Стихи о романтиках и творцах

article250904.jpg

Любовь просилась к лицедею

 


Любовь не станет ворожить,
любовь намеренно и просто
заставит с музою дружить
и вознесёт чуть ли не к звёздам.


А ты, рассерженный актёр,
сбежавший от любовных мук,
зачем-то ночью говорил,
что наша жизнь — всего лишь лук:
«И горечь, вроде бы, сладка.
И неминуемо раздеться.
На сцене — это ж всё игра!»


Но не пора ль, дружок, вглядеться
в девчонку, рядом что стоит,
и смотрит преданно и нежно.


Она актриса, говоришь?
Ну что ж, любовь ещё прилежней
в среде шутов и лицедеев.
Смотри, какое счастье между
двух одинаковых обит!

 

 


Музыкант и реки людей

 


Уличный музыкант,
на серые стены похожий,
на гармошке играл,
играл не для прохожих,
он играл потому что душа просила,
страстно просила, с невиданной силой!

От его музыки даже дома
серость свою теряли,
и пусть ненадолго, но расцветали
и танцевать пытались —
шатались, шатались, шатались.

А заблудшие кошки
про голубей забывали
и подвывали немножко.
И голуби, не боясь, летали — 
крылами своими махали.

Какой-то уличный мальчик
подошёл да сплясал, как мог.
Ну и маленький солнечный зайчик
устоять на месте не смог!

Солнце вылезло из-за тучи.
Распахнулись окна в домах,
в них тётушек целая куча,
головами качали: «Ах!»

Эх, усталость не мука!
Музыкант сыграет на бис.
С тихих улиц исчезнет скука.
И реки людей полились!

 

 


Я и историки все на свете

 


О том как Герда Кая искала —
я, наверное, тоже писала,
и другие сказочные истории.
А чёрствые наши историки
вещали лишь о диктаторах
да о царях узурпаторах.

Мне от этого очень плохо!
Полюбить историка сложно,
я ему о Кае и Герде,
а он о министрах и герцогах.
И ему, видишь ли, не скучно
описывать каждый случай
виселицы или казни.
Историк, он не проказник,
а просто вампир —
о каторгах с упоением мне говорил.

А я на выселках живу.
Зачем-то Герду в гости жду,
и думаю о Кае холодном,
как об историке злобном.
Чем-то они похожи.
Но чем? Ответить несложно.

 

 


Жизнь Ивана в стране Синема

 


Иван Иванов жил в далёкой стране,
веселил там детей. Так надо.
Иван Иванов жил в такой-то стране,
смех и страх там шли вроде бы рядом.

Иван Иванов, не думая о себе,
на героя похож был очень,
он и свет кому-то в окне,
и артист, и в политику хочет.

Далёкая смешная страна,
только странная очень.
Дочка чья-то по улице шла.
Она от вида Ивана хохочет!

То ли не было шума шумих,
или всему своё место,
но Иван Иванов привык:
кого бы он не сыграл — интересно!

Иван Иванов в загадочной жил стране.
Совершил в жизни кучу ошибок.
Но женщины, дети, собаки — к весне!
Таяли девушки от улыбок.

 

 


Играл музыкант

 


Играл музыкант — никто не слушал,
только серые стены домов,
город спал или скучно
было от трелей и слов.

Скучно было от песен милорда,
но он упорно аккорд за аккордом
выводил свои трели.
Вот и каши в печах поспели,
кошки устали мурлыкать.

«А как, музыкант, тебя кликать?»
— Меня зовут Боже.
«Боже... На что-то это похоже:
на нимб или на небо.
Ты там по случаю не был?»

— Нет, не был, я тут играю.
О небесах слагает
моя дуда и бандура.
«Развелось тут вас, трубадуров!» —
ушёл прохожий.

А город взял и отложил
своё молчание.
И помчались
по окнам аккорды!
Ай да, милорд ты!
Не быть тебе боже,
но всё же.

 

 


Чем пахнут журналисты

 


Журналисты пахнут газетами,
да, да, типографскою краской,
кнопками клавиатуры,
мониторами, фото-раскраской.

А ещё они пахнут снегом,
потому что им всё равно
зима это или лето.
Бегут, сезонам назло!

Журналисты пахнут рассветом.
Они встают в шесть утра,
и невзирая на это,
не сходят, не сходят с ума.

