Ценнная бандероль стоимостью в один доллар. История восьмая. ч.7-9

18 ноября 2013 — Анна Магасумова
article145470.jpg
История восьмая. Гильотина на площади революции
Ч. 7 Кровавый дух свободы
 
...Восставший народ прогонял короля
Нострадамус
 
От камня, брошенного в воду,
Далеко ширятся круги.
Народ передаёт народу
Проклятый лозунг: «Мы враги!»
Валерий Брюсов
 
Король! Защищайся от новых времён!
Нострадамус
 
Тает, как след от кометы
Жизнь, словно блик бриллианта… …
Татьяна Лаин
 
    
    В бегстве короля Робеспьер видел контрреволюционный заговор.
– Враги свободы, тайно поддерживаемые некоторыми членами Национального собрания, при помощи короля и тиранов поставили цель подавить патриотов, – говорил он. – Истина, свобода и общество для меня дороже жизни.
–Мы все умрем с тобою, –  восторженно воскликнул Камилль Демулен.
–Настоящий революционер должен отдыхать в могиле, – подтвердил Антуан Сент-Жюст. (1)
– Это честь умереть за свободу, – согласился Робеспьер.  –  Но я хочу видеть Францию свободной! А короля предать суду!  Мы должны  спросить народ о форме правления, что он выберет: монархию или республику.  
    Попытку бегства Людовика XVI и его семьи расценили как измену. Вера в короля окончательно была подорвана. Разгневанные парижане вслед за Робеспьером потребовали отречения Людовика XVI и суда над ним.
    Старинная часовня среди разрушенных мраморных надгробий. Ступеньки ведут в подземелье. Здесь раньше располагалась типография Марата. Идёт заседание клуба кордильеров. (2) В полутёмном зале, освещённом свечами в бронзовых подсвечниках, сидят Жорж Жак Дантон,  Камилль  Демулен,   Марат, Анахарсис Клоотс и Анна Теруань де Мерикур . (3)
 Анна-Жозефа Теруань – это она возглавила поход женщин на Версаль. 6 октября, когда королевскую семью везли в Париж, Теруань держалась у дверцы кареты со стороны Марии Антуанетты, ограждая ее от насмешек толпы.
    Анна рано потеряла мать. Отец, состоятельный купец из крестьян, женился во второй раз, а дочь отдал на воспитание в монастырь. Выйдя из стен монастыря в семнадцать лет, красивая, начитанная девушка, задумалась:
–Что теперь мне ждать от жизни? Выйти замуж за какого-нибудь буржуа, родить кучу детей и похоронить себя в провинциальной глуши? Нет! Я заслуживаю большего!
А что именно, она пока не знала.
Отец, видя её непокорный и свободолюбивый характер, только качал головой:
– Трудно будет найти мужа для такой злючки.
Злючка, иначе и не назовёшь! Огрызалась мачехе, когда та заставляла её доить корову. Берегла свои руки.
– Пусть ухаживают за скотиной необразованные девицы, – говорила Анна.
Тем не менее, мачеха нагружала девушку домашней работой.
   Был обычный летний день.  Анна спустилась по узкой тропинке к реке. В руках у неё была корзинка с бельём, которое мачеха дала постирать. Девушка  торопилась.
– Быстрее выполнить   эту нудную работу и продолжить чтение книги.
Вы удивитесь: читала Анна  «Эмиль или о воспитании» Руссо.  Необычно для семнадцатилетней девушки!
–Как говорил Руссо, – думала умница Теруань,  – «Трудись для того, чтоб наслаждаться». «Терпение горько, но его плод сладок». Надо постирать бельё так, чтобы мачеха не придиралась, а потом уже и почитать можно.
   На душе у девушки стало веселее, и она запела:
–Столетия – фонарики! О, сколько вас во тьме,
На прочной нити времени, протянутой в уме!
Огни многообразные, вы тешите мой взгляд.
То яркие, то тусклые фонарики горят.
Сверкают, разноцветные, в причудливом саду,
В который, очарованной, и я теперь иду. (4) 
      Звонкий голос и красота девушки привлекла проезжавшего по мосту молодого англичанина, лорда Спайнстера. Он наговорил девушке кучу комплиментов:
– Веlle! Такой красавице не место в сельском захолустье.  Ты  способна украсить любой лондонский или парижский салон, если, конечно, у тебя  будет влиятельный покровитель.  Com with me! Viens avec moi! Поедем со мной! Я тебе покажу блистательный высший свет!
    Анна не растерялась и с радостью последовала за англичанином, даже не простившись с отцом и братьями. О мачехе она и не думала. В Лондоне Спайнстер стал обучать её музыке и пению, не забывая об искусстве любви.  Эта пара знала толк в развлечениях и любила шокировать благопристойное общество. Анна-Жозефа носила яркие наряды, с большим декольте. Увлеклась Древней Грецией и Римской республикой. Она решила, что ее имя Анна-Жозефа  звучит слишком уж банально, так на свет появилась Теруань де Мерикур.
    Скоро лондонские туманы и чопорное английское общество наскучили Теруань, как и сам  Спайнстер, хотя она не показывала виду. Он  увез её  в Париж, где они продолжали веселую жизнь.  На одном из маскарадов в Опере Анна предстала в образе афинянки  в длинном  платье-хитоне, скреплённом на талии поясом из золотых колец.  На плечах хитон укреплялся драгоценными пряжками. Руки были открыты и чуть выше локтя перевиты тонким браслетом в виде золотой змейки.  Волосы завиты и уложены в элегантную причёску, чёлка спускалась до середины лба по древнегреческой моде. Дополнением был золотой обруч – филле, он не только украшал причёску, но и  скреплял волосы, поддерживая завитые пряди на темени.
      Именно такой прекрасной «афинянкой»  увидел Анну шевалье Дубле, маркиз де Персан. Галантный дворянин очаровал Анну-Жозефу и, вскоре она стала его любовницей. Англичанин был позабыт. Хорошая актриса, она умело пользовалась мужчинами в своих интересах.
    Маркиз снял для мадмуазель де Мерикур особняк с многочисленной прислугой. Теперь Анна не ходила пешком, а  только в экипаже. Вся в драгоценностях и мехах. Де Персан подарил ей фамильное кольцо с голубым бриллиантом.  Даже маркиз не знал, что это был осколок знаменитого бриллианта Тавернье – часть Ока Бхайравы. С этого момента судьба Теруань   была предрешена.
    Анна стала настоящим украшением салона маркиза де Персан, где играла  роль радушной красавицы - хозяйки. Гостей встречала прекрасная гетера в элегантном белом хитоне.   Густые волосы были искусно убраны в большой узел на затылке и украшены диадемой.   
 Салон  был примечателен тем, что сюда часто любил заглядывать двоюродный брат Людовика XVI герцог Орлеанский, будущий Филипп Эгалитэ, мечтавший о королевской власти. С его помощью маркиз помог получить Анне Теруань  имя графини де Кампинадос.
    Теруань искренне увлекалась новыми идеями,  используя  свою сексуальность для привлечения внимания талантливых и знаменитых мужчин к политическим спорам и дискуссиям.
   Вскоре  на улице Рю Турнон она открывает  салон «Ѐgalitė» - «Равенство». Здесь нашла  приют политическая оппозиция монархии.Завсегдатаями салона кроме герцога Орлеанского  становятся чуть позже Дантон, Мирабо, Петион, Ромм, Демулен и аббат Сийес.
    Особенно радушно Теруань принимает тех, кто приходит не один, а со своими спутницами.
     Вы спросите, почему?  Анна Теруань одна из первых заявила о равенстве женщины.
 – Хватит быть сексуальными рабынями! Женщина должна иметь такие же права, как и мужчины.
– Женщина должна иметь собственное мнение, а не идти на поводу у мужчин.
Недаром же феминистки и в будущем  будут видеть в Теруань де Мерикур свое знамя. 
  Анна  следила за совещаниями Генеральных штатов и Национального собрания. После падения Бастилии вместе с юным русским графом Павлом Строгановым, будущим первым министром внутренних дел Российской империи, которого она называла Попо, участвовала в митингах и собраниях.  
       Попо в восторге от всего, что происходит во Франции, ходит в красном колпаке и мечтает учинить «revolution» (революцию) у себя на родине, в России.
   Обладая ораторским искусством, Теруань выступает  с энергичными протестами против тирании, требует осуждения ее обществом. На одном из собраний в Пале-Рояле она выступила с заявлением:
– Человечество должно добиться полного освобождения и иметь гарантии своих прав.
    Теруань отдалась революции так же, как ранее отдавалась мужчинам.
...Бывало, жизнь мутили страсти,
Как чёрный вихрь морскую гладь. (4)
     Будучи актрисой, в ней было много театрального, особенно чисто внешне.  Она любила и умела привлекать к себе внимание. Хитон сменил короткий плащ, обычно красного цвета, широкие мужские панталоны, даже   обувь на ногах была очень похожа на греческие сандалии. На публике она появлялась  верхом на лошади, вооруженная с ног до головы. Теперь Теруань называла себя «амазонкой Революции».
У каждого свой тайный демон.
Влечёт неумолимо он. (4)
Недоброжелатели  называют Теруань «Цирцея партии» и «Муза демократии». Но вслух побаиваются произнести – с 5 октября при ней всегда большая сабля.
    Маркиз остался в прошлом, теперь у Анны другой поклонник – Анахарсис Клоотс, подыгрывающий ей во всём. Родился в герцогстве Клеве, принадлежавшем Пруссии. Его настоящее имя было Жан Батист, а имя Анахарсиса он принял в начале революции под влиянием увлечения классической древностью. Идея равенства и братства народов нашла в нем страстного последователя.
     Но вернёмся на заседание Клуба кордильеров.
 – Царица Савская собственной персоной, посетившая Соломона, – восхищаясь ее красотой, приветствовал Анну Теруань Камилль Демулен, основатель клуба кордильеров. 
     Впервые в Клуб Анна пришла в феврале 1790 года, где и познакомилась с Анахарсисом. Дантон  и Камулен  разрешили  ей выступить с речью к участникам клуба.
– Это необыкновенная женщина, – думал Дантон, – её мысли ещё послужат революции!
– Если вы подлинно Соломоны, — говорит Теруань, — вы это докажете, вы воздвигнете Храм, — Храм Свободы, дворец Национального Собрания. Мы его выстроим на месте, где была Бастилия! Париж, хранитель храма, будет не городом, но общей для всех отчизной, Иерусалимом мира!
– Построим Иерусалим мира! — слышатся восторженные голоса.
–Построим же этот алтарь! Построим единый истинный храм, – воодушевлённо восклицает Теруань. – Нет дома достойного Бога, кроме того, где была провозглашена декларация прав человека. Обратимся к парижанам,  пусть все этому способствуют, пусть все несут свое золото, свои драгоценные камни. Вот мои драгоценности!
 Теруань срывает из ушей бриллиантовые серьги, снимает кольца с пальцев, бросает их в металлический сосуд, чем-то напоминающий древнегреческую амфору. Взгляд её падает на кольцо с голубым бриллиантом, она медлит в нерешительности...
– Как же жалко расставаться с этим кольцом, – думает  Анна. – С ним я всегда была под эгидой. (5)  Но революция не признаёт роскоши, и я должна расстаться, как бы мне не хотелось оставить это кольцо. 
    Анна и это кольцо тоже положила в сосуд.  Эх, Анна! Тебе подарили фамильную драгоценность Персанов, это было от души, а ты так легко с ним рассталась. Око Бхайравы уже затаил зло и готовит для тебя расправу. 
Теруань, ощущая на душе какое-то неосознанное беспокойство, отгоняет тёмные мысли прочь.
...постепенно
Душа истаивает. Мгла
Ложится в ней. (4)
Тем не менее, старается себя успокоить:
– Ведь бриллианты, как и роскошные наряды, могут  стать поводом для того, чтобы повиснуть на ближайшем фонаре. Драгоценности и старорежимные платья стало носить опасно для жизни.  Прочь дорогие наряды!
     На тех, кто не смог отказаться от дорогих туалетов и драгоценностей, Теруань объявила регулярные облавы, в ходе которых ее сторонницы хватали хорошо одетых дам, срывали с них одежду, кольца, серьги и подвергали публичной порке.
   Ваза пополнялась. Туда же положили деньги и драгоценности и другие члены клуба. Дантон – своё  золотое обручальное кольцо. Он подумал:
 – Для революции не жалко, а наши отношения с Габи не зависят от каких-то  предрассудков.
Если бы он знал, что это решение станет для него роковым и его жена умрёт при родах.
Нужно сказать, что потеря обручальных колец   нередко приводит к печальным последствиям. Даже то, что некоторые мужчины не носят обручальное кольцо  чревато расставанием.
  Камилль Демулен  не стал отдавать своё обручальное кольцо. Он недавно женился на самой милой, очаровательной, как он считал девушке – Люсиль Дюплесси.
– Хотя Люсиль всё поймёт, – Камилль был в этом уверен, – но придётся объяснять её отцу, месье Дюплесси. Врать, что потерял, не хотелось бы.
Поэтому Камилль с лёгкостью расстался с 2000 франков.
      Женившись, Камилль получил всё, о чём мечтал – прекрасный дом,  красавицу жену, поддерживающую его во всём. Интересы зятя Дюплесси были непонятны, тем более, он очень  боялся революции и иногда ворчал:
– Оставит революция нас без денег! А эти острые, как штык, памфлеты Камилля против аристократов и короля ни к чему хорошему не приведут.
Упрямая Люсиль отвечала отцу:
– Даже если я нахожу недостатки в Камилле, я и их люблю.
     Главное, что было необходимо для ее спокойствия, не расставаться с мужем. По вечерам, когда Камилль писал свои памфлеты и статьи для газеты, Люсиль сидела поблизости, занимаясь рукоделием, штопкой или попросту раскачиваясь на качалке.
    Соратники Камилля знали, что, устав после обсуждений и споров в клубе, они  всегда могут рассчитывать на ужин у гражданки Демулен. Сидя за круглым столом, они будут пить первосортное вино, разлитое по хрустальным графинам с переплетенными инициалами «К» и «Л» из не менее красивых и старинных хрустальных бокалов на тонкой ножке.
    Люсиль же становилось страшно, когда к ним в гости приходил Жан Поль Марат. Внешность Марата была уродливой, кожа на лице и руках – морщинистая, порой  красная. Это потом она узнала, что у него экзема. В моменты сильного эмоционального стресса он покрывался сыпью. Как женщина очень добросердечная, Люсиль, преодолев неприязнь, пыталась  выяснить причину и  найти  способы лечения болезни. Она узнала, что экзема – это воспаление на коже и часто вызвана аллергическими реакциями от химических реактивов и психоэмоциональными встрясками, которых в жизни Марата оказалось предостаточно. 
   Они даже как-то разговорились.  Марат был откровенен. Он жил один в тёмной, холодной квартире и порой ему не с кем было даже поговорить.
– Стоит мне   понервничать, как на коже начинаются высыпания, вызывающие зуд. Лоб   и ладони покрываются мелкими пузырьками, которые вскрываются с такой болью, что невозможно терпеть.  Спасаюсь тем, что регулярно делаю  холодные примочки из отвара коры дуба, ромашки и тысячелистника.
– Боже! Как он одинок и как страдает! – Люсиль было жалко Марата.
 От зуда она  порекомендовала ему принимать ванны с мятой, крапивой и чистотелом. Кстати, в такой вот  ванне его и застала смерть от кинжала молодой аристократки Шарлотты Корде, поплатившейся за это жизнью. Хоть Марат был некрасив, но друзья и парижане его любили. 
Да,  жизнь Марата была полна и любви, и ненависти, взлётов и падений. Как тут не обойтись без душевных волнений и потрясений.
   Врач по образованию Марат   занимался не только медициной, физикой,  химией, даже астрономией. Но главным его занятием долгое время была анатомия. В своей квартире он создал специальный зал для препарирования трупов. Вот и химические реактивы, которые и вызвали аллергию. Он не обращал на это внимание, запустил болезнь, так и вылилась она в тяжелое заболевание в будущем. Но он думал только о своих анатомических исследованиях.
– Я хочу найти то место, где находится душа, – заявлял Марат.
    С возрастом люди оценивают обычно трезво свои возможности. А этого качества будущий трибун революции был лишён. Препарировав множество трупов, он отказался от затеи поиска обитания души. Сам себя убедил:
–  Разве можно спорить с Богом?  Душа не материальна и исходит из тела с последним вздохом (или выдохом?) умирающего.
   После неудач Марат уехал в Великобританию, где занимался врачебной практикой и даже получил учёную степень доктора медицины. Но и это занятие ему вскоре надоело, он увлёкся политическими сочинениями. Научно-философскую работу  Марата «О человеке…»  отрицательно встретили  Вольтер и Дидро, ругая  за её антиматериалистическую направленность.
    Но это не остановило Марата. За 15 лет до Французской революции он анонимно издал в Амстердаме  (на английском языке)  политическое сочинение «Цепи рабства», ставящее во главу угла борьбу с абсолютизмом. Здесь Марат доказал  неизбежность и  возможность революции. Эту идею он развил в политико-юридическом произведении «План уголовного законодательства».
Вы меня только послушайте:
Цепи рабства должны быть разрушены!
Я взываю к народу:
Поднимайтесь на бой за свободу!
Предрекая будущую Вандею,
Всех врагов – на рею!
    Журналы, газеты, издательства со страхом наблюдали  за творчеством Марата. Все были  так напуганы одним только  именем автора, что Марат вынужден был посылать свои рукописи анонимно. От огорчений, бессонных ночей, плохой пищи и беспорядочной жизни незадолго до революции Марат серьезно заболел и едва не умер.  Отсюда и источник экземы.
      Когда во Франции началась революция, Марат  принял её как своё детище и со свойственной ему страстностью с головой ушёл  в политику. Но сказалось нервное истощение, и ему везде виделись  контрреволюционные заговоры. 
–Самым действенным и единственным верным средством борьбы против  всеобщего заговора, – считал и считает Марат, – должны быть только репрессии.
   Марат всех обвинял и всех изобличал. И что удивительно,  иногда он угадывал правильно.  
Именно он первым обвинил Мирабо   в продажности и поддержке короля.
– Мирабо нужно повесить! – писал Марат. – Для спасения общества необходимо беспощадно расправляться с его врагами, подобно тому, как хирург отрезает у пациента зараженную гангреной руку.
    Таким образом, со страниц «Друга народа» зазвучали  не только политические обвинения, но и призыв к террору.  Марата заговорил о терроре  раньше многих французских революционеров.
   Постоянные призывы к насилию создали ему немало противников и в то же время множество восторженных поклонников, особенно в народе.  Марата в Париже хорошо знали и любили. Его мнение было авторитетным. Присмотревшись, санкюлоты увидели, что он ходит как они, в простой одежде, с грязной повязкой на голове, что контрастировало с напудренными париками вождей революции.
—Оглянитесь! Вас предали! Вы голодаете, а лавки распирает от товаров. Правительство боится навести революционный порядок. Мы будем очищаться сами. Всех подозрительных – на эшафот! — гремел голос Марата на парижских улицах.
Он бежал улицы столицы из пустого и холодного дома. К тому же прогрессировала болезнь. Обычные примочки и отвары уже не помогали. Он стал по вечерам принимать травяные ванны, бинтовые повязки с цинковой пастой. Идя по улице,  с повязкой на голове,   потемневшей от травяной мази из мелиссы, мяты и чабреца, Марат старался скрыть  своё лицо под воротником, к которому тоже  была пришита марля, пропитанная раствором борной кислоты.  
— Что ж, построим храм Свободы!  Жертвую 3 тысячи франков, —  согласился Марат с призывом Теруань.
   Марат подошёл к вазе и бросил деньги. Теруань стояла рядом, на неё повеяло терпким ароматом лекарственных трав.
— Как в аптеке. Настоящий врач. Только запаха чеснока не хватает, — подумала Анна, скрывая усмешку.
    На заседании было решено провести сбор драгоценностей и денежных средств на Марсовом поле, куда должны были возложить петицию  о низвержении короля и провозглашение республики.  
      14 июля на Марсовом поле состоялся Праздник Федерации — торжество в честь первой годовщины взятия Бастилии. Название празднику дали федерации — братские союзы, заключённые в 1789-1790 годах между муниципальными властями городов и провинций Франции для защиты завоеваний Революции. Торжества в Париже символизировали слияние этих союзов в единую национальную федерацию и достижение целей этого народного движения — единство страны и устранение остатков феодальной раздробленности.
    Новую Францию по инициативе Учредительного собрания представляли делегаты от Национальной гвардии, выходцы из имущих слоев населения. Праздник Федерации, на котором присутствовало огромное число парижан и представителей от разных департаментов, по мнению Учредительного собрания,  должен был способствовать  росту солидарности революционного народа различных частей страны.   Но это  оказалось не совсем так. Дальнейшие события развивались, увы,  не по сценарию Учредительного собрания.
    Утром 16 июля члены Клуба кордельеров отправились в  Якобинский клуб(6), призывая поддержать  петицию. При обсуждении этого вопроса в клубе произошел раскол. Левая часть якобинцев поддержала петицию. Правая часть, противники республики, Лафайет, Байи, Барнав, Дюпор, братья Ламеты  Александр, Шарль, Теодор  демонстративно покинули заседание, и вышли из состава клуба, вскоре основав новый политический Клуб фельянов, (7) по названию монастыря, в котором происходили его заседания.
   В целом политика Клуба фельянов пошла по консервативному пути и имела целью предотвратить дальнейшие революционные преобразования.
Днём 16 июля члены Клуба кордельеров обратились к  народу:
—Граждане Парижа! Честные патриоты! Призываем собраться на  Марсовом поле для принятия петиции о ликвидации монархии во Франции, упразднения имущественного ценза и переизбрания депутатов Учредительного собрания.
Текст петиции был составлен членами клубов кордельеров и якобинцев и редактирован Жаком-Пьером Бриссо — одним из известнейших деятелей революции и редактором «Французского Патриота» - «Le patriote français». Петиция заканчивалась следующими словами:
«Нижеподписавшиеся французы формально требуют, чтобы Национальное собрание приняло от имени нации отречение Людовика XVI от врученной ему короны, и позаботилось бы о назначении ему преемника при помощи  конституционных средств, причем
нижеподписавшиеся объявляют, что они никогда не признают Людовика XVI своим королем, если только большинство нации не выразит желания, противного выраженному в этой петиции».
Так витиевато Бриссо  объявил в петиции о провозглашении республики.
         Было солнечное воскресное утро 17 июля. Небо было чистым,  дул ветерок, приносящий свежесть на разгорячённые лица собравшихся на Марсовом поле вокруг Алтаря Отечества. Скоро толпа составила несколько тысяч человек. Каждый хотел поставить подпись под петицией кордильеров. 
     Возбуждение людей возрастало.   Началась давка. Невинными жертвами стали двое бродяг, проходивших мимо. В них заподозрили врагов республики. 
   Агрессивность   народных  перепугало членов Учредительного собрания. В срочном порядке мэру Парижа был доставлен приказ о введении в городе военного положения.
— Любой ценой восстановить порядок!
На Марсово поле прибывает Лафайет. Его встречают враждебно.
—Именем революции, приказываю разойтись!
Но людей почувствовавших дух свободы уже не остановить. На  призыв Лафайета толпа отвечает градом камней. Один из камней попадает в голову генерала. Кровь струится по лицу, но Лафайет продолжает взывать к толпе:
— Разойтись! Именем революции! 
Но парижане расходиться не собираются.
— Вы не заглушите голос свободы! Мы требуем, чтобы немедленно приступили к суду над королём-изменником и австриячкой!
—Учредительное собрание решило, что Людовик неприкосновенен? Но он имеет теперь такие же права, как все граждане Франции.
Дух свободы реет над собравшимися и их уже не остановить простыми призывами.
