Новые
МенюЧудеса в решете (16)
31 декабря 2013 — Лев Казанцев-Куртен
(продолжение)
Начало:
ПУСТЬ ОН МЕНЯ ПОЛЮБИТ
Авдей вошёл в избушку, скинул с головы шляпу. Поковырявшись в тёплой печи, он достал чугунок с варевом, поставил на стол и принялся за еду. Он ел прямо из чугунка. Не успел он насытиться, как скрипнула дверь и в проёме её появилась женская фигура. Авдей узнал Елизавету Ниловну.
- Зачем пожаловала? - недружелюбно, не прерывая трапезу и не предлагая девушке присесть, спросил Авдей. - Что понадобилось тебе от дурака?
- Маюсь, я Авдей Игнатьевич, - пролепетала со страхом Елизавета Ниловна. - Душа страдает.
- Не душа у тебя, Лизка, страдает, а манда, - буркнул Авдей, не переставая жевать.
- Влюбилась я, - всхлипнула Елизавета Ниловна.
- Врёшь, говорю тебе. Вижу тебя насквозь. За городского хочешь выскочить, в город уе*ать, - сердито ответил Авдей и, облизнув ложку, посмотрел на гостью пронизывающим взглядом. - Ладно, излагай.
- Я люблю его, а он... он не обращает на меня внимания, - сказала Елизавета Ниловна, шмыгнув носом.
- Ты давала ему, а он не взял тебя. Так? - усмехнулся Авдей. - Давала ведь?
Елизавета Ниловна кивнула головой:
- Давала...
- Не польстился, значит, на твою рыжую мохнатку... А почему он должен тебя любить, коли сердце его молчит? Значит, воняешь ты не так. Мужик любит бабу за её вонь. Ясно?
- А что нужно сделать, чтобы... чтобы вонять в его вкусе? - покраснела Елизавета Ниловна.
- Ничего не сделаешь, девка. Супротив судьбы не попрёшь, говном завалит. Хошь изговниться?
Елизавета Ниловна вынула из кармашка юбки синюю пятёрку, положила на край стола.
- Авдей Игнатьевич, миленький, помоги, - просительно протянула она. - Я знаю, ты помогал бабам... в твоих же силах... приворожить его ко мне.
- Как помоги, так миленький. А за глаза: Авдюшка-колдун, Авдюшка-предатель. Знаю. А на хрена тебе нужон приворожённый? Хочешь, чтоб харил тебя? Значит, не сердцем любишь его, а мандой. Похаришься, похаришься с ним и бросишь. А человеку потом мучиться всю жизнь.
- Не брошу я его, - снова всхлипнула Елизавета Ниловна. - Обещаю. Таких не бросают.
- Не бросишь потому, что как только решишь это сделать, сдохнешь. Согласна?
- Согласна, - обрадовалась Елизавета Ниловна. - Пусть он только полюбит меня, а там уж я его...
- Тогда клади ещё пятёрку на стол. Придёшь ко мне к полуночи, - сказал Авдей и предупредил трого: - Не опаздывай. Зелье тебя ждать не будет.
НАГОВОР
Елизавета Ниловна ушла. Авдей покачал головой, негромко проговорил:
- Дура. А ещё считает себя интеллигенткой...
Высказавшись так, он прошёл в тёмный угол, где спрятался громоздкий, окованый железными полосами сундук, достал из него два мешочка, красный и чёрный. Вернувшись к столу, зачерпнул алюминевой кружкой воду из ведра, всыпал в кружку столовую ложку серого порошка из чёрного мешочка и столовую ложку желтовато-зелёного из красного и размешал. Получившийся раствор он через воронку перелил в "мерзавчик" и заткнул бутылку пробкой.
Потом Авдей долго что-то бубнил, держа "мерзавчик" в левой руке:
- позрю... знак... зело влюблённая...
Много непонятных слов пробормотал он и махал руками, словно чёрная ворона: кр-ра... кр-ра... кр-ра...
СПЛОШНАЯ НЕПРИЛИЧНОСТЬ
- Топай, Дуська, - сказала Юлька. - Клад я нашла. Клад мой.
- Место тобой не куплено. Колодец общественный, - парировала Дуська, - значит, и клад всехный.
- Накося, выкуси, - Юлька сунула ей под нос кукиш. - Я нашла. Клад мой.
- Общий, - Дуська навалилась на Юльку. Юлькино ведро опрокинулось, содержимое высыпалось на землю.
