Детство

Детство

Глава 1.

Ах, жизнь моя - тельняшка полосатая! И каких только полос в ней нет?! Но, оглядываясь назад, вижу, что яркого цвета всё же было маловато... Значит надо добавить красок, ведь для Творчества нет границ! Я постараюсь перекрасить Картину своей Жизни в самые нежные цвета, пока мне ещё даётся на это время.

Детство. Каким оно было? Конечно же, розового цвета! Рождена была в Любви и выросла в Любви. Мои родители из репрессированных. Отец - русский немец, рождённый на Кавказе в немецком селе Каново Орджоникидзевского района Ставрополького края и высланный вместе с родителями в Казахстан во время ВОВ. Мать - украинка, рождённая в Харьковской области, Волчанского района, в селе Огурцово, тоже высланная с моей бабушкой, в качестве врагов народа. Жизнь моих родных - это отдельная история, описанная мною ранее.

Грузовик, полуторка, мчался тёмной ночью по колдобинам в направлении города Актюбинск. Ни единого фонаря, никаких разметок или указателей. Страх и напряжение переполняли обоих путников. Папа сидел за рулём, наспех схватив совхозную машину, а рядом мама - молодая и перепуганная. Хотя роды предстояли вторые, но спокойствия не было. Уж слишком тяжело ей пришлось принести на свет старшего моего брата. А теперь подошло и моё время! В животе мамы я подавала сигналы... А она корчилась от нестерпимой боли .

Неожиданно, откуда ни возьмись, среди тёмной глухой ночи, прямо на стекло грузовика кинулся неизвестный мужчина! Как явился, также и исчез в непонятном направлении. До сих пор для всех остаётся загадкой, как такое могло случиться? Но родители решили, что это был просто пьяный. От неожиданности и страха, мама начала рожать. До больницы доехать всё-таки отец успел. Вот так и пришла я на эту Землю.

Когда маленький свёрточек уже несли домой, навстречу радостно бежала моя трёхгодовалая двоюродная сестрёнка и детским, не совсем разборчивым языком, кричала: "Я - большая Эльвира, а это - маленькая Эльвира!" Вот так и появилось у меня имя. Хотя мечта у родителей была другая - назвать простым русским именем Наташа или Лена. Но, придерживаясь общих правил и примет, все единогласно приняли предложение ребёнка.

Родилась я летом, когда полевые работы были в разгаре. Папа убирал колхозный хлеб. А мама с бабушкой занимались огородом, к тому же строили своими силами сарай для домашней живности. А я была всегда рядом, в большой картонной коробке, приспособленной под детский манеж. Здесь кормили, здесь и пеленали.

Дома спала в деревянной кроватке-качалке, которую мне смастерил и подарил крёстный отец - дядя Витя Браун. Я подрастала... и даже, когда мои ноги вытянулись так, что стали упираться в кровать, папа убрал несколько планок и доточил кусок фанеры. Уже тогда, года в два с половиной, три, начал проявляться мой характер. Я привыкла, чтобы меня постоянно укачивали перед сном, поэтому, когда мама, уставшая, засыпая, опускала руку, я тут же ей давала команду:  "Качай!". Когда я совсем перестала вмещаться в свою кроватку, родители решили её отдать друзьям, у которых к тому времени появился малыш. Я бежала, хваталась, как утопающий за соломинку, и кричала не своим голосом: "Это моя! Не отдам!"

Папа купил брату трёхколёсный велосипед. Он с радостью мчался по двору, выехал на просёлочную дорогу, где ребятишки собрались гурьбой. Все с завистью и любопытством рассматривали новенький выкрашенный велосипед, и каждому хотелось на нём прокатиться. Брат, в первую очередь, взял меня, пристроил на сидении, потом взобрался сам, рванул с места и закрутил педали! Вдруг, на всю округу раздался мой писклявый рёв! Я свалилась и лежала с разбитыми коленками посреди пыльной дороги. В это же мгновенье, на крик, выскочил папа. Он, рассерженный, подхватил  велосипед и бросил его на землю. Тот покорёжился и развалился! Рёв мгновенно усилился! Да так, что не унять! К нему добавился плач брата... Эти маленькие истории из детства я слышала по нескольку раз и от родителей, и от бабушки.

Папа с мамой тяжело работали. Папа был механизатором, мама трудилась на пекарне. Мы с братом оставались дома с бабушкой. Кроме нас, у бабушки было полно и других забот - хозяйство, огород, все домашние дела. Однажды вечером папа пришёл выпивший и уставший. Было лето. Он прилёг прямо на коврик среди комнаты. Для меня, ребёнка, это было явным беспорядком! Ведь такое увидела впервые. Я с осторожностью подкрадывалась к нему, грозно сжимала кулачок и ругалась: "Ух Вы! Ух Вы!" Так ещё долго ходила вкруговую, пока мама не уложила меня спать.

Всё это, конечно, я знаю только по рассказам родных. А помнится из далёкого детства совсем немногое.

Мне было лет пять, не больше. Папа, мама, бабушка, старший братик Витя и я жили в далёком казахстанском посёлке Петропавловка. В моей памяти остался бело выбеленный домик, во дворе - качеля, сарай, гуси и куры. Недалеко от дома речка, вдоль которой росли кусты. А над водой наклонялся тальник. Родители почему-то всегда называли его просто "талы".  Очень похожий на иву. К речке я бегала со старшим братом, который уже довольно хорошо умел плавать. Но я, бегая по берегу, очень переживала за него, хотя сама речушка была не широкой, не глубокой, с умеренным течением. Мальчишки прыгали, играли, шумели, а я не сводила взгляда с брата.