На Марсово поле с батальоном гренадёр прибывает мэр Байи.
— Граждане!  Призываю вас к порядку!
Голос мэра прерывается новыми воззваниями, записанными в петиции:
—Мы требуем принять  отречение короля и созвать новое Учредительное собрание, для того, чтобы приступить к действительно национальному суду над виновным и заняться вопросом организации новой исполнительной власти.
В это время подошедшая артиллерия производит несколько залпов картечью. Падают убитые и раненые. Поднимается шум и яростные крики:
 — Свободу и революцию не задушить!
Лафайет, превознемогая боль, кричит канонирам:
—Приказываю прекратить огонь!
Голос генерала, наконец, был услышан. Пушки  замолчали и больше не произвели ни одного выстрела. Внезапно подул сильный ветер, нагоняя чёрные тучи. Загрохотал гром, сверкнула молния,  и  тучи пролились июльским дождём, несколько охладив страсти и собравшихся, и карателей.
 Народ постепенно стал расходиться, а на  поле осталось около 50 трупов, около тысячи человек получили ранения.
    Во время народного мятежа на Марсовом поле Робеспьера не было.
    После разгона мирной демонстрации последовали карательные меры правительства. 18 июля Учредительное собрание издаёт  декрет:
—Мятежники и бунтовщики подлежат суровому наказанию. В срочном порядке начать преследование участников демонстрации и провести  судебное расследование.
     В подстрекательстве к мятежу были обвинены 14 человек, в основном члены Клуба кордильеров. Было задержано несколько человек. Лежандр, Сантерр и Камилль скрылись от преследования, так же как и Марат, Фрерон и Робер.
   Расстрел 17 июля 1791 года и начавшиеся преследования означали открытый переход крупной монархически настроенной буржуазии на контрреволюционные позиции. Но поражение республиканцев было кажущимся. Демократически настроенные круги населения всё более заражались республиканским духом.
     С конца июля начинается судебный процесс, выделившийся в особое дело «Дело о  17 июля». Заседания проходили при открытых дверях. Учредительное собрание так хотело показать народу, что оно ничего от него не скрывает.  Одновременно газеты начали шумиху:
—Мятежники – это убийцы и скрытые противники революции. Они должны быть сурово наказаны.  
   Но процесс затягивался, оказалось, что подсудимым нечего предъявить, кроме как организацию демонстрации для подписей под петицией об отречении короля. 14 сентября вышла общая амнистия и с обвиняемых по делу «О 17 июля» были сняты все обвинения.
    Наступила  третья осень революции. Стояли тёплые солнечные дни. Небо ещё сверкало синевой, воздух был чист и прозрачен. Оделись в золотой убор деревья, но к концу сентября налетели порывистые холодные ветры, и закружили листья по улицам Парижа. Утром опускался белый влажный туман, сквозь который фигуры патрулирующих город  гвардейцев превращались в размытые пятна. 
    Робеспьер торопился на последнее заседание Учредительного собрания. Было прохладно, несмотря на туман, моросил  мелкий дождь. Максимильен спрятал  лицо в воротник серого пальто.  Тут его окликнули:
—Сitoyen (гражданин), стойте!
Перед Робеспьером встали три гвардейца. Он только взглянул на них, как один воскликнул:
—Извините, citoyen Робеспьер!
Отдав честь, гвардейцы, чеканя шаг, скрылись за пеленой тумана.
—Я уже стал известной личностью, — подумал Максимильен, продвигаясь вперёд. — Да, старое французское обращение monsieur  отвергнуто, как аристократическое. Его заменили новым словом citoyen (гражданин). Теперь все во Франции – граждане, согласно «Декларации прав человека и гражданина» 1789 года.
    Мокрые листья шуршали под ногами, дождь кончился. Робеспьер шёл, не оглядываясь по сторонам. Ветер приятно холодил лицо. А у сердца в кармане сюртука лежал его талисман – камешек –  Око Бхаравы, постепенно очищаясь от серости и грязи, но, ещё не открывая свой цвет Робеспьеру. Хотя ему так и не удастся узнать истинную ценность бриллианта. Мысли  Максимильена были далеки от камня.
— Два года Учредительное собрание посвятило выработке Конституции для обновлённой Франции. И вот первая во французской истории Конституция  утверждена. Но что-то на душе нет радости, — думал Робеспьер. — Что будет дальше? Наивно думать о сохранении политического равновесия между буржуазией и королём.  
   3 сентября 1791 года Учредительное собрание утвердило первую в истории Франции Конституцию. Франция стала конституционной монархией.      Король стал именоваться «королём французов», а не «король милостью божьей». Личность короля считалась неприкосновенной. Король должен был принять присягу на «верность нации и закона».
     Законодательная и судебная власть переходила в руки третьего сословия. Исполнительная власть вверялась королю и дворянам. Король мог не согласиться   с постановлениями и законами, но это не распространялось на законодательные акты финансового и конституционного характера.
     Конституция открывалась «Декларацией прав человека и гражданина» 1789 года. Она дополнилась новыми политическими правами и свободами – свобода передвижения, свобода собраний, но без оружия, свобода вероисповедания. Не допускалось лишь право на создание союзов одной профессии (Закон Ле Шапелье). Кроме того предусматривались и социальные права – введение общего и частично бесплатного народного образования, забота о покинутых детях.
     Избирательное право согласно Конституции получили мужчины, достигшие 25 лет, согласно имущественному цензу: надлежало выплачивать налог в размере 3-х дневной платы и не состоять в услужении; ~1/6 часть населения страны (из 25 млн. право голоса получили всего 4,3 млн.)
      Непоследовательный характер Конституции проявился в том, что идея равенства не распространялась на французские колонии, где сохранялось рабство. Хотя Конституция не ликвидировала полностью феодальные порядки, в целом она носила буржуазный и антидемократический характер.
    Высшим законодательным органом власти становилось однопалатное Национальное собрание. Избиралось оно на два года и не могло быть распущено королём. Депутаты наделялись правом неприкосновенности. Для преследования по уголовным делам требовалось согласие Национального собрания. 
  Конституция 1791 года установила временное и очень шаткое равновесие между монархическими и революционными силами. Людовик XVI, хотя и подписал конституцию, но не оставлял надежду на возвращение старых времён. На это надеялись и   феодальная аристократия, и дворянство.  С другой стороны власть буржуазии была непрочной. Кроме того, единства среди её представителей не было.  
   30 сентября  состоялось последнее заседание Учредительного собрания. Туда и торопился Робеспьер. Депутаты долго не засиживались. Фельяны(7) поздравили своего лидера Антуана Барнава  с днём рождения. Ему 21 сентября исполнилось 30 лет. Приветственные речи не заняли много времени. Потом обсудили декрет о прекращении полномочий и самороспуске Учредительного собрания.
 Учредительное собрание за период 1789-1791 гг. выполнило свои обязательства перед народом Франции по стабилизации внутреннего положения  в стране. Учредительное собрание прекращает свои полномочия и объявляет о самороспуске. Власть, согласно принятой Конституции, переходит к Законодательному собранию.
 По предложению Робеспьера в декрет было вписано следующее положение:
 Члены  Учредительного собрания не могут быть избираемы в Законодательное собрание.
Против этого решения  горячо протестовал лишь один человек – Барнав, (8)  но он остался  в абсолютном меньшинстве. Его не поддержали даже соратники по партии – те, кто до этого поздравлял с днём рождения.
     Робеспьер был на высоте, а  Барнав  так растерян, что после собрания перестал встречаться с друзьями по партии. Он еще несколько месяцев провел в Париже, а затем, после  аудиенции у короля, в январе 1792 года  вернулся на родину в Гренобль.  Активной политической деятельностью больше не занимался.
      Сразу после свержения монархии 10 августа 1792 года среди бумаг Людовика XVI были найдены документы, изобличавшие Мирабо и Барнава в связях с королевским двором. 15 августа Барнав был взят  под стражу прибывшими из Парижа жандармами и отправлен в тюрьму Гренобля, где провёл около десяти месяцев. Позднее содержался в крепости Барро и ещё нескольких тюрьмах.
      В ноябре 1793 года Барнав был переведён в Париж, в тюрьму Аббатства, а затем в Консьержери. 28 ноября он предстал перед судом революционного трибунала. Приговор был суров: смертная казнь. На следующий день, 29 ноября 1793 года (9 фримера II года Республики), Барнав был гильотинирован на Гревской площади. Ему было 32 года.
    Кровавый дух свободы жестоко расправлялся с теми, кого считал своими врагами. Под удар попадали даже те, кто говорил о свободе.
       1 октября 1791 года открылось Законодательное собрание.  По своему составу оно отразило новую расстановку сил.  В нем практически не было открытых сторонников монархии (роялистов). Значительная часть депутатов (264 человека) составили правое крыло и принадлежали к фельянам,  представителям крупной торговой и промышленной буржуазии, связанные с производством предметов роскоши, судовладельцы, работорговцы, плантаторы, владельцы алмазных копей и  земельные собственники. Среди них были и либералы,   и консервативно настроенные  дворяне, но их объединяла общая цель:  не допустить дальнейшего развития революции, сохранить монархию и Конституцию 1791 года. 
        До свержения монархии (10 августа 1792 года) фельяны были фактически правящей партией в Законодательном собрании. После свержения монархии часть фельянов влилась в лагерь контрреволюции.
   Левое крыло  Законодательного собрания представляли депутаты, связанные с якобинским клубом (136 человек). Вскоре они раскололись на две группы. Одна из них получила название жирондистов (наиболее видные депутаты были делегатами от департамента Жиронда  с главным городом Бордо). Это была торгово-промышленная и новая землевладельческая буржуазия, главным образом из южных, юго-западных и юго-восточных департаментов, заинтересованные в коренном буржуазном переустройстве общества. Они были настроены более радикально, чем фельяны. На первых порах они поддерживали Конституцию 1791 года,  но в дальнейшем перешли на республиканские позиции и превратились в буржуазных республиканцев. Виднейшими ораторами жирондистов были журналист Бриссо и юрист Верньо.
    Само разделение на левых и правых является порождением французской революции: в Законодательном собрании представители революционных клубов, выступавшие в защиту третьего сословия, рассаживались по левую сторону, тогда как фельяны  и прочие роялисты занимали места справа от председательствующего.   
    В якобинском клубе политика жирондистов подвергалась критике со стороны Робеспьера. В ноябре 1791 он был избран в Париже общественным обвинителем (фр. accusateur public) и стал главой Якобинского клуба. Его поддерживают не только члены клуба, но и крайне левая группа депутатов в Законодательном собрании, представлявших интересы наиболее демократических слоев Франции. Эти депутаты получили название монтаньяров, иначе  «Гора», так как в Законодательном собрании, а позднее в Конвенте, они занимали места на самых верхних скамьях в зале заседаний, на «горе» (по-французски гора - lamontagne). С течением времени монтаньяры стали неотделимы от якобинцев.
      Жирондисты и монтаньяры вначале выступали совместно против роялистов и против правящей партии фельянов, но потом между жирондистами и монтаньярами начались разногласия, перешедшие в открытую борьбу.
     Почти половина депутатов (345 человек) не имела точной политической ориентации, и представляли неустойчивую массу, которую позже  назвали – «болото». Постепенно под давлением обстоятельств лидерство все более захватывали жирондисты-республиканцы.        Таким образом, в Законодательном собрании отсутствовало  организационное единство. Единство правительственной деятельности обеспечивалось политически: в марте 1792 г. король назначил на должности министров в основном жирондистов.
 Сложным для решения оказался вопрос о мерах по отношению к политическим иммигрантам.
Не ко всем, а к тем, кто готовил вторжение в революционную Францию. В обстановке всеобщей неуверенности инициативу в свои руки решил взять Верньо.  29 октября он выступил со страстной обличительной речью, обращенной против контрреволюционеров, эмигрировавших из Франции. Это выступление заканчивалось следующими словами, адресованными Людовику XVI:
–Если король имеет несчастье не находить в своих братьях той любви и послушания, которой горят защитники свободы, пускай он обратиться к сердцам французов, там он найдет все, что позволит ему восполнить эти потери.
   Выступление Верньо было встречено овацией, и уже на следующий день малоизвестный депутат от Жиронды был избран председателем Законодательного собрания.
   В ноябре и декабре 1791 года Верньо усилил атаку на эмигрантов и священников, несогласных с революционными преобразованиями, укрепив свою славу непреклонного борца за дело революции и блистательного оратора.
    Январь 1792 года был отмечен началом дискуссий относительно возможного объявления войны тем государствам, которые поддерживали и укрывали у себя иммигрантов, вынашивающих планы борьбы с революцией. Главными идеологами войны стали жирондисты, которые к тому времени начали занимать лидирующее положение в Законодательном собрании.  
   Кроме того, к зиме 1791 года усилилось недовольство народа. Цены на хлеб стремительно взлетели вверх. Звонкая монета исчезала из обращения, а бумажные деньги с каждым днём теряли свою ценность. Надо было отвлечь народные массы от стихийных выступлений, втянув в революционную войну.  
   Нужно отметить, что в вопросах о необходимости начала войны с врагами революционной Франции жирондисты столкнулись с якобинцами, придерживавшимися более реалистичного взгляда на вещи. Его однажды лаконично выразил Робеспьер, сказав следующее:
– Никто не любит вооруженных миссионеров.
      В апреле 1792 он сложил с себя обязанности обвинителя и основал якобинский журнал: «Défenseur de la constitution» («Защитник конституции»).  Робеспьер выступал против войны и нападал в Якобинском клубе, чаще всего  в печати на Бриссо и жирондистов. 
Впрочем, позиции якобинцев в тот период были отнюдь не так сильны как позиции жирондистов.
     Идею войны горячо поддерживал Верньо:
– Военная кампания даст возможность начать борьбу за освобождение и счастье всех народов мира. Но мы не желаем кровопролития! Взывая к совести и гуманизму правителей европейских государств, может быть можно убедить сильных мира сего реформировать несправедливое общественное устройство и перестроить мир на принципах всеобщего благополучия?
    Задавая этот вопрос, он сам до конца не верил, что это возможно.
Законодательное собрание обратилось к населению Франции с призывом вступать в армию:
 Революционная Франция встретилась с серьёзной внешнеполитической проблемой –  Австрия, Пруссия и Англия, объединившись в коалицию, готовятся к интервенции. Встанем на защиту  Родины и  революции.
     20 апреля 1792 года Законодательное собрание и Людовик XVI объявили войну Австрии. Несмотря на некоторые мобилизационные меры, французская армия не была готова вести военные действия. Поражение следовало за поражением.
    А в Париже расцветала весна. Несмотря на тяжёлые дни, посаженные вдоль тротуаров деревья, зелень и нарциссы на газонах радовали глаз. Цвели каштаны. Яблоневый и вишнёвый аромат окутывал весь город сиреневой дымкой.
   Но пасмурно было на душе у Робеспьера. Ему постоянно чудилось, что его преследуют. Какая-то чёрная тень неустанно следовала за ним. Он остерегался многотысячных сборищ, старался по мере возможности уединиться в своей комнатке. Но оставаться там постоянно он не мог. Приходилось часто бывать в Якобинском клубе. Вот и на это раз он торопился на заседание вдоль аллеи Елисейских Полей (9). Мысли Робеспьера были далеки от дел.
–Елисейские Поля. Когда-то здесь лежал высохший рукав Сены. На заболоченные места приезжали охотиться на уток французские короли. По указанию Марии Медичи в 1616 году проложили аллею и обсадили её вязами. Она шла от дворца Тюильри и сразу стала модным местом для прогулок. 
   День был солнечным. Максимильен почувствовал лёгкое жжение в том месте, где у него лежал камешек-талисман – Око Бхайравы. Он достал его из кармана камзола, взглянул и скорее почувствовал, чем увидел, как  солнечный лучик протянулся к камню. Робеспьер невольно сжал его в руке. Чувство, что за ним наблюдают, усилилось. Он ускорил шаг,  камень тянул его вперёд.
   Внезапно перед Максимильеном, словно материализовавшись ниоткуда, появилась фигура в чёрном плаще, похожем на рясу. Лицо скрывал капюшон. Было непонятно, мужчина это или женщина. Движения были плавные, чуть расплывчатые.
–Человек ли это? – мелькнула у  Максимильена мысль и он невольно остановился.
    Несмотря на тёплый день, от фигуры веяло холодом. Незнакомец (или незнакомка)  протянул ему небольшой серый свёрток. Рука, в которой Максимильен держал камень, невольно разжалась. Он почувствовал лёгкое головокружение, перед ним замелькали неясные картины: громкие крики, голоса, выстрелы и чёткий силуэт гильотины.
   Это длилось несколько мгновений, но когда Робеспьер очнулся, перед ним уже никого не было, а в руках вместо камня – свёрток. Он надорвал бумагу и увидел, что это была тоненькая книга в синей обложке. Времени на ознакомление не было. Только пришло окончательное решение по долго мучавшему его вопросу:
    – Только террор может спасти революцию! Борьба с врагами должна быть беспощадной.
И   Робеспьер произносит  в Якобинском клубе речь, в которой развивает программу террора.
– Корень всех страданий, — говорит он, — в исполнительной власти и в Законодательном собрании. Необходимо исчезновение призрака, называемого королем, и учреждение Национального Конвента и Национального Суда. Приговор врагам революции – смерть на гильотине.
    В XVIII веке казни во Франции были развлечением для простого народа: на них ходили целыми семьями, за много часов до начала занимали удобное место в первых рядах.  Для особо опасных преступников применялись жестокие методы казни: сожжение на костре, четвертование. Бедняков обычно вешали, а аристократам, которых презрительно называли «аристо», рубили головы. Для этого требовалось два удара мечом или топором. Отрубленную голову поднимали над толпой – считалось, что преступник в последние мгновения жизни видит смеющихся над ним людей. Но вскоре на казнях перестали смеяться.
    Известный врач Жозеф-Игнас Гильотен(10) , друг Робеспьера и Марата, был большим гуманистом и противником смертной казни. 10 октября 1789 года  на заседании Учредительного собрания он предложил использовать специальную машину для быстрого и, главное, безболезненного умерщвления одним ударом.
– Только как временную меру, пока сохраняется смертная казнь, – убеждал депутатов Гильотен. 
 Первоначально Учредительное собрание его идею отвергло. Только с третьего раза депутаты утвердили гильотину в качестве основного инструмента "революционной законности". Они еще не знали, скольким из них доведется лишиться жизни при помощи этого устройства!
      Но первоначально французов следовало уравнять в праве на смерть. 25 сентября 1791 года во французский уголовный кодекс была внесена статья, предусматривающая «казнь через обезглавливание для всех сословий». До этого привилегия предстать перед апостолом Петром с собственной головой под мышкой принадлежала только дворянам.
 Учредительное собрание обратилось к известному хирургу Антуану Луи. Предполагалось, что если он умеет «резать» человека с целью сохранить ему жизнь, то сможет придумать как быстрее всего «отобрать» у человека жизнь. Антуану Луи ничего не оставалось, как продолжить работу Гильотена. 
– Как бы своей жизни не лишиться, – подумал он и стал рассуждать:
– Что может убить человека так, чтобы он умер сразу и не почувствовал боли? Отрубить голову!
Несколько изменив конструкцию Гильотена, Луи обратился к немецкому механику и фортепьянному мастеру Тобиасу Шмидту. Шмидт  по его чертежам построил гильотину.
      Гильотина была похожа на другие машины смерти – «шотландскую деву» и «виселицу из Галифакса». Только у гильотины лезвие было срезано под углом.   
   Знаменитый парижский палач Шарль-Анри Сансон участвовал в испытаниях гильотины. Для начала он тренировался на трупах в одной из городских больниц, а после того как 20 марта 1792 года  Законодательное собрание прияло специальный декрет, который одобрил казни с использованием гильотины:
«Усекновение головы должно производиться посредством «специальной механической машины».
   Первой ее жертвой уже в апреле стал разбойник Николя Пеллетье.  На площади Революции собралась тысячная толпа народа, чтобы поглазеть на казнь.
   Нож гильотины, приведённой в движение палачом Сансоном, упал так быстро, что те, кто стоял на задних рядах, не успели даже моргнуть глазом. Толпа была   разочарована. Но, тем не менее, смотреть на казни  первые годы приходило много народа. Завсегдатаями стали старушки в красных колпаках, ожидающие с ночи, чтобы занять лучшие места. Вскоре казнить стали по нескольку человек сразу. Головы сыпались в специально приготовленную корзину. 
   А что же врач Гильотен? После первой же казни он узнал о том, что «машину смерти» назвали его именем. Зная о его изобретении, все стали называть его «ужасным доктором», а доктора стали терзать чудовищные душевные муки. Он считал себя виновным в смерти каждого из казнённых. Гильотена стали преследовать страшные видения. По ночам ему являлись отрубленные головы, он  вымаливал у них прощение.
– О, Боже! Прости меня, ибо я грешен! Простите меня все, кто принял такую мученическую смерть. Я хотел как лучше...
Эти слова были искренними.
– Когда придет мой час, взойдя на эшафот, я буду просить прощения у народа. Плюну  на «мадам Гильотину» и предам её проклятию. Так мне легче будет умереть. 
   В начале лета  1794 года Гильотен был арестован по приказу Робеспьера, его поместили в тюрьму Консержи, где он стал ожидать встречу с  «мадам Гильотиной» или «Луизеттой», как стали называть гильотину.  Но судьба к Гильотену была благосклонна и не допустила близкого знакомства доктора с его изобретением.
    После казни Робеспьера  28 июля 1794 года,  Жозеф Гильотен был освобождён.  Он скрылся в глухой провинции, в Париж приезжал  редко. Он стал прилежным христианином и до последних дней жизни вымаливал у Господа прощения за свои грехи. В 1805 году Гильотен выступал сторонником применения прививок против оспы в Париже. В 1814 году умер от карбункула на плече.
После смерти Гильотена, члены его семьи просили французское правительство изменить название гильотины, но им было отказано. Тогда семья изменила собственное имя.
    Утром 17 апреля 1792 года, когда обезглавили Николя Пелетье, даже природа взбунтовалась: грянул гром, сверкнула молния, и начался сильный ливень. Массы народа стали разбегаться, началась давка. Бежали буквально по трупам. Но и это не остановило Законодательное собрание. Казни с использованием гильотины продолжались.
 
