поэма

 

                               

*  *  *

 

Он был золотистой сосною

В уютном прозрачном бору.

Будили его поутру

Прохладное солнце с росою.

Под пенье ветров звенящих

Пил добрые соки земли.

 

Спилили.

Отволокли.

 

Грохочут колёса,

Колышется масса –

Идёт

Переработка первоклассного тёса

В бумагу высшего класса.

И вот –

Жёлтый,

Как новорождённый цыплёнок,

Жёлтенький,

Как резус-конфликтный ребёнок,

Новенький и хрустящий,

Он уплывает в людские чащи.

 

Томленье липких, потных рук,

Карманов стиснутая тьма.

 

 

1

 

Эхма!

Налей-ка, Катенька, на руп!

Гуляет нынче лесоруб.

Пусть к чёрту катится, кто скуп -

Гляди вон,

Сколько этого дерьма!

Пока ещё не пьян, как труп,

Ходи ко мне в мой тёплый сруб.

Не бойся: я не буду груб…

Не нравлюсь?

Ну, запросишься сама.

 

О стойку шмякались рубли.

Две Катьки бойко их гребли

И в тесный ящичек

Толкли

Толкли

Толкли.

Потом шестнадцать стало Кать.

Потом столы пошли плясать.

Потом за Крынкина по “сто”…

 

Потом ничто.

 

Потом у брёвен на песке

На Северной Двине-реке,

С пудовой гирею в башке.

И ни копья. Ни в той,

Ни в той руке.

 

Опохмели ты меня, милая, дойду ведь до могилы  я,

                               Сдо-о-охну

Опохмели меня, голубушка; растрескалися губушки,

                               Со-о-охну.

Опохмели ты ради матери, рубаха – на тебе, бери,

                               Ди-и-ива!

Спаси, спаси меня, Катюшенька, налей хотя бы круженьку

                               Пи-и-ива!

Хотя бы кружечку,  хотя бы кружечку, хотя бы кружечку…

                               Кружечку – у- у !

 

Налей.

                        Спаси.

 

2

 

Ночь темна. Далека и пустынна луна.

На окне красный бархат. За ним – тишина.

Дым и запах “Шанели” слоями легли.

Катя в пёстром халате, считает рубли.

Вправо рупь.

Влево трёшка,

И стольник наверх.

Всё же лучше немножко, чем в прошлый четверг.

Катя сладко зевнула у гладкой доски…

 

И давнишняя боль застучала в виски.

 

-          Потаскуха! Тварюга! Вагонная блядь!

Чёрт же дёрнул тебя мне тогда подобрать!

Посейчас бы сидела ты в куче дерьма!..

 

В общежитии срам,

На душе –

Кутерьма.

 

-          Прощай, родной.

Любила, как могла.

Чуть за порог ты – я уже ждала.

С тобой, с тобой радёшенька была

Неделями одну картошку жрать.

 

А ты мне – в мать

Да кулаком махать…

 

А почему б начальнику не дать?

 

Ветер смёл ассигнации с гладкой доски.

Пухлым пальчиком  Катя потёрла виски.

Две печальные стрелки легли между щёк.

 

Ах, Сергей!

Где ты бродишь теперь, дурачок?

 

 

3

 

Говорили два зычка

На лесоповале.

 

-- Если б знал, Серёга, как

   Девки мне давали!

   Словно вату, я их мял.

   Гнул через колено.

   Вот недавно вспоминал:

   Оля, Катя, Лена…

   Всех и вспомнить мудрено –

   Так их было много…

 

-- Не мужик ты, а говно, --

   Перебил Серёга.

 

В кокошнике белом,

В малиновом платье…

Ах, что ж ты наделала,

Глупая Катя!

Под гнусную «жилу»

За грязные «бабки»

Себя подложила,

Как общие тапки.

Эх!..

Всё тебе мало носил, мля, Серёжа.

 

Меня потеряла.

И я тебя тоже.

 

-- Может, я и пуд говна,

   Но за эти «бабки»

   Все ложились как одна

   Под меня «царапки».

