Новые
МенюТРИНАДЦАТЫЙ... глава 42
31 января 2015 — Наталья Шатрова
Наступившие морозные дни быстро сменились на влажные с небольшой минусовой температурой. Низкие облака добавили свежего снега, укладывая его на землю тяжёлыми сугробами. Нет мороза — и снег тяжёлый, нет в нем лёгкости и пушистости. На деревьях белел застрявший на ветках снег, немного осунувшийся и почерневший: возьми в руку, и он тут же растает. Утренняя, унылая и сонная не пробудившаяся округа. Во дворе, смешно перебирая лапами и оставляя тонкие следы на свежевыпавшем снегу, бегало с десяток голубей. С крыши ближайшего сарая за голубями наблюдал большой рыжий котяра. Весь такой бойцовский, с порванными и зажившими ушами, со вздыбленной на загривке шерстью и прищуренными глазами. Настоящий боец!.. Спецназ местного значения!.. Он держит территорию, и порвёт любого такого же котяру, посягнувшего на его честь. И он будет достойно стоять на страже, пока его носят ноги. Он не уйдёт… А вот ему не хочется ехать, а хочется на диван с кружкой чая и подрёмывать под телевизор. Всё… На работу.
Ещё немного, и наступит очередной Новый год. Будут поздравления, тосты, салюты... Будет простой Дед Мороз в белой майке и красном колпачке, с большой окладистой бородой. Он выйдет к сыновьям из спальни, и они будут смотреть на него удивлёнными глазами. Дед Мороз принесёт им первые подарки - большие грузовики и разноцветные пластмассовые шарики. Вместе с Дедом Морозом сыновья будут складывать шарики в кузов и возить их под ёлку. Позже они с Наташей поставят детей к окну, и они будут смотреть на свои первые огни новогодних салютов широко открытыми глазами. Они специально уложили детей спать под вечер, чтобы всем вместе встретить наступающий Новый год. Дети вскоре закапризничают, и они уложат их спать. К ним на огонёк толпой прибегут ребята с жёнами, чтобы поздравить друг друга и пожелать взаимных успехов. Снежный и относительно тёплый декабрь, плавно перешёл в слегка морозный январь и полетели новые дни нового года. По прогнозам синоптиков, настоящие морозы им обещали после рождества, сразу за минус тридцать. А пока было просто морозно.
- Вань, тебя полковник по контракту вызывает? - Федя присел к нему на скамейку в тренажёрном зале.
За Федей, услышав вопрос на больную тему, подтянулись остальные. Он молчал. Ребята понимали, что наступают сейчас на надавленную в мозгах тему.
- Командир, чё молчишь? Когда пойдёшь? - зло рыкнул на него Пашка.
- Соловей, - рявкнул он Пашке в ответ. - Не трогай меня. После обеда.
- Какой я тебе Соловей? Всё! Для тебя я - Паша Щеглов, - Пашка нервно дёрнул губами. - Новому командиру я буду Соловей.
- Ясень, примешь команду? Рекомендации начальству я дам, - он повернулся к Ване-Ясеню.
- Нет, Вань, - покачал головой Ваня-Ясень. - У меня тоже контракт через два года закончится. Незачем начинать. Подпишу новый, и поработаем с тобой.
- И ты под рёбра лезешь. Бах.
- Меня Соловей не слушается, - отшутился Федя. - Не выдумывай, не умею я командовать.
- Граф. Ты готов к такой работе.
- Не перебирай, Вань. Уйдёшь, и кого-нибудь поставят, - Олег помолчал. - Грустно, но факт.
- С-сука, - процедил он сквозь зубы.
- Да ладно, не шипи, - Пашка сел рядом на скамейку. - Мы на улицу, на свежий воздух пойдём. А то дышать тут тесно. Выйдешь, так не подходи сразу, а то я не сдержусь. Дай, какой-нибудь условный знак о своём решении.
- Лады. Ждите. Если ухожу, то закину на... кепку в воздух и делу конец. Семья. Дети. Всё.
Он шёл по коридору в кабинет полковника Щербинина и знал, что разговор сейчас предстоит тяжёлый. Мысли давно уже метались между «да» и «нет». Разговор с Вовой - это не самое трудное. Самый страшный разговор дома с Наташей. Он резко потянул дверь на себя и вошёл в кабинет.
