Пыль. Часть I. гл.13

***

Анька проснулась как раз в момент захода солнца, когда темнота по южному резко, за минуты, упала на город, скрыв старые азиатские строения, высокие заборы, неширокую рыночную площадь, обуглившееся, выжженное пятно на месте трущоб у древней городской стены, европейскую гостиницу. Яркие и удивительно близкие звезды засияли в небе, но уже навидавшаяся во время перехода с Крыловым такой пустынно-астрономической красоты Анька совершенно ими не интересовалась.

А заинтересовалась она первым делом остатками коньяка. Это Паша предусмотрительно заначил почти целый стакан, понимая, как тяжело будет девушке через несколько часов. Сам же заботливый её мужчина безмятежно спал, пристроившись рядом, но так, что Анька даже и не почувствовала его присутствия в постели.

«Х-м-м, уже в мыслях его называю «мой мужчина», – подумала девушка. – Это симптом, и отнюдь не похмельный. Потому как похмельный называется синдромом, это я точно помню…»

Не одеваясь и даже не задумываясь, как это может выглядеть со стороны, она прошлепала босыми ногами к столу, поморщившись, глотнула из заботливо подготовленного стакана граммов сто отличной янтарной жидкости, плюхнулась на стул и поискала глазами сигареты.

После первого десятка затяжек жизнь показалась Аньке уже не такой странной, запутанной и необъяснимой, как несколько часов назад. И перстенек уже не казался волшебным кольцом, таскающим её по разным мирам с единственной целью – найти его и водрузить обратно, на средний палец левой руки.

«Это просто нервы, – подумала девушка, – нервы, а может и ПМС, а я расслабилась и с перепугу нажралась, как свинья…»

В голове после выпитого удивительным образом прояснилось, будто кто-то провел влажной тряпкой по запыленному, забрызганному грязью стеклу. Анька обернулась к едва мерцающему в темноте экрану странного комбайна из телевизора и компьютера. Укладываясь подремать, Паша предусмотрительно не стал его выключать, только убавил яркость и звук до минимума, что бы не мешали отдыхать и ему самому, и его женщине, уснувшей раньше. Подхватив пульт, Анька решительно защелкала по программам, сама еще не понимая, чего хочет найти. Похоже, старая привычка иметь в комнате работающий «для фона» телек никуда не делась после полугода, проведенного в мире, где простейшая радиостанция казалась чудом техники. Впрочем, там, у Крылова, Аньке очень понравилось. Даже казалось иногда, что она в самом деле нашла свое место среди неторопливых, хозяйственных, рассудительных бойцов за лучшую долю человечества. Там не приходилось притворяться кем-то, а надо было быть только самой собой. Там ценили простые вещи: умение во время метко стрелять, храбрость, но не безрассудство, сметливость, но не заумь. Там варили в общем на полсотни бойцов котле вкусный кулеш, какого не найти даже в самом изысканном ресторане, потому как в ресторан приходят после рабочего дня, проведенного в офисе с кондиционерами, секретаршами, кофе и чаем, а кулеш ели, нет – лопали, уплетали за обе щеки – после дневного изнурительного перехода по пустыне или после боя, в котором раз за разом недосчитывались боевых товарищей.

От таких мыслей Аньку отвлек неожиданный пейзаж на экране. По заснеженному полю, к видневшему в отдалении перелеску, скакала кавалькада всадников в старинных одеждах, в окружении русских борзых. Едва слышно из динамиков доносился посвист, громкие вскрики, отрывистый лай.

«Хочу туда, в зиму, в снег, – подумала Анька. – Так давно снега не видела, просто жуть. И вот опять в пустыне оказались. И что же теперь нам делать? Притворяться «бродягами»-туристами, про которых мы сами ничего не знаем? Или пойти все-таки в комендатуру? С повинной… Похоже, за психов нас тут не примут, но – под колпак посадят, это точно. Всем же интересно будет, как мы из мазара вышли….»

На экране, в снежной пыли, метались кони, собаки, волки, лисицы… Похоже, это был научно-популярный фильм о зимней псовой охоте, или нечто художественное, с претензией на документальность. Но Аньку жанр не особо интересовал. Привлекал только снег, мороз и добротные, теплые одежды персонажей.

