Бегство 2

…Среди ночи Вожак проснулся от бешеного сердцебиения и ощущения необъяснимой тревоги. Осторожно переступая через спящих людей, он вышел из столовой, узким коридорчиком прошел к «черному ходу» домика и вышел на маленькое крылечко, предназначенное когда-то для прислуги. На улице было светло, в прежние времена такое время суток назвали бы легкими сумерками, но сейчас для всех это была глубокая ночь. По небу тут и там пробегали странные синеватые сполохи, похожие на северное сияние, только более однообразные, приевшиеся в последние годы.

Вожак спустился с крылечка и прямо тут, у стены домика, справил нужду, поглядывая сквозь мертвые деревья на бушующие где-то далеко зарницы. Похоже было, что в этих краях электричества в атмосфере накопилось с избытком. Может быть, именно эта бешеная электролизация и побеспокоила его? Немного постояв у стены и, казалось, совсем успокоившись, Вожак решил возвращаться в общее спальное помещение, как вдруг заметил в одном из дальних окон домика отблески настоящего, живого пламени. Это было так удивительно, что Вожак, будто зверь на приманку в капкан, пошел туда, никого не предупредив, даже не объявляя на всякий случай тревогу, как было заведено в группе испокон веку.

Он вошел в дальнюю от общей столовой комнату, будто заранее зная, что ему ничего не угрожает, не может случиться никаких неприятностей не только с ним, но и с его людьми. И первое, что бросилось Вожаку в глаза, был огонь в камине. И сгустившаяся вокруг огня темнота, будто в комнате, вопреки новым законам природы, наступила самая настоящая ночь.

Вожак успел только подумать: «Да что ж они с ума посходили, что ли?», как из укутанного мраком угла вышел высокий худой мужчина в распахнутом длинном черном пальто. На голове у него красовалась широкополая черная шляпа, больше пригодная для демисезонной прогулки где-нибудь в центре уцелевшего, чистого городка, чем для ношения на окраине этого мира. Из-под шляпы на воротник пальто падали длинные волнистые волосы. На широком поясе мужчины висела открытая кобура и, судя по рукоятке, пистолет в ней был совсем не мелкого калибра. Но Вожак видел и чувствовал, что сейчас оружие играет всего лишь декоративную роль.

Следом за первым гостем на освещенное пространство перед камином выкатился маленьким колобком второй: толстенький, невысокий, казалось, прихрамывающий на обе ноги, с коротким карабином в руках. Объемистое брюшко туго обтягивала короткая кожаная куртка, жирненькие ляжки скрывались под широкими, свободные штанами цвета грязного хаки, заправленными в высокие, шнурованные ботинки, удивительно чистые, прямо-таки сияющие в слабых бликах каминного огня. Лицо у толстячка было улыбчивое, но в его веселость не верилось, это была просто маска, намертво приклеенная к человеку.

Вожак подумал было спросить, как эти двое смогли пройти мимо дозорных на улице, зачем развели огонь из ядовитых дров, но тут же решил, что все вопросы сейчас прозвучат глупо и несуразно. «Надо достойно держать удар, раз тебя поймали врасплох, как беспомощного цыпленка», – подумал Вожак.

Подхватив от стены, возле которой он стоял, уцелевшее за прошедшие годы кресло с потускневшей обивкой, он шагнул поближе к камину, аккуратно, без стука, поставил кресло на пол и уселся в него, стараясь не смотреть на нежданных визитеров, а сосредоточиться на язычках пламени, весело облизывающих узловатые поленья в камине.

Кажется, нежданные гости оценили его самообладание, быстро переглянувшись и шагнув поближе так, что оказались перед креслом слева и справа от него. Стоящий левее Высокий первым начал разговор.

– Несколько недель назад тебя предупреждали, что ты ведешь людей на Край Света? – спросил он хрипловатым, сильным голосом.

