В бреду

Будильник прозвенел ровно в шесть, как, впрочем, и всегда в каждое буднее утро. Виктор открыл глаза и осознал:  пора вставать, пусть даже и совсем не хочется. С тех пор как он заснул, казалось, прошла минута, а на самом деле целых  семь часов и неизбежная пытка снова началась.  В эти минуты Виктор завидовал всем без исключения, всем кому не нужно так рано пробуждаться,  он завидовал даже больным и мёртвым. Порой ему хотелось заболеть той таинственной болезнью, при которой человек засыпает и находится в этом состоянии несколько дней, недель или даже месяцев и никто и ничто не в силах разбудить его. Распахнув одеяло, он медленно встал, потянулся и направился к стулу, на котором висела рубаха, свитер и джинсы, но совершив пару коротких шагов, почувствовал какую – то невероятную слабость во всём теле, голова закружилась. Он попятился обратно и сел на диван, невыносимый жар охватил его молодое двадцатидвухлетнее тело,  словно в раскалённой до красна печи. Он поднялся, подошёл к шкафу и, распахнув створку, достал градусник, голова закружилась ещё сильнее, тошнота словно маленький гуттаперчевый мячик подкатилась к гортани. Он сунул градусник под мышку и лёг на диван, закрыв ладонями раскалённое и невероятно красное лицо. Однокомнатная квартира, в которой жил Виктор была съёмной и не особо просторной, из-за хозяйского барахла, которое находилось повсюду в больших сумках, пакетах, коробках,  мешках. По воле своей несчастной судьбы с рождения и до совершеннолетия, он проживал в детдоме и вышел в свет не до конца подготовленным  к этой не простой жизни. Денежное пособие с лёгкой руки его друзей по несчастью разлетелось по ветру так быстро, что он и не заметил, и, высосав из него последние копейки, неблагодарные дружки его избили и пригрозили впредь на пути их не попадаться. В армии Виктор не служил, по какой причине он даже и сам не понял. Устроившись на стройку в качестве подсобника, он прожил первый месяц в вагончике прораба и, получив первую зарплату, снял жильё. Работником и человеком он оказался добросовестным и талантливым, не смотря на своё незавидное прошлое. Виктор не курил и не пил спиртного, изготовил гантели, накачал не слабую мускулатуру, в бригаде имел не плохой авторитет среди рабочих и прибывал на хорошем счету у работодателя. Болезни к Виктору не липли совершенно, а если заболит голова, он говорил себе: «Выпью стакан воды и всё пройдёт», - так же и с простудой. Этот способ лечения  самовнушением он услышал ещё давно, в детдоме, от кого уже не помнил. Единственный минус Виктора состоял в том, что он очень тяжело вставал по утрам и не мог с этим ничего поделать. На лицо Виктор был довольно симпатичным парнем, лишь только нос от неоднократных переломов немного сгорбился и чуть сдвинулся в сторону, но это бросалось в глаза лишь при первой встрече, а после особо не замечалось.

Достав градусник, Виктор серьёзно ужаснулся, красная ртутная шкала перевалила за отметку 40. Он слышал неоднократно, что если не сбить такую температуру можно пасть в кому и даже умереть.

- Ничего, умоюсь холодной водой, и всё пройдёт, – подумал он про себя.

Но ничего не прошло, лишь на несколько секунд стало легче, а потом всё вернулось. Он оделся и вышел из дома, автобус каждое утро подходил к остановке набитым под завязку, так что великая удача, если получится втиснуть себя не рискуя быть защемленным раздвижными дверями. В положении такой поездки и совершенно здоровый человек мечтал лишь об одном: поскорее добраться до места и покинуть этот ад. Довольно ощутимый и по-осеннему холодный ветер немного охладил Виктору лицо, он почувствовал себя лучше.

 - Метод самовнушения начал действовать, - подумал он.

Нужный автобус подошёл во время, двери распахнулись, Виктор удивился, впервые, ему удалось протиснуться в центр салона, свободных сидячих мест, правда не нашлось, но стоять, пожалуйста, даже и на обеих ногах. Он поднял правую руку вверх и крепко ухватился за поручень, автобус двинулся. Через минуту Виктор почувствовал, как тошнота снова подползла к гортани, в глазах потемнело, палящая жаром волна снова захлестнула  тело. Он закрыл глаза и должно быть потерял сознание, потому что когда он снова их открыл, он обнаружил себя как - то неуклюже лежащим на  пассажире который изо всех сил пытался столкнуть с себя это наглое тело, крича при этом довольно громким и басистым голосом.