 Однажды нам пришла посылка, из самой Франции! Там со времён войны жила мамина сестра с семьёй. Это была настоящая сенсация!  Столько красоты и богатства мы не видели ещё никогда! Большая картонная коробка наполнена, в основном, разными тканями. Ещё какими-то мелочами. Запомнилось то, что было предназначено именно мне - красивая шёлковая косыночка и бордовая фетровая шляпка. О! Какая это была радость! Я чувствовала себя королевой! Но, однажды, бегая с детьми, я потеряла драгоценный подарок - французскую косыночку. Моё горе было неописуемым! Держась за руки, мы с бабушкой обегали весь берег реки, заглядывая под каждый кустик... Но так ничего и не нашли. Я безутешно плакала. Мне было больно, обидно и стыдно за себя. Чувства, которые испытывала в детстве были такими острыми и яркими, что отзвук их до сих пор не стёрся из памяти!

Дети постоянно бегали вместе. Здесь были и русские, и казахи, и украинцы, и немцы, и молдаване... Но мы, конечно, этого не понимали, все были равны!

По соседству жила очень добрая тётя Паша. Я просто помню, что любила её, доверялась ей полностью! Самой близкой подружкой для меня была девочка казашка. Её семья жила в круглой юрте, неподалёку от нас. Меня отпускали к ним в гости, а они заходили к нам. Как и всем маленьким девчонкам, нам хотелось быть красивыми и нарядными! Мы часто менялись одеждой, которой было у нас совсем мало. Особенно мне нравилась её лисья шапка! Пушистая, мягкая, ярко-рыжего цвета! Бабушка заметила неладное, когда мои маленькие ручонки стали постоянно теребить волосы. "Таня, - сказала она маме, - посмотри, что-то она часто чешет голову". Мама ужаснулась: "Да у неё же вши! Набралась у подружки из лисьей шапки!" Мне посыпали голову дустом и крепко обвязали платком. О! Это было для меня настоящим счастьем! Бежала по улице к моей доброй тёте Паше, подпрыгивая на одной ножке, громко провозглашая на всю округу: "Тётя Паша! Тётя Паша! А Вы знаете, что у меня есть?! Вши!!!"

Мой старший, на три года, брат, был всегда для меня примером, кумиром, опорой. Его друзья были моими. У него был целый клад, где он мог копошиться и что-то мастерить целыми днями - это во дворе большая гора всяких железок, запчастей от тракторов и  сенокосилок. Игрушек в то время у детей почти не было. Свою единственную куклу я запомнила на всю жизнь. Её привёз мне папа с целины, когда ездил на заработки. Голова её была пластмассовой, без волос, а сама - тряпичная. Бабушка сшила ей платьице. И это было - самое дорогое из всех моих богатств.

Брату исполнилось семь. Папа усадил его на табуретку и аккуратно постриг, оставив впереди только небольшой чубчик. Брат долго смотрел на себя в зеркало. А когда родители вышли, гордо сказал: "Я тоже так умею! Хочешь, покажу?" "Да", - сразу же ответила я, ничуть не сомневаясь. Брат усадил меня на ту же самую табуретку и прошёлся машинкой со лба до самого затылка посреди головы ровной дорожкой. Я тут же радостно выскочила к родителям похвастаться таким успехом! Но, что было дальше, не помню... Знаю только, что долго всматривалась в свою лысую голову перед зеркалом, и на Душе было очень тоскливо. Когда мама писала письмо своей сестре на Украину, я просила: "Мама, только не пиши тёте Луше, что я такая некрасивая..."

Весёлые и грустные истории моего детства иногда всплывают в памяти, одинаково вызывая улыбку. Наверное потому, что детство у меня всё-таки было самым счастливым.

Мы сидели с братом за столом, перед нами стояли тарелки с домашней резаной длинной лапшой. Ели и баловались, а бабушка грозилась, что придёт боженька и накажет. Но мы продолжали веселиться. Стол стоял возле выкопанного прямо в доме неглубокого подвала, который был накрыт деревянной крышкой. На ней стоял стул, где сидела я. "Не вертись за столом!", - несколько раз меня предупредила бабушка. Но моему веселью не было предела. Ёрзала и крутилась, пока крышка погреба сдвинулась! Вниз полетела табуретка, за ней - я, а за мной следом - тарелка с лапшой! Слава Богу, что всё обошлось без больших травм. Но запомнилось навсегда! И стало для меня уроком.

Папа с мамой иногда ездили в город за продуктами и самыми необходимыми вещами. И вот однажды они привезли настоящие изумительно красивые туфельки, как у феи. Они были тёмно-зелёного цвета с перепонками, а впереди белый блестящий красивый резной веерок! Радость охватила моё сердечко! Но... к великому сожалению, они оказались мне малы... Вся радость превратилась в такое огромное горе, что я очень долго не могла успокоиться!

Тогда, в самом раннем детстве, мне часто снился один и тот же удивительный сон, будто иду я по узкой тропинке между густой сочной зеленью. Под каждым кустом лежат разные красивые игрушки и конфеты в ярких обвёртках. Я наклоняюсь, беру их, радуюсь и знаю, что всё это мне кто-то подарил. А иногда снилось, будто я открываю дверку шифоньера, и оттуда вываливаются игрушки. Воспоминания об этих снах всегда  вызывают ощущение блаженства и счастья. Именно такие чувства я испытывала, когда просыпалась.

