Богатство

Когда-то давным-давно, во времена рыцарей, прекрасных дам и крестовых походов  был в городе Майнце молодой человек по имени Клаус. Он работал подмастерьем у мастера-краснодеревщика Иоахима Кизенкрякера.

Ну, работал себе и работал. Глядишь, со временем сам стал бы мастером, женился, занял своё место в гильдии и в городской общине, а потом помер бы, окружённый детьми, внуками и скорбящими родственниками. Однако же Клауса угораздило влюбиться в дочку бургомистра Марту Доннерветтер. Так-то это тоже дело житейское, в неё многие  парни влюблялись, поскольку девица сия была бела, дородна, рассудительна и скучна как воз сена. Не девушка, а мечта бюргера! Беда была в том, что и она ответила мелкому  подмастерью взаимностью.  

Но всё-таки общественное положение у них было разное и вообще. Как же молодые люди познакомились? Да так же, как многие - на майском городском празднике понравились друг другу, потанцевали, поговорили, туда-сюда, пива попили с колбасками. Вот дело и сладилось. Стали тайно встречаться. И встречались до той поры, пока не прознал про то сам бургомистр, почтенный Хайнц Доннерветтер. Дочке он говорить ничего не стал, она, типа, ни при чём, дело молодое, но вот Клауса велел вызвать к себе. Тот пришёл. А вы разве не пришли бы, если сам бургомистр вызывает? Да не просто бургомистр, а папаша вашей потенциальной невесты.

Бургомистр отпустил слугу и, оставшись наедине с Клаусом, запер на ключ дверь своего кабинета в городской ратуше. Вы что, думали, он молодого человека к себе домой пригласил? Нет уж, не настолько глуп был герр Доннерветтер. Он и парня-то вызвал под тем предлогом, что хочет заказать мебель. А то ведь город тогда был не так, чтобы большой, слухи могли пойти и так далее.

            Клаус посмотрел на запертую дверь. Посмотрел на тяжёлую трость бургомистра. И сделал соответствующие выводы. Но отец возлюбленной бить его тростью не стал. Напротив, он достаточно любезно спросил:

            - Ты Клаус Шульдиенст?

            - Я. – Кивнул Клаус, ибо смысла отпираться не было.

            - Давно встречаешься с моей дочерью?

            - Три месяца.

            - И как у вас с ней? Серьёзно?

            - Разумеется, ваша милость. Осмелюсь сказать, что чувства у нас с твоей дочерью взаимные. – Поклонился несколько приободрившийся подмастерье краснодеревщика.

            - Похвально, похвально. Именно так и она мне говорила. Только видишь ли в чём загвоздка… Ты ведь бедный, так?

            - Да, Ваша милость.

            - Скажи тогда, зачем мне, почтенному бюргеру, бедный зять?

            - Незачем, разумеется. Однако я прилежно тружусь и в скором времени, не пройдёт и пяти лет, сам стану мастером…

            - Вздор! – перебил его бургомистр. – Пять лет! Да надо мной смеяться будут, что дочка так долго ждёт какого-то голодранца. Ладно, ладно, не суетись. Я ведь не дикарь какой, а человек с понятием, современный, можно сказать, человек. Раз любите друг друга, препятствовать не буду и немного подожду.

            - Немного – это сколько? – Осторожно спросил Клаус.

            - Ровно год. – Определил срок бургомистр.

            - Что год?

            - Срок такой даю тебе, чтобы ты разбогател.

            - Как велико должно быть моё богатство? – Поинтересовался Клаус, у которого после таких слов бургомистра появилась надежда соединиться с любимой. И тут же угасла, ведь герр Доннерветтер сказал:

            - Знаешь Отто фон Ноймана?

            - Первого городского богача? Кто же его не знает!

            - Так вот за год ты должен стать настолько богатым, чтобы денег у тебя было хотя бы вполовину столько, сколько у него.

            - Помилуйте, это же невозможно!

            - Отчего же? Я ведь не завтра требую от тебя богатства, а через триста шестьдесят пять дней. При желании вполне можно управиться.

            - А если нет?