- Да слезь же ты с меня в конце – то концов, пропьют всю ночь, какую- нибудь дешёвую ядовитую дрянь, а утром в обморок падают, тьфу, какая мерзость. Я больной человек, у меня сердце, мне нельзя волноваться, да слезь же ты с меня.

- Извините, – протянул Виктор и из последних сил встал на ноги.

- Извините, – передразнил не унимающийся пассажир, - нет, Вы поглядите, люди добрые, (он сел в пол-оборота, вероятно для того, чтобы весь автобус его расслышал) скажи спасибо, что не выкинули тебя, наглец.

Виктор ничего не ответил, его ноги сделались  ватными, он вцепился обеими руками в поручень и снова закрыл глаза, чем только более раззадорил горластого пассажира. Пассажиром оказался мужчина лет шестидесяти пяти, довольно плотного телосложения с большим картофельным носом, маленькими хитрыми глазами и с невероятно обвисшими покрытыми красной сеточкой щеками. По манере поведения и выработанному голосу, не трудно догадаться, что в прошлом он был каким-нибудь начальником, привыкшим без разбирательства впадать в истерику и считать весь мир подчинёнными и не правыми.

- Вот наше будущее наш так сказать оплот, надежда и опора, – продолжал разгорячённый пассажир, - в коем – то веке чёрт меня дёрнул поехать не на личном транспорте, безобразие, куда катимся?

- Молодой человек, присаживайтесь, лица на Вас нет, - обратилась к Виктору, женщина лет пятидесяти, уступая своё место.

Виктор хотел было отказаться, но автобус затормозил и по инерции, он просто плюхнулся на свободное место как сброшенный с плеча мешок.

- Нет слов, - проворчал неугомонный пассажир, оценив произошедшую сцену.

Но вскоре слова нашлись снова, и он ещё долго о чём – то бормотал, глядя в окно и стуча ладонью по своему колену. В сидячем положении Виктор немного пришёл в себя. Он вышел на нужной остановке и направился к месту работы, тело горело, ноги подкашивались, голова кружилась. Зайдя на обгороженную территорию грандиозной стройки, (а строили они многоэтажный элитный дом) Виктор сразу наткнулся на прораба. Прораб был мужичок небольшого роста, с рыжими усами и такой же рыжей но неестественно редкой бородёнкой, главным достоинством всей его физиономии были добрые и всегда широко открытые глаза, не смотря на довольно густые и низко посаженные брови. На голове он носил белую строительную каску, тело его было всегда облачено в грубую рабочую робу серо-синего цвета, на ногах смятые в гармошку кирзовые сапоги. Звали его Игнат Андреевич, целыми днями он бегал туда- сюда, подтрунивал, пытался держать всех рабочих в поле зрения, чтобы ни напились, но те неизвестно каким образом умудрялись наклюкаться, и это приводило его в ярость.

- И почто ты припёрся? - спросил Игнат Андреевич, подойдя  к Виктору совершенно вплотную.

- На работу, – промямлил Виктор.

- На работу? Ты в зеркало на себя смотрел, ты сейчас вспыхнешь как факел, ты что хочешь, чтобы меня посадили? Мало мне пьянства, ещё чуму приволок, хочешь, чтобы слегли все? У меня сроки Витя, – продолжал прораб, тряся перед лицом Виктора какими – то бумагами. – Герой твою авиацию, ты посмотри на себя, что это? Из-под пятницы суббота, – расходился Игнат Андреевич, теребя на Викторе ворот рубахи, которая была одета поверх свитера.

- Не заметил, – ответил Виктор.

- Иди, иди и не вздумай приходить, пока не выздоровеешь, ты у меня на особом счету, ты мне здоровый и сильный нужен.

