УРА! КАНИКУЛЫ!

21 декабря 2023 — Сергей Каратов

«Традиция — это передача огня, а не поклонение пеплу» — писал Густав Малер.

Школа по традиции уходила на каникулы 25 мая. Оставалось ещё три дня, и мы окажемся свободными на целое лето! Мы на уроке труда занимаемся сбором перегноя для школьного огорода. Мы с Мишей Седовым знаем все залежи навоза, где можно было накапывать червей для рыбалки. Поэтому ведем своих одноклассников с носилками и тележкой к ненужным скоплениям органических отходов. Мы нагребаем перегной в мешки и рассуждаем, как будем проводить лето после завершения шестого класса. Кто-то собирается в пионерский лагерь, кто-то поедет к тетё в Михеевку, в рабочий посёлок, вплотную прилепившийся к Миассу, кто-то поедет в Вишнёвогорск… А большинство сказало, что останутся в Тыелге. Мы с Мишей Седовым никогда не отдыхали в пионерском лагере. Из рассказов тех мальчишек, кто побывал в лагере, мы поняли, что там царит дисциплина с утра до вечера. Мы же предпочитали независимость от вожатых и воспитателей. Пусть дома не так сладко и сытно кормят, зато полная свобода!.. А начинали мы свои каникулы с того, что обновляли рыболовные снасти. Для этого надо было идти в лес и вырубить два-три новых удилища. Самые длинные сосновые удилища мы находили всего только в одном-единственном месте, которое мы открыли благодаря долгим поискам в разных сосняках, в окружении Тыелги. Если идти или ехать в Индашты напрямик, через гору, то в двухстах метрах слева от перевала молодые сосёнки росли в такой жуткой тесноте, что пятиметровое деревце было не толще трёх сантиметров в диаметре. Это было идеальное удилище. Мы приносили заготовки и каждый у себя ошкуривал их и выкладывал на солнцепёк, чтобы высушить. Чтобы удилище не искривлялось при высыхании, мы придумали закреплять их стальными скобками из проволоки. Удилища получались лёгкими и прочными. Не было случая, чтобы даже при вываживании крупной рыбы, у кого-нибудь сломалась снасть. Обычно мы ещё умудрялись на эту же удочку наматывать проволочную петлю для ловли щуки, выбравшейся к поверхности, чтобы погреться на солнце. Иногда удавалось навести петлю даже на килограммовую щуку и выбросить её на берег. Это была большая удача! О таком трофее вскоре узнавали все пацаны…
Но кроме удилища нужно было менять и лески с поплавками и крючками. На старых были узлы от частых зацепов за коряги, обрывов, если случайно забросишь не в воду, а на куст у воды… Да и рыбы уходили с крючком и грузилом, если неправильно потянул неожиданно клюнувшего крупного чебака или окуня. Лесок иностранных у нас отродясь не было, поэтому довольствовались отечественными, не очень прочными и довольно заметными для рыб. Крючки тоже не отличались уловистостью. Однако и бдительность рыбы была под стать нашим снастям… Ловилась она хорошо, потому что рыбы в водоёмах всегда было много, даже несмотря на частые заморы в зимнюю пору. К тому же не было у людей времени на ловлю рыбы удочками, все трудились на производстве, а свободное время отводили на поддержание хозяйства. Самыми заядлыми рыбаками были дети и старики. Мы не конкурировали меж собой, потому что старики выбирали самые, на наш взгляд, неподходящие места для ловли: один дед всегда садился неподалёку от купающихся мальчишек, которые с визгами и криками бросались с десятиметровой вышки в воду, барахтались там часами, создавая целое цунами из волн разной частоты и длины. Казалось бы, ну какая там может клевать рыба? Но дед сидит упорно, никто его улова не видит, потому что он прячет своих крупных линей в плетёной корзине с крышкой. Когда их выводит, тоже никто не видит… не до того веселящимся. Этот старик Багин долго ещё продолжал ловить рыбу в Новом разрезе на большой глубине. Однажды я, будучи уже взрослым человеком, но всё ещё увлекающимся моделями кораблей, боями на воде, принёс на Новый разрез одну ракетную установку из береговой батареи и, время от времени, делал выстрелы ракетами, которые улетали метров на семьдесят и дальше, падали в воду и взрывались, поднимая фонтан воды. Случалось и так, что ракета могла взорваться в воздухе. Один выстрел я случайно направил в сторону Багина. Ракета довольно близко подлетев к рыбаку, вдруг взорвалась в воздухе. Багин встал, смотал удочку и быстро удалился. Может, уже устал, а, может, его терпение лопнуло сидеть и ждать поклёвки. Я его встречал сидящим на шестом разрезе. Он ловил на простую удочку чебаков и окуней. А на жерлице у него был насажен очень большой живец, при этом опущен на большую глубину. Значит, дед Багин ловил крупных щук, в отличие от нас, которые довольствовались в лучшем случае килограммовыми, а то и щурятами по полкило. Снасть старика предполагала ловлю по-настоящему трофейной щуки, ради которой стоило просидеть всё утро. Он был самым заядлым из всех остальных рыбаком старшего поколения. Получилось, что я проводил его с последними почестями.