Вздохнув, она вывела в правый нижний угол экрана часы. Всего-то половина двенадцатого, впереди целая ночь, а она, как на грех, выспалась. Лениво потянувшись, Анька допила остатки коньяка и, сбрасывая с себя оцепенение, чувство безысходности и легкое похмелье, направилась в ванную, что бы освежиться и привести себя в относительный порядок. А то мало ли – Паша проснется, а она сидит тут в чем мать родила, лохматая, грязная, да еще и помятая после сна, как матерая алкоголичка… О том, что Паша видел её в гораздо менее привлекательном виде, Анька не думала.

…Выходя из-под прохладного душа, с вычищенными зубами, благородно взъерошенными короткими волосами, завернутая в широкое, от шеи почти до колен, полотенце, Анька застала в комнате проснувшегося Пашу. Уже за чистым, прибранным столом, без намеков на пьянку, над чистой пепельницей, спокойно покуривающим и поглядывающим краем глаза в телевизор.

– Паштет! Тебе привет, – пропела Анька, устраиваясь напротив него на втором стуле. – Как думаешь, в этом занюханном азиатском городишке на краю вселенной можно найти хоть какое-то ночное развлечение?

– Вряд ли, – серьезно покачал головой Паша. – Мне кажется, тут ложатся спать всем городом сразу после заката. Исключение – военные патрули.

– Ну, раз военные патрули ходят, то они должны где-то и отдыхать? – сделала логический вывод Анька.

– Отдыхают они, скорее всего, в караулке, – вздохнул Паша. – Или прямо в комендатуре. Вряд ли тут для них круглосуточные бары со стриптизом открыты. Кстати, и стриптизерш тут не найдешь, не тот менталитет у населения.

– Слова какие умные стал говорить, – подколола его Анька. – Стриптиз, менталитет… А как думаешь, наша столовая, при гостинице, может ночью угощать патрульных кофиём или какавой?

– Может, – согласился Паша. – Вот тут ты права.

– Тогда почему ты еще сидишь? – уточнила Анька, сбрасывая на кровать полотенце и принимаясь одеваться.

– А что мне делать? – не понял Паша.

– Собираться, естественно, – насмешливо фыркнула Анька.

Одевалась она по-солдатски, быстро, ловко, умело, и когда Паша притушил сигарету и встал со стула, Анька уже прилаживала под мышкой маузер на ременной петле.

В коридорчике при выходе из номера и в холле, на рабочем месте Нины Петровны, они не встретили никого. Но в столовой оказалось на удивление многолюдно. Кроме уже знакомых по завтраку блондинке и блондину за соседними столиками расположилась компания каких-то явно штатских людей, горячо обсуждающая что-то свое, заветное, жутко интересное только в этом узком кругу. Судя по загару, сильной небритости мужчин и огрубевшим ладоням у всей компании, включая нескольких женщин, эти люди вряд ли просиживали целыми днями в кабинетах с кондиционерами. Кроме них, в уголке пристроились трое офицеров, выпивающих точно такой же коньячок, что Анька с Пашей несколькими часами ранее потребляли в своем номере. На столе перед офицерами были разложены карты, но не топографические, а обычные, игральные. «Как забавно. Развлечения гарнизонных офицеров, похоже, не меняются, невзирая на другие особенности миров, – подумал Паша. – Вот только игры, наверное, разные».

Еще один столик занимала компания явно патрульных. Трое солдат, сержант, офицер, все при оружии, в камуфляже, запыленные, явно совсем недавно пришедшие с темной улицы. Они поставили под стулья свои глубокие шлемы-каски в пятнистых чехлах, сложили в них отстегнутые от пояса длинные ручные фонари, сигнальные гранаты и фальшфейеры, прислонили прямо к столу длинноствольные штурмовые винтовки, расстегнули воротники комбинезонов и слегка закатали рукава. То ли таковой была форма одежды «для отдыха», то ли патрульные просто бравировали в присутствии офицеров явно старших по званию, чем их начальник. Солдаты пили что-то пенистое и светлое, скорее всего, пиво, а офицер – простую воду. Вот он-то и обратил внимание на вошедших и устроившихся за столиком Аньку и Пашу особое внимание. Ну, естественно, кроме официантки, которой это было положено по должности… Надя, видимо, вчера отработала свою смену, по суткам у них или как, и сейчас в зале крутилась туда-сюда высоченная и очень крепкая на вид спортсменка лет двадцати, или даже моложе.

«Волейбол-баскетбол, – определил про себя Паша. – Ну, или прыжки в высоту, на худой конец… А может – всё это сразу… но только не профессионалка… мышцы не те… и движения…» Впрочем, Паша мог и ошибаться, его общение с профессиональными спортсменами было сильно ограничено бывшими боксерами и футболистами, да и то в основном на последней стадии запоя.

