Новые
МенюВолга-мачеха (документальный очерк). Журнальный вариант. Часть вторая.
8 апреля 2016 — Антон Чужой
На реке 2
Разошлись ОС-4. Его расшифровывают так: Остров сокровищ или Особо секретный. Он забирает у пароходов фекалку – выкачивает из ёмкостей пароходов накопившейся фекалии. Когда матрос расшифровывал мне это сокращение, я удивился, откуда он знает слово «фекалии»… А «экскременты» он впервые слышит от меня. Пассажирские суда летом сдают фекалки на ОС-4 по 40 тонн. Возьмёт он с двух пассажирских две цистерны фикалки по 40 т. и пошёл на разгрузку к городской канализации.
Речной-49 не увидел береговых огней и вместо судового хода пошёл в пролив между берегом и островами. У Городни понял, что ошибся и взял влево к фарватеру, но будучи в самом кармане мелей, сел на остров. Снимали его четыре Речных.
Мимо нас вниз по Волге пробуксировали плавучий подъёмный кран. Р-60 с груженной баржой, срезая повороты, наткнулся на камни и пробил носовой отсек баржи. Краном будут затаскивать баржу на берег – трюм варить. Иногда таскаем сбоку от нашей баржи вторую, шкиперскую. С досками, кирпичом, пустую…
На шкиперской барже баба-матрос, вышедшая вчера из деревни, выращивает на палубе в ящиках с землёй какие-то злаки. К земле тянет. Маргиналка. Старики оба в валенках. Если наша баржа числится за нашим теплоходом, то шкиперскую берут, когда потребуется, в остальное время она болтается, где придётся на якоре под присмотром шкипера, который живёт на ней всё лето в сараюшке на корме со своей женой-матросом.
Привязали мы её к своей барже верёвками, как кэп называет стальные тросы и повели. Дед-шкипер в тельняшке кормит кроликов на носу барже, где у него клетки стоят. Старуха-матрос тоже в тельняшке бельё на корме стирает. Дед подойдёт к корыту, ведром на верёвке зачерпнёт забортной воды и подольёт старухе для прополаскивания. Рядом коза пасётся, привязанная к мачте – жуёт свежую травку, накошенную дедом с утра на берегу…. На верёвке сохнут дедовы кальсоны. Дед с бабкой в тельняшках и коза у них тоже какой-то масти, очевидно, порода особая, речная… У шкипера где-нибудь под палубой сеть припрятана. По ночам он ловит золотую рыбку – на выручку купит старухе новое корыто.
Коза эта напомнила мне сибирских коз. Весной их стригут, чтобы не было жарко. Причём не гладко остригают, а какими-то полосами тигриными. Чтобы опознать своих, не перепутать с соседскими, рога им красят, причём в самые неожиданные оранжевые, голубые, фиолетовые, ярко-жёлтые цвета, белые, красные… особенно заботливые хозяйки оставляют на козьем боку клок неостриженной шерсти и к нему привязывают бантиком цветную тряпицу. Козы в стаде первые дни не узнают друг-друга в новых нарядах, шарахаются в стороны…
Смотрю, как прицепленная к нашей барже дополнительная баржа утюжит волны. Позади неё вода гладкая, как после утюга, но сдавленная вода тут же, как пройдёт баржа, вспучивается буграми, которые расслабленно растекаются. Толкаем две баржи общей грузоподъёмностью около семи тысяч тонн, а рычаг управления отклоняю вправо-влево двумя пальцами. Пружина возвращает его в вертикальное положение…
Идём вверх. Чуть не поперёк Волги стоит на якоре Горячев с баржей. Он только, что заправился топливом, в котором оказалось много воды. Воду проглядели. Теперь он ждёт, пока вода отстоится, осядет, чтобы слить её через днище бака. Без топлива у него и Чита не работает и рация молчит. На палубе и в рубке никого не видно. Летучий голландец какой-то!...
С землесоса к нам пришёл в гости механик. Возвращаясь, стал переходить с баржи на свой землесос. Сквозь чёрную ночь бьёт прожектор. Привальный брус сидел на брусе з-са. Когда мужик взялся за леер землесоса, землесос соскочил с привального бруса баржи и мужик взлетел вверх вместе с земснарядом метра на два. Хорошо хоть он успел поставить ногу на борт земснаряда.
Какой-то чудак купается в Волге. Сегодня тепло, но под обрывами северной стороны ещё виднеются местами слежавшиеся снежные сугробы, температура воды не выше 12 градусов… и заплыл-то далеко, чуть не на середину. На всякий случай наблюдаю за ним, как бы не пришлось спускать спасательную шлюпку… однако, он сам доплыл до берега. Вылез на камень, снял трусы, выжимает…
Из правил судовождения: «Проходить рейды, паромные переправы и места строительства мостов, следует на пониженной скорости».
Из моего опыта:
- С вечера попросили Калининского диспетчера купить для нас хлеба так как придём ночью и магазины будут закрыты.
Поставив баржу, под разгрузку сбегали к диспетчеру за хлебом и стали возвращаться к барже. Быки строящего моста окружной дороги почему-то стоят без огней. Михалыч правит, я тоже поглядываю – где быки. Слева силуэт быка уже далековато, а правый бык всё не видим. Михалыч заметил его всё же раньше меня и резко бросил руль влево. Бык стоял в пяти метрах у нас по курсу. А бежали мы быстро.
Поэтому же поводу из рассказов кэпа:
- бежали мы без маржи около берёзовой рощи – там рейд в два пыжа. Заякоренную на рейде баржу без бортовых огней увидел уже в отблеске своих бортовых огней, вот она, перед носом! Обороты сбрасывать – поздно. Круто положил влево. Хорошо, она стояла не слишком поперёк волги – я прошёлся по ней носом под острым углом. А если бы лбом ударил, то прошиб, бы, её рогами, они в борту и застряли.
Военный институт иностранных языков
У меня практически два высших образования. Мне выдали ромбик военной академии, который говорит о том, что я изучил все науки, положенные по курсу академии. Из чисто военных наук я изучал тактику советской армии, оружие массового поражения, новую боевую технику, историю советского военного искусства, военную педагогику и психологию, парт-политработу в войсках, военную администрацию, армейские уставы, топографию, вооружённые силы кап. государств. Гоняли нас на строевой, и огневой, и физической подготовке, сдал на шоферские права… Языки, литературу, историю, географию стран, лексикологию, грамматику, фонетику, переводы всех видов, языкознание и полный курс современного русского языка. Нам давали в объёме переводческого факультета Московского Инъяза.
Кроме того, все пять лет нам вдалбливали марксистко-ленинскую философию, научный коммунизм, историю КПСС, полит-экономику… Окончил ВИИЯ почти с золотой медалью – не хватило несколько баллов. В Алжире болтался по ближайшему к базе посёлку Буфарику, смотрел и удивлялся – словно попал на Луну: настолько там отличная от нашей жизнь. В Египте совершал рекламные низкие полёты над Каиром и Александрией. Потом разглядывал снимки в журналах и газетах Египта, запечатлевшие ход нашего дружественного визита. По Каиру, Бени-Суэйфу, Ассуану ходил в форме лётчика ВВС СССР. В Каире посол Виноградов устроил для нас в посольстве пышный приём. В Сирии в аэропорту Дамаск на волейбольной площадке был дан нам ещё более шикарный приём. В город мы отлучались мало: охраняли аэродром от возможного удара израильтян. Облетел всю Сирию – в Пальмире, первой столице Сирии, когда та была ещё провинцией Рима, - в Пальмире отметил 9 апреля, день своего рождения. Был в великолепной крепости Халеба (Алепо) и в Басре…
В Сирии наши автобусы сопровождали эскорт мотоциклистов с воющими сиренами. Все машины съезжали на обочину и останавливались. Вылетали из Москвы, садились для заправки под Будапештом. До Югославского Дубровника связь велась по-русски, и я спал, а потом связывался на английском с Бриндизи в Италии, дальше – с Афинами, Мальтой. Если шли направо, в Алжире связывались так же с Тунисом. Если в Сирию – с Никозией. Штурман давал мне расчётное и фактическое время пролёта точек, эшелон. Я передавал эти сведения на контрольный пункт, а с земли нам сообщали, надо ли изменить высоту. На взлёте и посадке аэродромная вышка сообщала погоду и ветер, я сообщал, что подлетели к дальнему или ближнему приводу, что делаем «коробочку» или запрашивал разрешение на выезд на рулежную дорожку, на запуск двигателей, на старт… У меня по зарубежным линиям налетело полтора экватора на бомбардировщиках и военно-транспортных самолётах. «Нас тогда без усмешек встречали»
После полётов получил две медали.
В ВИИЯ мы все на младших курсах считали себя будущими аташе. После ВИИЯ меня не оставили в Москве, так как у меня не было московской прописки. В ВИИЯ на выпускной экзамен по английскому я пришёл с глубочайшего похмелья – было уже известно, что меня распределяют в ОСНАЗ, на север. У нас это было худшим распределением. И мне было наплевать, с какой оценкой я сдам английский, это не изменит распределения. Экзаменаторы меня о чём-то спрашивают а у меня и по-русски –то язык не ворочается, голова абсолютно не работает. Что-то мямлил – жалкое зрелище… генерал, председатель экзаменационной комиссии вывел мне три балла. Остальные члены комиссии, мои преподавательницы взбунтовались против тройки. Сбегали за моими контрольными по английскому, чуть ли не за все пять лет принесли. Работы все пятёрочные….
