Скалы облаков

пока здесь выложен черновик

«Но не видать беды, коль на ногах стоим»

Аркона - Невидаль

- Спасите! – громкий крик прорезал дневной быт деревенской жизни. Среди гулко-лающих собак, тихо квохчущих куриных стай, быстрая перебежка тоненьких молоденьких ног девушки, стучала звонко. Она резко повторила: «Спасите!», - глядя на соседей, но они не отозвались, сделав вид, что не слышат её просьб. Девушка смотрела как четыре женщины и юный ребенок, согнувшись, рвали бурьян в огороде. В глазах Нины проступили слезы отчаянья. Вновь ей стало страшно. И  сейчас даже не так было ужасно осознавать за спиной гнилого похотливого казака, ее сердце сжалось от людского бездушия. Диким ветром через секунду Нина промчалась мимо них и эти молчаливые сплетницы остались позади. Спиной она ощутила их взгляды. Она бежала над деревянными плетеными заборами и покосившимися хатами. Неожиданно ей пришла мысль, что необходимо заскочить к тетке Фроське. Она очень скандальная женщина, посему люди стараются не тревожить её разными раздорами, но при этом очень справедливая. Беглянка повернула к ее двору и через миг вбежала в хату. Впопыхах она объяснила свое поведение, и хозяйка указала рукой на печку. Девушка мигом прыгнула на табуретку и заскочила на нее, задвинула занавеску и начала глубоко дышать. Не успев и пару раз вдохнуть, как комнату осветило солнечным светом. В комнату влетел разъяренный мужчина в казачьей форме. Он кинулся внутрь, но грузная женщина перстью уткнулась в него и явно не желала впускать незваного гостя внутрь. Нина не видела происходящего, но всем сердцем ощущала отвращение к мужчине и питала теплом к старухе.

- Уйди, старая, – хриплым криком огрызнулся казак. - Не мешай, она моя! Я ее выиграл.

Но хозяйка, сжала его за запястья, своими руками и пристально взглянула в бесстыжие глаза. Ее удивительно-глубокие карие глаза заставили содрогнуться казака.

- Ишь, чего удумал! Человека выиграл! А если б она была твоей дочерью? – скрестив руки на груди, спросила женщина. На один миг лицо мужчины переменилось, но после он взглянул с пренебрежением на женщину.

Сильным, замашистым ударом он шваркнул на женщину ведро. По ней потекли холодные потоки воды. Женщина широко раскрыла рот, вдохнула глубоко воздух и схватив швабру кинулась на казака. Палка громко шмякнула по его спине, но изворотливый и нахальный мужлан выхватил ее из рук женщины и отбросил в сторону… Быстрым движением вытащил из ножен шашку и замахнулся. В этот миг из-за печи девушка крикнула: «Остановитесь, она ни в чем не виновна. Я выйду». Казак опустил шпагу. Нина слезла с печи. Его беглые, зеленые глаза кружились по комнате от страха. Внезапно тишина насторожила хозяйку. Казак всунул обратно оружие и встал, готовясь  к объятию с девушкой.

Нина стояла, как вкопанная. Она понимала, что убежать у нее нет шанса, а оставаться на месте - смерти подобно. Девушка глубоко дышала и испуганно глядела на мужчину. Его спортивное телосложение тряслось от вожделения. Он готов был тот час стащить свою форму с себя и раздеть молодую, еще не вкусившую яд мужского начала, девушку. В его глазах был огонь. Он и сам не понимал, что он делает. Его левая нога тряслась пуще остального тела.

- Пошли,- тихо прошептал казак. Он сделал первый шаг, но потом остановился. Девушка не шелохнулась. Он ограчил ее своим пытливым взглядом. Хозяйка стояла, молча, возле двери. Она повернулась к выходу и быстро замкнула проход навесным замком.

- Выйдешь только через мой труп… - вмешалась хозяйка. Её тон не оставлял сомнений в том что она согласна порешить с собственной жизнью, ради девичьей чистоты.

Мужчина хитро улыбнулся и вновь достал свою шашку. Но, не успев замахнуться, как почувствовал, что к виску представилось ружье. Он осторожно повернул голову. Рядом стоял немец. Его серый военный костюм блестел чистотой. А блеск его глаз – был подобен сверлу.

- Брось ее на пол – сказал немец, кивком головы указав на шашку. Казак разжал пальцы, и железка грохнулась на пол.

- Подними, - сказала тетя Фрося Нине. Девушка осторожно наклонилась и быстро подняла оружие.

- Иди домой, барышня,- посоветовал немец. Он смотрел на Нину совсем иначе чем казак, но она боялась его ещё сильнее. Дрожащие пальцы еле держали шашку, и Нина думала что уронит её на пол.

Глаза девушки были в недоумении. Она держалась стойко, но только она сама знала чего стоило это спокойствие. Тихим, бесшумным шагом девушка добралась до двери, открыла их ключом и мигом рванулась по двору, а затем и по улице. В комнату доносился лишь собачий лай, сопровождающий девушку. Она мчалась, не ощущая своей души в теле. И лишь когда остановилась над калиткой отцовского дома, поняла что держит в руках ключ и ржавый замок. Страх отошел на второй план… Нина стояла и думала, войти ли в дом, где ее отец проиграл в карты.

В глазах проступил страшный отрезок её короткой жизни. Вчера вечером, когда отец пришёл с работы, он долго о чём-то судачил с матерью, а после плакал, как нашкодивший ребёнок. Он не ужинал, не разговаривал, лишь курил папиросу, за папиросой. Таким хмурым он ещё не был никогда. Дочка хотела поговорить с ним о его тоске, да не решилась. Вечер тянулся чудовищно медленно. Время будто застревало в прогалинах земли. Семья не понимала отчего в отце произошли такие перемены. Мать как ни в чём не бывало, варила ужин и не говорила детям о грядущем изменении в их жизни. Лишь старшая дочь Нина, обратила своё внимание на материнский взгляд, который был мёртвым. Вначале девушка не придала этому значения, но когда в хату вошли казаки, до неё дошло почему её родители молчали весь вечер. Вошедшие мужчины грубо предложили сыграть партию в карты и Нининому отцу не удалось отказаться. Он приводил разные доводы, отказывался, но гости всякий раз настаивали решительней. Мужчины не давали никому выйти из комнаты, и давили на семью своей наглостью и силой. Нина слышала от людей ради каких целей в гости приходит этот казачий отряд, она заранее простила своих родителей. Ей нужно было незаметно взять кухонный нож и завернуть его в женское бельё. Она весь вечер была сама не своя, но так как мать всё время крутилась над столом, дочке не удалось взять нож. Потом она вспомнила что ещё один нож лежит во дворе. Он был туп, но всёже траву он резал. Девушка старалась незаметно подкрасться к двери, но опытный военный взгляд казаков ловил все её движения и  мужики не давали выйти на улицу. Партия закончилась и родителям разрешили проститься с дочкой. Отец упал на колени и долго просил прощения, да глазами указывал на что-то, но Нина не поняла этого, а только сейчас до неё дошло, что отец направлял залезть к нему в карман, где лежит постоянно его опасная бритва. Сейчас девушка не помнит как прощалась с матерью, поскольку тогда ей было не до чего. Идя по улице в обществе пьяных мужчин, она старалась сбежать, но они держали пленницу за руки. Мужчины с ненавистью относились к нынешнему политическому режиму, и не стеснялись говорить об этом в полный голос. Нина провела ночь запертой в сарае, поскольку теперешний её муж был в пьяном состоянии их заволокли в сарай другие казаки, замкнули снаружи и ушли. Ночь казалась годом для девушки. Она впервые ночевала с мужчиной наедине. Но сейчас ей было не до интереса, к противоположному полу. Страх окутал девушку тяжёлым удавом. Нина пошарила по мужским карманом, но при нм не было ни ножа ни какого – то иного оружия или острого предмета. Нина целую ночь не смыкала глаз, она искала в темноте что-то тяжёлое, но здесь кроме остатком прошлогоднего сена не было ничего. С рассветом проснулся мужчина и увидев рядом сидящую девушку, потянулся к ней. Дальше Нина не хотела вспоминать, поскольку очень боялась своих воспоминаний.

Хотя она и понимала, что выиграть отец не мог, все же чувство обиды было слишком сильным в ее молоденьком сердце. Заходить она не решилась и, повернувшись, пошла прочь. Шла девушка тихо, смотря себе под ноги. Пышная бахрома пыли стиралась ветром. Сухими струйками она неслась куда-то вдаль. Нина ни о чем не желала думать, но так эта гурьба казаков и застыла в ее памяти. Девушка тихо удалялась от собственного дома в неизвестность. Теперь родной дом стал совсем холодным и чуждым. А люди живущие в нём осколками прошлой жизни. Она совсем не хотела что бы так было в её душе, но по иному девушка сейчас не могла думать. Спустя несколько минут она вернулась в дом тетки Фроськи. Все же совесть переборола внутренний страх.

В избе сидела одна старушка. Она вязала шерстяной носок. При виде входящей девушки, женщина отбросила работу и кинулась обнимать гостью. Ее цепкие руки и теплые губы покрыли руки и лицо Нины. Женщина причитала тихим, шипящим шепотом. Они превращались в бесконечный орнамент. Девушка потихоньку успокаивалась.

- Уже все прошло… Он больше не придет… - успокаивала женщина хрупкую девушку. Она смотрела на Нину и робко взглянула на карточку своей дочери, погибшей за несколько лет до войны. Ефросинья заплакала, но держалась стойко, потому что знала о том как тяжело переносить жизненные проблемы в одиночку. Поэтому сейчас она всегда кормила и помогала людям. Но они побаивались женщину из-за её скандального, но при этом справедливого характера. Она ненавидела лесть, ложь и притворство так часто встречающиеся среди людей. Женщина вторично жадно посмотрела на свою дочь и вспомнила свою прошлую жизнь. Её молодость прошла на Дону, среди простора казачьей метели, раздолья полевых цветов и непосильной работы. Родителям Ефросиньи выдались тяжкие годы. В детстве над ними довлела императорская номенклатура и буржуазная бюрократия. Молодость выпала на перипетию революций, установления новой власти, попыткой расчленить семью как отдельную общественную единицу, голодных,  неурожайных годов и нескончаемых песен, коими славился весь честной русский народ. Там же, посреди колхозного поля мать София родила девочку, которую назвали напарницы Фросей. С тех пор и началась её жизнь. Она была не простой, как у всякого человека, живущего на нашей планете. В двадцать лет Фрося потеряла обоих родителей, поскольку их посчитали врагами народа. Среди ночи пришло несколько мужчин и увезли отца и мать в неизвестном направлении. Фрося долго добивалась правды в различных советских инстанциях, но сухие лица власти давали один ответ. Ей пришлось жить обособлено от людей, учась заново постигать мир. Дни тянулись тонкой надеждой, на конце которой был привязан огромный валун одиночества. Из-за положения родителей, Фросю не брали на работу, посему приходилось туго, но человек привыкает ко всему и умеет преодолевать все тяготы выпадающие на его судьбу. В двадцать три года Фрося встретила Павла, мужчина помог ей выбраться из глубокой трясины жизненных проблем. Он решил многие вещи и позвал женщину замуж. Через год у них родилась дочь. Девочку назвали Надеждой и отдали в школу, как только ей исполнилось семь лет. Но судьба приготовила для Фроси ещё один страшный удар, последствия от которого  она будет испытывать до конца собственных дней. Был лёгкий, майский день. С утра вторника было тепло от вчерашнего проливного дождя остались только одни следы в виде глубоких луж, словно он вчера наступал в эти земные ямки. Ефросинья отвела дочь в школу а после отправилась на свою работу. Сердце ничего не подсказывало ей о грядущей трагедии. Лишь накануне  во сне приходила её бабушка и на руках держала маленького щенка. Женщина тогда подумала, что мертвецы сняться к дождю. Она работала в саду, окапывая молодые деревья. Весенний ветерок мягко обнимал её талию и стелился на пряной земле. Грачи пели песни, навевая любовные мотивы в сердце. Но лёгкие натюрморты ожидания лета развеяли плачущие женщины. Они шли быстро по саду, громко крича и проклиная кого-то. Фрося с настороженностью посмотрела на них и продолжила вскапывать землю.  Но тут в сердце вонзили одну стрелу, она больно пронзила грудь острой болью и в мире не стало воздуха. Женщина рванулась птицей к шедшим по саду девушкам. Подойдя поближе к ним, Фрося узнала в одной из плачущих, учительницу. Она не сдерживала эмоций, и сразу прижалась к груди Ефросиньи. Спустя несколько секунд, она поведала матери о трагедии, случившейся в нескольких метрах от школы. После уроков дети пошли домой, но на них напали шестеро больших псов. Учительница не говорила подробностей, лишь упомянула о трёх разодранных на смерть детях, среди которых оказалась и Надя. Ефросинья не желала принимать таких слов, ещё совсем не реальных. Но слёзы потекли ручьём по щекам. Она рванула на место гибели своей дочери, но там были лишь зеваки. Трупы увезли и никто из присутствующих не знал куда именно… дальнейшее поведение, Фрося помнила смутно… только знала она, что хоронить по старым казачьим традициям дочь ей не позволит председатель колхоза. Её муж не стал возражать, поскольку был таким же ребёнком врага народа, как и сама Ефросинья…

Слёзы полились градом и женщина в Нине сейчас почувствовала свою дочь, будто душа Нади в этот миг вселилась в тело соседской девушки.

Нина тихо махнула головой. И в этом одобряющем кивке появилась надежда. Женщина указала гостье на кровать. Нина легла на белую пуховую перину... Она долго смотрела на выбеленный потолок. Из глаз текли слезы, сколько б она не заставляла себя успокоится, старания были тщетны. Тихо билось девичье сердце. Девушка сжала зубами пододеяльник и закрыла крепко глаза. Она успокаивала себя, шепча: «Уже все прошло»… И лишь к утру она уснула.

Тем временем немец отвел похотливого казака в рощу. Там связанного мужчину бросил ниц в холодный ручей и сел рядом. Глаза немца сверлили бородоча в казачьей форме. Солдат сидел на большом камне, опустив грузные сапоги в воду. Они рассматривали, молча друг друга более двух часов.