   Драл их прямо на мешках

   С сахаром, без форса.

   Я ж не поп и не монах,

   А начальник ОРСа…

 

«Что я наделал!

Ведь вроде не глуп.»

 

Сплюнул торгаш окровавленный зуб.

Прошепелявил:

-- Тюремная вошь!

   Я-то уйду.

   А вот ты тут сгниёшь.

 

Голая решётка.

Нет в окне стекла.

Звёздочка в окошке, как слеза, стекла.

Копошится крыса в карцере ночном.

 

Камень тебе крыша

И тюрьма -- твой дом.

 

Зуба нет.

Но он болит.

До утра торгаш не спит.

Скоро!

Скоро полетит,

Вновь устроится в нарпит!

 

И «бабки» тогда, растудыт твою мать,

Он сможет опять

Из земли откопать.

Куда их девать?

Да не надо учить:

В Сочах поваляться.

Машину купить.

Теперь вот зубешник ещё золотой.

Да с девкой опять же в постель молодой.

 

И парень что надо,

И деньги при нём.

Какая отрада!

Скорей бы…

 

-- Подъём!

 

4

 

Нас окружают.

Нам угрожают!

Со всех континентов на нас наезжают.

Но мы не допустим.

Но мы не позволим

Отнять у нас нашу счастливую долю.

Назад осади!

Мы с наганом в руке

И с Лениным лысым в похмельной башке.

 

По площади центральной,

Как по Пикадилли,

Шурует Генеральный

На автомобиле.

За ним как будто тени –

Помельче сошка.

И где у них там Ленин,

В их лысых бОшках?

 

И зимой, и летом

За глухой оградой

Делаем ракеты –

Так надо!

Покорили воды.

Тяжко и натужно

Строили заводы –

Так нужно!

На сатине красном

Мазали плакаты

Осенью ненастной –

Так надо!

За свободу чёрных

Выступаем дружно.

Гоним непокорных –

Так нужно!

Гибнут на чужбине

Дорогие чада.

 

Так надо.

Так надо?

 

Приземленьем удачным обрадован,

Отыскавши, где ночь буду спать,

Вечерочком брожу по Саратову

В рассужденьи, чего бы пожрать.

 

В хитросплетеньи улочек,

Угрюм и одинок,

Средь булочных без булочек,

Как загнанный зверёк.

Среди толпы гуляющих

Один, совсем один,

Гляжу в жерлО зияющих

Сияющих витрин.

Шагаю переулками.

Вот новый «Гастроном».

Там отзвуками гулкими –

Шаги под потолком.

Там девушки, торгуя

Фольгой взамен еды,

Скучают и тоскуют,

Как ивы у воды, --

Аж сердце рвётся надвое,

Как поглядишь на них…

 

Зачем огней в Саратове

Так много золотых?

 

О, счастье!

Кафе увидал.

Кафе. Не мираж –

В самом деле!

-- Привет. Ты, мужик, опоздал:

   Что было – давно уже съели.

-- Ах, так?

   Ну, давайте хотя бы кефир.

   Желудок болит как от пули.

-- Кефир?!

   Ну, ты, брат, насмешил целый мир.

   Ты, часом, не Юрий Никулин?

-- Что, нет и кефира?

-- Да нету, дружок.

-- А что вон, в бутылочке белой?

-- Ах, это!..

   А это, братишка, «Снежок».

   Убей – не скажу, как он сделан.

 

Чем без разбора славить какую-то башку,

Не худо бы поставить нам памятник «Снежку».

Хочу, чтоб величаво на площади он встал,

Заняв собой по праву гранитный пьедестал.

Чтоб память правдой-верой служила мужику…

Идут пионеры –

Салют «Снежку»!

 

Летят самолёты –

Привет «Снежку»!

Плывут пароходы –

Гудок…

 

*  *  *

Разве представить он мог,

Рождённый

От первоклассной сосны,

Готовый на всё для любимой страны,

Желающий лишь одного:

 Её защитить от бед,

Поскольку другой у него просто нет,

Разве мог он предположить,

Что будет за это в болотах гнить,

Сеять ненависть,

Ужас и страх

И бесконечно гореть в факелах

Жирным огнём.

