это было в природе полковника, не доверять, создавать противоречия между заместителями, держать на «коротком поводке», а вышестоящим начальникам докладывать, что его заместители не справляются с обязанностями. Совсем как у англичан, разделяй и властвуй. Однако с Виноградовым это у него не прошло.

Прошло несколько месяцев, взаимоотношения в коллективе городского отдела стали душевнее, сотрудники стали больше доверять  друг другу, появилась возможность устроить детей в детские сады, Виноградов смог найти возможность изыскивать комнаты в общежитиях для молодых сотрудников. Найдя взаимопонимание у председателя городского исполкома Унтевского,  решались вопросы о выделении квартир сотрудникам милиции.

Кроме повседневных вопросов, Виноградов сталкивался и с более интересным делом, следствие, оперативная работа, организация патрульно-постовой службы.

В феврале 1986 года, в УВД Хабаровского края, состоялось подведение итогов за прошедший год.

Бывшие сослуживцы Виноградова из управления исправительных учреждений, обратили внимание, что Володю пригласили в президиум совещания, о чем не забыли сказать самому Виноградов, к этому времени,  майору милиции.

Володя уклонился от разговора с ними, ему показалось, что они удивлялись тому, что Виноградов, после такого потрясения, вновь «встал» на ноги и продвигается по служебной лестнице, а это было Володе неприятно.

 

Понятие «не нормированный рабочий день», словно было насмешкой для службы в милиции. Здесь были и многочисленные ночи, все праздники, которые сотрудники проводили вне своих семей, но… жалоб не было!

Это было время оптимистов, людей, уверенных в завтрашнем дне.

В жаркие июльские дни, двух этажное, деревянное здание городского отдела, сохраняло приятную прохладу в кабинетах.

 В каждом кабинете, располагалось два-три опера или следователя, участковые инспектора, приходили только на планерки.

 Практически каждую неделю, в городе проводили оперативные мероприятия, рейды. К этому привлекался личный состав всего городского отдела и сотрудники УВД.

Это выявление квартир - сборищ, проверка лиц, освободившихся из мест лишения свободы, проверка неблагополучных семе. За каждым сотрудником милиции, был закреплен какой-то дом, для проведения профилактической работы.

Виноградов никогда не увлекался чтением детективов. Ежедневно сталкиваясь с «детективными» историями, практически участвую в раскрытии и расследовании преступных деяний, нет желания искать подобные истории на страницах книг.

Он часто писал и отправлял в газету «Биробиджанская звезда», и литературные журналы, свои стихи и рассказы о работе сотрудников милиции. Вот его очередной очерк напечатан в газете от 22 января 1991 года. Он назывался «Покой ему только снится»:

«Ветер швырял белые комья, сыпал холодную белую порошу за ворот. Наташа неторопливо шла к автобусной остановке. Сегодня у нее был не легкий день. Сколько раз она сталкивалась с людьми, живущими «двойной» жизнью! Лгут, подличают, а то и не прочь утащить, что плохо лежит.
Когда до остановки оставалось метров десять, с нею поравнялось двое парней – высокие, хорошо одетые, о чем-то весело переговаривались. И вдруг…

Она сразу ничего не поняла. Крепкие руки ухватили ее за локти. Тот, что по плотнее, встал перед ней с ножом: «Цыц!» протянул руку и сорвал с ее головы шапку, засунул ее под распахнутую дубленку. Держащие ее руки, ослабли.  Молодые люди быстро пошли мимо остановки, свернули за угол дома.

Только теперь до Наташи дошло – ведь это же разбой! Нет. Она не испугалась, ее обезоружила их наглость и будничность действий.

…Старший оперуполномоченный уголовного розыска  капитан милиции Николай Данилов, в который уже раз прошелся вдоль улицы, осматривая место преступления. За месяц это уже пятое ограбление. Стало ясно, что действует группа. Но чтобы в людном месте идти на разбой…

Николай Михайлович располагал данными о том, что в одной из подозрительных групп, в «общий котел», стали сдавать не малые деньги какие-то парни. Проанализировав имеющиеся факты, Данилов поделился мыслями со свим начальником, Спиваковым. Михаил Григорьевич завел Николая в информационный центр. Нажал несколько клавиш на компьютере, и на экране дисплея появились фамилии лиц, совершавших ранее подобные преступления. Преступники действуют по  разработанному плану. Они знают, на только где и что можно взять, ими точно просчитано, как покинуть место преступления, через кого сбыть краденное. Работает единая региональная система, имеются тесные связи, осуществляется четкое взаимодействие.

