"История продолжается" 6

6.

 

 

 

На что готовы друзья ради друзей? Откровенно говоря – на все. Даже если придется искать неизвестно, где, ездить в другой город с тяжелыми ранами, и почти умереть… Только настала минутка весьма сомнительного затишья – как вдруг снова бежать, искать, сражаться. Об этом предупреждают даже карты. Кто не выдержит первым?..

 

 

— Ласточка, я пока еще не падаю, – уведомил Владимир.

— Ну… я… – смутилась Таня, которая все пыталась поддержать байкера.

Они поднимались по лестнице в квартиру. Эндра почему-то с волнением стискивала руки и принюхивалась.

— Ты чего? – удивилась Таня.

— Я? Не, ничего. Просто, боюсь, не пожаловала ли Людмила, – соврала рыжая.

— Чур тебя, – улыбнулся Владимир, обернувшись через плечо.

 Энди все спешил поскорее добраться до квартиры, чтобы выглянуть в окно и убедиться, что за те пять минут, прошедших с тех пор, как они зашли в подъезд, с байком ничего не случилось. Он оставил «железного коня» у подъезда, и рядом с ним мотоциклы Владимира и Андрюхи выглядели примерно так же, как скромные гризетки рядом с королевой Франции.

У дверей компания остановилась.

— А вот, интересно, – философски протянула Эндра. – Замок-то мы врезали. А, вот, ключи у кого-нибудь есть?

— У меня, – сказала Таня и полезла в карман. – Ой, надо Машу забрать.

— Но не ночью же. Пускай спит.

Замок щелкнул, и они вошли в квартиру.

Владимир, которому мешала рана, возился с расшнуровкой ботинок дольше обычного. Таня скрежетнула «молнией» на сапогах. Эндре распутывать шнурки было лень, и она пыталась вылезти из кроссовок прямо так.

А Энди, не разуваясь, кинулся в комнату – поглядеть в окно на байк. Но через секунду, оттуда раздался грохот, сдавленный полухрип-полустон, его испуганный мат и – к удивлению – мат Андрюхи, очень сердитый.

Таня заглянула в комнату.

— Чего это вы? – поинтересовалась она.

— Да я… я ему голову откручу! И прикручу на ее место задницу! – пожаловался Энди.

Андрюха, который устроился в углу дивана, видимо, с намерением отдохнуть, сквозь зубы процедил что-то нечленораздельное и нецензурное.

— Что такое? – Эндра влетела следом за Таней и затормозила в дверях. – Все живы?

— Я – нет, – выговорил, наконец, Андрюха, который держался за рану. – Это что еще… за придурошный истребитель, который врывается на полном ходу?!

— Это Энди, – машинально ответила рыжая.

А Энди, тем временем, приник к окну, разглядел, что мотоцикл цел и невредим и успокоился.

— А чего он ко мне прицепился? – мрачно осведомился Андрюха и увидел появившегося в дверях Владимира, который одну руку прижимал к ране, а другой на всякий случай цеплялся за стены. – Ой, что это с тобой приключилось? – даже подскочил байкер, моментально забывая про Энди. – А эти как там? Вы от них сбежали?

— Как видишь, – успокоил Владимир, бледный, но улыбающийся.

— Мы их еще и милиции сдали, – сообщила Эндра. – Ой, чай!

Она унеслась на кухню.

— Ты садись, что ты стоишь! – потребовала у Владимира Таня. – А то, вон, весь зеленый…

— Странно, всегда был рыжий, – пошутил Владимир, присаживаясь.

Появилась Эндра с подсвечником и попросила зажечь свечи.

— Чайник греется, – сообщила она. – Сейчас, все будет.

Владимир немедленно принялся ей помогать.

— Сядь, кому сказала! – рявкнула Таня, пытаясь деликатно оттеснить его к дивану.

— Чтобы сесть, надо вначале что-то украсть, – не оттеснился Владимир.

— А вы присядьте, – посоветовала Эндра, снова показываясь из кухни уже с чашками. Унести зараз пять чашек было сложновато, и Энди кинулся помогать.