Покорно выдержав всю словесную атаку, Виктор поплёлся обратно. Автобус подошёл полупустой и Виктор сел на первое попавшееся свободное место. Мысли, посетившие его больную голову, были мрачными и совершенно бредовыми. Он повернулся к окну и подумал, а что если всё, что он сейчас видит,  он видит в последний раз. Виктор и ранее задумывался о смерти, но не совсем серьёзно скорей как о чём – то неизбежном, но очень далёком, а сегодня ему показалось, что она рядом, настолько близко, что просто подать рукой. Это показалось естественно, как среди ночи щёлкнуть рубильником и наступит мрак, и все цвета и все радости останутся в прошлом, а взамен не будет ничего. Он посмотрел в небо и увидел клин журавлей, отправившихся в тёплые страны. Ему показалось, что они машут крыльями не только для того чтобы оставаться в полёте, но и с ещё одной целью, а что если они прощаются с ним и прощаются навсегда? Он попытался прогнать эту мысль и перевёл взгляд на присутствующих в салоне автобуса пассажиров, но они тоже прибывали в каком – то забытье и задумчивости. Создавалось впечатление, что все эти люди связаны одним и очень большим горем, предчувствием какой – то утраты. Водитель объявил остановку и Виктор, вздрогнув, осознал, что ему выходить. По пути домой он зашёл в аптеку и купил дорогое, но эффективное жаропонижающее средство. Зайдя в квартиру, силы покинули его окончательно, он с трудом разделся и, запив холодным кипятком две таблетки, лёг на диван. Глаза сами по себе закрылись, вдруг он испугался, что никогда больше их не откроет и поспешил разомкнуть веки. Но получив возможность снова видеть, он ужаснулся. На месте белого потолка находилась огромная чёрная дыра, в которой светились сотни маленьких зелененьких  огоньков как в очень большой гирлянде. Но приглядевшись внимательнее, он осознал, что это вовсе не огоньки, а глаза каких – то неведомых животных, которые двигались и закрывались моргающим веком, покалывающая дрожь пробежалась по спине. Странно, он больше не чувствовал ни головокружения ни жара, стало так легко, что захотелось закричать что – то радостное так громко, чтобы услышал весь мир. Он находился в таком состоянии,  которого не ощущал  никогда ранее, и он перестал бояться этих таинственных глаз, а напротив, был очень рад им.  Послышались слабые голоса, как будто говорящие произносили слова в невероятно длинную трубу, они доносились справа и Виктор повернул голову. Вдоль стены на деревянных стульях сидели три человека. Они показались Виктору знакомыми, но при каких обстоятельствах и как их имена он не мог вспомнить. Почему – то возникла  уверенность, что все эти три человека давно умерли, и сам не зная как, он безошибочно мог назвать причину их гибели. Один из них был довольно молодым, он сидел всех ближе к Виктору, давая тем самым очень подробно себя разглядеть. Он был босиком, в серых трико и в красной фланелевой рубахе нараспашку с закатанными до локтей рукавами. На левой груди, там, где сердце, отчётливо виднелась ножевая рана, и красная капелька  крови никак не могла упасть вниз, она колебалась из стороны в сторону как маятник на часах. Лицо его было бледным и угрюмым, в глазах полная отрешённость и ярко выраженный вопрос: «Зачем?». Второй, он сидел посередине, был на вид лет на пять старше, он был одет во всё чёрное и держался правой рукою за сердце. Ран на его теле разглядеть было невозможно, но Виктор понял, что этот человек умер от какого – то сердечного недостатка: инфаркта или чего – то ещё. Лицо его было так же угрюмо, глаза покрыты серой мутью, из-за которой невозможно ничего прочитать. А третий, сидевший в конце, был словно сам по себе, словно не заодно со всеми. На левой ноге была одета довольно потрёпанная тапка, а правая оставалась  босой, остальная одежда была так же не свежей и унылой. Серые штаны, серая футболка, поверх которой накинута белая, но слишком засаленная рубашка без единой пуговицы.  Слева на месте сердца большая сквозная дыра, из которой торчал конец какой – то пропитанной кровью тряпки. Это самоубийца, застрелившийся скорей всего из охотничьего ружья в упор, крупной картечью или разрывной пулей, босая правая нога тому явное доказательство. В чертах лица Виктор не сумел ничего разглядеть, кроме расплывчатого  овала.  Первый (который был зарезан) без конца о чем – то рассказывал, и Виктора это слишком заинтересовало, он приподнял голову и напряг слух. Понемногу он начал  всё лучше и чётче понимать его слова, он рассказывал о каком – то случае, произошедшем  ночью в степи, находя эту историю вполне забавной. Однажды заметив остановившихся на ночной постой путников, греющихся у костра, он превратился в какую – то страшную ночную птицу и начал пикировать над их головами ужасающе свистя чёрными как смоль крыльями. Люди бросались в панику и закрывали головы своими овечьими тулупами, а один из них, самый смелый, прицельно стрелял из ружья и, промахиваясь, жутко матерился.  Второй (который сидел посередине) внимательно выслушав, начал рассказывать свою подобную, но менее жестокую историю. Он говорил тише первого, и расслышать весь его рассказ не представлялось возможности. Из того, что Виктору всё-таки удалось разобрать, следовало, что он любил подходить к заблудившимся или ночующим в ночном лесу живым людям, садится рядом и общаться с ними на любые темы. Первый же выслушав до конца, сказал, что он не верит ему, что тот просто врёт, на что второй отвечал, продолжая, держаться правой рукой за сердце: «Не вру, ей богу, не вру». Третий (самоубийца) молчал, словно совершенно их не слышал. Не смея более возражать, первый,  повернув голову в сторону Виктора, произнёс:

- У него крепкое сердце!

- Я так не думаю, – ответил второй, скорей в отместку первому на его неверие.

- Нет, нет, у него слишком крепкое сердце.

Виктор хотел было вмешаться в разговор, спросить: «Почему речь идёт о его сердце?», - но открыв рот, не мог выдавить ни звука.

Раздосадовавшись, он снова поглядел на потолок, но дыра была уже светлой, как будто там настало утро. Таинственные зверьки пропали, и он отчётливо увидел лестницу с позолоченными перилами,  спускающуюся, откуда – то свысока. По ступенькам, обвитым какими – то экзотическими растениями спускалась молодая и невероятно красивая девушка. Её светлые волосы развивались словно на ветру, изредка прикрывая её белый овал лица. Она была так красива, что Виктор боялся моргать, чтобы не спугнуть это совершенство. Её чёрные брови, большие карие глаза, прямой тонкий нос и слегка припухлые, но сочные как переспелые томаты губы, сразили его наповал, словно точный снайперский выстрел. Она была одета в лёгкое летнее платье, невероятно яркой расцветки на голое тело, облегая её эластичную осиную талию, подчёркивая девственную упругую грудь. На ногах были одеты белые туфли на длинном и тонком каблуке. Она подошла к самому краю, остановившись на последней ступеньке, и впилась в Виктора своим пронзительным переполненным страстью и нежностью взглядом.

- Иди сюда, – обратилась она к Виктору своим тонким успокаивающим голосом.

- Я не могу, - ответил Виктор, радуясь возврату голоса. – Здесь нет лестницы, я не смогу без лестницы.

- Сможешь! Разведи в стороны руки и махай ими как птица, это так просто, попробуй!

Виктор встал с дивана и, произведя один взмах руками, оторвался от пола и завис в воздухе, непередаваемые чувства переполняли его душу. Он произвёл ещё несколько взмахов и оказался напротив таинственной девушки. Рассматривая её с такого близкого расстояния, ему показалось, что он видел это божество не одну сотню раз, но где? И вдруг он всё понял. Эта девушка жила в его мечтах, она его многогодовая и самая приятная фантазия.  Весь этот идеал её невероятной красоты, он придумал сам.  Эта девушка никто иная, как главная героиня его бесконечного романа, который он продолжал писать каждый вечер, ложась спать и закрывая глаза. Тысячи раз они сидели друг напротив друга при зажжённых свечах с бокалами игристого вина глаза в глаза, не дыша, и не в силах оторваться.

- Здравствуй, – почти шёпотом произнёс Виктор.

- Хочешь, я покажу тебе что – то? – ответила девушка, так же полушёпотом.

- Хочу!

- Следуй за мною, ничего не бойся, а лучше закрой глаза.

И Виктор направился за нею, всё выше и выше, словно под гипнозом, позабыв обо всём. Они шли уже так долго, но Виктор не ощущал никакой усталости, ноги, словно, сами несли его.

- Вот и пришли, – послышался нежный девичий голос.

Виктор открыл глаза и увидел бесконечный коридор, по бокам которого слева и справа находилось множество дверей.

- Что за этой дверью? – спросил Виктор, указывая пальцем на одну из дверей.

-А ты хочешь посмотреть? - ответила ожившая фантазия.

- Хочу.

