Колокольчики мои... часть 9

29 марта 2022 — Наталья Шатрова
article335923.jpg
9
     Он старался ехать не спеша, чтобы прибыть домой позднее. Хотя бы после обеда, чтобы в тот самый обед в гостиной не ловить на себе осуждающие взгляды. А они будут. Пристальные, укоризненные, придирчивые... И дождь в дороге стал вдруг падать свысока и опускаться мелкой пылью на стекло. Вода тут же сползала вниз, словно слёзы по щеке, хранившей прикосновение его губ. Нет, он не устал от жизни. Только она воспринимается теперь по-другому, не так как раньше. И ценится всё иначе. Особенно, когда её рука обнимает за шею, а он лежит и смотрит в сумрак потолка.
     И да... Он расслабился немного. Надо же всё время быть в форме. Не поработал день-два и получаешь новые ощущения для рук, хуже играешь и нужно восстанавливаться. Хоть немного в день, но надо постоянно играть. Хотя... Со студенческих лет у него установилась привычка - минимум две-три недели отдыхать от скрипки. Это тоже необходимо. Теперь ему достаточно часа, чтобы вновь чувствовать себя уверенно с инструментом. Это требует полного погружения, и через несколько дней можно вернуться в рабочий ритм. Дорогой инструмент влечёт за собой исполнительский кураж, даёт заряд энергии, который воплощается в музыке. Для музыканта - это успех и наслаждение.
     В тот вечер в его глазах сквозила грусть. Нинель молча вошла в спальню с бутылочкой дорогого вина и двумя бокалами. Она тут же вышла, и вскоре вернулась с фруктами.
- Я попросила разжечь камин из берёзовых дров. И тогда, возможно, наш вечер станет более тёплым и уютным. И не будет одиноким. Надеюсь, вы разделите его со мной.
- С удовольствием.
- Как вовремя вы вернулись, Андрей Петрович. Завтра к вечеру мы приглашены к Реутовым. В ресторан, - Нинель взглянула на него холодным взглядом. - У них помолвка у сына. И я настаиваю, чтобы вы отпустили свои дела и провели этот вечер со мной.
- С удовольствием.
Он проследил за тем, как дворник сложил дрова в камин, как зажёг их лучинками, и как берёзовая кора затрещала, сворачиваясь в чёрные обугленные трубочки. Дворник вышел, плотно закрыв за собой двери.
- Почему ты сбегаешь из дома?
- Я не из дома бегу. Я от себя бегу. Но от себя бежать тоже невозможно, - он налил вино в бокалы. - По той причине, что некуда, мой друг.
- А я, глупая, подумала, что ты от меня убегаешь. Тихонько так, бочком и на волю. Сквозь меня, мимо вопросительных взглядов.
- Ты просишь ответа? Ну, давай... Я отчитаюсь тебе за всё, - он подал Нинель бокал.
- А мне, что прикажешь делать? Скажи на милость? Да и ответа честного я не дождусь.
- Что делать? - улыбнувшись, он пригубил свой бокал. - А ты благослови меня на все четыре стороны.
- Нет, едва ли. С таким вопросом у людей просто беда, - Нинель спокойно отпила добрую половину бокала. - На небесах от таких устали.
- Понимаю... Мне бы исправиться. Да вот только узел душевный... Тугой такой. Прости.
- Ты надеешься, что я положу тебе билет в один конец? В тот старенький рюкзачок с резиновыми шлёпанцами. И как угораздило только такое купить и надеть.
- Извини... Сам не понимаю - как так смог.
- Не ёрничай. Я не дам тебе развода.
     И новая ночь, где за окном темно и в доме выключен свет. Даже на другой половине, где спальня мамы и отца. Лидия Львовна тоже бросала на него встревоженные взгляды, но основной разговор оставила всё-таки за Нинель. А Нинель спала, уткнувшись в подушку на своей половине кровати. Бутылочку вина они всё же допили, и даже не поняли - то ли от ссоры, то ли для примирения. Да-да... Возможно, это и было перемирием. Только не было позже той последующей теплоты, которая была в том маленьком доме на краю села. Всё не так и не то... Они быстро отдалились друг от друга, а Нинель даже отвернулась. Однажды она сказала, что не может спать обнявшись, потому что жарко и тесно. А оказывается, можно и обнявшись, и ничуть не мешает.