Мелькают на экране фамилии адреса, перечень похищенного. Получив подтверждение своим предположениям, Данилов стал отрабатывать связи подозреваемых. Вместе с товарищами он провел серию оперативных мероприятий.

…Вторую ночь Данилов сидел в засаде в квартире, которую указал компьютер. сильно болела голова, стало так обидно за себя. Не потому, что, как  все нормальные люди, на спит он после честного трудового дня, а потому, что так низко  ценится его опасная работа. Сколько лет ожидает он повышения зарплаты, хорошо, обещают предоставить отдельную квартиру.

Мысли Николая прервали осторожные шаги на лестничной клетке, потом, постукивание ключа в замочной скважине.

Двери открылись, молодые ребята, лет 20-25, внесли вещи, закрыли дверь за собой. Включили свет, а дальше…

Как в картине «Не ждали».

Были изъяты ворованные из квартир вещи, вырванные из ушей золотые серьги, сорванные норковые шапки. Преступники были изобличены и задержаны».

 

В этом рассказе нет эпилога. За 1990 год в г. Биробиджане было совершено 1077 преступлений по линии уголовного розыска.

Раскрыто 63 процента преступлений. Так что впереди у старшего оперуполномоченного уголовного розыска Данилова, еще немало бессонных ночей, засад, расследований и опасных схваток. Покой ему только снится!

 

Через двадцать лет Виноградова, не особенно удивило обилие детективов на книжных прилавках. При капитализме, в период роста преступности и не стабильности повседневного существования граждан, возникает иллюзия того, что борьба с преступности, краеугольный камень существования. Только восхваление отдельных преступников, воровская лексика и блатные песни, заполнившие эстраду и телевизионные экраны, вызывали у Володи непонимание поведения писателей и поэтов.

Разве на этом воспитаешь детей, общество?

 

А сам Виноградов, в этот период практически стихов не писал. Разве что несколько строчек. Почему так происходило, Володя и сам не понимал.

В повседневной работе, так много примеров героизма сотрудников, что Виноградов стал писать в газеты очерки о работе оперативных работников, следователей.

Вот хотя бы о подвиге оперуполномоченного, старшего лейтенанта Двинянина, который с крыша, спустился на балкон третьего этажа жилого дома и три часа, уговаривал наркомана, захватившего в заложники, собственную семью, и угрожавшего их убийством. Обрез ружья был направлен в сторону старшего лейтенанта все это время. Сколько же мужества, терпения  воли, необходимо было молодому сотруднику, сумевшему убедить преступника сдаться.

 

Но не всегда все кончалось благополучно при задержании правонарушителей и лиц, подозреваемых в преступлении.
Как часто сотрудники, в период несения службы,  получали травмы и ранения.

Долгое время, не смотря на то, что приказами МВД СССР было предусмотрено при несении службы,  выдача табельного оружия, руководители районных, городских  отделов, не брали на себя ответственность об издании приказов по утверждению списка участковых инспекторов и оперативных уполномоченных уголовного розыска, которым разрешена постоянное ношение оружия.

 

Ведь часто бывало так, что преступника приходилось задерживать не только в рабочее время, но и когда сотрудники после работы шли домой, в выходные, праздничные дни.

Виноградов, исполняя обязанности начальника городского отдела, подготовил и подписал приказ о разрешении постоянной носки оружия двадцати четырем сотрудникам.

Не было ни одного случая, чтобы сотрудники нарушили порядок ношения или применения оружия.

Сложнее было решать вопрос о экипировки взвода партульно-постовой службы, которые выходили на патрулирования без оружия и специальных средств.

Была инструкция по применению резиновой палки во Внутренних войсках МВД СССР, а вот в милиции не было.
Виноградов разработал проект инструкции и пришел к начальнику УВД Васильеву с предложением утвердить инструкцию для всей области. Спор между Виноградовым и Васильевым возник весьма серьезный.

Майора обвинили в превышении своих полномочий, был момент, когда два руководителя схватили друг друга за «грудки». Оба оставались при своем мнении. Начальник  УВД повысил голос и предложил майору выйти из кабинета.