Она сделала плавный жест рукой, как бы без слов говоря: «Открывай и смотри, можно». Он подошёл к выбранной двери и тихонько приоткрыл её, так слегка, сделав небольшую щель, и увидел совершенно непонятную картину. Тысячи, а может даже и миллионы тысяч людей, бродили по пустыни, опустив головы вниз, толкая друг - друга плечами и молчали. На них была одета какая – то грязная и рваная до лохмотьев одежда, почти все они были босы и совершенно безобразны. На шеях некоторых висели верёвки, как будто они сидели на привязи  и сорвались, на затылках других виднелись сквозные отверстия, кто – то шёл с половиной головы, а кто – то и вовсе без неё. Виктору стало не по себе, он захлопнул дверь и спросил дрожащим от волнения голосом.

- Кто все эти люди?

- Это самоубийцы, – ответила девушка.

- А могу я взглянуть, что за этой дверью? - робко спросил Виктор, указывая на другую дверь, на другой стороне коридора.

- Можешь, – всё так же спокойно ответила девушка.

Подойдя к двери и приоткрыв её, он увидел солнце, это его заметно оживило. Он приоткрыл пошире и увидел цветущие сады, вся земля была  сплошь усеяна цветами. Послышалось журчание рек, почувствовалось лёгкое дуновение тёплого ветра. Как и за первой дверью, здесь так же кишел людской муравейник, и Виктор снова встревожился, большинство из них были так же жестоко изуродованные.

- Кем являются эти люди? – снова спросил Виктор, плотно захлопнув дверь.

- Это убиенные, – как – то на этот раз неохотно ответила девушка.

- А за этой, могу я посмотреть, что за этой? – не успокаивался Виктор, показывая на очень дальнюю дверь, по ту же сторону бесконечного коридора.

- А может, хватит? – совершенно тихо произнесла девушка.

-Последнюю, если можно.

- Можно!

Когда Виктор открыл третью дверь, он долго стоял и разглядывал и никак не мок понять, что он видит. Миллиарды  каких – то скользких  комочков катались друг по другу превращаясь в один гигантский комок слизи и распадались снова. Едкий запах ворвался в нос Виктора, и он зажал его пальцами, невероятный холод и сырость заполняли всё свободное пространство этого ужасного мира. Он в страхе захлопнул дверь.

- Что это за террариум? – сумел с трудом он произнести после минутного замешательства.

- Это не рождённые дети, жертвы абортов, они обречены вечно оставаться такими, это самая ужасная дверь из всех здесь находящихся. Мне жаль, что люди так жестоко поступают со своими детьми, даруя и сразу отнимая бесценный и единственный билетик в жизнь.

Она хотела сказать что – то ещё, но не смогла, а лишь закрыла свои прекрасные глаза белоснежными ладонями и горько заплакала. Виктор подошёл к ней вплотную и крепко прижал к себе, обнимая её тонкую осиную талию.

- Зачем ты мне это всё показала? – прошептал он прямо в её ушко.

- Ты сам захотел, – ответила она, немного успокоившись, - Я хотела, чтобы ты открыл лишь одну дверь, ты сам решил открыть другие двери.

- Здесь тысячи дверей, - думал Виктор, - и за каждою какой – то свой мир и чтобы открыть все двери, не выдержит никакое сердце, какое бы крепкое оно не было. Он, кажется, начинал понимать, о чем спорили те двое в его комнате, что они имели в виду, и должно быть прав оказался тот в чёрном костюме.

- А знаешь что? – снова прошептал он на ухо своей ожившей мечте, - а давай откроем вместе ту единственную дверь, о которой ты говоришь.

- Давай! – согласилась девушка.

Они взялись за руки и неторопливым шагом пошли по бесконечному коридору, проходя мимо сотен дверей утыканных по обе его стороны.

- Вот эта дверь, – улыбаясь, сказала девушка.

Они подошли к двери и, приложив к ней руки, толкнули её одновременно от себя, дверь распахнулась. Невероятный покой мгновенно лёг на душу Виктора, какая – то лёгкость наполнила всё тело, захотелось жить и петь песни, захотелось крикнуть: «Смотрите, я тоже живой, я тоже здесь, рядом с Вами, возьмите меня с собой, в свой счастливый наполненный любовью мир. Возьмите, ну что Вам стоит? Я не займу много места, я встану вон там, с краю, я постараюсь молчать, а если говорить, то тихо, тихо, я не помешаю».