     Вечер в ресторане был томительным для него. Знакомых нужно было приветствовать, с незнакомыми знакомиться. И он облегчённо вздохнул, когда гостей пригласили за столы. Торжественные речи и тосты шли как бы мимо него, рассыпаясь в гуле голосов.
- О чём думаете, Андрей Петрович? - Нинель наклонилась к его плечу. - Что-то нездорово часто вы стали задумчивыми.
- Опыт сравнения осваиваю. В нашем обществе принято невесту показывать - как редиску на рынке. Всем и сразу, и под общий гул одобрения.
- Не придумывай, - Нинель положила салата в его тарелку. - Всё абсолютно просто: обществу нужен повод для встречи.
- Несомненно. У нас всем до всех есть дело. По любому поводу, кстати.
- Разве это плохо - выходить иногда в свет? - Нинель кокетливо приподняла брови.
- Не плохо... Но вот там, например, наблюдаю осуждение и распространение сплетен. Скучно людям. Надо чем-то себя занять.
- Перестань. В конце зала музыка и пары. Надеюсь, ты меня пригласишь.
- Непременно, - он вытер салфеткой руки, и подал Нинель открытую ладонь.
     На площадке для танцев, из динамиков звучал оркестр Поля Мориа. «Токката»... Завораживающая музыка, несущая в себе нежность, любовь и чистоту. Танцуешь, и словно оглядываешься - о боже, как скоротечна жизнь. И в сторону всё... Слушаешь, и хочется жить в этой музыке. Лёгкой и позитивной... Душа парит и успокаивается, отдыхает и начинает мечтать, наполняется гармонией звуков. Плечи расправляются, ты стараешься держать осанку в танце, наполняешься мелодией и её смыслом. Ты пребываешь словно во сне, но наяву, и направляешься ввысь к хорошему и светлому.
     И вот же... «Токката» сменятся «Историей любви», где невозможное становится возможным, или наоборот. И ты уверен в правильности своих поступков, и чувства не становятся бессмысленными. Растворяясь в музыке, ты словно живой воды пригубил. И тут же... Шостакович - «Вальс №2». Столько души и лёгкости в каждой ноте, и слушаешь это с трепетом и волнением. Душа летает вместе с танцем. С танцем самого русского вальса. Это до мурашек захватывает. Это один из его любимых вальсов, один из самых красивых. И он понял, что вновь возвращается в стихию музыки. Он ощутил себя внутри этой музыки.
- Эндрю... Ты витаешь сегодня в облаках. Очнись уже.
- Вы так обворожительны, Нинель. Особенно в этом лёгком платьице. Я очарован вами.
- Неужели?.. Вы, наконец-то, обратили внимание на жену.
- Да-да... Так и хочется подарить вам призывное признание клавесина и упоительную душу скрипки.
- О, mon cher... Не откажите даме в трёх минутах обоюдного такта под звуки вальса.
- Главное, не заскрипеть как изношенной телеге на расшатанных колёсах.
- И чем же вы так расшатались? Или кем.
- Нинель, ты шикарная женщина. И глаза блестят. У тебя никого нет? В смысле - поклонника.
- Я научилась осторожно наступать на осколки. Я захотела стать роскошной, уверенной и смелой. Ты же не хочешь мне зла?
- Нет. Я даже могу быть предельно честен с тобой.
- А я решила быть благодарной тебе, не вредничать, не скулить, - Нинель мило улыбнулась, но в глазах сквозила холодность. - Хочу расслабиться и пить жизнь, не обжигаясь.
- Вам, Нинель, кто-то ловит пальцами распущенные волосы?
- Есть опыт? - Нинель грустно улыбнулась. - С годами мы становимся мудрее. Вы не думайте, я не лукавлю. И вас не обижу. И не предам, как вы меня.
