Пыль. Часть I. гл.7

***

Из интервью корреспонденту газеты «The Australian».

Личный представитель Председателя Верховного Совета Алексей Камов любезно согласился прокомментировать вопросы нашего корреспондента по азиатскому региону Джеймса МакКейна. Встреча прошла в загородном доме господина Камова, который тот почему-то упрямо назвал «десять соток», отказываясь объяснить историю и суть этого названия. Как удалось выяснить нашему корреспонденту, «сотками» несколько десятилетий назад измеряли в России площади сельскохозяйственных угодий, однако, чему равна эта пресловутая «сотка», корреспондент так и не узнал.

Дом господина Камова выглядит снаружи и изнури гораздо скромнее, чем можно было бы ожидать от жилища чиновника, уже не первый год облеченного немалой властью в Советской России. Простой деревянный дом, с небольшой верандой при входе, на которой и расположились во время беседы А.Камов и Дж.МакКейн. Как успел заметить наш корреспондент, совсем рядом от дома господина Камова находится еще не менее двух десятков похожих строений, некоторые из которых выглядят значительно солиднее и богаче жилища интервьюируемого. По словам самого господина Камова, поселок принадлежит одному из московских заводов и проживают в нем в основном вышедшие на пенсию рабочие и цеховые мастера, к которым в летнее время и на выходные часто приезжают их дети и другие родственники. На вопрос, почему у этих людей нет собственных загородных домов, господин Камов ответил, что советские люди, особенно заводчане, очень не любят нерационального использования ресурсов и не хотят обзаводиться домами, пользоваться которыми из-за сурового русского климата смогут лишь очень короткое время в году.

Переходя же к основной теме интервью, господин Камов предупредил нашего корреспондента, что оставляет за собой право не отвечать на некоторые вопросы и пригрозил немедленно прервать интервью, если вопросы будут носить характер, унижающий его личное достоинство и достоинство Советской России.

Приходится признать, что подобные ограничения звучат дико для людей западного мира, привыкшего к свободе слова. Впрочем, исключительный характер Советской России в прошлом и в современной истории признается всеми.

Вопросы начались с выяснения отношения России в лице личного представителя Председателя Верховного Совета к процессам, происходящим на ирано-пакистанской границе в провинции Белуджистан, в частности, и роли Советской России на скорейшее разрешение индо-пакистанского конфликта в целом.

К.(корреспондент): «Уважаемый господин Камов! С какой целью советские войска находятся на границе Ирана и Пакистана и почему они препятствуют свободному переходу границы беженцам из пострадавших от военных действий провинций Пакистана на территорию Ирана?»

Л.П.(личный представитель Председателя Верховного Совета): «Наши войска находятся на границе с Пакистаном исключительно по личной письменной просьбе иранского шаха Мохаммеда Второго. Подобный вариант развития событий предусмотрен был в бессрочном договоре между Советской Россией и Ираном от 1945 года и подтвержден протоколом от 1970 года. Советские войска блокируют границу Ирана, не допуская массовых незаконных её нарушений. Часть войск находится во втором эшелоне, прикрывая наиболее опасные возможные направления прорыва границы. Это я поясняю заранее, что бы не было вопросов о том, почему войска дислоцируются не только вдоль границы, но и на достаточном от нее удалении. Размещение советских войск и их передислокация в обязательном порядке согласовывается с Генеральным штабом иранских вооруженных сил и с местной администрацией».

К.: «Зачем понадобилось вводить дополнительные войска, если со времени окончания Мировой Войны на западных границах Ирана находятся советские военные базы с огромным контингентом военнослужащих?»

Л.П.: «Вторая и Третья танковые армии, а также Вторая воздушная армия, дислоцирующиеся на западной границе Ирана служат гарантом безопасности и стабильности во всех нефтедобывающих странах Ближнего Востока. Передислокация их в любое иное место может дестабилизировать обстановку в Ираке, Кувейте, Трансиордании, Сирии, ну и т.д. Ближний Восток – своеобразная нефтяная цистерна, вокруг которой сплетены интересы многих государств, транснациональных корпораций, отдельных народностей, племен и даже личностей. А нефть, как вам известно, чрезвычайно пожароопасное вещество. И лучше будет, если «пожарные», если так можно выразиться, всегда будут наготове и рядом с этой цистерной».