- Здравия желаю, товарищ полковник.
- Садись, Неволин, - полковник с досадой крякнул в кулак. - Мы немного беседовали на эту тему, и тогда ты был в нерешительности по поводу подписания нового контракта. Как сейчас? - полковник пристально посмотрел на него и, не выдержав его взгляда, он отвернулся к окну. - Ну, помолчи. Что там в окошке?
- Узоры красивые, - ответил он, разглядывая узоры, нарисованные морозом на стёклах. - Почему пластик не поставите? Хотя, тогда не полюбуетесь на такие узоры.
- Окна тебе?.. Никто тебя не неволит, это дело личное, - полковник нервно перебрал бумаги на столе. - Тридцать три года. Боевой офицер. И в инструкторы?
- В феврале будет тридцать три.
Он замолчал, гоняя в голове мысли и чувствуя страшное опустошение. С каждой секундой оно нарастало и переходило в тупое равнодушие, в чувство своей дальнейшей ненужности.
- Владимир Петрович, поставь за меня Графа. Ой... Капитана Белецкого. Он готов к такой работе.
- Графа, говоришь?.. Вот две бумаги. Одна - новый контракт, вторая - перевод в инструкторы, - полковник грузно встал и походил по кабинету. - Нормальные ребята, настоящие мужики. Знаешь, Вань, иной раз еду по городу, смотрю на улицы и думаю - какой контраст вокруг. Здесь я вижу вас: здоровых, крепких, сильных. Вижу жён ваших, которые держат себя, как и подобает жёнам офицеров. И вижу улицы: мажорные ребята с серёжками, с мотнёй до колен, девчонки в мини-некуда, с татухами и побрякушками на пупках. Ну ладно, я понимаю, это мода. Я не осуждаю, просто мир такой резкий для себя заметил.
- К чему вы это? - он перевёл глаза на полковника.
- Да-а, просто так. Я ведь так прикидывал: подпишешь контракт, подучим, а потом походатайствовали бы и передали тебе моё место, - полковник прошёл и сел за стол. - Хочешь майором уйти? А ведь не за горами погоны подполковника.
- Зачем мне ваше место?
- Зачем?.. А чтобы сидел вот тут, да волосы с макушки терял, - полковник слегка покраснел и похлопал себя по лысине. - Выше меня тоже начальство сидит, и если что, то оно по ней не гладит.
- Вот я и думаю, зачем мне такие проблемы? Инструктором же проще. Да, Петрович?
- Проще. Только не хочу слышать это от боевого офицера. Ты видишь, что в мире творится? Лезут, как крысы друг на друга, - полковник резко пододвинул к нему бумаги, встал и ушёл к окну. - Всё. Подписывай, и дуй инструктором. Учи молодёжь.
Перед ним лежали бумаги на перевод в инструкторы. Чуть дальше к краю стола лежал контракт. Он скривил голову, как бы разминая шею, откинул в сторону бумаги на перевод и взял контракт. Отвернувшись, полковник стоял у окна, вглядываясь в молчаливую морозную даль.
- Петрович, что там за окном?
- Зима. Узоры на окнах красивые. Ни за что не поставлю пластик, буду в узоры эти смотреть.
- Всё, - резким размашистым почерком он подписал новый контракт.
- Всё? - полковник оглянулся на бумаги и поджал губы. - Другого решения от тебя я не ждал. Супругу свою привези, пусть подпишет согласие или несогласие. Это ещё полдела, главное слово за ней.
- Да. Разрешите идти?
- Давай.
Закрыв дверь кабинета, он выдохнул воздух из груди. Теперь, как-то надо говорить дома с Наташей. Как?.. Вопрос. Накинув утеплённую куртку и армейскую летнюю кепку, он вышел на улицу. Ребята стояли кружком под всё той же раскидистой рябинкой. Суматошно чирикающие птицы ощипывали оставшиеся ягоды, оставляя под деревцем на снегу яркий ковёр из осыпавшейся шелухи. Он сошёл с крыльца и посмотрел в небо, как бы примериваясь - куда половчее закинуть кепку. Обещал же. Развернувшись, ребята стояли кучкой и напряжённо ждали.