- Что ж ты гнида делаешь? Она же тебе в дочки годится. А ты опозорить дивчину хочешь,- с сильным акцентом протянул немец.

Казак поднял голову. Силком улыбнулся, и в его мимике была ненависть.

- Ты меня вздумал учить, тварь фашистская? – солдат обратил внимание на злобный мужской взгляд. Обычно такой взгляд рождается у старых хищников, которые попадают в капкан.

- Я не фашист. Я просто солдат. За четыре года войны я не убил ни одного человека. И не на одну девушку не взглянул с желанием изнасиловать её. Но никогда не позволял сделать это и другим, - тихо ответил солдат, разглядывая чистый ручей.

- Ты что, этот… ну?.. – казак хотел выругаться.

- Заткнись, гнида! – закричал немец, доставая пистолет из короба. Железное оружие сыграло свою роль. Эго блеск отрезал прыть казака.

- Не убивай! – взмолился казак.

Немец улыбнулся:

- Назови мне пять причин, чтобы я оставил тебя живым.

 Молчание распростёрло крылья над журчащим ручьём. Его воды так сладко щебетали вокруг мужчин. Эти звуки были чем-то совершенно не земным, словно ручеёк наслождался жизнью больше чем все окружающие его люди вместе взятые. Он не имел в внутри своеё души ни ненависти ни злости. Он был во сто крат мудрее и казака и немца. Казак побагровел. С минуту он молчал, не смотря в лицо немцу.

- Первая: я был не прав. Вторая: ты никого не убивал. Третья – казак умолк, затем продолжил – я хочу извиниться. Четвертая: позорно убивать связанного пленника, и пятая – мужчина помялся и рычал что-то, чего солдат не смог разобрать. Как после Иоган предположит, это были русские маты, которые люди используют для связки слов. - я не знаю пятой причины. Убивай! – заорал казак. Он сильно зажмурился, от этого по лбу пробежали холмы морщин и складок. Немец молчал где-то около получаса.

Этого времени хватило чтобы казак возненавидел свою жизнь, а вместе с ней и этого проклятого солдата. Ему было противно лежать в студёном ручье, ощущая рядом с собой врага. Казак не находил ответа почему немец тянет с расправой. Он понимал что немец не отпустит его, поскольку он сразу рассчитается с вражьим солдатом. Он громко сопел, и совсем не хотел умирать. Из его глаз потекла одна слеза, но эта солёная капля далась мужчине очень тяжело. Он не отрываясь смотрел на солдата и жаждал понять почему тот не спешит расправиться  с ним. Но когда солдат стал говорить на ломаном русском языке, он закрыл глаза, ощущая скорую расправу.

- А теперь слушай меня, – спокойно сказал немец. – Ты признал свою не правоту из-за боязни потерять жизнь. Я не убивал людей, но я расстреливал таких ублюдков, как ты, десятками. Ты не сможешь извиниться, перед той девушкой. Ты не пленник, а преступник и не мне объяснять, чем они отличаются друг от друга.

Казак открыл глаза. Во взгляде были наточенный топор.

- Тебе хорошо сейчас, когда я слабее выгляжу.

Немец усмехнулся, и одарил преступника улыбкой.

- Вы говорите; как же это по-русски правильно звучит… А, вот как, клин клином вышибают. Ведь так? – белые зубы осветили его лицо. В округе все потускнело, и померкла даль.

- Откуда тебе знать, как мы говорим?

- Наше руководство не знает, что такое Россия. А я знаю… моя бабушка полячка. И тебе этого не понять, ты не лучше наших войск. Люди, живущие одним днем, не могут оценить вечность.

Вставай, ты уже охладился.

Немец отошел метров на шесть, досчитал до десяти и выпалил три пули в поднимающего казака. Он громко сплюнул и растворился в темноте ночи. Его шаги звучали сипло по сухой траве. Мужчина лежал, глотая воздух. Изо рта рвалась жадность крови. С минуту он разглядывал звезды, но после эти небесные искры расплылись в единую цветовую пустошь.

Громкий лай собаки согнал остатки сна Нины. Она резко открыла глаза и в туже минуту сорвалась с кровати и сжала в руках рогач на длинном держаке. Дверь тихо поддалась, и прохлада утреннего солнца заполнила комнату.

- Не бойся! – терпкий немецкий акцент просвистел птицей в избе.

Немец сделал шаг к девушке, но она ощетинилась рогачом и блеском в глазах.

- Не подходи! – молоденький девичий рык огрызнулся на солдата.

Он попятился назад и мило улыбнулся.

- Тетя Фрося дома?

В ответ девушка махнула головой в сторону улицы. Ее длинные волосы красивой волной описали дугу.

- Не бойся. Он больше не придет… Никогда.

Солдат вышел. Нина высунулась из окна и крикнула вслед уходящему немцу:

- Спасибо! – ее улыбка самопроизвольно проявилась на лице.

«Was haben wir angerichtet? Wozu haben wir das Volk hingeführt? Nun sind sie bereit einander zu vernichten. Sie haben eine größere Angst vor dem Nächsten als vor dem Fremden. Es ist so furchtbar. Auch wenn es zu berücksichtigen ist, dass ich so nicht der Einzelne bin, werden wir nicht imstande sein, die Wunden des Volks zu heilen, die von unseren Angreifern beigebracht worden sind. Von Madrid bis Staliningrad werden wir vor jedem Europäer ewige Schuld tragen[1]» - эти слова пропитывались в груди немца кровью.

Он шел по оккупированной фашистами деревне и наблюдал за жителями. Где-то в глубине души он радовался, что находится далеко от фронта сражений, но также в это время и грустил. Там в глубине чужой страны гибли заблудшие убийцы, которых время превратило в грозовые камни. Они научились самому бессмысленному делу на земле просто убивать. Люди придумали этому сраму громкое название - самосохранение. И без следа эти одинокие сердца гибнут напропалую, ради страсти своего командования. Их сердцами и мозгами правит колдовская любовь. Они замкнуты меж небом и землей, меж жарким льдом и холодным огнем и готовы на все, ради собственной погибели.

«Tochter, er hat dein Leben ruiniert, und jetzt bist du gegen alle…Wie lange willst du noch so wild bleiben? Schade… Diese Leere wird dich verrückt machen…Und wie viele solche Mädchen leben heutzutage unter uns?»[2] - немец стянул с себя пояс и хлестнул им по высокому бурьяну и отправился дальше. И даже он плакал, что народ испугано, бросается в неизвестность от непонимания, за что его уничтожает эта железная махина? Мужчина шел над старыми забитыми в землю кольями и глядел на зеленую россыпь листвы, теребимую ветром. Что-то в ней напоминало душу человеческого общества – такая же могучая и хрупкая вещь. Раньше солдат не думал о подобных вещах, но случай с этой молоденькой девушкой выбил сердце немца из накатанной колеи. Ему захотелось помочь всем бедствующим и страждущим людям на земле. С чего начать он совершенно не знал, поэтому и страдал… Далёкая деревня стала теперь его домом на время войны. Эта бесконечная машина смерти стирала его друзей с лица земли. Она не разбиралась, кто из них слепо верил в идеи о сверхобществе, а кто мочился на все книги вермахта. Люди шли, неся в груди знамёна любви к Германии. Они шли убивать, с теми мыслями которые им вложили в школах и площадях городов, но сталкиваясь с врагом глаза в глаза солдаты открещивались от своей избранности и хотели вернуться домой, пасть к ногам родителей и больше никогда не видеть смерти людей, и не чувствовать адскую боль от ран. Иоган ни раз выводил на откровенный разговор своих однополчан. По отдельности они не несли такой страшной угрозы другим людям, какую немцы доставили смешавшись в одну безликую толпу, несущую смерть. Он разъяснял своим друзьям что люди другой национальности ровно также, как и они любят, рожают своих детей, ухаживают за своей землёй, но при этом не стараются отнимать жизней немцев, не пришедших на их земли. Многие из слушателей Иогана, прозревали и старались после его слов раскрыть глаза своим друзьям. Но этого совершено не хватало, чтобы побороть голос, затравливающиё голос сердца. Солдаты признавались ему в том что им тоже жалко убитых ими людей, но иначе они не могут поступить… Иоган ни раз помогал освободиться прикованным к камням, или деревьям немецким заключенным. Он убеждал их скрыться в бескрайних русских лесах и обустраивать свою жизнь там. Узники с опаской относились к инакомыслящему солдату, который не попадался под зоркий взгляд внутренней разведки. Большим секретом в этом вопросе было у Иогана, то что он разговаривал с солдатами не оглядкой на командование, а просто, рассуждая о увиденном. Он чётко улавливал мысли, которые блуждали в солдатских головах и просто озвучивал их. Нельзя сказать, что ему не было больно, когда он видел во что превратилась германия, с этим ужасным режимом, но что мог исправить один человек сопротивляясь с железной машиной Рейхстага.

Спустя два часа он сидел за столом и ел. Вокруг него бегали солдаты в очередной своей суматохи. Мужчина глядел на распростертую деревню. Она была небольшой, но все, же уютной. Шесть улиц тянулись изгибающейся вереницей вдоль реки. Серые стены изб были обмазаны глиной. От чего под лучами солнца становились синими. Изредка среди этой навьюченной массы темных, и казалось, холодных сооружений  блестели белые, свежевыбеленные известью стены. Подобных приворотов  светлости было штук шесть, но именно белый цвет в русской истории определял ее мировоззрение. Это был свет её верховных волхвов, затем саванов, а после политического движения. Солдат пропитывался уважением ко всем народам попавшим под немецкий гнёт. Его разрывало удручающее чувство того, что его однополчане не замечают окружающего местного населения. Немцы насилуют девственниц, пологая что они рождены для этого и даже не задумываясь что у них самих в германии растут точно такие же дети, которые могут стать жертвами солдатской похоти. Иогана тошнило от таких реалий. С каждым днём он замыкался и не верил в то что жизнь теперь изменится. Уходить было не куда, а оставаться приравнивалось к смерти

- Woran denkst du?[3] – обратился к нему Отто.

Это был друг Иогана. С ним всегда солдат чувствовал себя немного оторванным от войны. Отто всё ещё верил что немецкое руководство наводит порядок в других странах, но порой и ему открывалась истинная суть фашизма. Парень отчаянно закрывал глаза на реальную суть вещей, поскольку боялся оказаться незащищённым всей мощной германской машиной. Временами он совсем не понимал своего друга, думая что тот просто заблуждается в своих прочетах.

- Ja so … über die Menschen … Denn sind wir als diese Dorfbewohner besser? – Unterschied sich der Ton der Stimme heute vom gewohnheitsmäßigen Timbre. Heute befand sich Iogan in der unterdrückten Stimmung und es fiel augenblicklich auf.

- Оу, конечно!– ответил Отто по-русски..

- Womit ? – мужчина поднял взгляд на молодого солдата.

- Wir sind die Machtträger von Europa. Sie sind arme Hunde – der Soldat hat sein Arm in Richtung des Dorfs gestreckt. – Wenn wir nicht da wären, sie würden von ihrer eigenen Habsucht gefressen. Stalin würde sein Volk vernichten. Und wir bringen ihnen die Naziweltansicht bei.[4].

Сидящий солдат выпучил глаза. От удивления у него слова застряли в горле. Он отхлебнул воды. Иоган опешил от таких слов. Ему не хотелось верить в то что их произносит его друг. Да, безусловно он не был одержимым идеей расового превосходства, но правительство играло на инстинктах людей. Им бросали сырое мясо а убеждали что это блюдо высокой культуры.

- Was für eine Habsucht? Im Laufe von nur 25-30 Jahren sind sie aus einem armseligen zurückentwickelten Land zur hochentwickelten Zivilisation geworden. Ja, der Preis, den das russische Volk gezahlt hat, ist hoch. Dieser Preis aber ist ihre Sorge für die Zukunft und ihre eigenen Kinder. Und was macht unser Deutschland mit uns? Hat es keine zehnjährige Lüge und Ränke, die zur Kunst geworden sind, gegeben? Worauf kann Deutschland stolz sein? Nur auf Millionen von mit unseren Händen getanen Toden. Wird denn Hitler diese verquälten Kinder, Alten und Frauen träumen? Nein, sie werden in unseren Träumen erscheinen. Es werden wir sein, die Angst einzuschlafen haben werden, denn werden die Seelen zu uns kommen, die wir mit unseren Händen umgebracht haben. Die Führerschaft selbst wirft nur ihre Ideen in Volksscharen ein, die wir dann in Erfüllung bringen.

- Willst du sagen, dass die Menschen imstande sind ohne staatliche Kontrolle zu leben?- fragte Otto leise. Im Sonnenlicht schien sein Gesicht vom Hunger und Schlafmangel noch schwarzer zu sein. Sein abgemagerter Körper schien kraftlos zu Boden gefallen zu können.

- Wie lange werden wir noch da die Menschen töten?

- Solange, wie es die Wehrmacht für nötig hält.[5]- сухо ответил Отто.

Сидящий солдат опустил голову и взглянул на свои колени. «Столько, сколько посчитает Вермахт», - подумал он. Внезапно у Иогана воскресло необъяснимое чувство ненависти к своему другу. Это чувство развилось настолько быстро, что солдат и см не понял почему так всё происходит.

Эти штабные крысы не видели глаз убиваемых детей, не ощущали своей кожей их крик. Слезы и мольбу о пощаде. Они лишь заняты своей идеологией, но не жизнью отдельно взятого народа или человека. Для них этот человек сродни аппарату, придуманному человеческим мозгом. А ведь это противоречит всему живому на земле! Живое существо уже свято, только потому, что оно живо, а если мертво то вдвойне! А преступление, это лишать жизни другого человека. Но в грубый век люди заняты совсем иными вопросами быта и бытия…

Мир погрузился в пелену размышлений. Все кругом стало каким-то зыбким и полуреальным. Но неожиданно людской переполох заставил развеять свои мысли. Солдата насторожило столпотворение казаков и немецких полковников.

- Aufstehen!![6] – взревел унтер-офицер. Невысокий, коренастый мужик с вьючным носом и соломенными волосами подходил очень быстро. Он находился в не себе от бешенства, посему руки его дрожали и нижняя челюсть дрожала, как во время мороза.