Виноградов, вернувшись в свой кабинет, дал задание распечатать разработанную им инструкцию и передал ее дли изучения во взвод ППС. После принятия зачетов с сержантского состава, Виноградов подписал приказ об утверждении инструкции и выдаче на период несения постовой службы резиновой палки, дубинки, как говорили в народе.

Увидев милиционеров с резиновыми палками, даже самые агрессивные их хулиганов, собравшиеся группами, не решались совершать правонарушения.

А еще через месяц, вышел приказ МВД СССР об утверждении Инструкции по порядку использования и выдачи сотрудникам милиции специальных средств, в том числе и резиновых палок.

Надо отдать должное начальнику управления Васильеву, он никогда не напоминал Виноградову на проявленную инициативу.

Через месяц, полковник Васильев собрал офицерский состав городского отдела и задал один вопрос:

- Как вы относитесь к тому, чтобы Виноградова назначить начальником Биробиджанского районного отдела внутренних дел?

Все офицеры поддержали предложение полковника. Однако назначение не состоялось. Виноградов много позднее,  узнал, что было причиной.

Васильев пригласил его на беседу и сказал:

- Октябрьский район самый отдаленный, самый сложный, лучше Вашей кандидатуры на должность начальника нет.

Майор Виноградов, глядя прямо в глаза начальнику, без колебаний ответил:

- Я пять лет нес службу в маленьких поселках. Моя младшая дочь болеет хронической пневмонией, я отказываюсь от Вашего предложения.

 

Особое внимание при проведении служебной подготовки вреди личного состава, Виноградов обращал на боевой раздел «Самбо» и стрельбу из пистолета и автомата.

Ежеквартально, проводились тренировки всего личного состава городского отдела по стрельбе из табельного оружия  тире парка культуры. Выезжали в стрельбище пограничного отряда, где тренировались стрельбе из автомата. Ежегодно, проводились соревнования по стрельбе среди личного состава.

Виноградов сам имел не плохие успехи в стрельбе, добивался улучшения результатов у сотрудников.

Много личного времени, сотрудники милиции тратили в выходные дни на колхозных полях.

Но это не по исполнению своих обязанностей, а в качестве оказания шефской помощи, в прополке и сборе овощей.

И не важно, что в жаркие дни, среди заросших сорной травой огурцов или помидор, нещадно грызла мошка, что грядки были длинные и края не видно, я пустые ящики под собранные овощи все подвозили…

Самое интересное было после окончания работы, когда все собирались вокруг импровизированного стола, чаще, разложенной на зеленой траве не хитрой пищи, захваченной из дома и в перерыве между шутками и анекдотами, ели угощая друг друга. Потом, желающие ехали в реке Бира, где смывали с себя пот и грязь и отдохнувшие, разъезжались по домам.

Володя не мог не нарадоваться на своих дочерей. Валя и Аня занимались  в музыкальной студии Дома культуры швейной фабрики по классу пианино, неплохо учились в школе.

Кроме того, Валя начала заниматься в Доме пионеров акробатикой, потом, борьбой айкидо, никак не могла определиться, что лучше. Обладая хорошей памятью, все схватывала на лету. Учеба ей давалась легко.

 

Вот только здоровье Ани беспокоило. От занятий по физкультуре  в школе, она была освобождена.
Характером, дети были такие же разные, как цвет их волос.

Валя, чернявая, с прямым, блестящим волосом и смуглой кожей, непоседа, все старалась делать быстро,
А вот Аня почти наоборот, волос густой, кудрявый, русого цвета, с медным отливом, кожа такая белая, будто светится… 

Младшая дочь очень усидчивая. Уроки в школе учила долго, но успешно отвечала. Хотя на поведение Ани с плохой стороны, повлияла учительница начальных классов, очень властная, даже деспотичная женщина. Видимо поэтому, уже после школы, Аня проявляла некоторую неуверенность, осторожность в действиях и в общении с людьми.

Аня много рисовала, даже портрет матери скопировала с фотографии.

Этот портрет, до последнего времени стоит на полке.
Однако всегда, Аня была внимательна к родителям, хотя и болезненно обидчива. Куда бы она не уходила, она говорила пока.