            - Ха, если нет. – Передразнил его бургомистр. – Если не справишься, то я тебя отошлю из города обратно в твою вонючую деревню. Или обвиню в каком-нибудь преступлении и упеку в тюрьму. Продам нашему графу в солдаты. Мало ли? Как говорится, если парень не мозолит глаза девушки, он уходит из её сердца. Кто ты такой без денег? Так, мелкая букашка. Мне такой зять не нужен. Впрочем, если ты не уверен в своих силах, можешь сразу отстать от Марты. Тогда я тебя не трону.

            - Я согласен. – Сказал Клаус.

            - Отстать от моей дочери? – Удивился бургомистр.

- Нет, попробовать разбогатеть.  

            - Это похвально. На том и порешим. Ступай, занимайся. – Бургомистр похлопал парня по плечу и, отперев дверь кабинета, отпустил его на все четыре стороны.

            Вышел Клаус на улицу и задумался. Было отчего. Год, конечно, особенно в молодости, срок большой. Так ведь и денег надо найти целую кучу. Чтобы сколотить такое состояние, подмастерью надо не есть, не пить и не развлекаться, а только ежедневно работать на мастера в течение двухсот пятидесяти лет! Может действительно, бросить всё, да и уйти обратно в деревню к родителям? Однако же Марта! Вспомнив о её девичьих прелестях и сладких поцелуях, бедный Клаус совсем загрустил и поплёлся в свою мастерскую. Точнее, не свою, а мастера Кизенкрякера.

Вечером, когда после ужина и молитвы мастер отпустил учеников, они, как обычно, собрались в своей каморке на третьем этаже и стали готовится ко сну.

- Что-то Клаус нынче задумчивый. – Сказал Альберт Кох.

- Наверно, подружка не дала! – Засмеялся толстый Ульрих Бек.

- Может быть, он заболел? – Предположил Фридрих Кранкенментель.

- Камрады! – Воскликнул тогда Клаус, - вам вольно смеяться надо мной, но ситуация сложилась такая, что мне срочно понадобилось сказочно разбогатеть всего за один год. Только при таком условии бургомистр согласится выдать за меня свою дочку.

- Это нереально. – Заявил Альберт.

- Что же мне делать, братцы?

Все задумались. Но в голову ничего не шло, и подмастерья улеглись в свои кровати на соломенные тюфяки.

- Я тут вспомнил одну историю, - неожиданно заговорил Фридрих Кранкенментель, - и, если это правда, у нашего товарища есть шанс добиться желаемого.

- Говори! – Вскочив с постели, бросился к нему Клаус.

- Я должен предупредить, что это очень грустная и, я бы сказал, жутковатая история.

- Ах, я готов на всё ради своей любви! – Пылко воскликнул влюблённый юноша.

- Давай, трави свою байку. – Поддержали его двое остальных подмастерьев.

- Хорошо, слушайте. Давным-давно стоял на крутом берегу в излучине Рейна некий богатый и славный город, название которого не сохранилось. Его жители весьма успешно, но далеко не всегда честно занимались торговлей. В скором времени они сказочно разбогатели. У последнего тамошнего бедняка денег было больше, чем у нашего бургомистра.

- Так не бывает! – Закричали подмастерья.

- Это всего лишь легенда. – Зевнул Фридрих. – Я могу и не рассказывать.

- Продолжай! – Потребовал Клаус.

- Ладно, слушайте. Вот что было дальше: от богатства жители того города возгордились и, что называется, стали беситься с жиру. Не было такого удовольствия в мире, которое они не могли бы себе купить. А самое большое наслаждение человек получает, да будет вам известно, от того, что ему запрещено. Горожане, забыв о Страшном Суде, пустились во все тяжкие. По сравнению с тем, что они вытворяли, все грехи Содома и Гоморры выглядели всего лишь детским пикником на природе. Они занимались  общением с духами, алхимией, кровосмесительством, колдовством, содомским грехом, скотоложеством, некрофилией и прочими мерзостями вплоть до поклонения врагу рода человеческого, не к ночи он будь помянут. – Фридрих истово перекрестился.

То же самое сделали его товарищи, и подмастерье продолжил рассказ:

- Тамошний епископ, который один вёл праведную жизнь, что просто удивительно для богатого священника, пытался урезонить своих сограждан и вернуть их на путь, начертанный Богом, но тщетно. Сколько бы он ни обличал их грехи и призывал к покаянию, люди лишь  смеялись и издевались над ним. А потом и вовсе изгнали его из города, как мешающего предаваться запретным удовольствиям и богомерзким наслаждениям. А дверь в церковь заколотили досками!