- Ты, что натворил? – кричал он.

- Ich habe ihren Anführer getötet - показывая на казаков, ответил Иоган.

Унтер-офицеры злобно оглядели солдата.

- Du, was hast du angerichtet? - schrie er.

- Ich habe sie umgebracht, Tante Atamana[7] - рыбий взгляд солдата излучал ненависть.

Иоган слегка улыбнулся, сплюнул под ноги, оглядел осыпавшихся, словно листья, казаков и солдат-однополчан.

Hör mal zu, Johann! Was machst du? Da sind wir die Besatzungsmacht und bestimmen hier alles. Und du hast ohne Richterspruch hingerichtet. Du hast dem Konvent der Wehrmacht nicht gehorcht. Du wirst bestraft sein. Wirst du deine Schuld gestehen?

- Nein. Er wollte ein Mädchen vergewaltigen. Und meine Erziehung kann so was nicht  geschehen lassen. [8].

Мужчины громко рассмеялись.

- Кто, он? Да он оплот нравственности!  Мы люди православные и не допускаем похоти.– возмутились казаки.

Унтер-офицер оглянулся и поглядел на Иогана:

- Siehst du, er war für sein Heimatland ein guter Sohn. Er hat unseren Truppen mit Glauben und Wahrheit gedient.

- Er ist ein Verräter und ein lüsternsüchtiger Mann.

- Wie traust du dir das?[9] – заорал военный чин и ударил Иогана в грудь рукояткой ружья.

Солдат упал. Его подняли солдаты. Они подхватили солдата за руки и удерживали, для дальнейших побоев.

- Du bist zu Tode verurteilt, fürs Andersdenken und Selbstwillen. Morgen beim Sonnenaufgang wirst du erschiessen…[10]

Эти слова, как острый луч солнца, в кромешной тьме пронзили уши, мозг и сердце солдата. Он отвел взор своих очей от солдат и взглянул на макушки ив. Они были склонены, словно сама Россия грустила в их поклоне. Иоган глотнул свою слюну и глубоко вздохнул. Его отвели в клетку для пленников. Это была не большая клетка, сплетенная из брусьев, досок и плетени. Ее опоясывал с трех сторон дикий виноград, отчего под палящим солнцем в клетке было прохладно. Иоган тот час вспомнил, как несколько лет назад он подкармливал двух полячек в одной из таких клеток. Внезапно он увидел на одном из прутьев написанные буквы. Солдат подошел поближе и прочел Iogan. Пленник улыбнулся и промолвил: «Это же тот чех написал, которому я зимой кинул плед. Сукин сын отблагодарил людей, и на этом же сам попался. Чертов мир, когда же ты свалишься в гиену, унося с собой все то, что здесь есть. Всех добродетелей и злодеятелей  унося с собой». «Стой, Иоган, - обратился, в почти полный голос пленник к самому себе. – Не рано ли отрекаться от себя? Разве не так гибнут настоящие герои? Разве ни честь умереть за веру, за идеологию? Вздор! Какой тут героизм. Это всего лишь мое мнение, с которым я согласен. Да, мне завтра предстоит познакомиться со смертью очно, но так надо встретиться с ней достойно! Ведь человек умирает в жизни только один раз, так почему же тогда горевать такой шанс выпадает не часто…» - пленник усмехнулся.

Через секунду из глаз покатилась ядовитая слеза. Она прорезалась сквозь веки и покатилась по щеке. Спустя тяжкие секунды на шее она остановилась холодной капелькой влаги.

«Ich darf noch lachen. Das heißt, ich muss diese Stunden mit mir selber verbringen. Ich habe eine Chance mein Moralpantheon zu überschätzen und die Hauptsache ist, dass ich keine Zeit haben werde, meine Seele mit Zweifel an der Richtigkeit meiner Überschätzungen umzugraben. Sehr gut! Zur gut! – der Gefangene hat wieder Tränen vergossen. Er hat den Blick auf sein Zimmer geworfen und auf den dunklen Sternhimmel geschaut. Das einsame Mondsegel hat sich nach dem Westen gebogen. Mit seinem dünnen Streifen war es einer zugespitzen Sichel ähnlich. Der Deutsche hat sich ungewillt vor ihm einen Hammer vorgestellt.  Der bittere Klump im Hals hat mit der Beleidigung gezischt. Etwas Seltsames kam dem Deutschen vor. Das Land war wohl wie alle anderen gleich. Mit der hohen Kultur, mit der blutigen Geschichte, mit Zaren – Narren, nur das Volk war irgendwie archaisch. Es betet an Gott, auf der Fahne ist aber der in eine Sichel umgewandelte Halbmond dargestellt; es kreuzt sich, aber glaubt an Waldgeister, ist mit ihnen befreundet und badet mit Meerfrauen. Die Leute sind irgendwie merkwürdig, auf die ganze national-sozialistische Aggression antworten sie nicht mit den Gabeln in die Brust, sondern leisten den Feinden Nothilfe und wenn sie die Augen öffnen, bereichern sie sich mit einem Lächeln einer Krankenschwester. Sie fallen mit der Tür ins Haus, aber Vernunft angenommen bestrafen sie sich und haben Wünsche, alles wieder gut zu machen. Und alle seinen Glauben nennen sie das orthodoxe Christentum.»[11].

Солдат запрокинул руки под голову и начал вслушиваться в самого себя. Легкий озноб пробегал по телу. В ушах, как и прежде, стоял едкий гул войны. Она, как ядовитая змея, жалила всех людей вместе, и каждого в отдельности. Иоганну показалась ночь бесконечной. Уснуть он не смог, но и подумать так ни о чем не удалось. Солдат был готов к своей смерти. Случилось такое, что приговор отменили бы, Иоган расстроился. Ему казалось, что он был готов повидать свою смерть. Лишь одно чувство не давало покоя – любовь к своей матери. Он жадно глотал воздух, ибо ощущал, что эта тихая, маленькая, полная женщина целует воздух и шлет его, движениями рук на восток. Солдат соскочил с места и забегал диким зверем по клетке. Цепкими пальцами пленник хватал холодные прутья и сжимал их. Глаза мчали взор на запад и в памяти всплывали образы земель, лежащих от места смерти до места рождения.

Чьи-то грузные шаги послышались в темноте. Пленник оглянулся. В полумраке Иоган заметил своего друга Отто. Он шёл осторожно, каждым шагом показывая как ему тяжело даются эти минуты жизни.

– Verzeih mir, Bruder, ich kann dir nicht helfen. Johann, du verstehst selbst warum, -  sagte der Soldat.

- Otto, es ist alles in Ordnung. Was können wir machen, wenn wir diejenigen Personen sind, die wir sind. Das ist keine Sünde. Das ist Glück. Sag bitte meiner Mutter, dass ich ein ehrlicher Mann war und für eine richtige Sache umgekommen bin. Solange der Teufel im Reichstag regiert, sind wir seine Marionetten. Gehe, Otto, gehe. Es ist keine gute Sache neben einem Ausgestoßenen zu  stehen.

- Ich verabschiede mich von dir, Bruder. Ich werde an dich immer denken.

- Auf Niewiedersehen…

- Warte, erinnerst du dich noch an unser erstes Treffen?[12]

Иоган улыбнулся. Его лицо озарилось солнечными лучами.

- Ja, du bemühtest dich dann, die Richtigkeit den Ideen zu zeigen.

– Ja, du hast damals versucht deine Treue den Ideen auszudrücken.

- In dieser Nacht habe ich alles abgeändert. Meine Welt ist zusammengebrochen. Früher musste ich das Leben meiner Freunde und die Worte, mit denen wir gefüttert werden,  nicht auf die Waage stellen. Du hattest völlig Recht, und ich war dumm. Es ist furchtbar über solche Sachen zu reden, ich werde aber mir Mühe geben mein Anliegen fortzusetzen…Verzeih mir…[13]

Отто опустил голову и сделал пару шагов от пленника. Затем он оглянулся и быстро рванулся к клетке. Он сжал в объятиях своего друга, и лишь железные прутья разделяли их от еще большей дружеской опоры.

Первые лучи предательского солнца упрямо разжигали костер в небе. Иоган сидел на полу клетки и глядел на восход. Он уже смирился со своей судьбой и лишь считал про себя минуты. Пленник то и дело рассматривал свои руки. Они были очень похожи на шанс, вырваться из ловушки. Пленник отвернулся от лучей солнца и поглядел выше людских изб, военных казарм, крутых холмов. Розово-желтые переливы стекали кружевами по ярким, заливным окружностям. По их поверхности танцевали причудливый танец лучи солнца. И от прикосновения ветра скалы облаков меняли свой вид. То выпучится один край, словно забегая вперед, то, наоборот, исчезнет, оставляя вместо себя проталину. Этот облачный хребет раскинулся полукругом, будто ночной месяц приблизился до небывалой доселе близости к планете. Там под этим массивом виднелись стрелы молний, и легкое дуновение ветра доносили до клетки прозрачно-невесомый запах озона. Раскатистый смех гигантского перевала доносил до ушей Иогана отголоски его мечтаний побродить по густому туману этих небесных волов. В минуты подобных грез его глаза наполнялись озарением и счастьем. Он полностью отдавался забвеной мечте и не боялся даже упасть сверху. В душе нынешний пленник не раз ощущал чувство полета в перьевую мягкость кучеряшек  облаков. Орлиный клевок прервал дикое лицезрение хребта и Иоган чуть не заплакал. Орел – символ свободы, для его родной Германии сейчас служит символом машины человеконенависти. Из глаз рванулись две слезы. Они прокатились по щекам раскаленным металлом. В округе стелились длинные пряди степи, они уносили с собой грусть солдата, а вместе с ней и жизнь, ибо Иоган полностью был готов к смерти.

Совсем рядом показался отряд казаков. Они шли браво, будто ожидали парада победы своей страны. Среди их гурьбы Иоган разглядел Нину. Она шла с мужчиной, на которого была очень похожа. «Ее отец»,- подумал пленник. Двое солдат открыли двери клетки и пленник вышел. Все рабы фашистского режима окружили неверного и дырявили его своим пустым глазом. Иоган продолжал глядеть на полукруглые скалы облаков, он даже не слушал, как зачитывали приговор. Лишь на секунду он отвлекся от своих грез, когда спросили Нину, верны ли его оправдания. Девушка опустила голову. Она долго молчала, явно вспоминая случившееся. Но ее дернул отец и пригрозил кнутом. Нина сказала, что ничего не было и в помине, а этот немец убил казака из-за ненависти к Гитлеру. Унтер-офицер поднял пистолет и нацелился на Иогана. Его палец еле коснулся курка. Минута длилась бесконечно долго. Иоган посмотрел на Нину и его сердце сжалось. Ещё вчера он дал ей новый шанс жить дальше. А сегодня эта девушка хоронит его жизнь. Слёзы покатились по щеке, словно сама жизнь выходила из него. Скажи сейчас девушка правду, ситуация изменилась бы наверняка. Но она струсила перед замученным отцов, перед казачьим столпотворением Иоган и сам не смог бы ответить как бы он поступил будь он этой девушкой. Он удручённо вздохнули наклонил голову.  Трава под ногами зеленела и пахла утренней росой. Железные щелчки отбивали сердечные стуки. Парень даже ощущал как пуля пробьёт его тело и упорхнет в неизвестность. Люди вначале испугаются, а после посмотрят на падающее тело и успокоятся от того больше не будет инакомыслящего человека. Всё в мире нормализуется и встанет на своё место.

- Что ж вы делаете, люди русские? – крикнула девушка - Вы не думаете о России, вы думаете о наших врагах, о их планах, о их принципах. Этот немец сделал все, чтобы спасти меня, а вы Иуды! Вы лижите задницы немцам в надежде что они вернут вам власть. Но это всё обман. Они порешат вас как злейших ворогов – Нина, словно оживилась от сна. В ней проснулась смелость из последних сил..

Нина рванулась сквозь толпу ряженых воевод, раздвигая их словно детей. и прижалась спиной к груди немца. Повисло немое оцепенение. Солдаты не успели ничего предпринять, как девушка раздвинула сознание людей и опрокинула единение, будто ведро с водой. Мужчины зашевелились. Кое-кто из прытких парней поднял свою шашку и полоснул ею по шее офицера, держащего пистолет перед виском Иогана. Он поднял голову и коснулся талии Нины. На ломаном русском языке он поблагодарил её и замер, следя за происходящим. В глазах казаков блеснула искра и спустя секунду под лучами солнца их шашки были испачканы германской кровью. Всё произошло так быстро, что немецкое командование не успело открыть огонь по казакам. Немцы стояли непонимая, что произошло в умах русских людей. Нина повернулась к немцу и сквозь широкую улыбку промолвила: «Вы свободны! Спасибо вам огромное! Вы мой спаситель». Иоган улыбнулся и поцеловал ей руку. Он отвернулся от взъерошенных казаков, жадно кричащих патриотические фразы и пошел собирать свои вещи.