- Чё молчишь там? - как всегда, не выдержал Пашка. - Давай, зафигачь её подальше и вон тебе ворота.
Прищурившись на солнце, он сорвал с головы кепку и закинул вверх. Подождав несколько секунд, он тут же подпрыгнул, подхватил рукой падающую кепку и вернул её на голову. Довольный Пашка улыбался во весь рот. Неспешным шагом он подошёл к ребятам, которые, конечно же, поняли его.
- Пашка, подумай сам. Как же я без други своя.
Зима... Почти вечер, почти темно, слегка тихо и снежно. Под уютный свет фонарей с неба скользят крупные снежинки, делая вечер загадочным и красивым. Высоко в горах снег не тает и превращается в вечный лёд. А который не вечный, тот тает и течёт вниз бурными горными реками. Дома всё привычно. Наступает зима и застывает на земле первыми замёрзшими лужами. Люди идут по своим делам и, неожиданно взмахнув руками, смешно скользят по припорошенному первым снегом льду. Позже холод раскатится во всю мощь. Выходишь утром на улицу, и весь мир застыл перед тобой. Зима - как новый чистый лист со своими правилами жизни. И как в разных там Африках живут без зимы? Наверное, скучно им там. Зато здесь разнообразие смены времён года, и в каждом преображении есть своя изюминка и красота.
Подняв глаза, он посмотрел на свои окна: свет горел на кухне и в комнате. Всё, как обычно. Наташа на кухне, у сыновей свои срочные дела, и игрушки по всей квартире. А ты стоишь под этими окнами, как нищий на паперти, и не решаешься сделать шаг в сторону двери. Зима, как хороший анестезиолог, влила в тебя кубики убойного наркоза и заморозила во дворе. Он подставил ладонь снежинке, и она тут же растаяла, оставив на руке каплю воды.
«Жаль, что окна так высоко, целый десятый этаж. Прилипнуть бы губами к стеклу, расплющить нос поросячьим пятачком и сказать: Натаха, а я контракт подписал... Мелкая противная дрожь внутри. Как сказать-то?.. И пот скатывается, словно и не зима вовсе, а летняя жара вырвалась наружу в виде холодной струйки по спине. Вот засада! - отряхнув снег с волос, он вновь посмотрел на окна. - Обречённый головой на плаху - будь смелее. Шагни в дверную прорезь, и с порога головой в колени - руби. Страшно же... Надо идти. Выдержка, и пусть всё будет тихо, как этот тёмный вечер, как эти тихо падающие снежинки. А утро вечера мудренее. Утром всё разрулим, пусть она эту ночь спит спокойно. О-ой... Маманя ещё люлей в телефон вставит, тут без рукопашной при встрече не обойтись».
Он помедлил у входа и, вздохнув, сделал твёрдый шаг домой. Пока поднимался в лифте, ещё добрый десяток раз вдохнул-выдохнул и с улыбкой открыл двери квартиры. Всё. Вошёл... Как вор, укравший непонятно что. И тишина. Всё, как обычно. Ванна, ужин на кухне, и шумная возня с детьми на полу перед телевизором. Наташа даже не спросила, только он всем нутром чувствовал, что напряжение по вопросу контракта висит в воздухе и ждёт своего решения. Молчание и игра глазами, а они ведь не могут врать.
Какая нескончаемая ночь. Ближе к утру проснулся и заплакал Сашка. Наташа повернулась во сне на другой бочок и не проснулась. Он не стал её будить, взял сына на руки и ушёл в другую комнату. Несколько шагов от окна до двери и назад. А в голове одно - как не испортить это утро и сказать о контракте. Дело сделано, и нечего теперь молиться перед этим утром, как перед иконой.
