Я не дорос ещё до подвигов шальных,
но я мечтал уже о бицепсах стальных...
Как мать сводила бухгалтерию, Бог весть.
Я ел весь день. Я мог в то время манку съесть,
хотя привит от каш был в возрасте невинном.
Я порций требовал не меньше чем двойных,
вечерний чай я отличал от всех дневных
и называл его (мать вспоминала) "длинным".
Кружки чугунные с малиновой плиты
вбок были сдвинуты. С метровой высоты,
дымясь, пыхтящий чайник разливался в кружки -
струя теряла градус, падала пока -
на чёрном противне румянили бока
не всякий день...но по картофельной ватрушке!
Снег за окном лежал колюч и воздух стыл,
и псы брехали, обеспечивая тыл.
Я полватрушки относил для Гулливера.
Он был прожорлив, точно я, и неказист,
но отзывался и на имя, и на свист,
и вёл свой род, со слов соседа, от терьера.
Теперь и снега нет белей, чем у виска,
теперь мне эта бухгалтерия близка.
Назад оглядываюсь - век остался сзади.
С ним всё ушло. Лишь к ночи вспомнишь невзначай
от рафинадной лишней дольки сладкий чай.
Не лишней...
От себя оторванной ей за день.
Другие произведения автора:
Полуклассическое
Пекинес
Белый романс
Это произведение понравилось:
Новые
Меню
