Пыль. Часть II. гл.13

***

И все было, как первый раз. Ушла, исчезла где-то в бездне прошлого вчерашняя безумная ночь. Будто бы и не бесились они вчетвером на этой широкой, удобной кровати, взбодренные вином, коньяком и общим желанием. А, может быть, и было ничего подобного, а просто привиделось в странной эротической фантазии эта групповая, греховная, но от того не менее сладкая, запретная любовь….

Но сейчас они были вдвоем, только вдвоем во всей вселенной. И Анька, стараясь не дать подруге опомниться, задуматься о прошедшей в эту ночь встрече на отвалах, а странном поведении всех её участников, ласкала и ласкалась сама, принимая и отдавая ласки с неожиданным рвением и страстью. Казалось, она совсем забыла о собственном удовольствии, о вечном желании оргазма в компании, что мальчишек, что девчонок. Ей хотелось просто дотрагиваться до Александры, касаться её крупных сосков, трогать губами нежную, тонкую кожу на шейке, улавливать под пальцами дрожь возлюбленного тела…

Потеряв голову от счастливого желания обладать и отдаваться, Анька при этом все равно отлично осознавала происходящее и помнила, где и какие в комнате припрятаны игрушки… такие неожиданные здесь, в глубокой провинции, но такие забавные стеклянные, звенящие при соприкосновении… и длинные, что бы хватило на обеих, со специальным держаком в середине… и даже крепкий, каучуковый, розовый, закрепленный на шлейке, что бы можно было застегнуть его на бедрах и почувствовать себя мужчиной в отношении Сани…

И солнечные лучи, ворвавшись в комнату, уже никого не тревожили и не стесняли, а только ярче оттеняли наготу и прекрасные движения близкого и любимого здесь и сейчас тела… и в солнечных лучах Саня стояла перед Анькой на локтях и коленях, оттопырив совсем еще не женскую, худенькую попку и ожидая того сладостного мига, когда подруга войдет в её лоно, только что целованное и обласканное, упругой резиновой штукой, сделает десяток движений, заставляющих замереть от восторга, рождающегося где-то внутри, внизу живота… и припадет своими острыми, колкими сосками к обнаженной спине…

И фантазия меняла позы… заставляя искать все новые и новые, что бы крепче прижать… подальше отстраниться… ничего не видеть, кроме любимых глаз и рассмотреть всю – от макушки до кончиков пальцев на ногах… и видеть… видеть… видеть… трогать… касаться… сходить с ума…

И чуть шершавый, розовенький язычок, приводящий к блаженству, скользящий то в потаенных глубинах, то на самой поверхности… облизывающий и теребящий… легонько и сильно… страстно и нежно…

А потом был взрыв… нет, много-много оргазменных спазмов, взрывов, фейерверков, затмевающих и солнечный свет, и сознание…

И накрывающая всё и вся своей непонятной энергетикой музыка…

«Твои драные джинсы и монгольские скулы…

Ты была моей тайной, зазнобой моей...»

Анька очнулась от чуждого, непонятного звука. Ему было не место тут, в уютной спальне Александры. И пусть звук этот, казалось, никому не угрожал, но был чужеродным, лишним и ненужным.

Мгновенно приходя в себя, будто сигналу тревоги, Анька поняла, что слышит «белый шум» только-только включенного радиоприемника, этакий набор шорохов, шипения, еле слышного, далекого присвиста… В поисках источника шума Анька наткнулась глазами на небольшую серую коробочку, подвешенную на стене, в углу. Её не было заметно ни в первый, ни во второй раз, когда Анька попала в эту комнату, да и не обращала она тогда внимание на особенности интерьера,  ни на что не обращала, кроме своих подруг…

Не успела Анька сообразить, зачем и к чему раздается «белый шум» из неведомой радиоточки, как шум этот сменился резкими ударами металла о металл, такими звонкими и немузыкальными, будоражуще-тревожными, что иначе, чем каким-то сигналом очень неприятного свойства, их назвать было трудно. Свернувшуюся калачиком и сладко дремлющую на самом краю постели Саню звук этот подбросил, усадил еще не проснувшуюся, трущую глаза кулачками и пытающуюся оглядеться, что бы спросонья понять – где же она находится?

– Тьфу ты! это ж гроб, – выговорила Саня, вскакивая и оглядываясь на настороженную Анька. – Ты уже не спишь? Хорошо, значит, будить не придется!!!

«Какой гроб? Кому и зачем?» – успела подумать Анька, а Александра уже деловито металась по комнате, одновременно запихивая в шкафчики и комоды разбросанные повсюду интимные игрушки и доставая что-то крайне необходимое сейчас.

