Дед Нестер

Дед Нестер

Я никогда не видела своего Деда. Но, подозреваю, знай, я его лично много лет, я и тогда не смогла бы больше гордиться им, потому что больше – просто невозможно. Национальные герои – просто бледные тени на фоне моего деда Нестера, истории про которого я начала выдумывать примерно лет 5 от роду, по крайней мере, те, что помню. Мой муж в какой-то момент, прозрев, возрадовался, что я рожала в годы нашего брака одних дочерей, сына бы обязательно назвала Нестером. Не умея фанатеть от кумиров общепризнанных, я возвела в культ его – жёсткого, но заботливого, прямого, но уважаемого всеми, никогда не цеплявшегося за жизнь, но умеющего выживать. Постепенно из небольших кусочков воспоминаний родственников и близких сложился образ исключительной яркости и силы.

Самое первое, услышанное мной о нём, мамино: «Таня, не царапай стулья, их дедушка подарил!». Венские тёмно-вишневые стулья своей роскошью бесконечно манили что-то нарисовать или написать, хотя бы на обороте сиденья, хоть на краешке ножки. С ними невозможно было играть, как с их дешёвыми собратьями или рядовыми табуретками. Очень трудно было в неполные три года удержаться от соблазна приложить свою руку к этакой красоте. Спасло положение мамино разъяснение. Дед Нестер, очень ждавший рождения внучки, на это событие сделал подарок родителям: отправил контейнер с новой (как я позднее поняла, довольно дорогой мебелью) и несколько мешков картошки. Через несколько месяцев Деда не стало. Венские стулья до сих пор, спустя три десятка лет, в каком-то дальнем уголке души вызывают у меня тихое благоговение.

Однажды, зимним вечером, глазея из окна родительской спальни на дорогу, я позвала маму, насладиться вместе со мной картиной. Неожиданно она вскрикнула. В каком-то случайном прохожем ей увиделся Нестер Мелентьевич, мой дед, её свёкр. Такая же несгибаемо прямая спина, гордая посадка головы, неизменная железнодорожная шинель, уверенный шаг «пана инженера». К тому моменту деда давно не было в живых, а вскоре и прохожий словно растворился в позёмке. Теперь представляю себе деда именно таким, каким увидела его на зимней дороге в свете одинокого уличного фонаря и фантазии.

Он занимал руководящие посты, был репрессирован, строил канал в степях Казахстана, защищал Ленинград, реабилитирован, достигал значительных высот и легко с ними прощался, простил человека, по доносу которого его посадили, бесконечно и нежно любил свою жену-католичку, будучи родом из старообрядческой местности. Он был сочетанием несочетаемого, квинтэссенцией всего самого интересного, ценного, правильного, сложного и невероятно притягательного.

Одно время в семье существовало табу на рассказы про деда. У него и так была довольно неоднозначная биография, а подсвеченная моей буйной детской фантазией, она реально угрожала спокойствию ближних, становилась достоянием гласности и привлекала внимание к моментам, о которых всем взрослых хотелось бы умолчать.

Другие произведения автора:

История одного завода

как живёшь, ветеран?

Завод моей мечты