Одновременно с вопросом Высокий положил обе руки на рукоятку пистолета, видимо, этот жест был для него привычен и не нес в себе угрозы, но Вожак почему-то обратил внимание, что руки у гостя гораздо темнее смуглого лица. И через секунду понял, что видит на человеческих руках обыкновенные, но давно забытые в быту тонкие черные перчатки.

– Да, – сказал Вожак, вспомнив, как несколько недель назад, на окраине пустого, но почти не разрушенного городка, им встретился лысый уродец с большой головой и выпученными глазами. – Да, нам сказали об этом…

Уродец сам безбоязненно подошел к остановившимся на окраине беженцам. Они готовились уже наполнить собой чрево вездехода, чуть размявшись перед предстоящей долгой дорогой, справив нужду, да и просто поглазев по сторонам. Большеголовый безошибочно определил среди людей Вожака и обратился только к нему. «Знаешь, уезжаете навсегда…», – скрипучим голоском поведал он. «Мы и не думали возвращаться», – хмуро ответил Вожак, поглядывая на своих людей. Он не любил такие вот встречи и неожиданных прорицателей. Они нагоняли на людей и без того не видящих в жизни радости еще большую тоску. «Нет-нет, – замотал огромной головой уродец. – Там, куда вы идете, нет ничего…» «Там такие же руины, степь и овраги, как и везде», – ответил Вожак, сожалея, что начал разговор. Теперь стоявшие поблизости люди тоже обратили внимание на большеголового. «Там нет ничего, – повторил уродец, покачиваясь на тонких ножках. – Три дня и три ночи. Может быть, больше. А потом – Край Света. За Краем нет ничего…» «Если ты все сказал – уходи, – хмуро ответил Вожак. – Мы тебя не возьмем с собой. Кажется, ты и здесь неплохо себя чувствуешь…» «Я – чувствую, да… а за Краем Света никто не чувствует», – рассудительно сказал уродец и, повернувшись спиной, заковылял в свои родные развалины. «Наверное, я свалял дурака», – подумал тогда Вожак, уловив встревоженные, вопросительные взгляды своих людей. Но никто ничего ему не сказал, таких или похожих пророчеств все они наслушались по дороге с избытком…

«Кто бы тогда мог подумать, что это предупреждение, а не очередной бред свихнувшегося уродца», – подумал Вожак, продолжая смотреть на огонь.

– Вы пришли, – твердо сказал Высокий. – Дальше, ты видел, там сейчас бесятся зарницы, ничего нет. Это Край Света.

Вожак молчал, он чувствовал, что это только начало разговора. Нежданные гости пришли в домик вовсе не для того, что бы оповестить его о сбывшемся нелепом пророчестве. Им что-то надо… или кто-то нужен… «Зачем им кто-то из больных и полумертвых?» – мелькнула и угасла шальная мысль.

– Там уже ничего нет. Ни жизни, ни смерти… – Высокий качнулся, переходя с носка на каблук и обратно, повернулся к Вожаку профилем.

– Мы и так который уже год обитаем между жизнью и смертью, – неохотно ответил Вожак и подумал, что слова Высокого совсем не похожи на запугивание.

– В доме пятеро детей, четыре женщины и семеро мужчин, считая тебя самого, – сказал Высокий. – Мы можем взять троих. Только троих.

«Взять – куда?» – подумал Вожак и тут же с пронзительной ясностью понял, что «взять» означает – спасти. Спасти от жизни и нежизни, от Края Света, от того, что ждет их за этим Краем.

– Мы можем остаться здесь, – упрямо проговорил Вожак, только ради того, что бы возразить пришельцам. – Остаться и никуда не идти. До Края Света далеко, и он не может сам придти сюда.

– Конечно, не может, – неожиданно звонким, почти радостным голосом заговорил второй, маленький и круглый человек. – Сюда могут придти те, кто всю жизнь преследует вас. И это будет похуже, чем просто «нежизнь»…

– Ты пугаешь? – спросил Вожак, понимая, что этим разговором он просто оттягивает тот самый момент, когда придется принимать окончательное решение.

– Тебя можно испугать словами? – искренне удивился Коротышка.