И суета суетою
пахнут, наверно, они.
Двери редакций открою,
принцессы там и короли.
И от запаха жизни
кружится голова!

В каком веке мы все повисли?
Если бы не она,
страна больших телекамер,
диктофонов, статей «сырец»,
и даже тех, кто не с нами —
павших в боях сердец.

Журналисты пахнут победой,
праздниками, суетой,
солнечным, солнечным светом!
А теперь и немножко тобой.

 

 


За штурвал держись

 


На кладбище пропавших кораблей
не найти потерянных вещей.
Где-то затерялась твоя жизнь.
Не найти тебе её? Тогда держись!

За штурвал держись или за мачту.
Я ещё лет десять здесь потрачу,
но найду пропавшие суда.
Где они? Там где вода, вода.

А в воде обломки кораблей,
и свихнувшийся Джек Воробей
ищет «Чёрную жемчужину» свою,
а она идёт, идёт ко дну!

Там на дне медузы, крабы, ил.
Ты ещё то дно не посетил?
На кладбище пропавших кораблей,
посреди потерянных вещей
где-то затерялась твоя жизнь.
Удержись за неё, милый, удержись!

 


Ко мне парень с бедою

 


Лес не лес, дол не дол,
просто город у моря.
Плыл не плыл, шёл не шёл
ко мне парень с бедою.

Территория страха не страшна,
территория страха смешна.
Глаз-алмаз бьёт без промаха`,
но куда? Лишь печаль и видна.

Шла не шла, плечом навалилась
на собственную тоску.
Спала не спала, проснулась,
и вот я сама иду!

А ко мне парень с бедою.
Я его не тороплю,
пусть побудет в героях,
за это же и люблю.

В героях побыв, он покинет
Землю, не встретив меня.
Этому парню с бедою
и там будет мало огня!


* * *
Лес не лес, дол не дол,
в города ни ногою!
Плыл не плыл, шёл не шёл
ко мне парень с бедою.

Секира — полмира!
А пуля — родня.
Я не любила,
когда ратью шла
за мной туманов завеса
да дождей пелена.
Я не звалась невестой,
но рать настоящая шла.

 

 


Думки Добра смешного

 


Можно каяться, можно не каяться.
Никого в живых не останется,
лишь Добро пойдёт по белу свету,
ну а нас, убогих, считай, нету.

«Нет вас, совсем не осталось,
все давно куда-то растерялись — 
ни собрать, ни подобрать. Серым цветом
расплескались, не призвать и к ответу!
Я по радуге пройдусь лишь душою,
потому то и зовусь у вас смешною.
Не было меня и не будет,
а умру — никто не забудет,
(да чего уж там, и вспомнят то не сразу),
как я не была у вас ни разу,» —
расходилось Добро, разгулялось!

Мы искали его. Не встречалось.

 

 


Повесть про небо

 


Небеса обетованные, повесть дивная.
Деревянный дом, земля не глинная,
луг зелёный и поле,
а на небе целое море:
там корабли на небе.
Ты на них не был,
не был на них и не будешь.
Завтра же позабудешь
эту дивную повесть.


Не с кем мне будет спорить
об обетованном небе,
где ты ни разу не был,
где я шагами шагаю,
время своё измеряю:
сколько мне тут осталось?
Сколькие с нами не знались
челове-человеки,
павших в этом веке?
Всех я пересчитаю,
сложу, прибавлю. Узнаю
страшную, страшную тайну.

Небеса обетованные, повесть дивная.
Деревянный дом, земля не глинная.
В памяти ничего не осталось.
Иди в дом. Как то странно смеркалось.

 

 


Девочки и мальчики

 


Правильные девочки поступают правильно,
правильные мальчики нарушают правила.

Правильные девочки никогда не лягут
с неправильным мужчиной, им не до отваги.

Правильные мальчики лягут с кем угодно,
правильный мужчина, он всегда голодный.

Правильная дама правильно скучает:
жизнь проходит мимо, она не замечает.

Правильный джентльмен тоже очень скучен:
дом, работа и дела. Не бытие, а случай.

Правильные девочки поступают честно,
правильные мальчики «дело шьют» невестам.

А правильная девочка плачет, но не может
отступить от правил. И чёрт ей не поможет!

