СРЕЗ

Эту рецензию на книгу Кирилла Ковальджи я написал в пору, когда мы все активно сотрудничали при журнале Наша улица, который создал писатель Юрий Кувалдин. Кстати, ему принадлежало и издательство Книжный сад, где вышла книга Кирилла Владимировича. В неполном варианте печаталась в газете Культура, а в этом виде она вышла в журнале Наша улица. Вчера весь читающий русскую поэзию мир отмечал День рождения К.В. Ковальджи. Я тоже решил напомнить своими пятью копейками о роли поэтического слова уважаемого нами автора.

Сергей Каратов

С Р Е З

В издательстве «Книжный сад» писателя и издателя Юрия Кувалдина вышла новая по своей сути книга известного поэта Кирилла Ковальджи. Первая книга поэта, вышедшая в данном издательстве в 2000 году называлась «Невидимый порог». «Обратный Отсчет» - название очень удачно характеризует ее направленность: воспоминания, встречи со знаменитостями, лирические рассказы, розыгрыши в среде журналистов и поэтов, студенческие годы, забавные или грустные эпизоды из литературных закулис, размышления, дневниковые записи, новые стихи Ковальджи, переводы стихотворений зарубежных авторов.
Эта книга напоминает лоток золотоискателя, в котором из всей, тщательно промытой породы (в данном случае – жизни), остались разные по величине желтые крупицы драгоценного металла, то есть, вещи, представляющие литературную ценность, будь это короткое лирическое эссе, зафиксированный факт из жизни, критический материал, спор с оппонентом по тому или иному вопросу, связанному с литературой или политикой. 
Одна моя знакомая поэтесса, которую я приглашал в свою литературную студию, позднее в разговоре бросила такую фразу: «Руководитель литобъединения не может быть большим поэтом». Возможно, ей хотелось уколоть меня тем, что мне выпал такой путь в литературу. В ее представлении творческий человек обладает такой независимостью, которая позволяет ему только парить в облаках и не связывать себя никакой ответственностью перед земными делами и проблемами. Однако почти все литераторы, так или иначе, вынуждены были зарабатывать деньги службой, а не творчеством. И этот ее прикол вскорости к ней же и вернулся, поскольку она стала вести семинар в Литературном институте. А это та же самая студийная работа. Тем не менее, она считает себя фигурой заметной в поэтическом мире.
К чему я это говорю. Дело в том, что Кирилл Владимирович Ковальджи в советское время тоже много лет вел студию «Зеленая лампа» при журнале «Юность». Наверняка и он сталкивался с проблемой, которую создают молодые литераторы своему учителю и наставнику. Главная из которых – это не признавать творческих успехов старшего товарища. Вообще, приближение к себе амбициозной по большей части молодежи, дело не такое уж и благодарное. Однако Ковальджи как человек тонкий и мудрый, обладающий терпеливостью и педагогическим даром, не спасовал перед этими крайностями. Из его студии вышло много талантливых молодых поэтов. Многое отдавая от себя, он сумел набрать и свои поэтические очки: Кирилл Ковальджи вошел в число признанных поэтов конца двадцатого века, и этого никто не станет отрицать. Говоря про набираемые очки, я не оговорился. Он не был ярким эстрадником шестидесятых, которые быстро взлетали, суетно красовались перед многоместными аудиториями, и множество почитателей, подобно разноцветным осенним листьям, вовлекали в этот турбулентный поток. Но взлет требовал и лишних усилий, которые тратились на то, чтобы удержаться наверху. А это удавалось за счет невероятной работоспособности и социальных заказов, которые государство щедро оплачивало им. У Ковальджи как у истинного лирика, кажется, и не возникало потребности в поэтическом лидерстве. Лирика всегда была и остается вне большой политики или социума. А вот в своих литературных спорах или размышлениях он может позволить себе и политические высказывания. Но они носят характер не полемический, наступательный, а как бы для личного пользования: вот я такой, это мои взгляды и убеждения, и я их никому не навязываю. Я это связываю с тем, что у поэта есть своя позиция. Кому-то она может показаться прагматичной, то есть, не очень подходящей для поэта. Помните классика: «Поэзия должна быть глуповата». Но самому поэту не обязательно соответствовать этой установке.
Наиболее заметная, я бы сказал фундаментальная часть книги, названа автором «Моя мозаика». Она так и начинается с признания:
«Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной…» – с бОльшим основанием, чем Бродский, я повторяю его слова. Я и старше, и живу дольше, и разнообразия было не занимать. Конечно, личность Бродского, его характер, судьба отмечены печатью исключительности, в то время, как пишущий эти строки подобным похвастать не может и, благополучно добравшись до почтенного возраста, откровенно признается, что предъявлял к себе и жизни обыкновенные требования. Нормальные. И, хотя век мало тому способствовал, все-таки жизненную норму выполнил. Еще в отрочестве я пережил самую масштабную из войн – мировую, отчего навсегда стал абсолютным приверженцем мирной и естественной жизни». Далее он говорит о том, что в России это не по-русски, что поэтов или убивают или они сами себя приканчивают. Но он не принимает подобного рецепта для становления поэта.
