Как поссорились два друга

 

  

 

                                                Как поссорились два друга.

 

   Сидит в кресле, в своей квартире Иван Батурин и рассуждает. Не нравится ему этот  телефонный разговор со своим лучшим другом Михаилом Правдиным, который только что произошёл между ними. Настолько не нравится, что, кажется, ещё миг и задымится под Иваном кресло. Несправедливое обвинение, а это: хуже нет казни для честного человека. И сейчас Иван, как на электрическом стуле находится. И, похоже, что шансов у него избежать, этого незаслуженного наказания нет. Оно уже неотразимо, как вынесенный приговор. «Только за что он? И кем вынесен приговор, кто судья?» - тут надо разобраться.

   Батурин явно чувствует, как всё его тело накаляется, особенно голова. Она так и пышет жаром: «за что ему такая несправедливость? За что?» Он никак не может этого понять. Одно бесспорно, что по высшей мере старается всё «устроить» братец», задеть его. Такими словами  настоящие друзья не бросаются. И то, что он пьян сейчас, дела не меняет.

   - Ты хотел меня бросить тогда в тайге больного, - всё звучит в пылающем мозгу обвинение лучшего друга Михаила.

   - В рыло бы ему дать за такие слова, чтобы впредь думал, чем говорить так, - думает своё Иван. - Нажрался водочки, вот ему и острых ощущений захотелось. Всю семью в напряжении держит, теперь и до меня добрался.

   Не пил Правдин чуть ли, не двадцать лет, а теперь навёрстывает «упущенное счастье». Видите ли,  ему надо обязательно «расслабиться», а его семье как это терпеть? И про дружбу говорить нечего: «какая тут может быть дружба?»

    Еще в древности Аристотель сказал, что пьянство это добровольное сумасшествие. И это действительно так, лучше этого мудреца, смысл этой страшной болезни, так ясно,  никто не выразил.

   Бросили они пить почти одновременно, только Иван не даёт себе слабину: сказал всё, значит всё, и больше не пьёт он. И, как его не пытались уговорить некоторые друзья, выпить водочки, то он только смеётся им в лицо:

   - Захочу выпить водки, то я и без тебя это сделаю. Ты понял меня?

   - Всё! Извини Ваня! – вот и весь финал их разговора.

    Бывает, что и добавит Иван таким друзьям в назидание. А именно: «что по его понятию, только непьющий человек. И не иначе: может на эту тему кого-то учить». И сейчас только он непьющий человек, имеет на это право. Мысль его ясна и всем понятна, потому что к такому выводу он сам пришёл. И путь его очень сложным был.

   - Теперь я считаю, что человек по своей сути рождения, должен пить: молоко, водичку и соки. Спиртное ему самой природой противопоказано пить. И лучше человеку не испытывать себя на этом поприще. Никогда он верх в этом поединке не одержит.

   Ивану легче по жизни во всех отношениях, чем Михаилу, его лучшему другу. Он может, и крест на своё пузо наложить, не считает это зазорным. То есть перекреститься может в трудных ситуациях. А Правдин этого никогда не сделает у него свои убеждения на этот счёт, но это его личное право. Хотя в церковь оба принципиально не ходят, потому что и там не всё свято бывает. Тут у них всё сходится.

   Иван хорошо помнит, как его любимая бабушка. В ещё суровые для божьей веры советские времена, общалась с Господом Богом. Тогда и христианской церкви в городе не было. Но была у неё своя иконка привезённая с её родины, что висела на кухне, в обрамлении расшитых белых рушников. И она пережившая в своё время не раз голод, фашистскую оккупацию, смерть своих детей. Бывало что уединится тихо у иконы, и с чувством помолится. Потом вытрет свои слёзы, кончиками белого платочка, и на её душе легче становится.

   Всю свою боль она в своей душе держала. Так и дожила она остаток своей жизни, никому, не мешая в этом сложном мире.

   И тогда не за себя молилась бабушка, а за души своих умерших детей просила. И пуще всего за тех людей,  кто жив остался, и за внуков своих малых. Что бы они без войны жили, и такого лиха, как ей досталось в жизни, никогда не видели. «За всех настрадалась!»