Спустя несколько минут вся стоянка немецких войск полыхала огнем. Десять солдат казаки убили сразу, остальным подперли выходы и подожгли. Иоган слышал как мужчины стонут и кричат адскими воплями. Ему хотелось кинуться их спасать, всеже жалость к родным людям в нём пылала, но он не мог сделать этого, поскольку его убили бы казаки, а немцы снова расстреляли бы.  Ему было жалко своего друга, с которым он только что обнимался и оставлял приветы для родной матери, но судьба распорядилась иначе. Сейчас он решил во что бы то не стало передать его матери всю правду о войне и её сыне.  Он шел по полю и его одолевали двоякие эмоции. С одной стороны он понимал казаков, поджегших врагов, а с другой стороны, они показали себя как рабы. Они не возжелали свободы, а поступили как предатели. Да, война не предполагает дружбы, но ведь можно было, не становится чудовищем, когда уничтожаешь чудовищ. По мнению Иогана, эти казаки потеряли свое солнце, и поэтому их миры в душах стали очень гнилы… Солдат понимал, что всех своих мыслей не донести до людей, поэтому он поспешил уйти с места дислокации. Единственное, что мучило его, так это смерть друга Отто. Он был настоящим пленником этой чумы, захватившей Европу. Иоган сдерживал комок в горле, но это было трудно. Он бросил ранец на землю и упал в траву. Мужчина жадно вдыхал запах травы, пропахшей обманом, отравой и болью. Он повернулся на спину и громко закричал. Хриплый крик прорвал небо. Иоган замолк. Сломив траву, он прикусил ее стебелек. Чуть солоноватый вкус смочил слюну. Солдат снял военную форму и переоделся в гражданскую, захваченную из соседней деревни и поджог серое барахло. Вместе с ним горела и его прошлая жизнь. Он печально смотрел на языки огня и вспоминал о своем доме, о собаке, о девушке и матери…

Языки огня съедали одежду, хищно бегая по сухим ворохам ткани. Иоган подкладывал сухую траву и жадно вдыхал серый дым. Он напоминал ему о мирной, довоенной жизни, о бегах по зелёному лугу, первом поцелуе, грудях первой девушки, что сильнее самого качественного клея притягивали его взгляд. Но упрямые стрелки на циферблате солнца не останавливаются никогда, они мчатся в галоп, будто боясь остановиться. Они привыкли менять мир вокруг себя, но сами не меняются ни на каплю. Утро распускало цветок неба на восточном горизонте. Солнце освещало бескрайние советские степи и пробуждало жизнь. Бывший солдат лёг на траву и присмотрелся к небу. Удивительная глубина возвышала его сознание и растворяла в этой чистоте. Позади осталась вся личная война против вымышленных врагов, но вместе с нею теперь отрезан путь домой. Да и в чужой стране парень чувствовал себя некомфортно. Это раньше ему казалось, что русские приветливы. Теперь когда за спиной нет немецкого оружия, нет и уверенности в хорошем завтра наступил страх перед чужими люди, чужою страной. Чудовищный шарф отчуждения сдавил горло и он заплакал. Ручьи слёз текли по щекам освобождая душу. В ней сейчас оставался лишь горький привкус обмана и бесплодного тумана. Иоган теперь остался один на огромном земном шаре. Он лежал не желая думать о дальнейшей жизни. На ум пришла совсем другая история, над которой он и задумался.

В нескольких десятках километров от сюда стояла их дивизия в начале прошлого лета. Погода с начала мая была жаркой и палила светлые солдатские головы изнуряющей жарой. Где-то вдали гремели наступательные эшелоны немецких войск, но здесь в тылу люди привыкали к мирной жизни под покровительством новой власти. Мирное население не особо остро интересовалось военным руководством и охотно восстанавливало свои православные святыни, так отчаянно разрушенные в конце второго начале третьего десятилетия двадцатого века. Иоган ни раз приходил на место будущего храма и прислушивался к певучим словам чужого языка. Его увлекала мелодика произношения непонятной речи. В какой-то момент солдат задавался вопросами понимают ли русские люди сами себя, говоря на непонятном, для немца языке? Он и сам удивлялся своей глупой мысли, но неслыханные звуки заставляли всякий раз задумываться над этим. Подолгу он сидел, слушая простых людей и в какой-то момент начал осознавать, что  понимает русских. Их нечленораздельная речь теперь стала для солдата более-менее понятна. Иоган часто любовался глубоким взглядом русских мужчин. Как-то его впечатлил один мужчина, который смотрел на немецких солдат не так как все люди. В его небесных глазах горел запал от коего сходили лучи яркого рассвета. Ничего похожего раньше Иоган не замечал. В мужских глазах он привык видеть лишь похоть, да ненависть к лицам другой национальности. С детства в Германии он слышал лишь грубо патриотические речи от которых парня воротило как от запаха парящего в туалете. Любовь к родине теперь стала истиной отравой для его головного мозга. Он жадно скал людей любящих людей, а не тот режим, что уничтожал немецкий народ. Но таковых Иоган не находил. А тут, в глазах этого русского вора блестел тот запал которого он искал. Русский украл несколько патронов и спрятал их у себя дома. Но его маленькие дети   нашли их и стали играть. Заигрались ими до того что один из малышей шлёпнул патрон камнем и тот взорвался… Солдаты схватили родителей пострадавших детей и отец признался в своём поступке. Он рассказал что всем сердцем любит свою страну и всеми силами будет сопротивляться любым ворогам, пришедшим в Россию. Впервые тогда Иоган понял что Россия заслуживает того что её можно точно также как и Германию любить всем человеческим сердцем. Парня очень впечатлила это озарение и он стал уважать мужчину за то что он не струсил перед машиной смерти, уничтожающую его родину. Солдаты посадили его в клетку и послали сообщение командованию для решения наказания преступнику. Взрыв произошёл около пяти часов вечера, а арест через минут пятнадцать.  Мужчина плакал, сидя в клетке и громко проклинал себя за то что спрятал патроны у себя дома. Он всё время смотрел в сторону дома и ждал хоть каких-то вестей о самочувствии родного сына. Но вокруг не было ни одного русского человека. Клетки с заключёнными стояли немного вдалеке от дорог, поэтому мирным жителям узники не были видны. К семи вечера к мужчине подошёл Иоган, чтобы ещё раз насладиться красивым небесным взглядом мужчины. Узник сидел не поднимая глаз, он громко рыдал и казалось даже не слышал шагов подошедшего солдата. Внутри маленького помещения русский смотрелся очень жалко. Несмотря на то что он был очень крупного телосложения с большими ладонями, длинными пальцами и длиной бородой. Издали узник походил па православного священника, но то как он материл себя он походил больше на отступника из клана Стеньки Разина, да Распутина о которых рассказывали перед нападением на СССР. Солдат посмотрел на мужчину и решил отойти, но узник поднял голову и посмотрел на него омытым слезами, в которых был ещё более чистый блеск, чем раньше. Иоган чуть не упал с ног от нахлынувшего умиротворения. «В твоих глазах можно утонуть и потерять ощущение реальности. В них чувствуется божий дар, такой как и был задуман творцом в начале мироздания» - подумал Иоган. Они смотрели друг на друга около минуты, но не зная языка стоящего напротив человека не решались заговорить на родном. Потом узник  начал что-то просить, по интонации голоса солдат понял, что он просит узнать о своей семье. Иоган и сам бы первым делом попытался разузнать о том как его родные поживают без него самого. К сожалению солдат не знал ни одного русского слова,. Поэтому он не мог пойти к жене узника и спросить  о пострадавшем мальчике. Он отошёл на пару шагов назад и жестом рук показал чтобы мужчина замолчал. Тот будто понял что немец указал ему и замолчал. Солдат начал обдумывать каким образом можно помочь человеку. С простыми людьми он не общался, посему не знал кто из них понимает немецкий язык. О том что кто-то из немцев знает русский он не догадывался, да и как можно проверить это ему тоже не приходило на ум. Солдат повернулся спиной к клетке и пошёл в сторону села. Закат начал угасать и разноцветные облака потихоньку начинали покрываться пеплом. Всюду пели птицы и в этом многоголосье рождалось удивительное спокойствие. Лягушачий хор доносил прекрасную оду началу лету. Посреди всего этого великолепия Иогану стало одиноко. Каждое живое существо неминуемо ищет себе пару, а глупым людям ближе поиск придуманных врагов, ради утверждения собственных тщеславных убеждений. Солдат дошёл до русской деревни и увидел там пару солдат, сидящих на лавочке с девушкой. Они громко смеялись и говорили по русски.  Иоган подошёл к ним и спросил где они научились русскому языку и те поведали ему о том что эта девушка учительница преподает в сельской школе немецкому языку. Иоган присел рядом и заговорил с девушкой о Гёте. Она была знакома лишь с несколькими стихами поэта, но знала их наизусть. Солдатам очень понравилась девичья непренуждёность и интонация её голоса. А после девушка перевела несколько русских стихов и пояснила солдатам их смысл. Вечер пролетел быстро под яркими русскими звёздами. И девушка изъявила желание вернуться домой. Парни очень расстроились, но хитрый Иоган первый предложил поводить её до дома. К удивлению парней она согласилась и они пошли вместе. Вначале парень не решался говорить о мужчине у которого сын поранился от разрыва пули, но после заговорил и девушка пообещала узнать и сообщить ему об этом. Возле калитки девушка попрощалась с ним и они условились что завтра встретятся на лавочке в шесть вечера. Обратно Иоган шёл окрылённым. Он напевал лёгкий мотив, но его подстерегли эти два солдата, которые  сидели с этой девушкой. Один из них  схватил Иогана, за грудки и сильно ударил головой в лоб. Он не ожидал, что так быстро солдат нанесёт удар, поэтому не смог увернуться или дать сдачи. Парни побили Иогана ногами по рёбрам и почкам, а после сбежали с места преступления, как шпана. Боль прижала его к земле, перекрывая воздух и покрывая солдата холодом и чудовищным давлением в голове. Парень силком повернулся на спину и посмотрел на яркие звёзды, кружащие над головой. От земли пахло прелыми воспоминаниями из детства и цветочными клумбами, где мама любила выращивать цветы. Откуда-то из глубины пропечатались слова Гитлера о том что солдаты не должны испытывать боли о доме, когда исполняют долг родной земли на вражеских территориях. Теперь это не вписывалось в миропонимание Иогана. В нём что-то сломалось, какой-то зомбирующий элемент выпал из его сознания и идеи фюрера стали лишь пустой болтовней отдельно взятого поддонка. Иоган не испытывал злости к этим молодым людям, которые избили его только что. Как-то сейчас всё оборвалось и упало в пучину вчерашней наготы. Мир перевернулся. В глазах так и остался лишь сумосводящий взгляд того русского, что глазами святого старца заживлял побои и поднимал солдатский дух. Голова продолжала болеть, но парень решил подняться во чтобы то не стало. Становилось прохладно и начинали болеть зубы. Вдали были слышны собачьи голоса и чей-то крик. Иоган прислушался и понял что это коты начали драку крики которой разносились по округе. Ноги не желали слушаться, в груди болело так, что хотелось кричать, но солдат понимал что криком не поможешь успокоить боль. Он зашагал и превознимогая боль устремился к клетке с узником. Вновь его взгляд не давал покоя, словно в этих глазах жила божественность. Ночь была безлунной и звёзды особенно ярко выцарапывали свои рисунки на лоне неба. Они мерцали, будто показывая солдату что он идёт верным путём к назначенной цели. Он нарушал строй, свято хранимый немецким руководством и это доставляло ему удовольствие. Поскольку теперь Иоган осознал кто на самом деле прав на этой войне, а кто виновен. Этот русский человек украл патроны не ради своей ненависти к немцам, поскольку это уже вторично. Он сделал это ради желания поскорее избавиться от врага и насаждения его воли простому народу. Как он понял русские не испытывали ненависти к самим немцам, они ненавидели их поступки и называли их грехами.  После понимания русской души солдат проникся любовью к этому народу. Почему-то такие простые истины никак не укладываются в головах большинства людей. Эти идеи пролетают мимо тех кто по своему долгу службы, должен нести мир и сострадание в людские сердца. Но этого на деле не происходит и снова народ становится простым мясом, которое идёт на гибель ради каких-то глупых обещаний и коварных ложных слов.

- Was ist mit dir los?[14] – нежданно из темноты послышался голос Отто. Он подошёл к побитому солдату и протянул ему свою руку. Иоган с жадностью схватился за плечо друга и повис на нём. Силы отступили и Отто помог добраться до скамейки. Иоган всё время молчал но отдышавшись рассказал о том что произошло.

- Du bist immer auf der Suche nach Abenteuer… der Russe wird nicht erschossen werden… Er wird nach Ukraine deportiert. Dort wird er Kohle gewinnen. Gerade jetzt haben wir die Benachrichtigung aus dem Stab bekommen. Dort mangelt es an der Arbeitskraft…- Otto hat sich daneben hingesetzt und in die Augen des Freundes geschaut. Beim Sternlicht waren die Tränen von Johann nicht zu sehen. Und er weinte, denn der Krieg hat seine Träume und Leben begraben.

- Ich habe mit diesem Russen Mitleid. Er wollte Russland retten, es hat aber sein Sohn gelitten. Ich habe mit allen Mitleid: mit Polen, Tschechen, Litauern und Russen und allen anderen… Sind wir denn berechtigt ihnen das Leben zu nehmen?[15]

Отто не отрывал взгляда от своего друга. Парень не доумевал от того что что сейчас довелось услышать…

- Разве они не рождены, чтобы служить нам?..

- .- Sind sie denn nicht geboren, um uns zu dienen?..

- Und wenn die Träger der gleichen Ideen wie die in unserem Land zu uns gekommen wären, dann hätte es sich nur eines ergeben – Deutsche sollten ihres Sklaven werden. Ist das dir nicht eingefallen?.[16]

Отто ничего не ответил. Он просто встал и прошёлся вокруг стола. Светало. Небо разгоралось красивым заревом…

– Hattest du mal eine Gelegenheit, den Sonnenaufgang zu sehen, wenn die Gefangenen in den ersten Sonnenstrahlen erschossen werden sollen?

- Nein.[17]

- Und ich hatte schon dreimal… Du kannst das nicht begreifen, bis du das selbst erlebst. Du siehst lebendige Menschen, die nichts Schlechtes im Leben getan haben, die nichts dir persönlich angetan haben, du sollst aber sie erschießen. Indem du diesen Menschen das Leben nimmst, schließt du dich an die ungeheuerliche Schwelgerei unserer verfaulten Macht…das sind sie, die dem Bombenangriff ausgesetzt werden sollen…es ist aber noch besser sie für das ganze Leben lang in einen der Konzlager einzusperren. Lass diese Lumpen wissen, was sie mit den Leuten angestellt haben…

- Einerseits hast du recht…Wir wurden aber im Umgekehrten überzeugt…Willst du diesem Russen helfen? Dort sitzen noch etwa 50 Menschen. Wie kannst du ihnen behilflich sein?[18]

Иоган не смог найти слов, чтоб ответить другу… он только пожал плечами и вытер слёзы с глаз.