- Что же это будет, если мы самым талантливым слушателям будем ставить при выпуске тройки?!... Кому же тогда пятёрки ставить?!..., - напустились они на генерала, благо, субординация их не касалась. Отбили меня у генерала, проголосовали большинством комиссии за пятёрку. А после экзамена в коридоре меня чуть не придушили за то, что я порчу марку фирмы. Но душили не сильно, сочувствовали моей ссылке на север. В ВИИЯ на чей-то вопрос, почему институт не интересуется судьбой людей окончивших институт, генерал Пашковский ответил:
- То, что один наш выпускник заведует сапожной мастерской, ещё не говорит о том, что мы выпускаем сапожных мастеров. С другой стороны, один наш выпускник – посол, но это тоже не говорит о том, что мы выпускаем послов…
«Как молоды мы были,
Как верили в себя»
Заработки
Получил аванс – 30 рублей. Прогресс за апрель-май будет только в июле – пока насчитают, приказ подпишут… до июля, мы бы с голоду померли без колпита. Хоть и полтинник в день, а живые.
Пол апреля мы готовили втроём – 2 моториста и матрос, по очереди. Капитан обещал выплатить на троих пол оклада повара – 49 рублей. А заплатил десятку на всех. В кассе-то ему выдали сорок, да тридцатка к рукам прилипла, к кэповским.
Майские праздники: 1,2,3 и 9-10 я на судне, на вахте. Оплачивать эти праздничные дни в двойном размере, как положено по КЗОТу, естественно, никто не собирается… В конце навигации дадут за переработку дней 70-ти рублей 300. Это зарплата за три рабочих месяца – без прогрессивки, колпитов, баржевых и прочих. Растягивай их на всю зиму, авось с голоду не помрёшь. Зарплату зимой не платят. А хочешь зарплату – ходи на ремонт за 120 р. все пять месяцев зимы и ремонтируй промёрзшее во льду судно, когда пальцы от мороза прилипают к гайкам… Каторга.
Наши отгулы. Деньги за них получим после навигации, за каждый месяц идёт десять отгулов: рабочий день семичасовой, мы же работаем по восемь, плюс восемь часов за каждое воскресенье и в праздничные дни. Ребята с Праги рассказывают, как ним на борт поднимали министра. Обещал в 83 году 15% ночных, сколько-то процентов за выслугу лет, 25 рублей на колпит, полтора оклада к отпуску, форму за полцены для матросов и мотористов… Наши мужики прикинули и решили:
- Надбавить-то они могут, да толку что? План так увеличат, что не выполнить – и прогресса не увидишь. И налогов будет больше с большей суммы… так на так и выйдет, в кармане не прибавиться. Государство в прогаре не останется! Зато на всех углах кричать будут: «Мы вам вон, какую прибавку дали!»…
Задолжал 60 Гусевой, 30 Москальченко, 10 Калмыковой, 20 Кузе, ещё кому-то…
Экипаж
Матрос Вадик. Я заказал ему купить на берегу провизии. Чувствую, что он забудет.
- Вот тебе, - говорю, бумажка, запиши, иначе забудешь, кому, что взять…
Он записывает:
- Вздобная булка…
- Я думаю, тебе хватит четверти часа обернутся?...
- А, что это такое – четверть часа ?...
Матросу Вадику на днях исполнилось 17, и он перешёл, согласно договорённости, в мотористы. Теперь нас трое. Во время вахты Николаич сказал Вадику: «Подержи», и отдал руль для первой пробы. Вадик на первом же повороте, игнорируя створы, пошёл от одного белого буя на другой и – сел на мель!... Глубина в этом месте около 70 сантиметров, баржа была пустая, с осадкой в 60см. и он посадил на песок не баржу, а теплоход. Два часа крутились ужом, сползая с мели. Баржу на якоре отпустили и елозили без неё – пустой номер, сели плотно! Догнавший нас Речной-60, стянул нас с мелкого места буксиром и побежал к месту погрузки опередив нас. Теперь простоим за ним в очереди часа четыре, кучу времени потеряем… У Вадика в ПТУ не было практики судовождения. Здесь его тоже никто этому не учил. Первый раз в жизни посадили, Николаич отвернулся – газету читает и –порядок, прислонились!... Кэп кричит:
- Вот будет прогрессивка, я этого Вадика накажу процентов на тридцать!... Будет знать, как на мель сажать!...
Накажет Вадика, но не Николаича, - вахтенного начальника… Ефимыч и в прошлом году пережимал гайки с экипажем. Рядовой состав работал нормально – придраться не к чему. Так он начал за мелкие провинности бить по карману, кого-то уволил… Таким невесёлым образом, дотянули до октября. Люди озлобились на капитана , стали выпивать на судне:
- Ну теперь ты нас не разгонишь. Скоро конец навигации, уволишь нас – некому будет зачистку делать!...
А зачистка – это самая неблагодарная работёнка но консервации судна на зиму. Матроса 16-ти летнего дылду Сашку тянет на «романтику»:
- Эх, сейчас бы бутылочку красного, да девку бы, подраться бы с кем…
Если, что-нибудь рассказывает, то обязательно – как кого-то били или хвастает, как сам ходил с синяком и вздутой после драки губой.
Матросиков у нас двое вместо трёх. Сашке, как несовершеннолетнему нельзя работать сверхурочно и по ночам. Но он работает. Ефимыч собирается выводить мне за недостающего пол-матроса 40р., я буду отдавать их Сашке. Мне выгода двойная: с этих сорока мне тоже пойдёт прогрессивка, и будут отгулы. За навигацию их наберётся в общей сложности 70-90 с оплатой. И баржевые за пол-матроса буду получать. Вторые пол-матроса он будет платить другому мотористу и эти деньги пойдут на колпит.
Конфетный матросик еже утрене при уборке палубы напускает мне сквозь иллюминаторы воды в каюту. На столе лужа. Сигареты плавают, спички плавают, будильник в воде стоит. Напоминать бесполезно – всё равно забывает. И ещё обижается, когда напомнишь, попросишь ещё раз. А в дождь к тому же с потолка каплет. Живу в лужах.
Мотористов вижу только при приёме и сдаче вахты, матросы в рубку редко заходят: их дело – палуба. А с комсоставом постоянно несу вахту в рубке. Разглядываю каждого по очереди. Весь экипаж с речным образованием. Один я «с берега». Естественно народ интересуется:
- Что это ты всё записываешь?
Не скажу же я им, что книгу пишу о них и о себе. Приходиться приврать:
- Да так… волжские впечатления записываю, чтобы потом друзьям рассказывать – память у меня дырявая…
Не хотелось бы им предстать в невыгодном свете… Кэп и Ефимыч всё любопытствуют о моём последнем месте работы. Вру, что с грачами строил по деревням коровники. Комсостав отделён от меня стеной непонимания. Николаичу объясняю, что интеллигенция сегодня стоит на очереди в партию, крестьянина туда не затащишь, а рабочему ни к чему. Насчёт интеллигенции он такого и не слыхал, стало быть, и мне не верить, считает, что я его за нос вожу. Злится. Вот Михалыч вошёл в рубку:
- Ты сидишь здесь, пишешь, а иллюминаторы в машине не закрыты…
- Так лето же, зачем закрывать?...
- Лето, а прохладно… Вот всегда ты так…
Следуют обобщения насчёт «всегда». Отыгрывается за то, что я сказал ему слово поперёк час назад. При плюс десяти градусах машины, очевидно простудятся и начнут кашлять. В холода мы следили, чтобы не было переохлаждения на стоянке и на самом деле всё закрывали в машинном отделении. Злоба, грубость, придирки унижения, отместки, сведение счетов, запреты… Мой принцип – «Чем больше молчишь, тем дольше проработаешь», но и эта мудрость не выручает. Кэп злобный и капризный, Михалыч не лучше… Каков поп, таков и приход. Это прямо-таки расизм: комсостав – белые люди, мы – чёрные. По принципу «сиди и не вякай», «бери меньше, кидай дальше», «помалкивай, пока не спросят». А будешь вякать, себе дороже обойдётся.
Николаич и Михалыч практически всю вахту молчат. С удовольствием молчу и я все 6 часов. А заговорят так не для того, чтобы сказать что-то хорошее. Михалыч – капитан дублёр моложе меня на 6 лет, ему 29, в рожа испитая, тёмная, помятая, в морщинах и ссадинах. Выглядит гораздо старше меня. Михалыч оторопел, когда я ему сказал по какому-то поводу, что он – интеллигенция, производственная интеллигенция. Он – капитан-дублёр, учился пять лет в вечернем техникуме… Михалыч недоволен:
- Интеллигенты – это которые в кабинетах сидят, а я в масле весь, я – работяга.
Ему и слово-то само не нравится – «интеллигенция»… для него и капитана это слово синоним «бездельника».
Бегаем челноком. 18/5 уже опережаем свой график на 4 суток. До 23-го сделаем план. А потом неделю будем работать себе на прогресс. Кэп прибрасывает:
- Пять дополнительных рейсов сделать сможем. – как раз 122% плана. 60 % прогрессивки.
Оно бы хорошо, но прогрессивку дадут только в июльскую получку…
Ждать да ждать…
Едим в 10 и в 16. Повариха готовит неплохо. Во всяком случаем компот не из макарон. В ночную вахту хочется, есть: слишком большой разрыв между ужином и завтраком – вечером едим в 16, завтракаем в 10 утра. Интервал 18 часов.