Журнальный столик подвинули к столу.

— А то у нас раненые, – весело пояснила рыжая. – Будем ужинать здесь. Да, и пока раны не затянутся, от постельного режима никто не отмажется ни под каким предлогом. Кто со мной согласен? Мнение мужского населения квартиры в расчет не берем.

— Что?! – снова поднялся Владимир – хоть и побледнел при этом вдвое. – Мне на работу послезавтра.

— Ага, такогоценного сотрудника, как ты с пулевым ранением, сотрясением и продырявленной рукой, терять нельзя! – улыбнулась Таня, наливая себе заварку. – Это ты прав.

Владимир махнул рукой – здоровой, естественно – и вернулся к чаю. Андрюха помрачнел.

— Тьфу ты, твою мать. А мне теперь что делать? Не только с работой – а вообще. У них же все мои данные есть. Наверняка в розыск объявят...

— Тогда в этой квартире не останется никого, кого бы не объявили в розыск, – жизнерадостно сообщила Эндра. – Не считая Маши, ну, и Энди – если он впишется у нас.

Она ушла за чайником. Андрюха насупился. Лисицына вернулась спустя минуту, и кроме чайника она принесла пакет с овсяным печеньем.

— Продырявленным можно курить в комнате, – разрешила она. – Главное, лечитесь, а больничные для отмазки на работе я вам достану.

— Вот это привилегии! – улыбнулся Владимир. – Буду курить побольше, чтобы лечиться подольше.

Андрюха неуютно завозился.

— Да они же все про меня знают! – сказал он. – И нашли они меня здесь. Мне хана, короче.

— Вы не волнуйтесь, – успокоила Эндра. – Все равно, скоро придется искать другую хату – приемник обещал эту сжечь.

— Хорошие новости аж так и прут! – заорал несчастный Андрюха, зачем-то забиваясь в угол. Вероятно, он полагал, что таким образом сумеет спрятаться от криминальных элементов в лице собственного начальства и сослуживцев Владимира по совместительству. – А нафига мы тогда старались?!!

— Чтобы пару дней прожить спокойно и в приемлемой обстановке, – любезно разъяснил Владимир, забираясь на диван с ногами и непроизвольно хватаясь при этом за бок. – Не психуй, Андрюха. Нельзя психовать. А может, ко мне поедем? Квартира, правда, тоже не моя, но там нас вряд ли найдут. Спальный район, периферия.

— ...Лес кругом... – невинно ввернул окончательно расстроившийся Андрюха. – В случае чего, есть, где нас закопать по-тихому.

— ...Или намкого-нибудь закопать по-тихому, – улыбаясь, добавил Владимир. – Воин, Андрюха, всегда верит в лучшее.

— Но готовится к худшему.

— Старинная японская поговорка. У вас чай стынет. – Таня хлопнула Андрюху по плечу. – Чем больше ты нервничаешь – тем больше у них шансов на победу. Тот, кто нервничает, совершает промашки.

— Угу. Ты этому на войне научилась? – полюбопытствовал Андрюха. Таня серьезно поглядела на него.

— И на войне тоже.

Андрюха замолчал. Эндра торжественно вручила ему чашку с горячим чаем, и байкер обхватил ее ладонями. Сидящий в уголке дивана с чашкой, он выглядел как-то особенно трогательно. Рыжая погладила его по плечу.

— Вы не переживайте, все обойдется. Сегодня же обошлось. И, вообще, с какой стати им нас побеждать, раз они неправы?

Андрюха поглядел на нее так, как будто она сказала, что верит в Деда Мороза – со смесью удивления и сожаления.

— Рыжая, – покровительственно уведомил он. – Не все в мире выходит так, как должно быть. Все всегда хорошо кончается только в сказках. Ну, сколько тебе лет, а?

— Семнадцать.

— А такое чувство, как будто семь.

— Это почему? – насупилась Эндра.

— Потому что, – исчерпывающе ответил Андрюха.