- Ты чё такой неугомонный? Серёжка вон свалится и спит всю ночь, - он прижался губами к щеке сына. - Что тебе спеть, сынок? Давай вот эту, считалку из детства. На золотом крыльце сидели - царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной. А ты кто такой?.. А я, сынок, рядовой рабочий скрытой от всех войны. Вова вон говорит, чтобы я за него потом в кресло сел. А оно нам надо?.. Не пойдём мы ни в какое кресло. Ты зачем проснулся? Лежишь теперь на руках у папки, глазки закрыты, ротик открыт, такая сладкая детская полудрёма. Пустырёк свой не вырони. Кабан такой, пора бросать эту пагубную привычку. Ну-ка, давай-ка на улицу выглянем. У-у... Похоже, что там вьюга будет на дорогах. Кру-ужит белая вьюга, ти-ихо ходит зима, слы-ышишь как замерза-аю, сно-ова я без тебя. Давай-ка, я тебя в ладошечку чмок-чмок, в самую серёдочку. Ничего... Надо просто включить в себе героя, и всё нашей маме сказать. Может, лбом к ней прижаться?.. Ничего, переживём. Спи, сынок, рано ещё.
Положив уснувшего сына в кроватку, он укрыл его одеялом и убрал мягкую игрушку из-под ног. Рядом, в другой кроватке, уткнувшись носом в подушку, сопел Серёжка. Он поправил сыну одеяло и вышел из спальни. На кухне, налив в кружку кофе, он встал у окна. Ночные улицы спали под ленивым светом фонарей. Выпавший за ночь снег серебрился на крышах домов и машин, припаркованных у подъездов. Зима нехотя перевалила за свою середину.
«Ещё одна ночь почти без сна, из-за собственных дурацких мыслей. Ну не даст Наташа добро на подписание контракта, его не допустят, и всё на этом закончится. И только сердце предательски отсчитывает свои озабоченные стуки. Ты-то давно привык к своим странностям, а ей они зачем?
Натаха... Наверное, не дотягиваю я до подарка жизни с махровым бантом в красивой упаковке. Я всё еду куда-то, а ты всё ждёшь меня откуда-то. Вот так... И нервы натянуты как струны. Ещё один щелчок и лопнут. Прости, мой маленький, из последних сил прости. Я впервые жду, чтобы ты сама у меня спросила. Целая жизнь в тебе, в твоих глазах и твоей улыбке. И пока мне хватает сил на всё. Я не готов ещё мимо, и не хочу считать себя дезертиром. Я мог бы завалить на все свои принципы и уйти, потому что не хочу больше этих войнушек. Но я же орёл твой. А орлы не летают низко - им синеву подавай. Кру-ужит белая вьюга, ти-ихо ходит зима... Какая долгая ночь, конца и края ей нет. И какая-то безнадёга. Нет, вроде уже не темно, уже какой-то сиреневый кисель за окном».
Он стоял и смотрел в тёмную гладь окна. Наташины руки скользнули на грудь и он почувствовал, как она прижалась к нему. Она прижалась щекой к правому плечу, где навсегда замерла летучая мышь, раскинувшая крылья в полёте под раскрытым парашютом.
- Вань, почему ты не спишь?
- Сашка заплакал, я его только что укачал.
- Ой, а я и не слышала.
Тягостное молчание повисло над ними и становилось напряжённо невыносимым. Он чувствовал, как трепещется в груди комок, заведённый на полную катушку. Секунды ложились ровненько со стуком сердца. И ведь не заорёшь ему: успокойся уже. Он повернулся, и она удивлёнными глазами уткнулась ему в грудь. Слева на груди красивым вензелем стояло маленькое число «13».
- Ваня... Я там рубашку положила свежую, на доске гладильной. Синюю. И свитер тёплый надень, не тонкий. На улице метёт... Иди, Ваня.
Просыпаясь, скользит рассвет
По изогнутым вниз раскатам,
День прошедший ему в ответ,
Тишину отдаёт закатам.
Ветер будет рвать паруса
У души, ремешками сжатой,
И менять во мне полюса,
Разрываясь внутри гранатой.
Ты не просишь из роз букет,
Подарю от души другое,
Позвоню и скажу: «Привет.
Я живой». Ну и всё такое.
Будет снова вставать рассвет,
И закат спешить, засыпая,
Ты ответишь мне: «Ну, привет.
Я ведь, знаешь, тоже живая».
Посылаем по городам,
По порядку и сверхурочно,
Буквы сложенные в слова,
Между делом, и очень срочно.