Глава 2.

Все эпизоды из детства каким-то удивительным образом до сих пор хранятся где-то глубоко глубоко... И иногда всплывают, как что-то тёплое... неуловимое...

Однажды я сильно заболела и чуть не умерла... Была зима, родители уехали на Украину. Это было впервые со времени высылки. Мы остались с бабушкой. У меня начался  кашель. Бабушка то и дело грела меня у печки, я сидела у неё на руках, а она то напевала грустные украинские песни, то шептала молитвы, то тихонько плакала, хотя я этого не замечала. Прошло две недели, родители возвратились и ужаснулись. А я так обрадовалась их приезду, что моментально закашлялась и посинела. На улице мела метель, дома заносило снегом. В двери кто-то постучался. Бабушка открыла. На пороге стояли запорошенные снегом люди, они просились переночевать. Я безудержно кашляла. Один из путников, быстро сбросил пальто. "Что с ребёнком?, - спросил он, - я врач". "Да вот, кашляет постоянно, не знаю уж что и делать...", - ответила сквозь слёзы бабушка, -  грею, сидим у печки целыми днями".  Доктор вышел на улицу, сорвал с крыши ледяную сосульку и дал её мне. Я начала сосать и кашель притих. Оказалось, что при таком заболевании прогревание приносит только вред.

Тогда меня Бог миловал. Через какое-то время я выздоровела.

Второй раз заболела ангиной, и нас с мамой отвезли в городскую больницу. Мы лежали на одной кровати. Врачи предпринимали всё возможное, по тому времени. У меня держалась высокая температура, трудно было дышать, ничего не помогало. Врачи почему-то решили поднять меня на самолёте ввысь, чтобы стало легче. Обо всём этом я узнала только из рассказов. Но, когда мы вернулись из больницы домой и нас встретила бабушка, этот момент я хорошо запомнила! Видимо, сильно скучала, ведь бабушка для меня была самым дорогим на свете человеком.

Когда я была маленькой, мы переезжали в Узбекистан, но там жизнь не сложилась и пришлось возвратиться обратно. Подробности стёрлись из моей памяти. Остались какие-то обрывки - дом на пригорке, внизу огороды, через которые мы бегали вниз. И папа, уставший и грязный. Он приходил с работы, мама поливала ему воду ковшиком над большим тазом, чтобы помыться...  А бабушка, молча, указывала маме на красные полосы по папиной спине. Оказывается, с работой на новом месте было очень сложно, и ему пришлось устроиться грузчиком. Недолго длилось наше неудавшееся путешествие в новую жизнь и мы вернулись в Казахстан, но уже на другое место. Это была опытная станция - большой посёлок, где только начиналась новостройка. Здесь же был прекрасный, для тех времён, санаторий.

Мы подрастали... Пока строился новый дом, где нашей семье обещали дать квартиру, нам пришлось поселиться на животноводческой базе. Это была ветеренарная комната. Как мы в ней жили, сейчас даже представить трудно. Когда шёл дождь, ставили тазики, и держали в руках посуду, какая только была в хозяйстве,  чтобы вода не капала прямо в лицо или на постель. Папа с мамой уходили рано утром на работу и мы их почти не видели. А бабушка полностью заменяла нам родителей. Однажды к двери нашей комнаты подползла огромная змея. Она протянулась прямо на пороге, мы в ужасе оторопели! Но бабушка отважно ринулась в бой! Она схватила лопату и откинула её, брат бросился помогать бабушке. Когда папа с мамой поздно вечером возвратились с работы, мы все наперебой рассказывали о случившемся. Этот героический поступок запомнился навсегда, и мы часто вспоминали его потом, много лет спустя. Не лёгкой была жизнь для взрослых, но мы, дети, этого не замечали. Игра в заброшенных сараях была такой увлекательной, что мы целыми днями, не уставая, бегали и находили во всём радость. К нам присоединились другие дети из посёлка. К тому времени, здесь уже жили и родственники, папин младший брат с семьёй. Приходили  наши двоюродные сестрёнки Фрида и Неля. Мы могли часами рассматривать, перекладывать, обмениваться осколками стёкол от разбитых бутылок. Подметать помещение коровника, камешками выкладывать комнаты, играя в дочки-матери.

Папа был почётным, очень востребованным механизатором совхоза. Благодаря этому, нам долго ждать не пришлось. Новый дом предназначался для четырёх семей. Одна квартира теперь принадлежала нам. Рядом поселилась многодетная семья Дэшле. С другой стороны - двое пожилых бездетных людей. В четвёртой - разместили медпункт. Фамилия врача Гасман у многих жителей посёлка была на устах, т.к. пользовался он большим авторитетом. По любому поводу люди бежали за помощью в медпункт. Доктор пригласил к себе в помощницы маму, и теперь она каждое утро ходила кипятить шприцы, наводить порядок, помогала принимать пациентов.

В соседнем доме жили мои сестрёнки. Он был точно таким же, как и все здесь, выстроенные в ряд четырёхквартирные одноэтажные дома. Напротив домов стояли сараи. Жители всего посёлка, в основном, все высланные, такие же, как и мы, "враги народа".

