Утро

«Как сто лет, Как сто лет назад,

Всё звони, Всё звони опять…

Ты ударь, Ты ударь в набат…»

ЛЕГИОН - КОЛОКОЛ

[1]

С неба падал снег. Он сыпал большими хлопьями, будто всюду порхали бабочки. Белые снежинки, слеплённые в большие соцветия, летели бесконечной чередой с небес. Ещё не расцвело. Снег падал с серого, тёмного неба и был виден только, когда пролетал возле рекламных щитов и под фонарными светильниками. Именно здесь он ощущался особенно густым и сильным потоком, сыплющимся с свода неба. В этом месте было видно, как он танцует, кружится. Под светом, мельтешение смешивалось в великое таинство, уносящее наблюдателя за окоём его убеждений. Будто космическая одиссея простиралась надо мной, все снежинки вертелись, сталкивались, соединялись, становясь ещё большими цветами и необъяснимым образом укладывались на землю ровным ковром, где тысячи теней от снежинок дрожали и вторили падающем цветам. Было очень тихо. меня часто окружает эта тишина, застилающая мир своим присутствием, и мне всегда приятно чувствовать ее, всем своим нутром. Нарушали её только проскальзывающие машины, с прожекторами фар, вырывающими из темноты неслышную поступь снежного покрова. Реклама светилась разными цветами неоновых лампочек, слова на её баннерах мигали и окрашивали снежинки в свои тона. И от этих оттенков снег казался разноцветным, но едва выпав из поля зрения одной лампочки, как другая подхватывала его и окрашивала своей краской. А после снежинки падали всё ниже, где оставались верны девственной чистоте белизны. Он продолжал танцевать, падая на землю, ни на секунду не прекращаясь. Когда смотришь на это великое мельтешение, то возникает такое чувство, что снег падает и внутри тебя. Он скапливается на шапке и плечах, а потом под тяжестью своего веса, он пробирается, как через сито, сквозь одежду и кожу внутрь тебя. Он сыпет там, так же как и здесь, только внутри этого никто не видит и снег хозяйничает в твоём теле. Он кружится, вертится, от чего человеку становится всё холоднее. Он застилает сугробами сначала ступни, и кончики пальцев, потом останавливает свой бег и в ладошках. Руки начинают мёрзнуть, даже не спасаясь в перчатках. Но ты идёшь дальше, наслаждаясь падающими с неба цветами, и не замечаешь, как начинаешь промерзать. А в это время где-то за плеядой туч, восходит далёкое и бледное Солнце. Оно встаёт и смотрит на мир болезненно-бледным диском, сквозь светлеющие тучи. И порою возникает такая тоска, от того, что светило тоже может болеть, что оно подвержено таким же болезнетворным состояниям, как и ты сам, как и твой любимый человек, потерявшийся в зимних календарных страницах, в переписке социальной сети. Где каждый день комплименты и лесть настилают все фотографии и статусы, где каждый старается выделится и забыться от реальной чистоты жизни. Мы все, вся наша жизнь как эти миллионы падающих снежинок окрашиваемся разными красками, чтобы в итоге растаять и снова подняться в небо, где опять можешь стать либо снежинкой, либо каплей дождя, а может градинкой, или если повезёт ярким лучом молнии. Всё зависти от того, насколько ярко и насыщено ты тратил свою жизнь.

Так часто люди живут в плену своих рассуждений и даже не задумываются над собственным положением в калейдоскопе мира обыденности. Мы живём в удивительное время, где, как кажется многим, стёрты грани и размыты рубежи дозволенности. Люди перестали чётко понимать чувства стыда, неприкасаемости, личной сакральной жизни. Все желают знать друг о друге всё. Мы любим, копаться в грязном нижнем белье, нюхать его, а потом противно кривляться и карать себя за то, что забываем о своей совести. Почему-то обманчивый, фарфоровый блеск затмевает истинную красоту мира. Глянцевые журналы - кукловоды извращенной моды убеждают человека в том, что он ничего из себя не представляет, без их продукции. Всякий из нас, попадает в ловкую модернизацию маркетологов, где его гипнотизируют всеми прелестями мира, взамен на большие деньги. Медиа – гиганты высмеивают качество, задумчивость, высокий юмор, изысканность, красноречие, радость и подсовывают нам блеф, вульгарность и пошлость… Людям навязывают взгляды, что нельзя слушать тех, кому перевалило за 30 лет, ибо они не способны чётко улавливать тенденции изворотливой моды. Молодёжь смело марширует и отстаивает своё право на самообман. И она совсем не слушает голоса, влекущего из глубины космоса.