Юлька схватила Дуську за волосы. Дуська схватила за волосы Юльку. Они стали трепать друг друга и орать благим матом.
Видели ли вы дерущихся баб? Слышали ли вы их крики и визги? Видели ли вы, как они, сцепившись, волтузят друг друга?
Их нежные прекрасные глазки начинают исторгать испепеляющие молнии. Из их ротиков с пухлыми губками начинают греметь громы матерщинных слов, кои не вставишь в литературный текст.
К колодцу побежали любопытные бабы, помчались вездесущие мальчишки, потянулись, пробудившиеся от послеобеденного сна мужики.
- Юлька нашла в колодце клад и не хочет делиться с обществом, - во всё горло закричала Дуська.
- Клад? - удивились бабы.
- Клад? - удивились мужики.
Мнение общества высказал кладовщик Ефим Грачёв:
- Клад, найденный в общественном колодце - общественный.
Общество согласно загудело, поддерживая Грачёва.
- Мой! - закричала истошно Юлька. - Я нашла!..
- Общественный, - возразило ей общество и кинулось в лице мужиков и баб к колодцу. На этом месте вышла свалка из мужских и женских тел, не поддающаяся приличному описанию.
А на краю колодезного сруба сидел бес отломаным рогом. Это был Рогач. Он с усмешкой наблюдал за побоищем и думал:
- Золото, оно и умного сделает дураком...
ДОРОГА, ЖАРА, ПЫЛЬ
Ревели натужно моторы двух "уазиков", взметащих серую пыль. Дорога пересекала поля, перелески, луга, овражки, убегая в знойную сизую хмарь, и терялась у самого неба.
В головном "уазике" сидел начальник раймилиции майор Шубайс с невозмутимым лицом и ледяными глазами, способными остудить норов любого смутьяна даже в тридцатиградусную жару. На заднем сидении разместились следователь прокуратуры Никита Дунин, заместитель заведующего идеологическим отделом Затраханского райкома КПСС Зинаида Зайонц и серая незаметная личность по фамилии Пемадоров, человек из "Серого дома", такого высокого, что из его окон, некоторые шутили, можно было увидеть Колыму. Во втором "уазике" тряслись шестеро, если считать вместе с водителем, милиционеров, собранные Шубайсом за те полтора часа, что дал ему первый секретарь райкома партии Охламонов. Ехали они на подавление бунта в селе Пестюрино.
Шёл третий час дня. Пылало нещадным огнём солнце. Зной душил и кружил голову. В нос забивалась пыль. Гарь перегорелого бензина сжимала горло.
Солнце стояло высоко, но уже клонилось к западу. Свет его бил в ветровое стело и слепил водителя и сидящего с ним майора Шубайса.
Люди ехали молча. Жара и неизвестность не располагали к пустой болтовне. Шубайс размышлял на словами, сказанными ему Охламоновым перед отъездом:
- Ознакомься с обстановкой. Не хочется по пустякам беспокоить обком. Узнай, что за пугачёвщина у них там приключилась. Хорошо, если справишься своими силами, но на рожон не лезь. Приедешь на место, сразу отзвонись.
Хорошо Охламонову говорить, сидя в кабинете. А каково ему с шестью милиционерами, вооружённых лишь табельным оружием, пистолетами. Толпу этими пукалками не унять. Нужны солдаты с автоматами. Но солдатами, понятно, Охламонов не располагает.
АГАНЬКА В КОЛОДЦЕ
Пыжиков, Лаптев и Рваный покинули клуб в недоумении, так и не посмотрев вчерашнего фильма, который двое из них видели собственными глазами. И не только они, а ещё полторы сотни пар пестюринских глаз. Было кино, и нет кина.
- Какая-то хренотень получается с этими "Джентльменами", - произнёс Пыжиков открывая дверь клуба, и замолк, увидев на площади возле колодца толпу, и не просто толпу, а людей, отчаянно махавшими кулаками. Дрались мужики и бабы вперемешку. Бились все против всех. Мордовались в кровь. Махались дико, насмерть. Только один Авдей Чувалов, колдун, чёрный лицом, стоял в сторонке. Он наблюдал.
- Что здесь происходит? - спросил его Пыжиков.
- Юлька нашла в колодце клад с золотыми монетами, а Дуська увидела, - ответил Авдей, - и началось.
- Моя Юлька? Клад? - удивился Лаптев. - Нашла в колодце?
- Царские десятки. Видимо, давным-давно кто-то его там спрятал, а нонче он всплыл... Вот что с людьми делает золото даже на шестидесятом году советской власти...