   Тут Михаил всегда смеялся над Иваном. Хоть и коммунистом он никогда не был, но на этот счёт у него всегда была своя позиция железного атеиста. От этого и искрятся его голубые глаза лихим задором.

   - Я видел, как ты перекрестился, когда мы из рёлки в рёлку через болото переходили.

   - И что ты Ванька, во всю эту ерунду веришь?

   Не хочется Ивану перед другом исповедоваться, но другого выхода у него нет.

   - Я верю, только в церковь не хожу: и там порядка нет!

   - И перекреститься, лишним не считаю, потому что я с самого рождения крещёный: в Москве меня бабушка, да тётки мои крестили. Я тогда ещё и не помнил себя, и года мне не было.

   - В трудную минуту мне так легче обрести свой душевный покой, и равновесие! Именно так обретаю уверенность в себе.

   - Ишь, как ты заговорил! – смеётся весело Михаил. - Ну-ну! А мне всё ничего, так проще жить!

   Но и он должен был согласиться с этим «научным» доводом друга атеиста. Уверен был в себе Батурин в трудную минуту. Для Ивана практически не было препятствий. Мог тот и через  бурную реку в трудную минуту переправиться,  с полным полителеновым мешком груза, туда все его дорожные вещи были уложены. И мало того,  ещё и «багаж» был добавлен: грибы да ягоды. И с охотничьим оружием так же переправлялся Иван, чему научил и Михаила, своего друга. И не раз они вместе судьбу испытывали, и целы оставались.

   Удивительной плавучестью обладал этот импровизированный плотик, не хуже поплавка на воде держится, хоть самому путешественнику на него садись. Вот тебе и завязанный мешок, даже не верится, что он может такую добрую службу сослужить людям.

   И в проруби, купаться научил Иван Михаила. Тот сам, никогда бы до этого личного «сервиса» не додумался, потому что в этом направлении его мысль просто не работала. А когда попробовал Миша, то понял, что действительно есть «блаженство на нашей маленькой земле». Прав Иван, иначе тут не скажешь.

   - Так с Природой едино стоишь: её маленькая песчинка в безбрежном океане Вселенной, но теперь ты могуч её духом. Ты человек, и её сын! 

   В общем, хорошо они раньше дружили, и многому учились друг у друга. И их семьи так же завидно дружили. Жили все дружно, как родные держались: и взрослые и дети. И это было сразу заметно, и не раз людьми отмечалось, редко такая дружба  бывает. Так незаметно и тридцать лет прошло их дружбе.

   - Слышишь братан? – весело говорит  Иван Михаилу в телефон. – Встретил вчера Чуркину, соседку нашу. Так она мне говорит, и ты только послушай что: «как вы пили с Мишей раньше? А теперь столько лет оба непьющие, и дружите так хорошо»! - Никогда бы не поверила, что вы пить не будите, и такое вообще  возможно?»

   - Это кто так сказал? - Чуркина? – не на шутку закипает Михаил, он очень недоволен сделанным в их адрес заявлением бывшей соседки. Как она так могла?

   И, как в песне народной поётся: «вскипает ярость благородная, вскипает как волна, идёт война народная….

  - Да они сами со своим Петей-чекушкой, каждый день вдрызг напивались, а потом обязательно драку в доме устраивали. И сейчас они не лучше живут, каждый день концерт соседям устраивают. – Уж, кому бы это говорить, только не им! Доберусь я до них, устрою им чих-пых!

   - Да брось братан с ними связываться, не стоят они того, - успокаивает Иван своего друга Михаила. – В чужом глазу и соринку видно, а в своём и бренно не видать.

   Так они и звали всегда друг друга: «братан, да братан», потому, что своих родных в городе у них не было. Все их родные  жили далеко от них, а Россия страна большая, и просторы её великие, чуть ли не растерялись они там. Но без родни тоже тяжело жить людям, вот и роднились две семьи. Чуть какое-то счастье или радость у них, то сразу же друг с другом делятся. Или помощь какая-то нужна была, то это без всяких проблем у них: все с хода решалось.