С интересом читаю Ковальджи-критика. Маленькие главы в «Моей мозаике» «Русская черемуха», «Сердился на Бунина, Чехова…» навела на мысль, что не только я один стал пристальнее вчитываться в произведения наших классиков и находить всевозможные огрехи, которые очень точно выявил Кирилл Владимирович: отсутствие любви и эротики в любовных сценах в «Анне Карениной» у Льва Толстого, самоповторы у Чехова, неоправданно скомканная концовка в рассказе «Антигона» у Бунина. Казалось бы, имена, проверенные временем, обретшие незыблемость, забронзовевшие в нашем сознании, а, поди ж ты, и на солнце есть пятна…
«Слаб человек: от живого автора я бы как-нибудь отвертелся, а от умершего – не мог» - делает признание Кирилл Владимирович, что характеризует его как человека совестливого и добропорядочного. И он переводит стихи одного знакомого поэта по просьбе вдовы.
Оглядываться назад не такое уж простое дело. Говорить о том, что было, чаще всего занятие не очень перспективное: во-первых, о крупных событиях в государственных масштабах так или иначе уже все сказано, написаны книги, поставлены фильмы и тема, как говорится, закрыта; во-вторых, есть категория людей, которые вообще не любят оглядываться назад, а живут себе и радуются этому дню, чего, дескать, старое ворошить; в-третьих, может возникать сомнение, а так ли было на самом деле, может, автор в чем-то кривит душой, чего-то недоговаривает. Но, обращаясь к текстам Кирилла Ковальджи, не испытываешь дискомфорта от всех вышеназванных пунктиков: все очень достоверно изложено, на все события автор смотрит под собственным углом зрения, может быть, и не всем угодным, но своим.
Откровение автора заслуживает признательности: «Конечно, я верил в свою маленькую, случайную, как чудо, удачу, - как бы заигрывая с судьбой и не слишком принимая себя всерьез. Оставаясь самим собой, я по разным причинам не показываю себя в фокусе. Теперь – когда модно выставляться в каком угодно виде!»
Очень тонкая наблюдательность, доверительность в разговоре, умение прочувствовать и красиво изложить. Характерен пример с консультантом по американской литературе в Союзе писателей СССР, ее подобострастие ко всякому начальству. «Характер человека по-настоящему можно узнать, когда он станет твоим начальником» – сказал Эрих Мария Ремарк. Но и поведение товарища, оказавшегося в роли твоего подчиненного, тоже заслуживает особого изучения. 
Хотя в книге «Обратный Отсчет» автором огромное место уделено прозе, но все же, на мой взгляд, представленная небольшим блоком стихотворений поэзия,
«томов премногих тяжелей». В этом цикле есть настоящие шедевры. Пусть кто-то скажет, что поэзия рассчитана на любителя. Мне как поэту было весьма лестно, что недавно я оказался на пиру, на котором хозяин дома читал мои стихи, выучив их наизусть. Полгода назад я подарил ему последний сборник «Ожидание чуда», и чудо свершилось. Все вокруг были в восторге и с интересом отнеслись к моему творчеству. 
Я прочитал всю прозу, смеясь над забавными эпизодами с розыгрышами, с попаданиями впросак самого автора; умиляясь тому, как автор переживал за убившуюся в его комнате птицу; предавался воспоминаниям, когда автор рассказывал о жизни в студенческие годы. Но когда дошел до стихотворного цикла, то он просто порадовал меня. Кирилл Ковальджи пишет, что Галина Волчек призналась в том, что в последнее время предпочитает читать мемуары, а сам он остается верен художественным произведениям. Вот и для меня основное, магистральное творчество поэта оказалось предпочтительней его литературных ответвлений. Поэт может рисовать (М. Волошин), писать музыку (А. Грибоедов), быть архитектором (А. Вознесенкий), но его главное предназначение - это стихи.
В своем интервью для журнала «Наша улица» № 5 2003 г. Кирилл Ковальджи поведал главному редактору журнала Юрию Кувалдину о том, что ему свойственна «энергия заблуждения». Кирилл Владимирович делает такое признание: «Моя литературная «беспринципность» трактуется порой как житейская уклончивость, как отсутствие сильного характера (последнее – из высказывания С. Липкина о моих стихах). На поверхности действительно то ли зыбь, то ли рябь, но под ней все-таки неуклонное и вполне определенное течение». 
Пусть простит меня Кирилл Владимирович, но, несмотря на его «разветвленность», его прозу я считаю интересной, поучительной, информативной, местами несомненно глубокой и лиричной. Но поэзия вне сравнения. Она выше, значительней, раскованней, в ней нет политических привязок, нет мелкотемья, которое вкрадывается в прозаическую суету. Там все сколочено крепко и добротно. Разве можно сказать о таких стихах, что там нет сильного характера:
* * * 
Пророк 
наг,
а вождь – 
нагл.