– Зачем вам оружие? – спросил Вожак, резко меняя тему разговора, пытаясь хоть как-то, хоть на ничтожно малый миг завладеть инициативой.

Нежданные гости быстро переглянулись, и губы Высокого растянула ухмылка.

– Он нас не за тех принимает, – с неожиданной радостью сказал Коротышка. – Прикинь…

Высокий понимающе кивнул и вновь обратился к Вожаку:

– От решения ты не ускользнешь, а любые слова сейчас – это только слова. А реальность – это Край Света, и те трое, кто уйдет с нами…

– Остальных вы уже списали? Заранее? – почему-то обозлился Вожак, чувствуя, что вот-вот, и он выйдет из себя, сорвется и превратит тихую ночь у камина в непристойное безобразие; возможно даже – со стрельбой.

Он никогда и ни в какой ситуации за все прошедшие годы не оставался без оружия, может быть, это и спасало его не раз и не два. Сейчас Вожак ощущал согревшийся на собственном теле небольшой пистолет, как последний аргумент в этом нелепом разговоре.

– Мы? Списали? – Высокий в недоумении поднял брови. – Вас списали задолго до этой встречи. И то, что вы все дошли сюда относительно живыми – уже маленькое чудо. Но время чудес закончилось. Всё когда-то заканчивается. И так уж получилось, что для вас это всё заканчивается здесь…

– Я должен подумать, – неожиданно даже для самого себя сдался Вожак, удивляясь собственным перепадам настроения; ведь только что он был готов броситься на непрошеных гостей с оружием.

– А чем ты еще занимаешься всё это время? – удивился Коротышка. – Пробуешь нас «на зуб», прокачиваешь, суетишься в душе,  а сам-то всё думаешь, думаешь, думаешь…

Высказавшись, человечек залился звонким, счастливым хохотом. Высокий посмотрел на своего напарника с неодобрением, мол, незачем было высказывать то, что и так всем ясно. Но Вожак уже не обращал внимания на нежданных гостей. Как бывало не раз на спокойных стоянках, он весь ушел в себя, не реагируя на внешние раздражители. В голове у него бродили обрывки разных мыслей, но он никак не мог ухватиться за какую-то из них, не мог понять их важность или пустую мимолетность…

«Кто для меня те люди, что спят сейчас в столовой этого домика? Я многих из них знаю всего несколько месяцев. Есть и старожилы, совсем измотанные, больные, на последнем выдохе. Им покой нужен, а не Край Света. И еще Лягушонка. Самая странная, должна же быть больной, а крепче всех. И кто такие эти странные гости? Кто им нужен, зачем… Почему предупредили, могли бы и просто так взять тех, в ком у них интерес…»

И тут, будто подслушав последние мысли Вожака, Высокий сказал:

– Посмотри…

Он шагнул к стене, на которой висело большое, в рост человека, запыленное, забрызганное чем-то, грязное зеркало в литой бронзовой раме. Разглядеть хоть какое-то отражение в нем было невозможно. Но Высокий провел рукой, затянутой в тонкую кожаную перчатку, по пыльной поверхности, и в зеркале запрыгали, заплясали огоньки пламени… Сквозь сумрак все еще грязного стекла проступило отражение камина, маленького толстячка, сидящего в кресле Вожака, высокого гостя.

А потом Высокий просто отступил в сторону, уходя из поля зрения, но его отражение не исчезло из зеркала, продолжая жить в нем своей, отдельной от яви, жизнью. Вожак покосился на странного гостя, тот стоял у стены, спокойно скрестив руки на груди, в то время как его отражение в зеркале разгуливало по комнате, заложив руки за спину, и беззвучно шевеля губами.

– Детей мы не возьмем, – будто откуда-то из-под толщи воды, сквозь забитые ватой уши услышал Вожак голос Высокого. – На не нужен мусор, и можешь не изображать из себя человеколюбивого гуманиста. Потому что они – самый настоящий мусор, способный мучительно просуществовать, а не прожить, еще несколько лет. Да и то в самых благоприятных, тепличных условиях.

