День приезда

Самолёт, уже много часов резавший своими огнями тёмно-синий бархат ночного неба, заходил на посадку. Аэропорт в Ростове-на-Дону… Кругом – огни, огни… Целое море огней. Целый огненный океан, бьющийся своими электрическими, многоцветными волнами, напоминая чем-то неуловимым волны того, настоящего моря в той далёкой стране…

            Поразительно! – Он даже нисколько не удивился, что надлежало ему после посадки пройти в зал для иностранных пассажиров. Совсем позабыл за время полёта, что уже давным давно является иностранцем. Словно и не было тех долгих-долгих лет отсутствия на Родине. Впрочем, где теперь его настоящая Родина? Пожалуй, у него уже давно две родины. Так же, как и две веры. Вот сейчас дождётся он первого, утреннего автобуса, и отправится – наверняка знает, что именно так и будет – кружить по Ростову; потом сойдёт, пока ещё не представляет точно сам: на какой именно остановке, и станет бродить пешком по площадям, скверам, паркам, бульварам и аллеям, по улицам и переулкам, по дворам и дворикам. Непременно зайдёт в заново отреставрированный собор возле Центрального рынка. Непременно, поставит свечи, купленные здесь же, как и подобает согласно православной традиции. Сделает это искренне, без тени фальши. Подобно тому, как совершенно искренне и без всякой фальши ставил он свечи, принесённые из дома, в том маленьком храме, как надлежало и надлежит делать на том далёком острове, затерянном средь безбрежных просторов лазурных вод далёкого Средиземноморья, согласно местной традиции того далёкого-предалёкого острова, исходящей из достаточно своеобразного толкования христианского вероучения его жителями – основательными, неторопливыми островитянами, слегка тронутыми бронзовым загаром, молчаливыми, немногословными, так напоминающими поэтов, впрочем, они и есть поэты, поэты в душе, поэты не пишущие стихов – традиции толкования, тоже не лишённой своей скрытой, хотя и не безупречной, конечно, но всё-таки – поэзии, традиции толкования, которую берегли на протяжении веков и продолжают ни чуть не менее прилежно и сохранно беречь и по ныне эти замкнутые, немноглсловные, погружённые каждый сам в себя, в свои собственные, ведомые и доступные лишь ему одному, сокровенные размышления, романтичные, по-своему утончённые обитатели острова; традиции, которая принципиально отвергает любых священников, исходя из твёрдого как алмаз убеждения, что «С Богом нужно общаться без посредников».

            Он поставит свечи перед иконами, освящёнными строго по канону, ещё освящёнными задолго до его появления на свет. Подобно тому, как ставил их там, перед ни кем не освящёнными, но, тем не менее, не лишёнными своего величия, своего величественного великолепия, по-своему прекрасными изображениями Спасителя, Богородицы и Святых Угодников, более похожих, всё же, скорее, на картины, на прекрасные картины. Он Возблагодарит Господа Бога за всё то хорошее, что у него было и есть. За чудесное избавление от болезни, до сих пор считающейся в научном мире неизлечимой; за избавление чудесным образом от тюрьмы, куда попал он за преступление, которого не совершал; возблагодарит за силы перенести сразу два, случившихся один за другим, обширных инфаркта, последовавших вскоре после означенных событий; возблагодарит за дарование стойкости и смирения, коих прежде сам от себя не ожидал, да и не мог ожидать, но лишь благодаря коим смог пережить потерю любимой женщины – единственного человека, всегда, везде и во всём его понимавшего, человека, который бы, несомненно, понял бы его и сейчас; наконец – возблагодарит за дарование ему столь прекрасного, столь неординарного и в высшей степени необыкновенного литературного таланта; возблагодарит за обретение столь прекрасного места своего  пребывания и проживания на этой грешной земле, в этой грешной жизни на пути к Безмерной Вечности, у самых врат которой, казалось, и поселился он теперь, оказавшись на том дивном, чудесном острове, среди таких прекрасных, необыкновенных людей, не лишённых, при всём при том, земной прелести и чисто человеческой загадочности. Возблагодарит так же, как неоднократно делал и там. Да ещё возблагодарит теперь и за то, что, по прошествии стольких лет, сподобился хоть на один-единственный день вернуться в свой родной город, где прошло безвозвратно улетевшее детство, отшумела далёкая, теперь также безвозвратно миновавшая юность. Смог вернуться, просто – на один день. Просто – походить, посмотреть, повспоминать, послушать, как шелестит листва родных деревьев, как о чём-то тихо журчит вода родных фонтанов, знакомых до боли – едва ли не с тех самых первых мгновений, как только начал помнить и осознавать себя самого. Он приехал как простой турист. Теперь его никто не гонит, не преследует. Книги его уже давно никто не запрещает. Но, и никто его самого не ждёт. Идти или ехать ему здесь больше некуда и не к кому.

            Всё же, он не станет ничего просить у Бога. Так же, как и там ничего не просил. Он вообще уже давно ничего не просил у Бога. Бог и так давал ему всё. По крайней мере – всё, что нужно. Что нужно на самом деле. Хотя, сам он и не сразу это осознал, не сразу это оценил. Но, всё же – оценил и осознал. И это, пожалуй, - главное.

            …Известно, что всё новое – это хорошо забытое старое. Наверное, выполнила свою немаловажную роль генетическая память, включившаяся сама и включившая какой-то незримый, таинственный механизм, пробудившая неведомый, дремавший доселе генетический, душевный код. Ведь было же когда-то, в древние, невообразимо далёкие времена, в стародавние, минувшие, былинные века среди вольных, степных людей из отважного, лихого племени отчаянных донских казаков широко распространено так называемое беспоповство. В сущности то же самое беспоповство повстречал он на том острове, затерянном средь лазурной глади Средиземного моря, подобно тому, как и поныне донские города, станицы и хутора кажутся затерянными средь таких же седых, ковыльных волн, средь зелёной глади древнего степного моря. Повстречал на средиземноморском острове, который стал для него второй родиной. Повстречал и воспринял совершенно естественно, совершенно органично. Искренне и без фальши.

Другие произведения автора:

Синдром Нетертона. Судьбы

Мальчик Миша и его лунный лучик

Три портрета Сталина