А девушка тем временем как-то очень грациозно и ловко для своего роста передвигалась от столика к столику, с картежниками пошутила, белобрысой парочке принесла затребованные ранее блюда, патрульным просто мило улыбнулась, пока, наконец, не добралась до Аньки с Пашей.

– Привет от Нади! – сказала она, вольготно, но без малейшей тени наглости и панибратства усаживаясь на свободный стул. – А я – Марина. Я тут всю ночь и завтра до вечера буду. Вам покушать сейчас хочется или просто посидеть-отдохнуть?

– Просто отдохнуть, – кивнул Паша. – На ночь как-то вредно объедаться…

Анька фыркнула на такую забавную от Паши заботу о здоровье, но по части меню поддержала его полностью:

– Продолжим коньячком, да, Паштет? Ну, и чего-нибудь легкое перекусить, типа манной каши…

Девушка, видимо, этот анекдот не знала и с легким недоумением уставилась на Аньку. Пришлось той и анекдот рассказать, и настоящий заказ изложить. Под коньячок Анька придумала черной икры, лимон и смесь кофейной и сахарной пудры, дабы этот лимон посыпать. Приготовившись услышать в ответ извиняющееся: «Этого у нас нет», или более простого: «Ишь, губу раскатали», Анька получила от Марины веселую, ласковую улыбку с привычной для сферы обслуживания фразой: «Минуточку…»

И в самом деле, через минуту, или чуть больше, на столике у них появился и коньяк, и икра в хрустальной вазе, выложенная на салатные листья, и кучка искусственного, дымящегося льда вокруг вазы, и аккуратно, тонко порезанный лимон, и плошечка со смесью кофейного порошка с сахарной пудрой именно в пропорции один к трем, как просила, гурманствуя, Анька.

Они успели под любимый анькин тост «ну, поехали…» выпить пару глотков из пузатых, широких бокалов, как к столу неторопливо подошел тот самый офицер из патруля, поначалу просто приглядывающийся к ним.

– Добрый вечер, – поприветствовал он Пашу и Аньку.

И хоть звучало это очень дружелюбно и вежливо, они напряглись слегка, ожидая чего угодно – от проверки документов до приглашения Аньки на первый же танец, когда раздастся в зале музыка. Впрочем, на строгую проверку документов этот неожиданный визит не тянул, сержант и солдаты продолжали сидеть за своим столиком и пить свое пиво.

– Позвольте, я ваши посиделки собой разбавлю? – спросил офицер с достоинством и в то же время – внутренним волнением, а вдруг откажут, хорошо читаемом на его лице.

Глядя на широкоскулое и простое его лицо, короткие, армейским ёжиком, светлые волосы, обычные, без хитринки и притворства серые глаза, Паша сообразил, что офицеру-то просто некуда здесь податься. В компанию картежников, видимо, он сам не хотел, к загорелым, продолжающим бурную дискуссию штатским его бы вряд ли взяли, блондин и блондинка смотрелись так обособленно от всех, что и мысли присоединиться к ним почему-то не возникало. А пообщаться офицеру с тремя маленькими звездочками на полевых погончиках очень хотелось. Тем более, с новыми, свежими людьми.

– Разбавлять не надо, – сказал Паша. – А вот выпить вместе мы не против…

– Старший лейтенант Вяземский, – представился офицер и тут же прихвастнул: – Ну, и конечно по всей армии меня зовут поручиком Ржевским…

– Славная ассоциация, – хмыкнула Анька, – вот только за что так прозвали?

– Увы, или к счастью, но не за пошлость, – усмехнулся Вяземский. – Старлей – это в царской еще армии – поручик, а Вяземский, Ржевский – это ж рядом совсем… Вот и прозвали.

– Присаживайся, поручик, – пригласил по-простому Паша, сразу переходя на «ты», внешне этот офицер был помоложе него лет на десять.

Марина, тут же появившаяся возле столика, поставила третий стакан и запросто поинтересовалась у Вяземского, оказавшегося Валерой, чем он будет закусывать…

– Да, наверное, тем же самым, – обвел он рукой стол, – раз в гости-то напросился…

Отказавшись от дополнительной закуски, от второй бутылочки коньяка старлей не отказался. И даже решительно списал все расходы на свою «элку».