Долгие годы Володя напоминал дочери, как однажды, когда она шла в школу, а родители не обратили на это внимание, она с удивлением спросила:

- А почему вы не покакаете?

 

Служба Виноградова совсем не тяготила. Нарушений среди личного состава не было, раскрываемость преступлений была высокой.

И тем удивительней, был вопрос начальника политотдела полковника Бублика:

- Что у вас произошло в Патаповым? Он просит вас освободить от должности.

Виноградов был не просто удивлен, он был «ошарашен».

Были у него споры с Потаповым, Виноградов не поддерживал того, когда на ежедневных  планерках, Потапов повышая голос, фактически унижал подчиненных.

Выйдя из кабинета начальника, некоторые из них долгое время не могли придти в себя. Особенно, беспокоило Виноградова то, что мужчины, закрывались в кабинетах и рыдали, доведенные до истерики.

Потапов никогда лично, не высказывал Виноградову свою неудовлетворенность работой его, как заместителя. После беседа с Бубликом, Володя понял, что Потапов подготавливает почву, для отстранения его от должности. Для чего это нужно было полковнику, Виноградов так и не понял, все то же «разделяй и властвуй»? не нравилась ему самостоятельность, независимость.

История не повториться.

 

На очередное партийное собрание, Виноградов пригласил секретаря горкома партии и выступая в прениях заявил:

- Методы работы полковника Потапова,  вносят в работу нервозность, неуверенность исполнителей в своих действиях.

Ряд сотрудников, высказали желание об увольнении их органов из-за плохих отношений с начальником.

Видимо, после моих слов мы с Потаповым не сможем работать по-прежнему, но не сказать о сложившейся обстановке в коллективе, не могу!

Из зала раздался голос Потапова:

- По прежнему, не работать…

 

Однако, в скором времени началась подготовка к выборам в депутаты областного совета народных депутатов, а затем, выдвижение кандидатов в депутаты Верховного Совета.

 

 

Потапов первым поздравил Виноградова с избранием депутатом областного Совета.

А потом и сам Потапов уехал в город Москву, он был избран депутатом Верховного Совета.

В 1990 году, Виноградовы в очередной раз всей семьей поехали в  отпуск к родителям Лиды в село Товарково.

 

Поезд остановился на станции в шесть утра, нагруженные вещами, молча шагали три километра.

Мостик через речку Уперту, совсем подгнил. А грязный поток, с какой-то слизью, нельзя было назвать речкой.

Улица «Третье общество», заметно обезлюдела, брошенные дома, разрушались. Родители изменились. У матери на лице прибавилось морщин, отец стал жаловаться на боли в желудке.

Через неделю, Виноградовы поехали к друзьям в Ленинград.

Невский проспект, река Нева, Летний сад, Петродворец, так все памятно и все такое родное.

Вот и станция метро Автово, а здесь стоял киоск, в котором Лида, за два дня до свадьбы, купила торт из мороженного, такое Володя до этого никогда не пробовал, да и после, такого вкусного, никогда не ел.

 

Вернувшись в Товарково, они узнали, что приходил председатель сельсовета. На его имя пришла телеграмма о том, что Виноградову присвоено очередного звания, подполковник милиции. Это было удивительно для села, поэтому сам лично, председатель сельсовета пришел поздравить и очень огорчился не застав Володю. Но, вместе с Василием Петровичем, тестем Володи, они выпили, посмотрели фотографии старшего офицера Виноградова с семьей и довольные друг другом, попрощались.

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009240479

 

 

 

                     

                          Другое государство

 

Произошло небольшое, но приятное событие в семье Виноградовых. Были у них когда-то два велосипеда, потом мотороллер, «Конек-горбунёк», теперь, купили мотоцикл с коляской.

Какое радостные лица были у дочерей, когда все вместе, вчетвером, надев на головы каски, выезжали на дачу, которая была расположена на одиннадцатом километре Бирского шоссе.

Земли было не много, пять с половиной соток, но на этой территории появился домик три не три метра, неплохой сад.

Склон большой сопки, на котором располагалась дача, направлен на южную сторону, поэтому в саду росли и яблоки полу культурка, слива трех сортов, абрикосы, вишня.

А калины собирали по два ведра.

Три куста облепихи, дарили настолько обильный урожай, что не успевали собирать  и оставляли до ноября, когда после первых морозов подстилали простыни и били по стволу дерева.

