Новые
МенюШТИРЛИЦ И ВТОРАЯ МИРОВАЯ ВОЙНА-4часть (1-4 главы)
14 августа 2014 — Лев Казанцев-Куртен
ИРОНИЧЕСКАЯ ПОВЕСТЬ
(продолжение)
ЧЕТВЁРТАЯ ЧАСТЬ
1. ПРЕРВАННЫЙ ПОЛЁТ
Бомбардировщик, в чреве которого находилась разведчица Люся, медленно тащился по чёрному безлунному небу на высоте десяти тысячи метров. В чреве было темно, хоть глаз выколи, поэтому ей ничто не мешало мечтать. А мечтала она о том, как прилетит она в Москву, как доставит она товарищу Сталину нецке «Трахающийся самурай с большим членом» и товарищ Сталин произведёт её в полковники и вручит «Звезду Героя СССР». Нецке у неё в кармане юбки вместе с пистолетом системы «вальтер» и тремя пачками французских презервативов, подаренных Штирлицем, на всякий случай.
Она вспомнила, как товарищ Берия, выбрав её из нескольких десятков курсанток, и безо всяких экивоков объяснил ей, что отвезёт её на дачу к товарищу Сталину и что нужно Вождю от неё, курсантки Люси Травкиной.
– Товарищ Сталин тоже мужчина, и товарищу Сталину время от времени нужна женщина, – сказал Лаврентий Павлович. – Но времени у него на ухаживание и прогулки при луне нет. Если он посмотрит на тебя и скажет, чтобы ты ложилась в его постель, ты ляжешь. Если он решит использовать тебя, не сопротивляйся, а прояви мужество и отдайся ему со всей страстностью и пылкостью, на которую способна блядь.
Люси робко прервала всесильного Лаврентия Берию:
– Я не знаю, как отдаётся мужчине блядь. Я ещё девушка, товарищ народный комиссар.
Берия усмехнулся:
– Дело не хитрое, научим.
И он действительно за три дня обучил её всему, что должна знать и уметь настоящая блядь. Первый день ей было больно, зато в остальные двое суток, получила кайф от занятий на широкой постели товарища Берии. Тем более, в отсутствии Лаврентия Павловича практические занятия проводили лейтенант Вася Булавкин и сержант Никита Дубов.
Однако к Вождю ей попасть не довелось.
– Есть срочное поручение, милая, – сказал ей Лаврентий Павлович. – Личное, от товарища Сталина. Ты отправишься в Берлин с секретным донесением нашему разведчику. По выполнении им задания, вернёшься в Москву. Туда и обратно тебя доставят самолётом.
От этих слов Люся почувствовала, как сердце провалилось в матку. Ей сделалось страшно, но виду она не показала. Она была в курсе того, что нескольких девочек, испугавшихся отправки через линию фронта, посадили в тюрьму.
– Когда вернёшься, я тебя лично доставлю к товарищу Сталину, – пообещал Лаврентий Павлович.
И вот она летит назад. Мерно гудят моторы бомбардировщика. А где-то там, внизу, идёт война. Люся не заметила, как уснула. Ей снился товарищ Сталин и их с ним большая любовь.
Разбудил её пилот. В самолёте было светло.
– Эй, девка, вставай! Нас подбили! Мы горим! – прокричал он. – Прыгай, пока не поздно!
Люся подползла по вздыбившемуся полу самолёта к открытому люку. Сильный пинком под зад пилот вытолкнул её наружу. Она закричала:
– Аааааа!.. Мама!..
2. НОЧЬ, ЛЮБОВЬ И ХЕНДЕ ХОХ
В эту ночь Вождь и впрямь занимался любовью. На его постели в позе королевы возлежала прелестная обнажённая дама лет двадцати трёх. Она была в самом расцвете женской красоты. С торчащими полушариями грудей, с пышными бедрами и тонкой талией. Роскошная копна тёмно каштановых волос раскинулась по белой наволочке подушки. Украшала её и очаровательная, сексуальная родинка на подбородке.