Наша новая квартира, по сравнению, с предыдущим жильём, была настоящим раем. Состояла она всего из двух комнат. Та, что побольше, совмещала зал и спальню для родителей и брата. А прихожая, что поменьше, считалась кухней, хотя здесь же стояла кровать бабушки, где мы спали вдвоём. Над нашей кроватью висел большой ковёр, на котором красовался Иван-царевич на сером волке! Было хорошо и уютно. Но серый волк всё же не внушал мне доверия. Тем более, в голове часто, именно перед сном,  вспоминались слова из колыбельной песенки: "Придёт серенький волчок и утащит за бочок!". Поэтому уснуть я могла только при едиственном условии - бабушка была рядом, а моя ножка лежала на ней, на всякий случай, чтобы чувствовать увернность и защиту.  Из тех далёких времён некоторые события вырисовываются в памяти довольно чётко. Перед окнами - палисадник. А у порога – большая развесистая акация. Никаких заборов. Дети разных возрастов шумной гурьбой постоянно играли во дворе в разнообразные игры, о которых нынешняя детвора не имеет представления. Но, уже тогда, даже среди детей порой происходило разделение, которое шло явно от родителей. Соседский мальчишка, сам толком не понимая своих слов, постоянно дразнил нас: "Чёртовы апонцы!". Мама говорит, что у меня в детстве был очень звонкий голос, поэтому больше всех из детей во дворе было слышно меня. Но, я думаю, что это ей просто казалось. Для каждой матери голос своего ребёнка всегда выделяется из толпы.

Летом мы могли целыми днями бегать, не уставая. Наспех пообедав, снова выскакивали на улицу. И только поздно вечером родители силком загоняли в дом. По утрам соседский мальчик Яша подходил к нашему распахнутому окну и играл на детской гармошке, вызывая меня погулять. Я же, припевая частушку: "Гармонист, гармонист, выйди на дорожку. Я ни разу не плясала под твою гармошку!", - выбегала к нему навстречу. Взрослые смеялись и шутили. Где же этот первый, пятилетний, мой ухажёр... И как сложилась его жизнь, неизвестно.

Самой любимой и забавной игрой у всех детей была игра в прятки. Ведь мы могли прятататься по всей улице, в любом палисаднике или сарае. Я не отставала от брата, с ним всегда было весело и надёжно! По вечерам, когда становилось уже темно, мы подолгу смотрели в небо. Такого неба, как в Казахстане, за всю жизнь я не видела нигде. Купол, усыпанный яркими звёздами, висел прямо над головой! Казалось, что можно протянуть руку и достать любую желанную звёздочку! Но, главное, под таким небом было ощущение полной благодати, защищённости и надёжности!

К тому времени у нас уже появилось своё хозяйство. Немного курей и главное - корова Ветка, наша кормилица. Ранним утром её выводили к совхозному стаду. Пастух отгонял всех коров в степь.  Мы хорошо знали вкус парного молока и настоящего коровьего масла. А таких пышек, как пекла наша бабушка, я за всю жизнь больше никогда не пробовала. Она их делала с большой Любовью! Их вкус знали все наши друзья, потому что бабушка была очень щедрой Душой и все дети постоянно толпились вокруг неё.

Когда наступала пора уборки урожая картофеля, нас, детей, тоже брали в поле. Помощниками, конечно, в то время мы были не весьма какими, но уже тогда нас приобщали к труду. Между картофельными кустами росло много паслёна - чёрные сладковатые ягоды. С ними можно было делать вареники. И просто так, есть до отвала! Урожай картофеля всегда был богатым! Родители выкапывали кусты, а мы помогали собирать. Потом картошку опускали вёдрами в погреб. Уже в этом возрасте, бабушка и мама старались передать мне свой опыт. Я, с усердием, возила мокрой тряпкой по выкрашенному полу. Помогала бабушке мыть посуду, если это можно было так назвать. А брат оставался за мужчину, когда папы не было дома - ловко крутил сепаратор, помогал выгнать в стадо Ветку. Бывало, что папа брал брата с собой. Где были и что делали, неизвестно. Но только возвращались домой голодными и грязными. Старательно мылись и садились за стол.

Осенью, когда становилось уже прохладно, а работа в поле была закончена, родители могли себе позволить пойти в клуб или к друзьям. А мы оставались с бабушкой. В такие вечера обычно приводили и наших двоюродных сестрёнок. Вчетвером мы играли в разные игры, которые сейчас кажутся нелепо смешными. Мы ставили посреди комнаты большой папин сапог, в него всовывали веник. Он заменял новогоднюю ёлку! Её наряжали и танцевали вокруг. Главным выдумщиком и авторитетом был для нас брат. С ним никогда не было скучно! Когда возвращались родители, то обязательно рассказывали бабушке фильм, который смотрели в клубе. Мы тоже с любопытством слушали, постепенно засыпая.

Папа очень любил музыку. Ещё с молодых лет был самым первым гармонистом в округе. Его приглашали на все веселья. К нам в гости тоже приходили друзья родителей. Но, нас детей, к застолью не пускали. Мы уходили с бабушкой гулять, или тихо сидели за печкой.

Зима в Северном Казахстане была длинной и суровой. Когда стояла безветренная погода, нам разрешали гулять во дворе, кататься на санках или на чём угодно. Большой роскоши в те времена не было. Укутаны были до самых глаз. Когда же погода ужесточалась, все сидели по домам. Бывало, метель заметала дома до самых крыш, над снегом торчали только дымоходы. Люди прокапывали туннели под снегом, чтобы добраться до сарая и покормить домашнюю живность. Такими долгими зимними вечерами мы очень любили всей семьёй сидеть в натопленной комнате, за печкой, и слушать рассказы взрослых. Или с замиранием сердца наслаждались маминым чтением книг "Всадник без головы", "Граф Монте-Кристо".

