Снова ночь опустилась над городом,
спит бульвар фонарями украшенный,
из окна вдруг платочком помашут мне,
голос мамы: - "Сыночек, домой."
Время лишь серебром, а не золотом,
одарило виски под фуражкою,
и в кильватер - июньской ромашкою,
пенный след расцветёт за кормой.

Паруса, распростёртыми крыльями,
альбатросов полёт эскадрильями.
Николаю-угоднику свечками,
за погоны своих якорей.
Маяками, да мокрыми милями
по квадратам судьбы бороздили мы,
и на картах флажками отмечены
все стоянки моих кораблей.

Небеса наши бисером штопаны,
волны бьются упрямо баранами,
а Борей, разыгравшись цыганами -
Нептуну натирает паркет.
По фарватеру узкими тропами:
между банками, острыми скалами,
возвращались к родному причалу мы,
вновь с надеждой услышать: - "Привет!"

Там Ассоль из далёкого прошлого,
одиноко в пустующей гавани,
ожидает прихода из плаванья,
снова нежно посмотрит в глаза.
И уже ли хотеть ещё большего:
мирно тикают старые "ходики",
в ванной внук запустил пароходики,
у камина - с полена слеза.

А потом может их поколение:
по компасам, секстантам и лоциям,
был бы труд - по нормальным пропорциям -
поведёт за собой корабли.
Чтоб не видеть в глазах сожаления,
лишь осознанно, а - не эмоции,
где романтика моря - затмение,
уносящее вдаль от земли...

Чайки выси распишут пунктирами,
смена вахты отбитыми склянками,
а поход - окрестили "загранками",
и до блеска натёрта латунь...
Мудрость делает их командирами,
где душа распахнулась тельняшками...
Пахнет море - своими ромашками:
на форштевне - в кильватер июнь...