Разумеется, старик Багин был не единственным рыбаком из числа тыелгинских пожилых людей. Был у нас ещё старик Немцев, который, в отличие от молчуна Багина, был необыкновенно словоохотливым человеком. Он переехал к нам из поселка Наилы. А в Наилах он рыбу ловил в реке Миасс, который протекает у них рядом с домом. И вот любитель всяческих баек загнул нам очередную. Не помню, с чего возник разговор о часах. Мальчишек много собралось около Немцева. Все знали, что он опять что-нибудь выдаст забавное.
Как-то я на рыбалке потерял свои карманные часы – начал свой рассказ дед. А спустя год снова прихожу на это место и вижу: что-то блестит в воде. Достаю, а это часы карманные. Я сразу узнал их и очень обрадовался, что нашел свою потерю. Подношу дорогой прибор к уху, а часы тикают… У мальчишек сразу возникли восторг и изумление. И только один сказал строго: Ну и врать вы мастер, дедуля! Это был Сережа Русских. Потом мы долго смеялись, как Русских Немцева осадил…
Каникулы для нас были религией, которой поклонялись все школьники, без исключений. Их ждали, на них молились, а если лето заканчивалось, то просили не преобращаться в осень слишком быстро… Это не означало, во всяком случае для меня, полного отторжения от книг. Мы их читали, хотя не так часто, как позволяло время. Когда случалась плохая погода, то мы с Мишей Седовым принимались за книги. Вместе шли в клубную библиотеку, выбирали самые нашумевшие, но проброшенные нами произведения и несли по домам, чтобы нагнать упущенное. Если я зачитывался допоздна, то читать продолжал с фонариком, прячась под одеяло. Так приходилось делать, когда интересную книгу удалось достать с рук на короткое время. Если попадался смешной эпизод, то мою «читальню» разоблачала бабушка, отнимала фонарик и заставляла спать, а не мешать дедушке и маме хорошо отдохнуть, потому что им утром надо рано идти на работу. Она обычно награждала меня кличкой «бездельник», потому что в сравнении с домашними трудящимися я выглядел счастливчиком, которому ни за что ни про что выпали целых три месяца отпуска…
Чтобы совсем уж не выглядеть тунеядцем в семье, я брался полоть огород и окучивать картошку, мешками приносил опилки с пилорамы, на которой разделывали строевой лес на брусья и доски. Приносил шишки из леса для самовара, помогал бабушке добывать древесный уголь на печах, с помощью которого бабушка кипятила чай в самоваре. Но самым любимым моим занятием был полив огорода. Поначалу я ведрами таскал воду с ручья, протекающего мимо нашего двора. Чуть выше нас, на уступе в ручей была вставлена труба и сделана небольшая запруда. Вода из трубы наливалась в ведро, а я нёс её во двор и сливал в бочку. Там вода за день нагревалась и можно было вечером полить грядки с огурцами, морковью, горохом, капустой… Бабушка была рада, что у неё есть такой помощник. Если приходила какая-нибудь из её подруг, то она с гордостью показывала на меня и хвалила. Я сразу вырастал в глазах бабушек из её окружения.
Иногда бабушка для своих подруг устраивала чаепитие, а звать их посыла меня. Я был исполнительным курьером, потому что точно знал, кто и на какой улице живет. После того, как я возвращался во двор, бабушка поручала мне вскипятить чай в самоваре. У нас был пузатый латунный самовар, который становился культовым предметом для собирающихся в гости старушек. Они с благоговением взирали на его блестящие бока, прислушивались к его тонкому, особенному гудению и бульканью воды в его утробе. У тех бабушек, у которых не сохранилось в доме старых самоваров, наш пузан вызывал ностальгические воспоминания о годах юности в больших семьях, из которых их ещё не успели выдернуть бурные годы с революциями, гражданскими войнами, раскулачиваниями и прочими житейскими неурядицами.