— Вредный ты, – упрекнул Владимир.

— Я объективный.

— Это точно. Чуть-чуть оптимизма тебе не помешает.

— Зачем? – риторически поинтересовался Андрюха, осторожно ставя чашку на стол и пытаясь выбраться из-за  стола. – Чтобы дурить как вы двое?

— Для начала, хотя бы, так, – улыбнулся Владимир, обнимая Таню. Андрюха выразительно фыркнул и целеустремленно пополз к дверям комнаты.

— Чай остынет, – мстительно предупредила Эндра, обиженно утыкаясь в чашку.

— Ну и пофиг. Я курить.

— Курить можно тут.

— Тогда в туалет. В туалет, надеюсь, тут нельзя?

Андрюха вышел. Рыжая аж поперхнулась чаем – Таня похлопала ее по спине.

— Ну, знаете, – прошипела Эндра. – Это уже… это… Я же хотела как лучше – и меня же еще и…

— Андрюха есть Андрюха, – философски заметил Владимир. – Не обижайся.

 

 

Наутро так и не выспавшаяся Эндра отправилась на экзамен, Энди просто уехал кататься, а Андрюха отправился за Машей, да так и не вернулся, застряв за чаем у Радды. Причем, отправился самостоятельно, цепляясь за все стены подряд и утверждая, что надо расхаживаться, а то он точно останется инвалидом. Таня спала. Владимир, устроившись на том же диване, читал Ницше, невольно прислушиваясь к ее хриплому, прерывистому дыханию. Сердце было не на месте. Владимир почитал еще немного, сообразил, что из всего прочитанного текста не помнит ни слова, и отложил книгу. Все равно мысль в голове только одна, и другой не будет.

А если ей станет совсем плохо?.. Ей ведь уже сейчас несладко...

Он тряхнул головой, неосознанно рассчитывая вытрясти из нее тревогу – плохие мысли только притягивают беду – но ничего не получилось. Таня завозилась во сне, будто чувствуя, что он сейчас думает о ней. Потянулась, но так и не проснулась, свернувшись уютным калачиком. Владимир осторожно коснулся ее руки. Снова холодная. Перебрался поближе и сжал ее ладони в своих, стараясь согреть. Таня улыбнулась во сне. Владимир знал, что теперь ее ничто не разбудит, как минимум, в течение нескольких часов. Основательно подточенный болезнью организм на этот раз исчерпал все возможные ресурсы. Он осторожно обнял ее за плечи и принялся просто любоваться ею.

Волосы у Тани были темно-русые, отливающие темной медью на свету. Совсем как у него самого, только у него они были чисто-медные. А в ее волосах прятались мириады разноцветных искорок – и медных, и солнечно-рыжих, и пшенично-золотистых, и цвета густого темного янтаря – словно у царевны из сказки, прелесть которой оживлял один лучик солнца. Во сне лицо сделалось спокойным и умиротворенным, и очень-очень беззащитным – так, что хотелось просто обнять ее и охранять от всего, пока она спит. Так всегда бывает – в сознании каждый человек носит какую-либо маску. Настоящим же он становится только во сне. Сейчас Таня была настоящей – очень трогательной и хрупкой, невыразимо прекрасной, как цветок с прозрачными лепестками, которые светятся серебристым лунным светом. И трудно было поверить, что это она вот только вчера хладнокровно стреляла в живого человека.

Владимир поймал себя на том, что мысли сбиваются на какую-то поэтичную, несвойственную ему романтику и невольно улыбнулся. Погладил любимую по волосам и, стараясь не слишком тревожить рану, свернулся калачиком, обнимая Таню обеими руками. Она, не просыпаясь, сжала его пальцы. И в целом мире не существовало ничего более прекрасного.

 

 

 

Выйдя из квартиры, Эндра повернула не к выходу, а к лифту. Поднявшись на несколько этажей, позвонила в дверь Мишкиной квартиры, обитую стареньким дерматином, но, все же аккуратную.