- Ты наш советскую власть не трожь, - оборвал его Рваный. - Не тебе судить...
Его прервал истошый крик:
- Аганька упала в колодец!.. Аганьку столкнули в колодец!.. Убили!.. Дуська столкнула Аганьку в колодец!..
Толпа застыла, раздалась и стала распадаться на отдельные лица, окровавленные и расцарапанные. Дуська в разорванной кофте, с оголившимися грудями, закричала:
- Я не толкала её! Она сама!
Из колодца раздался трубный глас. Это орала Аганька. Пыжиков, а за ним Лаптев с Рваным подошли к колодцу, заглянули в его жерло.
На дне колодца, в голубом квадрате отражённого там неба стояла по пояс в воде Аганька, размахивала руками и кричала:
- Здесь золота до хера!.. Всем хватит и останется!.. Вытащите меня отсюда!..
Кто-то бросил в колодец колодезную бадью, загремела цепь. Бадья чуть не съездила Аганьке по голове, но обошлось. Она села задом в бадью и поехала вверх. Двое мужиков с напрягом крутили ручку, наматывая цепь на ворот.
Из колодца к удивлению собравшихся сначала появилась золотая башка с четырьмя рожками, потом Аганькини плечи и туловище с ногами. Мужики помогли Аганьке вылезти из бадьи и попытались снять с неё шлем, но голова провалилась в него до плеч и обратно не вылезала ни так, ни сяк.
На шее у Аганьки болталась толстая золотая цепь, в подоле лежала куча монет и украшений. Их немедленно расхватали те, кто оказался рядом с нею, несмотря на отчаянные её попытки спасти сокровища, добытые ею со дна колодца. Но трудно сопротивляться в слепую, в тяжёлом шлеме. Аганька только глухо вопила и материлась.
Мужики так и не сумев освободить Аганькину голову из золотого плена, плюнули и посоветовали отправляться ей в больницу, но провожать её, ослепшую, никто не собирался.
Аганька опустилась на землю и завыла. Но людям было не до неё. Люди были заняты более важным делом - золотом. Тогда Авдей взял горемыку под руку и повёл в больницу.
(продолжение следует)
Начало:
ПУСТЬ ОН МЕНЯ ПОЛЮБИТ
Авдей вошёл в избушку, скинул с головы шляпу. Поковырявшись в тёплой печи, он достал чугунок с варевом, поставил на стол и принялся за еду. Он ел прямо из чугунка. Не успел он насытиться, как скрипнула дверь и в проёме её появилась женская фигура. Авдей узнал Елизавету Ниловну.
- Зачем пожаловала? - недружелюбно, не прерывая трапезу и не предлагая девушке присесть, спросил Авдей. - Что понадобилось тебе от дурака?
- Маюсь, я Авдей Игнатьевич, - пролепетала со страхом Елизавета Ниловна. - Душа страдает.
- Не душа у тебя, Лизка, страдает, а манда, - буркнул Авдей, не переставая жевать.
- Влюбилась я, - всхлипнула Елизавета Ниловна.
- Врёшь, говорю тебе. Вижу тебя насквозь. За городского хочешь выскочить, в город уе*ать, - сердито ответил Авдей и, облизнув ложку, посмотрел на гостью пронизывающим взглядом. - Ладно, излагай.
- Я люблю его, а он... он не обращает на меня внимания, - сказала Елизавета Ниловна, шмыгнув носом.
- Ты давала ему, а он не взял тебя. Так? - усмехнулся Авдей. - Давала ведь?
Елизавета Ниловна кивнула головой:
- Давала...
- Не польстился, значит, на твою рыжую мохнатку... А почему он должен тебя любить, коли сердце его молчит? Значит, воняешь ты не так. Мужик любит бабу за её вонь. Ясно?
- А что нужно сделать, чтобы... чтобы вонять в его вкусе? - покраснела Елизавета Ниловна.
- Ничего не сделаешь, девка. Супротив судьбы не попрёшь, говном завалит. Хошь изговниться?
Елизавета Ниловна вынула из кармашка юбки синюю пятёрку, положила на край стола.
- Авдей Игнатьевич, миленький, помоги, - просительно протянула она. - Я знаю, ты помогал бабам... в твоих же силах... приворожить его ко мне.
- Как помоги, так миленький. А за глаза: Авдюшка-колдун, Авдюшка-предатель. Знаю. А на хрена тебе нужон приворожённый? Хочешь, чтоб харил тебя? Значит, не сердцем любишь его, а мандой. Похаришься, похаришься с ним и бросишь. А человеку потом мучиться всю жизнь.