Дама выразительными темно-зелеными глазами смотрела на Вождя, стоящего перед ней на коленях и что-то гортанно декламировавшего на грузинском языке. Порой, он резко повышал голос и при этом высоко взмахивал руками и вращал жёлтыми глазами. Похоже, таким манером он изображал страсть, обуявшею им.
Закончив декламировать, Вождь уже более спокойным голосом кратко перевёл:
– В этом стихотворении, написанном мною давно, говорится о любви горца к прекрасной девушке. Он говорит, что её груди высоки, как кавказские горы, что её бёдра широки, как Чёрное море, что её глаза светлы, как луна в ночном небе… Ты так похожа на неё, что я решил прочитать эти стихи тебе.
– О, мой повелитель, вы так добры ко мне! – воскликнула оторопевшая девушка, не привыкшая к столь выспренному восторгу своих партнёров, которых у неё за пять лет службы в НКВД было не меньше, чем звёзд на небе.
Вождь, покряхтывая, разделся и лёг рядом с девушкой. Та, якобы изнывая от возбуждения, начала похотливо двигать задом и прижимать рукой голову Вождя к своим грудям, а тот прыгал и чмокал, как животное. Девушка, запрокинув голову, закрыла глаза в ожидании, когда Вождь приступит к основному действию.
В тот момент, когда Вождь издал победный вопль, напоминающий клич Тарзана, Люся, пролетев тысячу метров, ударилась о землю. Несмотря на ужас, испытанный ею в сбитом самолёте и на страх, что одна оказалась на оккупированной врагом территории и в любую секунду может услышать страшное «хенде хох!, она нашла в себе силы погасить, как её учили в разведшколе, купол парашюта и замаскировать его. Затем она направилась в сторону фронта, определив его по раздающейся вдали канонаде.
…Постепенно небо светлело. Люся уже была готова упасть от усталости на землю, покрытую серебряным инеем, но заставила сделать себя очередной шаг. Вдруг перед нею выросла громадная фигура, и она услышала:
– Хенде хох!
В эту ночь Вождь и впрямь занимался любовью. На его постели в позе королевы возлежала прелестная обнажённая дама лет двадцати трёх. Она была в самом расцвете женской красоты. С торчащими полушариями грудей, с пышными бедрами и тонкой талией. Роскошная копна тёмно каштановых волос раскинулась по белой наволочке подушки. Украшала её и очаровательная, сексуальная родинка на подбородке.
Дама выразительными темно-зелеными глазами смотрела на Вождя, стоящего перед ней на коленях и что-то гортанно декламировавшего на грузинском языке. Порой, он резко повышал голос и при этом высоко взмахивал руками и вращал жёлтыми глазами. Похоже, таким манером он изображал страсть, обуявшею им.
Закончив декламировать, Вождь уже более спокойным голосом кратко перевёл:
– В этом стихотворении, написанном мною давно, говорится о любви горца к прекрасной девушке. Он говорит, что её груди высоки, как кавказские горы, что её бёдра широки, как Чёрное море, что её глаза светлы, как луна в ночном небе… Ты так похожа на неё, что я решил прочитать эти стихи тебе.
– О, мой повелитель, вы так добры ко мне! – воскликнула оторопевшая девушка, не привыкшая к столь выспренному восторгу своих партнёров, которых у неё за пять лет службы в НКВД было не меньше, чем звёзд на небе.
Вождь, покряхтывая, разделся и лёг рядом с девушкой. Та, якобы изнывая от возбуждения, начала похотливо двигать задом и прижимать рукой голову Вождя к своим грудям, а тот прыгал и чмокал, как животное. Девушка, запрокинув голову, закрыла глаза в ожидании, когда Вождь приступит к основному действию.