Мишка, в неизменных  очках, бодрый, несмотря на ранний час, открыл дверь.

— Ты чего? – удивился он. – У тебя такой вид, как будто ты вместо сна разгружала вагоны.

— Почти, – заинтриговала рыжая.

Студент посторонился, пропуская Эндру в коридор.

— Чаю будешь?

— Не, мне на экзамен надо, я на минутку. Слушай, Миш, помощь нужна.

— Опять переночевать, что ли? – Мишка поправил очки. – Да пожалуйста. Только родители завтра возвращаются.

— Не, я не о том, – отмахнулась Эндра. – Не переночевать. В общем, такое дело… У тебя же родители – врачи оба?

— Ну? – немного насторожился Мишка.

— Просто, понимаешь, двум моим друзьям нужны на работу больничные. А по-честному нельзя, у них огнестрелка.

— Ох, ё… – Мишка прислонился плечом к дверному косяку. – Ну… Я попробую договориться, конечно. Но, сама понимаешь, начнут допытываться, как там и что…

— А ты скажи, что у них прописки нет, – предложила Эндра.

Мишка отмахнулся:

— Ладно, придумаю что-нибудь.

— Мишка, – торжественно заверила Эндра. – Ты настоящий друг.

И Мишка получил в награду поцелуй в щеку.

 

 

 

— Что-то вид у тебя нездоровый, дорогой. – Тетя Радда обеспокоено рассматривала бледно-зеленого Андрюху, который сидел с чашкой чая в руках.

— Нормальный у меня вид, – заверил байкер.

— Ну-ну. – Цыганка подвинула ему блюдо с пирожками. – Если что – на перевязку приходи. У меня, когда мужа в драке порезали, я его сама лечила, без всяких врачей – и даже шрама не осталось.

Андрюха кивнул, а Радда вышла, позвякивая монетками, которыми был обшит край головного платка. В квартире вкусно пахло стряпней, бегали дети, причем, байкер никак не мог сосчитать, сколько же их – четверо или пятеро. Радда вернулась и, сев напротив, осторожно разгладила на коленях почти неношеную кожаную куртку-авиатор.

— Отдашь Эндре, – сказала она. – А то ходит в одной джинсовке. Это у меня дочка носила, а теперь забеременела, она ей мала стала.

— Непременно, – пообещал Андрюха.

А цыганка, прищурив черные глаза, поглядела на него и вдруг вывела:

— Жениться тебе надо.

— Нафига? – пожал плечами Андрюха. – Чтобы какая-нибудь баба меня строила? Очень надо!

Радда рассмеялась, а потом подложила на тарелку еще пирожков. Пирожки были с вареньем, и на вкус просто изумительны. Андрюха взял еще один.

— А ты сам жену построй, – предложила, улыбаясь, цыганка. – Ты же мужчина.

— Нет уж, – отказался байкер. – Никого я строить не хочу. Привязать себя к бабе, еще чего не хватало!

Цыганка встала, оправляя юбку, слегка подтолкнула Андрюху в плечо и как-то совсем по-матерински заметила:

— Мальчишка ты еще совсем. Пей чай, а то, вон, аж падаешь.

— Я просто умный, – сказал Андрюха. Но чай допил.

Радда на ходу отвесила подзатыльник кому-то из детей:

— Не хватай с тарелки! Ладный ты, на цыгана похож, – одобрительно заметила она Андрюхе. – А хочешь, я тебе погадаю?

Андрюха смутился.

— Спасибо, но я это не верю.

— А вот посмотришь, сбудется, – лукаво прищурилась Радда. – Ты не думай, я потомственная гадалка в шестом поколении. Моя прабабка еще Сережке Есенину гадала.

В руках цыганки появилась, будто ниоткуда, колода красивых, хорошо нарисованных, хоть и стареньких карт. Она протянула их Андрюхе:

— Перемешай и сними на себя левой рукой три раза.

Андрюха философски вздохнул и решил не спорить. Всем своим видом показывая, что он думает о данном предприятии, байкер покладисто выполнил все указанные действия, после чего на всякий случай забился в угол.