– Dein freies Denken ist strafbar…

- Früh oder spät fangen die Menschen an zu begreifen…[19]

Отто ушёл, ничего не ответив. Солнце поднялось над горизонтом и освятило земли. Деревня оживилась, просыпаясь ото сна. Мир набухал новой силой предстоящего дня, в котором распускались надежды и любовь. Солдаты получали новую партию продуктов и радовались, что привезли сигареты. Они сразу стали дымить и тяжёлый запах табака разлетался над частью. Иоган тоже попросил одну сигарету и кто-то из солдат подал ему пачку. С утра боль стала ещё большей и парень не стал ходить… почки клокотали нестерпимый мотив, рёбра пели последний романс… парень не знал как отправиться на встречу… Все его мысли кружили птичьей стаей вокруг этого… Время медленно шло, неотступно царапая поля и травы земли… Солдат потихоньку  приходил в себя. Боль отступала и  её место заполнялось тем страждущим взглядом русского мужчины. Иоган мысленно гнал себя на предстоящую встречу с учительницей. Он почувствовал ту боль, что чувствует отец в данный момент. От этого сочувствия в нём рушилилась идеология фюреровской Германии. И здесь он осознал, что если бы такой случай случился бы с немецким солдатом и его ребёнком. Тогда бы руководство объявило советских людей в варварстве.  От этого, желчь подкатила к кадыку и во рту почувствовался горький привкус обиды. Иоган отвернулся от родных солдат и посмотрел вдаль. Сердце заклокотало в груди и ему сильно захотелось домой, окунуться в тёплой ванне и пролежать там целый день не думая о том как очередной день здесь, где нескончаемые толпы пленников, отряды патриотов, невыносимое руководство и подлые предатели собственных государств, лижущие сапоги немецким солдатам. Потихоньку побои утихли и парень вновь вернулся к мыслям о учительнице, которая должна узнать о состоянии раненого мальчика.

.- Träumst du immer noch von der Hilfe diesem russischen Soldat? Womit hat er dich so gefesselt? Er ist Verbrecher, vergiss es nicht. Sonst muss ich dich anzeigen…Wegen deinem Wohl…

 - Wegen meinem Wohl? Ach, Otto… Was würdest du machen, wenn die Sowjet Union Deutschland angegriffen hätte? Oder denkst du, dass diese Menschen schlafen und träumen, dass die Deutschen ihre Frauen und Töchter vergewaltigen und Söhne und Männer zu Zwangsarbeiten abschicken? Wie willst du deine Kinder vor Feinden schützen?[20]

Отто замолчал. Его лицо выражало обреченное непонимание происходящего.

– Man darf so nicht denken. Der Sohn des Großen Deutschlands darf nicht an die Stelle dieser Barbaren versetzt werden. Wir sind geboren, um die Welt zu regieren…

- Und was ist das Große Deutschland? Wie stellt es sich der Hitler vor? Und wie sieht es ein Deutscher, der an Katholizismus glaubt? Oder eine normale Hausfrau, die ihren Mann und beide Söhne im Krieg verloren hat? Meiner Meinung nach werden sich diese Menschen ihr Heimatland anders vorstellen. Sogar du und ich, mein Freund, sehen es unterschiedlich… Die Menschen haben verschiedene Weltansichten, deswegen muss man dazu beitragen, dass wir möglichst größere Unterschiede haben.

- Du sagst schreckliche Sachen…Mit solchen Ideen kann man eine gute Armee nicht aufbauen, für dein Land nicht sterben gehen, andere Länder nicht erobern… - Otto schaute auf seinen Freund verständnislos. Er fing an zu begreifen, dass Johann keine Angst hat solche Themen anzuschneiden. Er ist aus der Angst vor der Führerschaft aufgewachsen. Und falls er erschießen sein soll und gezwungen wird sich von seinen eigenen Worten loszusagen, wird er das nicht machen. Sein Tod wird sogar für ihn zur eigenartigen Befreiung vom Druck der Gestapo. – du bist Poet. Das ist Krankheit, die nur Kugeln und Erschießung… Mein Freund, warum hast du keine Angst zu sterben?

- Jesus Christus hatte auch keine Angst vor Tod …Er kam zu ihm und wurde gerettet, in Art der Befreiung von der Unterdrückung der jüdischen Regierung. Ich weiß nicht, was ihm später passiert ist, weiß aber eines – er hat heilig an seine Worte geglaubt und sie mit Würde getragen, ohne zwischen Worten und Taten zu unterscheiden.

 - Du bist wahnsinnig kühn…

- Ich weiß, aber es gibt keinen Rückweg…[21]

Отто присел рядом с солдатом и обнял его. Он уткнулся в плечо друга носом и закрыл глаза. Он вспомнил домашний уют, который стал упорхнувшим миражом, скрытым за пеленою танков, солдатской боли и выстрелами…

- Ich will nach Hause …[22]

Иоган ничего не ответил другу, лишь немного усмехнулся и прижался щекой к макушке солдата. Они понимали, что не будут смотреть на мир одинокого, но это не мешало им любить друг друга чистой, мужской, дружеской любовью.

День прошёл довольно быстро, Иоган ничем не был занят особо важным. Поэтому смог легко улизнуть от начальников. На встречу он бежал, боясь опоздать. Солнце завязывало облака в свои лучи и причудливые узлы окрашивали небо в прекрасную картину. Заветная лавочка была пустой, лишь возле стояла одна старуха, которая шептала себе под нос молитвы. Она посмотрела на солдата и отвернулась. Старые, затёртые тряпки зияли огромными дырами, через которые были видны другие одежды. Белый платок обтягивал маленькую головку, и лишь длинная коса разрезала спину на пополам. Сочный перелив русых волос блестел под покровом заходящего светила. На вид женщине было около семидесяти пяти – восьмидесяти лет. Её измученное жизнью лицо отражало тоску обширных русских степей, полевых скошенных цветов и сухой травы, заготовленной на долгую северную зиму. Солдат посмотрел на женщину и сел на лавочку. Он ощутил в груди неиссякаемую тревогу и боязнь перед своими деяниями. Только сейчас солдат почувствовал как всё-таки он предаёт своё народ, пусть даже заплутавший в фашистском лабиринте. Он решил встать и уйти, потому что сейчас сбежать от тошнотворного состояния предательства. Мир в очередной раз стал глупой куклой в руках всякого живого человека. Иоган осознал как люди охотно разрушают хрупкую связь природы со своей жизнью, не понимая отчего сами так зависимы от земли. Они рвутся на гребень своей революции, и не находя силы в груди поддаются влиянию более удачливых кукловодов.  И себя Иоган сейчас почувствовал одним из таких временно прозревших людей. Но он не смог донести до окружающих своё видение мира. А не смог по одной простой причине – люди не хотят ничего менять. Они привыкают к миру и не хотят войны, а если попадают на войну, то бояться начинать мирную жизнь, поскольку вернувший домой они не найдут себе места в миру. Там дома не окажется доброй половины друзей, остальные будут чувствовать огромную пропасть между довоенной жизнью и войной и ещё большую – между военным порядком и послевоенным беспределом. Людям легче умереть при тех обстоятельствах, при которых они привыкли жить, а не при которых им ещё не доводилось… очередные размышления привели Иогана к не утешительным выводам… 

- Здравствуй, солдат – сказала подошедшая девушка. Она мило улыбнулась и протянула ему ещё три горячих пирожка. Сладкий запах проник через ноздри к мозгам. Желудок заурчал и парень начал жадно глотать пирожки один за другим. В этот момент он забыл и о своих мыслях и о проклятом фюрере и о глазах того мужчины.

- Wie ist sein Sohn?

- am Leben.

Солдат слегка улыбнулся и всё его тело обмякло. С него словно сошло напряжение сковавшее его последние сутки. Учительница продолжила говорить о вчерашних стихах и немецкой культуре. Её интересовало всё что было связано с Германской культурой. Возможно она где-то глубоко в душе мечтала выйти замуж на какого-то немца и уехать из этой пьяной русской деревни. Она говорила достаточно хорошо по немецки, изредка конечно выдавала слова с сильным русским акцентом, но Иоган знал что многие главы частей говорили куда хуже и не правильнее на родном языке, чем эта девушка, живущая в деревенской глухомани.

- Прости а как сказать по-русски что мальчик жив?

Девушка задумалась и через минуту ответила:

- Твой сын жив

- Твой син шиф – попытался повторить солдат.

- Нет, погоди. Твой сын жив   - попытайся сказать правильно.

- Твой син шиф - повторил солдат – Твой син жив.

- Нормально он тебя поймёт.

Иоган засмеялся. Он обрадовался и сорвался с места. Но сделав несколько шагов вернулся и поцеловал девушку в губы. Парень и сам не ожидал, что поступит так. Он сел рядом и предложил ей научить его русскому языку. Она прижала свои губы ладонью и опустила глаза. Учительница кивнула согласно головой и назначила время, когда они смогут увидеться. Теперь солдат встал и предложил проводить девушку до дома, но она отказала. Иоган побрёл в сторону клеток с узниками. Такой длиной дороги у него не было в жизни. Ноги обмякли и в груди не хватало воздуха чтобы идти вперёд. Он не представлял как обрадуется этот русский, узнав о том что его сын жив. Но Иоган жаждал вновь увидеть глаза мужчины полные мудрости. Сейчас солдату их е хватало этой своеобразной отцовской поддержки. В памяти снова расцветали цветы мирной жизни. Юношеские воспоминания нахлынули на солдата бурей эмоциональных волн. Они были чистыми ручейками весны в заснеженной жизни. Прошёл путь солдат за долгий час. И когда подошёл к узникам он как-то испугался что делает всё не так и не то… сомнения опоясали его шею. Парень пожелал сейчас бросить все свои терзания совести и окунуться в омут воинской жизни. Иоган не понимал почему в душе сейчас происходит именно это, но он начал бояться за себя, за свою шкуру.

Люди сидели в небольших клетках, сваренных из тонких труб. В каждой клетке находилось по два - три человека. Они выгладили удручающе и пугающе. Изодранные одежды, лохматые волосы, погасший взгляд, босые, грязные ноги, незнакомый язык стягивали ощущение отчаяния  в них.

Иоган подошёл к этому мужику. Тот поглядел на солдата своим волшебным взглядом. Казалось он единственный из узником, чей взор был наполнен полётом степного орла. Мужчина сидел и не соизволил встать перед немецким унтер – офицером. Иоган не мог оторваться от его глаз и вдруг понял что забыл как сказать ему по-русски о сыне.  Стыд подкрался к нему и сдавил комком горло.

- Син бот чиф – прошипел солдат. Он тут же понял что сказал не то и волнение разогнало его сердце до предела. В ответ мужчина ничего не ответил, поскольку не понимал он что хочет этот солдат от него. – Сит шин – пытаясь повторить невнятно прошипел он. Русский отвернулся от немца и сказал что-то на родном языке. Иоган ещё несколько раз пытался изъясниться перед мужчиной, но всякий  раз получалось не правильно. Волнение играло с ним нечестную игру. И это портило всю обстановку. На конец русский не выдержал и подошёл к немцу. Он облокотился лицом о прутья и грозно посмотрел на солдата. Иоган ещё раз сказал то что не мог выразить, но снова не получилась ему злополучная фраза.

- Что тебе гнида фашистская сволочь нужно? Неужели тебе доставляет удовольствие издеваться над узниками? Да что я говорю, вы все одинаковы - проклятые отродья. Когда же прейдет сюда Красная армия? Попомните вы нас когда мы будем вас уничтожать как бандитские белые отряды. Вы разбудили не простой голодный народ. Вы разбудили лютого северного медведя. Он не щадит своих врагов, он давит их их и испепеляет. Да что я тебе это всё говорю, ты ж всё равно по русски не понимаешь, ты ж только и умеешь что лаять на собачьей брехне. – мужчина с ненавистью посмотрел на Иогана и громко вздохнул.

- Сим тоф шип - снова произнёс парень и понял что не то говорит.

Мужчина усмехнулся и передразнил солдата. Иоган ожил, он думал что русский вспомнит о сыне и по глазам поймёт что солдат принёс вести от него. Но узник не сказал ни одного слова. Он опустил голову и волос упал на его лоб. Иогану захотелось прижать его к груди и подарить ему надежду на будущее.

- Сим тоф шип – повторил он и не отрывал взгляд от русского мужика.

- Да что ты заладил одно и тоже. Как вы нам надоели, как опративили нам ваш змеиный язык. Шипите, как ужи! Он громко потянул из горла слюну и харкнул в лицо фашиста. И в этот момент Иогана осенило. Он вспомнил произношение заклятых русских слов.

- Твой син шив – громко сказал немец и начал вытирать слюну с лица.

Русский не сразу понял что ему сказал немец. Молчание длилось около пары – тройки секунд, но их хватило чтобы на лице узника поменялось с десяток эмоций. Он повернулся  к солдату и ни слова не говоря, уставился на солдата своим волшебным взглядом.

- Твой син шив – повторил Иоган и груз свалился с его хрупких солдатских плеч. Сейчас он понял что будет ещё до последнего дурачить фашистский режим. Он хлебнул настоящей правды и дал обет кровавому снегу, на котором поклялся быть верным самому себе и своим принципам. В душе грохотал молот небесного грома, будто Тор проснулся от забвенного сна. В сердце разрушились оковы, состоящие из сплетённой колючей проволокой свастики в обрамлении кровавого платка. Миллионы узников для Иогана сейчас превратились в родных братьев, которым нужна лишь надежда на завтрашний день. И он, как солдат повинный в людских страданиях должен пытаться исскуплять вину, помогая людям жить тем самым расшатывать лживый национал- социалистический строй травящий Германию и половину Европы.

- Повтори мне что ты сказал о сыне – попросил мужчина солдата.

- Твой син шив – радостно сказал ещё раз немец.