Глава 3.

И вот, мне исполнилось семь лет. Через месяц я пошла в школу. Первый учебный день вспоминается совсем смутно. Только чувства, испытываемые тогда мною, застряли где-то глубоко в подсознании. Сама школа, чисто выбеленное длинное здание, ухоженный и обсаженный зеленью, двор, вызывали восторг. А свежий запах уютной классной комнаты окутывал какой-то таинственностью. В моей детской Душе было волнение, его вызывало предчувствие новой неизведанной жизни. Весь класс, девочек и мальчиков, выстроили на огромном школьном крыльце и сфотографировали. В середине стояла моя первая учительница - Людмила Марковна.

Я оказалась очень старательной и скромной девочкой. Учительница была мною довольна, домой я приносила одни пятёрки. И только однажды, возвратившись со школы, я открыла тетрадь по письму и зарыдала горькими слезами. Вся страница была окрашена красными чернилами, а внизу красовалась жирная тройка! Этот эпизод моёй жизни был незабываемым! Накануне папа вернулся из командировки. Моей радости не было предела. Я так спешила поскорее сделать уроки, что забыла подчеркнуть нужные слова. И вот результат! Учительница сделала это за меня.

Теперь, кроме соседских детей, у меня появилась близкая подружка.  Её звали Гильда. Мы бегали друг к другу в гости, когда разрешали родители. Мне очень нравилось сидеть у них за длинным столом, где собиралась вся их большая семья - папа, мама и пятеро детей. Посреди стола стояла огромная сковорода с очень вкусной жареной картошкой. Со всех сторон, кто вилкой, кто ложкой, тянулись детские ручки. Дома я всем обязательно рассказывала, до чего же вкусную картошку ела у подруги.

В школе и во дворе брат был моим постоянным заступником. Мальчишка из параллельного класса повадился меня встречать после уроков. Конечно же, он пытался как-то обратить на себя внимание. Но мне казалось, что он не даёт прохода, и я пожаловалась брату. Уже на следующий день мы стали добрыми друзьями. Мальчик был из казахской семьи. Самым вкусным десертом у казахов было жареное пшено, которым он меня угостил. С тех пор, после уроков, я не убегала, а уже ждала его угощения. Где он теперь, этот мальчишка? С такой доброй, открытой и наивной Душой, даже имени которого я не помню...

Прошло два года. Успехи в учёбе радовали и меня, и родителей. Пятёрки красовались во всех тетрадях и дневнике. Жизнь была счастливой и радостной, не считая мелких невзгод. Хотя, в то время, даже самые маленькие неприятности, воспринимались очень остро. Например, когда одна девочка подменила мой новый ярко-розовый газовый шарфик на свой старый обстиранный, и я не смогла за себя постоять, эта обида и боль так и застряли где-то глубоко внутри.

О планах родителей мы не подозревали. И только, когда приехал за нами из Узбекистана двоюродный брат, который по возрасту годился нам в отцы, мне и брату объявили, что мы переезжаем на другое место жительства.

В то время родители мало о чём рассуждали в присутствии детей. О их радостях и горестях мы ничего не знали. Даже, когда о чём-то спрашивали, отвечали коротко и по делу. В этом не было ничего удивительного. Ведь они пережили много горя - жестокую несправедливость, высылку из родного края, и считались врагами народа.  До 1956 года находились под комендатурским надзором. Не имели права выезда без разрешения правительства. Были полны страха, теперь уже не так за себя, как за детей. Одно неверное слово, могло стоить слишком дорого. О том, что родители давно мечтали о переезде, поближе к родственникам - старшему брату с семьёй, где более благоприятные условия климата, и есть перспектива устроиться на завод, мы не знали. Младший брат отца с семьёй пока решили остаться в Казахстане.

Родителям на сборы нужно было время, а учебный год не ждал. Двоюродный брат привёз нас в г.Чирчик, который находился в тридцати километрах от Ташкента. Его семья жила в трёхкомнатной квартире - муж, жена, трое детишек, которые нам доводились племянниками. Две старшие девочки возрастом были почти, как я. Кроме них, двухгодовалый братик. А несколько лет спустя появился на свет ещё один мальчик. Квартира была хоть и просторной, но приютить целую семью, не каждый бы решился!

Нас с братом поселили в детской. Новая жизнь вызывала в Душе тревогу. Всё было очень непривычным, но в то же время, интересным и увлекательным. Город показался изумительно красивым! Квартиру заполнял пьянящий запах спелых персиков и урюка. В Казахстане мы почти не видели фруктов и овощей, там они не успевали созревать, поэтому сажали, в основном, только картофель. Яблоки и изредка виноград привозили родители из города. Ну а здесь всё утопало в зелени! Климат благоприятный для всех растений! Спелые фрукты и овощи постоянно стояли на столе.  Было очень тепло, в квартире - даже жарко. Рядом с домом располагался небольшой рынок,  а неподалёку находился продуктовый магазин, куда мы сразу же побежали с девчонками. Такие конфеты, как "Южная ночь" нам не снились даже во сне! И как только выдавалась возможность, появлялась какая-то копейка, мы каждый раз бежали в этот магазин и просили на собранную мелочь конфет, хотя бы пару штук. Через дом жил папин старший брат со своей семьёй. Она была тоже большой. Жена и пятеро взрослых детей, двое из которых были к тому времени уже женатыми. Мы с братом ходить туда стеснялись. Иногда нас сажали на маленькие деревянные стульчики перед телевизором. Пока взрослые что-то смотрели и слушали, нужно было сидеть очень тихо. Когда затекали руки и ноги, и мы пытались шевелиться, то строгий голос хозяйки, дядиной жены, нас пугал: "Вы так стульчики поламаете! То и дело вертитесь!".