Заполярье
В заполярье я был в основном старшим машины – возил солдат в баню, ездил за бельём в прачечную, за углём, ещё за чем-то, руководил распиловкой дров. Не то агент по снабжению, не то завхоз. Вся оперативная работа – составить раз в месяц отчёт на одну страницу. Чтобы хоть как-то уйти от тоски, организовал солдатскую самодеятельность, сам играл в спектакле, за что заслужил благодарность от командира роты. Завхоз, снабженец, завклубом – чёрт знает что!...
Единственное, что я хотел – работы о специальности – предпочтительно устный перевод.
Да, ещё! – был ответственным за спорт зал и организовал лыжные кроссы. Физорг!... короче – мальчик на побегушках с ромбом военной филологической академии.
Художественная самодеятельность была для меня отдушиной. В Сальмиярви в солдатской самодеятельности играл на трубе, ударных. Жаль, на гитаре играть не умею. Надо было в детстве учитсья не на трубе в музыкальной школе, а на гитаре. Не предвидел, что она составит целую эпоху в музыке.
В заполярье было полно свободного времени и я занялся скандинавскими языками. Достал учебники норвежского, шведского, датского, тщательно сделал в них все упражнения. Слушал норв.радио. кое-что начинал понимать. Смотрел фильмы норв.ТВ, ловя звук на приёмнике УКВ.
Жильё на севере у меня было никуда не годное. Когда в избе холодно, табачный дым не рассасывается под потолком. Он стоит пластом у пола и смердит окурками. Эту вонь можно истребить только, хорошо протопив печку. Дымоход моей печки уже много лет не прочищался и не ремонтировался, поперёк дымохода застрял какой-то кирпич, так что тяги не было никакой. Ремонтировать печь зимой ни один мастер не брался. Дрова, валявшиеся на улице в сугробе с осени пропитались водой и зимой промёрзли, стали насквозь ледяными. Поленья из каких-то кручённых-перекручённых лесотундровых деревьев, сплошь с сучками – не колются. Растапливая печку, надо сначала дождаться, пока выкипит вся вода, потом ждать, когда они займутся огнём… а они мокрые, ничем не разожжёшь, изведёшь на растопку 10-15 газет и кучу бересты – печка так и не разгорается. Ложишься спать одетый, накрывшись одеялом, шинелью, бушлатом. Всю полугодовую полярную ночь со сполохами северного сияния у меня стояла вонь холодного табачного дыма. Из щелей в полу тянуло могилой, оттуда выходили на прогулку по дому огромные крысы и жрали книги, одежду, обувь… Заслышав стук их когтей, я не вставая с постели, катну в их сторону гантелину или швырну сапог. Затихнут, но через минуту идут дальше.
В кладовке, где хранились мои съестные припасы, поставил мышеловку, однако она оказалась слабоватой против этих зверей – стукнет крысу по башке, та пошатнётся и побежит, встряхнувшись дальше.
Раз слышу – щёлкнула мышеловка. Я бегом к ней. Лежит оглушённая крыса, но сейчас вот вскочит и удерёт. Я схватил стамеску и ткнул ей в бок. Крыса взвилась, дала несколько вертикальных кругов по кладовке и исчезла через дырку под пол. Потом таким же вот образом я пару штук прикончил.
Из припасов у меня был хлеб, да сыр. Ел в солдатской столовой – не помню, на 40 или 60 копеек в день, которые высчитывали с меня, но кроме перловки с протухшим солёным огурцом вспоминается только толчёная картошка, не заправленная ни молоком, ни маслом. Вечерами я жарил себе на сковородке хлеб и запивал его чаем. Круглые сутки хотелось есть. Чад от сковородки густо смешивался с пластами табачного дыма, а дверь наружу не откроешь, не проветришь дом, когда над головой полощется в космическом холоде полярное сияние…
Моя сопка, в двух шагах от норвежской границы стыла в «белом безмолвии». И не в белом, а в чёрном, в полярную ночь, пронизанной сырым холодом.
Просил начальство перевести меня куда-нибудь из этой глуши. Мне ответили: «Вы офицер. И будете служить там, где мы найдём нужным! Послужите в роте лет пять, покажите себя, а там мы уж сами решим».
Тогда сославшись на больной позвоночник, я прошёл необходимые медкомиссии и ушёл из армии вчистую, получив 3-ю группу инвалидности.
Разгрузка
Разгрузка.
- Кран 77…
- Слушаю 77-ой.
- Ваш сменщик на берегу дожидается, - говорит наш капитан.
- Хорошо, сейчас заберу.
Кран перенёс стрелу через нашу баржу, опустил грейфер-ковш на берег. Сменщик забрался на ковш, и плавучий кран перенёс его аккуратно, как лилипутика к себе на палубу.
Ночь. Стоим под разгрузкой. Сияют огни двух 5-ти тонных кранов. Грейферами-ковшами они выгребают и выцарапывают наш песок из баржи. Коричневая с жёлтыми проблесками от прожекторов вода заметно прибыла. Между бортом причала и нашим видны мелкие чёрные завихрения водички.
Утром солнце, воздух быстро прогревается. Снимаю свитер, ботинки, хожу в тельняшке и в тапочках.
Но к обеду солнце опять исчезло и пришлось надеть чью-то бесхозную дранную телогрейку.
Средняя температура днём не поднимается выше плюс пяти. Радио сообщает, что температура плюс семь, к вечеру возможен снег. Пока льёт дождь. В полдевятого вечера пошёл снег. Снег идёт. Справа окна рубки залепляет снегом восточный ветер, слева лежит на горизонте красное закатное солнце.
Холодно. Температура не поднимается выше 6-9-ти градусов плюс. Деревьям мало солнца, хлорофилла они ещё не накопили и окраска у леса осеняя – жёлтая разных оттенков до коричневого.
Кэп рассказывает (2)
- Не свисти на пароходе, - говорит кэп, - беду насвистишь…
Это, очевидно, тоже пункт из инструкции по технике безопасности. Кэп согласен, что забастовки – вещь нужная:
- Да у нас много не побастуешь, мигом с работы выкинут. И ещё политическое дело повесят… многое у нас не так, как надо… А недовольных я бы свободно выпускал заграницу: езжай и ищи, где тебе лучше. На западе вон спокойно ездят из страны в страну, кто в отпуск, кто на заработки и никто ничего не говорит…
Ефимыч высчитал, что вложив полмиллиона в собственную баржу и Речной, можно, продавая по 1 рублю тонну песка, вернуть себе за год капиталовложения, в последующие же лет 20-25, которые это хозяйство прослужит получать чистую прибыль по четыреста в год.
Кэп понимает, что в сельском хозяйстве нужен НЭП. Кэп окончательно запретил мне крутить короткие волны:
- Коллективное прослушивание чужих станции запрещено. Они же враги нам, всё ложь, что они там болтают…
Я всегда с удовольствием слушал при возможности и Голос и ББС, но приёмника у меня никогда не было. Вечером в рубке стал ловить на коротких диапазонах. Кэп недоволен:
- Не надо слушать эту брехню… Выключи.
При швартовке к 17-му капитан проткнул об острый угол з-соса нос баржи. Дыра с рваными краями, большая – футбольный мяч пролезет… Под истерику капитана, латаем в трюме пробоину. Наложив кошму, намазанную солидолом для пропитки, прижали брусками и накрепко подпёрли досками.
Ржавый, покосившийся з-сос проткнул нашу ржавую старушку –баржу. После загрузки баржа осядет на три с половиной метра и заделанная пробоина будет под водой. Наш пластырь продержится только один рейс, придём в Калинин, дыру заварим. Злится кэп на самого себя, а зло срывает на нас:
- Ни черта делать не умеете! Простую дырку, и ту не залатаете!... Тут и заделывать-то нечего, дырка выше воды, а я вот, бывало, латал по пояс в воде, да струя хлещет!... отстаньте со своими советами, ваше дело «бери меньше, кидай дальше»! А ты, Валентин, давай это… нечего тут записывать.
Прогнал меня на теплоход, который остался без присмотра с работающей Читой… Под самым Калинином, у Рябеева, возле обкомовских дач есть под берегом прорва песка – огромные промышленные запасы. Песочек отборный, крупный. Порт поставил туда зем-сос, стали баржи грузить. Два дня погрузка шла нормально, а на третий подходит милицейский катер, на борт з-соса поднимается капитан милиции – начальник охраны дач:
- Разрешите воспользоваться вашей рацией, - козыряет.
Связался с диспетчером:
- Чтоб сегодня вашего з-соса здесь не было! Говорит капитан милиции такой-то.
З-сос в тот же день убрали. Мешал, оказывается, господам отдыхать. Вот и ходим теперь на край света за песком. Раньше губернатор такой власти не имел, какая сейчас у первого секретаря обкома. Бывали люди и побогаче и повлиятельнее губернатора – он был всего лишь администратором. А теперь этот – верховная власть в области, выше нет!... Что хочу, то и ворочу.