Пророк 
бос,
а вождь –
босс!

Пророк –
бог,
а вождь –
вошь!

ПОКОЛЕНЧЕСКОЕ

В мире дурацких оценок
мы проживали, друзья.
Мы собирались на сцену,
нам говорили: нельзя.
Дескать, не значитесь в списке
к пьесе допущенных лиц;
ешьте в буфете сосиски
на бенефисе тупиц.
Лучших сживали со света
временщики, дурачье.
Чудилось – песенка спета,
хоть мы не пели ее…

Вам и не спеть. У свободы
новых актеров набор.
Для отстающих от моды
это уже приговор.

Дело не в моде однако,
суд у искусства не скор.
Ждите посмертного знака:
тот еще будет отбор!
Зачастую характер поэта проявляется в публицистических стихах, вспомним латинское изречение: «Когда вдохновения нет, рождается стих возмущеньем».
А Ковальджи – лирик, и требования к нему следует предъявлять сообразно его жанровой принадлежности. Никому и в голову не придет заставить тенора запеть басом. Время залечиват любые социальные раны, вследствие чего публицистический жанр быстро утрачивает свою значимость, а лирика наоборот ее набирает.
Роль большого художника в том и заключается, что он проблемы любой остроты умеет переплавить в себе и вынести на суд читателя не в виде сиюминутного отклика на какое-то событие, высказанного открытым текстом, а в виде сладкой начинки, погруженной в шоколадную глазурь образности и метафоричности, да еще и поданную в прекрасно оформленной лексической упаковке.

Как гласит латинское изречение "paulatim summa petuntur” (вершины достигаются не сразу), так и вершины, к которым шел Кирилл Ковальджи, дались ему нелегко: за спиной скитания по полям войны между Румынией и Советским Союзом, (родился он в Бессарабии) учеба в Одессе, в Москве, в Литературном институте им. М. Горького, работа в Кишиневе, возвращение в Москву и снова работа в журнале, в Союзе писателей. Всюду проявление безотказности, которую предполагает любая служба в чиновничьем аппарате, но по долгу поэтической службы он всегда оставался только лириком. Он в Литинституте учился на семинаре Евгения Долматовского, у которого позднее учился и я, и хорошо знаю, что Евгений Аронович никогда не учил и тем более не заставлял семинаристов писать на заказ. Это было его кредо, и напрасно те, кто близко не знал Долматовского, приписывают ему, будто бы он оказывал на своих учеников идеологическое давление. Он до конца дней был добропорядочным человеком, и очень многим ученикам помог в жизни. Об этом говорит и Ковальджи, когда его из-за шалости с самиздатовским журналом чуть было не выставили из института. Мне он тоже помог, но уже после окончания Литинститута, когда решался вопрос, как зацепиться в Москве. Евгений Аронович послал меня к своему фронтовому другу, который работал в строительной организации. Там я в общежитиях строителей создал литературное объединение, получил площадь и остался в столице. Так что не только стихосложению, но и доброму отношению к людям Кириллу Ковальджи, было у кого учиться. 
Как человек провинциальный, он подметил особенность столичных взаимоотношений в одном из своих новых стихотворений: «В селах принято, как дома, всем здороваться со всеми» А далее он говорит: «Но Москва не обкатала сокрушительным шаблоном одного провинциала…» И заканчивается это стихотворение замечательно: «Все болею той привычкой, все не верю я в ошибку, все ищу в толпе столичной узнавания улыбку».
Хочу привести полностью одно маленькое, но очень тонкое и изысканное стихотворение:

* * *
жемчужина – женщина

говорите – это не рифма?
но недаром в жемчужине слышится женщина
и анаграммой – мужчина
и, к счастью, муж и жена
а еще, к сожалению, - чужие…

«Непосвященных голос легковесен», но этого нельзя сказать об авторе книги «Обратный Отсчет». За время активной литературной жизни Ковальджи собрал огромный багаж по принципу «мои года –мое богатство». Но он выражает опасение, что он может пропасть всуе: много еще не записанного. 
Мудрость приходит с возрастом, и лучшим учебным пособием для человека становятся его собственные ошибки. Описание многих курьезных случаев из своей творческой и чиновничьей практики для Ковальджи носит характер поучительный, но уже не для автора, а для тех, кто соприкоснется с его книгой. Все в бытность догадывались, что генсек Брежнев не мог, да и не имел времени писать свои книги «Малая земля», «Целина», за которые его удостоили высокой честью – приняли в Союз писателей СССР… Но кто их писал за генсека, мы не могли знать. А вот тут, задним числом, мы начинам докапываться с помощью выговаривающихся в своих мемуарах людях старшего поколения, которые не захотели унести с собой большие или не очень большие тайны былых времен. Вот и Кирилл Ковальджи не избегнул того, чтоб приоткрыть завесу, отгораживавшую нас, простых писателей, от ее руководства. А там, как и наверху власти, все носило тот же характер подтасовок, когда за большого литературного начальника писались тексты докладов и пламенные речи для каких-то знаменательных дат. Вот одним из исполнителей этой неблагодарной черновой работы и не побоялся предстать перед своими читателями автор книги «Обратный Отсчет». Но написано это так искренне и честно, что не может быть и мысли, дабы обвинить человека в конформизме и уступчивости. Напротив, проникаешься сочувствием к судьбе маленького человека, затертого между мощными шестернями того механизма, который уже не работал, но создавал видимость какой-то деятельности. Да и с юмором это подано, что тоже только подкупает читателя. И, как говорят китайские мудрецы, «кто стоит на цыпочках, тот долго не устоит». Так оно и получилось с прежней системой.
Книга Кирилла Ковальджи представляет срез времени, в котором осели большие и малые истории из его жизни, стихи, переводы. Словно археолог, читатель может подойти к этому срезу, выкопать из стены кусочек ткани или пуговицу от костюма Ковальджи, который он купил на первый гонорар и попал в смешную ситуацию, когда чуть было ни лишился и костюма и денег, отданных за него.
Может вытащить страницу стихотворного текста, в котором поэт посетует на судьбу, хотя и не вполне оправданно:

«Ежедневной навьючен ответственностью,
между делом тружусь над строкой,
не замечен широкой общественностью
и страной…»

Люди, подобно крылатым насекомым, то и дело вьются, как вокруг своего ночного фонаря: одни вокруг науки, другие вокруг искусства, третьи вокруг политики; и вся их жизнь полна забот, связанных с тем, чтоб мелькать и быть заметным, как можно дальше и как можно дольше. Так устроен человек, что ему нелегко уходить на покой, а все еще хочется вращаться в обществе, пользоваться почетом и уважением. Человека, отошедшего от кипучих дел, реже навещают, приглашают куда-либо; мало, кто позвонит, поинтересуется его личной жизнью, творчеством, здоровьем. Но, насколько я вижу, Кирилл Ковальджи, уйдя от большой общественной жизни, не растерялся, не пал духом. Он, оказывается, прекрасно работает над мемуарами и стихами, подтверждением чему стала его интересная новая книга «Обратный Отсчет».

Август 2003 г.

.
Кирилл Ковальджи и Михаил Айвазян соведущие на моем юбилейном вечере

Другие произведения автора:

ПАТИНА

ЕСЛИ ЖИЗНЬ...

СВЕТ

Это произведение понравилось:

роман смирнов

Раиса Манухина

Нэля Котина