   В апрельский вечер, после встречи с незнакомцем в чёрном капюшоне, Робеспьер открыл синюю книгу. Максимильен в некотором смятении прочитал:
– «Нострадамус «Центурии» – одна из удивительных книг, известных человечеству. Она принадлежит перу средневекового врача и астролога Мишеля Нострадамуса. Это предвидение того, что должно случиться в будущих столетиях, начиная с XVI века, когда Нострадамус творил».
Книга была на французском языке. Робеспьер увлёкся чтением. Оказалось, что    Нострадамус в своих Центуриях много писал   о грядущих событиях во Франции. Разгадать строки было сложно, но постепенно перед Робеспьером вставала современная картина:
Уж фурией к Эксу несётся зараза,
Разбою Фоценса открыты пути. (12)   
– Экс-ан-Прованс — город на юго - востоке Франции, главный город исторической провинции Прованс, –   удивился Робеспьер, – город находится в 20 км к северу от Марселя, на реке Арк.  Фоценс – старинное название Марселя. Нострадамус предрекает будущее разорение и несчастья:
Прованс мой! Несчастья неистребимы!  
...Повсюду пожары с клубящимся дымом... (12)  
   –   Действительно поднялось  крестьянство, создавая Добровольческие отряды. Идея республики становилась всё более популярной не только в Париже, но и по всей Франции. 
Поверь, что раздоры начнутся в Марселе,
Бьёт дикое пламя от новых идей.
Над миром мятежные гимны летели,
И всё человечество гибнет везде. (12)  
 – Этот катрен, видимо, побудил гвардейцев в самом начале Французской революции осквернить прах Нострадамуса, – решил Робеспьер, – настолько верно из XVI  века он описал события, отделяющие его по времени более чем в 200 лет!    И даже слова о мятежных гимнах – это же о гимне марсельцев! 
       Весной 1792 года молодой капитан сапёрных войск, военный инженер,  поэт и композитор Клод Жозеф Руже де Лиль (1760-1836) в порыве вдохновения за одну ночь написал знаменитую «Марсельезу». Через полтора года, 24 ноября 1793 года Конвент выберет Марсельезу в качестве государственного гимна Франции. Марсельеза переживёт разные режимы и опалу, станет гимном современной Франции.

La Marseillaise
1.Allons enfants de la Patrie
Le jour de gloire est arrivé !
Contre nous de la tyrannie
L'étendard sanglant est levé
Entendez-vous dans nos campagnes
Mugir ces féroces soldats?
Ils viennent jusque dans vos bras.
Égorger vos fils, vos compagnes!
Refrain:
Aux armes citoyens
Formez vos bataillons
Marchons, marchons
Qu'un sang impur
Abreuve nos sillons

 
 
Марсельеза
1.Вперёд, Отчизны сыны вы,
Час славы вашей настал!
Против нас вновь тирания 
Водрузила  кровавый штандарт.
Слышишь  ты в наших полях
Зло воет вражий солдат?
Он идёт чтоб сын твой и брат 
На твоих был растерзан глазах!
Припев:
К оружию, друзья
Вставайте все в строй, 
Пора, пора!
Крови гнилой 
Омыть наши поля.

    Призыв «К оружию!» был подхвачен  патриотами, ведь враг угрожает революции. Законодательное собрание, основываясь на речи Верньо,  обратилось к народу с призывом:  «Отечество в опасности»:
Граждане Франции! Отечество в опасности! Регулярная армия деморализована, только новая армия на основе всеобщей повинности способна остановить вооружённую интервенцию.
В Париж из всех департаментов стали собираться тысячи вооруженных добровольцев и  Марсовом поле идёт запись   в  Добровольческую армию.
     Войска продолжали отступать под натиском более подготовленного противника. Мария Антуанетта ещё до начала военных действий передала австрийцам план военной компании. Кроме того, командующие армиями и многие французские офицеры были настроены контрреволюционно. 
  В начале августа в Париже распространяется манифест главнокомандующего австро-прусскими войсками герцога Брауншвейгского о задачах войны:
«Восстановить законную власть короля».
Он пытается запугать парижан:
«Если король и его семья подвергнутся малейшему оскорблению, Париж будет предан полному уничтожению!»
 Это ещё больше накаляет политическую обстановку в столице и в целом  политический кризис во Франции. Жирондисты теряют свои позиции. Им на смену поднимаются более радикальные слои. Парижане требуют низложения короля и организации новой власти. Создаётся  революционный орган – городской муниципалитет, или Совет Парижской Коммуны.
 «Тираны созрели. Восстань!» –
Народ призвалá Революция.
«Абсолютизм должен пасть!
Да здравствует новая Конституция!»
   
 
 (1)Луи́ Антуа́н Сен-Жюст (1767—1794) — деятель Великой французской революции, соратник Робеспьера. Главный обвинитель короля и идеолог террора.
 (2) Кордельеры (фр. Club des Cordeliers) — политический клуб в эпоху французской революции, известный сначала под именем клуба «Друзей прав человека»; собирался в предместье Сен-Антуан (фр. Saint-Antoine), в старом монастыре кордельеров (или, иначе, францисканцев), отчего и получил свое название.
(3)Клоотс Анахарсис (1755 - 1794) - один из деятельных участников французской революции.В годы революции принял французское гражданство, был избран в Конвент (1792) от департамента Уазз. Он называл себя личным врагом Христа и всякой религии и доказывал в своих литературных произведениях, что только народ может быть сувереном мира и что только глупцы могут верить в верховное существо, культ которого был установлен Робеспьером. По требованию последнего он был привлечен к суду по делу левой фракции якобинцев и казнен в 1794 году.
Анна – Жозефа Теруань де Мерикур (1762-1797) – участница Французской революции. Ее называли «мессалиной революции», «жандармом в юбке», «прекрасной льежкой». Себя она называла «амазонкой революции» и была горячей защитницей прав женщин.
Она любила революцию, как мужчин.  Выступала в защиту жирондистов. 31 мая 1793 года высечена розгами в саду Тюильри толпою женщин, от мучений помешалась и умерла в доме умалишенных.
(4) Валерий Брюсов, стихи.
 (5)Эгида – в древнегреческих легендах щит Зевса, был символом покровительства. Под эгидой – находится под защитой, охраной.
(6)Якобинский клуб (club des Jacobins)— политический клуб эпохи Французской  революции. Образовался в июне 1789 года и получил своё название от места проведения заседаний клуба в доминиканском монастыре святого Якова на улице Сен-Жак в Париже. До 1791 года члены клуба были сторонниками конституционной монархии.
Якобинцы (преимущественно сторонники Робеспьера) участвовали в Конвенте, где выступали за единство страны, укрепление национальной обороны перед лицом контрреволюции и жёсткий внутренний террор. 
(7) Фельяны, вернее фейяны, от слова feuiller – росток,  — политическая группировка во Франции во время Французской революции. Конституционные монархисты. Представляли интересы крупной буржуазии. Среди членов клуба Э. Ж. Сьейес, О. Г. Мирабо, М. Ж. Лафайет и другие. Именно они весной  1790 года  выделились в узкое по составу «Общество 1789», формально сохраняя членство и в Якобинском клубе.
(8) Барнав  Антуан (1761 —1793), деятель Великой французской революции, социолог. В 1789—91 депутат Учредительного собрания. Сторонник конституционной монархии. После смерти  Мирабо в 1791 году вместе с  Дюпором и  Ламетом стал руководителем партии фельянов. В речи 15 июля 1791 Барнав призывал к прекращению революции. Казнён в период якобинской диктатуры.
(9) Елисейские поля – один из главных бульваров Парижа. Название Елисейские Поля было заимствовано из греческой мифологии: «элизиум» (или «елисейские поля») – это «острова блаженных», где обитали праведники и герои, получившие от богов бессмертие. В 1667 году под руководством архитектора Версаля Андре Ленотра (1613-1700) здесь была устроена новая прогулочная зона, как бы продолжавшая сад Тюильри. В 1709 году она получила название Елисейские Поля. В 1724 году герцог Антенский, управляющий королевскими садами, продолжил Елисейские поля до того места, где сейчас высится Триумфальная арка (площадь Шарля де Голля). Тогда же возвели на улице первые дома.
 (10)Жозе́ф Игн́ас Гильоте́н (Гийотен) (1738—  1814) — профессор анатомии, политический деятель, член Учредительного собрания, друг Робеспьера и Марата. Его именем названа гильотина — машина для обезглавливания.
(11)Антуан Луи (1723—1792), доктор, известный своими научными трудами по хирургии. С 1764 года постоянный секретарь Хирургической академии. 
(12) Нострадамус  Центурии XII,  XI
 
Ч. 8 Меч равенства
 
Liberté, égalité, fraternité. Свобода, равенство, братство
 
 «Меч равенства должен быть занесен над всеми врагами народной свободы».
Мануэль Луи Пьер (1751-1793)
 