Плывучие острова. Кэп вспоминает:
- Сейчас мало здесь островов осталось, раньше куда больше было, и крупнее они были… Глубина между ними около метра. Стали брать здесь песок, глубина дошла до 10 метров. Лет пять сосали песок… в прошлом году, рыбхоз подал на Калининский порт иск в арбитраж об уничтожении тёплых, мелководных нерестилищ. По их подсчётам убыток составил 400 тыс. рублей. Арбитраж в иске отказал, намекнув, что сейчас больше нужен песок для олимпийских строек Москвы, а рыба расплодится потом…
А вон там, поближе к Бабне собрался какой-то порт брать из-под берега песок с оплыванием части берега в скором будущем. Местные старики вспомнили, что когда-то на этом берегу закапывали лошадей, околевших от сибирской язвы. Срочно разработку песка санэпидстанция запретила, карантин на эту болезнь – сто лет. А если бы попало в воду, то всю Волгу могло бы охватить сибирской язвой. Страшная болезнь…
Стали мыть ниже по реке. Берег быстро поплыл, и вскрылось другое кладбище - не лошадиное, а обычное, человеческое. Брали там песок не землесосом, а машинкой с черпаками на колесе. Экипаж все вахты просиживал у этого колеса, заглядывая в каждый ковшик – шли кости, черепа, но и золотишко попадалось: зубные коронки, брошки, кольца. Родственники покойных стали писать жалобы во все концы, чтобы прекратили это издевательство над останками. Пришлось свернуть и здесь добычу. Проходим низкие безлесные островки. Кэп вспоминает:
- Здесь ещё во времена колёсных один колесник сел.
Шёл ночью снизу – шлёп-шлёп колёсами. Команда была московская, лоцию местную плохо знали. Въехали на один из этих островков, подумали, что это просто мель и решили соскрестись с неё. Скреблись вперёд, скреблись, да и вылезли на остров на полкорпуса. Так и переночевали. Утром вокруг лежащего на брюхе коллеги, собрались три парохода. Со стороны Волги стянуть не удалось – слишком далеко он вполз. Зашли по ту сторону о-вов в залив и перетащили его, беднягу через весь остров на ту сторону.
Тут же как-то весной залетел на о-в Метеор. Половодье слегка затопило о-ва. Они летели, чувствуют – чиркнули обо что-то кормой и сбросили обороты. Так и стали крыльями на о-в. А не сбрось они, обороты, могли бы проскочить спокойно. Снова пригоняли из Москвы мощный кран. Вода уже спала и Метеор стоял на о-ве как в доке, посуху. Для плавучего крана пришлось сначала прорыть канал в о-ве, чтоб подогнать к Метеору. В общем, хлопот хватило…
Около плывучих островов Шахразада рассказывает:
- Вот в этой куче на берегу полтора миллиона тонн песку. В прошлом году возили мы сюда песок за десять км. от устья Сози. Здесь песок перегружался на Волгобалт с глубокой осадкой. Расстояния перевозки маленькие, из-за этой кучи в апреле-мае Речные не выполнили план, не хватило тонно-километров. А куча расплылась, растекалась по дну у берега и теперь ни Волгодон, ни мы подойти к ней не можем. Все труды насмарку…
Кэп:
- В конаковском затоне стояло несколько деревянных барж, списанных, мы тогда уже с металлическими работали. А те деревянные были ещё неплохие, брусья крепкие, просмоленные, обшивка – доски толстые, шестидесятка. Списали, а куда девать их – неизвестно. Решили продавать населению: дома из брусьев рубить. Изба из такого тёса сто лет простоит, ничего ей не сделается. Покупатели нашлись. Продавали баржи по 250 рублей. Купят баржу, а её ещё надо к себе в деревню перегнать. Дадут капитану какого-нибудь толкачишки червонец, он её до деревни и отбуксирует.
Один мужичонка заплатил свои 250 рублей, капитану дал 15, взяли баржу на буксир и потянули из затона. Пошла она хорошо, а только на волгу вышли, она – нырк и медленно, как подводная лодка спланировала под воду!... Хорошо хоть трос успели обрубить. А-то она и толкач бы за собой утянула. Уже потом догадались, что нос у ней сильно рассохся от долгого лежания на берегу, щели образовались большие, в них-то вода и хлынула. Поднимать баржу со дна не стали – дорого. Она и сейчас лежит вот здесь около островка на мелком месте. Её теперь белым буем огородили, как подводное препятствие. Зимой, как вода уйдёт и лёд осядет, здесь над баржей образуется бугор из вспученного льда. Вот так
мужичонке не повезло: и свои 250 отдал да капитану 15 и без баржёнки остался…
Где я учился
Я всё время пытался сменить специальность или специализацию. Учился в двухгодичном институте патентоведения и на курсах французского. Каждый год я чему-нибудь учусь, постоянно пишу и непрерывно работаю, чтобы не умереть с голоду.
Однажды ненадолго повезло – я нашёл халтуру по переводу в комбинате бытового обслуживания. В Калининской правде было напечатано объявление о том, какие услуги оказывает этот комбинат: подрезка плодового-ягодных кустов, чистка уборных, распиловка дров и среди этого – перевод с иностранных языков. Политехнический институт принёс им для одной кандидатской материалы для перевода со многих европейских языков. Я прибежал в КБО по объявлению как раз во-время: материалы только вчера принесли, кандидатов кроме меня ещё не объявилось. Я сгрёб весь заказ и забрал под расписку. Первым делом перевёл тексты из английских и французских научных журналов – речь шла о проводимости эл. изоляторов в условиях тропической влажности и температуры. Потом в библиотеке взял учебник итальянского, разобрался за пять дней с грамматикой и через 10 дней перевод с итальянского был готов. Таким же образом я перевёл статью с румынского. От заказчика претензий к переводу не было – я лично относил переведённые статьи и кандидат в кандидаты Олег Санжаровский при всей его придирчивости не находил в них ни одного непонятного или запутанного предложения.
На этом же комбинате мне изредка перепадали и другие небольшие заказы по самой различной тематике: отливка обувных подошв из полиуритана, устройство машины для вязания перчаток, по отделочным строительным материалам…
Я всё мечтал освоить японский. Купил словари, учебник, состоящий из трёх жёлтеньких книжек. Разобрался с катаканой и хирагоной, добрался до иероглифики, ключей и лексики… Но жизнь не дала мне возможности довести японский до конца…
Прикидываю, а сколько же языков у меня в запасе… Английский, португальский, испанский, владею свободно во всех видах перевода, по-французски. говорю немного, но переводами владею вполне. Переводил письменно с итальянского, румынского. Тщательно изучал датский, шведский, норвежский. Много сделал в овладении японским. Жаль, но в последних четырёх не было возможности попрактиковаться. Правда, 10 лет назад читал со словарём скандинавские газеты.
Когда о человеке говорят, что он владеет девятью языками, люди обычно по наивности полагают, что он владеет ими, как родными, «в совершенстве» (неудачное слово, ибо даже родным языком в совершенстве владеют лишь единицы. Совершенство знания предполагает понимание любой научной и технической терминологии. В книге же, например, насыщенной терминологией по квантовой механике, разберётся только специалист в этой области, посторонний будет только водить глазами по строчкам) Объём знаний иностранного языка бывает разный: можно свободно говорить, но не иметь навыков перевода. Можно хорошо переводить с языка на родной язык, но быть не в состоянии делать противоположные переводы. Можно читать с пониманием художественную литературу, но не уметь говорить. Можно понимать, что говорят, но не найти, как правильно ответить. И так далее.
Хотел сменить языки, думал, может с норвежским повезёт. Подал заявление в ЛГУ на скандинавское отделение. Однако председатель приёмной комиссии Итс отказал:
- У вас уже есть одно высшее языковое образование. С вас достаточно, пусть и другие поучаться.
Отправил документы и рукописи в литературный институт – может быть, там легче будет выйти в писатели. Мои работы на творческом конкурсе были забракованы:
- Вы плохо пишете…
И пожарное дело надо бы изучить и в торговлю цирковыми билетами, вникнуть. В пожарке каждые полгода сдавал экзамены – по билетам, как в школе. Изучал иконопись и раскрывал иконы, которые собирал по деревням в калининской области и на вологодщине.
Учился в Калинине на курсах экскурсоводов и сопровождал туристов по Волге до Конакова, рассказывал по пути об окрестных достопримечательностях – почему так назван посёлок Эммаус, где начинались сыроваренные заводы, говорил о радищевской Городне, о продукции конаковского фаянсового завода…
Если уж менять специальность, я бы занялся экологией, биологией, анатомией, общественной психологией или географией Южных морей севернее Австралии – там коралловые острова, солнце, лазурное небо, пальмы…
Кэп рассказывает (3)
В Конакове в водозаборник ГРЭС въехал Речной с груженой баржей. Капитан пьяненький в рубке. Моторист повёл, но тоже уснул. Баржа сделала пару кругов и въехала точно в водозаборник. Порт два месяца делает ремонт. Капитана разжаловала в матросы, присудили к уплате 2,5 тыс. рублей.
Кэп:
- На притоке плавучий кран дал течь, пьяная команда откачивала, плюнула, уснула. Вскочила, когда вода была уже в кроватях. В трусах успели выскочить. Кран затонул.
Кэп рассказывает:
- Пару лет назад сгорел землесос – прямо на воде. Из трубы сыпались искры на фанерную рубку. Фанера затлела, потом вспыхнула. В рубке всё электрооборудование погорело. Пожар потушили, никто не пострадал. Землесос был уже старый и восстанавливать уже не стали, разрезали на металлолом.
Кэп:
- У одного моториста на вахте сгорел котёл. Второй при смене не заметил этого. Когда всплыло, виновника было не найти – спирали друг на друга. Стоимость котла вычли у обоих пополам из получки.