Радда, не обращая внимания на его реакцию, локтем отодвинула тарелку и чашки и принялась раскидывать карты.

— Тебе надо гадать на бубнового короля, – сказала она, – пока неженатый.

Карты аккуратно ложились на покрытую клеенкой столешницу, мелькая красно-черными мастями. Промелькнул валет, вслед за ним – сурового вида пиковый король. Потом – бубновая дама.

— Так-так, – говорила цыганка. – Всю правду скажу – и что на сердце, и что под сердцем. На сердце у тебя большая тревога. За друга тревожишься – вот он, червовый – и за себя. В прошлом у тебя была большая потеря, о которой ты не любишь вспоминать, и долгая дорога. Так-так… а ждет тебя казенный дом…

— Ясно, тюряга, – негромко ввернул Андрюха.

— …И большие хлопоты. А еще подстерегает пиковый король. Зато потом, вот, гляди, большая радость. Вот, видишь. А под сердцем у тебя, – Радда выпрямилась и лукаво улыбнулась, – бубновая дама.

Артемис скривился.

— А, знаю. Эта фартовая дама бубновая живет в Ленинградской области и видит меня стабильно раз в две недели. Никаких новостей.

— Ты дальше смотри, – одернула Радда. – Ждет тебя печаль. А вместе с ней – денежные затруднения. Зато друзья будут рядом. Видишь, вот, девятка. Ты запоминай, запоминай, потом поглядишь, что все сбудется. А это… – цыганка вдруг на секундочку замерла и как-то странно поглядела на Андрюху. – А это что-то странно. Карты говорят – смерть, но она стороной пройдет, тебя только краем заденет.

— Слушайте, – не выдержал тут Андрюха, у которого и безо всяких мрачных предсказаний нервы были на пределе. – Нафиг это все. Вы мне, вот, лучше скажите, как спрятаться от тех, кто знает о тебе абсолютно все?

Радда смешала карты и, выдвинув ящик стола, скинула их туда.

— Все знать невозможно, – сказала она. – Найди что-нибудь, что они не знают, и скройся за этим, как за маской. Внешность измени, привычки, жилье. И найди слабые места у твоих врагов.

— Ну, да... – тоскливо протянул Андрюха. – Это же ФСБ. Вообще-то, мне нельзя говорить, но мне уже терять нечего. Я и так покойник.

— Для покойника ты хорошо выглядишь, – заметила Радда. – ФСБ… Ну и что? Там тоже работают люди.

Андрюха не удержался и грустно фыркнул.

— Там не люди, – сказал он. – Там одни сволочи...

— И ты тоже? – поддела Радда.

— А я там уже не работаю... И вообще... нигде уже не работаю...

Радда усмехнулась.

— Не печалься. Спрятаться можно. Только зачем? Ты же не заяц, чтобы вечно скрываться. Нужно выход искать.

— Я разумный человек, – рассудительно заметил Андрюха. – Я адекватно оцениваю свои силы, и знаю, против кого мне рыпаться бесполезно. – Он покосился на ящик, в котором скрылись карты, и поднялся из-за  стола, тряхнув волосами. – Ладно, пойду я. Хоть попрощаюсь...

— Ну-ну, – цыганка встала и принялась собирать чашки и блюдца. – Как знаешь, чернявый. Только, если все равно терять нечего, почему бы не попробовать?

Она открыла кран, зашумела вода.

— Чего попробовать? Сдохнуть, что ли?

Дети носились вокруг, вероятно, увлекшись какой-то веселой игрой, и едва не сшибая окружающие предметы, в данный момент, Андрюху. Пришлось байкеру оперативно плюхнуться обратно на стул и дожидаться, пока две маленьких кометы из кухни вылетят, и можно будет свободно пройти. Маша, к тому же, куда-то подевалась. Радда мыла чашки.