Я бываю упрям, нескладен,
И плохим выражаюсь слогом.
Ты хорошая. Правда. Кстати,
Мы с тобой - под одним Богом.
«Маленький мой, как ты там? Скучаю, и опять мысленно пишу тебе письмо. Прохладно ночью, и каждую озябшую строчку я выдыхаю из себя каплями воздуха. У меня луна в окне, которую месяцем не назовёшь и луной величать рано. Ночная тишина между мной и тобой. Поспать бы... Лицом в подушку, и пока. А не получается. Получается, думать о доме. Поцелуй Сашку и Серёжку Неволиных за меня. Голубоглазые мои - неволяшки. Скучаю... Пересчитал в мыслях всех чёрных и белых овечек, а сон всё не идёт. Сколько мы тут? Раз, два, три, десять... Уже двадцать три дня мы тут, ещё немного и домой. А за окном начинается рассвет и видно пробегающие по небу лёгкие облака.
Эти горы - совесть тех, кто нас не дождался. Есть, моя хорошая, и такие случаи, не выдерживают жёны. Прости, я больше не буду, ты у меня не такая. И спишь ты сейчас одна, зарывшись в лёгкое одеяло. Помнишь, ты выходила ко мне ночью закутанная в него, когда я задерживался по работе? Ты всегда встречала меня. Клянусь тебе, родная, что это крайний мой контракт. Опытов над жизнью ставить я больше не буду.
Ты знаешь, пустота здесь какая-то, всё тут завязано в тяжёлый жгут. И этот жгут перетягивает дыхание. А вода в ручьях и речках всё точит и точит камни. Мне кажется иногда, что она до жути красная. Бывает такое в голове. И не воспринимается здесь природная красота так, как в Горном Алтае. Там тихо и спокойно. Мои мысли бегут сейчас по хоженым здесь тропам и тонут в вязком месиве с запахом коптильни. Душно… От сожжённых здесь имён пепел стоит. Он лезет в дыхание, прямиком в глотку, и иногда я задыхаюсь. Сегодня я здесь, завтра в другом месте. И я всегда буду помнить, как вон за тем хребтом мы выносили Лёху из-под огня.
Ты просила однажды, чтобы я открыл свою дверцу и впустил тебя. Впустил туда, где задыхается мой «тринадцатый». Нет, моя хорошая, всеми силами я буду держать эту дверцу на замке. Я не хочу, чтобы ты задыхалась вместе со мной. В моей жизни было многое, иногда я ломал её через колено, с хрустом. А над шрамом души шутит тот, кто не был в неё ранен. Впрочем, как и над настоящим шрамом от ранения. Не читай эти мысли, пропусти их, они тебе ни к чему. Это мои мысли, личные. Их никому не надо слушать, потому что меня не поймут. Думай, родная, о том закате, который мы встречали осенью на реке, на мостике.
Мы чувствуем, что мир становится неспокойным, от него стало пахнуть большой гарью. А завтра спецназ снова уходит на задание. Может, другие уйдут. Может быть, мы. Другие обязательно вернутся. Может быть... И мы тихо вернёмся. Может быть... Горы шума не любят».
***
По мнению иностранцев, мы — странные русские. Мы в их глазах, какие-то неправильные, со злобным характером, закалённым в суровом климате. Ну да. Ещё и с топором на плече. Нас часто обвиняют, что мы агрессоры и оккупанты. Грустно, ребята... Когда славяне нападали, и на кого? Мы всегда защищали свою землю. И разве против боевиков сражались только русские парни? А алтайцы, буряты, татары, якуты... И кавказцы, они тоже стояли рядом в строю. Разве они хотят войны? Каждый день на улицах мы видим людей разных национальностей и религий. О ком из них думать плохо? Кто из них бандит, а кто нормальный? Кто виноват в том, что мы начали вдруг разбирать национальный вопрос.