К.: «Чем же гарантируют советские войска безопасность и стабильность на Ближнем Востоке?»

Л.П.: «Вопрос не по теме, но я просто выношу вам первое предупреждение. Разговаривать о геополитике, о региональной политике и экономике вообще – можно днями и неделями. А время нашей встречи ограничено. И это хорошо.

Теперь по существу. Еще в конце сороковых, начале пятидесятых годов советские войска обеспечивали безопасность региона, борясь с местными бандами, многочисленными диверсионными группами британцев, французов, северных американцев, проникающими на территорию Ирака и западного Ирана. Приходилось много стрелять и несколько раз вести едва ли не полномасштабные боевые действия в ответ на происки империалистических правительств Британии, Франции и Североамериканских Штатов, которые не понимали новых реалий, сложившихся после Мировой войны, не хотели их понимать и принимать. Однако, с годами обстановка изменилась. Уже лет тридцать ни у кого не возникает желания проверить боеготовность советских войск на Ближнем Востоке. Поэтому в последние годы советские войска гарантируют безопасность и стабильность многим арабским странам Ближнего Востока исключительно фактом своего там присутствия.

А теперь я хотел бы услышать вопросы по существу интервью».

К.: «Хорошо, вернемся к теме интервью, почему советские войска ограничивают переход через границу беженцев из Пакистана? Людей, лишенных крова и своей земли, пострадавших в результате применения химического и бактериологического оружия? Людей, которым крайне нужна любая помощь: продуктами питания, жильем, медицинским обслуживанием?»

Л.П.: «Во-первых, советские войска выполняют взятые на себя перед иранским шахом обязательства «закрыть границу». А, во-вторых, насколько я знаю, сейчас в Австралии практически стоят без работы или трудятся под неполной загрузкой из-за экономического кризиса до полутора сотен транспортных судов океанского класса. Подгоняйте их к берегам Пакистана и Ирана. Я лично берусь организовать погрузку на них не менее трех-четырех миллионов беженцев. Готова Австралия, страна вовсе не бедная, принять у себя, обеспечить питанием, жильем, медицинской помощью такое количество беженцев?»

К.(растерянно): «Но в Австралии нет таких возможностей. Мы не сможем содержать такую армию… э-э… беженцев. В разгар кризиса, когда в стране почти двадцать процентов трудоспособного населения без работы…»

Л.П.(ехидно): «Австралия, значит, не может, или не хочет, принципиальной разницы тут нет, но почему-то задает вопросы об этом другим странам? Пытается переложить с себя груз ответственности на других?»

К.: «Причем тут груз ответственности? Ведь Австралия ни коим образом не виновата в индо-пакистанском конфликте. Мы даже неоднократно выступали за его мирное разрешение, за немедленное прекращение военных действий…»

Л.П.: «Вы, конечно, выступали. Разве тут поспоришь? И Лига Наций призывала противоборствующие стороны не применять отравляющие газы и биологическое оружие. И только Советская Россия нанесла ракетно-ядерный улар по восточным, пустынным районам Пакистана и этим остановила бойню. Просто пригрозив, что следующие ракеты упадут на густонаселенные города обеих стран. Вот только тогда высшее военное и политическое руководство противоборствующих сторон отдало приказы о прекращении огня и приехало к нам, в Астрахань, на переговоры. А теперь нам же еще и пытаются навязать сотни тысяч, миллионы раненных, больных, отравленных газами, зараженных чумой, холерой, сибирской язвой, нищих, голодных, без крыши над головой и маломальской одежды. Или вы думаете, что Иран самостоятельно способен обеспечить всем необходимым этих беженцев?»

К.(еще более растерянно): «Но есть же общечеловеческие нормы гуманности…»

Л.П.: «Почему же эти нормы гуманности не проявляют Британия, Франция, Америка? Где их транспорты, спасательные суда? Почему они молча наблюдают за гибелью миллионов пакистанцев и индусов?»