 

 


Анатомия тела, умиротворение

 


Человек, бегущий по солнечному сплетению,
пробегая умиротворение,
зажигает нервные окончания
и нечаянно
прикасается к сердцу.
А сердце,
перекачивая ампер/герцы,
побеждает «конечность движения»:
даже в умиротворении
оно бьётся, бьётся и бьётся!

Человек бегущий смеётся
и несётся, несётся, несётся
в твоём беспокойном теле.
Вы б его пожалели
и отдохнули —
умиротворённо уснули.

 

 


Летит метеорит

 


Летит, летит, летит, летит,
летит к Земле метеорит!
Он просто летит к нам в гости,
разрывая орбиту. И космос
красивый, на страх наш не глядя,
метеориты любовно гладит
и запускает их в разные стороны.


Замысловатые траектории 
метеоритов
на непослушных землян сердиты:
"Ожидают они конец света!" 
Метеорит видит это
и на зов наш летит, летит.


"Видимо, бог сегодня сердит!" -
говорит писатель великий,
глядя в космос безликий,
и мурашки бегут по коже.
Не до наук ему сложных.

 

 

 


Спасите нас, нам скучно

 


Спасите наши души!
Нам тесно тут на суше,
нам тесно, то ли скучно.
И лишних слов не нужно,
лишь бы глаза улыбались,
лишь бы губы смеялись.

Но руки брали гитару,
и все вокруг вспоминали
о том, как души тонули,
как мы их наружу тянули,
а после сидели и пели,
да спали в тёплой постели.

Ну а кому не спалось,
тому в ночи сочинялось:
то ли стихи, то ли проза.
Капала свечка воском,
а душа всё рвалась куда-то —
спасать во всем виноватых!

 


Павший зонтик

 


Павший зонтик матерился,
ветер песню пел в груди,
ты в кого-нибудь влюбился?
Ну-ка, ну-ка говори.

Не ответишь никогда,
ведь осенняя листва
сильно душу бередит.
Что там, что там впереди?

Впереди махает ветром
раскрасневшийся маяк.
Ты моряк лишь на поверье,
у тебя ведь всё не так.

Буревестник прикорнул,
ты ж рисуешь, как согнул
птицу жизненный расклад.
Ну рисуй, а я пошла.


*
Павший зонтик матерился,
ветер песню пел в груди,
ты сегодня заикнулся:
«Только счастье впереди!»

 

 


Болен жаждой в города

 


Болен волей, муж мой болен,
болен жаждой в города!
Он здесь город понастроил,
целый город ... или два.

Прикажи ему любить,
он не станет тут мудрить,
дом построит, скажет: — Жди,
печь топи и не дури!

Печь топила целый год.
Слышу я, как он идёт,
он идёт больной, усталый,
сядет, посидит и встанет,
да пойдёт. Спрошу: «Куда?»
А он: — Строить города!

Вот и всё. И нет его.
Взгляд плывёт уже давно.
Замечталась что-то я,
пойду строить города.

Потому что муж мой болен,
болен жаждой в города,
потому как нам на воле
не гулять уж никогда:
стройка века ... целых две!


Не ходил бы ты ко мне
парень с жаждой в города,
была б я правдою больна.

 

 


Романтики, покорившие бы Атлантику

 


Романтики, романтики, романтики:
геологи, поэты, даже в мантиях,
романтики больших дорог,
пизанских башен, вечных снов.
Их истории, песни и сказки,
бессмысленные присказки,
как целый оживший век.
Вот человек!

Идёт по земле романтик,
девочка или мальчик.
Им не могут не сниться
белые, белые птицы,
белые птицы и ели,
и качели, качели, качели,
качели в прошлое и настоящее,
в будущее манящие,
даже в миры параллельные.

«Последние мы или первые?» —
думать об этом сложно,
не думать совсем невозможно.
Вот и ходит печальный романтик.
Он покорил б и Атлантику,
он бы и Землю свернул!

Да летит к вселенскому дну
наша галактика —
нет времени у романтика,
он мечтает, мечтает, мечтает,
в перерывах на арфе играет
и песни поёт красивые
о том, как в загадочном мире
рождаются человеки:
не романтики,
а банкиры, бухгалтеры, дети.

Милые вы, романтики,
покорившие б и Антарктику,
не мечтайте о жизни хорошей,
а сделайте жизнь свою — ношей!