Наши деды прошли Великую Отечественную, отцы пропахали Афган, а этому поколению достался Кавказ. А ведь раньше были вместе все нации, и мы считались братьями. Боевиков начали уничтожать ещё в Афгане. Это пришло потом к нам, и на нашей земле бандиты начали строить свои группировки. В России появились «лесные братья». Получается, что они предали своих дедов и отцов. Они пытаются сейчас взорвать мир, и ради денег убивают свои же народы. Мы слышим, как постоянно идёт информация о боевиках и бандформированиях. Это становится похожим на межнациональную вражду, закинутую к нам извне. А в цинке никому нет разницы: мусульманин ты или православный, буддист или молишься своим северным богам. Уважение к вере и народам должно быть главным в межнациональном вопросе.
С самого рождения каждый русский понимает, что такое война. Мы остро чувствуем её генами. Войны в течение многих столетий оставляли отпечаток на каждом поколении, и этим укрепляли национальный дух русских. Война для каждого русского - это неизбежная катастрофа его души, ломка нравственных принципов и духовной сущности. Русскому человеку котят проблема утопить, свинью или курицу зарезать - проблема. Многие через муки на это идут. Есть захочет, то он сможет это сделать. Только сначала намучается совестью, а потом забьёт. Не русских это дело - божье создание жизни лишать. Хотя... и среди нас есть звери.
Кому-то человека завалить не страшно, а кто-то паучка нечаянно раздавит и жалеет. Есть и такие: человека завалит, а намокшую под дождём бабочку спасёт. Значит, бабочку он жалеет больше, чем того отъявленного бандита, которому не проблема взорвать толпу мирных людей, организовывая теракты. А кому-то приказ по-любому надо исполнять. Не ты - так тебя. Ты - за родину, за мир, и в конце концов за себя. А они за деньги. Русских всегда во всех грехах винят, но мы сильны духом с этим и останемся. А если виноваты, так на небе нас встретят потом лихие деды и заботливые отцы-матери. Вот там мы и будем держать спрос. Вот там мы им и ответим. А покуда мы здесь, то сдаваться не будем.
Кавказцы умеют красиво говорить и обманывать. Недоверие - это не такая страшная штука. Переверие - бывает страшнее. Наши дети растут во дворах, в песочницах, в спокойной и обычной жизни. А их детям с детства внушается жестокость, их учат убивать русских. Наши дети катают машинки с пузырями на губах, а их четырёхлетний ребёнок на вопрос: «Зачем тебе нужен пистолет?», с поднятым вверх пальцем отвечает: «Чтобы убивать русских!» Наши ребята тоже любого порвут за своих. Каждый командир жизнь готов отдать за своего солдата, когда им смерть в глаза смотрит. А им, получается, ничего не стоит продать и предать всё, даже родное. Зачем звучат взрывы в городах и селениях на их земле? С трудом верится, что настоящий мусульманин желает смерти своему народу. Глупо становиться преступником перед народами всей России, подчиняясь влиянию извне, а потом требовать к себе доброго отношения. Солнце всходит на земле для всех, и для всех одинаково садится.
Кавказ... Когда начались девяностые годы, то на территории Чечни, пользуясь бардаком, стали убивать русских. Это могли делать только звери, устроившие там геноцид. Русских вырезали семьями по ночам, не щадили даже женщин и детей. Это не выдумка, это говорили русские люди. Говорила девочка четырнадцати лет, как её насиловали при матери. Рассказывала женщина, как резали мужчин и вешали на заборы, как насиловали женщин и оскорбляли при этом плохими словами. Говорила пожилая женщина, преподавательница ВУЗа, как её насиловали чеченцы на глазах у дочери и выкинули потом из квартиры. Знакомая чеченская семья спрятала их и помогла уйти в Россию. Одного раненого русского парня приютила девочка-чеченка. Теперь он со своей семьёй ездит к ней в гости, и в Чечне их принимают как родных. Русских вырезали, чтобы жить потом в их домах и квартирах. Кто успел уйти, тот остался живым. Кто нет, тот погиб от кинжала доблестного чеченского воина. Чеченцам, почему-то вдруг помешали русские, и они их выгнали. В то время там гибли мирные люди, военнослужащие и сотрудники спецслужб, наводившие порядок. Там был совершён ряд уголовных и военных преступлений, геноцид русского народа и терроризм.