Слова человека в черном были жестокими, но смысл их был справедлив. Вожак не мог не подумать об этом. Но не мог он  и так спокойно списать из жизни детей, обрекая их на что-то страшное и непонятное за Краем Света.

– Теперь тебе уже легче выбирать, – звонко посоветовал Коротышка. – Детей не возьмем, из женщин отпадает родившая шестипалого. Да и подросток этот, вы сами его Спящим зовете…

Парнишка с жидкими, неопределенного цвета волосами, неопрятный даже на фоне всех остальных, умывающихся раз-два в месяц, и равнодушный ко всему на свете, даже к еде, спал в тот момент, когда его подобрали, спал в десантном отсеке вездехода, в полусонном состоянии выбирался наружу и тут же засыпал, стоило ему на пару минут остановиться где-нибудь. Единственным его достоинством была незаметность и неприхотливость в еде. Но каждый раз, трогая вездеход с места, вожак вспоминал, не забыли ли они где-то спящего Вовку.

– Осталось-то всего – ничего, – по-прежнему бодро продолжил Коротышка. – А если ты себя за высокоморального гуманиста считать продолжаешь, так и еще на одного меньше. Из восьми троих выбирать всегда легче, чем из шестнадцати…

«Они же люди, все они – люди, – хотел возразить Вожак. – Как выбирать?» Но в этот момент в голове у него смешалось отражение высокого человека в черном с ним самим, к непонятному, хаотичному хороводу присоединился Коротышка, а потом всё вокруг растворилось в язычках спокойного мирного пламени горящих в камине поленьев…

– Возьмите Лягушонку, – хрипло, с трудом выталкивая из себя слова, сказал Вожак; сказал и – сдался. – Возьмите. Зоя, она пусть и зеленая, но крепкая, может у нее что с пигментацией кожи только нарушено? И – Саню вместе с ней. Им вдвоем надо быть, если вы понимаете.

– Мы понимаем, – неожиданно мягко сказал Высокий. – Ты снова нас не теми, кто мы есть на самом деле. А мы всё понимаем. Третьим в этой компании очень хочешь быть ты, сам. Что тебе мешает?

– Они… никто… они не смогут вести вездеход, – почти шепотом сказал Вожак. – Не умеют, да и силенок не хватит за рычагами сидеть, это ж не авто для гламурных дам…

– Ты еще помнишь эти слова? – удивился Высокий. – Вот не думал, что такие люди остались… А вездеход им не понадобится, отсюда до Края Света они и пешком дойдут, поверь… И даже никто не погибнет по дороге, просто – не успеет.

– Думаешь сейчас «что я сделал?», раскаиваешься? горюешь? – будто прочитав мысли Вожака, спросил Коротышка. – Ну-ну, кайся, кайся… А ведь мы могли просто зайти в столовую и перестрелять всех лишних, оставить только того, кто нам бы приглянулся во сне…

– Почему же не перестреляли? – спросил Вожак. – Интересно было посмотреть, как мучается человек с выбором? обрекая других…

– Не очень-то ты и мучился, – деловито отозвался Высокий, подтянул на удивление чистые перчатки и добавил: – Пора…

Вожак вздрогнул и вскинул голову – за окном просветлело, как будто за час их разговора промелькнули восемь часов темного времени суток.

– Как такое могло быть? – тихо, будто бы сам себя, спросил Вожак.

Высокий демонстративно пожал плечами:

– Край Света… Тут всякое бывает, не предугадаешь.

…Люди вставали трудно, медленно и неохотно, молча терли заплывшие за ночь гноем глаза, тихонько выскальзывали один за другим в соседнюю комнатку, когда-то бывшую туалетом, с сохранившимся, целым унитазом. Вот только сейчас ни воды, ни света в ней не было, потому двери за собой не закрывали.