В тот момент, когда Вождь издал победный вопль, напоминающий клич Тарзана, Люся, пролетев тысячу метров, ударилась о землю. Несмотря на ужас, испытанный ею в сбитом самолёте и на страх, что одна оказалась на оккупированной врагом территории и в любую секунду может услышать страшное «хенде хох!, она нашла в себе силы погасить, как её учили в разведшколе, купол парашюта и замаскировать его. Затем она направилась в сторону фронта, определив его по раздающейся вдали канонаде.
…Постепенно небо светлело. Люся уже была готова упасть от усталости на землю, покрытую серебряным инеем, но заставила сделать себя очередной шаг. Вдруг перед нею выросла громадная фигура, и она услышала:– Хенде хох!
3. ПРЕДЛОЖЕНИЕ МЮЛЛЕРА
Штирлица разбудил громкий стук в дверь, которая тут же распахнулась, и на пороге возник Мюллер. Его круглые глаза сверкали гневом.
– Наконец, ты попался, Штирлиц! – воскликнул он.
– Не понял, группенфюрер, – ответил пробудившийся ото сна Штирлиц. – Что за шутки… – он взглянул на ходики с кукушкой, висевшие на стене спальни, как напоминание разведчику о далёкой Родине, – …в начале седьмого утра? И потом, вы не видите, что я с дамой? Дама устала. Я тоже скакал на ней полночи, как конь.
Рядом с ним, приткнувшись к его плечу, действительно спала Кэт. Вчера они смотались за город и около полуночи по берлинскому времени отправили очередную шифрограмму в Центр. Вернувшись в Берлин, они обнаружили, что после очередного налёта дом Кэт и Эрвина разбомбила англо-американская авиация. На месте кабачка «У дяди Михеля» зияла глубокая воронка, и высились груды битого кирпича, озаряемые огнём пожара. Эрвин погиб.
Заплаканную Кэт, Штирлиц привёз и полночи успокаивал её, как мог. Только после четвёртого раза Кэт успокоилась и уснула. И вот на тебе: сам Мюллер пожаловал с утра пораньше. Не спится человеку!
– Мои ребята засекли вашу машину на том месте, где вчера в 23 часа 45 минут работала рация, русская рация, Штирлиц, – сказал Мюллер. – Кстати, вот она, стоит возле вашей кровати.
Штирлиц в очередной раз убедился, что не следует откладывать на утро то, что нужно сделать вечером или ночью. Но он вчера так был занят успокоением Кэт, что у него не хватило сил убрать рацию в укромное место. А там лежали и шифроблокнот, и кодовые таблицы.
– Вот это на самом деле настоящий провал, – подумал Штирлиц, но спокойным голосом ответил: – Опоздали, группенфюрер. Вы засекли мою машину на месте потому, что я раньше вас задержал русскую радистку. Пока вы чесались, я успел её допросить и перевербовать. Она, как видите, согласилась работать на нас.
– Это так, фройляйн? Вы согласились работать на нас? – глядя в честные глаза Кэт, спросил её Мюллер и с досадой подумал, что Штирлиц и в его лице СД опять обошли гестапо и лично его, Мюллера.
– Фрау… Я фрау Кин, – робко поправила группенфюрера Кэт, пряча под одеяло соблазнительные груди. – Герр штандартенфюрер меня убедил работать на вас, то есть, на немецкую разведку.
Мюллер пару раз перекатился с носков на пятку и сказал Кэт:
– Вы можете выйти. А вы, Штирлиц, останьтесь.
Кэт поднялась и предстала перед группенфюрером во всей своей русской красе: упругие, слегка вздёрнутые кверху груди с пирамидками сосков, осиная талия, плавно переходящая в соблазнительную попу, стройные ножки. Её вид разжёг бы аппетит любого, самого привередливого бабника. Вот и у шефа гестапо в кои веки вдруг что-то давно забытое шевельнулось в штанах, а в глазах мелькнул шальной огонёк. А уж когда Кэт, присев на край кровати, стала натягивать ажурные чулочки, у группенфюрера закружилась голова.