Ягода была чистая и вкусная. Не нужно было мучиться со сбором, ведь ветки дерева такие колючие.

А как прекрасно было поработать, почувствовать усталость, вскопать грядку, высадить картофель. Подрезать больные ветки на кустах и деревьях, вырезать лишнюю малину.

Володя к дикой яблоне привил ветку груши и через пять лет, стали вызревать очень даже вкусные груши. Пусть они «вязали» рот, а две-три груши, вызывали запор, но это были фрукты, выращенные своими руками.

Две яблони, выросли выше пяти метров и дарили много ведер кисло-сладких яблок.

Поработать на даче, вырастить своими руками плодовые деревья, кустарники, «зеленушку» - различные салаты, лук, чеснок, разве это не удовольствие, не маленькое счастье?

Да это, в некотором роде, поэзия.

Виноградов, порою, повторял про себя некоторые слова, потом складывал их в строки, потом в четверостишия.
Однако желания перенести стихи на бумагу, не приходило.

 

Виноградов три года писал повесть «Взводный», посвященную своему отцу, участнику Великой Отечественной войны, но с 1983 года, практически готовая к печати, повесть ждала своего часа.

 

Володя писал роман, посвященный истории создания войск ВЧК-ВОХР, некоторые главы отправлял в литературные журналы, которые оценивали произведения, как хорошие.

Объем произведения достиг трехсот листов. В это время в стране стали происходить изменения в психологии людей.

Некоторые корреспонденты, стали говорить об ошибках писателей классиков. С полок магазинов пропали книги со стихами, стало все реже переиздавать мировую классику.

 

Старшая дочь Виноградовых, Валя, оканчивала школу, собиралась поступать в Педагогическое училище

Она заметно похорошела, превратившись в красивую девушку, с темно карими глазами, которые словно звезды в ночи, поблескивали из-под густых ресниц.

С выпускного вечера дочь пришла расстроенная. Лида долго не могла понять причины, потом дочь сказала ей:

- Папа единственный подполковник в нашем классе, а я была одета хуже всех.

 

Володе об этом, рассказали много позднее.

Не удовлетворенность материальным положением, мысли о том, что он не мог обеспечить дочерей всем необходимым, словно червь яблоко, «точили» Виноградова много лет.

Однако Володя никогда не жалел о том как жил и сколько зарабатывал. 

Многие сотрудники милиции желали завести садово-огородные участки, для повышения своего если не материального положения, то улучшения уровня питания.

Трудно было в то время в фруктами, овощами.
Часто это было не по карману.

Однако, все желающие могли получить в пользование земельный участок.

Для сотрудников городского отдела, не далеко от реки Икура, выдели среди болота большой остров, на котором до этого, в колхозе «Заветы Ильича, выращивали рожь.

Сто тридцать два участка распределили всем желающим.

За работу взялись дружно. Уже в первый год разработали землю, высадили картошку.

 

Учитывая, что их дети подросли и появились новые большие расходы, а зарплаты не хватало, Виноградовы взяли себе еще десять соток земли.

Как же много на этом участке было камней, ну, просто огромных булыжников.

Только через несколько лет, их количество значительно уменьшилось.

Картошки, других овощей, зелени, ягод и фруктов собирали очень много. Заготавливали варенье и компоты разных сортов, по тридцать банок.

Закатывали в трех литровые банки огурцы и помидоры, квасили бочку капусты. Заготовок было так много, что еще оставалось. Привозили соления и варенье в Хабаровск, сестре Володи и его матери.

 

1991 год, стал переломным не только в жизни всего народа Советского союза, но и в жизни подполковника милиции Виноградова.

В период прихода к власти Ельцына, Виноградов исполнял обязанности начальника городского отдела. По радио и телевидению призывали поддержать то одну, то другую сторону, но сотрудники милиции, решили четко исполнять свои прямые обязанности, не вмешиваясь в политические разборки.

Да и могли реально что-то изменить в малых городах и поселках, такие люди как Виноградов?

 

Указ о запрете Коммунистической партии и обеспечении охраны горкома и обкома, Виноградов принял как очень болезненную, но необходимую в данной обстановке обязанность.

В большом, трех этажном здании обкома, было тихо и пусто.