- Прости меня Бога ради. Прости. Я не понимал тебя, а ты пришёл рассказать мне о моём сыне. Прости. Я дурак. Я не мог понять что тебе надо. Мне не хватило ума разобрать твои слова - Он протянул руки к солдату и опустился перед ним на колени. Он превратился в немощного, но счастливого человека. Ручьи слёз полились по его щекам и утопали в выросшей бороде. Мужчина глядел на солдата своим священным взглядом и гладил его по голове. Спустя несколько секунд, Иоган отошёл от узника и скрылся в сумеречном вечернем свете. Он шёл, паря над землёй наконец солдат чувствовал себя нужным людям. Он снова поверил в то что не всё потеряно в этом мире и ещё можно творить добро простым людям. За последние сутки он измотался, что теперь с ним происходило не часто. Последняя помощь оказанная людям была совершена еще в Чехии. Там посреди католических соборов, Иоган не стал выдавать место где сидела молодая девушка с тройней детей. Она была настолько напугана, что врятле отдавала себе отчёта в том что просить немецкого солдата не выдавать её своему командованию. Безусловно, другой солдат вермахта был  бы куда кровожадней и раболюбчивее, чем Иоган. Именно он оказался в этом полуразваленном подвале частного дома и это спасло четыре жизни, что для послевоенной Европы окажется большим числом живых душ. «Ещё одна моя победа в борьбе с Гитлером!» - проговорил парень. Он шёл размышляя как бы он убил этого ублюдка. С каким бы удовольствием бы нажал на курок и наблюдал за тем, как владыку мира покрывает агония, а он сопротивляется ей, словно молодая, честная девушка во время её изнасилования. Солдат жаждал поглядеть на это так реалистично, что когда пришёл в себя расстроился что это были лишь размышления.

Ещё одна история всплыла в его голове. Иоган тогда уже научился русскому языку и мог спокойно говорить простые предложения. Сейчас он вспоминал об этой истории с юмором, но тогда... тогда его мир рушился. Мужчина не сомневался что его расстреляют, или отправят в констрационный лагерь.  Он вспомнил как однажды довелось там побывать. Черно-серый дым тянулся над крематорием. Ветер гнал его к лагерю, и там клубы медленно ислучали едкий запах над бараками. Они пахли отвраительным жирным и сладковатым салом, или кровью, вызывая всеобщуюю тошноту. Иоган был там впервые. Его отправили туда отвести припасы еды, так как умер один из шофёров, возивших её в лагерь. Ещё тогда мужчина понял, что лучше уйти на передовую фронта, чем видеть последние сутки людской жизни. Эту операцию лаского именовали «перевоспитанием в полезных людей».

В последнее время контроль был значительно снижен. Все больше война давала пониманя что она есть на самом деле, поэтому войска СС были отправлены на фронт.  И их героические насилия над беззащитными узниками ослабли. В это время и прибыл сюда Иоган на пару дней из Смоленска. Вначале в лагере содержали только политических заключенных. Но с годами лагерь наполнился различными преступниками. Иоган присел на лавку у смотрового окна откуда просматривались ворота, врезанные в колючую проволоку. Они предуготовляли для ввода людей в крематорий. Здесь был целый город, со своими проспектами, улицами и переулками. По ним то и дело бродили солдаты СС и уводили в разных направлениях узников через колючую проволоку. Грузные эссесовцы сильно шваркали хрупких пленников и казалось те могут сломаться от удара о землю. И Иогану сразу вспомнилась история об оловянном солдатике. Люди походили на живых мертвецов, заплутавших между лабиринтом входа в храм смерти и выходом из собора жизни. Эта была борьба за самоотречение. Безжалостная борьба длилась столько сколько человек мог осмысливать её. В Иогане огонь всколыхнулся, он боялся почувствовать, что еще жив и не лишился воли двигаться вперёд. Солдату страшно захотелось вырваться отсюда и стремглав мчаться обратно в Россию. Почему-то именно там в тылу он мог не только стать самим собой, но самосовершенствовать себя. Он еле дождался того момента когда его отпустят из изолированного города колотящейся жизни на местности неминуемой, и такой желанной смерти...

...Кровавый флаг пархал в небе, он парил огромной прямоугольной птицей, затмивая солнечный свет и белые облака. Редкие птичьи стаи уступали этому тряпошному зверю место под солнцем. Флаг был выброшен из немецкого самолёта, который улетел куда-то прочь, оставив боьшое полотно болтыхаться над землёй.  Он падал над одной из бесчисленных деревень Смоленской области[23]. Был яркий летний день 1942 года. Один из календарных дней под покровом высокого русского неба был осрамлён фашистским символом. Он падал медленно и поэтому к предполагаемому месту падения устремились трое деревенских мальчуганов. Они бежали быстро по высокой траве, догоняя друг друга. Мальчики смеялись и громко обсуждали кто из них подожгёт чужеродный флаг. Он же спустился на землю и разлёгся по траве. Первым до упавшего флага добежал одиннадцатилетний Колька. Он схватил один из углов флага и потянул его к центру. Двое других парней, одиннадцатилетний Егор, и десятилетний Новомир подбежали следом и также, как и Колька постащили ткань к центру. Колька чиркнул спичками и серый дымок завился над шёлковым полотном. Мальчики громко рассмеялись и начали водить хоровод вокруг горячего флага. Но веселье оказалось недолгим... через несколько минут к ним подъехал мотоцкл DKW E 208. На нём сидели двое солдат. Они очень разгневались что мальчики подожгли их священный флаг. Седой дым противно пах едким запахом. Мужчины ощитинились на мальчиков пистолетами Walther P-38.

Мальчики испугались. Два незнакомых солдата говорили на непонятном языке. Один из них показал жестами поднять руки вверх и ребята быстро послушались. Мужчины связали их верёвками и привязали одним концом к мотоциклу. Ехали медлено, мальчикам пришлось туговато. Они еле поспевали бежать за транспортным средством. Бежать предстояло далековато, порядка двух километров. По прибытию на место дислокации немецкой части, ребят поместили в железные клетки. Им дали немного воды и булку хлеба. Мальчики вцепились в них и жадно отрывали тоненькими пальцами кусочки белого хлеба. Тогда Иоган впервые уидел их и поинтересовался за что посадили их сюда. Ответ немного повеселил молодого парня, который понимал что для нормального русского человека флаг чужой страны не является священным, и тем более флаг страны, которая ведёт всесторонюю войну с народом. Солдат принё им ещё немного хлеба, шоколадку и воды. Из его рук взял Новомир и сразу же поделился с друзьями. Он пошёл, радуясь тому что даже дети понимают этого, а правители, ослеплённые бредовыми идеями членопревосходства не хотять осознать этого. Следующий раз ребята попались ему, когда он вечером вернулся в часть. Мальчики выглядели очень напуганными и усталыми от постоянного переживания. Они сидели опёршись спинами о железные прутья и молчали. Вечер покрывал горизонт синей ширмой, за которой медленно шла ночь. Дети казались такими одиноким и хрупким, что хотелось их прижать к себе и не отпускать до самого утра. Тогда он не решился подойти к ним, и в последствии пожаеет об этом много раз. Он отправился к себе и там быстро уснул. Поздним вечером к ним подошли двое солдат, отомкнули дверь и позвали мальчиков за собой. Те спокойно пошли за ними. Тишина не настораживала мальчиков, они шли молча, пологаясь на взрослых... а те вывели малышей за ограду и отправились с ними в глухую, высокую траву. Она росла метрах в двухста от ворот части. Мальчики не понимали что от них хотят, поэтому старались не вызывать подозрения. Но дойдя до того места, где находилось ещё двое немецких солдат, мальчики испугались. Там сидели голые мужчины. Их тела были белы, отчего складывалось ощущение что они светятся. Испуг вливался в сердца парней, громким сердечным перестуком. Они перегляделись между собой и продолжили стоять как  вкопанные. Те солдаты что привели их, тоже начали раздеваться до гола. Мальчиков это насторожило. Они знали что многие люди уединяются и раздеваются там. Но всегда так делают только парни с девушкаи, а здесь не было девчат... и это настораживало. Один из парней прикоснулся к Новомиру и начал стаскивать с него белую рубашку. Тот не сопротивлялся, не понимая что мужчине нужно от него. Но он не угомонялся. Его руки быстро расстёгивали пуговицы на рубахе, а паренёк даже боялся дышать. Он то и дело поглядывал на своих друзей и те тоже страшились что-то предпринять. Немец стащил с парня рубашку и расстегнул штаны. До Кольки и Егора также притронулись мужчины и парни содрогнулись. Егора быстро раздели и повалили в траву. Он громко закричал, когда на него наволился один из упитанных мужчин. И здесь Колька рванул в траву. Её высота скрыла парня и тот быстро побежал по ней в другую сторону от части. Немцы всполохнулись. Они начали одеваться и светить фонарями по траве. Новомир тоже побежал, а вслед за ним и Егор. Они бежали вместе, но потом поняли что так их легче будет впоймать и поэтому они разлучились.

За спиной стонали бегущие солдаты. Они громко кричали и что-то мешкались, не имея возможности догнать парней. Егор оглянулся и увидел, что солдаты на ходу одеваются. Они застёгивались и поправляли пояса. Мальчику стало очень страшно. Он вспомнил как дома мама стонала, когда уединялась с папой в своей комнате. Мальчику всегда хотелось посмотреть из-за чего она так делает. Часто он думал, что папа обижает его, но утром родители были счастливыми и всегда смеялись. И сегодняшние немцы напомнили ему о материнских стонах. Он прибавил хода и скрылся в глубокой траве. Он отдышался немного и вновь побежал. Сделав несколько десятков метров, он угодил прямо одному из солдат в руки. Егор попытался вырваться, но не полючилось. Тут же подбежал второй и его повели в сторону части. Отчаяние нахлынуло на мальчика, оно душило его горло огромным комком от которого становилось больно. Он помолился о том чтобы друзьям повезло больше. Мальчика шваркнули в туже клетку, где они сидели до вечера и закрыли на висящий замок. Он сел и заплакал. Слёзы сами наворачивались в глазах. Такого страха он не испытывал никогда. Все вчерашние опасения старших парней, не дающих спокойного пройти по улице, собак, лающих на него и кусающих частенько. Мальчик вновь прошептал Богу свою молитву: «Бог, ты слышешь меня? Помоги мне, сыну твоему. Бог дай вразумления немцам, чтобы они отпустили меня. Бог, подскажи моим родителям, что я здесь, помоги им прийти сюда. Я буду до конца своих дней верить в тебя. Я всегда буду крестится на ночь. Я не буду есть блины во время поста. Я буду терпеть и не есть крашеные яйца до пасхи. Я не знаю, что ещё нужно говорить тебе. Просто помоги мне, прошу». Мальчик быстро перекрестился, начиная с головы, затем приложил персты к пупку, после покрыл правое плечо и завершил перекрестие левым плечом. Он поднял взгляд к небу, словно ища там следы оставленные его молитвой. Время тянулось долго. Звёзды просыпались над ним нескончаемым веретеном осколков дневного светила.  Сон одолевал парня и тот начинал кимарить, но всякий раз будил себя ожиданием что вот-вот прийдут его родители и заберут сына от сюда. Но всякий раз никого не было и лишь нескончаемое количество солдат проходило мимо узника. Рядом с ним было ещё несколько таких же клеток, в которых сидело несколько человек. С ними Егор вечером не разговаривал, поскольку всё ждал услышать голос родителей. Ночь знобила мальчика. Ему стало очень холдно и он лёг, поджав ноги под себя. Сейчас он пожалел что нельзя свернуться клубком, как это делает домашний кот Филька. Этот толстый, рыжий котяра всегда спит. Он спит днём на Егоркиной кровати, ночью в сеннике. Лишь в конце зимы кот не появляется дома. Он пропадает на несколько недель и возвращается весь побитый и израненый. Егор вспомнил как его отец называл его всегда рыжим революционером, вернувшимся с гражданской войны. Егор не совсем понимал что такое гражданская война, революционеры, пехота, партизаны и прочеее... он знал одно – если отец употребляет такие слова, значит они очень важные для каждого мужчины Советского Союза. Среди сверстников мальчик часто говорил заученные отцовские фразы и повышал свой авторитет среди друзей. Егор был ещё в том возрасте когда сыны свято верят что их папы самые сильные, самые смелые и самые отверженные. Для Егора его отец был воплощением того Бога, к которому он сейчас отправил молитву. Сейчас мальчик только и ждал что родители выручат его из незаслуженного плена. Он то не догадывался, что нельзя поджигать немецкий флаг. Он только помнил, что деды сжигали падающие немецкие бочки тут же как те ударялись о землю. Они заставляли детвору бегать и собирать щепки и кидать их в костры. Эти бочки падая издовали чудовищный визг, от которого разбегался весь скот, дети и женщиеы ревели на взрыт и все затыкали руками уши. Визг сводил с ума и Егор помнил что казалось этот кошмар никогда не кончится. Но бочки падали и люди оживали. Они палили одну бочку за другой и немцы никогда не понимали почему русские сжигают их. Но советским людям было стыдно видеть на своей земле чужеродные предметы устрашения населения. К полуночи мальчик уснул. Проснувшись он увидел рядом собой лежащего Кольку. Он тоже спал, укрывшись каким-то полотенцем. Егор растормошил друга и тот поведал ему о том как его впоймал сторожевой пёс. Он показал на след укуса на правой голени и скрывился от боли. Егор обнял друга и умолк. Говорить совсем не хотелось, они верили что Новомир добежит до деревни и приведёт сюда взрослых. Сон вновь начал кружить вокруг них незримой птицей, Унося мальчиков в свои тайные дворцы. Раннее утро разбудило их, гудящим рёвом проходившего мимо клеток, танка. Он был страшным, железным чудовищем, способным проглотить человека заживо, даже не подавившись. Мальчики обняли друг друга и отползли назад. Танк был злым, он коптил чёрным дымом и походил на разъярённого быка. Жадные гусинецы смеялись, вырывая клочья земли с травой. Егор почувствовал боль земли, когда от неё разрывает эта железяка. Колька посмотрел на свою рану, которая разболелась от тряски. Егор смотрел на рану парня и сопоставлял её с вырванными кусками земли. Где-то неосознано он слышал голос звучащий из недр земли. Оттуда доносился плачь грустной женщины, которой чертовски надоели припадки её детей. Они постоянно ругались, истребляля друг друга, не осозновая что они родственники. Пусть между ними стоят сотни и сотни различий но их объединяет один лишь фактор – разум, каким бы он ни был разным и запачканый различными моралями и понятиями. Мальчик отвернулся иему стало немоного легче. К мальчикам подошёл Иоган. Он посмотрел на заплаканные лица узников.