Говорят, что человек сделан из глины, нет человек сотворён из воды и он может стать только водой! Небо светлеет с каждой секундой всё сильнее и ты стоишь и замечаешь что это не однородная пелена, или какой-то газовый шарф, а удивительная и неповторимая мозаика, в которой есть и тёмные пятна и светлые прогалины. И ты стоишь, смотришь на небо и снег хлыщет тебе по лицу, тает, льётся по щекам, будто слёзы радости. А потом приходит понимание того, что снег это только маленькие осколки лопнувшего неба. И все эти белые прогалины - огромные трещины, расползавшиеся по куполу неба на десятки километров только фрагмент истинной картины небосвода. Которую даже представить очень сложно, ибо это одна из самых глубинных тайн мироздания. Всё небо раздвигается, ползёт и от этого снег сыпется на землю. А поверх облаков светит не больное, не усталое, а вполне живое и яркое Солнце! Оно переливает все тучи радужным светом, и наполняет своим теплом. И это тоже происходит в строжайшей тишине, нарушаемой только ветром. Но он играет свою симфонию высоко и она не слышна здесь на земле, от неё мы получаем только красивейшие соцветия снежинок. Они падают на дома, деревья, заборы, насаживаясь мохнатыми шапками поверх их. И всё это воспринимаешь как чудодейственную тишину. Наблюдаешь какой прекрасный, лёгкий снег и всем сердцем желаешь чтобы он не растаял или не был ударен кулаком мороза, от которого снег покрывается грубым, чёрствым настом. и оглядываясь по сторонам уже не замечаешь как рекламные цвета пожухли, утеряли свою красочность, а фонарные светильники завяли, превратившись в не живые железные бутоны.

Сухие, изгибающиеся ветви ясеня были покрыты хрустальным инеем. Удивительный орнамент зимы парил бесконечными завихрениями и извилистыми рисунками на обледеневших сучьях, где сидело несколько смоляных ворон. Они горланили, споря о чём-то. Их звучные голоса разносились далеко по занесенной снегом долине. Несколько птиц парили черными крестами в свинцовом месиве неба. Смоляные стрелы пронзали холодный воздух, испуганно взмахивая крыльями при каждом ударе колокола.

Невдалеке от ясеня стояла старинная белокаменная часовня с единственным куполом и колокольней. Храм был больше похож на раскрашенную страницу детских сказок, чем на религиозное сооружение. Сотни раз я проходил мимо неё, не замечая, что в этой простоте есть такая удивительная гармония. Я не верующий человек, посему ко мне не приходили мысли посетить храм, поставить свечи или просто присутствовать внутри храма. Для меня все эти «православные эстетичности» оставались не более чем отголоском вековых традиций. А священники и прихожане оставались лишь живыми экспонатами былого русского величия. В моей голове кружились другие ориентиры, к коим меня несла река судьбы. Красивый народный орнамент опоясывал верхушку фундамента, возвышался восхитительными гравюрами колонн, оконных наличников, дублировался пригожим золочёным карнизом. Высокие узкие окна отражали утончённую связь с небом, и полукруглый верх рам блестел холодным стеклом, словно аура святого старца. Круглый, лукообразный купол был посажен на церквушку, что давало представления о боевых солдатах, охраняющих русскую веру. Сверху звонарь струил красочный колокольный благовест. Он парил над заснеженной долиной гулкой металлической балладой, что рождается в космической бездне. Удивительно притягательный перезвон пронзил моё нутро, пробуждая его от зимней хандры. Звон прикасался к самым далёким и позабытым струнам души, словно тот звонарь, одетый в чёрную рясу, дёргал струны личных переживаний и сакральных мыслей. Мощный электрический заряд пронзал всё тело. Я входил в транс, как от песни шамана, что пробуждает священный Байкал. Странное сравнение, но в тот момент я ощутил себя этим громадным озером. Я очищался, окунался в эту мелодию, будто был ею сам. А она всё росла во мне бойким, плетущимся цветком. Черный силуэт звонаря парил на ветру. Запрокинутая к ветру голова смотрела на небольшие колокола. А руки дёргали верёвки, привязанные к языкам колоколов.