... И ангелы смерти хоралы поют. (1)
 Нострадамус
 
    
       Август 1792 года выдался жарким. Летний зной переносился легко, но только какое-то нехорошее предчувствие не покидало Робеспьера. Он так жалел, что лишился своего камня - талисмана, понимая, что без него ему будет труднее бороться с испытаниями, которые, он в этом был уверен, ждут его в дальнейшем.  Камень, а это был Око Бхайравы, охранял его, предостерегал, не давал появляться в тех местах, где могли произойти столкновения народа с гвардейцами.
   Робеспьер не был на Марсовом поле 17 июля 1791 года, где собрались «все честные патриоты».   В то утро случилось не предвиденное. Он уже собирался выйти из дома, как почувствовал, что теряет сознание. Максимильен будто провалился в небытие.
    Внезапно он оказался в незнакомом месте среди огромных холодных камней. Слышался тяжёлый, давящий на уши, гул широкой бурной реки. Падали камни, но всплесков слышно не было. Максимильен закричал – но себя так и не услышал. В свирепом грохоте воды слышался вой ветра и рёв бури. Загромыхал гром. Но вдруг звук особый разрезал этот грохот и гул, легко, словно шутя, будто природа сама на время приостановила буйство стихии. Всё стихло. Резкий свист, похожий на визг, перекрыл всё.
  Звук раздавался с середины реки. На сером камне, выделявшемся на воде необычным островком, сидела большая синяя птица. Её было видно издали. Это она пела, и песню её невозможно было заглушить. Одновременно в такт песни двигались сине-зелёные крылья. Это было необыкновенное зрелище! От движения крыльев вокруг камня вздымались и трепетали упругие струи воды. Водяная пыль на птице переливалась всеми цветами радуги, покрывая её  блёстками воды, как бриллиантами. Вот птица кончила петь, поклонилась невидимому зрителю, веером развернула хвост и скрылась в ореоле яркого пламени, только в  направлении Максимильена протянулся красно - багровый луч, ослепивший его. Всё померкло.
  Очнулся Максимильен на полу. Спина затекла, будто он лежал на острых камнях, но на душе было спокойно. За окном бушевала гроза. Дождь стучал по крыше тяжёлыми каплями. Взглянув на часы, Робеспьер увидел, что прошло несколько часов.
 – Что это было? Бурная река, синяя птица, яркое пламя и багровый луч.
 В голове всё смешалось, но, как потом оказалось, этот обморок спас его. Чуть позже Робеспьер узнал о расстреле на Марсовом поле. О том, что с ним произошло на самом деле, он рассказывать никому не стал, просто сказал, что отлёживался в горячке целый день.  
   Но удивительно, после этого случая пришло не просто ледяное спокойствие, а что самое страшное – равнодушие.
Бриссо
У Робеспьера и раньше не было доверия к народу, а сейчас он просто стал использовать эти непонятные  ему массы для укрепления своего авторитета в революции.
– Раз революция совершилась «во имя равенства», а народ, как это нельзя не учитывать, становится хозяином положения, нужно его использовать в своих целях, – так размышлял Робеспьер.
   Он следил за событиями на фронте. Манифест герцога Брауншвейгского принял как очередную провокацию. Обращаясь к  Бриссо(2), который через  свою газету «Патриот франсе» («Patriote Français») упрекал его в   лести народу и обмане относительно целей войны, произнёс ему в лицо, чеканя каждое слово:
– Вы, который  призывал начать первыми войну,  осмеливаетесь обвинять меня в намерении угождать народу и вводить его в заблуждение? Да как бы я мог это сделать? Я не льстец, не повелитель, не трибун, не защитник народа: я – сам народ.
 Для Робеспьера это были не просто слова. В своем сознании он находил  подтверждения своего отождествления с народом. Жил просто, без роскоши, к этому он приучил себя ещё в детстве. Утвердить свою тождественность с народом означало присвоить себе право высказывать эту точку зрения: Робеспьер пользовался тем самым непререкаемым авторитетом, он считал себя вправе устанавливать, кто принадлежит к народу, а кто – нет.
 Жак-Пьер Бриссо  тоже отождествлял себя с народом, так как был сыном трактирщика. Учился праву в Париже, поступил на службу к тому же прокурору, у которого занимался Робеспьер, но вскоре увлёкся писательской деятельностью.  Также как и Робеспьер, считал себя  учеником  Ж. Ж. Руссо, ведь даже имена у них совпадали.  Наиболее крупная работа Бриссо «Философские изыскания о праве собственности и о краже в природе и обществе» (1780), в которой он впервые сформулировал положение:
 «Собственность есть кража».
Тем самым признавал только мелкую собственность. Это повторил  позднее П. Ж. Прудон(3).
    Революция быстро выдвинула Бриссо вперед, играя видную роль в Якобинском клубе,  он рьяно выступал против абсолютизма, а после неудавшегося бегства короля в июне 1791 года,   высказался за установление республики. От имени общинных советников города Парижа в октябре 1791 года Бриссо был избран  в Законодательное собрание. Он возглавил партию жирондистов, которую иногда по его имени называли бриссотинской.
   Будучи  горячим приверженцем республики Бриссо проповедовал войну против всех «коронованных тиранов» за установление республики в Европе.
   Любопытный факт. До революции Бриссо близко дружил с Жаном - Полем Маратом. Бриссо считал Марата непризнанным гением, смотрел на него, по словам биографа Марата Манфреда "снизу верх". Бриссо нападал на французскую академию,  не признававшую Марата. Но вот какая ирония судьбы! Революция сделала бывших друзей  политическими противниками.
  Бриссо открыто выступил против резких обвинений, звучавших  со страниц газеты Марата «Друг народа»:
 —   Язык газеты Марата — это язык террора. «Всех подозрительных – на эшафот!» — это ли не призыв к кровавой бойне своих же соотечественников, что приведёт к хаосу и к возвращению абсолютной монархии.
Падению королевской власти никто не содействовал так энергично как Бриссо со своими друзьями.  После свержения монархии и прихода к власти жирондистов он  заявил:
— Революция сделала своё дело и на этом можно поставить точку.
    Избранный в Конвент, возглавил борьбу жирондистов против якобинцев.   Бриссо был также в числе тех, кто на процессе высказывался против казни Людовика XVI. Однако, убедившись в бессмысленности своих усилий, он проголосовал за смертный приговор, но предложив обратиться с апелляцией к народу.
Последними крупными политическими шагами Бриссо было подписание весной 1793 года декларации об объявлении войны Англии и Голландии от лица революционной Франции. Вскоре после этого на него и его партию обрушились якобинцы, набиравшие все большую и большую политическую силу.
    Неоднократно обвиняемый Робеспьером в антиреволюционных взглядах и  связях с роялистами 2 июня 1793 года Бриссо был арестован вместе с другими видными членами партии жирондистов. В ожидании приговора Революционного трибунала он написал мемуары, озаглавленные «Legs а mes enfants» («Наследство для моих детей»)(4).
     31 октября 1793 года Бриссо взошел на гильотину вместе с двадцатью товарищами по партии. Ему было 39 лет.  
Всю Францию ждут перемены крутые,
Событья летят на бунтарских конях.
Мятеж учреждает законы иные,
В Париже, Руане господствует страх.
Нострадамус(5) 
Август 1792 года.
      События в Париже развивались  стремительно.  Манифест герцога Брауншвейгского, полный угроз в адрес революции и революционного Парижа вызвал  взрыв народного гнева.
Марат в газете «Друг народа» пишет:
 «Тираны, ваши троны рухнут под вами. Уступите же сами. Вас избавят от нищеты и эшафота. Узурпаторы верховной власти, взгляните на меня прямо... Разве вы не видите вашего приговора, написанного на стенах Национального Собрания? Не ждите, пока расплавятся скипетры и короны, идите навстречу Революции, которая избавляет королей от королевских оков и народы от соперничества с народами».
 На стенах домов появились афиши с призывами к восстанию. Одна из афиш заканчивалась словами:
«Lève-toi! Les tyrans sont mûrs. Ils doivent gueule!»
«Восстань! Тиранысозрели.  Они должны  пасть!»
    В журнале «Защитник конституции», издаваемом Робеспьером, он пишет:
 «Главная причина наших несчастий лежит одновременно и в исполнительной и в законодательной власти: одна из них хочет гибели государства, другая  — не хочет или не может его спасти. Именно  общенациональный Конвент должен решить дальнейшую судьбу Франции».
    Робеспьер выступает  в Якобинском клубе с речью, в которой требует низло­жения короля и созыва избранного на основе всеоб­щего избирательного права Национального Конвента.
   Робеспьер призывал к легальной тактике, тогда как нужно было призывать массы не к выборам в Конвент, а к восстанию, которое смело бы  монархию.
  Ночью 9 августа в Совете Парижской Коммуны, представленной делегатами из 48 секций Парижа, никто не спал. Но Робеспьер туда не попал и непосредственного участия в перевороте  10 августа не принял. Опять ирония судьбы? Или, всё-таки, происки голубого бриллианта Око Бхайравы?  Вот что произошло.
   Надвигались сумерки. Париж погрузился в сумеречный туман. Фонари горели тускло. Робеспьер торопился на заседание Совета, но произошло непредвиденное. Неожиданно на него напали двое неизвестных с дубинками. Их лица были закрыты масками. Всё произошло так быстро, Максимильен только успел закрыть лицо руками, чтобы не осталось ссадин и синяков. Вдруг между нападавшими и Робеспьером втиснулась смутная фигура человека в сером балахоне. Дубинки словно взлетели в воздух и неслышно упали на мостовую.
     Максимильен почувствовал себя странно, как будто мир сместился, и он оказался на грани между сном и явью. Всё происходило беззвучно. Нападавшие от страха бросились бежать и скрылись из виду. В  голове у Максимильена  зазвучали слова:
— Я Франции правду столетий оставил на память,
Суровые тучи сгущаются вновь,
Народ тебя к власти желанной поставит,
Но только прольёшь ты соратников кровь.
Робеспьер  буквально оцепенел. Голос продолжал:
— Позднее иль раньше придут перемены.
Гоненья и ужас никто не смягчит.
Луной правит ангел, вскрывающий вены,
И небо дымящейся кровью чадит. (6) 
Максимильен вспомнил, что это был один из катренов Нострадамуса из книги, которую он читал.
И последнее, что он услышал:
— ...о, Франция! Мне ли тебе угрожать?
 Всё поплыло перед глазами.  Он покачнулся. В это время из дома напротив, вышел человек. Каково же было его удивление, когда в прохожем, облокотившемся о стену, он узнал Робеспьера.
— Гражданин Робеспьер! Вам плохо?  Я парикмахер Дюшен. Вам повезло, мне показалось, что в окно кто-то постучал. Может быть, зайдёте ко мне отдохнуть?
Максимильену не оставалось ничего другого, как принять приглашение. Голова у него кружилась, на языке был металлический привкус. От услышанных слов, которые мысленно повторялись снова и снова, бросало в жар. Его качало.
— Гражданин Робеспьер! Обопритесь на меня.
— Спасибо, — еле слышно прошептал Максимильен и вместе с Дюшеном вошёл в дом.
В прихожей пахло цветами. Робеспьер принюхался. Заметив это, Дюшен улыбнулся:
— Моя дочь Элоиза обожает розы. Вам нравятся розы?
—Это мои любимые цветы.
— Жена и дочь уже спят. Может быть, выпьем вина?
—Я вообще-то не пью. Как говорит мой один знакомый: «Первая чаша принадлежит жажде, вторая — веселью, третья — наслаждению, четвертая — безумию».
Робеспьер вспомнил о Клоотсе Анахарсисе,  именно он  потребовал от Законодательного Собрания войны с Германией и пожертвовал на вооружение Франции значительную часть своего состояния.
—В разжигании «революционной войны» Клоотс и Бриссо были солидарны.
Видя, что Робеспьер отрешённо смотрит в одну точку, Дюшен достал из буфета бутылку вина.
— Я думаю, бокал красного вина вам не помешает.
— Ну что ж, — согласился Максимильен, — в такой ситуации несколько капель вина, действительно, не помешает.
Сделав несколько глотков,  он почувствовал себя намного лучше и засобирался в дорогу.
—Я благодарю вас, Дюшен! Но меня ждут.
—Может быть, вы задержитесь до утра?
Но Робеспьер настаивал. Он не мог сказать Дюшену, что должен находиться в Совете Коммуны. Хотя понимал, что ничего не сможет изменить, если народные массы пойдут в наступление, их уже не остановить. Максимильен чувствовал ещё лёгкое головокружение, но решил всё-таки уйти.
— Не стоит злоупотреблять гостеприимством.
 Старому парикмахеру понравился этот молодой человек.
—Внешне он выглядит суровым, — думал Дюшен, но очень вежлив и учтив. С ним так легко общаться. Я бы хотел, чтобы у меня был такой сын!
И Дюшен пошёл провожать Максимильена.
 Выйдя из дома, они были удивлены. Опустился такой густой туман, который не рассеивался светом  от фонарей. Небо и земля слились в одну тёмно серую густую массу.
— Такого ещё не было! Гражданин Робеспьер! Вы в таком тумане дороги не найдёте. Останьтесь до утра.
Максимильен решил остаться.
— Надеюсь, что в эти несколько часов ничего существенного не произойдёт, — подумал он.
Утром его ждал превосходный завтрак.
—Такого я давно не видел! Благодарю!
Действительно, кофе был таким ароматным, а булочки – свежими и вкусными. Максимильену показалось, что он   дома в Аррасе, в окружении его любящих сестёр Шарлотты и Генриетты. И тут же вспомнил о событиях  двенадцатилетней давности,  как тяжело переживал смерть Генриетты.
 — Милая Генриетта! Умереть в  19 лет, так и ничего в жизни не увидеть!
Максимильену тогда было 22 года, но он плакал и не стыдился своих слёз. В детстве и юности он потерял много любимых, это отложило отпечаток на его характер, сделала его меланхоличным. Фатальная судьба привела к печальному концу.
   Смерть матери Жаклин Карро – одна из первых потерь для Робеспьера.   Отец Франсуа Робеспьер, адвокат,  покинул троих детей, защищая угнетённых и оскорблённых в Австралии, умер в больнице. Максимильен, преодолевая своё горе, погрузился в учёбу. Он остался самым старшим в семье и, несмотря на юный возраст, быстро повзрослел.
   Дедушка  Жак Карро души не чаял во внуках, особенно в Максимильене. Шарлотту и Генриетту воспитывали тётушки. После смерти деда  Максимильену пришлось содержать брата и сестёр.  Переехав в Париж, занимаясь политической деятельностью, Робеспьер не забывал помогать Шарлотте и Огюстену, порой отказывая себе в самом необходимом. Потому он решил, что будет лучше, если они будут рядом. В начале августа Шарлотта и Огюстен приехали в Париж, жили в съёмной квартире неподалёку от Робеспьера.
 Жена Дюшена Миранда и его дочь Люсьен, узнав о высокопоставленном госте,   оказали Робеспьеру большое внимание и окружили его заботой. Он был чрезвычайно чувствителен к подобному обращению, сразу почувствовал перемену, попав сюда из собственной квартиры на улице Сен Тонж, где последнее время  жил один, так как сосед съехал.  С Шарлоттой жить вместе было невозможно, она была слишком сварлива, придиралась ко всему по любому поводу.
 Младший Робеспьер – Огюстен –  обладал гуманным и мягким характером. В департаменте Верхняя Сона он приказал освободить бедняков, заключенных  в тюрьмы за религиозные преступления.
 Парижская коммуна и низложение королевской власти.
  Пока Робеспьер отсиживался у Дюшенов,  комиссары 28 секций, собравшиеся в полночь на Гревской площади, провозгласили себя «Революционной Парижской коммуной десятого августа». Именно она взяла на себя руководство восстанием.  В большинстве своем здесь были не известные политические деятели. Их знали только на своей улице, в своем квартале. Среди них: подмастерье-ювелир и в прошлом солдат, а позднее генерал Россиньоль, сапожник Люлье, красильщик Барюкан, торговец Милье, часовой мастер Тюрло. Усиленно шла подготовка к восстанию. Были назначены командиры, снаряжались батальоны, готовили артиллерию.
    Под утро в состав Революционной Коммуны были избраны Робеспьер, Дантон, Люлье, Колло д'Эрбуа, Шометт, Эбер, Паш и многие другие.
   Позже жирондисты стали утверждать, что ни Робеспьер, ни Дантон в событиях 10 августа не принимали. Тогда Дантон заявил:
– В муниципалитете я потребовал смертной казни для Манда.
       Манд – офицер-роялист, незадолго до августовских событий утвержденный двором в качестве главнокомандующего Национальной гвардией. Он должен был руководить обороной дворца Тюильри. Ночью Манд был вызван в парижский муниципалитет для объяснений, зная, из кого состоит Генеральный Совет Коммуны, он не сомневался, что легко сможет отговориться.      
      Однако ему пришлось иметь дело с новой Коммуной, которая, естественно, отнеслась к нему как к врагу. Манд  был допрошен, от него узнали о расположении орудий и расстановке сил в Тюильри. После этого Манду предложили перейти на сторону народа, но он  отказался, заявив:
– Я не признаю самозванную Коммуну, Коммуну мятежников и заговорщиков.
Дантон схватил его за грудки и закричал:
– Эта Коммуна заставит тебя повиноваться. Коммуна, которая спасает народ, которому ты изменяешь.
Но Манд стоял на своём:
–Я не предам Людовика. Vive la Roi!  Да здравствует король!
После этих слов к Манду подскочил Росильоль, подмастерье, будущий генерал Конвента. Он завязал ему рот трёхцветной лентой. Тот пытался сорвать повязку, тогда Росильоль связал ему и руки и вывел  на крыльцо Ратуши, где убил выстрелом из пистолета.
     На место Манда начальником Национальной гвардии Революционная Коммуна назначила своего человека – Сантера, руководителя одной из секций  Сент-Антуанского предместья, с которым Дантон вел предварительные переговоры днем 9 августа.
     В результате смены руководства Национальной гвардии королевский двор потерял контроль над Национальной гвардией. Гвардейцы, которые собирались защищать Тюильри, перешли на сторону восставших.
    Так был подготовлен последний, решающий этап  восстания.
 Неспокойно было и во дворце, где разместилась королевская семья. На Карусельной площади выстроились в томительном ожидании национальные гвардейцы, пешие и конные жандармы, отборные швейцарские части. У моста, вдоль стен  Тюильри и в сторону дворцовых ворот смотрели одиннадцать орудий.
Час решительной схватки приближался.
Между восемью и девятью часами вечера начали собираться секции. В одиннадцать часов секция Кенз-Вен постановила:
«Приступить к немедленному спасению общего дела…»
    Вскоре все стали вооружаться. Когда надвинулся туман, на улицах Парижа стало пусто. Около полуночи из дома вышел Дантон, его ждали в Клубе кордильеров. Буквально на ощупь он добрался до места. Ровно в 12 часов ночи ударили в набатный колокол. Тотчас же набат зазвучал по всему Сент-Антуанскому предместью.
     Восстание началось. Кордельерский колокол звонил, звонил долго. Марсельский батальон, возглавляемый Шарлем Барбару, (7)  рабочие предместий, все истинные революционеры взялись за оружие и с пушками, распевая марсельезу и карманьолу, (8)  двинулись на Тюильри.
Король обет нарушил свой –
Как верный сын править страной.
Припев. Друзья, сомкнём тесней ряды – 
Тогда враги нам не страшны!
Пускай откроют бой, – мы встретим их пальбой!
Дворяне все стоят горой
За короля, за старый строй.
Но струсят все они, когда пойдут бои.
Припев.
   Восставшие  собрались на Карусельной площади. Народ был настроен мирно и не желал кровопролития. Ждали, что начнутся переговоры. Но король и его семья  к этому времени покинули Тюильри и скрылись под защитой  Законодательного собрания. 
    Около десяти часов раздался первый провокационный залп. Площадь окрасилась кровью восставших санкюлотов. Снова и снова гремели выстрелы…
   Но вскоре  жерла орудий, еще недавно защищавших Тюильри, были обращены против его стен. Артиллерийские залпы гремели один за другим.
Свидетелем штурма Тюильри был будущий император Франции Наполеон, тогда артиллерийский капитан.
–Какое безумие! – громко восклицал он. – Как они могли (имелись в виду деятели Коммуны) позволить этой черни вломиться во дворец? Почему не рассеяли пушками несколько сотен? Остальные бы живо убрались со сцены.
    Впоследствии Наполеон не постеснялся применить пушки для разгона толпы. Но случилось это значительно позже.
 Новая атака закончилась полной победой восставших. Последние защитники дворца бежали. Лишь немногим из них удалось спасти свою жизнь.
    Сохранились списки убитых и раненых. Сведения действительно были жестоки. Только в первой атаке коварно обманутые швейцарцами осаждающие потеряли несколько сотен человек.  Всего штурм Тюильри стоил  более пятисот убитых и тяжелораненых. Только рабочих и подмастерьев погибло 51 человек, ремесленников и лавочников — 54 человека.  Победа над монархией далась трудящимся ценою большой крови.
      Велико и справедливо было негодование народа. В Тюильри восставший французский народ устроил свой первый массовый самосуд – были перебиты около 1000 швейцарских гвардейцев и дворян из королевской гвардии. По приговору Коммуны 96 швейцарских наемников, взятых с оружием в руках, были тут же расстреляны. Остальных  заключили в тюрьму.
Похороны борцов, павших за свободу, превратились в  народную демонстрацию.
    Жирондисты прилагали  все силы к тому, чтобы спасти королевскую власть. Когда стало ясно, что сделать это невозможно, депутаты скрепя сердце провозгласили «временное отрешение» короля и назначили ему и его семье под «квартиру» Люксембургский дворец!  
 Вмешалась Коммуна и сорвала планы жирондистов. В Коммуне тоже обсуждали вопрос о судьбе короля и королевской семьи, выступил прокурор-синдик Мануэль:
 –В Люксембургском дворце слишком много выходов. Ни один муниципалитет не возьмёт на себя охрану короля. Тюрьма Тампль (Temple)   будет гораздо надёжнее.
Было принято решение: 
– Арестовать короля и отправить под строгий надзор в Тампль. Назначить прокурора Мануэля ответственным за безопасность королевской семьи.
    В понедельник 13 августа 1792 года в тюрьму Тампль Людовика и его семью сопровождает сам прокурор Мануэль. 
   При проезде по Вандомской площади столпотворение народа, всем интересно поглазеть на низложенного короля. Слышны редкие крики:
«Vive la Nation! Да здравствует нация!»
Но большая часть наблюдает молчаливо, как Людовик следует мимо разбитой статуи Людовика XIV. Королева опускает глаза, а король держится стойко и смотрит на всё с невозмутимым спокойствием.   Дети ничего не понимают, но заметно, что им страшно. Открываются ворота Тампля, и королевское семейство исчезает за ними. 
– Ворота ада! Где же ангелы? – думает Людовик.
   10 августа 1792 года, когда решалась судьба короля, Франция была объявлена республикой, власть перешла в руки Законодательного собрания и Коммуны Парижа. В качестве высшего органа государственной власти был учрежден Национальный конвент. 
     Дантон.
   Рано утром 10 августа Дантона разбудили Камилль и Фабр.
– Вставай, – кричал Камилль, – ты министр!
– Ты меня должен обязательно сделать секретарем министерства! – басил Фабр.
– А меня одним из своих личных секретарей! – вторил ему Камилль.
Дантон с трудом открыл глаза.
– Послушайте, вы уверены, что я избран министром?
– Да, да!
    Только после этого Дантон окончательно проснулся.
– Собирайся, тебя ждут в Ассамблее, ты должен приступить к своим новым обязанностям.
Камилль Демулен чуть позже об этом писал:
«Мой друг Дантон, милостью пушек, стал министром юстиции; этот кровавый день должен был привести нас обоих либо к власти, либо к виселице…»
Власть их ждала сегодня, а гильотина (вместо виселицы) – полтора года спустя. И то и другое – по воле революционного народа.
Пока Дантон собирался, Фабр и Камилль уже вышли из дома. Дантон несколько отстал от них, тут его окружила толпа разъяренных женщин.
 Его узнали и стали кричать:
– Дантон, Дантон!  Наши дети голодают!
– Дантон! Кругом кровь, разруха – вот что принесла нам Революция!
 Проклятия посыпались на его голову. Женщины  готовы были растерзать Дантона, но он не испугался. Где-то в глубине души Дантону стало жаль этих бедных женщин, он встал на тумбу и вместо того, чтобы как-то успокоить, принялся их ругать. Первые слова его были очень грубыми. Слушательницы смутились. Начал  Дантон  зло, но потом голос его смягчился:
– Гражданки! Каждый должен заниматься своим делом. Идите к детям, они ждут вас. Дайте же и мне приступить к своим обязанностям. 
Тут Дантон помрачнел.
– Женщина рожает не для себя, а для Отчизны. Революция неизбежно несёт кровь и страдания.
Женщины увидели, как глаза этого большого человека наполнились слезами.
 – Революция принесёт свободу Франции, а значит, народу!
   Услышав последние слова Дантона, женщины потихоньку стали расходиться, пряча свои лица в передники.  
Дантон был голосом самой Революции.
    В Революционной Коммуне наряду с Дантоном огромным влиянием пользовался Робеспьер. После 10 августа фактически именно он, а не официальный мэр, жирондист Петион, стоял во главе столичного муниципалитета и возглавил  борьбу против Законодательного собрания.
   Начались выборы в Национальный Конвент, который должен был пересмотреть Конституцию. Был отменён имущественный ценз, законодательные права получили все мужчины, достигшие 21 года. На улицах Парижа крушили бюсты и статуи королей.  Были закрыты многие монархические газеты.
    Одного из журналистов Сюло, особо отличившегося в нападках на Анну Теруань, толпа в ярости разорвала. Именно Анна указала на него, назвав роялистом. Но вот ирония судьбы: через 9 месяцев её, поддерживающую жирондистов, окружила на улице толпа женщин. Они раздели Теруань донага и стали жестоко избивать палками. Анна так кричала, что её вопли услышал проходивший мимо Марат. Лишь его вмешательство остановило избиение. Но после этого случая Анна помешалась, и её отправили в психиатрическую лечебницу. Там она провела 24 года, беседуя с ангелами,  и  однажды ночью тихо скончалась.  