– Тут ведь разницы большой нет, – пояснил он, прикладывая собственный идентификационный прибор к блокнотику Марины. – Просто у нас в армии резерв небольшой появится, когда вы уедите…

Паша не стал углубляться в детали армейской запасливости и тонкости безденежных расчетов, просто разлил коньяк по фужерам и предложил:

– За знакомство!

Вяземский с удовольствием выпил, до дна, как нормальный человек, без всякого гурманского смакования и мелких глоточков и, слегка закатив глаза от удовольствия, пояснил:

– У нас смена закончилась. Сейчас бойцы отдохнут после улиц и – в казарму, а я, получается, до самого завтрашнего обеда свободен. Хочется немного пообщаться.

Здесь ведь русских людей – по пальцам посчитать. Все офицеры в основном на границе, там и лагеря временные соорудили, и технику там же обслуживают, сюда так наезжают – раз в год по обещанию, в основном снабженцы и технари-специалисты.  А тут – комендантские, да вот еще, – он кивнул на разгорячено спорящую компанию, – археологи. Они ребята, конечно, хорошие, но уж больно в своё дело упертые, одно слово – научники. Разрыли тут парочку каких-то склепов, вот уже вторую неделю спорят, кто ж там лежит и когда положили. Послушать их, так ничего интереснее в этой жизни нет, чем древние косточки перемывать…»

Паша, скорее по привычке, чем по необходимости, внимательно, но незаметно огляделся. Никто из присутствующих не заострил свое внимание на то, как Вяземский подсел к ним за столик, хотя, кажется, блондин проводил его незаметным, профессиональным взглядом и что-то сказал блондинке, своей спутнице.

А тем временем «поручик Ржевский» пользовался возможностью выговориться, получив в лице Аньки внимательную слушательницу, готовую кивать и поддакивать, иной раз даже задавая вообще-то ненужные наводящие вопросы.

– С комендантскими проще, ведь я и сам комендантский, но чуток по другой линии, но они уже начинают надоедать. Весь день толчешься с ними в одном здании, вместе обедать ходим, за обеденным столом вопросы иной раз решаем, а потом вечером – всё те же лица. Да еще к тому же – все мужского пола.

Да, командарм у нас суровый, особенно по женской линии, ну, то есть, если хочешь, то привози жену, невесту, просто подругу, хоть гарем тут разводи во внеслужебное время, у него самого такой маленький гаремчик есть, но вот что бы за казенный счет… Он ведь даже машинисток и телефонисток из армии сократил. Теперь офицеры сами бумаги на «вовках» составляют, сами связь поддерживают. Представляете, каково в войсках, там ведь не до новинок техники, там главное – боеготовность… а тут получается, что после целого дня на полигоне, в танке, садиться за клавиши и списание солярки оформлять.

Хорошо, в последнем призыве много грамотных ребят пришло, но и их тоже всех за «вовки» не посадишь, обижаются. Мы, мол, танкистами служить призывались, а не писарями…»

…Уже минут через двадцать непринужденной болтовни Вяземский настолько освоился в компании, что решился попросить Аньку:

– А не покажешь своё оружие?

– Какое? – округлила удивленные глаза девушка. – Главное женское при Паше показать не могу, заревнует…

Вяземский захохотал было, но сам же себя и оборвал, закашлявшись и смутившись.

– Ну, что ж ты меня так… я про то, что под курткой у тебя… извини, конечно, за наглость…

Паша напрягся, но вокруг по-прежнему было безмятежно спокойно, да и не арестовывают так, просто попросив показать пистолет. Что-то тут не то, но что?

Анька, слегка завозившись, ведь выпила-то уже не мало, отстегнула от ремня маузер и небрежно положила на стол: вот он, мол, смотри и завидуй.

То, что старлея захлестнула настоящая волна зависти, Паша почувствовал сразу. Это было светлая, белая зависть коллекционера или, как минимум, знатока, увидевшего мечту своей жизни в чужих, но достойных руках.

– Боженьки мои, – Вяземский, кажется, едва не перекрестился, но протянул руку и коснулся оружия. – Настоящий, рабочий… Никогда бы не подумал, что такой увижу своими глазами… Я ведь тут пристрастился к раритетам. Оружие в Белуджистане попадается такое древнее, что, кажется, еще монголы этими саблями воевали. И огнестрел хорош. Сам лично английское ружье нашел аж девятнадцатого века. И – представьте – в хорошем состоянии. Ну, конечно не то, что твой пистолет-карабин…А где нашла? Ой, только не подумай, я ж понимаю, что «рыбные места» никто не сдает, просто интересно, здесь? в Белуджистане? или в другом месте?