- За что вас посадили? – спросил солдат по-русски.

- Мы сожгли немецкий флаг... – ответил один из мальчиков.

Иоган усмехнулся. Он ничего не ответил им, хотя мог бы... гул танка начал утихать, машина выехала за ворота и поехала в сторону фронта. Танк был на ремонте и сейчас его отправили на восток. Так делали со всеми машинами, которые собирали долго из-за отсутствия деталей.

- Мы домой хотим!- сказал второй мальчик.

Солдат присел над железными прутьями.

- Я бы вам смог помочь, но... меня растреляют. Единственное... сейчас принесу что-нибудь поесть.

Мальчишеские глаза снова накатились янтарными слезами. От блеска в сердце содата сжалось петлёю вокруг шеи. Он встал и ушёл. Настроение на целый день было испорчено. В какой-то момент вчера, ему было понятно одно заблуждение, в него он чуть не поверил. Вчера на одном из собраний им рассказывали о том что долг настоящего солдата отдаваться полностью всеобщему делу в этой войне. Речь этого генерала была настолько убедительна, что даже ему на миг показалось что они воюют за правое дело... но сидящие в клетке дети, которых отправят для добычи их крови, вновь вернули Иогана в реальность сурового мира...

... солдат выполнил своё обещание и в груди отлегло. Он не привык разбрасывать слова на ветер, поэтому всегда мучился когда не мог выполнить обещание сразу. Его и ещё несколько солдат отправили в село искать сбежавшего мальчика. Он еще должен был попасть домой, поскоьку тогда в селе мог подняться бунт. Солдаты разместились в кузове грузовика Praga RV, полностью укомплектованные к подавлению востания, на случай если люди отреагируют на родительские прозьбы. Иоган всатривался в лица солдат, на них застыла печать вчерашней прочистки мозгов. Мужчины разговаривали на всевозможные темы, одни вспоминали прошедшие победы, другие говорили о местных девках, рьяно стонущих под тяжёлым немецким мужским порывом, третьи просто слушали говорящих и не перебивали их. Иоган слушал родную речь с таким удовольствием, словно так истосковался по простым людским словам и теперь был голоден как разьярённый волк.

Спустя несколько минут солдаты добрались до посёлка Каспля. Обогнув озеро, машина въехала в поселок и солдаты вышли на главную улицу. Яркое солнце палило над крышам деревенских изб. Оно освещало эту далёкую деревеньку, зависимую от того доберётся ли ребёнок домой или нет. Немцы готовились к худшему варианту. Их до сих пор пугал тот Смоленский юноша, паляший из последних сил по всей Вермахтавской машине. Ещё долго многие немцы вспоминали его с недоумением. Почему тот защищал Россию, а не встречал с хлебом и солью немецкие войска, как это делали многие западные люди Белоруссии, и Украины. Деревня была спокойной и все занимались своей работой. Двое солдат прошли мимо сидящих на лавочке старух, но ничего подозрительного не обнаружили. Они ходили друг за другом и не знали чем себя занять. Искать какого-то сопляка, который может прийти домой и рассказать о том что его и ещё двоих его товарищей вчера немцы посадили за осквернение национального флага Германии, было не правдоподобным. Солдаты думали что таким способом руководство решает запугать мирное население видом гордых солдат Вермахта. Но ближе к вечеру к Иогану привели одну женщину, которая рассказала что пропали её сын и с ним ещё двое. Иоган единственный солдат из приехавших в деревню, знал русский язык. Он сообщил матери что двое детей сидят в клетке,  а третий сбежал. Он чувстовал себя негодяем, протистующим против родной власти, но успокаивало его одно чувство – национал-социализм не является его любимым режимом. Да, Германия воюет против многих народов мира, но она не по собственной воле делает это, а по страху перед смертью. Многие люди самозабвенно верили словам Фюрера, но многие были его опонентами и подчинялись приказам из Рейхстага, только потому что так они могли противостоять режиму и нарушать планы. Иоган сказал женщине, чтобы они пришли на следующий день к руководству части и потребовали вернуть детей. Женщина ушла. Солдаты проводили её взглядом и продолжили ждать некого мальчика. Наступил вечер. Подул пронизывающий ветер, но не было приказа вернуться назад и солдаты остались ночевать на лавочках.

Мальчиков один раз покормили и объяснили, что они выбраны из огромного числа русских бродяг, чтобы помочь немецким детям. Им пообещали много шоколада, игрушек и конфет. Узники поверили. Они оживились и теперь с нетерпение ждали когда же их отправят в Германию. Ночью они замёрзли, но их согревали внутренние надежды.

- Эй, мелкота... – обатился к мальчикам узник из соседней клетки – чего расщебетались? Что вас так развеселило?

Мальчики повернулись к голосу. Под светом Луны сидел замотанный в лохмотья мужчина. Его длиная борода и засоленный волос отпугивал. Хриплый и простывший голос дрожал.

- Нас в Германию отправят – сказал Колька. Он поднялся на ноги подошёл к железной ограде. – Там нам подарят много конфет и игрушек. Мы там не будем знать что такое война. У нас будут новые родители, молодые и красивые. Они не будут нас наказывать и ругать...

- Мы станем там настоящими людьми... – добавил Егор.

- Дай-то Бог... только малыши, никто и не что не заменит вам родных родителей, родного запаха земли, родного воздуха. То что немцы вам пообещали не будет... в лучшем случае вы останетесь там живы... в худшем... хотя  кто нынче знает что лучше, а что хуже... помнится нам обещали после революции построить рай земной... да только кто ж мог знать что прийдётся работать по двадцать два часа в сутки... хотя... знали бы мы что к нам наведаются такие гости, что нынче хозяйничают здесь, мы б по тридцать часов в сутки работали.

- Дяденька, вы о чём? – Спросил Егор и представился.

- А меня Колей звать... – добавил второй паренёк

- Да так... о жизни дети. О жизни... когда подростёте совсем по-иному будете смотреть на свою жизнь.

Сон снова свалил детей и они уснули.

Утром пришло распоряжение снять патруль с деревни и солдаты вернулись в часть. Иоган заглянул к мальчикам. Они сидели и игрались палочками. Он посмотрел на них и пошёл спать. Проснулся он к обеду. В части было напряжённо. Всюду кишили люди собирая пленных в дорогу. Иоган решил попробовать спасти этих пацанов. Он пошёл к их клетке, но она была пуста. Холод резанул в горле острым ножом. Он спросил сидящего рядом мужчину и тот сказал, что их утром посадили в грузовик и тот выехал за ворота. Солдат не знал что ему делать. Все прошедшие победы над неугодным, варварским режимом рухнули в его голове, оставляя десятки тонн пыли. Он рванул узнать куда отправился грузовик, да ответ и так был известен.

- Johann, die Frau aus dem Dorf ruft dich, mit der du gestern gesprochen hast.[24]  – сказал ему один из солдат. Парень не знал куда деваться. Вчера он посеял надежду в женское сердце, сегодня ему предстояло скосить её. Но он вспомнил старую, немецкую поговорку – каждому своё. Женщина стояла одна. Она выглядела очень жалобно, но врятле таким видом она могла расщедрить грозное немецкое военное чиновничество. Солдат сообщил, что ошибся и в части никаких детей не было. Он побоялся что она уже сказала о цели визита охране. Но женщина прошептала адрес и скрылась в солдатской суете.

Иоган хотел сбежать от самого себя, хотя и понимал что это не возможно... К сожалению от угрызений совести никто не застрахован. Солдат понимал рассудком. Что он не виновен в том, что произошло с этими мальчишками. Но всё же его терзала аскома от того, что он не смог помочь им... целый день он слонялся выполняя какие-то обязанности и ни на секунду не мог забыть голос почти отчаявшейся матери. День тянулся чудовищно медленно. Он хватался за каждую веточку, травинку и не желал покидать этих мест. Иоган не хотел идти, но и остаться здесь не мог. Его тянуло к этой женщине, как к магниту гвоздь. На секунду он ощутил тошноту к себе за такую слюнавость. Он не понимал как себя вёл бы он, если б русские напали на его страну. Но тогда бы за Иоганом стояла правда, имя которой защита собственной страны от иноземного захватчика. Но рсские не наподали на его горячо любимую Германию, а именно его страна, заплутавшая в национал-социализме решила поработить Европу. Русские отстаивали честь родной земли и Иоган всем сердцем желал чтобы Бог помог им справиться в войне и со своей властью. Он слышал, что в СССР было много проблем со становлением новой власти. Ещё не ушло в небытие поколение помнящее царкий режим и большевики с особым усердием стремились доказать, истинность своих политических воззрений. Наконец наступил вечер и солдат поехал в поселёк. Путь лежал не близким. Ему предстояло обагнуть озеро Каспля[25] и проехать несколько дворов селения. Иоган не хотел обмануться с избой и не войти в дом где не ждут немецкого солдата. Он нервно закурил и вышел из машины. Дым клубился над его головой и парень нервно ждал что женщина услышет гул машины и выйдет на встречу. Несколько минут он стоял не зная откуда выйдет эта несчастная женщина. Ему хотелось уйти отсюда, но что-то в груди взывало к другому. Из окна вырывался один фитилёк кирасинки, который блестел надеждой. Занавеска изнутри вздёрнулась и женский голос пригласил войти. Солдат вошёл в избу. Чисто прибранная комната была уютной. Ничего дорогого не было в избе, впрочем как у всех русских. Он часто был в русских домах при зачистках, но всякий раз сожалел от этого. Ему хотелось домой больше всего на свете. Дома ждала его мать и любиый пёс. А здесь его ничего не держало... даже дух, вскорменый псевдопатриотизмом.

- Проходи...- сказала женщина,- Садись. Не хочу ходить вокруг да около. Мне нужно узнать как мне увидеть моего сына. Я готова поехать в любой лагерь, в любую точку Германии, лишь бы найти своего сына. Мне всё равно сдашь ты меня сам. Или же пойду к вашим генералам и добьюсь отправки меня к сыну...

Женщина говорила это так ровно и решительно, что солдату снова вспомнился тот констрационный лагерь. Он опустил взгляд, ничего ей не ответив. Женщина поняла что он что-то знает, но боится говорить.

- Не бойтесь, я не работаю на вас. У меня действительно пропал сын и я готова на всё...

- Как вас зовут?- спросил Иоган.

- Ольга... – женщина села на табурет напротив солдата.

- Вы сами не понимаете что сейчас говорите... детей отправили на запад... я не знаю куда их могли увезти... а направений – десятки, если не сотни... – его немецкий акцент напрягал женские уши, но всё же Ольга внимала каждому слову. Она видела что солдат является лишь пленником военной машины и сам не в состоянии что-то изменить. Она не испытывала к немцу ненависти сейчас той, что была в ней ещё днём. Женщина целый день точила большой нож, которым её муж резал мясо. Сейчас он лежал под подушкой и мирно ожидал, когда хозяйка соблазнит голодного гостя. Но её женской мудрости зарание хватило понять, что ненавидеть нужно не самих людей, а только их худые, скверные дела. От этого явления на душе стало намного легче и светлее. Солдат сидел молча, словно напиваясь домашней обстановкой. Он оглядывался по сторонам и подолгу смотрел на развешанные на стенах фотокрточки.

- Так вы мне устроите место в вашем лагере? – громкий женский тон взбудоражил солдата. Он повернулся к ней и улыбнулся. От этой улыбки Ольга чуть не упала с табуретки. Отчаяние накрыло её. Она поняла, что солдат тянет время когда она успокоится, поэтому её разозлил этот мужчина. Она увидела в нём тряпку, не способную на серьёзный и дерзкий поступок. Она встала и подошла во плотную к нему. Цепкие пальцы обвили его шею и ноздри вздохнули запах мужского тела. У Ольги самой закружилась голова и она еле удерживалась от соблазна раствориться в молодом и горячем нраве этой тряпки. Он стоял не реагируя на ее наступление. Казалось он концентрируется и собирается с мыслями. Иоган же силился не поддаться на соблазн, но человеческое нутро не могло сопративляться. Он прижал женщину руками и завалил на диван, стоящий напротив разобранной кровати с толстой периной. Одежда разлеталась в разные стороны и когда волшебный бой закончился, превратившись в лёгкий ночной бриз женщина показала для чего она позвала Иогана.

- Я всего лишь солдат. Я не решаю многих задач. Мне приказывают, я выполняю. Я не в состоянии найти вам сына, или отправить вас в Германию. Надо мной десятки и десятки руководителей. Каждый из них доблестно выслуживается перед Рейхстагом и по-разному видят свой долг перед Германией. Если вы попадёте в наш лагерь, то там вы не сможете помочь своему сыну. Там люди живут не так как в санатории. Там они доживают свою жизнь в нескончаемых муках. Я не желаю вам того же, что происходит с узниками.

- Но как я смогу здесь сидеть ничего не делая, знаяя что там мой сынуля, мой Новомир?

- А что означает его имя, Новомир? –спросил солдат.

Женщина заплакала. Длиные тёмно-русые волосы упали с плеч на грудь и она то и дело поправляла их руками. Обнажёная женщина влекла солдата и он положил свою голову ей на ноги.

- Не плачте... этим не поможишь сыну... я обещаю помочь... попытаюсь хотя бы узнать где он... там рядом с ними сидит русский мужик, может он что-нибудь знает. Может детей еще не отправили...

- Куда их отправляют?

- Вам лучше не знать... лучше об этом не говорить...