- Разрешите тогда заглянуть в глубину ваших добрых глаз.
- Что ты там хочешь увидеть? Холод зимнего неба? Или багровый отблеск?
- Мы жонглируем словами, Нинель. Ты бледна и бескровна. Подари мне сегодня ночь при свечах.
- А ты мне расскажешь об увлечениях вчерашних. Имя только не называй.
- Я хотел бы, чтобы в эту ночь дождь шумел за окном.
- А я хотела бы разбить вазу с твоими розами. И чтобы вода вдребезги под ноги.
- Ну-у... Если тебе легче так будет, то бей. И будем всем довольны.
- Ты вполголоса говори, не во весь. Люди кругом... И улыбайся мило.
- А вы по щекам меня. Да прилюдно... Что же вы сдерживаетесь?
- Я понимаю, Эндрю... Если эту красотку нарядить, то получится конфетка. Только деревню из неё не вывести. Босячка.
- Да уж... Аргументы и факты.
- Да ничего... Радуйтесь жирку на бёдрах. Пока молоды, - Нинель посмотрела на него уничтожающим взглядом. - Там, далеко-далеко. Где ногами босыми тропинки хожены. Где волнение с чувствами, где головокружение.
- Нинель... Я прошу, будь выше ревности. И не трогай.
- Я не любви твоей прошу.
Она теперь в надёжном месте.
Поверь, что я твоей невесте
Ревнивых писем не пишу.
- Анну Ахматову цитируешь? Отвечу её же словами.
Всё отнято: и сила, и любовь.
В немилый город брошенное тело
Не радо солнцу. Чувствую, что кровь
Во мне уже совсем похолодела.
- Я не дам тебе развода.
- Я не собираюсь разводиться.
- Я не дам тебе развода. Спроси, почему?.. Потому что я жду ребёнка.
- Я рад, что ты, наконец-то, решилась.
- И, тем не менее, ты снова поедешь.
- Да, поеду.
- Хорошо, - Нинель приподняла брови. - Мне, видимо, стоит пережить твоё увлечение. И перетерпеть.
Позже, собираясь из ресторана домой, он спросил у водителя - ездила  ли Нинель недавно куда-нибудь далеко?
- Простите, Андрей Петрович. Если бы я знал, куда Нинель едет, то точно бы заблудился.
- Я разберусь.
     Заканчивался его август. Он уезжал из дома по делам, согласовывая в оркестре графики репетиций и будущих концертных вечеров, чтобы они не совпадали с обучением в колледже. Ему нравилось работать с молодёжью, он чувствовал их заинтересованность. Он понимал - как нужно донести до них разные произведения. В колледже так же практиковались отчётные концерты для родственников и гостей.
     Днём все силы отдавались работе. А вот вечерами и ночью, когда за окном включались фонари, наступал печальнейший из всех его внутренних миров. Чувства, которые зовут - это такой дефицит в наше время. Он познал их голод и понял как можно страдать, оставаясь без этой любви. Он обижался и отрицал её, сердился на себя за случившуюся несдержанность. Он ругал себя и всё-таки был счастлив, что познал такую любовь. И иногда маялся вопросом - за что? Он боялся остаться без неё, потому что прочувствовал - как хорошо было, когда он пробовал свою любовь на вкус.
     Он спешно собирал сумку, на дне которой была бережно уложена скрипка. У него оставалась ещё пара дней, чтобы успеть до репетиций и концертов. Конец августа, и начало нового сезона. Лидия Львовна металась по гостиной в предчувствии неприятного разговора. Отец, поправляя галстук у зеркала, напряжённо взглянул, когда он вышел из спальни.
- Эндрю... Боже мой... Это что за связь? Я тебя спрашиваю, - воскликнула Лидия Львовна дрожащими губами.
 - Маман, а вы выпорете меня ремнём. И в угол поставьте до обеда.