– Сигнал у нас такой от «гражданки», гражданской обороны, – на ходу поясняла Саня, уже натягивая прямо на голое тело хорошо знакомый Аньке солдатский комбинезон, правда, выглядевший поизящнее, видимо, ушитый и подшитый где надо самой Александрой. – Только не делай вид, что ты впервые его слышишь, а то сейчас у некоторых мода такая: делать круглые глаза и прикидываться дурачками…

«Вот так и прокалываются в плохих фильмах хорошие разведчики, – подумала меланхолично Анька. – На пустяках, о которых им забыли сообщить… Вот встречу Пухова – пух от него полетит…» Она лениво потянулась, оглядывая комнату еще разок и примечая, где же валяются её вещи, и ответила Сане:

– В командировке – первый раз, все время как-то бог миловал…

– Так чего тогда сидишь? – Александра была уже готова, в комбезе, коротких сапогах, с противогазной сумкой на боку, явно предназначенной не для хранения презервативов. – Мне в цех надо, там моя пятая дверь в убежище, да и вообще… а тебя, наверное, в гостинице учитывали, ну, если не в цеху, куда приехала, а ты же не на комбинат… Вообщем, тебе так и так в гостиницу…

Саня выскочила куда-то из комнаты и через полминуты вернулась с маленьким чемоданчиком в руках, по-прежнему взбудораженная, энергичная, будто и не кувыркалась она с Анькой последние шесть часов напролет, и не продремала слегка часок, а нормально выспалась и отдохнула после двойной ночной смены на «отвалах».

– Давай-давай, Анечка, быстрей- быстрей… – поторопила она в ленивой грусти застегивающую френчик подругу. – Хорошо, у меня мотик, успею тебя к гостинице подбросить, а то бы…

«Ух, сейчас веселуха начнется, – говорила она, вытаскивая Аньку из квартиры и буксируя за собой по лестнице на улицу. – Давно уже не было… представляешь, сутки-двое сидеть в убежище, на поверхность – только в противогазе и «химке», а у нас еще гермозона плохая, иногда командуют: «Газы!» и прямо в подвале сидим в противогазах…»

Стараясь не споткнуться, Анька волоклась вслед за подругой и думала, что для семнадцати лет учебная тревога гражданской обороны может и кажется развлекухой, но вот десяток лет спустя… А вслед подругам из-за дверей квартир доносился жесткий, хорошо поставленный голос, изрекавший, казалось, незыблемые истины: «Граждане! В городе начались учения гражданской обороны… сохраняйте спокойствие и действуйте согласно указаниям…»

На улице смеркалось, синие, длинные тени уже легли на тротуары и мостовые, а солнышко спряталось где-то за далекими домами. Но вот людей неожиданно оказалось больше, чем могла бы себе представить Анька. Видимо, сигнал «гроб» многих оторвал от ежевечерних дел и выгнал из уютных квартир. Деловитая и слегка суматошная Александра протащила подругу через двор к какому-то импровизированному навесу из брезента и армейской маскировочной сети, под которым стояли полдесятка мотоциклов, старенький мопед и десяток велосипедов очень оригинальной конструкции. Бросив Аньку возле навеса, Саня устремилась к одному из мотоциклов, настоящему монстру на двух колесах, отнюдь не гоночных, а скорее уж раллийных форм и габаритов. Но вот катился этот монстр на удивление легко, кажется, Саня даже не прилагала особых усилий, что бы толкать машину к выходу со двора, и Анька, заметив это, просто поплелась в хвосте, стараясь не отстать.

– Вперед, Анечка! – скомандовала Александра, – держись за меня…

И хлопнула позади себя по кожаному сиденью, Анька и не заметила, как успела Саня взобраться на своего железного коня, и теперь оставалось только ей пристроиться позади девушки, чтобы тронуться в путь. Коснувшись голой попкой прохладной кожи сиденья, одеваясь, трусики Анька по дурацкой привычке сунула в карман френчика, она вспомнила многолетней давности такие же ощущения от прикосновения обнаженным телом к автомобильному сиденью, но тут же все воспоминания исчезли… поворот ключа, рев двигателя, и за несколько секунд Александра разогнала внешне массивного, неуклюжего монстра под сотню километров, вырвалась на проспект, тут же сбросила скорость и свернула в лабиринт узеньких переулков, чтобы еще через пару минут лихо тормознуть у фасада гостиницы, в кафетерии которой еще утром Паша пил коньяк и общался с Пуховым.

Жаль, мотоцикл не позволял полноценно, лицом к лицу, обняться, а Саня не захотела слезать: «Некогда… потом…» Но расцеловались девчонки с чувством, будто бы расставались на всю жизнь. Хотя в этом была доля истины, ведь никто еще не знал, как сложится дальнейшее пребывание Аньки в этом мире, и она сама – в первую очередь.

– Езжай, я на тебя посмотрю, – попросила подругу Анька.