Бабушка сама выносила во двор самовар, ставила его на лист железа посреди двора и давала мне задание залить в него родниковую воду из кадушки, а затем разжечь в нём огонь. Я старательно исполнял все наказы, и вскоре огонь в самоваре начинал набирать силу, вырываясь из его топки. Я добавлял угли в топку и надставлял на топку высокую жестяную трубу с рукояткой и загнутым верхом. Теперь пламя никуда не вырывалось, исключительно всё тепло отдавая воде, облегающей круглую топку. Постепенно самовар начинал «петь», а потом и закипать, выбрасывая наружу пар из особой блестящей форсунки. Теперь можно было снимать трубу, которая давала ровный дым с запахом бересты или сосновых смолистых щепок, вперемешку с запахом шишек или древесного угля.
Бабушка выдавала мне заварной чайник с засыпанным в него китайским плиточным чаем. Я заливал его кипятком из самовара, открывая его кран, пристроенный внизу. Потом надевал конфорку на макушку топки и ставил туда заварной чайник. Теперь заварной чайник получал дополнительный нагрев от раскалённых углей, и запах чая тут же начинал овладевать всем воздухом двора. Я свою работу выполнил, осталось аккуратно внести самовар в дом и поставить его в центр стола, где он будет полноправным хозяином данных бабушкиных посиделок.
Когда я стал старше, я продолжал удивлять бабушкиных подруг своими картинами. Лето, пора каникул. Я уже учился в педучилище, где проникся рисованием. Мне показалось, что в этом виде искусства у меня может что-то получиться. Я запасся настоящими тюбиками масляных красок разных цветов, кистями разных размеров. Мольберт сделал сам. Вместо полотна я попросил у бабушки старые настольные клеёнки, нарезал их под определённые размеры и загрунтовал белой акриловой краской. Когда полотна высохли на летном солнце, я через день отправился на пленэр. Поскольку наши тыелгинские мальчишки всегда следили за мной, зная мои наклонности изобретать всевозможные пушки, корабли, зенитные и ракетные установки на машинах и торпедные катера с действующими торпедами, то и тут они усмотрели, что я опять затеваю какую-нибудь развлекуху для местной детворы. Они тут же стали окружать мой мольберт и смотреть, как я зарисовываю интересный уголок природы либо у воды, либо на опушке леса, либо с уходящей вдаль дорогой. Я делал наброски, потом начинал нанесённые контуры оживлять масляными красками. Эти мои опыты им тоже понравились, и они стали подсказывать мне, где ещё есть какие-то прекрасные пейзажи для моих полотен. Таким образом, они невольно стали соучастниками в создании живописных полотен наших местных достопримечательностей: магазина, почты, клуба, автобусной остановки с автобусом, готовым отъехать в город. Кто-то предлагал зарисовать речку Тыелгу около окраины поселка, именуемой Картофельником, кто-то звал посмотреть четвёртый разрез, где есть залив с белыми лилиями, а на берегу цветёт яркий розовый шиповник… Конечно, я мотал на ус эти заманчивые предложения и шёл и туда, и сюда, но всё охватить не хватало ни полотен, ни красок, а главное – времени. Выполненные работы я сушил в сенях, чтобы солнечные лучи не коробили свежую краску. Я не задумывался, куда стану девать свои пейзажи. Просто рисовал, сушил и начинал их вставлять в самодельные рамки. И тут вдруг у моих работ нашлись неожиданные поклонницы. Это были местные бабушки, которые приходили к моей бабушке побеседовать, обсудить насущные проблемы в семьях или попросту почаёвничать в палисаднике, где выросли посаженные мной кусты, деревья и цветы. А главное, я там установил столик в тени яблони и скамейки с двух сторон. Теперь бабуси могли сидеть за этим столом, а самовар я ставил им посреди вкопанного деревянного стола. И вот бабушка разоткровенничалась и показала, чем я занимаюсь в это лето. Её подругам так понравились мои картины, что они дождались моего появления с пленэра и стали упрашивать продать не только несколько обрамленных полотен, но даже ещё не вставленных в рамки.
Разумеется, мне было стыдно продавать свои скромные опыты, и я решил сделать приятное моей бабушке. Я отвёл её в сторонку и сказал, чтобы она раздарила пейзажи по своему усмотрению. Я не знаю, как сложилась дальнейшая судьба моих картин, но бабушки гордились подарками и всюду рассказывали, что они принадлежат моей кисти.

Сергей Каратов

Другие произведения автора:

РАСТЕРЯШИ

МОЖЕТ БЫТЬ

БЛУДНЫЙ СЫН

Рейтинг: 0Голосов: 056 просмотров

Комментарии (0)

Нет комментариев. Ваш будет первым!

Добавить комментарий

RSS-лента комментариев