– В другом, – ответила слегка растерявшаяся от такого шквала эмоций Анька. – Севернее… и далеко отсюда.

– Не возражаешь, я его в руках подержу? – спросил Вяземский с надеждой.

– Только аккуратно, – предупредила Анька. – Заряжен и патрон в стволе. Я всегда так ношу…

– Он – боевой? стреляет? – еще больше удивился старлей. – Не может быть… Как ты умудрилась? Восстанавливала сама? Или кто помогал? а патроны? наши разве подходят?

– Какие это наши-то? – вмешался в разговор Паша, что бы предотвратить возможную непонятку, они ведь не знали, что за пистолеты сейчас на вооружении у армейских офицеров.

– Наши это 7,62 на 25, ТТ-шные, стандарт аж до военных времен, – чуток отвлекаясь от созерцания маузера, пояснил Вяземский. – Под них же и «стечкин» сделан… А ты разве не знаешь?

– Да не специалист я, – улыбнулся в ответ Паша. – Это вот Аньке с её пушкой повезло, а мне так и без особой нужды все эти пистолеты, пулеметы…

– Вот это ты зря, – серьезно сказал старлей. – Здесь, да и вообще за границей, без оружия появляться не стоит. Это я вам, как специалист говорю…

– По чему специалист? – уточнила Анька.

– Как же? Я не сказал? – искренне удивился Вяземский. – Вот что значит – привык, что б меня узнавали… начальник я особого отдела комендатуры. Нам про эту вот заграницу положено побольше знать, чем простым людям.

Прикрыв губы фужером и делая вид, что глотает коньяк, Анька чуть мигнула Паша, сиди, мол, и обтекай постепенно. Нарвались-таки на главного городского контрразведчика. А Паша уже и без её тонких намеков обтекал, уж слишком не похож был их собутыльник на военного контрразведчика. Ни манерами, ни повадками.

– А что ж ты в караул-то сам ходишь? – поинтересовался Паша, тоже прихлебывая коньяк.

– У генерала Плещеева все ходят, – усмехнулся с нарочитой мрачностью старлей. – Обычай у него такой, даже интенданты караул несут, и военврачи, ну, эти, конечно, там, где безопасно, при штабе, но в нарядах весь офицерский состав. Да я, вообщем-то, и не знаю, где сейчас по-другому? разве что, генштабисты улицы не патрулируют…

…через пару часов, когда уже разошлись из столовой научники-археологи, они вообще ушли самыми первыми, видимо, просто запоздало поужинав, когда сержант-патрульный увел, с разрешения Вяземского, солдат отдыхать до завтрашнего обеда, когда покинули зал и белобрысые загадочные личности, а остались только неисправимые картежники, старший лейтенант, наконец-то, решил, что настала пора и ему откланяться. Правда, перед этим он долго упрашивал Аньку попробовать стрельнуть из маузера прямо здесь и сейчас, гарантируя своей должностью, что ничего плохого не случиться и претензий за такую легкую шалость никто им предъявлять не будет. Слегка помучив контрразведчика, Анька согласилась, и, приоткрыв окно, он с восторгом пальнул из раритетного для него оружия в корявое абрикосовое дерево, притулившееся на маленьком заднем дворике гостиницы.

Игравшие в карты офицеры, кажется, даже и не заметили стрельбы, разве что – глаза скосили в сторону окна и тут же вновь уткнулись в карты. А вот выскочившую на шум выстрела Марину старшему лейтенанту пришлось успокаивать и словами, и своим собственным видом. Проводив обратно, в подсобку, удовлетворенную пояснениями официантку, Вяземский договорился с Анькой, что завтра же, после обеда, съездит с ней, ну и с маузером и Пашей, конечно, на стрельбище. Что бы своими глазами посмотреть на легендарные способности К-96.

– Интересно, куда и как он доберется глухой ночью да еще и подвыпив? – спросил Паша, когда Вяземский, горячо и искренне поблагодарив за прекрасно проведенный вечер, покинул столовую.

– А что ему с такой-то ксивой? – пожала плечами Анька. – Будь я тут начальником контрразведки…

– Потому и не дает бог бодливой корове рог, – проворчал Паша, все-таки, привычно недовольный навязанным знакомством.

Веселый и увлеченный старым оружием старлей ему понравился чисто по-человечески, но вот должность его, а главное – отношение к незнакомым и странным людям, не понравилось вовсе. Сейчас Паша находился под воздействием этих противоречивых чувств и ощущал себя немного дискомфортно.