Ночью и днём…

 

Ночью и днём

Под снегом лежать

И умирать,

Умирать.

 

В Майами, на краешке пляжной земли,

Советские деньги агенты нашли.

Советские деньги! Вот это дела!

Америка мигом в волненье пришла.

Кричал Пентагон:

-- Что я вам говорил!

   С подлодки военный моряк обронил

   Случайно в Москве не истраченный рубль.

   Проверить монету хотите на зуб ль?

 

А вскоре – опять неприятная весть:

В Анголе на пляже такие же есть

Монеты с серпастым советским гербом.

Что день – то находят.

И всё – за «бугром».

 

А что бы им стоило в гости прийти

И в доме у нас хоть копейку найти!

 

 

5

 

Мой бригадир Иван Мешков.

Шесть классов средней школы,

Да шестьдесят уже годков,

Но бодрый и весёлый.

-- Я заказал уже цемент

   И пирожки с кефиром.

   Всё будет – во!

   Не дрейфь, студент.

   Ходи лишь с нивелиром.

 

И с инструментом королём, --

Хоть и зелёной масти, --

Ходил начальником при нём:

Не хрен собачий.

-- Мастер!

 

Такой вот вынули вдвоём

Мы у судьбы билетик:

Начать второй микрорайон

Посёлка Энергетик.

 

Мне говорил Мешков.

Седой,

Премудрая волчица:

-- Эх, ты! Красивый, молодой,

   Нашёл, на что учиться!

   Другой бы выбрал факультет.

-- Да чем же этот хуже?

-- Строительный?

   Да хуже нет.

   На кой тебе он нужен!

   Пройди всю стройку поперёк –

   И вся она погана.

 

Сижу.

Молчу.

Мне невдомёк.

Из заднего кармана

Торчит газета, где про нас

Написано хвалебно.

И для меня она сейчас

Значительней молебна.

-- А сами что ж сюда пошли? –

Ему ответил колко.

Вздохнул:

-- Грехи, вот, привели…

 

Под рукавом – наколка.

 

-- А что на отдых не идёшь?

Сказал:

-- А вот бывает:

   Лет пятьдесят кирпич кладёшь,

   К шести десяткам подойдёшь, --

   А стажа не хватает…

 

И, вставши с ящика гвоздей,

-- Вперёд! – махнул рукою.

И десять молодых людей

Повёл в траншею строем.

И застучали топоры,

Зашоркали лопаты,

И слышалось: «Вперёд, орлы!»

И: «Веселей, ребята!» --

Всё то, что может восхищать

Сопливого студента.

И снова можно было звать

Сюда корреспондента.

Беспечный праздник трудовой,

Вершина мазохизма.

И снова было здесь рукой подать

До коммунизма.

 

Картину радужную стёр

Мешков единым махом:

-- Ещё увидишь: весь сыр-бор

   Закончится тут крахом.

Ах, как некстати угодил!

Как будто палкой в темя.

-- Где «тут»? Здесь, в ЖСУ-1?

-- Да нет…

   Во всей системе.

Да как так можно говорить!

Ведь трудимся как черти…

Нагнулся, чтобы прикурить.

-- Закончится. Поверьте.

Да ты обижен был, Мешков,

Вот строй и ненавидишь…

Но взгляд разумен и толков.

-- Развалится. Увидишь.

Да ты…

Шесть классов у тебя!

Ты, плотник, с прибабахом!..

-- Да не пугаю я, ребят,

   Но кончится всё крахом.

 

Три полных курса у меня.

А впереди-то сколько

Всего!..

И счастья.

И огня!

 

Работать нужно только.

Не дураки же нас ведут

К вершинам коммунизма.

И я уже –

Вот прямо тут! –

Усвоил пол-марксизма.

Ведь всё так просто и легко! –

Я лезу вон из кожи…

 

А как до краха далеко!..

 

Иван!..

Мешко-ов!..