Кэп:
- На Рыбинском водохранилище берега местами низкие, болотистые, торфяные. Водой подмоет берег и от него оторвётся кусок метров 15 на 20. Оторвёт и потихоньку вынесет на середину водохранилища. Получается остров, большой, кусты на нём растут…
Идём раз ночью по створам, глядь – впереди о-в!... Я смаху врубил задний ход. Остановились, смотрим лоцию – никаких о-вов в этом месте не обозначено! Догадались посмотреть примечания к карте. Там написано, что на этом участке могут встретиться плавучие о-ва.
Самые большие острова с кустарником и деревцами судоходчики ставят на якорь в стороне от судового хода. Если местному судоводителю попадётся такой торфяник, он его баржей с треском проутюжит, только кусты в разные стороны летят, раздерёт в клочья, чтоб в другой раз не мешал…
Кэп:
- Стали на судне однажды пропадать деньги. Не полностью получка, а по рублю, по три. Личные продукты кто-то начал, располовинивать… Решили проследить и поймать. Пересчитали с поваром сосиски в холодильнике 22 штуки. Ночью моторист пошёл чайку поставить. А я подошёл к фонарю в потолке кухни и наблюдаю, что моторист там делает. Он открыл холодильник, отрезал 4 этих самых сосиски и съел, прямо неварёные. Он вернулся, я передал ему руль, а сам разбудил повара и мы снова пересчитали сосиски. Идём к нему:
- Что же ты делаешь – у своих же крадёшь!... Завтра пойдёшь в кадры и подашь по собственному желание. Я бы тебя и со скандалом уволил, да остальных жалко: если на судне будет нарушение, могут премию не дать…
Уволился он, и деньги перестали пропадать…
Теперь, когда пью на вахте чай, вижу в своей кружке око капитана - а чей он сахар насыпал? Не колпитовский ли?...
Удивляюсь я себе – другой на моём месте давно докатился бы до воровства, подлости, зависти, стукачества, спился бы до лечебницы… За счёт чего я держусь? На что-то ещё надеюсь, сам не зная, на что…
Капитан рассказывает:
- Совсем шпана распустилась. Года два назад со старого моста вылили на наш пароход, целую бочку смолы, килограммов на триста. Идём мы ночью прямо под знаком среднего пролёта моста. Видим – кто-то на мосту суетиться. А мост был на ремонте, менялись доски настила. Повалили они бочку, тяжёлая, вязкая струя смолы покатилась по барже, по палубе Речного, по рубке, по корме. Везде досталось. Окна залепило в рубке, двери здесь были открыты – залетели в рубку брызги смолы, всё обляпали, карта штурманская на столе лежала - всю залило.
На другой день пришлось ставить судно в гавань и всё мыть водой с содой и заново красить. Одной соды два мешка ушло...
А то, бывало, кирпич с моста бросят – рубку проломят…Года три назад какая-то шайка-лейка обстреливала нас шариками от подшипников – всё в одном и том же месте с берега разбили стекло иллюминатора, а оно толщиной в полтора сантиметра. Боковые окна в рубке навылет пробили.
Заявили в милицию, те говорят, что это уже не первая жалоба от судоходчиков, мы, говорят, специальный пост там выставляли – милиционера, одетого рыбаком. Переловили потом эту шантрапу – пацаны из восьмого класса. Присудили по году условно, на родителей – штраф.
Из рассказов кэпа:
- В порт поступил новый Метеор. Экипаж «обмывал» его. Осмелели, надумали прокатиться. Обкатку двигателей решили по инструкции проводить на малых оборотах, на брюхе не поднимались на крылья. Завели, механик остался в машине приглядывать за двигателями, капитан остался за рулём, плывёт… рядом параллельным курсом пристроился РТшка – маленький толкачишка. В капитане взыграл спортивный дух (спиртивный) – как это я тащусь наравне с каким-то буксиришкой!... Подбавил оборотов. Лёгкий, без пассажиров Метеор взвился на дыбы и на крыльях рванулся вперёд. Для капитана такая прыть была неожиданной. Прежде, чем он опомнился, Метеор смаху вылетел на пологий берег напротив ресторана Река. В том месте, где бабы полощут бельё. Выскочил и остановился возле бабы с бельём. Баба удивилась: «Ишь ты, Метеоры по берегам распрыгались!...» понаехало начальство, капитана тут же на борту сняли с работы. Снять Метеор с берега оказалось сложнее, пришлось пригнать из Москвы специальный плавучий кран, грузоподъёмностью 60 тонн…
Из рассказов капитана Бухтиярова:
- … Шлюзовались мы под Москвой. У шлюзов полно судов, очередь… открыли ворота: заходить мне и танкеру с 5-ю тыс. тонн бензина. Вдруг из хвоста очереди вывернулся пассажирский и пошёл наперерез танкеру, чтоб без очереди в шлюз проскочить. Сразу поняли, что рулевой пьяный, трезвый так не полезет… Прёт, не сбавляя хода прямо на танкер! До танкера 10 метров остаётся, пассажиры на палубе мечутся, видят, что сейчас врежутся. Я прикинул: быстро хватаю судовые документы и прыгаю на стенку шлюза – через полминуты здесь взорвутся 5 тыс. тонн 93-го бензина, все суда мгновенно сгорят вместе с людьми, вода будет пылать от разлившегося бензина, берега будут гореть и железо в шлюзах поплавится… Пьяный рулевой всё же сообразил что к чему – сбросил ход и стал выворачивать в сторону, да не успел – поздно! Он с треском врезался в танкер – в борт машинного отделения, в двух метрах от танков с бензином…
Оба судна быстро отвели к берегу. У пьяного штурмана, который был за рулём, тут же отобрали рабочий диплом и навсегда лишили права работать на флоте.
Из рассказов капитана:
- Прислали к нам в порт как-то девицу-моториста. Назначили её на Речной. Она тут же снюхалась с капитаном. Так и жила в его каюте… Дисциплины, конечно, никакой – я, говорит, что-то устала. Пойду прилягу. И проспит всю вахту. А за двигателями смотреть некому, швартоваться матросу одному трудно, руль передать, в гальюн сбегать – тоже некому. Капитану быстро надоела эта спящая красавица, и он сплавил её к другому – любителю женского пола. Так она и ходила на Волге по рукам, ни черта не делала. А прогрессивочку получала и жила в своё удовольствие… Потом испарилась куда-то.
Когда Ефимыч говорит, слова никому не даёт, слушает только себя.
Кэп:
- Ты из своих заметок напиши повесть «На голубых дорогах».
- Диссертацию напишу – «Как надрать хвост 60-му»…
Смеётся.
Чайки гуляют по полям, клюют червяков. Чайки отдыхают на траве, на кольях изгороди. Обрывистый песчаный берег истыкан норками стрижей. Обрыв постепенно подмывается, по кромке воды идёт желобок, вырытый волнами. Песок осыпается, берег отступает и вот уже травяное покрытие берега свисает дерновыми пластами к воде, пласты отрываются, сползают и травяные корни дерна, прижившись на новом месте снова закрепляя об подмытый было берег.
Леса по берегам в мелкой разно-зелёной листве. Здесь пятно зелени с жёлтым оттенком, там – с коричневатым уклоном… Ярко-зелёное, бледно-зелёное…
Экипаж 3
Комсостав все свои пять дней ходит небритый, немытый, как пираты. У комсостава половина разговоров сводится к деньгам: прикидывают возможную прогрессивку за месяц, считают, сколько выйдет денег за отгулы, вспоминают, сколько зарабатывали в прошлые года, перебирают, сколько стоят различные модели Жигулей и Запорожцев, сколько лет на них надо копить, разбирают возможные речные заработки в удалённых районах Сибири, вспоминают, что покупали в разных универмагах Москвы, в разные годы, говорят о поездках в Москву за мясом или колбасой, хвастают, кто, где и какой достаёт дефицит. Пробуют высчитать, что можно было бы заработать в Африке, если попасть туда в командировку и что привезти оттуда, пересказывают расхожие байки о заработках в капстранах, о том, какие «вещи» оттуда привозят. И дальше – постоянная сентенция кэпа:
- А вот если бы нашу экономику отдать в частные руки, вот тогда бы…
У конфетных матросиков разговоры иные, для них в жизни всё новое, они «открывают мир» для себя… Я открыл мир лет 20 назад и всё никак не могу в нём разобраться. Лучше бы и не открывать…
У Ефимыча к мытью такое отношение:
- Что за мужики пошли?! - душ им подавай каждый день… От настоящего мужчины должно пахнуть крепким трудовым потом!...
Михалыч переплюнул Ефимыча. У того хоть через динамик музыка орала, а Михалыч пугает окрестных коров последними известиями по маяку в начале и в середине часа… На борт пришёл четвёртый из комсостава – штурман. Комсостав недоволен: проигрывают в отгулах. Без него работали бы по пять дней и три на берегу, а теперь выходит пять и пять. Третий помощник Володя через слово вставляет «ннаху»:
- Идём мы раз ннаху к Дубне ннаху…
Вот уже который день из кухни прёт перетопленным свиным салом. Тошнит от этой вони. Повариха везде оставляет за собой кислую старушечью вонь. Посидела вечером в рубке, такое облако оставила, что пришлось проветривать. На камбузе вонь неистребима.
Объяснил Николаичу, почему я не член профсоюза (до восьми лет рабочего стажа, путёвок никогда не видел). Никто не знает этой тонкости, иначе давно развалились бы советские профсоюзы. На которые люди смотрят, как на форму страхования жизни на случай болезни.