   Но видно, что соседка Чуркина сглазила эту дружбу, иначе перемену в их отношениях  не назовёшь. А началось всё с того что Михаил стал себе позволять выпить немного по праздникам. Позабылось ему за длительные годы трезвой жизни, как его донимала поджелудочная железа в молодости. Не одну операцию перенёс тогда Михаил, страшные боли вытерпел. И Иван всегда готов был оказать другу посильную помощь, и семье Михаила тоже. А время тогда тяжёлое было, девяностые годы, развал в стране. Медицина превратилась в инструмент наживы, все решали только деньги. Но как назло их в рабочей семье Правдиных не было. Хотя благодарностей и наград за отличную работу у Михаила было столько, что хоть выставку делай на дому.

   Плачет жена Михаила, все глаза проплакала: «я не знаю, что делать Иван. Совсем плохой стал Михаил после операции, а врач даже говорить со мной не хочет. Мест в палате нет, так его кровать в коридоре поставили. Такое ощущение, что помирать его отправили.

   - А ещё, плохие мне сны снятся Иван. А тут, и врач со мной разговаривать не хочет, вроде избегает меня. Хоть что-то бы мне сказал, и на душе легче бы стало. И я ему ничего сказать не могу толком: не знаю почему, сразу плачу. Чувствует моё сердце, что добром это не кончится: прямо стена какая-то между нами. И опять эти сны навязчиво повторяются, как будто бы беда нас ждёт.

   - Не плачь Светлана, я сам с врачом поговорю. Может тот деньги так вымогает, может какая-то другая причина есть, но поговорить нам надо обязательно.

   Едет Иван  Батурин в областную больницу и долго поджидает главного врача у его кабинета, тот никого не принимает. И наконец-то врач выходит в коридор. Его холёноё лицо покрыто детским румянцем, хотя волосы уже с большой проседью. Удивительный контраст «разных живых материй», хотя одно уже ясно точно, что плохо главный врач не живёт.

   - Я по поводу Правдина Михаила, его болезни. Я хочу знать всю правду.

   - Мне некогда разговаривать с вами, ему нужна ещё одна операция, что будет с ним дальше, я не знаю,  - и врач пытается обойти Батурина стоящего на его пути.

   Знает Иван, что в их городе странные дела творятся. Даже газета «Аргументы и Факты», официально подтвердила: ясно ответила на вопрос одного читателя. Что три города в России официально занимаются трансплантацией человеческих органов. И их город является таким «славным донором». Как тут будешь спокойным человеком, если ты живёшь в нём, и такие чудеса рядом с тобой творятся.

   Здоровьем Михаила Бог не обидел, да и возраст его позволяет ему быть хорошим донором,  и родственников у него в городе нет. Многое тут сходится. А в честность наших врачей,  в наше продажное время верить не приходится, им зарезать человека проще, чем муху прихлопнуть.

   Пусть Светлана ничего не знает, ей и так боли хватает и своей и Михаила, а ему надо действовать. И Иван не даёт главному врачу проскользнуть мимо его.

   - Я не верю в честность наших врачей, и тому есть основательные причины, поэтому лично вас хочу предупредить. Подумал и добавил: «на всякий случай», потом поздно будет».

   - Если что-то случится с моим братом Правдиным Михаилом, то я молчать не буду. Ты сам, со всем своим коллективом мне ответишь за его смерть. И не один я так думаю, тут статистика налицо. Обязательно ответишь.

   - Ты мне угрожаешь? – взвился врач как ужаленный. – И откуда ты братик его  разлюбезнейший  взялся?

   – Нет, я просто высказался на этот счет. Такого права у меня никто не отнимал: всё согласно нашей действующей Конституции.

   Через час Иван был на приёме в областном здравотделе. Беседовал с заместителем начальника, потом с начальником здравотдела. Всё, что было у него на душе, то он и высказал им по поводу своего недоверия нашей медицине, и действия врача больницы.