К.(чуть оживившись): «Но сейчас я говорю не о западных цивилизациях, а о Советской России и Иране, как её сателлите».

Л.П.(брезгливо): «Видимо, у нас разное понятие слова «сателлит». Изначально так обозначали телохранителей в Древнем Риме. И причислять Иран к телохранителям России – смешно, неправда ли? Впрочем, у вас своя правда всегда и во всем. Почему Советская Россия должна тратить трудовые, продовольственные, энергетические ресурсы на спасение людей, от которых отказалось их собственная власть? Мы с удовольствием окажем этим людям моральную и дипломатическую поддержку, а вот кормят и поят их пусть те, кто развязал эту никому не нужную войну».

К.: «Вы постоянно сводите вопрос к ресурсам, делая ударение на экономической стороне вопроса, хотя ваше государство объявило себя коммунистическим и деньгами пользуется только во внешнеторговых расчетах…»

Л.П.(саркастически): «Попробуйте предложить британским или американским транснациональным корпорациям поработать без прибыли. Надеюсь, вас после этого просто засмеют, и не более того. Наша страна смогла построить коммунистическое общество и предоставлять своим гражданам все товары и услуги по их потребностям только благодаря эффективной экономической политике. Мы уже давно ничего и ни для кого не делаем даром и не собираемся заниматься вашей пресловутой благотворительностью. Пусть этим занимается Лига Наций, она ведь для того и создана, что бы решать международные вопросы, в том числе и гуманитарные и благотворительные».

К.: «Лига Наций сделала все, от нее зависящее, что бы война была прекращена…»

Л.П.(перебивая): «То есть, не сделала ничего, если судить по результату. Может быть, не стоит так уж прославлять организацию, способную только на болтовню?»

К.(нервозно): «Давайте вернемся к обстановке на ирано-пакистанской границе?»

Л.П.: «Я все время пытаюсь вас туда вернуть, но…»

К.: «По данным независимых журналистов и врачей, работающих в лагерях беженцев, которых все-таки допустили на иранскую территорию, обстановка в этих лагерях напоминает худшие времена в нацистской Германии. Полное отсутствие санитарии, крохотные пайки, отказ в свободном перемещении за пределами лагеря. Как вы можете оценить такие действия уже конкретно советских военных, ибо это они создают и контролируют лагеря на границе».

Л.П.: «Действия наши военных по всем пунктам согласовываются с местными чиновниками и представителями иранского шаха в Белуджистане. Это во-первых. Во-вторых, я очень не люблю анонимности, а «независимые журналисты и врачи» – это не авторитетный источник, потому что вы не назвали имен, мест работы этих специалистов. Такого рода заявления попахивают клеветой и провокациями».

К.: «Как же я могу назвать вам людей, которые работают в зоне ответственности советских войск? Это может вызвать репрессии по отношении к ним…»

Л.П.: «Интересно, сколько иностранных журналистов мы за последние лет десять репрессировали? Или вы, может быть, считаете за репрессии выдворение из страны без права возвращения за шпионаж, антисоветскую пропаганду и прочие противоправные действия?»

К.: «Давайте не будем сейчас обсуждать эту тему, а вернемся к лагерям беженцев на восточной иранской границе…»

Л.П.: «Вы ловко уходите от неприятных для вас тем и с удовольствием обсуждаете свои, только вам понятные, недостатки в работе советских военных. Будь по-вашему. Всего в приграничной области шесть больших лагерей и три карантина. В карантине в самом деле очень суровый режим входа-выхода, потому что никто не хочет вместо карантинного лагеря на десять тысяч человек получить карантинную провинцию на миллионы, а среди беженцев очень много больных и чумой, и оспой, и тифом. Были случаи сибирской язвы. Поэтому контакты этих людей с внешним миром минимальны. В остальных лагерях посвободнее, но никто и никого не выпустит за ворота лагеря просто «посмотреть». Нужно или приглашение от местных жителей, или трудоустройство. Наши военные неоднократно пытались трудоустроить молодых, здоровых беженцев на общественных работах в провинции, но – увы…»

К.: «Но ведь общественные работы предполагают тяжелый физический труд на прокладке дорог, строительстве объектов инфраструктуры, а это не самый лучший вариант для пострадавших…»

Л.П.: «Вы считаете, что малограмотным или вовсе неграмотным крестьянам и кочевникам, благополучно сбежавшим из-под газовой атаки соседнего государства, мы должны предоставлять места в конторах с климатизаторами и оплачивать их безделье за полированными столами якутским золотом? Так ведь они даже читать-писать не умеют, где же их еще можно использовать, кроме дорожных работ?»