– Ах, какая красивая стерва! – подумал он и вспомнил свою благоверную, старую, расползшуюся во все стороны фрау Мюллер, на которую у него давно уже не встаёт.
Если бы Штирлиц в эту минуту решил прихлопнуть Мюллера, он это смог бы сделать без труда, но воздержался. Лёгкий путь не подходил русскому разведчику.
– Я должен переиграть Мюллера, – подумал Штирлиц.
Как только Кэт вышла из спальни, он откинул одеяло. У Мюллера ёкнуло в груди. Он увидел, что на голом Штирлице надета портупея с кобурой, из которой выглядывала рукоятка смертоносного «вальтера».
– Он мог бы меня спокойно пристрелить, – подумал Мюллер.
– Но не пристрелил же, – усмехнувшись, вслух ответил на его мысль Штирлиц.
– Слушай, Штирлиц, – проговорил Мюллер слегка севшим голосом, – отдай мне «пианистку». От Вальтера ты за неё и медальки не получишь. Я же тебе за неё дам десять бутылок французского шампанского и столько же коньяка. На днях мы повязали одного генерала, врага рейха, и нашли у него целый арсенал французских вин.
– Зачем она вам, группенфюрер? – поинтересовался Штирлиц. – «Пианистка» мне уже выложила всё, что она знает. Резидент её, хозяин кабачка «У дяди Михеля», как выяснилось, сегодня ночью погиб от англо-американской бомбы. Радиоигры с русскими не по вашему ведомству, а по нашему.
– Штирлиц, – напрягшимся голосом произнёс Мюллер, – скажу только тебе, как, я знаю, русскому шпиону: Третьему Рейху приходит конец. Скоро русские предъявят нам счёт. Не пора ли нам поменять лошадей?
– Что вы имеете в виду, группенфюрер?
– Я скажу. Но если ты побежишь доносить на меня, я же тебя и прикончу. Ни одна сволочь не поверит, что «папа Мюллер» решил перейти на сторону русских. Я попрошу радистку передать её шефам, что группенфюрер Мюллер предлагает командованию Красной армии свои услуги.
– Ха-ха-ха! – расхохотался Штирлиц. – Нужны русским сейчас ваши услуги. Красная армия дойдёт до Берлина и без вашей помощи, чтобы СМЕРШ мог вздёрнуть вас на первом же фонарном столбе.
– Главное предложить, Штирлиц.
Штирлиц подумал и согласился. Будет лучше, если Мюллером займётся Кэт.
Штирлица разбудил громкий стук в дверь, которая тут же распахнулась, и на пороге возник Мюллер. Его круглые глаза сверкали гневом.
– Наконец, ты попался, Штирлиц! – воскликнул он.
– Не понял, группенфюрер, – ответил пробудившийся ото сна Штирлиц. – Что за шутки… – он взглянул на ходики с кукушкой, висевшие на стене спальни, как напоминание разведчику о далёкой Родине, – …в начале седьмого утра? И потом, вы не видите, что я с дамой? Дама устала. Я тоже скакал на ней полночи, как конь.
Рядом с ним, приткнувшись к его плечу, действительно спала Кэт. Вчера они смотались за город и около полуночи по берлинскому времени отправили очередную шифрограмму в Центр. Вернувшись в Берлин, они обнаружили, что после очередного налёта дом Кэт и Эрвина разбомбила англо-американская авиация. На месте кабачка «У дяди Михеля» зияла глубокая воронка, и высились груды битого кирпича, озаряемые огнём пожара. Эрвин погиб.
Заплаканную Кэт, Штирлиц привёз и полночи успокаивал её, как мог. Только после четвёртого раза Кэт успокоилась и уснула. И вот на тебе: сам Мюллер пожаловал с утра пораньше. Не спится человеку!
– Мои ребята засекли вашу машину на том месте, где вчера в 23 часа 45 минут работала рация, русская рация, Штирлиц, – сказал Мюллер. – Кстати, вот она, стоит возле вашей кровати.