   Мог Иван Батурин говорить убедительно, был у него такой дар от природы. И седые врачи, в данном случае чиновники, слушали его, внимательно, не перебивая.

   - Не надо впадать в  крайности, - говорит ему начальник здравотдела. – Мы во всём разберёмся, и  без последствий для главного врача,  этот случай не останется.

   - Всё что надо мы сделаем для вашего брата, в этом вы можете не сомневаться. И не надо плохо думать о врачах вообще. И нам теперь не сладко приходится: «время такое»

   Пожали они друг другу руки, уже как добрые  знакомые, и ушёл Иван домой. И только за дверью  он понял, что очень устал сейчас. Кончики пальцев на его руках невольно подрагивали от напряжения, а на спину, будто рюкзак с камнями одели. Но главное, что он всё, что мог сделать, то сделал для своего брата. И никогда сам уже не сможет упрекнуть себя в малодушии, или бездействии.

   Сделали Михаилу и вторую операцию, и, похоже, было, что дело пошло на поправку. Уже светились глаза задором у Правдина: «ты ведь знаешь меня братан, всё у нас будет хорошо, иначе и быть, не может! Спасибо тебе!

   - Конечно, всё будет хорошо брат, я в этом не сомневаюсь, - отвечает ему счастливый Иван. – Иначе и быть не может!

   Мало того, так Михаил сам нашёл для себя где-то оздоровительную систему «по-своему профилю», и строго стал придерживаться определённого там распорядка жизни. И ещё одна истина стала ясна ему, что ни одна система в мире, не может сочетаться с алкоголем. Поэтому на это дело, имелся в виду алкоголь,  им самим было наложено основательное табу.

   Однако процесс выздоровления  не взял полного верха над болезнью. Весною и осенью начинались воспалительные процессы, и это было, по словам медиков, «для этой болезни закономерным явлением». А в остальное время года всё у него было прекрасно, и можно было полностью радоваться нормальной человеческой жизни, болезнь никак не проявляла себя.

   Идут зимой весело два братана на охоту: поставить петли, да половить зайцев. Молодые они тогда были и сильные, и отчего им не радоваться красоте природы. Вот и счастливы они. Да ещё если им у костра чайком побаловаться, со свежезаваренным шиповником, что можно было тут же сорвать, только руку протяни. Но наша жизнь так и создана, что не может она существовать без трудностей. Она всегда как бы проверяет человека на прочность, воспитывает его характер. Порой, заставляя человека преодолевать разные  физические и духовные препятствия, или отказаться от их преодоления, тогда человек сам обрекает себя на медленную погибель. Тут своя нива жизни есть, всё осмысленно.

   Слова: жить, жать, и жито, родные не только по смыслу слова, - это выраженная словами и делами, духовная и физическая наша жизнь. Если себе всё образно представить, то выращенная пшеница в поле это – жито. Именно так её называют издревле на Руси, Белоруссии, Украине.

   Её надо сначала вырастить. Затем жатва, то есть скосить косой или серпом. Собрать в снопы. И далее собирать уже по зёрнышку, чтобы потом испечь хлеб, для нашей физической жизни. Остаётся жнивьё – скошенное поле, где каждая соломинка это твой долгий труд, и ты можешь поглядеть на него.

   Старые люди говорят, что и перед смертью так образно бывает: ещё раз человек может увидеть «всё своё поле» жизни. Разом себе представить перед глазами всю свою долгую жизнь на этом «от природы плодородном поле». 

   И опять же, труд и трудности – артерия этой жизни: прервать её никак нельзя, это неразумно, тут всё свыше продумано. И что ещё удивительно: все события выстроены в одну необозримую нам цепочку. И как оказывается потом «порожнего звена там не бывает», всё связано воедино. Так и сейчас.  