Осенью 1994 года на территории России началась загадочная и неоднозначная чеченская война, во многом изменившая наше общество и историю. До сих пор остался открытым вопрос - кому она была нужна. В Чечне нужно было договариваться с обеих сторон. С этим народом воевать сложно: на место каждого погибшего чеченца становились двое, а то и трое. С русскими тоже воевать нельзя, потому что будут стоять насмерть и воевать до победы. И если бы эта война продолжалась, то чеченцев, как народ, перемололи бы. В этой войне погибло бы много русских парней, но чеченская нация восстанавливала бы своё существование многие годы. И если бы Россия не ввела в Чечню войска, то сейчас там был бы ваххабизм. И не факт, что он понравился бы чеченскому народу. По малейшему приказу «хозяина» выполнялись бы любые прихоти. А если не согласен, то забивали бы камнями и резали. Война расползалась бы по территории всего Кавказа. Поэтому, ввод войск был необходимой мерой защиты страны от ваххабизма.
А до этого в Чечне чеченцы и русские жили в мире. Что случилось? Откуда взялось столько злобы? Вопросы без ответов. Может, не было Буйнакской трагедии или Будённовска? Или Беслана не было? А ведь там «лесные братья» убивали детей своих же братьев, кавказцев, и их оплакивала вся Россия. Ведь только за один Беслан боевики подлежат проклятию на века. Проклятию - за тот позор. Проклятию - пока народ будет помнить эту трагедию. А помнить мы будем всегда. Шёл геноцид всего человеческого, а простой чеченский народ молчал из-за страха перед боевиками. Горы Кавказа плакали от горя, а реки краснели от крови, пролитой в насилии и жестокости. Горы видели, как падали горящие вертушки в их ущелья, и они помнят последние хрипы замученных русских ребят.
Мальчишки восьмидесятых - дети этой войны. Шапки и бушлаты не в размер, больные, голодные, напуганные, и по-детски доверчивые. Эта доверчивость стоила многим из них жизни. Кавказу теперь всё равно как врывалось горе в семьи этих ребят, и что осталось оно в них навечно. Кавказу всё равно, как безумную в горе мать или жену не могли оторвать от гроба сына или мужа. Никого не волнует, о чём спрашивает сейчас эта мать, сидя на низенькой лавочке возле могилы сына. Она приходит туда и разговаривает с ним, словно с живым. Может быть, кто-то подумает, что она сумасшедшая. И поймёт её тот, кто так нелепо потерял самое родное: сына, мужа, отца. И таких матерей, жён, детей - тысячи. Их поймёт любой неравнодушный к той войне человек.
Сколько сейчас таких ребят без памяти, сколько спилось или шагнуло в вечность с крыш домов. А сколько пропавших без вести. Мать может пойти на могилу к сыну и поплакать. А если могилы нет? Неизвестность о судьбе сына - это страшнее всего, от этого сходят с ума. А если он, вставив последний рожок в автомат, сказал однажды: «Кто-то должен выжить и рассказать о нас правду. Уходите, пацаны, я прикрою». И он остался там навечно. Жизнь - она ведь непредсказуема. А разве живые, прошедшие это месиво, другие? Они ходят, разговаривают, а душа порой мёртвая. Всем тогда говорили, что пройдёт время, всё устроится и забудется. Нет… Это боль, и она навсегда в тех, кто прошёл через тот ад. Время не лечит, оно камнем лежит на памяти. Многие сверстники отсиделись в тепле, нарожали детей и тут же побросали их вместе с мамами. Своих матерей, прятавших сынков от военкоматов, они теперь в грош не ценят. Они тянут из родителей последние копейки на опохмел или наркотический кайф. Горько и обидно, что наши лучшие парни лежат теперь в цинковых нарядах. Сколько детей было бы у них, а потом внучат. А Кавказ их по горлу ножом. Всех… Даже неродившихся.
Время учит жить с тем, что оно отпечатало на нашей судьбе. Не забудешь, потому что не забудется, даже если очень захочется. Говорят, что хорошие люди Богу угодны. Ребята были лучшими, и как без них жить ещё никто никому из родных не сказал. Смириться с потерей можно, если человек прожил жизнь и умер от старости. А когда его в армию призвали, потом на войну послали и убили там. Можно ли с этим смириться? Память о погибших разрывает тех, кто их знал. Они словно закрыли за собой дверь и остались рядом, но по ту сторону. И входа к ним нет. Павшим ребятам не помочь, они лежат и не требуют денег, почестей и наград. Верно сказано, что земля Кавказа пропитана их кровью. Павшие, пропавшие, вернувшиеся… Вернувшиеся, искалеченные физически и душой, они не забудут павших и пропавших. И ещё тех, кто хоть краешком причастен к этой нелепой войне. А мирным народам Кавказа - покоя в их доме.