Ты

Дожил?

 

И был застой.

И был покой.

И занавес.

И клетка…

 

И год был семьдесят второй,

Восьмая пятилетка.

 

 

6

 

Он приходит из лавы наверх,

Чёрный-чёрный.

Ему бы помыться –

Нечем.

Надо же так умудриться…

 

Необходимо лететь.

Надобно в баки залиться –

Нечем.

Надо же так умудриться…

 

Страна на рельсы садится.

Смотрит как злая волчица.

Каской в ворота стучится.

Плачет, поёт и бранится.

Пьёт, не боясь отравиться…

 

                                               Крах.

Как лавина снежная, бездушная, безбрежная –

                                               Трах!

Всё, что было, -- вдребезги, коль можешь, то быстрей беги.

                                               Хрясь!

Как по душам плёткою, по морде нам – селёдкою

                                               На – сь!

Хорошо ругались мы, и теперь попались мы –

                                               Вот.

Кончились «товарищи», и теперь ищи-свищи

                                               Брод.

 

На бирже, где часами ждут работу,

Среди античных мраморных фигур

Толпой стоят обретшие свободу

Различных представители культур.

 

Там, в коридорах, хор разноголосый

Шумит, не умолкая, целый день.

И граждане, толкаясь, тычут носом

В повешенный на стену бюллетень.

 

Прочли короткий список. Огорчились,

В глазах друг друга не найдя ответ:

Зачем мы математике учились,

Коль физкультура – главный был предмет?

 

На бирже, где часами ждут работу,

Одна скамейка на сто человек.

И корчится кончающийся век

В объятиях отеческой заботы.

 

Вау, сэр!

Там у них, в России, каждый –

Миллионер.

Ваучер! –

Получи кусок бумажный

СССР.

Ваучер!

Мы теперь богаче будем

Всех прочих стран.

Ваучер!

Обещает это людям

Аганбегян.

Он кавказец, он мужчина, --

Не будет врать!

Березовский же машину

Нам хочет дать.

Набегайте, налетайте

Из разных мест!

Пока есть ещё, -- хватайте!

«Хопёр инвест» --

Из отличнейших компаний.

(Но от других).

Исполняем все желанья,

Хоть сколько их!

Всё для вас, всё для народа!

 

И надо всем –

Во все годы и погоды –

МММ.

 

И снова.

Снова на песке,

На Северной Двине-реке…

 

На Волге, Каме.

Яике.

 

И на Дону.

И на Оке.

 

Амуре…

 

В каждом уголке.

 

И ни копья. Ни в той,

Ни в той руке.

 

 

7

 

Свобода!

Ну, слава те, кончился срок!

Прощайте, решётки, забор и замок.

 

Петрович охране рукой помахал

И бодрой походкой вперёд зашагал.

Свобода!

Вот это, приятели, да!

Приятно идти…

 

Только знать бы, куда.

 

Театр.

Магазин.

 

Достопамятный суд…

Ботинки привычной дорогой несут

В то место, что звАлось когда-то «домой».

Туда, где сегодня он – дядя чужой.

Туда, где в халате гуляет жена.

Не нужен он ей.

И она не нужна.

А с нею чужая и взрослая дочь…

Но надо же, блин, провести где-то ночь.

 

-- Неделю тебе на устройство даю.

   Потом чтоб покинул квартиру мою.

«Мою»!..

Как язык не отвалится твой.

За каждую мелочь тут плачено мной!

«Вот я бы тебя!..»

 

Да реформа была,

И всё до копейки сгорело дотла.

 

-- Петрович! Вернулся! Рад видеть тебя.

   А тут вот как раз пельмени кипят!

   Садись. Будешь гостем. Разделим обед.

 

   … Прости, не возьму.

   Да и ОРСа уж нет.

 

На цветной скамеечке, гнутый, как крючок,

Притаился маленький серый мужичок.

Было время вечера около пяти.

И ему как будто бы некуда идти.

Вот он встрепенулся, будто бы от снов,

И пошёл решительно в сторону домов.