   Уже на переходе из одной рёлки в другую, а место болотистое попалось. Некогда  было выбирать дорогу охотникам, вот и залезли туда. Хоть и снег кругом, а кочки из-под него, как сваи торчат. Да ещё после пожара, чёрные, что кабаньи морды. Поскользнулся Михаил на макушке заснеженной кочки, и по инерции вперёд улетел: упал он, и ударился боком о другую кочку. И хоть та в снегу была, но силу удара это мало смягчило, боль до самых мозгов достала.

   А Иван себе дальше по кочкам скачет, разогнался он, «и, как танк вперёд прёт». Уже на десяток метров вырвался, и как в детстве весело ему. Совсем ошалел мужик  от своей шальной  силы, ловкости и снега. 

   Видел он краем глаза, как упал Михаил, но для него это обычное явление. Подумаешь, что упал зимой: поднялся, отряхнулся и дальше пошёл. Какие тут проблемы? Какая невидаль?

   А исходил он по тайге немало, и чаще всего один ходил. Не воспринял он тогда всё это падение Правдина всерьёз, «не на той серьёзной волне он был». У него уже «зайцы в голове прыгали», непроверенные петли с добычей перед глазами были. И азарт неугомонной души его,  весело гнал, как и любого охотника только вперёд. Но бросать одного человека в лесу: такого «упаси Боже», в его голове не было.

   Но вот он остановился и стал возвращаться  к своему напарнику. И сам себе весело говорит «стоп машины», осмотреться Ваня надо.

   - Ты что там развалился на снегу, лежишь, как селёдка на камбузе, - и продолжил.  - Не лето красное на дворе: «догоняй!» А то простынешь!

   Видите ли, весело Ивану: «вот тебе и «догоняй!». Не понимает он ещё всей серьёзности падения Михаила. А тому и сказать нечего, дыхание в груди спёрло.

   Но тут Иван увидел бледное лицо Михаила, его округлившиеся большие глаза, которые сейчас потеряли всю свою былую синеву, и понял что боль у того не шуточная. Но по-другому вести себя Иван уже не мог. Человек многоопытный он понимал сейчас, что подсознательно страх уже овладел его «братом», и через эту боль его разумом. А боли тот натерпелся достаточно за весь период своей болезни. И подсознательно уже боялся её внезапного появления.

   Но главное сейчас, как считал Иван, не дать места общей панике, это последнее дело «на корабле», хуже её ничего не бывает. Часто сами гибнут люди, как это ни странно звучит.

   Помог он подняться Михаилу, отряхнул его куртку от снега, спросил, что у него болит. И уже потом, всё так же, как и раньше задорно говорит. Для него главное сейчас, не подыгрывать своему брату, иначе тот совсем расквасится.

   - Ерунда, и хуже бывает, - а затем ещё добавил. – Расходишься охотник, и тебе легче будет. Надо потихоньку двигаться тебе, и боль сама постепенно уйдёт. На охоте всякое бывает, и такое тоже.

   Но Михаила словно заклинило на своём, не мог он оправиться от душевного потрясения, и это было заметно на лице. Как говорится в народе: «небо с овчинку показалось».

   - Ты что и вправду хотел меня бросить здесь помирать на снегу, всё вперёд рвёшься?

   Не стал его разубеждать Иван, знал, что не надо этого делать сейчас, бесполезное это занятие, сначала пусть тот придёт в себя.

   - Конечно! Ты упал братан, я перешагнул через тебя, и дальше пошёл: так в плохих детективных романах всё делается. А ты их начитался вдоволь, сам ведь знаешь!

   Всё это задорно, со смехом было сказано. Тогда иначе и поступить нельзя было. И Михаил опять растерялся. По его побледневшему лицу сразу заметались заметные тени сомнения, уже не стало  у него прежней уверенности в своих словах.

   И всё это на глазах Ивана происходило: «засомневался братан, и то хорошо!»

   - Всё же, «подсознательно уверен Михаил», что никогда Иван не поступил бы так. Но сейчас, во всём боль  виновата, вот и высказался он. Пошёл против своего сознания.

   Всё это мигом происходит: душевная слабость наружу прорывается. И не хочется потом даже самому себе в этом признаваться. И оба они всё это понимали тогда. 