 «Амазонка Революции» так и не увидела ни казней королевской семьи, ни гибели на гильотине своего возлюбленного Клоотса Анахарсиса и других прославленных революционеров, ни возвышения и падения Наполеона Бонапарта. 
   Узнав о том, что случилось с Анной Теруань, Робеспьер стал выходить из дома в сопровождении якобинцев, вооруженных  тяжёлыми дубинками. Кроме того, памятуя о нападении на него, как он чудом спасся, Робеспьер  выступил с предложением организации  особого Чрезвычайного трибунала для суда над  сторонниками короля и врагами революции.
   Дантон поддержал инициативу Робеспьера, и трибунал был создан.  Но когда ему  предложили место председателя,  он отказался.
   – Я не могу брать на себя подобную ответственность. Я не обвинитель – я адвокат! Я защищаю, оскорбленных и невинно осуждённых.
Это заявление вызвало разные суждения. Бриссо обвинял Робеспьера в связях с королевским двором, вернее с королевой через принцессу Ламбалу. Бриссо доложили, что Робеспьер часто посещал парк Тюильри, где иногда гуляла королева со своей служанкой Аннет и принцессой  Ламбалой.  
   Робеспьер был даже незнаком с принцессой и тем более, не встречался никогда с королевой Марией Антуанеттой. Максимильен был в парке, у пруда, предаваясь там размышлениям, а Бриссо сделал свои выводы. Сам забыл, что предлагал Людовику XVI  в личной записке обратиться к германским князьям, чтобы они не принимали эмигрантов из Франции, «рассеивали их скопления на границах». Не   это ли серьёзнее, чем обвинять Робеспьера в том, чего не было? 
    В это время положение Франции  на фронте становилось угрожающим. 19 августа прусская армия перешла границу. Через три дня стала известна измена Лафайета, пытавшегося повести армию против парижских революционеров. Потерпев неудачу, Лафайет бежал, бросив армию. Он рассчитывал попасть в Нидерланды, но был захвачен австрийцами, провёл в плену 5 лет.  Вернулся во Францию в 1800 году. В период консульства и империи Наполеона Лафайет был в стороне от активной политической деятельности. Умер в 1834 году.
23 августа  капитулировала крепость   Лонгви.   Прусская армия двинулась на Париж.
       Дантон в своей речи перед Законодательным Собранием объявил:
 – В качестве одной из мер по спасению Отечества должен быть немедленный арест всех  «подозрительных».
Собрание приняло требуемый декрет, одобрив тем самым и постановление Коммуны  об обысках у «подозрительных граждан» и изъятии оружия.
–Мобилизовать Национальную гвардию, откомандировав для этой цели от каждой секции Коммуны по 30 комиссаров.
–Все граждане должны сидеть дома и не выходить на улицу, пока их не посетят комиссары.
– Всех «подозрительных» и арестованных разместить в тюрьмах или в любых пригодных местах. Подойдут для этой цели казематы монастырей.
   Массовые аресты в Париже прошли в ночь с 29 на 30 августа. В них  участвовало более 60 тысяч гвардейцев и федератов. Было изъято около 2 тысяч ружей, арестовано  3 тысячи  человек.
Тюрьмы были переполнены, часть арестованных вскоре были отпущены на свободу.
    Работа Чрезвычайного трибунала не удовлетворяла население столицы.  
 Кровавый сентябрь.
Прусские войска продолжали наступление.   2 сентября пал  Верден. Оккупанты грабили и вешали беспощадно. Все это довело до отчаяния население. Парижан  раздирали два чувства — гнев и жажда мести.
   Был объявлен массовый набор добровольцев.  Дантон призывал:
– Настало время сказать народу, что он всей своей массой должен броситься на врага! Чтобы победить врага, нам нужна смелость, ещё раз смелость.
Народ понял это по-своему.
– К оружию, граждане! – зазвучало на улицах города.
И всё это в золотом сентябре,  оказавшемся  предвестником   мрачных событий.
    Настроение парижской толпы поддерживали  ряд революционных деятелей, первым из которых являлся Марат. Известный историк Эдгар Кинэ (9)  даже считал, что «сентябрьские убийства — идея Марата. Он один предвидел их, один объявил о них, приготовил заранее».
     Неудивительно, Марат всегда рьяно призывал расправляться с врагами революции. В августе по всему Парижу пестрели яркие афиши с призывами:
– Граждане столицы! В сложный час для нашей Родины, когда оккупанты наступают и угрожают революции, расправимся с поднявшей голову контрреволюцией. Добровольцы! Не уезжайте  на фронт, не совершив прежде суда над врагами Отечества, заключёнными в тюрьмах.
     А в своей газете «Друг Народа» Марат писал:
«Решение более верное и разумное — отправиться с оружием в руках в тюрьму аббатства, вырвать из неё изменников, особенно швейцарских офицеров и их сообщников, и перебить их всех».
    К расправе над контрреволюционерами призывали и некоторые другие политические деятели, среди них  Фабр д’Эглантин (10). Но сентябрьские убийства в тюрьмах начались стихийно.
Нельзя перекладывать на чьи-то плечи вину в жажде мести со стороны народных масс. Им нужно было найти виновников в своих бедствиях.
   Прусские войска продолжали наступление.    Оккупанты грабили и вешали беспощадно. Все это довело до отчаяния население. Утром 2 сентября 1792 года по Парижу пронёсся слух, что прусская армия взяла  Верден, последнюю крепость, прикрывающую дорогу на столицу. Стоит только удивляться, ведь на самом деле Верден пал вечером 2 сентября, и в Париже об этом могли узнать только через день. Было ли это провокацией или предвидением, сказать сложно.
В целях пресечь стихию масс, Коммуна объявила генеральный сбор, чтобы придать действиям плановый характер. В секциях в спешном порядке собирали и вооружали волонтёров. Но стихию народа, как и природную, остановить практически невозможно.
     В это время по всему городу шли разговоры, что заговорщики в тюрьмах поднимут мятеж. Под влиянием данных событий и слухов секция Пуассоньер приняла постановление:
«Нет иного средства, чтобы  избежать опасностей и увеличить рвение граждан для отправки на границы, как немедленно осуществить скорое правосудие над всеми злоумышленниками и заговорщиками, заключёнными в тюрьмах».
      Данное постановление было разослано,  и его одобрили  все секции Парижа, прежде всего Люксембурга, Лувра и Фонтэн-Монморанси.  Секция Кенз-Вэн вынесла своё постановление:
«Мы требуем предать смерти заговорщиков перед уходом граждан в армию».
 А на заседании секции Терм Юлиана прозвучало  предложение:
«Предать смерти не только заключённых в тюрьмах, но и всех дворян и судейских крючков».
Пока Коммуна совещалась, пока рассылались постановления, начались расправы над узниками, содержащимися в тюрьмах Парижа.
 Около половины третьего дня  толпа атаковала 6 карет с 30 арестованными священниками, которых везли в тюрьму Аббатства Сен-Жермен. В одном из арестованных подмастерье Ришан, будучи глухим от рождения, узнал аббата Сикара. Аббат обучал его языку жестов, как и многих других глухонемых. Отец Ришана спас Сикара от расправы.  Все остальные священники были убиты ударами сабель.
   После этого зверского убийства толпа ворвалась в Аббатство и началась стихийная резня  находившихся там заключённых. В это время в одной из камер образовался   «народный трибунал». Его глава Станислав Майяр — активный участник взятия Бастилии и предводитель похода женщин на Версаль 5 — 6 октября 1789 года. У трибунала имелись тюремные списки, которые они добыли у начальника тюрьмы, по ним стили вызываться заключённые. Разговор был коротким: «За что и как попали в тюрьму?»
     Что удивительно, воров и разбойников отпускали, а тех, кто как-то были связаны с событиями 10 августа, осуждали на смерть. 150 швейцарцев по очереди  ставили у стены  во дворе Аббатства и убивали выстрелами из ружей.  Не помогло даже то, что несколько человек, стоя на коленях, просили оставить их в живых. Большинство же мужественно приняли смерть. Были убиты телохранители короля, бывший министр Монморен, первый камердинер короля Тьерри и многие другие.
   Попытки некоторых секций Коммуны  ходатайствовать о спасении некоторых осуждённых, были отвергнуты  «народным трибуналом»: 
 «Ходатайства за изменников бесполезны!».
   В ночь на 3 сентября Майяр  получил письмо от Наблюдательного Комитета Коммуны, подписанное двумя его членами — Панисом и Сержаном: 
«Товарищи, вам приказано судить всех заключённых в Аббатстве без различия, за исключением аббата Ланфана, которого вы должны отвести в безопасное место».
   Брат Ланфана Жан Этьен(11)  являлся членом Наблюдательного Комитета Коммуны, поэтому его друзья решили спасти аббата от расправы. Это было расценено членами «народного трибунала» как одобрение их действий властями. Всего в Аббатстве погибло около 270 человек. 
По Парижу прошёл слух, что именно в Аббатстве дочь  Сомбреля, губернатора дома Инвалидов, вымолила своему отцу спасение,  выпив кровь из поднесённого ей  стакана.
      Не менее жестокие убийства произошли в  тюрьме Ла Форс, где  также был образован «народный трибунал», который возглавили члены Коммуны Эбер и Люлье. Действовал он по той же схеме, что и трибунал в Аббатстве. Расправы  начались в ночь со 2 на 3 сентября, в них участвовало около 60 человек. За два дня были убиты  160 заключенных. Среди погибших была   Ламбала, так называла   королева Мария Антуанетта свою подругу принцессу де Ламбаль. 
     Принцесса де Ламбаль была безгранично предана королеве. Одна из тех немногих придворных, которые не сбежали в начале революции, как маркиза Полиньяк.  Принцесса была  посвящена в план бегства королевской семьи из Парижа в июне 1791-го года. Она отправилась  в Англию. Узнав,  что побег не удался,  Ламбаль принимает решение вернуться и разделить судьбу Марии Анутанетты.
–Королева желает меня видеть, – говорила Ламбаль, – мой долг: при ней жить и умереть. 
  В августе 1792-го года принцесса де Ламбаль, вместе с гувернанткой королевских детей, мадам де Турзель была заключена в тюрьму Ла Форс. Судья хотел спасти принцессу, от неё потребовали, чтобы она признала, что  ненавидит короля, королеву и королевский режим. Отказавшись делать это, принцесса подписала себе смертный приговор.  Кроме того, в её чепчике нашли письма от Марии Антуанетты,  которые она бережно хранила и перечитывала.
–«У меня нет более никаких иллюзий, милая Ламбала, и я полагаюсь теперь только на Бога. Верьте в мою  нежную дружбу...»
– «Я грустна и огорчена. Беспорядки не прекращаются. Я вижу, как с каждым днём возрастает дерзость наших врагов и падает мужество честных людей. День да ночь – сутки прочь! Страшно думать о завтрашнем дне, неведомом и ужасном. Нет, ещё раз повторяю, моя дорогая, нет, не возвращайтесь ни за что...Не бросайтесь добровольно впасть тигра... С меня довольно тревоги за мужа да за моих милых малюток...»
     Бросаясь, по выражению Марии Антуанетты, в «пасть тигра», Ламбаль думала только о   преданности  королевскому дому  и она, не раздумывая, пожертвовала своей  жизнью.
   Так ты, Око Бхайравы,
                  жестокой расправой
Оплатил за потерю бриллианта Ламбалой?
Хоть и верность она
                 королеве хранила,
О потере своей она не забыла.
Перед смертью Ламбала всё повторяла:
«Я тебе, королева, не изменяла!»
 Тюрьма Тампль, где была заключена королевская семья, охранялась стражей с трехцветной кокардой. Беспорядков там не наблюдалось, но толпа народа появилась там для того, чтобы показать Марии Антуанетте, что сделали с её верной подругой.  Голову принцессы Ламбаль, напудренную и накрашенную,  водрузили на пику и пронесли мимо окон, где находилась королева.
– Смотри, Антуанетта, твоя верноподданная принцесса Ламбала! Ты посмотри, что с ней стало!
Зрелище было не для слабонервных. Королева, увидев это, застыла, она поняла, что уже не спастись.
– Жалко детей, не пощадят и их. А как воспримет Людовик?
Мария Антуанетта в самые тяжёлые дни думала не о себе, а о своих близких.
В других тюрьмах толпа действовала стихийно, без следствия и  правосудия.
   Дикие банды выломали в тюрьмах двери и при полном бездействии Коммуны и министра юстиции Дантона беспощадно резали, под предлогом народного самосуда, как изменников отечества всех, кто там находился.
  В монастыре Кармелитов, на территории современного VI округа Парижа, погибло 190 священников, отказавшихся присягнуть на верность Революции. Среди них  Арльский архиепископ Дюло, епископ Бовэ, а также духовник короля, епископ Сента, который был с Людовиком XVI в ночь 10 августа.
 В тюрьме Консьержи  погибло 289 человек, в основном лица, арестованные за подделку ассигнаций.
В Шатле в расправах принимали участие уголовники, в основном — воры, которых пощадили с  условием помощи убийцам. Здесь погибло 220 человек, содержащихся в этой тюрьме за уголовные преступления. Так, был убит аббат Берди, арестованный по обвинению в причастности к смерти брата. Физически очень сильный, он отчаянно сопротивлялся и убил двух палачей.
    Единственный из политических арестантов, кто спасся из Шатле — д’Эпремениль, член Парижского парламента в 1789 году, сыгравший определённую роль на начальной стадии революции, а затем в Учредительном собрании примкнувший к роялистам.
   В монастыре Бернардинов были перебиты уголовники, ожидавшие отправки на галеры.
   В Сальпетриере, представлявшем тюрьму для падших женщин, 4 сентября толпа расправилась здесь над 35 женщинами.
   В Бисетре, тюремном госпитале для душевнобольных преступников, а также для нищих и бродяг, толпа из 200 человек во главе с Анрио (будущим командующим Национальной Гвардии Парижа) 4 сентября перебила всех обитателей, используя пушки.
 Анрио во главе отряда из 30 человек, расправился с 92 священниками в семинарии Сен-Фирмен,  не присягнувшими Революции и Конституции.
    Во дворе дворца, который занимал созданный 17 августа 1792 года Чрезвычайный трибунал для суда над роялистами, было убито около 80 человек, в том числе второй командир швейцарцев майор Бахман.
   Число жертв в Париже.
Согласно данным историков, изучавших сентябрьские «события», на 2 сентября в парижских тюрьмах содержалось 2 750 — 2 800 человек. Большую  часть составляли лица, арестованные за уголовные правонарушения. Погибло в результате сентябрьской резни от 1 100 до 1 400 заключенных. Из них «политических» — от 353 до 392, «неполитических» от 737 до 1003.
   Как же органы революционной власти Франции отнеслись к зверским убийствам?  
И Законодательное Собрание, и министры, и даже Коммуна оказались не в силах остановить стихию народного гнева.
    Законодательное Собрание послало в места совершения убийств депутатов, но их речи не произвели какого-либо влияния на санкюлотов. Некоторые  с трудом избежали расправы, а   депутат Дюзо  сообщил Собранию: 
–Было темно, и мы не могли хорошенько рассмотреть, что происходит.
   Министр юстиции Дантон предпочёл не вмешиваться в происходящее.  Около 11 часов вечера 2 сентября в адрес инспектора тюрем Гранпре было доставлено обращение с просьбой принять меры для защиты заключённых. Гранпре  заявил:
– Мне наплевать на заключённых! Пусть с ними будет всё что угодно!
 Министр внутренних дел Ролан выпустил послания с просьбами соблюдать порядок и закон.   Но 3 сентября в письме к Законодательному Собранию он заявил: 
–События вчерашнего дня должны быть преданы забвению. Я знаю, что народ, хотя и ужасен в своей мести, но вносит в неё своего рода справедливость.
    Мэр Парижа Петион также не имел реальной силы, чтобы остановить убийства. На упрёк Робеспьера он ответил:
–Я могу Вам сказать лишь то, что никакие человеческие силы не были в состоянии им помешать. Поэтому на вопрос  одного из членов «народного трибунала» из тюрьмы Ла Форс:
– Что делать с оставшимися там заключёнными?
Петион ответил:
– Поступайте,  как знаете!
   Даже Коммуна оказалась бессильна остановить сентябрьские убийства. В  её составе не было единства, и ряд её членов полностью одобрял происходящие события.
Потекли реки крови,
Кровавые реки
           багрового цвета
Для Ока Бхайравы
               желаннее нету.
Бриллиант голубой
      становится красным
И это, поверьте,
                       очень опасно!
 На требования Коммуны, адресованные командующему Национальной Гвардии Сантеру о применении силы для разгона убийц, она получила ответ:
– Я не могу  рассчитывать на повиновение своих солдат.
   Коммуна смогла только предпринять ряд мер по  ограничению стихийного террора. Так в 4 часа дня 2 сентября Генеральный Совет Коммуны принял постановление о направлении в тюрьмы комиссаров, чтобы те взяли под защиту лиц, заключённых в тюрьмы за долги и другие гражданские проступки.  На основании данного решения из тюрем Шатле и Консьержери до утра 3 сентября успели выпустить на свободу и спасти около 200 человек.
Как парижане отнеслись к сентябрьским убийствам?
    Большая часть населения Парижа  отнеслась равнодушно. Прямого одобрения не было, но не было и негодования. 2-5 сентября шла торговля,  не закрывались лавки, работали театры.
    Ходившим слухам ужасались, но парижане продолжали заниматься повседневными делами.
 Булочник Жан Круа говорил  жене: 
Всё это, без сомнения, слишком печально, но они — заклятые враги, и те, кто освобождает от них родину, спасают жизнь тебе и нашим бедным детям.
Сентябрь в провинции.
По примеру Парижа расправы над заключёнными произошли и в других городах Франции, чему способствовал циркуляр наблюдательного комитета Коммуны от 3 сентября. Он был подписан Маратом. В этом циркуляре, направленном в департаменты, говорилось:
«Часть жестоких заговорщиков, заключённых в тюрьмах, предана смерти народом. Этот акт правосудия казался народу необходимым, чтобы путём террора сдержать легионы изменников, укрывшихся в стенах города в момент, когда народ готовился двинуться на врага. Нет сомнения, что вся нация, после длинного ряда измен, которые привели её на край пропасти, поспешит одобрить эту меру, столь необходимую для общественного спасения…»
В Орлеане толпа разгромила тюрьмы, разграбила дома богатых торговцев. Погибло 10 — 12 человек.
В Версале 9 сентября было совершено нападение на колонну арестованных, которых переводили для суда из Орлеана в Париж. Это были приближённые короля, в том числе несколько бывших министров. Погибло 50 человек. 
В Жизоре камнем, брошенным в окно кареты, был убит герцог Ларошфуко, либерал, один из первых представителей дворянства перешедших в Генеральных Штатах на сторону третьего сословия, сторонник конституционный монархии и член Клуба фельянов.
Избиения офицеров, священников и «подозрительных», заключённых в тюрьмах, состоялись в Реймсе, в Орне, в Мо, в Кане, в Лионе, в Витто.  Всего в сентябре 1792 года в департаментах было зафиксировано 26 случаев народных расправ.
Это были страшные, мрачные и воистину кровавые сентябрьские дни.     
Фонтаны слёз, фонтаны крови
В Париже, Кане и Лионе.
Сентябрь мрачный, непогожий...
Беги, беги скорей, прохожий!
    К счастью, победа при Вальми 20 сентября отвлекла внимание от  ужасов кровавых расправ.
Командование французской армией осуществлял генерал Дюмурье(12), министр иностранных дел. Несмотря на свои пятьдесят лет, хороший солдат, честолюбивый, понимавший практическую сторону дел. По карьерным соображениям вступил в Якобинский клуб. Не скрывал своего сочувствия к несчастному Людовику и его супруге, говорил сторонникам короля:
– Король, собственно, лучший человек.
В Якобинском клубе на эту тему не рассуждал, считалось, что он поддерживает жирондистов.
Опытный интриган сумел попасть в действующую армию и вскоре, после бегства Лафайета, был назначен главнокомандующим северной армией.
    Когда Верден пал, Дюмурье углубился в Аргонский лес. На подходе к ущелью с лесистыми холмами, он заявил офицерам:
– Мы будем  защищать это место, для Франции – Фермопилы.
Таким образом, дорога на Париж была закрыта.
    Проведя военный совет, Дюмурье сосредоточил свои войска на высотах, у Вальми, против левого крыла  армии противника. 
   Армия герцога Брауншвейгского с первых же дней войны, несмотря на обещание эмигрантов, что они будут избавителями от революционного террора, встретила   враждебное отношение со стороны крестьянства. Солдаты страдали от недостатка свежей воды,  началась дизентерия.  
Герцог был опытным стратегом.
– Идти вперёд, имея в тылу свежие силы французской армии – это безумие!
Поэтому, он и решил дать французам  битву у Вальми. 20 сентября, после продолжительной канонады, не причинившей ущерба   революционным войскам, герцог Брауншвейгский двинул против них свою пехоту.
 Генерал Келлерман(13), с шапкой на своей шпаге в авангарде французских войск бросил клич:
– Vive la Nation! Да здравствует нация!
Клич с энтузиазмом был подхвачен  всеми солдатами.
   Герцог не решился дать битву и приказал:
– Трубить отбой!
   Прусская армия вынуждена была отступить. Позже  герцог Брауншвейгский  попытался  провести переговоры, чтобы получить гарантии для Людовика XVI.
 Дюмурье отклонил всякие предложение, коротко заявив герцогу:
– Я не могу дать никаких гарантий. Национальный конвент  22 сентября  провозгласил республику.  Судьбу короля будет решать французский народ.
 Заявление Дюмурье было не совсем верным. Решение о судьбе Людовика XVI решил не народ, Конвент.
Национальный Конвент о судьбе короля
    Революционерам казалось, что наступила новая эра: 22 сентября начался 1 год республики. Вскоре старый календарь был заменен новым с  месяцами по 30 дней, разделенными на три декады. Осенние месяцы в новом календаре назывались: вандемьер, брюмер, фример. Зимние –
 нивоз, плювиоз, вантоз. Весенние — жерминаль, флореаль, прериаль. Летние — мессидор, термидор, фруктидор. Воистину красивые названия! Они останутся в истории и литературе: Жерминаль, 18 брюмера, 9 термидора. И канут в небытие, как и многие деятели французской революции. 
   Это закономерность. Ведь победа была использована многими революционерами не в интересах французского народа, а для своих честолюбивых замыслов.
 С первых же дней существования Конвента вспыхнула вражда между жирондистами и якобинцами, обвинявшими друг друга в стремлении к диктатуре.    
   Подавляющее большинство в Национальном Конвенте составляли представители буржуазии и дворянства. Правое крыло –  умеренные республиканцы-жирондисты, и так как зал заседаний представлял по форме амфитеатр, они располагались на нижних скамьях. Левое крыло было представлено якобинцами, настроенными более решительно. Это была «Гора», так как сидели  выше, на верхних скамьях. Среди них были Робеспьер, Марат, Дантон. Их поддерживала Коммуна Парижа.
   Подавляющее большинство депутатов, около 590 человек, не присоединились ни к какому крылу и составляли неустойчивую массу, колебавшуюся между Жирондой и «Горой». Это был «Центр», «Равнина»  или «Болото» (Plaine).  Они занимали места между якобинцами и жирондистами. Не играя самостоятельной роли, они поддерживали то правых, то левых.
    На их позицию оказывали влияние санкюлоты Парижа, требовавшие отмены свободной торговли хлебом. Жирондисты, отстаивая свободу торговли, соглашались на введение твёрдых цен.  Якобинцы поддерживали горожан.
        В Конвенте единодушно были приняты два декрета: о неприкосновенности собственности, об упразднении монархии и установления республики. Девизом республики стал лозунг «Liberté, égalité, fraternité»  «Свобода, равенство, братство». 
   Но споры продолжались и уже переходили на личности.  24 сентября Ребеки (14) напал на Робеспьера.
– Вы только на словах поддерживаете народ. А сами отсиживались в самые ответственные дни революции! Где вы были 17 июля? 10 августа?
    Действительно, в эти дни Робеспьера не было на улицах Парижа вместе с восставшими.
– Я не должен оправдываться! – подумал Максимильен.
 Но просто так оставить эти обвинения,   он не мог и выступил с речью, в которой  подробно описал свою деятельность по борьбе с контрреволюцией.
–Гражданин Ребеки! А где вы были, когда я выступал против военного закона? Против закона о разгоне народных сборищ с помощью оружия? – голос Робеспьера становился всё более резким и громким. – А не я ли выступил против разделения граждан на активных и пассивных? Не я ли выступил за учреждение Национального Конвента и Особого трибунала? И вы смеете меня обвинять!
   Но тут выступил Луве(15) :
 – В  ваших словах, гражданин Робеспьер всё-таки звучат оправдания.  Правильно говорил Руссо: «Жить - это не значит дышать, это значит действовать». Но если делать то, что требует от тебя тело: власти, славы, почестей – жизнь будет адом. Делай то, что требует от тебя дух, живущий в тебе: добивайся смирения, милосердия любви, – и тебе не нужно будет никакого рая. Рай будет в душе твоей. (16) 
Луве снисходительно посмотрел Робеспьера, будто читал то, что отражалось в его душе.
– И ещё. Якобинцы и Робеспьер стремятся к диктатуре.  Древние греки недаром говорили, что последний и высший дар богов человеку - чувство меры. (17) 
     Остроумное возражение  смутило Робеспьера, он даже не знал, что на это ответить.  Долго готовился и всё-таки довёл спор до сути разногласий.  5 ноября тщательно обработанной, эффектной речью Робеспьер произвёл фурор в Коммуне.
–Жирондисты упрекают якобинцев  в лести, заискивании перед народом, в разжигании смуты, требуют  порядка и спокойствия. Я отвечаю: неужели вам нужна революция без революции! Кто может точно сказать, где должен остановиться поток народного восстания после того, как события развернулись!?
    Казалось бы, решился один спор, но были и другие вопросы. Особенно острая борьба между якобинцами и жирондистами развернулась по вопросу о судьбе Людовика XVI.   Жирондисты были удовлетворены результатами революции, но выступали против казни короля.   Якобинцы же требовали немедленного суда над Людовиком XVI и его казни, казни на эшафоте.
 