К.: «То есть вы признаете, что используете труд беженцев на тяжелых работах в пользу ваших военных?»

Л.П.(раздраженно): «Последнее замечание. Не передергивайте мои слова и не приписывайте мне того, что я не говорил. Все беженцы работают на добровольной основе. И только на объектах, принадлежащих шахиншаху иранскому или его подданным. Но – и так крайне мало. Видимо, большинство беженцев, подобно вам, считают, что подавать им милостыню – чья-то прямая обязанность».

…на этом газетная страничка обрывалась, и Анька со вздохом отбросила её подальше от себя, в угол маленького диванчика, на котором она расположилась.

– Хорошо ты на буржуинской мове шперхаешь, – с ироничным уважением сказал Паша. – Когда только выучить успела…

– Дык, любой средний программер должен по ихнему бачить, – в тон Паша отозвалась девушка.

– Ну-ну, знаю я какой ты средний программер, – проворчал он, припомнив, как Анька выводила из строя правительственные каналы связи и местное телевидение в одном далеком сейчас, но таком памятном для них обоих городе.

– Для своего времени – средний, – без всякого кокетства констатировала Анька. – А там… там просто детский сад был вместо криптографии.

– Все равно переводишь шикарно, – повторил комплимент Паша, не желая уступать, хоть и зная наперед, что все равно уступит, стоит только Аньке посерьезнее настоять на своем.

– Тут язык сломаешь – переводить-то, – посетовала Анька. – Раньше только слышала про этот австралийский жаргон, и в самом деле – язык тот же, буквы те же, а слова и фразы – шиш, совсем всё другое…

– Мне не понять, – скромно сказал Паша. – Я если и свяжу между собой два буржуинских слова, так это «Хенде хох» и «Цурюк»…

– Не прибедняйся, – фыркнула Анька. – Слышала-слышала, как ты с тем немцем шпрехал, только от зубов отскакивало…

С немцами Паша пообщался уже в батальоне Крылова, случайно пересекшись с парочкой добровольцев аж из самой Баварии, где года за четыре до того жестоко подавили выступления рабочих, вот и прошлось тем немцам разбежаться по всему миру, спасая свои шкурки и в поисках лучшей доли.

– Так-так-так… – Паша вытянул из угла газетный обрывок, разгладил его и зачем-то вгляделся в незнакомые слова. – Теперь многое становится понятно…

Во всяком случае, понятно стало, почему с них не взяли ни копейки при размещении в гостинице. В номере которой они и нашли этот самый обрывок австралийской газетки, попавшей сюда неведомыми путями.

В небольшом, по-европейски чистеньком двухэтажном домике, в маленьком холле на первом этаже их встретила улыбчивая, сдобная женщина, будто сошедшая со старинных русских лубков: краснощекая, пышнотелая, с длинной косой под легкой косынкой, с тяжелой грудью.

– Ну, что, бродяги, отдохнуть от природы захотелось? – оригинально поздоровалась она. – Проходите, здравствуйте, гостями будете. Одичали, небось, в пустыне-то?

– Здравствуйте, – выдвинулась вперед Анька, считая, что сможет легче найти общий язык с женщиной, чем Паша. – Да вот, надоело уже по пескам-то мотаться, хочется в душ нормальный, а еще лучше – ванну, с пеной…

– По тебе видать, что давно мотаетесь, – отметила женщина. – И что ж – все время в такой одежке?

– Да у нас что поприличнее, для города, с собой, – тряхнул мешком Паша и поздоровался ответно: – Доброго дня.

– У старого Йохима купили? – засмеялась женщина.

– Почему вы так решили? – удивилась Анька.

– Так во всем городе и округе только у него такие вот мешки и сохранились, у остальных их давно уже беженцы поперли, на одежку себе, а у Йохима не сопрешь, хитрый он, умеет припрятать.