   Но ещё получается интересно, что и тогда полной ясности у них не было. И жизнь подтверждает своё правило, что никогда звенья одной цепи не прерываются,  даже во времени!

   Сжал Михаил свои зубы и уже ничего не говорит  Ивану, а потихоньку со стоном стал двигаться вперёд. Так потихоньку, охотники и выбирались из тайги до трассы с частыми остановками и перекурами. А дома Правдин  ушёл на больничный. Но это уже было всё закономерно: дом, есть дом! Это не заснеженная тайга!

   Проходит год, и в их дружбе вроде ничего не изменилось, к теме той заячьей охоты они уже  никогда не возвращались. И уже снова подходит осень с её богатым урожаем клюквы. Как тут дома усидишь? Конечно, нет!

   Но тут, как назло у Михаила опять наступило обострение старой болезни, что было закономерно для этого периода времени. Не захотел Михаил Правдин дома оставаться, а поехал с Иваном за клюквой, да ещё на велосипедах в такую даль «попёрлись».

   Никто не мог его отговорить от этого мероприятия: ни жена, ни Иван, ни дети. Ни в чём не хотел он от Ивана отставать, это уже стало правилом его жизни. Знал он прекрасно, что тот и без него поедет. И даже в таком состоянии, как у него сейчас – поедет! В этом они  похожи друг на друга: завидные упрямцы.

   Конечно, это было личное дело Михаила: ехать или не ехать ему. Никто в его «шкуру» залезть не может», и не в состоянии всю его боль прочувствовать. Но скорее всего тут упрямство виновато, иначе всё это трудно было объяснить.

  - А разум? Наверно начертано так судьбою.

   Потихоньку ягодники добрались до места, а путь это был не малый. Все двадцать километров надо было проехать по дороге, если от дома их считать. И ни разу Михаил не изъявил желания вернуться домой, хотя это был бы самый разумный вариант в его положении. Но молчит он.

    Чем тогда мог помочь ему Иван, даже сейчас себе трудно это представить. Тогда всё зависело только от самого Михаила Правдина. И силой тут ничего не сделаешь, и испугом не возьмёшь.

   - Хотя тут большой вопрос имеется? Недаром люди говорят, что обезумело животное от страха, и так далее: нет страху границ!  И у людей всё так же происходит, только признаваться в этом вряд ли кто захочет. Тяжело это сделать человеку!

   А ягоды было море, как никогда она уродилась в этом году, вся крупная и ядрёная, такой урожай  собирать: не нарадуешься. Но Михаилу не до ягоды стало, не может он себе места найти, не отступает боль от него. Видно не на шутку растревожил он все свои внутренности, пока добрались до места. Братан уже и на мох ложился, и сидел у лиственницы в тени, но это мало помогало ему. А на корточках собирать ягоду ещё хуже.

   - Давай домой собираться, - говорит он Ивану спокойно. – Не могу я больше!

   А тому жалко бросить такую ягоду, редко такая красота в природе бывает. И добрать «пятачёк» очень хочется, всего ничего осталось. Но затем и он понял, что лучше Михаилу уже не будет, и надо им  выбираться к дороге. На пределе терпения тот находится.

   - Иди потихоньку Миша до велосипедов наших, что время зазря терять. Пока ты доберёшься до велосипедов, то я это место выберу и тебя догоню. Тропа здесь одна и ты не собьёшься, не один раз мы с тобой здесь ходили.

   Вроде нашли они компромисс, и ничего не возразил Михаил другу. И вроде разумно всё было: тут нечего не скажешь. Повернулся Миша в сторону дома, и потихоньку пошёл по тропинке на выход из леса.

   А у Ивана на душе не спокойно. Понимает он, что, что-то не так сделал. Хотя, какая здесь обида может быть. И Михаил, в данной ситуации поступил бы так же: азарт штука серьёзная, и только! И где он грань переступил тогда, трудно определить сразу.

   Покрутился он ещё немного по ягоднику, «сбил верхушки с ягоды», и скорее Михаила догонять. Но возле велосипедов Правдина не было, и его велосипеда тоже не было.