Из ответственных лиц, Виноградов застал в кабинетах, третьего секретаря обкома Семенюк и первого секретаря горкома Шорина, объяснил им ситуацию.

Они давно знали друг друга. Виноградов сам был членом бюро обкома партии.

Говорить с уважаемыми людьми о необходимости опечатать помещения, было для Виноградова больно не только морально, но и физически, словно у него самого, часть тела «резали по живому».

 

Принятие новой Конституции, превращение родной страны в капиталистическое государство, стало как затянувшаяся, тяжкая болезнь, не поддающаяся лечению.

Володя по роду своей службы, знал несколько больше, чем простые граждане. Он прекрасно понимал, что при капитализме, накопление первоначального капитала возможно только путем фактического изъятия ценностей у отдельных людей,  путем грабежей и разбоев, что Уголовным кодексом признается преступлением.

Но был и другой путь, не оговоренный действующими законами.

Часть «высоких» руководителей, заявили о своем выходе из Коммунистической партии, в присутствии многих людей, отреклись от прошлого, своих соратников, сжигая свои партийные билеты.

Имея возможность пользоваться и распоряжаться полезными ископаемыми страны, фабриками, заводами, они стали различными путями, часто обманывая само государство, а главное, обманывая собственный народ, заявлять право на недвижимое имущество.

За короткое время, нет, не десятки лет, а  месяцы, появились богатые, очень богатые и сказочно богатые личности. 

В западных странах и в двадцать первом веке все удивляются, как гражданин России в двадцати семилетнем возрасте, сумел «сколотить» миллиарды долларов и стать самым богатым человеком страны, губернатором субъекта федерации.

Виноградов, не захотел помогать подобным «умельцам», накапливать капитал.

Те ценности, на которых Володя воспитывал подчиненных, изменились, или были признаны вредными.

 

 

Подполковник присягал другому государству.
Обеспечивать покой и права простых граждан, стало не просто трудно, а практически не возможно, учитывая то, как обирали простой народ и особенно стариков.

Кто строил фабрики, заводы, разведывал залежи полезных ископаемых, кто поднял государство на уровень Мировой, Великой державы за семьдесят лет?

Народ!

Но, не считаясь с его мнением, пять, шесть процентов населения страны, практически «прибрали» в свои руки все богатства страны.

 

Виноградов написал рапорт об увольнении из органов внутренних дел,  по выслуге лет.

 

Пенсия в сорок три года, как это обидно, но есть возможность подумать, как жить дальше.

 

© Copyright: Владимир Винников, 2010

Свидетельство о публикации №21009240481

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                              Содержание:

 

Вместо предисловия                                                         3

 

                                           Часть первая (Взводный)

                                           Часть вторая.

 

1. Истоки                                                                             4

2. На Дальний Восток                                                      6

3. Колодец                                                                          10

4. Улица Узловая                                                              17

5. Огонь, вода, водосточные трубы                              25

6. Отрочество                                                                    31

7. Светлые годы                                                                35

8. Амурск                                                                            39

9. Стальные трубы /на Колыме/                                     44

10.Армейские будни                                                        54

11.Мастер - строитель                                                      59

12.Это ты, Чукотка                                                           68

13.Младший лейтенант                                                   78

14.С Востока на Запад                                                     85

 

                                        Часть третья.

 

15.Высшее политическое училище                                93

16.Мысли вслух                                                              99

17.Товарково                                                                     106

18.Ленинград                                                                     115

19. Урицк, улица Партизана Германа                            126

20.Памятный перелет                                                       138

21.Стажировка                                                                  145

22.С Запада на Восток                                                      154

 

                                          Часть четвертая.

 

23.Будукан                                                                         165

24.Сумгаит, Баку                                                               201

25.Заозерное                                                                      206

 

26.Биробиджанская воспитательная колония             227

27.УВД, уголовный  розыск                                           237

28.Пятое отделение                                                          241

29.Городской отдел внутренних дел                                      246

         30.Другое государство                                                     258

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

                                        Подписано в печать 22 июля 2007.

                                                      Формат 60х90/60.

                                                         Тираж 50 экз.

                                                     «Ровена-Минора»

                                               Биробиджан, Пионерская 46

 

Другие произведения автора:

Торнадо

Наш заповедный лес одежды скинул

Не каждый на врага идет открыто