Так же привычно собирали свои нехитрые пожитки, не обращая внимания на друг на друга, без вопросов выходили на улицу…

– Саня, Зоя, останьтесь здесь, – распорядился Вожак, выходя следом за своими, или теперь уже вовсе не своими, людьми.

«Что-то надо бы им сказать, – подумал Вожак, глядя, как народец сбивается в некое подобие колонны за разрушенной оградой домика. – Ведь прощаемся навсегда… или – не надо?»

Вожака не мучила совесть, он не испытывал жалости или привязанности к уходящим за Край Света людям, но вот неизвестность, которую сулили изменения в собственной судьбе, с каждой секундой волновала его все сильнее и сильнее.

– Ладно, – вполголоса сказал Вожак, глядя на построившуюся, наконец-то, колонну. – Двигайтесь вперед, за поселком возьмете чуть вправо, ну, вон туда, к холмам…

Никто ему не ответил, да он и не ждал ответа, молча люди зашагали по давно заросшей бурьяном дорожке, ведущей их… Может быть, они рассчитывали, что возле холмов их уже будет ждать Вожак с вездеходом? Может быть, им было просто всё равно? Кто это поймет?

Он тупо смотрел, как неровно колышутся горбатые от вещмешков и котомок спины, укрытые плащами химзащиты; люди уходили туда, где среди ночи играли невероятными сполохами зарницы, туда, где, по словам нежданных гостей, не было ни смерти, ни жизни…

…Одновременно с вернувшимся с улицы Вожаком в столовую вошли Высокий и Коротышка. Сейчас, при дневном свете, оба утратили некий налет демоничности и потусторонности, так резко выраженный в обоих ночью, при свете живого пламени камина. Длиннополое пальто и шляпа Высокого оказались изрядно потертыми и заляпанными грязью и машинным маслом, а такая стильная курточка Коротышки и вовсе была женского фасона. Но вот лица не изменились. Всё та же смуглая мрачность и серьезность на лице Высокого, легкий румянец и веселое выражение у его напарника.

Зоя и Саня, сидевшие после ухода всей группы в дальнем уголочке на брошенном на пол защитном плаще, приподнялись, с удивленной настороженностью  рассматривая гостей и особенно их оружие.

– Ну, что ж, ребятишки… Лягушка-царевна и Иван-дурак… – задумчиво сказал Высокий. – Пора бы и собираться в путь-дорогу, вот только кем у нас вожачок будет? Не Серым же Волком его назначать?

Вслушиваясь в удивительные, незнакомые слова загадочного пришельца, Зоя и Саня растерянно молчали. Еще большую растерянность вызывало в них безмолвное присутствие Вожака. Он так и не объяснил ребятам, зачем они остались в доме, куда ушли остальные. А спокойно выслушивая слова Высокого, Вожак, вроде бы, соглашался с ними…

– Куда ж ему в Серые Волки? – с охотой поддержал беседу Коротышка. – Тот Ивану-дураку служил, а этот вряд ли кому служить будет… Привык, понимаешь, к лидерству.

– Вожак, лидер, фюрер, – задумчиво произнес Высокий, будто пробуя на вкус эти слова. – Всё не то… а может, мы тебя просто по имени звать будем, а, Егор?

Вожак заметно вздрогнул. Он давно уже забыл свое настоящее имя, данное при рождении. «Откуда же они-то…», – мелькнула в голове мысль и исчезла, оставляя после себя гулкую пустоту.

– Ну, ладно, пусть будет Егор, – согласился Коротышка и повернулся к парочке, по-прежнему помалкивающей в углу: – Ну, а теперь, пойдем-ка со мной, пособишь…

И он пальцем поманил Саню в соседнюю, маленькую комнатушку, какую-то подсобку при столовой, заставленную непонятной мебелью, заваленную пустыми коробками из-под продуктов.

Они вернулись через несколько минут, с кряхтением, натугой волоча с собой три объемистых вещмешка с притороченными к ним новенькими костюмами химзащиты и небольшой рюкзачок ярко-синей расцветки. Впрочем, громко кряхтел и тужился в основном Коротышка, тащивший пару вещмешков, Сане же достался всего один, а синий рюкзачок, похоже, был совсем легкий.