   - Быстро он добрался до велосипеда, никак бы не подумал. Но и это хорошо: всё ближе им к дому добираться. Быстро тот ехать не может, а значит, что и далеко не отъехал, догоню его.

    Но, как, ни рвался Иван вперёд, весь от пота мокрый, а Михаила всё нет и нет впереди. Не знал ягодник тогда, что Михаил сразу свернул с трассы, как только дачи увидел. Как говорят спортсмены: «сошёл с трассы». Хотя об этом они не договаривались.

   Страх и боль подстегнули его это сделать, они всегда были сильнее воли человека. И к  людям тот за лекарством  потянулся: «хоть какую-то таблетку выпить». Трудно его здесь осуждать.

  А у Ивана и мысли такой не было, что свернул друг с дороги. Знает он, что Правдин  где-то впереди должен ехать. Жмёт со всей силы на педали, и уже понимает, что маловероятно всё это, не может тот так быстро ехать. Но впереди на дороге никого нет.

   - Может машина какая-нибудь подобрала? – И нет ему никакого ответа.

   Ругает он себя за то, что сразу не пошёл с Михаилом, и ягода уже не нужна ему.

  - Получается сейчас, что смалодушничал он. Но это не правда! Не было у него мысли бросать друга: только сам себя наказал! Устроил погоню за ушедшей чужой мыслью. 

   Михаил подъехал к одному дачному домику, где были люди. Там у стариков нашлась обезболивающая таблетка. Выпил её Михаил и прилёг на топчан отдохнуть. Хорошие люди понимали его состояние, и дали ему этот долгожданный отдых.

   Через час хозяева собирались ехать домой, и пообещали взять Михаила с собой, вместе с велосипедом. Так оно всё и получилось, как обещали старики, так они и сделали.

  - Вряд ли Михаил тогда думал об Иване, что тот «крутит где-то педали». И что тот потерял его и ищет по сторонам, глядит по обочине.

  - Скорее всего, друг думал только о себе, - и никогда в жизни Иван не осудил его за это.

  - Сам виноват! - так и мытарилась его душа в одиночку! – Но никто об этом ничего не знал, и он не говорил.

   И как только добрался до дома, то сразу к телефону побежал: «где Михаил?

   Не понимает ничего Светлана, его жена: «вы же вместе уехали, и болен он».

  - Это у тебя надо спросить Ваня: объясни, как вы там растерялись?

   Она безоговорочно верит Батурину, не сомневается в его порядочности, и понимает что всё это сплошное недоразумение. Плохого там ничего не могло быть: но где Михаил?

   Рассказал ей всё Иван, всё что знает, и больше ему добавить нечего.

  - Я думал, что его какая-нибудь машина подвезла, потому что раньше меня он приехать не мог.

  - Подождём ещё немного, может и появится дома, если позже меня незамеченный едет. А там сам поеду его искать, другого выхода нет.

   - Что Ваня делать будешь, ведь ты столько километров проехал за день, да ещё пешком находился. Как ты поедешь один?

   - Сам виноват, надо было нам вместе из тайги уходить! Выдержу!

   - Поэтому у меня и сложилось святое правило в жизни: одному везде по тайге ходить.  Тогда ты только за себя отвечаешь. Как говорится «все карты в твоих руках», и краплёной карты быть не может. Значит и раздора никакого, как повезёт тебе!

   - А так: каждый на себя играет, как хочет или может! Про совесть в картах речь не ведётся, и не обсуждается игроками.

  - Всё это образно сказано жёнушка: вот и сейчас я дурак, и нет мне оправдания.

  - На кон чужая жизнь поставлена, и в тупике я!

  - Поэтому, при всех обстоятельствах легче только за себя отвечать!

  - И хоть у Маяковского сказано, что «голос единицы тоньше мышиного писка». Но это в толпе так, а так он молнии подобный – это мысль! И не обязательно гром должен быть, душе это не требуется!