Женщина взорвалась. Она соскочила с места. В груди заволокло тучами сознание и громкие, острые молнии полились по руслам гнева. Яростный гром загудел грозными басами и пальцы вцепились в рукоядку ножа. Она вздёрнула руками и нож вонзился в диван всем своим двадцатипяти сантиметрами. Иоган остался неподвижен. Нож врезался в мякоть дивана в двух сантиметрах от его шеи. Говорить теперь не хотелось. Только что эта женщина подарила ему прекрасные минуты наслождения, а теперь – чуть было не смерть... он закрыл глаза и на несколько секунд затаил дыхание. Ольга снова зарыдала. Она была настолько беспомощна, что солдат не злился на неё. Он вытащил нож из дивана и бросил его на стол. Он обнял женщину и поцеловал её в грудь. Теперь он не мог удержаться, женщина сама раздразнила его и он зверел понастоящему. Всё нутро задрожало и он готов был на прыжок... Она не сопративлялась и потихоньку отдавалась Иогану. Среди ночи в дверь постучали. Ольга вздрогнула. Спрятать мужчину не куда было, открывать дверь стало страшно... вдруг с фронта вернклся муж, или сын. Она не решалась открыть дверь, дрожа  под одеялом. Иоган встал и отворил дверь. Там стоял мокрый, замёрзший мальчик. Он поднял взгялд на мужчину и дёрнулся убегать. Солдат быстро сумел задержать паренька. Тот вырывался и громко кричал. Соседи зажгли свечи и собаки подняли лай. Солдат занёс в комнату ребёнка, где мать уже успела одеться. Она кинулась обнимать мальчика, но тот ощитинился. Он с укором глядел на мать и немца. Он ничег оне говорил, только громко сопел. Ольга подала ему сухую одежду и тот быстро переоделся. Она дала ему еды, но тот впервые в жизни заматерился при ней. Его мат был неубедительным и зловредным. Ольга обняла сына и начала говорить, что этот солдат решил помочь ей найти его. Мальчик ничего не говорил, он быстро жевал и неодобрительно смотрел на одевающегося мужчину.

- Где ты был? – спросила его мать...

В окно постучались соседи. Ольга вышла к ним и те кричали чтобы она впустила их в избу. Они вызывали немца выйти к ним, иначе они подожгут грузовик. Страх подобрался к нему второй раз за ночь. Толпа гремела и била чем-то тяжёлым по железу грузовика. Ольга попросила их угомониться и сказала, что солдат привёз домой её сына, выручив его из плена. Её ложь сыграла на руку, ибо люди поняли что содат поступил по человечески по отношению к мальчику. Женщина попросила оставить их, ибо Новомир находится в душевном расстройстве.. тем временем Иоган попытался заговорить с мальчиком.

- Какой же ты молодец, что сумел убежать от солдат. Куда вас везли?

Мальчик не отвечал. Он молча глотал ложку за ложкой и с опаской посматривал на мужчину.

- Ты пойми, ваши соседи могут помочь твоим друзьям, если ты расскажешь откуда ты пришёл.

- Мама! – закричал мальчик,- растопи печь. Мне холодно. Иоган закурил. Он хотел уехать и собрался уходить, но мальчик остановил его.

- Я помню ты подходил к нам днём... в твоих глазах было сострадание... ты дал нам шоколадку.

- Не ты, а вы – порправила мальчика мать, вошедшая в комнату.

- Нет! – возмутился Новомир – Все немцы не люди. Они псы. И дети их - немецкие овчарки.

Иогана немного задел этот мальчик. Он бы и рад был поставить мальца на место, да только, какое он имеет на это право. Парнишка сейчас почувствовал материнскую защиту и начал окрыляться. К тому же для него, что Иоган, что иной немец - все враги...

- Так ты не скажешь откуда ты сбежал?

Мальчик нарочито не обращал на немца своё внимание. Он прижался к материнской груди и мужчина вышел. Он завёл машину и поехал в часть. Дорога была удивительно пустой и тихой. Мужчина остановился над озером и вышел на берег.

Спокойствие и мелодичный плеск волн усыпляли его. Нет, спать он совсем не хотел. Сейчас он желал вернуться к Ольге и продолжить их поединок, хотя и понимал, что она делала его только ради своего сына. Сейчас он ей не нужен вовсе. У неё есть горячо любимый муж, которому она останется верна до гроба, а их сегодняшнее сношение ни что иное, как способ вернуть своего ребёнка. Солдат понимал, что война не даёт право бездействовать и поддаваться течению обстоятельств. Озеро поглащало его тревогу и уносидо прочь под толщу воды, где убаюкивало её холдом и темнотой. Позади оставлась еще одна бойня с врагом, а впереди... новый день и новые перспективы расшатывания Гитлеровской машины смерти...

Прошло несколько дней с того момента, когда мальчик вернулся домой. Иоган не появлялся в посёлке, со сложным для немца произношением, Каспля. В его груди утихли терзания и желания вернуться к этой женщине. Две ночи подряд ему снилась её грудь, а днём он старался думать о том скольким людям нужно ещё помочь. Вечером он сидел на лавочке и жадно впитывал птичьи трели. Еще не совсем угасли брачные игрища пернатых, поэтому людям было чем наслодиться в тяжкое тыловое время. Солдат слушал птиц и не вмешивался в разговор трёх молодых солдатиков – новобранцев, коим предстояло отправиться на восток. Очередные шестнадцати-восемнадцати летние пареньки шли убивать людей, ради какой-то призрачной идеи, что немецкий пот пахнет приятней чем азиатско-славянский. Они то вспоминали как играли в войну в городских дворах, то наоборот, отдавали вполне взрослые размышления о том что их ожидает и героизм и смерть и злобный враг, сидящий в душе. Иоган старался не думать о том чем он занимается, но каждое мальчишичье слово, ранило его грудь. К нему подошёл Отто и похлопал его по плечу.

- Da ist eine russische Frau zu dir gekommen…

 - Danke…komme gleich...[26]

Иоган встал с лавочки и пошёл к воротам. У него подкосились ноги от воспоминаний от проведённой с нею ночи. Давно немец не спал с женщинами, поэтому этог миг стал ему настоящим глотком отрешения. Женщина стояла так одиноко, словно на сотни километров от неё не было ни души. Иоган поздоровался и замолчал. Она тоже молчала не зная как начать свой разговор, который принесла в сердце. Под фонарями её глаза блестели кристалами слёз. Парню захотелось приобнять женщину, но он сдерживался. Молчание длилось около минуты, за которую они не спустили друг с друга глаз. Потом Иоган отвёл женщину от пристального взгляда охраны. Высокая трава скрывала их от людей. Женщина села на землю и он сел подле неё.

- Я пришла... к тебе... поделиться...

Иоган попытался поцеловать Ольгу, но та оттулкнула его. Сегодня женщина была совсем иной. В ней не было того отчаяния, что раскрывалось в ней несколько дней назад.

- Зачем пришла7 – спросил солдат. Он растроился что женщина пришла не ради него.

- Новомир...

Имя её сына разозлила мужчину. Он разорвал тонкую связь которой Иоган привязал к себе эту хрупкую женщину.

- Что с ним? – он посмотрел на неё, желая угасить своё желание овладеть женщиной.

- Он... – вздохнула женщина – Он рассказал, что с ними тут хотели сделать... в тот вечер как впоймали.

Иоган сел, успокоившись. Он внимательно посмотрел на Ольгу.

- Что с ним?

- Понимаешь... когда их впоймали, их было трое, Колька, Егор и Новомир.

Иоган вспомнил, действительно. Было трое мальчиков. А на следующий день стало два. Почему до него не дошло это сразу. Но это сути дела не меняло. Ольга не пришла бы незнакомому мужчине, не имея веских доводов высказать свою беду.

- Говори...

- Их привели за то что мальчики сожгли ваш флаг. Они просидели до глубокого вечера в клетке и когда основная часть солдат легло спать, двое солдат вывели малышей за ворота, где их ожидали еще двое мужчин. Иоган, это страшные мужики их ждали. По словам Новомира, когда их привели в высокую траву. Там сидели двое голых мужчин. На одном из них были тёмно синие круглые следы по всему телу. Это явно засосы. Они были возбуждены. Мужчины начали раздеваться сами и раздевать парней. И не известно чем бы это закончилось, если б мальчики не разбежались... – Ольга заплакала и опустила голову на плечи солдата. Иоган погладил рукой по её волосам. – Новомир смог убежать, а с другими мальчиками он не знает что случилось... мой сын долго бежал по высокой траве, не останавливаясь и не зная куда направляется. Бежал он, бежал до тех пор, пока не упал без сил. Проснулся он ещё ночью и снова побежал куда глаза глядят. Да только они смотрели на звёзды. Он помнил, что с дома был виден большой ковш, к нему-то он и бежал. Ему казалось, что за ним непременно бегут несколько солдат. И остановись он на секунду, эти цепные псы проглотят его заживо. Мальчик летел стрелой не замечая перед собой ничего. Высокий бурьян сменился камышом и тут он с силой упал в озеро. Грубые листья травы изрезали его руки и лицо. Раны очень болели и жгли. Кровь сочилась, но он балтыхался в воде и старался вылезти на берег. Ноги запутались в озёрной тине и корнях камыша. Новомир испугался и перестал сопративляться. Он затаился и почувствовал, что ноги стали свободней. Тина и корни пообмякли и он смог вырваться из их плена. Он увидел небольшую сухую ветку, торчащую из берега в воду. Он схватился за неё и выбрался на берег. Мальчик разделся, выжал одежду от воды и снова надел её и побежал домой. Он не понимал над каким местом он находился над озером. Поэтому пошёл на право, поскольку там можно было обогнуть озеро по суше, а не перебираться через холодную речку. До утра он шёл вдоль озера, пока снова ни упал от бессилия и там же уснул. Проспал он до обеда и снова отправился по своей дороге. На пути встретились двое немецких солдат, от которых Новомир прятался в зарослях камыша. Время тянулось чудовищно медлено. Ему хотелось есть. Желудок ревел, громким набатом. К вечеру солдаты покинули лишь тогда он смог продолжить путь. Он и плакал на пути и радовался, что смог вырваться из плена и задумывался над тем что хотели голые солдаты от них. Лишь к глубокой ночи он смог вернуться домой и там увидел тебя...

Женщина посмотрела на солдата. Он сказал утром, что испугался когда увидел над нашим забором немецкий грузовик, но решил защитить меня от варваров. Но когда понял, что ты здесь не ради того, чтобы увести его назад, или убить меня. Он сказал, что не скажет моему мужу о том, что мы были вместе... не знаю откуда дети знают об этом... но они прекрасно всё понимают...

Иоган не знал, что ей ответить... но и промочать не имел права. Он обдумывал сказанное Ольгой и не отрывал глаз от неё.

- Вот это новости... я не знаю что сказать тебе. Ты наверное хочешь отомстить?

- Нет. Месть, или как называют её благородные люди, возмездие – удел слабых. Только они способны на увечия отвечать теми же монетами. Новомир хочет это поскорее забыть и я пришла сказать, чтобы ты случайно не забрёл к нам домой. – Ольга посмотрела на Иогана с трепетом в глазах. И тот понял, она к нему что-то испытывает по мимо благодарности. Он поцеловал её и снова не было взаимности.

- Нет, не надо... я не хочу... у меня есть муж... я ему верна...

Иоган не стал упрямиться. От отсел от Ольги. Сердце стучало колокольным перестуком. Эмоции закипали в котле ознания. Ему захотелось пойти и растрелять всех попавшихся ему на глаза мужчин. Почему они могут добиться женского расположения, не важно хочет ли этого женщина, или нет. А он не может переступить через этот порог, давлеющий над его сердцем.  Он не может сейчас уложить эту женщину и добиться своего... он просто потом себе не простит этого.

- Что ты молчишь?  Неужели ты не знаешь что сказать? – женщина встала на ноги. Она поправила наплечный платок и пошла прочь.

-  Ольга, постой...

Женщина оглянулась. Её мудрый взгляд не дал сомнений, что он видет её в последний раз в жизни. Она отвернуласт\ь и пошла. Женщина  удолялась, словно угасая в ночи. Пелена тёмного воздуха закрывала её от глаз мужчины. Он провожал её взглядом и карил себя за то что пообещал, что не сможет увидеть её больше никогда. Ольга скрылась из поля видимости Иогана и он вернулся  обратно на свою скамейку...

Теперь ему нечего было вспоминать. За спиной остались бесконечные тяготы военной жизни. Впереди - неизведанные дали.

Удивительное небо озарилось прекрасным солнцем. Светило неслось по огромному небу. Иоган нечаянно, как бы не хотя смотрел и гордился тем что ему всё-таки посчастливилось посмотреть на то как живут люди других национальностей. Раньше все они были чудовищно непонятными и странными – теперь же чуть ли не родными людьми у которых ровно те же проблемы что и у него, отдельно взятого человека с планеты. Парень осознал что делить и враждовать с ними не стоит, поскольку делить между людьми собственно нечего. Да, конечно, если человек пришёл со злом к тебе, ты не имеешь права не дать ему отпор, но  не стоит превращать отпор в пожизненную ненависть. Ошибки прошлого стоит помнить хотя бы ради того чтобы их не повторять в будущем. Небо в это утро было просто огромным и ярким. Оно благоухало дивными запахами и песнопением птиц. Иоган поймал себя на мысли что человек по сравнению с миром – маленькая песчинка, которой нужно всего то ничего. Но каждый из нас ради этих крошек рискует жизнью всякий день и борется ради них, а взамен получает остатки своих мечтаний. В этом огромном мире можно легко заблудиться и предаться многим плохим качествам человеческого нутра, но в нём нельзя спрятаться и укрыться от пытливых глаз окружающих. Рано, или поздно человека обнаружат его собратья и нареку отступником. Они никогда не простят ему отчуждения от них, но и никогда не пустят в свой мир. И этот выпавший человек так и останется лишним звеном в судьбе человечества, расплачиваясь над тем что он хотел вести работу над своим улучшением. Ведь быть собой многие люди научились, а самосовершенствоваться - ещё нет. Перед ним остался один нерешённый вопрос. Как ему поступить: остаться здесь на просторах чужой страны и сгнить в отчуждении, или вернуться в гниющую систему и способствовать её дальнейшему расчленению… Первое означало погибнуть как военнопленный, второе – как предатель. Предателем он никогда не был. Ни его же вина в том что вся страна идёт в неправильном направлении и не слышит призывов к смене своей радикальной ориентации. Слух о том что казаки отпустил одного солдата, за недопущение изнасилования докатится до других частей долетит быстро. А фашисты не прощают прозревших от их темноты людей.

Апрель, Июнь 2009, Декабрь 2010

 перевод на немецкий: -  Казакова Юлия

Другие произведения автора:

За стеной

Сон

Признание

Это произведение понравилось:

Богаченко Татьяна

Миколай Хименко

Катерина Годунова

Елизавета Смирнова

Алла Войнаровская