Николаич:
- Получил отпускные. В первый день отпуска пришел в кассу. В ведомости меня нет. Я в – бухгалтерию, они ничего не знают, отправили меня в расчётный отдел. А там ещё никто не считал мне за отпуск.
- К получке насчитаем и получите!
- Так мне же уезжать в деревню.
- Ничего не знаем. Приказ, и на ваш отпуск нет.
В кадрах сказали, что приказ есть. Пошёл к Терёхину – его нет: первый день пропал. На второй день нашёлся приказ на столе в расчётном отделе, но не хватало подписи. Велели зайти после обеда:
- Насчитаем.
Потом два дня не было времени насчитать – составляли всем отделом месячный отчёт. А я как не приду – сидят, чай пьют, и о магазинах треплются.
Потом ходил, подписывал расходный ордер, то один кабинет заперт, полдня ждёшь, то другой начальник куда-то уехал. На следующий день в кассе не было денег. Через день с утра поехали в банк, к вечеру привезли:
- Давать не буду, поздно, закрываю.
Замотали. За своими же деньгами набегаешься. А, что неделю отпуска потерял – на это всем наплевать.
Заканчиваем 20 млн. тонно-километров. План пол апреля и май – семь миллионов. Выполним план или нет? Комсостав на этот мой вопрос машет рукой:
- Никогда в начале навигации план не выполняли, и не думай о прогрессивке.
Дизеля после капиталки, настоимся с ними, у них на заводе тоже план в капремонте, давай-давай, побыстрее, лишь бы сдать двигатели в срок. Какое может быть качество!...
Плавать будем без отдыха.
Выполним план на 99%, а в конце мая какая-нибудь поломка случиться, станем, и – тю – тю прогрессивка!... Лучше бы платили что-нибудь среднепрогрессивное за каждую баржу. То делаем рекордно-быстрые рейсы за 23 часа вместо двух суток по норме, то, волохаясь с чужими понтонами, пристанями и земснарядами, отстаём от собственного графика. Пародия на классовую борьбу за экономические интересы в калининском порту. Начальник порта Терехин прошлой весной зажал отгулы экипажам за ремонт судов. Кто-то начирикал жалобу в Москву на такое зажимание. Приехали, разобрались, предложили Терёхину исправить положение. После этих неприятностей начальник порта, не таясь, заявил:
- Ну, жалобщики! Не видать вам прогрессивки в эту навигацию! Будете знать, как жаловаться…
И точно – порт построил работу так, что в апреле-мае прогрессивки никто не получил. Снова появилось недовольство, опять кто-то приехал сверху, утрясли… Небольшую прогрессивку, но получали. А на днях пошли 13-ю зарплату получать – кому выписано 36 рублей, кому 45.
В прошлые годы бывало по 200-300… Отомстил Терёхин. В этом году за весенний ремонт портовое начальство получило премию, а экипажи ремонтировали по уши в масле, а получили фигу! Ефимыч думает написать в УК профсоюза работников речного флота, но, полагаю, остережется – научен уже.
Разошлись ОС-4. Его расшифровывают так: Остров сокровищ или Особо секретный. Он забирает у пароходов фекалку – выкачивает из ёмкостей пароходов накопившейся фекалии. Когда матрос расшифровывал мне это сокращение, я удивился, откуда он знает слово «фекалии»… А «экскременты» он впервые слышит от меня. Пассажирские суда летом сдают фекалки на ОС-4 по 40 тонн. Возьмёт он с двух пассажирских две цистерны фикалки по 40 т. и пошёл на разгрузку к городской канализации.
Речной-49 не увидел береговых огней и вместо судового хода пошёл в пролив между берегом и островами. У Городни понял, что ошибся и взял влево к фарватеру, но будучи в самом кармане мелей, сел на остров. Снимали его четыре Речных.
Мимо нас вниз по Волге пробуксировали плавучий подъёмный кран. Р-60 с груженной баржой, срезая повороты, наткнулся на камни и пробил носовой отсек баржи. Краном будут затаскивать баржу на берег – трюм варить. Иногда таскаем сбоку от нашей баржи вторую, шкиперскую. С досками, кирпичом, пустую…
На шкиперской барже баба-матрос, вышедшая вчера из деревни, выращивает на палубе в ящиках с землёй какие-то злаки. К земле тянет. Маргиналка. Старики оба в валенках. Если наша баржа числится за нашим теплоходом, то шкиперскую берут, когда потребуется, в остальное время она болтается, где придётся на якоре под присмотром шкипера, который живёт на ней всё лето в сараюшке на корме со своей женой-матросом.
Привязали мы её к своей барже верёвками, как кэп называет стальные тросы и повели. Дед-шкипер в тельняшке кормит кроликов на носу барже, где у него клетки стоят. Старуха-матрос тоже в тельняшке бельё на корме стирает. Дед подойдёт к корыту, ведром на верёвке зачерпнёт забортной воды и подольёт старухе для прополаскивания. Рядом коза пасётся, привязанная к мачте – жуёт свежую травку, накошенную дедом с утра на берегу…. На верёвке сохнут дедовы кальсоны. Дед с бабкой в тельняшках и коза у них тоже какой-то масти, очевидно, порода особая, речная… У шкипера где-нибудь под палубой сеть припрятана. По ночам он ловит золотую рыбку – на выручку купит старухе новое корыто.
Коза эта напомнила мне сибирских коз. Весной их стригут, чтобы не было жарко. Причём не гладко остригают, а какими-то полосами тигриными. Чтобы опознать своих, не перепутать с соседскими, рога им красят, причём в самые неожиданные оранжевые, голубые, фиолетовые, ярко-жёлтые цвета, белые, красные… особенно заботливые хозяйки оставляют на козьем боку клок неостриженной шерсти и к нему привязывают бантиком цветную тряпицу. Козы в стаде первые дни не узнают друг-друга в новых нарядах, шарахаются в стороны…
Смотрю, как прицепленная к нашей барже дополнительная баржа утюжит волны. Позади неё вода гладкая, как после утюга, но сдавленная вода тут же, как пройдёт баржа, вспучивается буграми, которые расслабленно растекаются. Толкаем две баржи общей грузоподъёмностью около семи тысяч тонн, а рычаг управления отклоняю вправо-влево двумя пальцами. Пружина возвращает его в вертикальное положение…
Идём вверх. Чуть не поперёк Волги стоит на якоре Горячев с баржей. Он только, что заправился топливом, в котором оказалось много воды. Воду проглядели. Теперь он ждёт, пока вода отстоится, осядет, чтобы слить её через днище бака. Без топлива у него и Чита не работает и рация молчит. На палубе и в рубке никого не видно. Летучий голландец какой-то!...
С землесоса к нам пришёл в гости механик. Возвращаясь, стал переходить с баржи на свой землесос. Сквозь чёрную ночь бьёт прожектор. Привальный брус сидел на брусе з-са. Когда мужик взялся за леер землесоса, землесос соскочил с привального бруса баржи и мужик взлетел вверх вместе с земснарядом метра на два. Хорошо хоть он успел поставить ногу на борт земснаряда.
Какой-то чудак купается в Волге. Сегодня тепло, но под обрывами северной стороны ещё виднеются местами слежавшиеся снежные сугробы, температура воды не выше 12 градусов… и заплыл-то далеко, чуть не на середину. На всякий случай наблюдаю за ним, как бы не пришлось спускать спасательную шлюпку… однако, он сам доплыл до берега. Вылез на камень, снял трусы, выжимает…
Из правил судовождения: «Проходить рейды, паромные переправы и места строительства мостов, следует на пониженной скорости».
Из моего опыта:
- С вечера попросили Калининского диспетчера купить для нас хлеба так как придём ночью и магазины будут закрыты.
Поставив баржу, под разгрузку сбегали к диспетчеру за хлебом и стали возвращаться к барже. Быки строящего моста окружной дороги почему-то стоят без огней. Михалыч правит, я тоже поглядываю – где быки. Слева силуэт быка уже далековато, а правый бык всё не видим. Михалыч заметил его всё же раньше меня и резко бросил руль влево. Бык стоял в пяти метрах у нас по курсу. А бежали мы быстро.
Поэтому же поводу из рассказов кэпа:
- бежали мы без маржи около берёзовой рощи – там рейд в два пыжа. Заякоренную на рейде баржу без бортовых огней увидел уже в отблеске своих бортовых огней, вот она, перед носом! Обороты сбрасывать – поздно. Круто положил влево. Хорошо, она стояла не слишком поперёк волги – я прошёлся по ней носом под острым углом. А если бы лбом ударил, то прошиб, бы, её рогами, они в борту и застряли.
Военный институт иностранных языков
У меня практически два высших образования. Мне выдали ромбик военной академии, который говорит о том, что я изучил все науки, положенные по курсу академии. Из чисто военных наук я изучал тактику советской армии, оружие массового поражения, новую боевую технику, историю советского военного искусства, военную педагогику и психологию, парт-политработу в войсках, военную администрацию, армейские уставы, топографию, вооружённые силы кап. государств. Гоняли нас на строевой, и огневой, и физической подготовке, сдал на шоферские права… Языки, литературу, историю, географию стран, лексикологию, грамматику, фонетику, переводы всех видов, языкознание и полный курс современного русского языка. Нам давали в объёме переводческого факультета Московского Инъяза.