Ей вовсе не хотелось, чтобы Саня заметила, как она уйдет от гостиницы в другую сторону, к своей «конспиративной» квартире, что бы уже оттуда связаться с Пуховым. Но едва железный монстр с юной наездницей скрылся за поворотом, как темная, маленькая машина, казалось бы испокон века стоявшая у стены дома напротив, вся такая пустая и мертвая, мигнула светом фар. Не понять такой сигнал было трудно, и Анька неторопливо подошла поближе.

В машине, за рулем, сидел Паша и улыбался. Улыбался так, что едва оказавшись в салоне Анька спросила:

– Ты чего такой довольный, как кот, который сметаны объелся? Или хочешь сказать, что весь этот тарарам ты устроил?

– Ну, не совсем я, – признался Паша. – Но с моей подачи – точно…

– Вот ведь вредный ты мужик, – вздохнула Анька. – Но ведь все равно опоздал, точнее, не успел мне день любви с Санькой испортить… вот только концовку, да и то – к лучшему. Долгие проводы – лишние слезы…

– Ну, не до такой же степени я ревнивый, – скромно заметил Паша. – Просто Пухов правильно воспринял мои мысли о доппельгангерах…

– Твои мысли? – подозрительно ласково переспросила Анька.

– Твои-твои, – поспешил исправиться Паша. – Ну, не стал я ему в подробностях растолковывать, что все это придумала ты, а я – только передаточное звено. И вообще, беспокоилась бы за свой приоритет, поехала бы со мной, а не осталась с Александрой…

– Жизнь такая, – вздохнула Анька. – Всегда приходится выбирать и чем-то жертвовать. Вот и пришлось во имя любви пожертвовать авторством. Ладно, а что тут происходит-то, можешь нормально объяснить?

– Обыкновенные для них учения по гражданской обороне в условиях, максимально приближенных к боевым, – чуть надменно, менторским тоном начала Паша. – Здесь это практикуется чуть ли каждый квартал, помнишь, мы еще в Белуджистане попали «с корабля на бал»? Так вот, то же самое во всех городах и на всех предприятиях, вплоть до хлорпикрина. А нужно это… Понимаешь, Пухов заставил своих ребят землю рыть, но за полдня вычислили доппельгангеров. Двое из четко установленных двадцати несколько дней назад взяли билеты на поезда до этого города. Еще трое – точно установлено – передвигаются на машинах в этом же направлении, причем, хитрецы, на всех бензозаправках берут чуток лишку бензина, чтобы в какой-то момент их нельзя было засечь по покупкам. Но все-таки направление отслеживается. Значит, Часовщик нас не обманул, хотя в этом-то я был уверен…

«Так вот, в городе учения, весь народ на пару суток садится в убежища и подвалы, причем, заметь, здесь к этому относятся очень серьезно, без дураков и разгильдяйства. А вот наши доппельгангеры ни к каким убежищам и подвалам не приписаны. Да и хлорпикрина, я думаю, они не боятся. А даже если бы и были приписаны – им с часа на час уходить в туман, а не сидеть в убежище надо. Что они будут делать? Правильно, отсидятся в какой-нибудь квартире, сделав вид, что там нет никого. В самом деле, это довольно просто. Ну, а ребята Пухов, плюс местные чекисты, пройдутся по городу с инфракрасной аппаратурой, засекут тепловое излучение из якобы пустых квартир и…»

–…и полезут сдуру штурмовать эту квартирку, благо, город пустой, можно делать всё, что заблагорассудится без оглядки на нежелательных свидетелей, – закончила слегка раздраженно Анька.

– А вот и нет, – снова заулыбался Паша. – Тут ты прое… проспала самое интересное…

– Хамишь? – Анька подозрительно уставилась на Пашу, но тот не стал ни делать вид, что не понял её реплики, ни извиняться.

– После обнаружения доппельгангеров Пухов позовет нас с тобой и попросит сходить к ним и попробовать для начала поговорить…

Наверное, только расслабленность после такого великолепного дня любви и полная неожиданность этого сообщения заставили Аньку резко выдохнуть:

– Ни хера ж себе…

И тут же продолжить после легкой паузы:

– Как ты Пухова на такой вариант уломал?

Паша махнул рукой, будто говоря, как бы не уломал, а результат на лицо.

– Знаешь, есть у меня одна мыслишка по этому поводу… – сказал он, делая загадочное лицо. – Ну, не всю же жизнь нам сидеть здесь, у Егора, в чиновниках по особым поручениям…

– А что? здесь неплохо, – отозвалась Анька. – И девчонки такие милые… может, останемся, а то как бы твоя мыслишка не привела нас прямо в мир этих доппельгангеров, а они-то, по словам Часовщика, совсем не люди…

– И как ты обо всем догадалась, – нарочито вздохнул Паша. – Умная, поди… лесбиянки, они все умные…

– Опять хамишь? – рассмеялась Анька. 

Другие произведения автора:

Перевертыш гл.4

Чужая игра. Часть вторая. 13

Перевертыш гл.16