Штирлиц в очередной раз убедился, что не следует откладывать на утро то, что нужно сделать вечером или ночью. Но он вчера так был занят успокоением Кэт, что у него не хватило сил убрать рацию в укромное место. А там лежали и шифроблокнот, и кодовые таблицы.
– Вот это на самом деле настоящий провал, – подумал Штирлиц, но спокойным голосом ответил: – Опоздали, группенфюрер. Вы засекли мою машину на месте потому, что я раньше вас задержал русскую радистку. Пока вы чесались, я успел её допросить и перевербовать. Она, как видите, согласилась работать на нас.
– Это так, фройляйн? Вы согласились работать на нас? – глядя в честные глаза Кэт, спросил её Мюллер и с досадой подумал, что Штирлиц и в его лице СД опять обошли гестапо и лично его, Мюллера.
– Фрау… Я фрау Кин, – робко поправила группенфюрера Кэт, пряча под одеяло соблазнительные груди. – Герр штандартенфюрер меня убедил работать на вас, то есть, на немецкую разведку.
Мюллер пару раз перекатился с носков на пятку и сказал Кэт:
– Вы можете выйти. А вы, Штирлиц, останьтесь.
Кэт поднялась и предстала перед группенфюрером во всей своей русской красе: упругие, слегка вздёрнутые кверху груди с пирамидками сосков, осиная талия, плавно переходящая в соблазнительную попу, стройные ножки. Её вид разжёг бы аппетит любого, самого привередливого бабника. Вот и у шефа гестапо в кои веки вдруг что-то давно забытое шевельнулось в штанах, а в глазах мелькнул шальной огонёк. А уж когда Кэт, присев на край кровати, стала натягивать ажурные чулочки, у группенфюрера закружилась голова.
– Ах, какая красивая стерва! – подумал он и вспомнил свою благоверную, старую, расползшуюся во все стороны фрау Мюллер, на которую у него давно уже не встаёт.
Если бы Штирлиц в эту минуту решил прихлопнуть Мюллера, он это смог бы сделать без труда, но воздержался. Лёгкий путь не подходил русскому разведчику.
– Я должен переиграть Мюллера, – подумал Штирлиц.
Как только Кэт вышла из спальни, он откинул одеяло. У Мюллера ёкнуло в груди. Он увидел, что на голом Штирлице надета портупея с кобурой, из которой выглядывала рукоятка смертоносного «вальтера».
– Он мог бы меня спокойно пристрелить, – подумал Мюллер.
– Но не пристрелил же, – усмехнувшись, вслух ответил на его мысль Штирлиц.
– Слушай, Штирлиц, – проговорил Мюллер слегка севшим голосом, – отдай мне «пианистку». От Вальтера ты за неё и медальки не получишь. Я же тебе за неё дам десять бутылок французского шампанского и столько же коньяка. На днях мы повязали одного генерала, врага рейха, и нашли у него целый арсенал французских вин.
– Зачем она вам, группенфюрер? – поинтересовался Штирлиц. – «Пианистка» мне уже выложила всё, что она знает. Резидент её, хозяин кабачка «У дяди Михеля», как выяснилось, сегодня ночью погиб от англо-американской бомбы. Радиоигры с русскими не по вашему ведомству, а по нашему.
– Штирлиц, – напрягшимся голосом произнёс Мюллер, – скажу только тебе, как, я знаю, русскому шпиону: Третьему Рейху приходит конец. Скоро русские предъявят нам счёт. Не пора ли нам поменять лошадей?
– Что вы имеете в виду, группенфюрер?
– Я скажу. Но если ты побежишь доносить на меня, я же тебя и прикончу. Ни одна сволочь не поверит, что «папа Мюллер» решил перейти на сторону русских. Я попрошу радистку передать её шефам, что группенфюрер Мюллер предлагает командованию Красной армии свои услуги.