 

 


Не тут живые Гении живут

 


Во глубине сибирских руд
чужие гении живут,
чужие гении живут:
хлеб с мёдом, лёд пережуют.
Перенесут большую ложь,
перекуют земную дрожь
и боль людей,
да смерть смертей.
А городов больших огней,
так не увидев, в даль уйдут,
в сибирь, где их оковы ждут.

Во глубине сибирских руд
чужие гении бредут,
бредя, на бредни набредут
не тут, не тут, не тут, не тут.

Они ни там, они ни тут
живые гении живут,
они в кого-то влюблены,
хотя на вид и холодны,
и по ночам им не до сна,
у них во рту живёт весна!

Не тут, не тут, не тут, не тут
живые гении живут.
Вы если гения повстречаете,
то мимо пройдёте,
как бы нечаянно.

 

 


Её имя в газетах бульварных

 


Она снилась им в снах кошмарных.
Они в газетах бульварных
её имя писали
да прохожим «за так» раздавали.
И даже было что-то зловещее
во всех тех, кто клевещут
на судьбу этой вещей души.

Попробуй её поищи!
Её искала разведка,
царь искал, но на ветке
лист осенний смеялся:
«Что, господа, не давался
вам девичий вешний взгляд?»

Выстраивался отряд
из троллей и ботов.
Кого-то, кого-то, кого-то
им удавалось сломить.
— Но эту женщину не завалить! —
говорил каждый встречный.

«Чей она человечек?»
— Нет, она не моя. —
отвечал президент. Кот мурлыкал.
Маэстро на скрипке пиликал.
«Её лик нам невидим!» —
во всех газетах писали.

А прохожие делали вид, что узнали
её в угоду царю.
— Кто она? Я о ней спою, —
трубадур слепой скажет.


Дева скромная, она скажет
своими книгами на всю планету!
А если вживую, то её нет тут.

 

 


Последний историк

 


Пока жив последний историк,
он должен меня изучить.
Пока жив последний историк,
он должен меня полюбить.

Когда он будет (не будет)
думать о жизни веков,
эти века забудет
каждый кто ныне живёт.

И с какого же света
столько пылающих слов?
Мой последний историк
этого сам не поймёт.

 

 

 


Молчать к людям из жалости

 


Лучше совсем не писать,
чем новогодние шалости;
лучше все время молчать,
хотя бы к людям из жалости;

лучше тихонько уйти,
чем с дураками ругаться
и долго думать в пути:
драться или не драться?

 

 

 


Афоризмы

 


* * *


Мои стихи — это в будущее письма;
я умру, а они полетят по миру
махая крылами большими такими.

 


* * *


Ты пиши, пиши писатель,
будет время — разберёмся
почему на книжной полке
столько много твоих книжек.

 


* * *


Один день из жизни поэта:
кресло, стол, кусок интернета.
Ведь поднимая пыль веков,
к чему сбирать пыль городов?

 


* * *


Белыми, ласковыми стихами
на чистых, прозрачных листах
мы о гадостях мира писали
в двух, трех, пятидесяти,
миллиардах словах!

 


* * *


Пока на земле живут такие поэты,
как я, мы не будем бояться за лето,
мы не будем бояться за зиму,
потому что я скоро сгину.

 


* * *


Пиши пока пишется,
рисуй пока рисуется —
скоро помирать.

 


* * *


Поэта видно по стихам,
а плотника по дереву.
Никому я не отдам
свою башку намеренно!

 


* * *


Что бы я ни делала,
как бы я ни старалась,
я нравлюсь даже троллям.
Просто у них работа такая.

 


* * *


Каждый писатель на этой планете —
диверсант с других миров.


* * *


Велик лишь тот, кто матами писать умеет.


* * *


Я б тоже матами писала, 
да детям начала писать стихи.

© «Стихи и Проза России»
Рег.№ 0250904 от 23 ноября 2016 в 05:05


Другие произведения автора:

Сахалинские каторжанки

История наша

Маша в хрущёвскую оттепель

Это произведение понравилось:
Рейтинг: +2Голосов: 2445 просмотров
Max Kapernik # 23 ноября 2016 в 12:22 0
Хотелось поставить дважды,
мне нравятся тексты Ваши.
Их много, разбейте однажды.
Их на отдельные файлы!
013smile  fm
Max Kapernik # 23 ноября 2016 в 12:25 0
Каждый писатель на этой планете —
диверсант с других миров.
013smile