Добро и зло давно перемешались и обратились в орнамент шоу-бизнеса, лицемерия и порока. Люди проповедуют бредовые идеи и выдают их за высокие мысли и новое устройство демократического мира. Наши родители первыми утратили связующую нить поколений, теперь же упрекают нас в том, что мы повторяем их ошибки. Но в этих разрывах человечество смогло взглянуть на себя с другой, может быть, тёмной стороны. В наше время человечество обрело двуличную палитру оценки своего существования. Люди легко воспринимают за пороки святость и ответственность, но за благодать неба зачисляют вседозволенность и беспорядочный секс. Изменой нынче не удивишь, убийства стали лишь коэффициентом милицейских сводок, насилие, грабежи, коррупция, мародерство превратились в высокое искусство, где нашлись свои патриархи и пантеон божеств. Для многих людей религия стала придорожной шлюшкой, которая за деньги снимает грехи. Криминально-политические разборки стали именоваться исповедью, а покаянием служит простой передел собственности. Любовью мы называем любую похоть, совокупление и не стараемся осознать, что больше влияет на нас – наше собственное нутро и мировоззрение, или так называемые «жизнь», «Бог», «обстоятельства». Мы творим мир не по образу и подобию своего совершенного организма, ибо души-то и вовсе нет, так нас убеждают сторонники атеизма, а по понятиям и договорам, смонтированным для чьей-то выгоды. Люди часто забывают, что есть на самом деле человек, и чем он кардинально отличается от остальных животных. Как часто прозревший, выбравшийся из этого супостата, человек стремится докричаться до остальных, показать что мир шире. Но он обречён остаться, не услышанным обществом. Как часто он же бросается из одной крайности в другую, только из-за того, что услышал фразу, не приходившую ранее ему в голову. Социум не слышит голос совести, ибо он слишком тих и смирен, и в наше грохочущее время попросту. Мы часто похваляемся своими победами, свои же поражения складываем в сундук памяти, и оттуда стараемся их доставать как можно реже. А если всё же и удаётся заглянуть туда, то мы задыхаются от сожаления, что ленту жизни нельзя перемотать и исправить всё. Мы остаёмся пленниками своих размышлений и никогда не сможем освободиться от самих себя, ибо стать другими нам не удастся. Сложно прожить жизнь так, чтобы в старости радоваться ею всякий раз, предаваясь воспоминаниям.

