Сумбурные мысли похмелья

I. 
Пыль со стекла стирая, пишет скука 
за цифрой цифру - дням моим учёт. 
В расчётах сложных ставит точки муха; 
злит тупостью, жужжаньем режет ухо, 
набьёт дробей и будто не при чём. 

Подняться и убить - пока непруха, 
мне тяжело, пусть поживёт ещё. 
Поёт свой реквием хандра-старуха, 
хоть не имеет голоса и слуха... 
И бабочки садятся на плечо. 

Как сухо на душе, как в горле сухо, 
грусть тихо в сердце - нырк, и ни гугу, 
и чудится повсюду мне разруха. 
Дерутся зайцы, не жалея пуха, 
следов не оставляя на снегу. 

Хандру-старуху мне ль не пересилить? 
Аллюром мои мысли- скакуны 
по строчкам, как по рёбрам - свет чернилить. 
Вот мне б сильней извилину извилить 
и наплодить бы мыслей табуны. 

* 
Но ведьма щедро давит антрацит 
на личность, на мою. Я ж айболитом, 
когда не режет он  аппендицит, 
душевный ощущаю дефицит; 
и телом, как аквариум разбитый:
 
Скриплю зубами, мну суставы в скрутки, 
пью - не напьюсь, тошнит, да всё не рвёт; 
мне плохо, я смешон вторые сутки, 
как плохо без спирали проститутке, 
как  Тимати смешон, когда поёт. 

Мне не резон - лечь, умереть на месте, 
не все долги простил ещё друзьям. 
Пока смысл здравый временно в отъезде, 
то в этой жизни, как в сыром подъезде - 
и ждать противно, и уйти нельзя. 

Заноза сам и сам себе я рана. 
Кусать свой хвост - не столь уж тяжкий крест. 
Для череды соблазнов и обманов 
искать места я в этой жизни не устану, 
да и в последующих вряд ли надоест. 

II. 
Я не сторонник правильных решений, 
не друг начальников с отеческим лицом, 
не признаю нахальных подношений 
и лживых панибратских отношений; 
честнее быть открытым подлецом. 

Противна мне работа за "спасибо", 
я не помощник доброй воли дел, 
и чтобы дело нужное осилить, 
всегда быть должен выбор - либо-либо, 
чтоб сам, до спазма в горле, захотел. 

Я наизусть знать не желаю КЗОТы 
и совмещать рубли к числу потерь. 
Мой сушат быт чиновничьи мокроты. 
Мне выйти хочется из мира идиотов 
и громко за собой захлопнуть дверь. 

* 
И никакая сила на планете 
не вгонит под ружьё меня и в строй. 
Притворства пусть защёлкнулись браслеты, 
добра висок на дуле пистолета, 
на мине лжи рассудок стал хромой.
 
* 
Но всё хандра поёт - тем достаёт. 
А время убегает, не воротишь. 
Проблемы изощрённо создаёт, 
мне схему моей жизни выдаёт: 
"По ней деньки свои ты укоротишь". 

Подозреваю - аферистка врёт. 
Порвал листок - судьбы своей не знаю. 
Вот грымза прицепилась! Во даёт!! 
Назло ей буду жить наоборот: 
где должно обрести - там потеряю. 

Уставы ненавижу, расписания, 
все графики, всех правил рамок створ. 
Ведь по программе жизнь - лишь увядание. 
С хандрой вступаю я в соревнование. 
Анархия души - характеру простор! 

Я от хандры уж не пытаюсь скрыться, 
всегда найду того, кто мне нальёт. 
Нехитрое занятие - напиться; 
и быть тому, чему дано случиться, 
а бережёных Отче бережёт. 

Эй, ты! Услышь меня, хандра-засада! 
Тебе скажу отчётливо и в слух - 
не досаждает мне твоя досада, 
монетка приземлится как мне надо, 
пришли хоть тыщу бабочек и мух. 

III. 
- Так наливай мне стопку, кореш старый! 
Пусть будет мне сегодня хорошо, 
пусть буду я довольный и усталый, 
пусть радость распознаю в доле малой 
и до утра к семье чтоб не ушёл. 

Напьюсь, забудусь и про всё забуду, 
быть может телом, но не духом упаду; 
и потеряю я в себе Иуду, 
сопливых мыслей излечу простуду 
и замыслов гнильё предам суду. 

Афина посетит меня, Паллада. 
Придёт, в окошко стукнет Дед Мороз. 
Никто не скажет, мол, так жить не надо; 
а для меня и то - уже награда. 
Тем счастлив я до рвоты и до слёз.

- Так наливай мне стопку, кореш верный! - 
мозги кипят, душа тельняшку рвёт. 
- С тобой, бывает, мы теряем меру, 
не утопить бы в этой стопке веру, 
не прозевать бы нужный поворот. 

* 
В мечтах - Геракл, наяву - бессилен. 
На белый свет забил я сто гвоздeй. 
Ночь напролёт мы с корешем попили, 
по-братски "братскую могилу" поделили 
и до утра хватило сухарей. 

Явь - пьяный бред, сны - вовсе ахинея: 
машу копьём пред носом дурачья... 
Напился. Чувств открылась диарея: 
неважно с кем я и неважно где я, 
сейчас любая для меня - ничья. 

* 
Закрыл глаза и мир перевернулся; 
нирваны рекрут я треть сотни зим. 
Но вывод сделать, трезво оглянуться, 
каркаса веры, веруя коснуться, 
я не могу, мой рок, как первый блин. 

IV. 
Друг, вроде, человек был человеку, 
товарищ был надёжный, кровный брат. 
Но кто-то крикнул: "Всех на лесосеку!" 
В кисельных берегах нарыли штреков, 
в молочных реках - жиденький обрат. 

Друг другу быть волками нынче модно. 
Мы Божий потеряли оберег. 
Всё чаще тело от души свободно. 
Кротом, улиткой, крысой, кем угодно 
теперь стал человеку человек. 

Противно среди сытых и довольных, 
гранатой хамства вера когда в клочья. 
Кто к кассе опоздал - в рабов невольных, 
недобежавших - всех на хлеб и воду, 
и в венах холодец - кровь наша волчья. 

* 
Я победить желаю пустоту. 
Боюсь, если любовь проходит мимо. 
Мне б обойти неверность за версту, 
свою увидеть ясно красоту, 
не в зеркало смотрясь, в глаза любимой. 

Я жажду светлых чувств в огромных дозах, 
чтоб кровь была свежа и горяча, 
чтоб перестал быть сам себе занозой, 
в окне не видеть Дедушку Мороза 
и бабочек не смахивать с плеча. 
- - -

Другие произведения автора:

Каспий. Бессонное

"Происхождение мира"

Август