Тогда изгнанный священник воздел руки к небу, проклял своих сограждан, и, воззвав к Богу, просил Его покарать нечестивых. Господь внял его молитве: земля задрожала, Рейн вышел из берегов, а проклятый город со всеми своими жителями, их домами, складами, богатствами, городскими стенами и прочим, и прочим, провалился внутрь холма так, как проваливается в рыхлый снег горячая головешка. 

- Ха, они все умерли. Причём давно. Интересная сказка, только чем она поможет нашему Клаусу? – Засмеялся Альберт.

- Говорят, - не обратив внимания на его слова, продолжал Фридрих, - что все жители того города действительно умерли. Зато сам город и его богатства уцелели. Раз в году, в ночь на День Всех Святых, он поднимается на поверхность и снова занимает своё место на крутом берегу реки. Город стоит там до утра, а затем снова проваливается под землю. Ещё говорят, что если найдётся смелый человек и, не убоявшись нечистой силы, войдёт в городские ворота, все потаённые богатства будут к его услугам и всё, что он сможет унести, будет принадлежать ему. Только надо успеть до восхода. Едва солнце покажется над горизонтом, город исчезнет, а смельчак отправится прямо в ад!

- Где, где мне искать сказочный город? – Клаус схватил Альберта за руку и от волнения до боли сжал её.

- Полегче, приятель, - рассказчик не без труда освободился от захвата. – Ты так спрашиваешь, как будто я знаю. Впрочем, легенда это местная, я слышал её от своей бабки, а та от своей и так далее. Рейн здесь у нас делает, сколько мне известно, всего одну излучину. Говорят, над ней есть холм, а на холме пустошь. Наверно, там и стоял город. А впрочем, сам я там не бывал и тебе не советую. Во-первых, не каждой легенде можно верить, а во-вторых, говорят, что богатство проклятых горожан не приносит счастья тому, кто сможет его заполучить.

- Я понял. Спасибо тебе. – Задумчиво произнёс Клаус и, не говоря более ни слова, лёг спать.

Клаус после того ночного разговора как будто приободрился. Он по-прежнему прилежно трудился в мастерской, бегал на свидания со своей любимой Мартой и ходил в пивную с товарищами. Однако же во взгляде его появилась задумчивость. Внимательный наблюдатель мог заметить, что молодого человека постоянно гложет какая-то мысль, какая бывает у человека, вынужденного обстоятельствами принимать трудное решение.

Между тем лето закончилось, и наступила осень. Листья облетели с деревьев и поля за городскими стенами, после уборки урожая, почернели. Почернел и Клаус Шульдиенст.

- Ты чего почернел? – Как-то раз спросил его мастер  Иоахима Кизенкрякер.

- О, мой наставник и благодетель! – Закатил глаза молодой человек, - ты видишь, как много и прилежно я работаю. Это всё ради того, чтобы скопить немного денег для моих несчастных родителей, проведать их, отнести подарки и повидаться с ними, ибо прошло уже больше года с тех пор, как я последний раз был в родной деревне, где они не покладая рук занимаются натуральным хозяйством нашего сеньора.

- Да, да, похвальное желание. – Растрогался и высморкался от умиления не слишком склонный к тонким душевным переживаниям мастер Кизенкрякер. - Так и быть, я дам тебе отпуск. На три дня. Можешь идти прямо сейчас.

- Ты так добр ко мне. – Прослезился Клаус, - однако же я хотел бы уйти на День Всех Святых. Родители как раз закончат полевые работы, и я смогу побыть с ними, не отвлекаясь на хозяйственные дела.

- Да будет так. – Согласно кивнул мастер и добавил, что надо, конечно, прилежно делать своё дело, но не стоит доводить себя до изнурения.

На следующем свидании с Мартой Клаус был необычайно оживлён и заверил её, что скоро посватается.

- Не может быть! – Радостно воскликнула девушка. – Неужели мой отец согласится?

- Думаю, да. – Серьёзно сказал ей подмастерье. – Только мне, чтобы у нас всё получилось, надо будет ненадолго отлучиться из города. Когда я вернусь, готовься к свадьбе.