Кроме того, все пять лет нам вдалбливали марксистко-ленинскую философию, научный коммунизм, историю КПСС, полит-экономику… Окончил ВИИЯ почти с золотой медалью – не хватило несколько баллов. В Алжире болтался по ближайшему к базе посёлку Буфарику, смотрел и удивлялся – словно попал на Луну: настолько там отличная от нашей жизнь. В Египте совершал рекламные низкие полёты над Каиром и Александрией. Потом разглядывал снимки в журналах и газетах Египта, запечатлевшие ход нашего дружественного визита. По Каиру, Бени-Суэйфу, Ассуану ходил в форме лётчика ВВС СССР. В Каире посол Виноградов устроил для нас в посольстве пышный приём. В Сирии в аэропорту Дамаск на волейбольной площадке был дан нам ещё более шикарный приём. В город мы отлучались мало: охраняли аэродром от возможного удара израильтян. Облетел всю Сирию – в Пальмире, первой столице Сирии, когда та была ещё провинцией Рима, - в Пальмире отметил 9 апреля, день своего рождения. Был в великолепной крепости Халеба (Алепо) и в Басре…
В Сирии наши автобусы сопровождали эскорт мотоциклистов с воющими сиренами. Все машины съезжали на обочину и останавливались. Вылетали из Москвы, садились для заправки под Будапештом. До Югославского Дубровника связь велась по-русски, и я спал, а потом связывался на английском с Бриндизи в Италии, дальше – с Афинами, Мальтой. Если шли направо, в Алжире связывались так же с Тунисом. Если в Сирию – с Никозией. Штурман давал мне расчётное и фактическое время пролёта точек, эшелон. Я передавал эти сведения на контрольный пункт, а с земли нам сообщали, надо ли изменить высоту. На взлёте и посадке аэродромная вышка сообщала погоду и ветер, я сообщал, что подлетели к дальнему или ближнему приводу, что делаем «коробочку» или запрашивал разрешение на выезд на рулежную дорожку, на запуск двигателей, на старт… У меня по зарубежным линиям налетело полтора экватора на бомбардировщиках и военно-транспортных самолётах. «Нас тогда без усмешек встречали»
После полётов получил две медали.
В ВИИЯ мы все на младших курсах считали себя будущими аташе. После ВИИЯ меня не оставили в Москве, так как у меня не было московской прописки. В ВИИЯ на выпускной экзамен по английскому я пришёл с глубочайшего похмелья – было уже известно, что меня распределяют в ОСНАЗ, на север. У нас это было худшим распределением. И мне было наплевать, с какой оценкой я сдам английский, это не изменит распределения. Экзаменаторы меня о чём-то спрашивают а у меня и по-русски –то язык не ворочается, голова абсолютно не работает. Что-то мямлил – жалкое зрелище… генерал, председатель экзаменационной комиссии вывел мне три балла. Остальные члены комиссии, мои преподавательницы взбунтовались против тройки. Сбегали за моими контрольными по английскому, чуть ли не за все пять лет принесли. Работы все пятёрочные….
- Что же это будет, если мы самым талантливым слушателям будем ставить при выпуске тройки?!... Кому же тогда пятёрки ставить?!..., - напустились они на генерала, благо, субординация их не касалась. Отбили меня у генерала, проголосовали большинством комиссии за пятёрку. А после экзамена в коридоре меня чуть не придушили за то, что я порчу марку фирмы. Но душили не сильно, сочувствовали моей ссылке на север. В ВИИЯ на чей-то вопрос, почему институт не интересуется судьбой людей окончивших институт, генерал Пашковский ответил:
- То, что один наш выпускник заведует сапожной мастерской, ещё не говорит о том, что мы выпускаем сапожных мастеров. С другой стороны, один наш выпускник – посол, но это тоже не говорит о том, что мы выпускаем послов…
«Как молоды мы были,
Как верили в себя»
Заработки
Получил аванс – 30 рублей. Прогресс за апрель-май будет только в июле – пока насчитают, приказ подпишут… до июля, мы бы с голоду померли без колпита. Хоть и полтинник в день, а живые.
Пол апреля мы готовили втроём – 2 моториста и матрос, по очереди. Капитан обещал выплатить на троих пол оклада повара – 49 рублей. А заплатил десятку на всех. В кассе-то ему выдали сорок, да тридцатка к рукам прилипла, к кэповским.
Майские праздники: 1,2,3 и 9-10 я на судне, на вахте. Оплачивать эти праздничные дни в двойном размере, как положено по КЗОТу, естественно, никто не собирается… В конце навигации дадут за переработку дней 70-ти рублей 300. Это зарплата за три рабочих месяца – без прогрессивки, колпитов, баржевых и прочих. Растягивай их на всю зиму, авось с голоду не помрёшь. Зарплату зимой не платят. А хочешь зарплату – ходи на ремонт за 120 р. все пять месяцев зимы и ремонтируй промёрзшее во льду судно, когда пальцы от мороза прилипают к гайкам… Каторга.
Наши отгулы. Деньги за них получим после навигации, за каждый месяц идёт десять отгулов: рабочий день семичасовой, мы же работаем по восемь, плюс восемь часов за каждое воскресенье и в праздничные дни. Ребята с Праги рассказывают, как ним на борт поднимали министра. Обещал в 83 году 15% ночных, сколько-то процентов за выслугу лет, 25 рублей на колпит, полтора оклада к отпуску, форму за полцены для матросов и мотористов… Наши мужики прикинули и решили:
- Надбавить-то они могут, да толку что? План так увеличат, что не выполнить – и прогресса не увидишь. И налогов будет больше с большей суммы… так на так и выйдет, в кармане не прибавиться. Государство в прогаре не останется! Зато на всех углах кричать будут: «Мы вам вон, какую прибавку дали!»…
Задолжал 60 Гусевой, 30 Москальченко, 10 Калмыковой, 20 Кузе, ещё кому-то…
Экипаж
Матрос Вадик. Я заказал ему купить на берегу провизии. Чувствую, что он забудет.
- Вот тебе, - говорю, бумажка, запиши, иначе забудешь, кому, что взять…
Он записывает:
- Вздобная булка…
- Я думаю, тебе хватит четверти часа обернутся?...
- А, что это такое – четверть часа ?...
Матросу Вадику на днях исполнилось 17, и он перешёл, согласно договорённости, в мотористы. Теперь нас трое. Во время вахты Николаич сказал Вадику: «Подержи», и отдал руль для первой пробы. Вадик на первом же повороте, игнорируя створы, пошёл от одного белого буя на другой и – сел на мель!... Глубина в этом месте около 70 сантиметров, баржа была пустая, с осадкой в 60см. и он посадил на песок не баржу, а теплоход. Два часа крутились ужом, сползая с мели. Баржу на якоре отпустили и елозили без неё – пустой номер, сели плотно! Догнавший нас Речной-60, стянул нас с мелкого места буксиром и побежал к месту погрузки опередив нас. Теперь простоим за ним в очереди часа четыре, кучу времени потеряем… У Вадика в ПТУ не было практики судовождения. Здесь его тоже никто этому не учил. Первый раз в жизни посадили, Николаич отвернулся – газету читает и –порядок, прислонились!... Кэп кричит:
- Вот будет прогрессивка, я этого Вадика накажу процентов на тридцать!... Будет знать, как на мель сажать!...
Накажет Вадика, но не Николаича, - вахтенного начальника… Ефимыч и в прошлом году пережимал гайки с экипажем. Рядовой состав работал нормально – придраться не к чему. Так он начал за мелкие провинности бить по карману, кого-то уволил… Таким невесёлым образом, дотянули до октября. Люди озлобились на капитана , стали выпивать на судне:
- Ну теперь ты нас не разгонишь. Скоро конец навигации, уволишь нас – некому будет зачистку делать!...
А зачистка – это самая неблагодарная работёнка но консервации судна на зиму. Матроса 16-ти летнего дылду Сашку тянет на «романтику»:
- Эх, сейчас бы бутылочку красного, да девку бы, подраться бы с кем…
Если, что-нибудь рассказывает, то обязательно – как кого-то били или хвастает, как сам ходил с синяком и вздутой после драки губой.
Матросиков у нас двое вместо трёх. Сашке, как несовершеннолетнему нельзя работать сверхурочно и по ночам. Но он работает. Ефимыч собирается выводить мне за недостающего пол-матроса 40р., я буду отдавать их Сашке. Мне выгода двойная: с этих сорока мне тоже пойдёт прогрессивка, и будут отгулы. За навигацию их наберётся в общей сложности 70-90 с оплатой. И баржевые за пол-матроса буду получать. Вторые пол-матроса он будет платить другому мотористу и эти деньги пойдут на колпит.
Конфетный матросик еже утрене при уборке палубы напускает мне сквозь иллюминаторы воды в каюту. На столе лужа. Сигареты плавают, спички плавают, будильник в воде стоит. Напоминать бесполезно – всё равно забывает. И ещё обижается, когда напомнишь, попросишь ещё раз. А в дождь к тому же с потолка каплет. Живу в лужах.
Мотористов вижу только при приёме и сдаче вахты, матросы в рубку редко заходят: их дело – палуба. А с комсоставом постоянно несу вахту в рубке. Разглядываю каждого по очереди. Весь экипаж с речным образованием. Один я «с берега». Естественно народ интересуется:
- Что это ты всё записываешь?