– Ну, да, у него, у нас-то вот тоже все вещички пропали и документы, и деньги местные, – согласилась Анька, воспользовавшись моментом.

– Документы, говоришь? – покачала головой женщина. – Да и ладно. Вам как – номер на двоих или каждому свой дать?

– А догадайтесь… – засмеялась Анька.

А хозяйка гостиницы неожиданно лукаво и озорно подмигнула ей, протягивая простой металлический ключ с маленьким брелоком, совсем не типичным для гостиниц.

В небольшом, но чистом и по-русски, хоть и безлико, обставленном номере Анька первым делом рванулась в ванную и оттуда уже ликующе крикнула:

– Паштет! Вода горячая! Я в замочку ложусь, на три часа, не меньше…

– Ложись, – согласился Паша, вытаскивая из еврейского мешка и развешивая во встроенном стареньком шкафу их обновки.

Потом он пошарил по двум тумбочкам, стоящим в изголовье широкой, низкой постели, и нашел список местных телефонов. Половина стандартного для Паши листа была закатана в прозрачный пластик и уже изрядно покрыта пылью, видимо, в номере давненько никто не останавливался, или постояльцы просто не пользовались тумбочкой. «Администратор», «столовая», «парикмахерская», «сауна» – было понятно, а вот «дежурный комендатуры», «штаб», «осназ» – вообщем-то нет. Прежде всего тем, что такого рода телефонные номера не могли находиться в каждом номере простой, для всех желающих, гостиницы. Но, говоря по совести, вдумываться сейчас в такие проблемы не хотелось, а хотелось как следует помыться, побриться постоянно носимой с собой опасной бритвой, и завалиться спать в тишине и покое, в надежде, что этой ночью никто не поднимет их по тревоге. Поэтому Паша без раздумий забросил мини-справочник обратно в тумбочку и решил поторопить Аньку, понимая всю безнадежность этого мероприятия.

– Ань! – позвал он, открывая дверь ванной, – предложение есть…

– Отвернись, бесстыжий, – сказала Анька, стоящая голышом перед маленьким, только для бритья годным, зеркальцем над жестяной, эмалированной раковиной и пытающаяся оглядеть в него свою попку. – Я уже сама смеялась и плакала от горя, посмотрев…

Ну, горя-то, конечно, никакого не было, но все равно, выглядела девушка странно и для цивилизованных мест, вроде этой гостиницы, диковато: загоревшие и обветренные, почти черные лицо, шея, руки чуть повыше локтей и – белое, нетронутое солнцем под одеждой остальное тело.

– Да не переживай, – посоветовал Паша. – Я ведь такой же…

– То ты, а то – я, – вздохнула Анька. – Что теперь делать? Загорать что ли срочно на зимнем солнце? А может, тут солярий найдется, в лоне цивилизации-то, как ты думаешь?

– Я думаю, сейчас надо по-быстрому ополоснуться под душем, сходить в столовку, пожрать, а к вечеру закатиться в здешнюю сауну, а уж там – выпарить из себя всю грязь и ненужные мысли, – предложил Паша.

– Здесь сауна есть? – встрепенулась Анька.

– Если верить телефонному справочнику, то и парикмахерская тоже, – обрадовал её Паша дополнительно.

– Тогда – я быстро…

Анька выскочила из ванной, обмотавшись чистеньким казенным полотенцем, уже минут через двадцать, довольная, как обожравшаяся сметаны кошка, счастливая, как первые люди в раю… Следом в это бытовое счастье прошел Паша, а девушка, слегка приодевшись в новые шмотки «от Йохима», нашла в углу шкафа обрывок австралийской газеты, на который Паша просто не обратил особого внимания из-за невозможности самостоятельно сложить английские буквы в понятные для него слова. А поскольку дата и иные интересные для него подробности на обрывке отсутствовали, газета так и осталась валяться в шкафу до появления Аньки.

Другие произведения автора:

Грустная сказка. VI

Перекресток. Часть третья. Простая история. гл.29

Агент Преисподней. Часть третья. Дикий Демон. IV