Постучал в калиточку к женщине одной.

Выбежала, вскрикнула:

-- Ох ты, Боже мой!

За пузатым чайником –

Чищеная медь! –

Бывшего начальника хочет разглядеть.

Короля кроватей,

Резвого бычка,

Как приятно Кате видеть свысока!

-- Вот, живу без мужа.

   На фиг канитель!

   Если кто-то нужен, --

   Приведу в постель.

   Сделал дело?

   Мощно.

   Спать мне не мешай…

 

   Нужен ли помощник?

   Нужен…

   Сам решай.

 

И, прищурясь томно,

Прямо как тогда:

-- Ну, конечно, помню.

   Ну, конечно,

   Да.

 

Наутро в постели, вдвоём с сигаретой,

Валялся Петрович, до пупса раздетый.

Лежал, про себя маракуя чего-то,

Единственный:

Катя ушла на работу.

 

Та Катя, которой теперь он попутчик,

Среди подчинённых была не из лучших.

Но что же поделать!

Давалки другие –

Кто замужем,

Кто колесит по России…

У бабы шофёром –

Не очень солидно.

Но что ж? – попытаем,

А там будет видно.

 

По широкой улице, через переход,

Бывший шеф Катюшу по городу везёт.

Радостную стойку делает ГАИ.

Объезжает Катя владения свои

 

Нынче ж улыбается загадочно с утра:

-- Мне тебя повысить, кажется, пора.

   Чего уж мелочиться там!

   Теперь ты мой пребудешь зам.

-- Спасибо, мать.

   Не ожидал…

 

Катюхин зам!..

Всю жизнь мечтал.

 

Кто ходит в клубы по утрам, тот просто ищет мужа там.

Чтобы отмыть и причесать и на работу оттартать.

Ведь знает же, едрёна мать: зарплату буду я давать.

Хотя бы раз за месяц, блядь, ты в клубе мог не засыпать?

Вот на фига такой мне зам: не ходит на работу сам.

А две зарплаты нужно нам.

Вот и таскаюсь по утрам.

 

А ночью мысли.

И опять тяжёлые как камень:

Зачем друг другу досаждать,

Коль кошка между нами?

Пусть отправляется гулять – и будет всем спокойно.

Но он дела успел узнать…

А вдруг начнутся войны?

 

И мысли, тот же круг пройдя,

Окажутся в начале…

Однажды в дверь под шум дождя

Легонько постучали.

-- Кто там?

-- Хозяйка, открывай.

-- А ты мне здеся нужен?

-- Сказал тебе: скорей, давай,

   Иначе будет хуже.

И снова стук.

На этот раз решительней и строже.

-- Да кто же ходит в этот час?

Открыла

-- Ба! Серёжа!

И он как каменный стоит,

Глядит остолбенело.

Цепь золотая.

Грозный вид…

-- А я к тебе по делу.

-- Какое дело? – теребя платок, спросила Катя.

-- Тут ходят слухи про тебя,

   Что ты братве не платишь.

-- А! Ну, какая же коза:

   Я просто подзабыла.

-- Такое забывать нельзя.

   За это, мать, могила.

           

В карман штанов упрятал нож.

Прошёл.

За стол уселся.

-- Ну, а вот как…

    Вообще… Живёшь?

   Не беспокоит сердце?

   Тебя не слишком я побил тогда,

   За ту измену?

   Как видишь, честно оттрубил за то.

   Отдал всю цену.

   А ты, я вижу, всё одна?

  Не подыскала мужа?

-- Да нет.

   Я мужняя жена.

 

  Есть разговор.

   Послушай…

 

Через неделю практикант,

Следак В. Абрамович,

Из речки выудил “Galant”.

А в нём лежал Петрович.

И протокольчик породил

Убогого росточка:

Мол, малоопытен он был.

Не справился.

И точка.

 

Не отросла ещё трава

У мужа на могиле –

Гуляет буйная братва:

Серёгу оженили!

Под отварного карася,

Под сладостное пенье

Пацан Серёга всем и вся

Вступает во владенье.