- Это замечательно! – Марта поцеловала Клауса так пылко, что его узкие штаны едва не лишились гульфика. К счастью, она этого не заметила. Ну, или сделала вид, что не заметила.

Влюблённые ещё некоторое время поговорили, держась за руки и периодически обмениваясь поцелуями, после чего расстались совершенно счастливыми.

В канун Дня Всех Святых Клаус простился с мастером и своими товарищами, переоделся в дорожное платье, взял с собой большой мешок и отправился якобы в деревню к родителям. Хотя, как вы уже поняли, на самом деле путь его лежал к холму над излучиной Рейна.

«Думаю, у меня всё получится. – Размышлял по пути молодой человек. – Проклятый город просто обязан выйти на поверхность. Иначе все мои труды окажутся напрасными, и Марта будет потеряна навсегда. Ах, только бы то, что рассказал мне Фриц, оказалось правдой. Если же нет, Рейн рядом. Возьму и утоплюсь с горя».

Легенда не обманула ожиданий молодого человека. Едва на небо выкатилась полная луна, над холмом повисло странное марево вроде густого тумана. Оно задрожало и превратилось в большой город. Его тёмные башни мрачно нависали над рекой, а над стенами виднелись многочисленные шпили и островерхие крыши.

- Вот оно, моё богатство! – Закричал Клаус и побежал к воротам. Каблуки его ботинок стучали по мёрзлой земле.

- Кто ты, путник? – Остановил его страж ворот. – Зачем пришёл в обитель мёртвых?

- В легенде про тебя ничего не было. – Остановился Клаус, удивлённо разглядывая чертёнка в латах и шлеме, сделанных из капустных листьев. Это было бы смешно, не будь адский часовой вооружён самой настоящей алебардой. По тому, как он держал оружие, было понятно, что пользоваться ею он тоже умеет.

Подмастерье краснодеревщика решил, что лучше всего не скрывать цели своего визита и ответил:

- Я бедный подмастерье из Майнца. Я иду, чтобы обрести богатство, не нужное мёртвым, но необходимое живым.

- Ты сказал правду! – Засмеялся чертёнок. – Входи и бери. Под твою ответственность, разумеется.

После этих слов он взял и исчез. Лишь упали на землю листья капусты, и звякнула о камни дороги алебарда. Путь был свободен, и Клаус вошёл в город.

Скелеты там лежали везде. Вот рыцарь в золотых доспехах. Сразу видно, что они не для войны, а лишь для тщеславия. Вот обнявшиеся мертвецы в парчовом платье и шитом золотом кафтане. Вот купцы, чиновники, торговки, отцы семейств, цеховые мастера, студенты, прачки и прочие и прочие. Все лежат или сидят там, где застало их проклятие епископа и божья кара, все давно мертвы. И у всех если не золотые украшения на шеях и руках, то толстые кошельки с монетами на поясах или в истлевших руках. А то и то и другое сразу.

- Богато жили! – Завистливо вздохнул Клаус и, удивившись тому, что не испытывает страха, принялся собирать в приготовленный мешок деньги и украшения с мертвецов. Он собирал их и собирал, и ему всё казалось, что мешок недостаточно полон, хотя уже с трудом тащил его за собой.

Потом благоразумие всё же восторжествовало и, взвалив добычу на плечо, подмастерье, пошатываясь от натуги, пошёл прочь. Вовремя он это сделал. Небо на востоке начало понемногу светлеть.

- Надо было идти в ратушу. – Сокрушался по пути Клаус. – Если на горожанах столько золота, то сколько же его в городской казне? Однако, что жалеть об упущенной добыче? Надо спешить, скоро рассвет.

Он уже почти дошёл до ворот, когда увидел труп красавицы. Конечно, её плоть давно сгнила, но золотистые волосы вокруг голого черепа всё ещё сохраняли форму причёски, а платье, пусть и сильно повреждённое временем, живо напоминало о той великолепной фигуре, которую оно когда-то облегало. Не они привлекли внимание юноши, а чудесное ожерелье, которое было на шее у мёртвой девушки. Это была поистине удивительная работа, да и золота с драгоценными камнями в ней было преизрядно.