Мои взрослые двоюродные братья и сёстры на нас не обращали никакого внимания. Зато я не могла ими налюбоваться! До чего же красивой была жена брата Виктора Роза. Светлые кудрявые волосы и синие, как небо, глаза! А Милечка, жена брата Эрнста! Просто красавица! Братья, безусловно, были тоже стройными и красивыми, только внимание моё было заострено больше на женских персонах.

Глава 4.

1 сентября 1963 года, впервые без родителей и бабушки, нас отвели в школу. Пожилая учительница Вера Валентиновна завела меня в большой светлый класс и посадила за третью парту первого ряда. Всё, что запомнилось, это - страх и волнение в моей детской Душе. И хотя, вроде бы, всё было хорошо, в горле постоянно стоял ком. Мне хотелось плакать, но слёзы надо было сдерживать, и я терпела. Невыносимо скучала по бабушке и родителям! Сказать об этом никому не могла, и только с каждым днём становилась всё печальнее. В школе, на переменках, стояла в коридоре одиноко у окна. Стеснялась подойти к кому-то поближе. Дети бегали во дворе, играли в разные игры.

Школьное здание было выстроено буквой П. Двор просторный и уютный. Чуть дальше, с одной стороны, расположены подсобные помещения, где проходили уроки труда, отдельно для мальчиков и девочек. В одном здании находились различные станки. В другом - швейное помещение, кухонное оборудование. По другую сторону двора располагался большой бетонированный бассейн. И уже дальше, напротив здания школы - огромный спортивный стадион. Школа была 4-х этажной. На конце каждого этажа располагались кабинеты для старшеклассников. А также спортивный и актовый залы. Зубной кабинет. На первом этаже - медпункт, красный уголок, и с другой стороны - большая столовая. Вдоль всего здания - длинный светлый широкий коридор и много просторных свеже выбеленных и выкрашенных классов, каждый - на 30 и более учеников.

Этот учебный год начался для меня безрадостно. В школе я ждала, чтобы поскорее закончились уроки, но и возвращаться в чужую квартиру тоже не очень хотелось. По вечерам, перед сном, лёжа в постели, я вспоминала тёплые бабушкины руки и шмыгала носом. Мне очень не хватало простого внимания и ласки. Перед глазами постоянно стояли мои родные.

Однажды я открыла тетрадь и увидела тройку. Моему горю не было предела! К тому же, в Душе поселился страх: "А,вдруг, об этом кто-то узнает!". Сразу представилось, как будут огорчены бабушка и родители, как будут смеяться и подшучивать одноклассники, и какими довольными будут мои племянницы. Вернувшись со школы, я закрылась в ванной комнате и спрятала тетрадь далеко под ванну. Но мысли мои были постоянно там. Я знала, что поступила нехорошо! Мне было очень стыдно за себя и больно за свою трусость!

Как обычно, я стояла у подоконника. Не помню, где были мои мысли, но до сих пор вспоминаю то чувство одиночества и горькой детской тоски. Незаметно ко мне подошла Вера Валентиновна и стала совсем рядышком. Она обняла меня за плечи и о чём-то спросила. Мне так хотелось уткнуться в её подол и зарыдать! Но... я сдержалась... Она задавала мне вопросы, и я автоматически отвечала на них, а сердцу становилось всё легче и легче.

Заканчивался урок труда. Нам было сказано, положить ножницы на край парты, чтобы дежурный мог их собрать. Я тут же это послушно сделала - ножницы лежали на краю, а мои ручки, одна на другой, на парте. Вера Валентиновна подошла ко мне , и обратилась ко всему классу: "Вот, посмотрите внимательно, как это сделала Эльвира. И берите с неё пример!" Для меня это было полной неожиданностью! И таким огромным счастьем, что я в тот миг забыла обо всех своих страданиях. С тех пор, у меня появились подружки, и в школу я шла охотно и без страха.

Вскоре приехали и родители. О! Какое же это было счастье! Я опять спала с бабушкой в одной кровати, и долго перед сном шептала ей на ушко обо всех своих переживаниях. Родители устроились на завод и взяли земельный участок под строительство. Целыми днями их не было дома. Семья, в которой мы теперь жили, была очень шумной, для нас непривычной. Девчонки не мирились между собой. Когда родители уходили на работу, бабушку оставляли с детьми. Часто девчонки затевали спор, вцепляясь в длинные волосы друг друга, громко кричали. Малыш тоже требовал внимания. Ко всему этому, бабушке ещё нужно было сбегать на рынок, приготовить обед, постирать и убрать. Однажды, с меньшей племянницей, мы отравились фруктовым мороженым, было очень плохо. Нас обеих рвало и мы с температурой лежали вдвоём на матраце прямо посреди комнаты. Сколько же пришлось переживать моей бабушке в то время, одному Богу известно!

Кто родом из Средней Азии, тот знает, как чувствуешь себя в 40-градусную жару на верхнем этаже многоквартирного дома. Задыхаясь от жары, мы окутывались мокрыми простынями и только так могли уснуть, долго ворочаясь и засыпая среди ночи.

В этом же доме, на первом этаже жили мать с сыном-баянистом. Как и у папы, у брата Вити появился интерес к музыке. Папа купил ему баян и отдал на учёбу. Это было начало. Так, брат закончил пять лет музыкальной школы.