– Ха-ха-ха! – расхохотался Штирлиц. – Нужны русским сейчас ваши услуги. Красная армия дойдёт до Берлина и без вашей помощи, чтобы СМЕРШ мог вздёрнуть вас на первом же фонарном столбе.
– Главное предложить, Штирлиц.
Штирлиц подумал и согласился. Будет лучше, если Мюллером займётся Кэт.
4. ДОПРОС
Люся, услышав «хенде хох!», ойкнула и от страха присела. Фигура же продолжала надвигаться на неё.
– Я сказал тебе «хенде хох!», фашистская сволочь – продолжала фигура, оказавшаяся советским солдатом Василием Карповичем Чугунковым.
– Ой! Так вы наш! – радостно воскликнула Люся.
Она хотела кинуться на шею солдату Чугункова, обнять и поцеловать жаркими устами, но наткнулась на ствол ППШ.
– Стой, где стоишь, сука – сурово проговорил Василий Карпович. – И руки долу! Я сказал.
Люся послушно подняла руки, дала себя обыскать ловким солдатским рукам, и пошла, понукаемая стволом автомата. Вскоре они добрались до дома в каком-то селе. Оставив пленную своему напарнику рядовому Ивану Тумбалалайкину, Чугунков, который оказался вовсе не солдатом, а, судя по лычкам на погонах, старшим сержантом постучался в дверь. Услышав из-за двери «войдите!», он вошёл.
При свете керосиновой лампы он увидел майора Купоросова, сидящего на кровати и натягивающего на кальсоны бриджи. Позади него лежала дебелая хозяйка дома Евпраксия Дуляпина. Лежала она из-за жарко протопленной печки голая, но спиной к вошедшему Чугункову, поэтому он мог увидеть только её широкий зад.
– Товарищ гвардии майор, нами, мною и рядовым Тумбалалайкиным задержана неизвестная. По всему видно, немецкая диверсантка.
– Отведи её в отдел, – приказал Купоросов. – Я скоро приду туда.
– Назови своё настоящие имя и фамилию, – сказал Купоросов, глядя немигающими глазами на сидящую перед ним девушку.
– Люся Енотова, – ответила девушка. – Люсьена Петровна Енотова.
– И откуда ты к нам пожаловала, Люсьена Петровна?
– Из Берлина.
– Во как! Из самого, значит, логова фашизма?! – съязвил Купоросов. – И от кого прилетела, птичка?
– От штандартенфюрера Штирлица.
– От Штирлица? Штандартенфюрера? – потёр руки Купоросов. Он подумал: – Видимо, непростая птичка попала ко мне в клетку – и продолжил допрос: – С какой целью он отправил тебя, Енотова?
– Передать одну вещь Лаврентию Павловичу.
– Кто такой Лаврентий Павлович? Где с ним ты должна встре… – но на этом слове Купоросов поперхнулся, ибо он и сам знал кто такой Лаврентий Павлович. Одно имя грозного наркома наводило ужас на людей от Москвы до самых до окраин. Ему показалось, что он сорвался с кручи. Во рту пересохло. Он плеснул из графина в стакан воды, сделал несколько судорожных глотков.
– Лаврентий Павлович – это товарищ Берия, – пояснила Люся и добавила: – Я хочу писать, товарищ майор.
Купоросов вызвал конвойного солдата. Старший сержант Чугунков проводил девушку до домика в глубине двора. Сначала он хотел приказать девушке оставить дверь сортира открытой, но, подумав: «а куда она денется?», разрешил закрыть и встал с автоматом снаружи, как часовой у мавзолея Ленина, прислушиваясь к журчанию внутри сооружения. При этом старший сержант вспомнил свою жену Анюту, которую не видел два года, и которая отписала ему, что она месяц назад родила ему восьмого сына. Анюта была весьма плодовита и рожала только парней.
– Интересно, на кого он больше похож: на Анюту или на меня? – думал Чугунков. Из предыдущих семи парней, к сожалению, ни один не походил на него.