Андрюхе вдруг стало тоскливо-тоскливо. Так, наверное, себя чувствовали осужденные перед казнью. Как будто, вот, сейчас придут, свяжут руки, выведут на площадь, под обжигающие взгляды толпы, накинут на шею веревку – и привет. Он передернул плечами. Рана на бедре, видимо, от напряжения, заболела опять, и байкер загрустил совсем. Теперь и к мотоциклу не подойдешь, с такой травмой.

Радда обернулась, шлепнув полотенцем детей, которые в очередной раз пробегали мимо.

— Марш гулять, оболтусы!

Вытирая мокрые руки, она повернулась к Андрюхе.

— Э, ну, что ты скис, чернявый? Не по-мужски это. А что такой бледный? Дай-ка, рану погляжу.

 

 

 

А в это время Владимир открыл глаза и понял, что задремал на большом диване рядом с Таней. Она по-прежнему спала. Вероятно, он уснул всего на каких-то десять минут. Он задержался взглядом на бледном лице Ласточки и сообразил, что разбудил его телефонный звонок. Верещал Танин телефон – настойчиво и требовательно.

Первым желанием было просто выключить телефон сквозь ткань, затем он все же осторожно потянул трубку из кармана Таниных джинсов и поглядел на номер звонившего. Таня завозилась, сонно выдала «меня нет дома» и уснула обратно.

Номер оказался незнакомым. Восемь, девятьсот  три, семьсот тридцать пять, ноль один, сорок – прочел Владимир. Телефон снова оглушительно затрещал, требуя взять трубку. Байкер вздохнул и нажал зеленую клавишу, намереваясь сообщить, что Таня подойти не может.

— Слушаю вас.

— Мне, ваще, Ко-отика, – капризно потребовал голос на том конце провода. – Ой, Ко-отик, это ты? Прифе-ет!

Владимир скривился так, будто только что хлебнул концентрированной уксусной кислоты. Надо же было хоть чем-нибудь разбавить сахарный сироп на другом конце провода.

— Котиков нет, – насмешливо отозвался он, узнав Людмилу. – Остались только котята. Вам черненького или серенького? Есть еще полосатый. Мы его Васькой зовем, но это условно.

— Ко-отик, я ваще, по делу! – оскорбилась Дочь-Людмила. – Мне Лисицына дала твой но-омер, во-от.

— И чего я ей такого плохого сделал?.. – задумчиво протянул Владимир в пространство.

— Че? – не расслышала Людмила.

— Ничего, это так, лирика, – вернулся к трубке байкер. – А что у тебя за дело?

Удивительно, что у нее вообще, есть какое-то дело, – подумал он. Таня вздохнула во сне и переменила позу. Владимир сообразил, что может ее невольно разбудить, поднялся и вышел в коридор. Прошел на кухню и устроился на подоконнике открытого окна. Снаружи было свежо и тянуло неповторимым запахом осени. Через дорогу алела тяжелыми гроздьями молодая рябинка, под которой носились кругами неугомонные воробьи. В трубке шелестели тихие помехи.

— Так что за дело? – повторил он.

— Короче, – выдала Людмила залпом, словно опасалась забыть или упустить что-нибудь, – Лисицына ваще пси-их полный. За ней тут ее папочка приеха-ал, вот. Так она его чуть не прирезала. Номер дала, просила тебе позвонить… – Видимо, считая поручение выполненным, Людмила решила перейти к лирике и сладко выдохнула – Владимиру показалось, что из трубки приторно пахнуло духами: – Ко-отик, а, может, встретимся, а?

— Зачем? – поинтересовался Владимир, мысленно отматерив Лисицыну, ее отчима, отчима Маши, Андрюхино начальство и вообще, всю эту ситуацию, в которой он оказался. Выйти куда-нибудь из квартиры в ближайшее время возможности явно не предоставлялось.

Вот она, предсказанная все той же Эндрой, полоса проблем. Везет ему, ничего не скажешь...

— Познакомиться поближе, – ворковала Людмила, видимо, посчитав, что Владимир начал сдаваться.