Россия - это наша общая Родина. Да, ты гражданин России и твоя малая родина Кавказ. И не надо кричать об этом на всех углах. Мы все - граждане Российской Федерации, и наша малая родина - Приморье, Якутия, Бурятия, Алтай, Карелия или Кубань. И мы об этом не кричим. Ребята разных национальностей живут в разных частях страны. Они не ведут себя по-хамски с женщинами, не устраивают национальные пляски на проезжей части, не стреляют в центре города среди ночи. Им на гражданке тоже приходится видеть негативное поведение кавказцев. Горцы пытаются ставить себя выше всех, вызывая у окружающих откровенный протест. Если они не умеют вести себя в гостях, то какое тогда им уважение. Национальностей много, и всё дело в заложенном воспитании.
Большинство граждан России говорят о сложившемся негативном мнении о кавказцах. Поколение сегодняшних кавказских отцов недовоспитали своих сыновей. Какой тогда толерантности они ждут от всего российского, и в частности русского народа, после всего ими натворённого? Кавказ, будь сам толерантным к другим народам России. В жизни, к сожалению, из-за кучки отдельных особей приходится судить об определённом народе. Это они таким поведением бросают тень на свою нацию. К сожалению... Мать и отца не выбирают. И национальность тоже не выбирают. Да, мы русские, и мы сплотимся в случае большой беды. Да, мы медведи, и по одиночке не очень дружные, такой у нас характер. Хотя, это спорный вопрос. И с нами десятки других народов России. Кто и кому дал право проверять русскую нацию на вшивость? Страшно то, что войны вроде бы нет, а она за плечами. А сила нашей общей Родины - в единстве народов. Иначе раздерут по кускам.
Терроризм сейчас, значительное явление. Он не зависит от уровня жизни и религии и распространяется с огромной скоростью. Если сравнивать его с опасной болезнью в виде чумы или той же лихорадки Эбола, то можно сказать, что на земле началась пандемия террора. С терроризмом встречались и несли людские потери многие страны. У террористов нет жалости и морали, при этом есть огромное желание независимости и создания по сути тиранического общества. Война с террором не прекращается ни на минуту. Бойцы этой войны всегда остаются под грифом «секретно». Им нет равных в плане борьбы в локальных военных конфликтах с террористическими организациями. Подразделения спецназа имеют богатый боевой опыт: сколько существуют, столько и воюют. И будьте вы трижды сынами гор или маковых долин, жёлтыми, чёрными, или зелёными в крапинку, боевое братство примет вас в свои ряды. Только примет оно при условии - если вы будете физически крепкими, воспитанными в духе преданности и взаимопомощи, крепко стоящими плечом к плечу за своё Отечество. А синева - она одна на всех. И мы ещё послужим. Послужим своей волей, характером и духом.
Русский характер - это особое чувство твоей причастности к русской земле и её культуре с обострённым нервом справедливости. Русский дух - это ощутимо подсознательное присутствие Бога в твоей душе. Человек может быть атеистом, но его поступки говорят о несомненном чувстве присутствия в нём духовной силы. Русская воля - это особый светлый дух, разлитый в воздухе твоего Отечества. Русский стержень - это способность прожить светлые и скорбные дни вместе со своей Родиной.
***
Вопросительное местоимение «ЧЁ» — входит в сибирские диалекты, именуемые «сибирскими говорами». Они употребляются сибирскими старожилами, сибиряками, чалдонами, кержаками, казаками и староверами.
© «Стихи и Проза России»
Рег.№ 0189779 от 31 января 2015 в 14:59
Рег.№ 0189779 от 31 января 2015 в 14:59
Другие произведения автора:
Рейтинг: 0Голосов: 0673 просмотра
Нет комментариев. Ваш будет первым!