Меч равенства— нож гильотины.
На эшафоте нет невинных!  
 
(1) Нострадамус
(2)Превенти́вная война́ (фр. préventif, от лат. praevenio — опережаю, предупреждаю) — война, которую начинают, считая, что будущий конфликт неизбежен, и основная цель которой — опередить агрессивные действия со стороны противника.
Превентивную войну начинают, чтобы не дать противнику изменить баланс сил в свою пользу. Из-за угрозы спекуляций превентивными войнами международное право считает эти войны актами агрессии. Превентивный удар предполагает удар по источникам грозящей опасности.
  (3) Прудон Пьер Жозеф (1809, Безансон,—19.1.1865, Париж), французский  мелкобуржуазный социалист, теоретик анархизма, философ, социолог и экономист. Отстаивал «владение» — мелкую собственность, не связанную с эксплуатацией чужого труда. В опубликованном  в 1846 сочинении «Система экономических противоречий, или Философия нищеты» («Systeme des contradictions econoniiques, ou Philosophie de la misere») Прудон предлагал путь мирного переустройства общества и резко нападал на коммунизм.
(4) Мемуары Бриссо в 4 томах «Legs а mes enfants» («Наследство для моих детей») изданы его сыном в Париже в 1829—1832 гг.
(5) Нострадамус Центурия III
(6) Нострадамус Центурия I, III
(7) Шарль Жан Мари Барбару (1767 –1794)  — начальник марсельского батальона, французский политический деятель, один из выдающихся жирондистов.
 (8)  Карманьола — революционная песня, написана в 1792 году,  авторы которой (как музыки, так и слов) остались неизвестны. Это своего рода повествование о 10-м августа, когда народ завладел дворцом Тюильри
(9)  Кинэ Эдгар (1803—1875) — французский историк. В своем труде по истории Французской революции Кинэ размышляет о том, почему революция не принесла французам политической свободы. Причину этого Кинэ видит в том, что французы недостаточно уважают индивидуальную свободу, а последнее обстоятельство он объясняет условиями “старого порядка”. Будучи сам республиканцем, он выступал против крайностей  революции. 
(10)  Филипп Франсуа Назер Фабр д’Эглантин (1750 - 5.IV.1794) - Из семьи торговца, участвовал в восстании 10 августа 1792 года, якобинец. Провинциальный актер. В 1787 году переехал в Париж, где выдвинулся как драматург. Член Клуба кордельеров с 1790 года. В 1792 году член повстанческой Парижской коммуны.
(11)фантазия автора, но Жан Этьен (1794-1834) – реальное лицо – адвокат, депутат Конвента, якобинец, с 1792 года член Наблюдательного Комитета Коммуны. 
(12)Дюмурье Шарль Франсуа дю Перье (1739 — 1823), французский генерал и политический деятель. На военной службе с 1758. Во время Великой французской революции из карьеристских соображений вступил в Якобинский клуб, примкнув к жирондистам. С марта до середины июня 1792 министр иностранных дел, в июне 1792 военный министр. В августе 1792 был назначен командующим армией, которая осенью 1792 одержала победы при Вальми и Жемапе и отбила первый натиск войск австро-прусской коалиции. В марте 1793, потерпев поражение при Нервиндене, вступил в секретные переговоры с австрийским командованием о совместном походе на Париж для разгона Конвента и восстановления монархии. Не получив поддержки в войсках, Дюмурье в апреле 1793 бежал к австрийцам. После долгих скитаний по Европе (между прочим, в 1800 году он был в России и предлагал свои услуги Павлу I) Дюмурье поселился в Англии, правительство которой назначило ему пенсию в 25 тысяч франков.
 (13)Франсуа́-Кристо́ф Келлерма́н, герцог де Вальми (1735— 1820) —французский военачальник Революционных войн, при Наполеоне I — почётный маршал Франции. В1752 году был завербован во Французский гусарский полк, в 1788 году был уже генералом. В 1792 году Келлерман, с увлечением примкнувший к революции, был назначен главнокомандующим мозельской армией, соединился с Дюмурьеи 20 сентября выдержал знаменитую канонаду у Вальми, устояв против превосходящих сил пруссаков. Обвинённый в том, что недостаточно энергично преследовал отступивших пруссаков, Келлерман был оправдан судом. В 1793 году Келлерман  вторично обвинён в недостатке энергии и брошен в тюрьму. Падение Робеспьера спасло Келлермана. Он  встал во главе альпийской армии, но вскоре уступил часть своих войск Бонапарту. В 1801 году Келлерман был назначен президентом Сената, в 1804 году получил звание маршала Франции и возведён в герцоги де Вальми. В 1814 году он примкнул к Людовику XVIII, который сделал его пэром Франции. Похоронен на кладбище Пер-Лашез. В 1892 году Келлерману был поставлен в Вальми памятник.
(14) Франсуа Трофим Ребеки (1760 (или 1744)—1794) — марсельский негоциант, деятель Великой французской революции, депутат Конвента, жирондист. Покончил жизнь самоубийством, утопившись в море.
(15)Жан Батист Луве де Кувре (фр. Jean Baptiste Louvet de Couvray или de Couvrai; 12 июня 1760 года, Париж — 25 августа 1797 года, Париж) — французский писатель, видный деятель эпохи французской революции, защищал интересы жирондистов, издавал газету «La Sentinelle», выпускал памфлеты и листовки, боролся с роялистами и якобинцами. Луве прославился как автор романа «Приключения кавалера Фоблаза» (фр. Les amours du chevalier de Faublas) ( 1787—1790). Роман был написан им в ранней молодости. Огромный успех романа основан на его эротической фабуле. Прототипом главной героини была возлюбленная Луве, на которой он впоследствии женился. Второй его роман, «Эмилия де Вармон», пропагандирует разрешение развода и брака священников.
(16) Лев Николаевич Толстой, афоризм
(17) Иван Тургенев, афоризм

 

Ч. 9 Два короля
 
 
Короля оттеснили от трона.
Нострадамус
 
Alles könne man verlieren 
Wenn man bleibe was man ist.
Не беда всего лишиться, 
Только б вечно быть собой.
Гёте
Дословно:
Все можно потерять,
Если останусь, каким есть.
(перевод автора)
 
     Вопрос о судьбе короля стал камнем преткновения между жирондистами и якобинцами. Для Ока Бхайравы более подходящим было выражение:  как чёрная кошка пробежала, ведь именно с этого времени между французскими патриотами начинаются глубокие расхождения, приведшие к неотвратимым последствиям в будущем.  
    Жирондисты все как один были против казни короля.   Якобинцы поддерживали требование народных масс о немедленном суде над  Людовиком XVI.   
    Память народа короткá, всего несколько лет назад, когда король возвращался из Версаля в Париж, сопровождавшая его толпа, дружно кричала:
    – Vive le Roi! Да здравствует король!
 
    А что  же голубой бриллиант Око Бхайравы, спросите вы. Да затаился камешек, вновь плетёт свои очередные интриги, готовя новые смерти. Подождите, он ещё объявится, не будем забегать вперёд.
 