   Но уже всё случилось, и Иван осматривает свой велосипед. В больнице Михаила нет, и дома нет. Был бы в милиции, давно сообщили. Но у выхода его остановил звонок телефона. Светлана сообщила, что Михаил дома появился, подвёз его кто-то на машине до дома.

   - А где он был всё это время?

   - На даче какой-то, хозяева его и привезли, когда сами поехали, - и добавила. – Отдыхает он, полегче ему стало. 

  - Перекрестился Иван, гора с плеч упала: жив братан его и это самое главное сейчас.

   Когда они встретились, то Михаил, пряча глаза, сказал резко: «хуже мне стало, вот и зарулил я на дачи, хоть таблетку нашёл».

   - А я дурак до дома на велосипеде «шпарил», тебя всё искал.

   - Но ладно обошлось всё: и хорошо, что так закончилось.

   Но тут ошибка вышла. Пока не пил Михаил, то всё у них было хорошо. И так чуть не двадцать лет прошло. А как начал тот к рюмочке прикладываться, то и душе его высказаться захотелось: «расслабуха у него покатила». Но это для него так хорошо, другим не сладко было, все в напряжении жили.

   Праздник, люди за столом у Михаила. И Иван у него с женой, как почётные гости сидят: родные, как-никак! Выпил Правдин хорошо водочки, и говорит братану своему: «А ты помнишь, как ты меня в тайге бросил?

   Растерялся Иван и не знает, что ему ответить, перепил друг и все это видят. Но всё равно неприятно на душе стало, никогда у него не было в голове такой мысли. И даже чужого человека он в тайге не оставил бы, а тут?

   Переглянулись гости, они ничего не понимают, но и им бы хотелось «в душу» братанам заглянуть. Просто, ради любопытства и только, не всё у них хорошо.

   А у Правдина сейчас душа нараспашку, глаза огнём пылают: он «праду-матку, «режет».  Всем своим видом он ответа требует.

   Увели его в другую комнату. И Светлана говорит Ивану: «да не обращай ты внимания, он и нас всех дома «строит». Как стал пить, совсем человеческий облик потерял!»

  - Поговори ты с ним, он только тебя и слушается. А так: ни детей, ни меня, орёт на нас, как потерпевший кораблекрушение.

   Плохо было «брату» на следующий день, и прятал тот глаза от Ивана: «больше пить не буду: «завязывать надо братан!» 

   - Ты ведь меня знаешь!

   Но раз смолчал Иван, то Михаил почувствовал уверенность в себе и с каждой пьянкой, хоть и не часто всё это было, всё стало повторяться. Очень хотелось ему Ивана за душу задеть: «Ты бросил меня в тайге…». Это был уже коронный номер в его программе пьяных выступлений. Не часто, но всё равно обидно слышать.

   Не стали они уже себя братьями называть, как говорится: «язык не поворачивается сказать такое». И даже больше, терпение у Ивана совсем закончилось. И он твёрдо решил для себя, что обязательно скажет своему «братану» своё мнение на этот счёт. Как только «нажрётся» тот и позвонит, так сразу и скажет ему. Другого  выхода у него нет. Может это Правдина образумит, и не будет тот больше людей зазря обижать.

   - Видите ли, приятно ему в лицо людям посмотреть, а мне?

   И слова такие сейчас просятся у Ивана на язык, что тяжелее их не придумаешь:

  - Если бы я бросил тебя Правдин  в тайге тогда, хоть один раз! То тебе бы «правдолюб» тогда хуже в сто раз пришлось.

   - Ты струсил оба раза, «за свою шкуру» испугался: погибнуть мог. Но ты боишься в этом признаться!

  - Так, кто-кого, бросил? Тебя спрашиваю!?

  - Вот и послушай теперь трезвого человека:

  - Меня никак нельзя обвинить в трусости, а ты….Думай сам в этом русле.

   Но лучше бы до этого дело не дошло у «братанов», чаша терпения уже через край полнится.

 

                                                         1  декабря 2014 г

Другие произведения автора:

Мои забытые сказания. Трудяга мерин

Доля казачья 9. Сотник

ОСЫ