Я шёл на работу. В суматохе бесконечного укорачивания дневного света каждый из нас спешит сделать как можно больше из того, что запланировал на короткий зимний день. Не так часто остаётся время на неспешное размышление посреди тихого будничного зимнего дня. А я шёл, разглядывая рваные плети облаков. Мне было немного неуютно среди бесконечной мишуры туч. Они висели слишком низко, и складывалось ощущение, что я нахожусь в большом помещении с низким темным потолком. Это помещение постоянно сужалось, и тело впитывало страх перед затвором. Я шёл довольно быстро, но громкий хор воронья заставил остановиться на некоторое время. Птицы кричали, махали крыльями с деревьев и часто озирались по сторонам. Люди часто презрительно относятся к воронам. Испокон веков их называли чертовыми детьми, черными ангелами, хранителями людских страхов. Я остановился и поднял голову наверх. Птицы не обратили внимания на меня. Им вообще дела не было кто на них смотрит, кто идёт мимо. Вороны давно уже хозяйничают в мире, который строили не они. Мне показалось, что они не кричат, а читают стихи. Четкий ритм и мелодика рождали удивительные образы в моей голове. Звон колоколов, симфония ветреного снегопада и хор воронья сплетались в единый, монолитный оркестр. Эта грандиозная соната утра наполняла силой жизни всю окрестность. Каждый взмах птичьего крыла, каждый крик, каждый удар по железному сосуду, каждая падающая снежинка делали свою работу именно в тот момент, когда это было нужно. Я был сражён наповал, стоя и наблюдая за происходящим. Эта гигантская мощь вливалась в меня и наполняла жизнью все клетки организма. Посреди сумрачного, снежного, затворенного в холод утра, я почувствовал яркие, теплые лучи июньского солнца. Они согревали меня изнутри. Я стоял рядом со стаей ворон, наслаждаясь их смоляной окраской. Их крик перешёл в колокольный звон, а железные звуки были оглушительны, как снегопад. Звон колоколов и крик ворон давно стали двумя крылами родной земли. Их органичное сплетение подхватывал в свои огромные ладони ветер. Он помогал мне не задохнуться в этом колодце силы. Этот благовест выветривал из меня негатив, как ветер уносит белые листы бумаги со стола. Меня окрыляла эта небесная чистота. В какое-то мгновение я ощутил себя поэтом XIX века, одетым в черный плащ, белые обтягивающие брюки и черную цилиндрическую шляпу. Я хотел описать стихи, в которых пребывает счастье, но только стихами не описать этого чувства. Оно всегда останется за гранью человеческих слов. Чтобы понять, как человек счастлив, ему достаточно поглядеть вокруг себя. Мир сам отворит ему безграничные дали своих прикрас. Люди слишком склонны к себялюбию и бахвальству, и порой ошибочно скрывают своё нутро от зорких, душевырывающих глаз окружающего мира. Мы слишком часто видим чужую боль, она давно превратилась в повседневный фон нашей жизни. Мы совершенно разучились сопереживать другим людям. Грубый век, грубые нравы, эпоха гедонизма разрывают нашу душу, наше духовное развитие. Мы везде хотим видеть удовольствие. Фильмы, книги, журналы, псевдоэстрадный бомонд рисуют для нас красивые иллюстрации насилия, жестокости, разврата в тонкой, рафинированной оболочке сознания. Нами не правит Высший разум, над нами властвует ЭВМ. Она просчитывает миллиарды операций в секунду и выдаёт в случайном порядке очередную порцию конфетти, и общество с почтением принимаем всё это как новые жизненные ориентиры. Поэтому и теряется связь с прошлым. Рубятся канаты, сгорают мосты. Человеку свойственно прогибаться под сотворенный собою мир, но он трижды проклянет того, кто нашёл другую лазейку в своих размышлениях. Мы слишком зациклены на себе и порой хотим, чтобы наше собственное горе накрыло и других людей. Но сами мы не желаем принять чужую боль, как свою собственную. Мы не верим в личное счастье каждого из нас, зато верим в политиков, на коих возлагаем большие надежды. Слепо верим в их слова, а потом хлопаем ушами и жалобно глядимся в зеркало, чтобы понять, почему нас опять обманули. Почему так хочется чесать свой затылок и глупо со взъерошенными волосами смотреться в зеркало? Ведь мы такие умные и на каждый вопрос у нас имеется ответ и такие преданные тем идеям, которые сливались на нас с экранов ТВ. Мы совсем не осознаем, что каждая порция политиков со своими идеями отличаются друг от друга так же, как яичница от пурги. Но вера в человеке – самое святое чувство, посему клиенты «розового мира» пользуются им с особым удовольствием. Нашу веру в лучшую материальную жизнь можно сравнить с проституткой. Она безотказна, она хороша, а ею пользуются только неудачники, ведь настоящий человек никогда не станет политиком, полицейским или любым другим профессионалом, с тем чтобы ему можно было торговать счастьем других людей. Честный по отношению к себе человек всегда останется верен собственной совести.

Я стоял под деревом, позади меня колокола пронзали небосвод, откуда сыпался лёгкий, почти прозрачный снег. Всё это великолепие погрузило меня в пучину счастья. Да, я понимаю, что вся жизнь не может быть перенасыщена таким ощущением, но ради таких мгновений стоит жить. Я стоял и мысленно обнимал небо… Чудесное утро порхало надо мной перекрестьем лучей и наполняло моё сердце мгновением абсолютной свободы. Я чувствовал, как становлюсь единым существом, проросшим корнями в ветер, вороний стих и колокольный плач. Я был тем единственным слушателем, открывшим одолевшую все написанные до этого великие музыкальные произведения, мелодию. Боковым зрением я видел, что мимо меня проходят люди, спешащие на работу, или по каким-то иным делам, но никто из них не вкушал такой восхитительный завтрак. Я смог вкусить небесный дар, который исцеляет и наполняет счастьем людские души. Ветер сжимал меня, снег накрывал своей невинностью, звонарь играл ради блаженства и моих ушей тоже, а вороны, эти чёртовы дети, читали такие восхитительные стихи, что ни Гёте, ни Пушкин, ни Есенин не писали таких полотен. Так бы и остался я на этом прозрачном перекрестье дивных дорог до конца своих дней, вкушая удивительную гармонию мира. Время окончило здесь свой бег и, позабыв меня, помчалось, прочь унося с собой бесконечную гендерную тревогу. За ней летел ворох календарных страниц прожитых лет, чувства, описанные в дневниках и бесконечные электронные сообщения. Небо обнимало меня снежным утром своей удивительным умиротворением…

5 января 2010

Другие произведения автора:

Послушай

В ночной тиши...

Монолог

Это произведение понравилось:

Алла Войнаровская

Катерина Годунова

Анжела Шкицкая

Екатерина Комарова