    Народные массы надеялись, что присутствие короля в Париже облегчит положение с хлебом. Но даже введение твёрдых цен на основные продукты питания  не помогло остановить голод. Всю тяжесть своего положения французы перекинули на очевидных для них виновников  – Людовика и Марию Антуанетту – на «булочника» и «булочницу».
    Очереди за хлебом занимали с ночи. Они превращались в живую цепь, которую невозможно было разорвать, так плотно стояли люди. В некоторых булочных люди держались за железную проволоку, протянутую от дверей до последнего человека в очереди. И так стояли долгие часы с бумажными билетами на фунт (1) хлеба стоимостью в четверть ливра. (2)  В 1792 году появились ассигнации в 5 ливров, в 1 ливр и, наконец, в дробные доли ливра. 
 Продукты питания и товары первой необходимости оставались недоступными для рабочего класса, их могли приобрести только богатые. Об этом говорят цены (1792-1793 гг.):
Хлеб – 8 су за фунт (в 1789 году – 3 су);
Говядина – 12-13 су за фунт (в 1789 году – 5 су);
Свинина – 14- 15 су за фунт (в 1789 году – 6 су);
Масло – 2-3 ливра за фунт (в 1789 году – 8 су);
Кофе – 1-2 ливра за фунт (в 1789 году – 10-12 су);
Соль остановилась на цене  8 су и стоила теперь так же как  хлеб!
     Заработная плата осталась на уровне 1789 года: специалист получал за 10-14 часовой рабочий день – 30-35 су, рабочий – 15-20 су, наёмный работник в деревне – 12-18 су.
 Так что ни мясо, ни масло, ни кофе (пили воду и дешёвое виноградное вино – 5 су за пинту – 1,136 литра) не были доступны даже высококвалифицированным рабочим.
Поэтому неудивительно, что народ жаждал наказать Людовика за своё полуголодное сосуществование. 
   И жирондисты, и якобинцы не хотели остаться в стороне. Соревнование обоих партий было очевидным. Вот только кто кого? Как оказалось, вопрос о судьбе бывшего короля   был не личным, а политическим вопросом. Казнить Людовика XVI – значило смело идти вперед по революционному пути, сохранить ему жизнь – было равносильно уступке внутренней и внешней контрреволюции.
   Тем не менее, все старания жирондистов спасти жизнь Людовику XVI или хотя бы отсрочить казнь потерпели крушение.
   Особой комиссии было поручено рассмотреть бумаги короля, найденные в Тюильри. Прочитали переписку с братом, графом Прованским, находящимся в лагере роялистов. Было ясно, что Людовик XVI и королева Мария Антуанетта с нетерпением ждали австрийского вторжения. 
   Кроме того, была найдена переписка королевы с  Габриелем Мирабо, подтверждающая, что  он готовил план побега  королевской семьи. Мирабо, которого Мария Антуанетта называла «чудовищем», написал 50 докладов с советами, замечаниями и наблюдениями: как себя вести в условиях революции, как общаться со слугами, гвардейцами  и депутатами Национального собрания.
    Мирабо, как оказалось,  с совершенно спокойной совестью пошёл  на сделку с королевским двором, считая себя негласным министром, вполне заслуживающим плату за труды. Взамен король уплатил его долги, составившие  200 000 франков, к тому же обязывался давать Мирабо  в месяц по 6000 ливров. С апреля 1790 года по апрель 1791 года «набежала» кругленькая сумма.
   И раньше ходили слухи о продажности Мирабо, то теперь  они получили документальное обоснование. Вследствие открывшихся фактов, его прах был перенесён из Пантеона в предместье Сен-Марсо, на кладбище казнённых «врагов» Революции.
   А мраморный бюст Мирабо, поставленный в Законодательном собрании вскоре после этих событий  был разбит на мельчайшие осколки. По этому поводу выступил Марат:
– Только так нужно поступать с  врагами Революции!
Его желтая кожа блестела от пота, но он продолжал:
–Если я раньше говорил, что есть шестьсот виновных, для которых необходимо шестьсот веревок. Какая ошибка! Теперь нам понадобится для  явных и скрытых врагов уже не веревки, их ожидает «поцелуй» гильотины!
Врагов ждёт плаха или гильотина.
Я говорю: нет среди них невинных!
Один  уже виновен в том,
Что был французским королём!
   Марат искренне верит в то, что говорит. Его встречают в Коммуне бурными аплодисментами. Во  множестве зловещих предсказаний Марата, которыми он заполнял номера своей газеты «Друг народа», некоторые оказывались верными, за что и дали ему славу ясновидца и пророка. Марату даже устроили триумф, пронося по улицам мраморный бюст, украшенный лаврами. Затем этот бюст был поставлен на место разбитого бюста Мирабо.
    В 1792 году Марату было 49 лет, он был старше Робеспьера на 15 лет,  Дантона на 16 лет. Он полностью отдавался революционной работе, бессонными ночами редактировал и порой сам набирал свои статьи в газете. Но Марат по - юношески  был  полон  надеждами, но ещё больше мщением.
    Со всех сторон Марату посылались доносы, жалобы. Справедливые или несправедливые, обоснованные или необоснованные, он верит всему, всё отмечает и замечает. Друг народа, желает мстить и мстит за народ и за себя — презираемых и пренебрежённых.
    Он создал свою инквизицию. Врач без больных, он принял Францию за больного и устроил ей кровопускание. Марат  поражает врагов Республики острым жалом  своей сатиры. Он обращается ко всем патриотам:
–Не ждите, пока расплавятся скипетры и короны, идите навстречу Революции, которая избавляет королей от королевских оков и народы от соперничества с народами.
   Ничто не останавливает Марата, он  убегает, скрывается, переносит из подвала в подвал свой печатный станок. Он не видит больше дня, превращается в человека сумерек и ночи.  В этом мрачном существовании одна женщина упорно следует за ним: жена его печатника, Фирмена Дидо(3). Марион  покинула мужа, чтобы стать подругой Марата, человека, не признающего солнца. Она заботится о нём, с отталкивающей внешностью, полунищем. Почти с рабской покорностью Марион  предпочитает быть служанкой Марата.
     По требованию Марата проводится  поименное голосование депутатов Конвента по вопросу о судьбе Людовика XVI:
– Вы спасете родину,  и вы обеспечите благо народа, сняв голову с тирана, - говорит Марат в своей речи в Конвенте.  
   Комиссия доложила, что нашла достаточно документов, чтобы обвинить короля, уже как простого гражданина, Людовика Капета, в измене. Жирондист Валазе (4) в своём докладе затронул вопрос о наказании:
–  Наказание должно быть чем-то большим, чем низложение, –  он не решался сказать: «смерть».
Якобинец Майль (5) от Законодательного Комитета, рассматривая вопрос:
 «Подсуден ли король и кому?» — отвечал:
— Конвенту и ему одному.
Майля поддержали Дельмас, Прожан, Калес, Эйраль, Жюльен, Дезаси, так же как и Майль, члены Конвента от департамента Верхней Гаронны. Они первыми произнесли приговор Людовику XVI:
 — Подсуден!
И все  поочерёдно  высказались за казнь свергнутого короля.
Так французский король перестал быть  неприкосновенным.  Попытку удержать членов Конвента от крайней жестокости сделал американский гуманист Томас Пейн (6). В 1792 году в связи с запретом трактата "Права человека", он эмигрировал во Францию, где был избран членом Конвента. Пейн высказал своё мнение:
– Моя ненависть   и отвращение к монархии достаточно известны...но столь же искренне моё сострадание к человеку, находящемуся в беде – будь он друг или враг».
На что Робеспьер отвечает:
– Необходимо наказанием тирана скрепить общественную свободу и спокойствие. Долг перед Отечеством и ненависть к тиранам коренятся в сердце каждого честного человека и должны взять верх над человеколюбием. 
Большинство депутатов поддержали   точку зрения якобинцев,   и суд над Людовиком   XVI стал делом решённым.
      7 ноября 1792 года Конвент опубликовал Декрет о суде над королём. Прошло больше двух месяцев, прежде чем процесс состоялся.
   3 декабря  Робеспьер произносит  речь, где отвергает  юридическую точку зрения, становясь на политическую.
– Наше дело — не произносить судебный приговор, а принять меры в виде общественного блага, стать национальным провидением.
   Главным образом речь Робеспьера была направлена против жирондистов, которые выступили с «appel au peuple» (обращением к народу):
– Якобинцы виновнее всех, кроме короля.
– Это воззвание угрожает республике, – заявил Робеспьер.– Если бы народ прислушался к этому воззванию жирондистов, врагов свободы, то они могли бы одержать победу. Тогда республике пришёл бы крах.
И в завершении своей пламенной речи он сказал:
– Я требую смерти Людовика без суда, чтобы жила республика.
 В оппозицию встал Мануэль Луи Пьер, который немногим ранее говорил: «Меч равенства должен быть занесен над всеми врагами народной свободы».
Он женастоял на отмене ордена Святого Людовика и предлагал выставить на продажу дворец Версаль. Мануэль тем не менее  заявил в Конвенте:
– La Convention nationale ne peut commettre un assassinat! Национальный Конвент не может совершить убийство! Лучшим решением будет депортация. (7) 
– Судить короля как гражданина, — послышались слова никому ранее неизвестного молодого оратора Сен-Жюста(8), «Архангела смерти», как его называли,  — самое слово  «гражданин» Капет приведёт в изумление холодное потомство.
Что он имел в виду под «холодным потомством» мало кто понял.
Тут поднялся со своего места священник Грегуар, перешедший на сторону патриотов. Буквально с пеной у рта, в запале, он кричит:
– Королевская власть по своей сути чудовищное преступление. Вспомните о суде над английским королём Карлом I.
 Карл I 
      Карл I (1600—  1649) был вторым сыном короля Англии и Шотландии  Якова I и Анны Датской. Он не обладал особыми способностями, в детстве был болезненным ребёнком, поздно научился ходить и говорить. Даже достигнув зрелости, Карла I продолжали беспокоить проблемы со здоровьем, которые не позволили ему вырасти  выше   пяти футов четырёх дюймов  (162 см). Это наложило на его характер глубокий отпечаток. Карл  был вспыльчив,  неуравновешен и очень самонадеян. Речи его были зачастую лживы, а в отношениях с людьми сквозило лицемерие.
    Наследником престола считался  старший брат Карла Генри, принц Уэльский, но в 1612 году он неожиданно скончался.   Английское общество было в растерянности, ведь на Генри возлагались большие надежды.  
    В 1625 году в возрасте 59 лет умирает  Яков I – король Шотландии  с  1567 года и первый король Англии из династии Стюартов с 1603 года. Королевский трон по праву занял Карл I. Ему 25 лет, красив, образован, с изящными манерами. Молодой король не мог не  понравиться своим подданным. Карл увлекался спортом, прекрасно разбирался в  живописи. Стены шести дворцов, которые  в его распоряжении, были украшены картинами Тициана, Корреджио,Ван Дейка(9)и других художников, увешаны редкими персидскими  коврами и обставлены драгоценной мебелью.
     Английское общество надеялось, что новый король поймёт необходимость перемен. Но вскоре стало ясно, что всё это изящество и красота от болезненного самолюбия, которое выявило главный недостаток короля – неспособность видеть вещи такими, какие они есть. Карл   оказался настолько самовлюблённым, что преследовал только одну цель:  укрепить свою власть, абсолютную монархию:
– Мои подданные должны всецело подчиняться мне, своему монарху!
Но это ещё не всё. Настоящим ударом для англичан, усилившим недоверие к  Карлу I была его женитьба на 15-летней французской принцессе Генриетте-Марии, дочери Генриха IV, сестре Людовика XIII, короля Франции. Англичане  хотели иметь королеву-протестантку, но Карл незадолго до вступления на престол  отказался от испанской невесты.   Он выговаривал фавориту  отца герцогу Бекингему, отправившемуся с ним в Мадрид:
– Как они (испанцы) могут требовать от меня перехода  в католичество? 
По возвращении в Англию Бекингем и Карл выступили за разрыв отношений с Испанией. Одновременно начались переговоры о браке Карла с французской принцессой.  Её принц видел только на картине, а   брак был заключён в отсутствии жениха. Такое часто бывало в европейских королевских домах. Обручальное кольцо с сапфиром в окружении бриллиантов, которое Карл отправил невесте для венчания, ей очень понравилось(10).
     Попав в Англию совсем молодой девушкой, Генриетта, не очень разбираясь в сложностях английской политики, подчинила себе нерешительного Карла I, также как и австрийская принцесса Мария Антуанетта имела огромное влияние на Людовика XVI. Даже интересно, но в судьбах  Карла I и Людовика XVI просматривается много схожего, но также трагического.
 Карл I обожал свою молодую супругу и устраивал в её честь балы, маскарады, театральные представления и даже военные учения. Генриетта с детства занималась балетом, в Англии они назывались масками и были популярным развлечением  королевского двора со времен Тюдоров. Придворные облачались в костюмы исторических персонажей, танцевали и декламировали стихи. Генриетта,  хотя она и выучила английский язык, говорила недостаточно бегло, с сильным французским акцентом, иногда  читала стихи, в основном сонеты Шекспира. С мужем Генриетта общалась на её родном наречии, – король прекрасно знал французский язык.
     Людовик XVI, хотя и не  участвовал в дворцовых развлечениях, с большим успехом занимаясь охотой и слесарным делом, в 1774 году передал своей любимой жене Марии Антуанетте Малый Трианон.  Дворец начали строить по приказу Людовика XV для маркизы Помпадур, но она умерла за четыре года до окончания строительства, и Трианон достался следующей фаворитке дю Барри. После смерти Людовика XV дю Барри освободила роскошные апартаменты.
    По указанию Марии Антуанетты недалеко от дворца  была  построена настоящая ферма, где содержались экзотические животные и птицы.  Право входить на территорию Трианона  имели  только очень ограниченное количество  придворных — ближний круг королевы. Это вызывало недовольство среди аристократов, но даже король не мог  войти в Трианон без особого приглашения  супруги.
   В Малом Трианоне Мария-Антуанетта «отдыхала» от светской жизни и  королевских обязанностей, устраивая «благотворительные» мероприятия для особо приближённых к ней лиц.
 Так что и французская принцесса Генриетта - Мария, и австрийская принцесса Мария – Антуанетта имели много общего, не только имена. Обе любили развлекаться.
    В детстве Генриетта предпочитала учёбе игры и танцы. Позднее она неоднократно сожалела о том, что её знакомство с историей Англии было недостаточным, но она была окружена заботой и вниманием. Генриетта наслаждалась счастьем с  детьми и любящим мужем, который выполнял все её желания.  
    Первенец у английской четы умер, не прожив и нескольких часов.  Жизнь Генриетты в тот момент висела на волоске, но она быстро поправилась, и впоследствии родила семь детей. За Чарльзом, принцем Уэльским (1630 г.), будущим королём Карлом II (1660 – 1685 гг.), последовали Мария Генриетта (1631 г.), Джеймс, герцог Йоркский (1633 г.), будущий король Яков  II (1685), Елизавета (1635), Анна (1637), Кэтрин (1639) и Генри, герцог Глостерский (1640).
   У французской же четы, как известно, детей не было 8 лет. Это  устраивало младших братьев Людовика XVI – графа Прованского и графа д΄Артуа. Они мечтали о троне, получили его, но значительно позже, пришлось подождать.
    После приезда  в Париж брата королевы, Иосифа, императора Священной Римской империи, который уговорил короля на хирургическое вмешательство, в  1778 году у Людовика XVI и Марии Антуанетты рождается сначала дочь – Мария-Тереза-Шарлотта, а через три года и сын – Луи-Жозеф-Ксавье. Рождение наследника престола внесло раскол в королевскую семью, и с этого времени оба брата короля становятся его врагами. Они даже пытаются доказать, что отец ребенка не Людовик. 
   Тем временем у королевы появляются еще двое детей –  в 1785 году родился  Луи-Шарль, получивший титул герцога Нормандского, а в 1786 году – Софи. Девочка, не прожив и года, умирает. Накануне революции смерть от туберкулеза постигает и старшего сына – Ксавье. Наследником престола объявляют Луи-Шарля, который переживёт смерти   отца Людовика, матери Марии Антуанетты,  тети Елизаветы и будет разлучён с сестрой Марией.
    Трудно судить, какими были матерями Генриетта и Антуанетта, если за детьми присматривали кормилицы и гувернантки, а вот дочерьми обе были преданными. Антуанетта переписывалась с Марией Терезией буквально до  смерти матери. А Мария Медичи, мать Генриетты приехала в Англию после того, как не виделась с дочерью более 13 лет.  Генриетта была несказанно рада встрече с матерью.  В Лондоне Мария Медичи была принята радушно, Карл I назначил ей солидное содержание.
 Мария уже 7 лет как провела вдали от дома,  разругавшись с сыном  Людовиком XIII и его министром, кардиналом Ришелье. Поскитавшись по Фландрии и Германии, Мария Медичи, которой было  уже  65 лет, надеялась на спокойную жизнь у дочери. Заниматься общением с дочерью и внуками ей показалось недостаточным, она попыталась уговорить зятя  на  антифранцузский   союз с Габсбургами, но безуспешно.  В это время шотландцы подняли мятеж, и Карл предпочёл соблюдать нейтралитет.
   А в это время события в Англии развивались стремительно. Политика абсолютизма Карла I  и церковные реформы вызвали восстания в Шотландии, Ирландии и Английскую буржуазную революцию (11).
   В 1641 году, когда противостояние короля и парламента значительно обострились, особенно после того, как самоуверенный Карл самовластно стал собирать подати и использовал право royal prerogative «королевской прерогативы» (12). Вот тогда депутаты потребовали удаления из страны тёщи-католички. Сама королева-мать, обеспокоенная начинавшейся смутой, предпочла уехать на континент, получив солидную денежную компенсацию от Палаты Общин. Летом 1642 года она скончалась в Кёльне.
 В  январе 1642 года произошёл окончательный разрыв между королём и парламентом. Карл I решил проучить мятежный парламент и собственной властью арестовать руководителей оппозиции. В это время 100 тысяч жителей Лондона вышли на улицы для защиты парламента. Из ближайших деревень  новые дворяне привели в город 5 тысяч вооружённых крестьян. И король отступил: он бежал из столицы на север, где мог рассчитывать на поддержку крупных феодалов. Началась гражданская война.
   В конце августа 1642 года Карл I поднял королевский штандарт над замком в Ноттингеме. Это означало, что король призывает своих вассалов к исполнению долга. Все, кто был заинтересован в сохранении старого порядка, поднялся под знамёна короля.
 – Да здравствует король Карл!
– За Бога и короля Карла!
Однако у парламента появился союзник в лице Шотландии. К тому же Оливер Кромвель, сельский помещик, изучавший право и избранный в лондонский парламент, на основе своего отряда «железнобоких» создаёт армию «нового образца».
– На Бога надейся, но порох держи сухим, – любил повторять Оливер Кромвель.
 В ходе гражданских войн Карл I потерпел поражение, попав в лагерь к шотландцам, он попытался склонить их на свою сторону. Однако, это ни к чему не привело. Шотландцы фактически продали пленника парламенту.
   В феврале 1647 года короля поместили под охрану в замке недалеко от Нейзби. Большинство депутатов парламента, а также сам Кромвель хотели лишь ограничения королевской власти. Но в силу своего характера и взглядов Карл не пошёл на компромисс. К тому же от жены, бежавшей во время гражданской войны во Францию, приходили письма, в которых она упрекала его за каждую уступку.
–«В последний раз вам говорю, – писала Генриетта Мария, – что если вы ещё сделаете уступку, то вы погибли, я же никогда не вернусь в Англию, а уйду в монастырь молиться за вас Богу...» 
     30 ноября 1648 года 200 пехотинцев и 40 кавалеристов, переправившись на остров, заняли Ньюпорт. На рассвете они захватили короля и доставили его в угрюмый средневековый замок Херсткасл (Хемпшир), высившийся на голых скалах. Замок тщательно охранялся, в помещениях его даже летом веяло сыростью и ледяным ветром, и здесь Карл I по-настоящему почувствовал себя узником.
 2 декабря 1648 года революционная армия заняла Лондон, и короля перевезли в Виндзорский замок, где поместили под усиленной охраной. Карлу I сократили число слуг, дверь его апартаментов постоянно охраняли, днем и ночью с ним находился один офицер. Прогулки разрешались только по территории замка, свидания запрещались, слуги под присягой обязались доносить обо всем, если что-либо узнают о готовящемся побеге.
    Между тем в новой армии солдаты потребовали:
– Призвать Карла Стюарта Кровавого к ответу за пролитую им кровь и за вред, причинённый им Божьему делу и населению нашей обездоленной стран».
   Это заявление парламент отклонил и даже стал готовить роспуск и разоружение пугающей своим революционным духом армии.
– Парламент всё ещё не очищен от наших врагов, – заявил полковник Прайд.
Прайд  – бывший извозчик стал один из солдатских руководителей.
 – Необходимо вступление армии в столицу. «По праву меча» высечь контрреволюционное ядро.
В конце 1648 года солдаты Прайда заняли вход в парламент и не впустили на заседание 140 умеренных депутатов. Это поистине революционное насилие сорвало планы контрреволюционного переворота, а в историю этот день вошёл как «Прайдова чистка». В результате в парламенте осталось около 100 человек, выражавших интересы армии и противников сговора с Карлом I. Сам Кромвель примкнул к сторонникам казни короля.
   Во время одного из первых заседаний нового парламента группа депутатов выдвинула предложение предать короля суду по обвинению в измене национальным интересам.
   20 января 1649 года около двух часов дня  в Расписной палате Вестминстера  собралась „Высшая палата Правосудия“.  Судить короля отважились 67 человек: это были члены так называемой „очищенной“ палаты общин и армейские офицеры из армии «нового образца» Оливера Кромвеля.  
   Вошли сопровождаемые стражей с алебардами судьи, среди них Прайд,  Ивер и  Хортон — бывшие слуги, Гаррисон — клерк. Судьи  с торжествующим видом  ступили на помост и заняли свои места на обитых красным сукном скамьях.
   Председатель суда — малоизвестный судья из Честера Джон Брэдшоу, облачённый в алую мантию, разместился посередине — в кресле темно-красного бархата. 
    В зале, освещённом огнём огромного камина, повисла тишина. В канделябрах трепетали свечи, создавалось впечатление торжественности, если бы клерки не сновали туда –сюда.  Кто-то готовил бумаги и перья, кто-то места для публики, так как  процесс был открыт для всех — без различия пола, возраста и состояний.
   Помост, где сидели судьи, отделял  от публики два барьера, между которыми расположились вооруженные солдаты. По обеим сторонам помоста были устроены галереи для знатных господ и дам.
   Наконец,   широкие двери Вестминстер-Холла распахнулись, и в зал хлынула толпа.  Через некоторое время в  сопровождении офицеров в зал ввели Карла I, опиравшегося на трость с серебряным набалдашником. Король был  в черной одежде и черной шляпе, держался спокойно и сдержанно.   Долгие дни Карл I в одиночестве слушал проповеди епископа Ашера, который льстиво называл его «живой славой Англии».
    Карл I не снял шляпу перед судьями, подчеркивая тем самым свое королевское достоинство. На его лице застыла презрительная усмешка. Карл  понимал, что ничего уже нельзя изменить, но виновным себя не считал. Более четырех лет он не видел жены и детей.   Людовик XVI  в этом плане оказался более «счастливым». Он провёл время в кругу семьи сначала в Тюильри, потом в Тампле. Его разлучили с семьёй только за несколько дней перед казнью.
   Когда генеральный прокурор Кук начал читать обвинительный приговор, король попытался было прервать его.  Он дотронулся до плеча прокурора серебряным набалдашником трости, тот резко обернулся, тяжелый набалдашник упал на пол. Никто из судей даже не пошевелился, чтобы поднять его. Карл I удивлённо огляделся, помедлил несколько мгновений, потом нагнулся. Офицеры, окружавшие его, попытались остановить, но Брэдшоу махнул рукой, давая понять, что делать этого не стоит. 
 Карл сам  поднял набалдашник, закатившийся за помост.  Ему это стоило немало усилий, состарившийся и поседевший, он даже запыхался. 
 Унижение короля было замечено всеми, и по залу пронеслось:
–Дурное предзнаменование для короля!
Прокурор в это время стал зачитывать обвинительный акт:
– Король Карл должен был управлять страной в соответствии с законами, но он захотел присвоить себе самодержавную власть и потому уничтожил права и привилегии народа, а потом развязал против него кровопролитную войну. Он должен умереть за все измены, убийства, пожары, насилия, грабежи, убытки, причиненные народу, а вместе с ним должна умереть монархия.
     Слово „народ“ произносилось не один раз, но за привычными словами о свободе, мире и справедливости угадывалось и другое: многие не могли простить Карлу I, что он слишком жестко попирал денежные интересы и  права имущего класса и  короля объявили виновным.
Карл настаивал:
– Нет таких законов, на основании которых король может быть привлечён к суду своими подданными. Король выше закона, ибо он — его источник. И потому я желал бы знать, какой властью, — я разумею законную власть, я вызван сюда?
 — Властью и именем народа Англии, который избрал вас своим королем, — ответил председатель суда.
— Я отвергаю, — торжественно произнес Карл I. — Англия наследственная монархией на протяжении последней тысячи лет. Покажите мне законные основания для вашего суда, опирающиеся на закон  Божий, Писание  и я отвечу. Помните, я — ваш король, ваш законный король. Мои полномочия унаследованы по закону, вручены мне самим Богом. Я не предам их, отвечая новой незаконной власти.
    Препирательства  были прерваны криками солдат:
–Справедливости! Правосудия!
Так они требовали возмездия и осуждения.  Публика в зале стала скандировать:
–Справедливости! Правосудия!
    Судебное заседание было отложено, так как судьи оказались в затруднительном положении. С одной стороны, они хотели оставить неприкосновенным существующее право, а ведь то было право королевское!  С другой стороны, они должны были судить на основании этого права короля, власть которого венчала это право.
   На следующем заседании Карл I  продолжал настаивать, что он является защитником народных прав, и отказался отвечать на обвинения, не признавая законности суда над ним. Молчание короля грозило срывом суда, ведь тогда не смогут быть заслушаны подготовленные свидетели обвинения. Тем более, нельзя будет произнести антимонархическую речь.
 Карла предупредили:
– Ваше молчание будет рассматриваться как признание вины.
Карл I ответил:
–Я не знаю, каким образом король может оказаться виновным.
   23 января Палата общин вынесла решение:
 – С 23 января Палата Общин действует от лица Парламента Англии.
Таким образом, власть короля была окончательно свергнута.  И уже на следующий день суд опрашивал свидетелей, которые в один голос заявили:
– Карл I – тиран, предатель и убийца!
Утром 26 января было вынесено окончательное решение:
– Карл I – открытый враг английской нации и государства. 
    Карл I просил слова, но ему не дали. Как оказалось, симпатии подавляющего большинства собравшегося в Вестминстер Холл народа были на стороне короля. По залу пронесся негромкий, но ясно слышимый рокот голосов:
– Боже, спаси короля!
 Раздался громогласный голос председателя суда:
–Требую тишины! Прокурор! Вам слово.
Прокурор Кук огласил приговор перед собравшимся народом.
– Карл Стюарт приговаривается к смертной казни путем отсечения головы от тела.
Когда приговор был оглашён, те, кто поддерживал короля, резко выдохнули:
– О-о-ох!
От этого возгласа огонь в камине затрепетал, отбрасывая отблески на мрачные стены Вестминстер Холла, а несколько свечей даже погасло.  
 Стража повела  Карла  к выходу, солдаты, сидевшие ранее  молча по обеим сторонам от помоста, разделявшего судей и публику, осмелев, закричали:
–Казнь! Казнь!
Карл шёл, опустив голову. Всё случившееся с ним на заседаниях парламентского суда казалось ему за гранями разумного. Но держался король, хоть и бывший,  мужественно, не показывая ни капли страха. Презрительная усмешка слетела   с губ, лицо его стало непроницаемым. 
   Судья продолжали сидеть в оцепенении. В том, что погасли свечи, просматривались некие мистические силы.  А когда стали  собирать подписи,  многие офицеры и судьи  опасались поставить своё имя под смертным приговором королю.  Даже бывший клерк Гаррисон рассуждал про себя:
– Простит ли история тот факт, что я поставлю свою подпись под обвинением Карла  Стюарта?
 К тому же из-за границы пришло множество писем с просьбами отменить приговор.  Но  офицеры армии Кромвеля были настроены решительно.  Но многих из них пришлось уговаривать и даже заставлять.
    Первыми под обвинительным приговором поставили свои подписи полковники, за ними — парламентские республиканцы. Оливер  Кромвель подписался третьим. О небывалом взлёте Кромвеля предвидел Нострадамус:
Взлетит высоко энергичный полковник.
Часть армии слепо поверит в него. (Центурия IV)
Хоть и изучал право Оливер Кромвель, бывший сельский помещик, но может теперь позволить себе некоторые вольности: когда подписывал приговор Карлу I, то ли нечаянно, а может и нарочно, вымазал чернилами лицо члену парламента  Мартену. Тот в ответ тоже разукрасил его.       
        Так с перепачканным лицом и лихорадочно блестящими глазами Оливер  Кромвель переходил от одного к другому, упрашивая и убеждая поставить подпись.  Увидев полковника  Ингольдсби, который не явился на последнее заседание суда, он подбежал к нему и, схватив за руку, потащил к столу.   При этом возбуждённо стал выговаривать:
–Полковник! Ты пропустил заседание, где Карлу I вынесли обвинительный приговор. Ты поддерживаешь монархию, выступаешь против народа?
Потом Кромвель вложил перо в пальцы Ингольсби и сам стал водить его рукой.
    Королю дали три дня, чтобы приготовиться к смерти. Он попросил привести епископа Джоксона и провёл последние часы в молитвах. Все эти дни он сохранял исключительное мужество.
 Не смыть всем водам яростного моря
Святой елей с монаршего чела.
И не страшны тому людские козни,
Кого Господь наместником поставил.
(У. Шекспир "«Ричард III», акт III, сцена II)
    И вот наступило  30 января 1649 года. Утром Карла доставили в Уайтхолл. День выдался холодным и ветреным.  Шел снег. На площади перед Уайт-холлом заранее соорудили помост для казни Карла I. Помост был окружен несколькими шеренгами солдат, отделявшими место казни от зрителей.
   Вся площадь заполнилась народом, многие забрались на уличные фонари, балконы и крыши домов, окружавших площадь.  
     За полчаса до казни  показался  Карл I. Он шёл в сопровождении епископа Джексона и нескольких офицеров.  Бывший король был, как всегда,   одет в чёрный камзол.  Он бодро шел в сопровождении стражи, говоря:
–Расступитесь.
    Последний путь Карла Стюарта равнялся примерно полумили. Он  взошёл на помост прямо из окна Банкетного зала.  Солдаты удерживали на расстоянии огромную толпу. С презрительной улыбкой Карл оглядел орудие казни и  палача  с помощниками, одетыми  в костюмы моряков. Они были в белых париках, лица  скрывали маски и накладные бороды.
   Палачей отыскали с трудом, так как даже за большие деньги никто  не соглашался казнить короля.
— Неслыханное дело! Это не просто вор, изменник или убийца, а король!
    Согласились три человека с условием, что не будут названы не только их имена, но и лица не будут открыты. Так что пришлось прибегнуть к маскараду.
    Король заметил, что плаха слишком низка и надо очень сильно наклониться, чтобы положить на неё голову. Сделано это было нарочно, чтобы палачу легче было действовать в случае сопротивления жертвы.
 Карлу  позволили сказать несколько слов, если он того пожелает. Все услышать его не могли, и он обратился к тем, кто стоял вблизи помоста.
– Я  умираю добрым христианином. Не держу ни на кого зла и всех прощаю, прежде всего, тех, кто виновен в вынесении мне смертного приговора.
 Естественно, Карл не назвал никого по имени.
 –Покайтесь! Ибо я невиновен. Войну развязал парламент, не я.
 Король твердо стоял на своем, что власть была вручена ему свыше, и не его вина, что ее отнимают таким жестоким способом.
– Я искренне желаю  найти путь к миру в королевстве, а мир нельзя достичь силой. Подданный и государь — это совершенно разные понятия.
    За несколько минут до казни Карл I продолжал отстаивать абсолютизм.
 Морозный ветер, налетавший порывами, уносил и без того негромкие слова короля.
–Я умираю за свободу, я — мученик за народ.
 Никто, кроме стражи и тех, кто стоял вблизи помоста, не слышал предсмертную речь Карла. Затем он снял драгоценности и передал их епископу, с его же помощью снял камзол.  Затем он помог палачу убрать свои длинные поседевшие волосы под белую атласную шапочку. Шагнул к плахе, опустился на колени, положил на плаху голову и после краткой молитвы, вытянув  вперед руки, прошептал:
– Я  готов.
   Пред смертью мы слышим голос оттуда.
Пусть тело покинуто солнцем души.
День смерти духовным становится чудом,
И днём возрождения стать порешит.
(Нострадамус Центурия II)
Палач одним ударом отсек голову короля, помощник тут же подхватил ее и высоко поднял.
– Вот голова изменника! — прокричал он традиционные слова при казни врагов государства.
Когда собравшийся народ увидел отсеченную голову Карла I, тысячи присутствовавших издали тяжелый страдальческий стон.
–«Такой стон,– писал один современник, – какого я никогда не слышал прежде и не испытываю желания услышать впредь».
Через несколько дней парламент объявил:
– Монархия упраздняется. Англия провозглашается республикой.
     Голову Карла I пришили обратно к телу и отвезли в Виндзор, где  ночью  7 февраля  он был похоронен в часовне Святого Георгия, усыпальнице Генриха VIII.
Таинственным знаньем пронизана память,
Подземные воды горят от свечи,
Трепещет и искрится бледное пламя
И в судьбы столетий бросает лучи.
...Я вижу, как рушатся царские троны,
Когда их сметает людской ураган...  
 (Нострадамус)
   Священник Грегуар, напомнивший депутатам историю английской буржуазной революции, забыл сказать, что через 11 лет после казни  Карла Iи через 9 лет после смерти Оливера Кромвеля в Англии произошла реставрация (восстановление) династии Стюартов. На престол был приглашён сын казнённого короля Карл II.
 Принц Уэльский Карл был вывезен в Голландию на попечение Вильгельма II Оранского. После казни отца в 1649 году Карл был провозглашен главой английских роялистов и ирландских повстанцев, боровшихся против правительства Оливера Кромвеля. Осенью 1649 принц Уэльский, был провозглашен королем Шотландии.
      В подписанной им еще до вступления на престол Бредской декларации он обещал амнистию всем участникам революции.  После возвращения короля английский парламент подтвердил положения декларации, издав статут об амнистии, из которой было исключено 30 человек (республиканцев, вынесших в свое время смертный приговор Карлу I). 
    В правление Карла II экономика Англии переживала бурный подъём. Несмотря на воинственную оппозицию, Карлу II удалось сохранить свою власть. Этому немало способствовала и личность самого монарха, обладавшего способностью располагать к себе людей. Карл II был умным и любезным человеком, с незаурядным личным обаянием. Он любил празднества, театр и умел непринужденно общаться с простыми людьми, прощавшими ему расточительность и бесконечные любовные похождения (за которые получил прозвище Веселый король, The Merry Monarch) У него было 14 признанных внебрачных детей, но ни одного ребёнка, рождённого в браке.
   Одной из фавориток Карла II была дворянка из Бретани герцогиня Порсмутская Луиза Рене де Керуаль, род которой происходил от друидов. В 1672 году она родила ему сына, Карла Леннокса, получившего титул графа Ричмонда. Луиза была не только красива, но и умна, она пыталась склонить Карла в пользу своей родной Франции, чем вызвала ненависть со стороны англичан.     
     Опыт изгнания научил Карла находить союзников, учитывать интересы разных политических сил, идти на компромиссы со своими противниками, хотя в целом он стремился к неограниченной власти.
     Короля специально познакомили с сбежавшей из Франции от деспотичного мужа герцогиней  Гортензией Манчини – племянницей кардинала Мазарини, бывшей любовницей   французского короля Людовика XIV.
    В 1685 году Карл II скончался и был похоронен в Вестминстерском аббатстве. Интересно, что   потомками Карла и герцогини Порсмутской являются Сара, герцогиня Йоркская, Камилла, герцогиня Корнуэльская и покойная принцесса Диана(13).
    Сменивший на троне Карла II его брат Яков  II стремился восстановить в Англии католицизм, поставив своей целью установление абсолютной католической монархии. Главное, он планировал тесный союз с Людовиком XIV. Это была одна из причин, вызвавшей против Якова огромное недовольство. Надеясь, что после его смерти  при отсутствии наследника мужского пола правление перейдёт в руки его дочери, верной протестантизму, народ сдерживал своё негодование, и до восстания дело не дошло.
   Однако 10 июня 1688 года было объявлено о рождении принца Уэльского, англичане не хотели верить в действительность этого факта, подозревая, что детей подменили. Потеряв надежду на мирную перемену к лучшему, парламент решил передать английскую корону принцу Вильгельму Оранскому – правителю Голландии, женатому на дочери  Якова Марии. Главное, что они были протестантами. ЯковII  хотел пойти на уступки, но было уже поздно. Даже дочь Анна покинула отца, не признав его политику.
    В ноябре 1688 года принц Оранский высадился в Англии, а в декабре король с незаконным сыном, герцогом Бервиком и ближайшими советниками, бежал во Францию, где по приказу  Людовика XIV его поселили в  Сен-Жерменском дворце.
    В феврале 1689 года парламент провозгласил королём и королевой Англии Вильгельма III (1689-1702) и Марию. В историю это событие вошло как "славная революция", так назвали переворот 1688-1689 гг. правящие классы Англии.
 ЯковII из Франции поддерживал постоянные отношения со своими сторонниками (якобитами), готовившими заговоры в Англии, Шотландии и Ирландии.     
    В 1689 году Яков II даже прибыл в Ирландию, где встал во главе заговорщиков, поддержанных французскими войсками, но в 1690 году был разбит при Бойне.
    Умер ЯковII в 1701 году, ему было 58 лет. Потомки ЯковаII (сын, Яков «Старый претендент», и внуки, Карл «Молодой претендент» и кардинал Генрих Стюарт) продолжали претендовать на английский и шотландский престолы и возглавлять партию якобитов вплоть до пресечения дома Стюартов  в 1807 году.
   Ничего из этого священник Грегуар не рассказал депутатам. Тем более,  что в 1688 году, через 4 года после смерти Карла II и 40 лет после казни Карла Iпарламент Англии принял билль (закон) о правах, который закрепил в Англии режим ограниченной  (конституционной) монархии.  
    Английский король отныне лишался власти над армией и судом, подчинялся законам, а финансы страны переходили к парламенту. Особым законом провозглашалась свобода религии. Таким образом, в Англии устанавливалась парламентарная монархия. Эта форма правления сохраняется  в Великобритании (14) по настоящее время.
Начало декабря 1792 года в Париже.
 – Свободные граждане Франции! – продолжал взывать Грегуар. – Англичане расправились со своим тираном Карлом I. Так неужели Франция, пережившая сентябрьскую резню и хлебные бунты хуже Англии?
Жирондисты боялись произнести это слово: «цареубийство». Некоторые думали про себя:
 –Вопрос о новой Конституции отошёл на второй план, на первый – судьба Людовика XVI.
Они   чувствуют, что ничего хорошего последующие события для них не принесут.
–Шахматная партия между сторонниками казни короля и её противниками решается не в нашу пользу.
Жирондист Тронше попытался высказаться:
–Следует о приговоре конвента спросить народное мнение всеобщим голосованием.
Но его слушать не стали. Якобинцы опасались, что народ может помиловать короля.
– Нельзя смотреть на короля как на гражданина и вершить над ним суд, –высказался Антуан Сен-Жюст), — король для французов  только неприятель, враг, и больше ничего.
Это произвело ошеломляющий эффект, что многие депутаты закивали головами в знак согласия с оратором. А тот продолжал:
–Спешите покончить с процессом короля, ибо нет ни одного гражданина, который не имел бы над королем тех же прав, какие Брут имел над Цезарем.
Робеспьер обратил внимание на Сен-Жюста, на его воодушевление, уверенность в собственной правоте. Молодой человек станет не только соратником Робеспьера, но и идеологом террора А пока, глядя на выступавшего оратора, Робеспьер подумал:
 – А у этого молодого человека не только привлекательная внешность, он искусный оратор.  Он уверен в своей правоте, а как воодушевлён своей речью!
Такие мысли промелькнули у многих депутатов. Когда  3 декабря 1792 года Конвент  большинством голосов образовал специальный комитет из 21 человека, в него вошёл и   молодой оратор Антуан Сен-Жюст, который  вскоре стал главным обвинителем на суде.  
 За неделю комитет подготовил обвинительный акт. 10 декабря  от имени комиссии проект акта представил Конвенту   жирондист Робер Ленде(15).
 Шарль Барбару зачитал доклад «О преступлениях и предательствах  последнего короля французов». Последним было решение о явке короля на суд.
– Король в срочном порядке должен явиться в суд и ответить на 33 вопроса, касавшихся его поведения во время главных событий революции.    
     И вот наступило 11 декабря. С неба падали снежинки, превращаясь в холодные дождевые капли. У Тампля остановилась карета тёмно- зелёного цвета. Вышел Людовик в сопровождении коменданта Сантера и нескольких гвардейцев. Жан Никола Паш, назначенный мэром Парижа 1 декабря 1792 года ждал у дверей. Он раскланялся перед королём, почтительно сняв шляпу.
–Сир! Разрешите представиться: Жан Никола Паш, новый мэр Парижа!
– Как часто стали меняться мэры, к чему всё идёт?
Людовик был несколько озадачен. Все давно уже перестали с ним раскланиваться.
– А он не так глуп, как многие считают, – решил Паш, и с нескрываемым интересом стал рассматривать короля.   Так близко он видел Людовика впервые.
   Король не выглядел испуганным. Он держался  бодро.
– Вот это выдержка! Прямая спина, снисходительное выражение лица.
 Теперь был удивлён Никола Паш. Людовика предупредили заранее, что его поведут в суд. Было видно, что ему не страшно, просто он не осознавал всю серьёзность своего положения.
–Интересно, что ещё придумали, эти санкюлоты, – думал Людовик.
–Как он благороден! Даже в таком сомнительном положении он остаётся истинным королём, – поймал себя на мысли мэр.
Он предложил руку королю, помогая сесть в карету. Людовик кивнул головой в знак благодарности, так как чуть не поскользнулся на ступеньке. Сзади шёл Сантер.
–Сир! Погода сегодня мерзкая.
 – Зима! Вот бы сходить на охоту.
   Людовик уже года два не охотился. Ему последнее время стали сниться сны, что его преследуют волки. Он просыпался в холодном поту, долго не мог отдышаться, сердце колотилось, как у раненой птицы или загнанной дичи. Да и сам король порой ощущал себя зверем, запертым в клетке.
   Мысли об охоте и снах  затмил пейзаж за окном кареты. Они ехали по мосту Революции(16) через реку  Сену к площади Революции. Мост  год назад как   отстроили, и король впервые оказался в этом месте.
 –О, Париж! Ты так красив и  величественен, но ты стал для меня и моей семьи тюрьмой.
Лёгкая тень промелькнула по лицу короля.
–Не то, что Версаль, где можно было побродить по парку, посидеть с книгой, заняться столярными делами или отправиться на охоту. 
   В это время карета проезжала мимо площади Революции. Казней в этот день не планировалось, чтобы не устрашать Людовика, но вот гильотину на площади, король не мог не заметить. Гильотина вызывала страх у парижан, а  Людовик, взглянув на это сооружение, потемнел лицом.
 – Боже! Какое чудовищное орудие смерти!
Ему уже доложили об испытании этой адской машины. Король ужаснулся:
 –Да это просто варварство!
Если бы тогда он знал, что и ему уготована подобная участь «быть бритым».
 Внезапно, откуда ни возьмись в этой слякотной декабрьской погоде показался луч солнца, который пробежал по лезвию бритвы гильотины  и протянулся прямой и необыкновенно алой линией в сторону Людовика. Это заметил только король. Он повернул голову и посмотрел на сидящего рядом с ним Сантера. Глаза у него были закрыты, он дремал. Паш,  напротив, смотрел в другую сторону. 
 Луч коснулся щеки Людовика, и он просто оцепенел. Сразу вспомнились  опыты с голубым бриллиантом, драгоценностью французской короны, который   был потерян. 
 – Мой «голубой француз»! Где же ты? Что за странное видение?
Мысли путались, сердце учащённо забилось. Людовик сделал глубокий вдох, чтобы сердцебиение пришло в норму.
 