– Одевайтесь, давайте, – пхнул вещмешки в сторону Зои и Егора Коротышка, – ты, Саня, тоже… А рюкзачок сюда давай, там наши вещички…

Первой решилась открыть вещмешок Зоя, следом за ней достал и раскинул на полу не новый, но чистый и аккуратно упакованный камуфляжный комбинезон Егор. Кроме комбезов, в мешках оказалось и нижнее белье, правда, только мужское, зато в трех экземплярах, и бушлаты из непонятной синтетики.

Совершенно не стесняясь друг друга и нежданных гостей по привычке, обретенной в совместном путешествии, Зоя, Саня и Егор быстро разделись догола и, по указке Высокого, побросали свои старые одежки поближе к выходу, на один из плащей «химки». Чуть позже, уже одеваясь, Егор зачем-то отметил про себя, что под одеждой кожа Зои гораздо зеленее, чем на руках и лице. Даже соски небольших грудей, и те были нечеловеческого, темно-зеленого цвета.

Вернулся отлучившийся на несколько минут Коротышка и с размаху бросил в  сторону Вожака – нет, уже Егора! – три пары сапог отличного качества, правда, явно ношенных.

– Прихвати старые ваши шкурки, Егор, – попросил Высокий, – и пошли…

Наматывая найденные в вещмешках портянки, бывший Вожак удивился просьбе нежданного гостя, ему почему-то казалось, что сейчас, с этой минуты, и Высокий, и Коротышка будут приказывать и повелевать…

А Высокий повел их в комнату с камином, в которой ночью вел разговор с Егором, тогда еще Вожаком. В комнате было темно от задернутых наглухо плотных и пыльных бордовых штор и очень тихо. Огонь в камине давно прогорел, и только серая кучка свежего пепла свидетельствовала о том, что тут совсем недавно вовсю полыхали узловатые поленья.

– Кидай, – кивнул на камин Высокий, – избавляйтесь от старого… туда надо бы придти без этого наследия…

Егор аккуратно положил завернутые в старый защитный плащ вещи в зев камина, а Коротышка подбросил туда же непонятную серую пирамидку чуть больше спичечного коробка по размеру. И в ту же секунду старые вещи вспыхнули неярким бело-сиреневым пламенем и через несколько секунд исчезли, не оставив после себя даже запаха. Растерянные Зоя и Саня недоуменно покрутили носами, пытаясь унюхать обычно тяжелый, противный запашок от горения грязной, заношенной до предела одежды, но так и ничего и не почувствовали.

– Пошли, – просто кивнул Высокий в сторону зеркала, мутноватого, но самого обычного, без, казалось бы, ночных фокусов.

Он встал рядом с рамой, почти касаясь боком собственного отражения в стекле, протянул руку и – неожиданно пожал её самому себе, находящемуся там, в глубине… И тот, второй-отражение, потянул на себя Высокого, будто вытаскивая его из этого мира в зазеркалье.

– Ты – следующий, – дружелюбно подтолкнул Коротышка прикладом карабина под зад бывшего Вожака. – Сначала Егор, потом остальные… и не стойте столбами… время, время уходит…

Все еще мало что понимая в создавшейся ситуации, Егор с отчаянной смелостью прикрыл глаза и шагнул туда… в зеркальную, темную глубину…

…И сизый сигаретный дым густыми волнами подымался к потолку, смешиваясь там с белизной побелки. И мнилась в причудливом переплетении дымных струй веселая солнечная полянка, покрытая изумрудно-зеленым ковром сочной травы с причудливыми вкраплениями  красных пятен поспевшей земляники, и где-то совсем рядом журчал маленький бойкий ручей, и птицы беззаботно щебетали в густых кронах деревьев, заботливо окружающих маленький, уютный и светлый мир… 

Другие произведения автора:

Перекресток. Часть третья. Простая история. гл.31

Перевертыш гл.5

Бегство 1