Глава 5.

Шло время, родители каждый день после работы строили на приобретённом участке времянку. И вот, наконец, мы переехали в свой уголок! Городской посёлок располагался прямо у берега канала. Улицы были расположены полукругом и занимали небольшую площадь, т.к. рядом уже красовались высотные дома и огромные деревья за забором городского Дома отдыха. В канале быстрым течением протекала горная ледяная вода голубого цвета. А вдоль берега росли деревья и кусты. Дорога, которая тянулась возле канала была покрыта глубоким слоем пыли. Прямо на склоне к воде росла ежевика. Пейзаж завораживал!

Со всех сторон нашего участка уже стояли новые дома. По одну сторону жили корейцы, по другую - русские. Через дорогу - узбеки. А дальше, по улице - немцы, крымские татары, украинцы, казахи. Посёлок был многонациональным! Но об этом у нас никогда не возникало ни разговоров, ни даже мыслей. Улица наша имела очень красивое название - Розовая! Кто и почему её так назвал? В любом случае, тому был послан знак свыше! Ведь в начале застройки ещё никто не мог предположить, что она оправдает своё название в полной мере!

И вот, пока мы жили ещё на квартире у родственников, полностью была выстроена времянка, которая, в последствии, стала мастерской и баней, а рядом - сарай для домашней живности. Напротив времянки началось строительство дома.

Семья не располагала большими средствами. Да откуда им было взяться? В чём стояли, в том и были высланы из родного гнезда. Голод, холод, разруха, временное жильё и переезды. Надеяться было не на кого, и не на что. Стройку начали своими руками. Слава Богу, что теперь была постоянная работа. Каждое утро родители уходили на завод. Папу приняли слесарем, а маму - в ОТК, отдел технического контроля. Это был огромный металлургический завод твёрдых сплавов. К тому времени, там уже работали почти все папины родственники - старший брат и некоторые племянники. Так, по знакомству, попали туда и родители. 

Началась заготовка кирпича для строительства дома. И уже теперь наш детский труд тоже приносил пользу. Старшие, в специальных формах, делали кирпичи. Нашей задачей было - их переворачивать, просушивать и складывать. Брат меня жалел и не разрешал поднимать больше двух штук. Сам же, носил в два раза больше. Дом строился долго. Не хватало необходимого материала и средств. Но всё делалось старательно и капитально. Жизнь во времянке нас ничуть не удручала. Хотя здесь было тесновато, но всё необходимое для нормальной жизни вмещалось.

Продолговатое помещение разделялось на две части. В дальнем углу стоял шифоньер, сбоку тумбочка, а на ней радио. По вечерам мы дружно, всей семьёй, слушали очень интересные постановки, которые транслировали по радио. Различные драматические сюжеты были, конечно, для взрослых, но я слушала их с огромным интересом и замиранием сердца.

С одной стороны комнаты стояла кровать родителей. С другой - самодельный диван, обитый плотной специальной тканью. Вторая комната считалась кухней. У стены стояла бабушкина кровать, в углу - печь. Брат спал рядом, на раскладушке, каждый вечер прячась под одеяло с фонариком, и взахлёб читая книги. У стены, возле вдохной двери - большой сундук, полный всякой всячины. Он был аккуратно застелен клеёнкой, на которой стояла керосиновая лампа. Здесь мы обедали и ужинали. Однажды, сидя перед тарелкой, я вертелась и нечаянно брызнула супом на горячее стекло лампы, которое тут же лопнуло! Я не помню, как меня за это ругали, но внутреннее состояние стыда запомнилось навсегда.

Рядом с времянкой было накрытое летнее помещение. В клетках, снизу до верху, жили кролики. А в загородке гуляли куры. Часто, по заданию, родителей, брат чистил клетки, я ему помогала своим присутствием. Дворик оставался небольшой, но весь засаженный овощами - помидорами, перцем, баклажанами. В основном, ухаживала за всеми растениями бабушка. По краям, вдоль помещений рос виноградник. Всё это требовало большого внимания и забот. Виноград нужно было постоянно подвязывать, огород полоть и всё обязательно поливать. Прямо во дворе были зацементированные канавы, там их называли арыками. В них протекала ледяная горная вода из канала. Прочищать их от мусора и налетевших листьев, было нашей обязанностью - моей и брата. А утром и вечером мы поливали дорожки ледяной водой, отчего во дворе было всегда чисто и прохладно.

Прямо перед окнами строящегося дома росло большое персиковое дерево. К середине огорода - две яблони Семеренко. С боковой стороны дома - слива. А в палисаднике росли два вишнёвых дерева. Вдоль всей гладко зацементированной дорожки, от самого входа до времянки, величественно красовались огромные чайные розы!  Каждую весну, всей семьёй, мы вскапывали огород, разрыхляли землю перед посадкой. Весь дворик был огорожен зелёным деревянным штакетником. А на входе, сразу за калиткой - арка из вьющихся роз! Это была неописуемая красота! Многие дворы были похожими на наш. Весной, когда розы расцветали, вся улица утопала и благоухала розовым ароматом! 

Стройка продвигалась медленно. Когда начались отделочные работы, мама попала в больницу из-за отравления парами краски. Но, несмотря на все трудности, дом был выстроен и мы полностью перебрались в него. Постепенно стали приобретать новую мебель. Для нас это была огромная радость! А уж когда появился телевизор, а потом и мотоцикл с коляской, то это стало настоящим счастьем. В этом чудесном дворике на улице Розовой № 9 прошло моё детство, отрочество и юность.