 
 (1) фунт – 453 грамма
(2) ливр=20 су, четверть ливра = 8 су.
(3) Дидо – семья французских печатников XVIII века.Наибольшую известность среди них приобрел Франсуа Амбруаз Дидо (1730--1804), человек разносторонне образованный. В 1775 году он создал первый вариант нового шрифта с утолщенными вертикальными и тончайшими горизонтальными линиями. Этот шрифт получил окончательную доработку его сыновьями Фирменом Дидо (1764-1836) и Пьером Дидо (1761-1853).Под именем «дидотовского» получил мировое распространение.
(4)Валазе Шарль-Элеонор (1751--1793) -- деятель французской революции, член Конвента, жирондист, во время якобинской диктатуры был казнен по приговору Революционного трибунала.
(5)Майль, Дельмас, Прожан, Калес, Эйраль, Жюльен, Дезаси – деятели французской революции, члены Конвента от департамента Верхней Гаронны, которые первыми произнесли приговор Людовику XVI; все они высказались за казнь свергнутого короля.
(6)Пейн Томас (1737 - 1809)—Американский публицист, просветитель радикального направления, политический деятель Великобритании и США, участник Великой Французской революции. В 1777 – 1779 гг. - секретарь Комитета конгресса по иностранным делам.   В 1781 году в Париже принимал участие в переговорах с французским правительством о помощи североамериканским колониям. В конце 1792 года был заочно осуждён в Англии за участие в французском Конвенте. В конце 1793 года, из-за отсутствия согласия с якобинцами по вопросу о казни Людовика XVI, был заключен в тюрьму, где находился около года. В 1802 году возвратился в США, где подвергся травле со стороны реакционных политических и религиозных кругов. Умер в бедности.
(7)Мануэль Луи Пьер (1751-1793) – деятель Великой Французской революции, участвовал в событиях 3-10 августа 1792 года. 13 августа – прокурор синдик Парижской Коммуны, сопровождал короля Людовика XVI в тюрьму Тампль и 3 сентября назначен ответственным за безопасность королевской семьи.
депортация – принудительная высылка из страны лица, признанного официальной властью особо опасным в другое государство под конвоем.
(8)Луи́ Антуа́н Сен-Жюст (1767— 1794) — деятель Великой французской революции, соратник Робеспьера. Главный обвинитель короля и идеолог террора.
(9) Тициан (1488/1490 – 1576), Антонио де Корреджио (ок.1489 – 1534) – итальянские живописцы эпохи Возрождения. Ван Дейк (1599 –1641) — фламандский живописец. В конце 1620 — начале 1621 года работал при дворе английского короля Якова I. Некоторое время жил в Италии. С 1632 года живописец – придворный художник Карла I. В 1632 г. король посвятил его в рыцари, а в 1633 г. пожаловал ему статус королевского художника. Живописец получал солидное жалование. Ван Дейк скончался 9 декабря 1641 г. в Лондоне, погребен в Соборе святого Павла в Лондоне.
(10) В Англии часто покупают обручальные кольца с сапфиром. Обручальное кольцо с сапфиром в 16 карат в окружении бриллиантов подарил принц Уильям своей невесте принцессе Диане. Ювелиры всего мира изготавливают копии этого украшения.
(11)royal prerogative, королевская прерогатива — исключительное право королевской власти назначать членов правительства.
(12) Английская буржуазная революция XVII века (1640-1660), победоносная буржуазная революция, приведшая к утверждению капитализма и установлению буржуазного строя в Англии; одна из ранних буржуазных революций, она положила начало смене феодального строя капиталистическим.
(13) Сара, герцогиня Йоркская (род.15октября 1959года)— бывшая супруга принца Эндрю, герцога Йоркского, среднего сына королевы Великобритании Елизаветы II.
 Камилла, герцогиня Корнуолла (род.17 июля 1947 года) — вторая жена принца Чарльза.
Диана Спенсер (1.07. 1967 – 31.08.1997)—с 1975 года принцесса Уэльская — первая жена принца Чарльза.
(14) 1 мая 1707 года появилось новое Королевство Великобритания, созданное политической унией королевств Англии и Шотландии в соответствии с Договором об Унии, который был согласован в предыдущем году и ратифицирован Английским и Шотландским парламентами.
(15)Жан-Батист Робер Ленде (1746 — 1825) — революционер и французский политический деятель.
Родился в семье коммерсантов (отец — торговец деревом). Юрист по профессии, был адвокатом, затем королевским прокурором. В начале Революции Ленде был избран мэром своего родного города Берне. В 1791 году победил на выборах в Законодательное собрание, где примкнул к монтаньярам.
(16) Мост Революции – современное название мост Согласия. Построен в 1788 — 1791 гг.
© «Стихи и Проза России»
Рег.№ 0145470 от 18 ноября 2013 в 22:47


Другие произведения автора:

Берлинские истории. Начало. Вера, Анна и Аннемоне.

Голубая Надежда.Не последние из могикан.ч.10

Инь Ян. Оттенки прошлого. Глава 58

Это произведение понравилось:
***********
Alexander Ivanov
Рейтинг: +2Голосов: 21029 просмотров
Комментарии (6)
*********** # 18 ноября 2013 в 22:58 0
Все больше и больше фактов узнаю о далекой Франции.
Узнала о Теруань, и Гильотене, Марате и празднике Федерации...
Анечка, так страшно было читать эти части твоей истории о бриллианте..
Сколько жертв, сколько крови и ненужных убийств!
В каждой части у тебя твоим героям снятся сны или приходят видения... Очень красочно ты умеешь описывать эти события.
А Анну мне жаль... она-то, в принципе, историю не делала...
А уж это жуткое изобретение- гильотина- это вообще мрак... скольких людей погубила эта штука...

Так жаль стало и Карла Первого, и Людовика. Наверное, не всегда короли были виноваты в существующих порядках. Ведь были и другие причины.

Анечка, спасибо тебе большое за труд большой и нужный. Колоссальный труд. Колоссальный...
Анна Магасумова # 18 ноября 2013 в 23:09 +1
Спасибо, Татьяна, ты такие красочные комментарии мне посылаешь. Не смогла загрузить Фото - выбивает мой Ексфловер, зависает комп. Увы... de  
Это Анна  Теруань.  А это Карл I
*********** # 19 ноября 2013 в 10:53 0
Красивые и несчастные... История- очень интересная вещь. Благодарю тебя!
Анна Магасумова # 19 ноября 2013 в 18:30 0
Да, история Франции - особенно!
Alexander Ivanov # 19 ноября 2013 в 02:36 0
Чем ближе к развязке, - тем больше тайн!  vb115  arb08  arb10
Анна Магасумова # 19 ноября 2013 в 18:32 0
Как ты прав, Александр!
Площадь Согласия в Париже