– Грубый ты и ревнивый, как негритенок Отелло, – сказала Анька подымаясь из-за стола…

У дверей номера Паша насторожился. Там, за тонким дверным полотном, в предназначенном только им с Анькой помещении, находился кто-то посторонний. И Паша ощутил это шестым, седьмым, восьмым или как его не называй чувством, как частенько ощущал исходящую от людей опасность для себя или своей женщины. Впрочем, опасности-то как раз Паша и не ощутил. Только чужое присутствие.

Заметив, как изменилось поведение Паши, Анька рефлекторно, по привычке доверять своему мужчине во всем, вытянула из-под куртки вновь пристроенный туда при выходе из столовой маузер.

Не оглядываясь, зная, что Анька ведет себя правильно и разумно, сколько бы она не выпила, Паша отомкнул запертую дверь номера и шагнул в маленький, узкий коридорчик прихожей, расправляя плечи и чуть раздвинув в стороны руки, загораживая и без того большим своим телом следующую за ним Аньку.

В номере горел неяркий свет настенного бра, а посредине комнаты, отодвинув от стола подальше один из стульев, сидел тот самый белобрысый, запомнившийся Паше и Аньке еще по первому визиту в столовую, человек. Сидел он смирно, аккуратно положив руки на колени, как прилежный школьник. При более близком знакомстве оказалось, что лет ему около сорока, хоть и выглядит, как все блондины, помоложе. И сложен он отнюдь не для захвата возможных преступников, скорее уж – субтильно и сухощаво.

– Входите-входите, – пригласил белобрысый без всякой издевки в голосе. – В конце концов, это же ваш номер, а я только у вас в гостях, хоть и незваных…

И, поскольку входить тут было практически некуда, добавил:

– Присаживайтесь…

Анька, демонстративно, походкой модели на подиуме, подошла к кровати и вольготно расположилась на ней справа от сидящего, не забывая при этом держать его на прицеле. А Паша шагнул к столу, слева от белобрысого, и, выдвинув подальше второй стул, присел там.

Позиция оказалась полностью выигрышной для хозяев номера. Они не только при необходимости «брали в клещи» незваного гостя, но и доставляли ему определенный психологический дискомфорт в планирующемся разговоре. Ведь белобрысому придется обращаться то к Паше, то к Аньке постоянно вертя головой и не отслеживая и половины их реакции на свои слова. Впрочем, белобрысый маневр их оценил, слегка усмехнувшись и покачав головой. Видимо, он был готов и к такому повороту событий.

– Меня зовут Пухов, Егор Алексеич, – представился белобрысый. – Работаю старшим инспектором отдела контроля при Председателе Верховного совета. Нас еще называют «контролерами» или «ревизорами». А ваши имена я знаю. Фамилии и должности мне, думаю, ничего не скажут…

Настало время Паше и Аньке усмехаться и «держать паузу», потому как сказать Пухову в ответ пока было совершенно нечего. А тот неожиданно сменил тему. Да так, что ввел своих собеседников в легкий ступор.

– Маска-то у вас? В сохранности? – спросил Пухов.

– А куда она денется? – откашлявшись, что бы немного придти в себя, вопросом на вопрос ответила Анька. – В шкафу вон лежит, со старыми одежками…

– Я так и думал, – улыбнулся Егор Алексеевич.

– Вяземского ты нам подослал? – спросил, отвлекая на себя внимание, Паша. – И зачем же?

– Не подослал, а попросил пообщаться, – без тени улыбки в этот раз сказал Пухов. – Надо же было выяснить, что вы за люди, если люди вообще, и как мне с вами себя держать…

– Ну, и подслушивали весь наш разговор, естественно… – прокомментировал Паша.

– А как бы вы поступили на моем месте? – спокойно парировал Егор Алексеевич. – А теперь, наверное, можно и поговорить начистоту? В разумных пределах, естественно…

– То, что «мы пришли с миром» говорить не надо? – ядовито улыбнулась Анька, перехватывая инициативу.

Она очень не любила, когда её выводили из равновесия такими вот трюками, как вопрос про маску. Да и вообще всем поведением этого белобрысого дядьки.

– Не надо, – серьезно ответил Пухов. – Декларации о намерениях меня не интересуют… 

Другие произведения автора:

Перекресток. Часть вторая. Госпожа инспектор. гл.18

Перекресток. Часть вторая. Госпожа инспектор. гл.21

По чуть-чуть (таймлайн) 2