- Не брошу я его, - снова всхлипнула Елизавета Ниловна. - Обещаю. Таких не бросают.
- Не бросишь потому, что как только решишь это сделать, сдохнешь. Согласна?
- Согласна, - обрадовалась Елизавета Ниловна. - Пусть он только полюбит меня, а там уж я его...
- Тогда клади ещё пятёрку на стол. Придёшь ко мне к полуночи, - сказал Авдей и предупредил трого: - Не опаздывай. Зелье тебя ждать не будет.
НАГОВОР
Елизавета Ниловна ушла. Авдей покачал головой, негромко проговорил:
- Дура. А ещё считает себя интеллигенткой...
Высказавшись так, он прошёл в тёмный угол, где спрятался громоздкий, окованый железными полосами сундук, достал из него два мешочка, красный и чёрный. Вернувшись к столу, зачерпнул алюминевой кружкой воду из ведра, всыпал в кружку столовую ложку серого порошка из чёрного мешочка и столовую ложку желтовато-зелёного из красного и размешал. Получившийся раствор он через воронку перелил в "мерзавчик" и заткнул бутылку пробкой.
Потом Авдей долго что-то бубнил, держа "мерзавчик" в левой руке:
- позрю... знак... зело влюблённая...
Много непонятных слов пробормотал он и махал руками, словно чёрная ворона: кр-ра... кр-ра... кр-ра...
СПЛОШНАЯ НЕПРИЛИЧНОСТЬ
- Топай, Дуська, - сказала Юлька. - Клад я нашла. Клад мой.
- Место тобой не куплено. Колодец общественный, - парировала Дуська, - значит, и клад всехный.
- Накося, выкуси, - Юлька сунула ей под нос кукиш. - Я нашла. Клад мой.
- Общий, - Дуська навалилась на Юльку. Юлькино ведро опрокинулось, содержимое высыпалось на землю.
Юлька схватила Дуську за волосы. Дуська схватила за волосы Юльку. Они стали трепать друг друга и орать благим матом.
Видели ли вы дерущихся баб? Слышали ли вы их крики и визги? Видели ли вы, как они, сцепившись, волтузят друг друга?
Их нежные прекрасные глазки начинают исторгать испепеляющие молнии. Из их ротиков с пухлыми губками начинают греметь громы матерщинных слов, кои не вставишь в литературный текст.
К колодцу побежали любопытные бабы, помчались вездесущие мальчишки, потянулись, пробудившиеся от послеобеденного сна мужики.
- Юлька нашла в колодце клад и не хочет делиться с обществом, - во всё горло закричала Дуська.
- Клад? - удивились бабы.
- Клад? - удивились мужики.
Мнение общества высказал кладовщик Ефим Грачёв:
- Клад, найденный в общественном колодце - общественный.
Общество согласно загудело, поддерживая Грачёва.
- Мой! - закричала истошно Юлька. - Я нашла!..
- Общественный, - возразило ей общество и кинулось в лице мужиков и баб к колодцу. На этом месте вышла свалка из мужских и женских тел, не поддающаяся приличному описанию.
А на краю колодезного сруба сидел бес отломаным рогом. Это был Рогач. Он с усмешкой наблюдал за побоищем и думал:
- Золото, оно и умного сделает дураком...
ДОРОГА, ЖАРА, ПЫЛЬ
Ревели натужно моторы двух "уазиков", взметащих серую пыль. Дорога пересекала поля, перелески, луга, овражки, убегая в знойную сизую хмарь, и терялась у самого неба.
В головном "уазике" сидел начальник раймилиции майор Шубайс с невозмутимым лицом и ледяными глазами, способными остудить норов любого смутьяна даже в тридцатиградусную жару. На заднем сидении разместились следователь прокуратуры Никита Дунин, заместитель заведующего идеологическим отделом Затраханского райкома КПСС Зинаида Зайонц и серая незаметная личность по фамилии Пемадоров, человек из "Серого дома", такого высокого, что из его окон, некоторые шутили, можно было увидеть Колыму. Во втором "уазике" тряслись шестеро, если считать вместе с водителем, милиционеров, собранные Шубайсом за те полтора часа, что дал ему первый секретарь райкома партии Охламонов. Ехали они на подавление бунта в селе Пестюрино.
Шёл третий час дня. Пылало нещадным огнём солнце. Зной душил и кружил голову. В нос забивалась пыль. Гарь перегорелого бензина сжимала горло.