- Нет... Я отказываюсь понимать. Ты сбегаешь, как последний трус, - Лидия Львовна остановилась возле него. - Надо же голову иметь на плечах. Ты же не самодур! Пётр... Поговори с сыном.
- Лидочка... В библии есть изречение - отцы ели кислый виноград, а у детей на зубах оскомина, - отец повернулся к нему. - Нинель в курсе, что ты уезжаешь?
- Да. Она не вышла из спальни.
- Нет. У меня нет слов. Эндрю... Ты был с топором в руках!.. И Нинель это видела.
- И что?
- Боже... Ты совсем сошёл с ума?! Твои руки и топор! Ты не бережёшь свои руки.
- Да, маман. Однажды ей жутко захотелось узнать мою тайну. Не поехала бы туда, и не знала бы ничего.
- Ты невыносим!
     Они вышли с отцом из дома. У ворот, склонившись к машине, водитель протирал стёкла. Обойдя вокруг, отец вернулся к нему.
- Что, прищемило так сильно?
- Да-а... Любить ведь, это как талант. Он даётся непостижимым образом. Вот и вся правда.
- А в правде тоже запутаться можно. Каин же виновен? Правда? Правда!.. А копнуть глубже, то Авель тоже не такая уж невинная овечка. По заслугам получил. А если ещё глубже копнуть. Ба-а!.. Да это же любовь виновата! Ну и всё. Виновен - наказан. Только наказание вон какое получилось, - отец помолчал. - А ты если врёшь, то ври о чём-то невероятном. Возможно, поверят. А вот с правдой бывает и впросак. Попался.
- Отец... Оказывается, между мужчиной и женщиной есть такая близость, когда оголяются чувства. Как провода... И хватает одного лёгкого касания, чтобы привести друг друга в трепет. Ты чувствуешь её, без слов. Ты чувствуешь свою нужность. Ты знаешь все её точки. Точку боли, точку души, точку страсти... И ты знаешь, что без тебя ей никак. Она задыхается... И эти чувства ни с чем не сравнимы. Всё остальное фальшивка, ложь, попытка заменить настоящее на искусственное. А там всё, как на ладошке. С чем-то соглашаешься, над чем-то задумываешься.
- Как её зовут?
- Ульяна.
- Что думаешь делать?
- Не знаю пока. Ездить буду, - он взглянул на отца. - Я вот думаю... Может, квартирку небольшую купить со временем?
- Ты хочешь привезти её сюда? - отец удивлённо поднял брови. - И кто она здесь будет?.. Это там ты её любишь. Она там нужна тебе своей необычностью деревенской, своей неповторимостью и простотой. А тут, кто она для тебя будет?.. Да, она может сидеть на кассе в магазине, обучат. Она может сидеть в гардеробе в твоей филармонии и пальто принимать. Или, не дай бог, полы там мыть. Как ты на неё тогда посмотришь? Чем она тебе будет дорога? В городе она потухнет, и однажды твоё разочарование превысит все чувства. Ты будешь молча проходить мимо. И уж если тебе так хочется, то будь добр сохранить всё и просто ездить туда. Иногда... Тогда и свет не погашен, и костёр не потушен. И верим чувствам, и рвёмся к ним.
- Я постоянно думаю о ней.
- Свежо пока в памяти. А ты переболей, перетерпи. Тогда вдруг и жизнь наладится. А семья - это стабильность.
- Отец, ты реалист до мозга костей, - он выдохнул воздух из груди. - Поутру, за полянками росными, пробежали мы ножками босыми... Я не хочу её обижать.

© «Стихи и Проза России»
Рег.№ 0335923 от 29 марта 2022 в 16:17


Другие произведения автора:

То ли путаный плач, то ли нервный смех...

Не смеётся, не плачется...

ТРИНАДЦАТЫЙ... глава 20

Рейтинг: 0Голосов: 0110 просмотров

Нет комментариев. Ваш будет первым!