Друзья брата были моими друзьями. И первым самым близким нашим другом стал Адик, который жил через несколько домов от нас. Втроём мы бегали по улице, мальчишки учили меня ездить на папином мотоцикле с коляской, стрелять из воздушки, ходить на высоких ходулях, которые смастерили сами, и даже поднимать гири. По вечерам они часто ставили меня на "шухер", а сами лазили по соседским садам. Приносили мне спелые и вкусные фрукты. Во дворе у нас стоял большой топчан, на котором мы иногда спали втроём. Детство было светлым чистым и беззаботным!

Единственный старший брат для меня был кумиром. Его уважали и во дворе, и в школе. Это он учил меня слагать первые четверостишия. Это он привил мне любовь к музыке, к пению. Он играл на баяне, а я пела. Это с ним вместе мы ставили перед собой фотографии знаменитых артистов, и пытались нарисовать их портреты. Он был очень любознательным, много читал. Мы делились с ним мечтами и планами. Смотрели на ночное небо и представляли прекрасное будущее.

Учёба в школе давалась мне нелегко. На это были причины, которые я тогда не совсем понимала. Только с возрастом осознала их суть. Внутренние страхи! Они жили во мне с самого рождения. Во-первых, огромный комплекс стеснительности. Если что-то не понимала, боялась спросить. Выйти к доске - это было настоящим испытанием. Внутри чувствовала такую скованность, что она отражалась болью в желудке и во всём теле. Во-вторых, у меня оказались проблемы со зрением. Но никто об этом не догадывался. А это мне причиняло большие неудобства. Сидела там, куда сажали учителя и то, что писалось на доске, почти не видела. И только в старших классах старалась садиться за первые парты.

Глядя на других детей, более смелых, озорных, я чувствовала себя как-то неуютно. Мне постоянно казалось, что я хуже них и всё у меня получается не так. Любую мелочь воспринимала очень близко, долго переживала. Когда Сашка повадился дёргать меня за косички, я посчитала, что он смеётся надо мной и этим хочет обидеть. Хотя мальчишка явно привлекал внимание к себе. Я пришла домой в слезах, а папа спросил, что случилось. Когда я пожаловалась на бедного мальчонку, папа пошёл в школу, разобраться! Шёл урок, в классе стояла тишина. Папа постучался в дверь, Вера Валентиновна открыла и вызвала Сашку. Тот, перепуганный вышел из класса. Дверь была открыта и весь разговор в кордоре хорошо прослушивался. Папа строго стпросил: "Это ты девочек обижаешь?" Сашка посмотрел ему прямо в глаза такими растерянными и испуганными глазками, что папино сердце сжалось от переполняющего чувства жалости и любви. Он погладил Сашку по колючему ёжику и мягко, как это только было возможно, сказал: "Но ты больше этого делать не будешь. Правда?" "Да", - кивнул тот, еле выговорив слово. А мне стало ещё хуже, чем было. Сердце сжалось от стыда за себя, и от жалости к Сашке.

Моей близкой подружкой, с самого начала прихода в новую школу, стала Ира Франко. Долгое время мы сидели с ней рядом за первой партой. Делились детскими секретами. Часто ночевали друг у друга. И с тех самых пор стали рождаться мои первые нескладные стихи. Записки с куплетами я дарила Ире. А она переписывала их в отдельную школьную тетрадку. Не думала и не гадала я тогда, что через 26 лет после нашей с ней разлуки, я получу в подарок все свои первые, тщательно сохранённые, стихи.

Классные руководители менялись в каждом классе. Вера Валентиновна ушла на пенсию, её сменила Вера Ивановна, потом Майя Тагировна, Зинаида Яковлевна, Инна Семёновна. Инна Семёновна кроме классного руководства вела русский и литературу. Она - моя любимая учительница, первая, кто заметил во мне не только свою старательную ученицу, почувствовала мою тягу к гуманитарным предметам, но и заглянула в мою Душу.

Однажды, уже в старших классах, перед 23 февраля, мы подготавливали для мальчиков праздничную программу. Сначала шла поздравительная речь, а потом концерт своими силами. Инна Семёновна подозвала меня и строго, но в то же время мягко, сказала: "Твоё задание - подготовить стихотворение. Я знаю, что ты сможешь!" Стих получился не совсем праздничный. Посвящён  мальчишке-задире, который постоянно обижал девочек нашего класса. Стихотворение было написано в лёгкой форме, без особых претензий и грубых слов:

 
Есть мальчишка в классе нашем,
Как зовут его, не скажем.
Сам он должен догадаться, 
Но ни в чём не обижаться. 
Парень, в общем-то, хорош
И на всех других похож,
Но особенности есть
И нам нужно их учесть... и т.д

 
И хотя конкретно не указывалось, кому это посвящение было адресовано, но виновник догадался. Читала его другая девочка, а я была только автором. И это смягчило моё стеснение.

А вот песню пришлось петь, т.к. все девочки должны были что-то исполнить. Это был первый мой выход. До сих пор в Душе осталось полное ощущение того момента, когда от страха дрожал не только голос, и даже, не только коленки, но и всё тело:

"Чайка летит, ветер гудит - шторм надвигается.
Кто-то и мне машет рукой и улыбается..."

Эта песня осталась в памяти навсегда.

Другие произведения автора:

Поздно

Я хочу

Не пора ли нам проснуться?