Потом в трубке послышался ее возмущенный писк, шум и ругань.

— …нафиг отсюда, пока патлы не оборвал! – послышалось в трубке. Это, очевидно, было адресовано Людмиле, а вслед за тем отдаленно знакомый голос сказал: – Алло, это кто? Косушный, ты?

Владимир узнал голос парня в очках, который в шутку назвал их с Эндрой молодоженами.

— Эй, ты там поосторожней с Людмилой, – предостерег он. – Она товар штучный... к счастью... Ну, сегодня утром, вроде, был я.

— Ничего с ней не сделается, – фыркнул парень. – В общем, Лисицына просила тебе позвонить. У нее тут полная задница. Ее какой-то мужик – а с ним еще двое шкафов – увез прямо из шараги, сказал, что приемный отец. И что, мол, ее признали недееспособной и учиться ей нельзя. Тут, в общем, такая заваруха была – она его чуть не решила ножом в столовой. Кураторша орала так, что стены дрожали. Но теперь они уже уехали.

— Час от часу не легче, – вздохнул Владимир, наблюдая за воробьями. Воробьи к тому времени нашли где-то кусок слоеного пирожка и теперь отчаянно пищали, устроив за него битву. – А куда они поехали, неизвестно?

Таня появилась в дверях, улыбнулась ему, заметила у него в руках свой телефон и вопросительно поглядела в глаза. Владимир слез с подоконника, подошел к ней и обнял за плечи.

— Тише, ласточка, – тихонько попросил он. Таня прищурилась и нахально влезла ухом к трубке. Воробьи разорвали кусок пирожка напополам и запищали громче. Один, подхватив половинку, стремительной полупетлей взмыл в воздух. Остальные, будто эскадрилья истребителей, понеслись за ним, надеясь отнять добычу. Было удивительно, как это маленький воробей ухитряется удерживать кусок размером в половину его самого. Писк сделался оглушительным. В трубке явно призадумались. Таня поежилась от холода. Похоже,  из-за  болезни мерзла она постоянно. Но свежий воздух любила. Владимир молча ждал. Знал, что в подобные моменты человека лучше не сбивать, ведь нужная мысль может запросто ускользнуть.

— Мужик орал, что домой, – наконец, сказал парень. – А где это… погоди… нет, адреса они не называли. Может, он ее, вообще, в дурку увез, – предположил он. – А он что, правда, ее отец?

— Приемный, – вздохнул Владимир. – Ладно, благодарю за информацию. У Людмилы есть номер моего телефона – если что, звоните.

— Хреново Эндре?.. – только и спросила Таня. – И что же теперь делать?

Владимир щелкнул «слайдером» и вернул аппарат хозяйке. Резко поднялся, невольно скривился от боли в ране, но тут же улыбнулся.

— Для начала – соберем всю компанию... Ласточка... ты чего? Не надо... – Он обхватил ее за плечи и крепко прижал к себе, но Таня продолжала отрешенно глядеть в одну, только ей видимую, точку в пространстве. Затем вздрогнула и прижалась к нему.

— Я боюсь, – призналась она. – Вдруг он...

— И ничего не «вдруг», – отрезал Владимир, потрепав ее по голове. – Все будет хорошо. Идем.

В дверях Таня обернулась и кинулась ему на шею, из-за  чего Владимир, который уже шнуровал ботинки, едва не потерял равновесие.

— Я тебя люблю... – прошептала она. – Ты обещай мне, что с тобой ничего не случится.

— Хорошего или плохого? – невольно улыбнулся байкер, обнимая ее в ответ.

— Не смешно, – буркнула девушка. Владимир вздохнул.

— А я и не смеюсь, – сказал он. – Я и так стараюсь... иначе бы меня давно на свете не было. Я люблю тебя... Ты не реви...

— Правда? – моментально встрепенулась Таня, стараясь поймать его взгляд – что ей без труда удалось.

— Не смешно, – поддел Владимир.

Другие произведения автора:

Память

Товарищ чекист и семейные истории

Рыжая девочка