С восторгом смотрит на него

Невеста Катерина:

Ну, наконец! Пришёл –

Всего

Хозяин.

И мужчина.

С поставщиками, что в Москве,

Не стыдно познакомить.

Да можно будет на братве

Неплохо сэкономить…

 

Трусы и белые чулки

Валялись по кровати.

Она, раскинув две руки,

Лежала как распятье.

Он, с сигаретой у стола,

Лаская кожей кресло:

-- Устала?

   Словно умерла.

-- Нет, милый.

   Я воскресла.

 

Налево изгибом уходит дорога.

Направо отвесно спадает скала.

Мне будет сперва без тебя одиноко.

Но я так решил, чтоб ты здесь умерла.

Красивое место! В него я влюбился.

Ручей-колокольчик, и сосны в смоле…

 

И с грохотом вниз под откос покатился

Прогулочный красный её «Шевроле».

 

Ах, Катя! Какою ты славной бывала.

И сладкой в постели, и вкусной стряпня.

Вот зря только разным уродам давала.

И зря уж совсем посадила меня.

Да нет.

Ты, конечно же, не виновата,

Что спьяну в тюрьму я попал невзначай.

Вина твоя в том,

Что ты слишком богата.

 

Такие вот валенки, девка.

Прощай.

 

С боковой дороги,

Миновав лесок,

Вышел одинокий

Чёрный «бумерок».

По дороге горной –

Старые столбы.

Мчался «бумер» чёрный

От своей судьбы.

Он кричал истошно.

Он давил на газ.

И казалось: можно,

Можно вот сейчас!

Лишь не бойся драки,

Лишь вперёд иди.

Беды как собаки

Лают позади.

Лают и желают

В клочья разорвать.

Только сами знают:

Нас им не догнать.

Ни в горячке лета,

Ни в морозы зим

Не иссякнет в этом

«Бумере» бензин.

Будет длиться вечно

Наш победный час.

 

Если Бог, конечно,

Не покинет нас.

 

Страх последний умер

Как комар на лбу.

 

И въезжает «бумер»

Прямиком в судьбу.

 

-- Ну, здравствуй.

   Наверное, слышал о «папе»?

   Мы мельком видались с тобой на этапе.

 

  Не помнишь?

   Ну, это, браток, не беда.

   А деньги…

   Что деньги!

   Они как вода.

   Попил, погулял – и, пожалуй, довольно.

   Подумай о людях…

   Что:  правда, так больно?

   Ну, выпей воды.

   Полежи.

   Подыши.

   А после – вот здесь, в уголке, подпиши.

   Вот только не надо…

   Ну, кто же так дышит!

   Ты ж знаешь: никто тебя здесь не услышит.

   Ни сторожа тут, ни ментов, ни ГАИ…

   Вот странно:

   Они ж всё равно не твои!

   Чего же ты в них так вцепился, мужчина?

   Здоровья не жаль своего?

   Дурачина.

   Эх, молодость!

   Слушать совета не любишь:

   Бабло – это сор.

   А здоровье не купишь.

   Всего и делов-то – вот здесь расписался…

   Ах, Боже ты мой! –

   Надо ж –

   Пальчик сломался!

   Оставьте секатор: не надо так строго.

   Он всё уже понял.

   Ведь правда, Серёга?

 

  Ну, вот и всё.

   Молодец…

 

 

*  *  *

Средь шквального боя сердец,

Катясь от базара до бана,

Наслушавшись речи поганой.

-- Рваный!

ПрОклятый и желанный,

Изруганный и долгожданный,

На радость и в горе данный.

-- Деревянный!

Друг лучший

И лютый враг.

Страны своей неизменный флаг.

Клеймит его умник.

Гонит дурак.

И не знает никто:

Без него –

Как? --

Хоть богач, хоть бедняк.

 

Мы тело по миру пока ещё носим

И счастья кусок у Всевышнего просим…

 

А хватит ли сосен?

 

 

1991 - 2012

Другие произведения автора:

Триптих

Вещатели-обещатели

Приглашение