- Вот будет хороший подарок Марте! – Воскликнул Клаус и, сорвав украшение с шеи скелета, снова потащил мешок к выходу. Ему показалось, что пустая глазница черепа подмигнула ему, но решил, что то была всего лишь игра лунного света или его разыгравшегося воображения. «Это не от жадности, а ради любви», - утешил себя добытчик и успел покинуть город до того, как первый солнечный луч сверкнул над горизонтом.

Когда Клаус, вспотевший и измученный, опустил неподъёмный мешок на землю и оглянулся, позади уже не было ни стен, ни башен. Город исчез и теперь лишь пожухшая, блестящая от мороза трава покрывала высокий берег реки.

Под ногой что-то хрустнуло. Клаус опустил глаза и увидел в пожухлой траве замёрзший капустный лист. От налетевшего ветерка ему стало зябко. Молодой человек передёрнул плечами и сказал:

- Надо было захватить с собой тачку. – Он снова взвалил на себя тяжкую ношу и, кряхтя от натуги, зашагал в сторону Майнца.

Так подмастерье Клаус Шульдиенст обрёл богатство в проклятом городе. Отныне ему можно было не работать и жить в своё удовольствие. Он вышел из гильдии краснодеревщиков, записался в купцы, открыл лавку, купил дом и солидную обстановку,  карету с лошадьми и нарядную одежду. Он женился на Марте и стал зятем самого бургомистра.

С полгода, наверно,  новоявленный богач был счастлив. Он благодарил судьбу за  столь крутой её поворот и славил Фридриха Кранкенментеля за то, что рассказал ему про город мёртвых. Впрочем, благодарить приятеля материально Клаус не стал. Решил, что и так оказал ему честь, пригласив на свадьбу. Родителей, кстати, он тоже пригласил. Приодел заодно, купил им домик в городе и выделил содержание. Пусть встретят старость не нищими крестьянами, но скромными бюргерами. Ему не жалко. Хороший сын, в общем. Заодно на церковь денег пожертвовал. Типа, свой грех общения с нечистым замолить и помочь всяким нищим и убогим.

Так и стал жить. И всё бы хорошо, кабы через какое-то время не стала являться ему во сне та мёртвая красавица. Смеялась безгубым ртом, тянула к нему истлевшие руки, звала вернуться в проклятый город, обещала всякое. Но это бы ладно, сон есть сон. Так ведь и наяву стала являться покойница. Её ожерелье носила теперь Марта и, глядя на жену, видел Клаус в ней ту девушку-скелет. Просто наваждение какое-то. Пришлось уговорить Марту спрятать проклятое украшение в ларец, а ларец запереть в дальнюю кладовую. Тогда вроде ничего, отпустило.

Родители Клауса недолго прожили в городе. Наверно, сказалась перемена образа жизни. Сперва отец слёг, потом мать, а потом угасли старики друг за другом. Померли и внуков не дождались. Марта ведь долго не могла понести, а когда это всё же случилось, спустя недолгое время у неё произошёл выкидыш. Потом она всё же родила другого ребёнка, только младенец не прожил и недели. Помер. И ещё один, и ещё. Короче, так и осталась чета Шульдиенстов бездетной. В остальном же супруги ничего, хорошо жили. Богато. И не ругались почти. Ну, подумаешь, через какое-то время стал бегать Клаус к девицам лёгкого поведения. Чего бы и не сбегать, если лишние деньги есть? От жены не убудет, а у него не сотрётся.

Так что всё это враки, что богатство из проклятого города не идёт впрок. Клаус вот ничего, жил себе. С ним, кроме мелких неприятностей, вообще ничего плохого не случалось. Даже когда в город пришла чума, он не заболел. Правда, жену и тестя схоронил. Братьев-сестёр у него не было. Детей не случилось. С той поры жил Клаус только ради своего богатства. Берёг его, приумножал. И от жадности не назначал наследника. Так что, когда пришёл его час, и не стало на свете Клауса Шульдиенста, всё его имущество, движимое и недвижимое, отошло городу. Вообще-то справедливо: что из одного города вышло, то к другому городу  пришло. А может и неправда всё это. Ведь сам я там не бывал, а историю эту слышал от Фридриха Кранкенментеля, а уж он-то врать не станет.

Другие произведения автора:

Птичка

Кротоловы

Об ухудшении нравов в России