 За этой дверью всё цвело и благоухало, как и за той за которой находится мир убиенных, но люди здесь были полноценными и невероятно счастливыми. Здесь были люди всех возрастов, положений и интересов, особенно старые находились далеко, их не особо представлялось разглядеть, в первых же рядах присутствовали люди в основном молодые. Они кружились в вальсе, пели, застывали в глубоком и страстном поцелуе, кланялись друг другу при встрече. Виктору показалось, что здесь смешались все века и эпохи, от неуклюжих неандертальцев до самого современного человека. Усатые гусары бродили, задумавшись о чём – то приятном, ухоженные барышни в объёмных шуршащих вечерних платьях порхали беззаботно, словно бабочки в разгар самого солнечного дня. Рядом мирно прогуливались молодые люди с длинными волосами в расширяющихся ниже колена штанах, навстречу им шли более поздние поколения в драных джинсах и с магнитофоном на плече. Пусть все эти люди существовали лишь в этом таинственном мире, и Виктор понимал, что они давно уже просто тени, не имеющие физического тела, но ему совсем не хотелось закрывать эту дверь. Он неустанно продолжал любоваться всей этой необычайной красотой и гармонией, гармонией радости, нежности и покоя. К самому порогу распахнутой двери по цветущему травянистому ковру подбежала босоногая девочка лет двенадцати. Она останется в этом возрасте навсегда.  Причина её смерти Виктора не интересовала, он любовался ею как  живою. Она была одета в старенькое, но чистенькое платьице синего цвета. Исходя из этого, нетрудно догадаться, что при жизни эта куколка пребывала в служанках у каких-нибудь господ и добротою своей маленькой души заслужила такую счастливую жизнь после смерти.  Она протянула Виктору свою смуглую хрупкую ручонку и в ладони показались несколько белых лепестков ромашки.

- Это Вам, – проговорила она тихим  детским голосом.

- Я слышу её голос! – восторженно вскричал Виктор, - и она меня, она меня тоже видит! Это что же получается? - Виктор нахмурил брови и задумался, получается, я тоже умер?

- Нет, - ответила  девушка в роскошном летнем платье и, взяв Виктора за руку, отвела назад,  захлопнув дверь.

«Они все такие молодые, неужели они умерли такими молодыми?» – по щекам Виктора потекли слёзы.

- Однажды, – проговорила девушка нежным голосом, - однажды мы переступим через этот порог и будем жить вечно и счастливо, вместе!

- Зачем ждать? Что нам мешает переступить через порог прямо сейчас? – ответил Виктор.

- Нет, ты обязан  вернуться обратно.

- Но зачем? Там нет тебя, нет счастья, нет любви.

- Неправда, там есть всё, а здесь нет ничего, кроме сна и иллюзии. Ты должен жить, бороться за своё счастье. Тебе стоит только захотеть и применить немного усилий, и всё у тебя получится, я верю в тебя. Ты должен прожить честно до конца весь отведённый Богом жизненный срок, до последней секунды, до последнего вздоха и чтобы ни случилось не опускать руки. А я стану твоим ангелом хранителем, и в самом конце твоего жизненного пути, если сам того пожелаешь, я приду за тобой, и мы войдём в эту дверь, если ты конечно сделаешь так как я сказала. Ну, что вперёд, навстречу любви и счастью!

- Но я состарюсь, а ты останешься всё такою же, – возразил Виктор.

- Нет, ты не прав. Я всего лишь фантазия, твоя покорная рабыня и какою ты меня захочешь видеть, такою я и стану. 

Вдруг всё исчезло, как будто ничего и не было, Виктор открыл глаза и увидел знакомую до боли комнату. Он посмотрел на электронные часы они показывали 15 : 23, близился вечер. Он приподнялся и сел на краешек дивана, простынь была такой мокрой, словно её прополоскали в ванной. Температура тела нормализовалась, головная боль исчезла не оставив и следа.

- Что это было? – мысленно подумал Виктор, - бредовый сон в горячке, или же доброе предупреждение от кого – то свыше?

В ответ он услышал только звук падающих с крыши дождевых капель. Тук! Тук! Тук!

Другие произведения автора:

Печаль

О несчастной любви

Особая рота

Это произведение понравилось:

Ирина Захарова