Солнце стояло высоко, но уже клонилось к западу. Свет его бил в ветровое стело и слепил водителя и сидящего с ним майора Шубайса.
Люди ехали молча. Жара и неизвестность не располагали к пустой болтовне. Шубайс размышлял на словами, сказанными ему Охламоновым перед отъездом:
- Ознакомься с обстановкой. Не хочется по пустякам беспокоить обком. Узнай, что за пугачёвщина у них там приключилась. Хорошо, если справишься своими силами, но на рожон не лезь. Приедешь на место, сразу отзвонись.
Хорошо Охламонову говорить, сидя в кабинете. А каково ему с шестью милиционерами, вооружённых лишь табельным оружием, пистолетами. Толпу этими пукалками не унять. Нужны солдаты с автоматами. Но солдатами, понятно, Охламонов не располагает.
АГАНЬКА В КОЛОДЦЕ
Пыжиков, Лаптев и Рваный покинули клуб в недоумении, так и не посмотрев вчерашнего фильма, который двое из них видели собственными глазами. И не только они, а ещё полторы сотни пар пестюринских глаз. Было кино, и нет кина.
- Какая-то хренотень получается с этими "Джентльменами", - произнёс Пыжиков открывая дверь клуба, и замолк, увидев на площади возле колодца толпу, и не просто толпу, а людей, отчаянно махавшими кулаками. Дрались мужики и бабы вперемешку. Бились все против всех. Мордовались в кровь. Махались дико, насмерть. Только один Авдей Чувалов, колдун, чёрный лицом, стоял в сторонке. Он наблюдал.
- Что здесь происходит? - спросил его Пыжиков.
- Юлька нашла в колодце клад с золотыми монетами, а Дуська увидела, - ответил Авдей, - и началось.
- Моя Юлька? Клад? - удивился Лаптев. - Нашла в колодце?
- Царские десятки. Видимо, давным-давно кто-то его там спрятал, а нонче он всплыл... Вот что с людьми делает золото даже на шестидесятом году советской власти...
- Ты наш советскую власть не трожь, - оборвал его Рваный. - Не тебе судить...
Его прервал истошый крик:
- Аганька упала в колодец!.. Аганьку столкнули в колодец!.. Убили!.. Дуська столкнула Аганьку в колодец!..
Толпа застыла, раздалась и стала распадаться на отдельные лица, окровавленные и расцарапанные. Дуська в разорванной кофте, с оголившимися грудями, закричала:
- Я не толкала её! Она сама!
Из колодца раздался трубный глас. Это орала Аганька. Пыжиков, а за ним Лаптев с Рваным подошли к колодцу, заглянули в его жерло.
На дне колодца, в голубом квадрате отражённого там неба стояла по пояс в воде Аганька, размахивала руками и кричала:
- Здесь золота до хера!.. Всем хватит и останется!.. Вытащите меня отсюда!..
Кто-то бросил в колодец колодезную бадью, загремела цепь. Бадья чуть не съездила Аганьке по голове, но обошлось. Она села задом в бадью и поехала вверх. Двое мужиков с напрягом крутили ручку, наматывая цепь на ворот.
Из колодца к удивлению собравшихся сначала появилась золотая башка с четырьмя рожками, потом Аганькини плечи и туловище с ногами. Мужики помогли Аганьке вылезти из бадьи и попытались снять с неё шлем, но голова провалилась в него до плеч и обратно не вылезала ни так, ни сяк.
На шее у Аганьки болталась толстая золотая цепь, в подоле лежала куча монет и украшений. Их немедленно расхватали те, кто оказался рядом с нею, несмотря на отчаянные её попытки спасти сокровища, добытые ею со дна колодца. Но трудно сопротивляться в слепую, в тяжёлом шлеме. Аганька только глухо вопила и материлась.
Мужики так и не сумев освободить Аганькину голову из золотого плена, плюнули и посоветовали отправляться ей в больницу, но провожать её, ослепшую, никто не собирался.
Аганька опустилась на землю и завыла. Но людям было не до неё. Люди были заняты более важным делом - золотом. Тогда Авдей взял горемыку под руку и повёл в больницу.
(продолжение следует)
© «Стихи и Проза России»
Рег.№ 0150725 от 31 декабря 2013 в 01:15
Рег.№ 0150725 от 31 декабря 2013 в 01:15
Другие произведения автора:
Рейтинг: 0Голосов: 0558 просмотров
Нет комментариев. Ваш будет первым!