(продолжение следует)
Люся, услышав «хенде хох!», ойкнула и от страха присела. Фигура же продолжала надвигаться на неё.
– Я сказал тебе «хенде хох!», фашистская сволочь – продолжала фигура, оказавшаяся советским солдатом Василием Карповичем Чугунковым.
– Ой! Так вы наш! – радостно воскликнула Люся.
Она хотела кинуться на шею солдату Чугункова, обнять и поцеловать жаркими устами, но наткнулась на ствол ППШ.
– Стой, где стоишь, сука – сурово проговорил Василий Карпович. – И руки долу! Я сказал.
Люся послушно подняла руки, дала себя обыскать ловким солдатским рукам, и пошла, понукаемая стволом автомата. Вскоре они добрались до дома в каком-то селе. Оставив пленную своему напарнику рядовому Ивану Тумбалалайкину, Чугунков, который оказался вовсе не солдатом, а, судя по лычкам на погонах, старшим сержантом постучался в дверь. Услышав из-за двери «войдите!», он вошёл.
При свете керосиновой лампы он увидел майора Купоросова, сидящего на кровати и натягивающего на кальсоны бриджи. Позади него лежала дебелая хозяйка дома Евпраксия Дуляпина. Лежала она из-за жарко протопленной печки голая, но спиной к вошедшему Чугункову, поэтому он мог увидеть только её широкий зад.– Товарищ гвардии майор, нами, мною и рядовым Тумбалалайкиным задержана неизвестная. По всему видно, немецкая диверсантка.
– Отведи её в отдел, – приказал Купоросов. – Я скоро приду туда.
– Назови своё настоящие имя и фамилию, – сказал Купоросов, глядя немигающими глазами на сидящую перед ним девушку.
– Люся Енотова, – ответила девушка. – Люсьена Петровна Енотова.
– И откуда ты к нам пожаловала, Люсьена Петровна?
– Из Берлина.
– Во как! Из самого, значит, логова фашизма?! – съязвил Купоросов. – И от кого прилетела, птичка?
– От штандартенфюрера Штирлица.
– От Штирлица? Штандартенфюрера? – потёр руки Купоросов. Он подумал: – Видимо, непростая птичка попала ко мне в клетку – и продолжил допрос: – С какой целью он отправил тебя, Енотова?
– Передать одну вещь Лаврентию Павловичу.
– Кто такой Лаврентий Павлович? Где с ним ты должна встре… – но на этом слове Купоросов поперхнулся, ибо он и сам знал кто такой Лаврентий Павлович. Одно имя грозного наркома наводило ужас на людей от Москвы до самых до окраин. Ему показалось, что он сорвался с кручи. Во рту пересохло. Он плеснул из графина в стакан воды, сделал несколько судорожных глотков.
– Лаврентий Павлович – это товарищ Берия, – пояснила Люся и добавила: – Я хочу писать, товарищ майор.
Купоросов вызвал конвойного солдата. Старший сержант Чугунков проводил девушку до домика в глубине двора. Сначала он хотел приказать девушке оставить дверь сортира открытой, но, подумав: «а куда она денется?», разрешил закрыть и встал с автоматом снаружи, как часовой у мавзолея Ленина, прислушиваясь к журчанию внутри сооружения. При этом старший сержант вспомнил свою жену Анюту, которую не видел два года, и которая отписала ему, что она месяц назад родила ему восьмого сына. Анюта была весьма плодовита и рожала только парней.– Интересно, на кого он больше похож: на Анюту или на меня? – думал Чугунков. Из предыдущих семи парней, к сожалению, ни один не походил на него.
(продолжение следует)
© «Стихи и Проза России»
Рег.№ 0173230 от 14 августа 2014 в 11:56
Рег.№ 0173230 от 14 августа 2014 в 11:56
Другие произведения автора:
Рейтинг: 0Голосов: 0487 просмотров
Нет комментариев. Ваш будет первым!