Не скажу же я им, что книгу пишу о них и о себе. Приходиться приврать:
- Да так… волжские впечатления записываю, чтобы потом друзьям рассказывать – память у меня дырявая…
Не хотелось бы им предстать в невыгодном свете… Кэп и Ефимыч всё любопытствуют о моём последнем месте работы. Вру, что с грачами строил по деревням коровники. Комсостав отделён от меня стеной непонимания. Николаичу объясняю, что интеллигенция сегодня стоит на очереди в партию, крестьянина туда не затащишь, а рабочему ни к чему. Насчёт интеллигенции он такого и не слыхал, стало быть, и мне не верить, считает, что я его за нос вожу. Злится. Вот Михалыч вошёл в рубку:
- Ты сидишь здесь, пишешь, а иллюминаторы в машине не закрыты…
- Так лето же, зачем закрывать?...
- Лето, а прохладно… Вот всегда ты так…
Следуют обобщения насчёт «всегда». Отыгрывается за то, что я сказал ему слово поперёк час назад. При плюс десяти градусах машины, очевидно простудятся и начнут кашлять. В холода мы следили, чтобы не было переохлаждения на стоянке и на самом деле всё закрывали в машинном отделении. Злоба, грубость, придирки унижения, отместки, сведение счетов, запреты… Мой принцип – «Чем больше молчишь, тем дольше проработаешь», но и эта мудрость не выручает. Кэп злобный и капризный, Михалыч не лучше… Каков поп, таков и приход. Это прямо-таки расизм: комсостав – белые люди, мы – чёрные. По принципу «сиди и не вякай», «бери меньше, кидай дальше», «помалкивай, пока не спросят». А будешь вякать, себе дороже обойдётся.
Николаич и Михалыч практически всю вахту молчат. С удовольствием молчу и я все 6 часов. А заговорят так не для того, чтобы сказать что-то хорошее. Михалыч – капитан дублёр моложе меня на 6 лет, ему 29, в рожа испитая, тёмная, помятая, в морщинах и ссадинах. Выглядит гораздо старше меня. Михалыч оторопел, когда я ему сказал по какому-то поводу, что он – интеллигенция, производственная интеллигенция. Он – капитан-дублёр, учился пять лет в вечернем техникуме… Михалыч недоволен:
- Интеллигенты – это которые в кабинетах сидят, а я в масле весь, я – работяга.
Ему и слово-то само не нравится – «интеллигенция»… для него и капитана это слово синоним «бездельника».
Бегаем челноком. 18/5 уже опережаем свой график на 4 суток. До 23-го сделаем план. А потом неделю будем работать себе на прогресс. Кэп прибрасывает:
- Пять дополнительных рейсов сделать сможем. – как раз 122% плана. 60 % прогрессивки.
Оно бы хорошо, но прогрессивку дадут только в июльскую получку…
Ждать да ждать…
Едим в 10 и в 16. Повариха готовит неплохо. Во всяком случаем компот не из макарон. В ночную вахту хочется, есть: слишком большой разрыв между ужином и завтраком – вечером едим в 16, завтракаем в 10 утра. Интервал 18 часов.
Заполярье
В заполярье я был в основном старшим машины – возил солдат в баню, ездил за бельём в прачечную, за углём, ещё за чем-то, руководил распиловкой дров. Не то агент по снабжению, не то завхоз. Вся оперативная работа – составить раз в месяц отчёт на одну страницу. Чтобы хоть как-то уйти от тоски, организовал солдатскую самодеятельность, сам играл в спектакле, за что заслужил благодарность от командира роты. Завхоз, снабженец, завклубом – чёрт знает что!...
Единственное, что я хотел – работы о специальности – предпочтительно устный перевод.
Да, ещё! – был ответственным за спорт зал и организовал лыжные кроссы. Физорг!... короче – мальчик на побегушках с ромбом военной филологической академии.
Художественная самодеятельность была для меня отдушиной. В Сальмиярви в солдатской самодеятельности играл на трубе, ударных. Жаль, на гитаре играть не умею. Надо было в детстве учитсья не на трубе в музыкальной школе, а на гитаре. Не предвидел, что она составит целую эпоху в музыке.
В заполярье было полно свободного времени и я занялся скандинавскими языками. Достал учебники норвежского, шведского, датского, тщательно сделал в них все упражнения. Слушал норв.радио. кое-что начинал понимать. Смотрел фильмы норв.ТВ, ловя звук на приёмнике УКВ.
Жильё на севере у меня было никуда не годное. Когда в избе холодно, табачный дым не рассасывается под потолком. Он стоит пластом у пола и смердит окурками. Эту вонь можно истребить только, хорошо протопив печку. Дымоход моей печки уже много лет не прочищался и не ремонтировался, поперёк дымохода застрял какой-то кирпич, так что тяги не было никакой. Ремонтировать печь зимой ни один мастер не брался. Дрова, валявшиеся на улице в сугробе с осени пропитались водой и зимой промёрзли, стали насквозь ледяными. Поленья из каких-то кручённых-перекручённых лесотундровых деревьев, сплошь с сучками – не колются. Растапливая печку, надо сначала дождаться, пока выкипит вся вода, потом ждать, когда они займутся огнём… а они мокрые, ничем не разожжёшь, изведёшь на растопку 10-15 газет и кучу бересты – печка так и не разгорается. Ложишься спать одетый, накрывшись одеялом, шинелью, бушлатом. Всю полугодовую полярную ночь со сполохами северного сияния у меня стояла вонь холодного табачного дыма. Из щелей в полу тянуло могилой, оттуда выходили на прогулку по дому огромные крысы и жрали книги, одежду, обувь… Заслышав стук их когтей, я не вставая с постели, катну в их сторону гантелину или швырну сапог. Затихнут, но через минуту идут дальше.
В кладовке, где хранились мои съестные припасы, поставил мышеловку, однако она оказалась слабоватой против этих зверей – стукнет крысу по башке, та пошатнётся и побежит, встряхнувшись дальше.
Раз слышу – щёлкнула мышеловка. Я бегом к ней. Лежит оглушённая крыса, но сейчас вот вскочит и удерёт. Я схватил стамеску и ткнул ей в бок. Крыса взвилась, дала несколько вертикальных кругов по кладовке и исчезла через дырку под пол. Потом таким же вот образом я пару штук прикончил.
Из припасов у меня был хлеб, да сыр. Ел в солдатской столовой – не помню, на 40 или 60 копеек в день, которые высчитывали с меня, но кроме перловки с протухшим солёным огурцом вспоминается только толчёная картошка, не заправленная ни молоком, ни маслом. Вечерами я жарил себе на сковородке хлеб и запивал его чаем. Круглые сутки хотелось есть. Чад от сковородки густо смешивался с пластами табачного дыма, а дверь наружу не откроешь, не проветришь дом, когда над головой полощется в космическом холоде полярное сияние…
Моя сопка, в двух шагах от норвежской границы стыла в «белом безмолвии». И не в белом, а в чёрном, в полярную ночь, пронизанной сырым холодом.
Просил начальство перевести меня куда-нибудь из этой глуши. Мне ответили: «Вы офицер. И будете служить там, где мы найдём нужным! Послужите в роте лет пять, покажите себя, а там мы уж сами решим».
Тогда сославшись на больной позвоночник, я прошёл необходимые медкомиссии и ушёл из армии вчистую, получив 3-ю группу инвалидности.
Разгрузка
Разгрузка.
- Кран 77…
- Слушаю 77-ой.
- Ваш сменщик на берегу дожидается, - говорит наш капитан.
- Хорошо, сейчас заберу.
Кран перенёс стрелу через нашу баржу, опустил грейфер-ковш на берег. Сменщик забрался на ковш, и плавучий кран перенёс его аккуратно, как лилипутика к себе на палубу.
Ночь. Стоим под разгрузкой. Сияют огни двух 5-ти тонных кранов. Грейферами-ковшами они выгребают и выцарапывают наш песок из баржи. Коричневая с жёлтыми проблесками от прожекторов вода заметно прибыла. Между бортом причала и нашим видны мелкие чёрные завихрения водички.
Утром солнце, воздух быстро прогревается. Снимаю свитер, ботинки, хожу в тельняшке и в тапочках.
Но к обеду солнце опять исчезло и пришлось надеть чью-то бесхозную дранную телогрейку.
Средняя температура днём не поднимается выше плюс пяти. Радио сообщает, что температура плюс семь, к вечеру возможен снег. Пока льёт дождь. В полдевятого вечера пошёл снег. Снег идёт. Справа окна рубки залепляет снегом восточный ветер, слева лежит на горизонте красное закатное солнце.
Холодно. Температура не поднимается выше 6-9-ти градусов плюс. Деревьям мало солнца, хлорофилла они ещё не накопили и окраска у леса осеняя – жёлтая разных оттенков до коричневого.
Кэп рассказывает (2)
- Не свисти на пароходе, - говорит кэп, - беду насвистишь…
Это, очевидно, тоже пункт из инструкции по технике безопасности. Кэп согласен, что забастовки – вещь нужная:
- Да у нас много не побастуешь, мигом с работы выкинут. И ещё политическое дело повесят… многое у нас не так, как надо… А недовольных я бы свободно выпускал заграницу: езжай и ищи, где тебе лучше. На западе вон спокойно ездят из страны в страну, кто в отпуск, кто на заработки и никто ничего не говорит…
Ефимыч высчитал, что вложив полмиллиона в собственную баржу и Речной, можно, продавая по 1 рублю тонну песка, вернуть себе за год капиталовложения, в последующие же лет 20-25, которые это хозяйство прослужит получать чистую прибыль по четыреста в год.
Кэп понимает, что в сельском хозяйстве нужен НЭП. Кэп окончательно запретил мне крутить короткие волны:
- Коллективное прослушивание чужих станции запрещено. Они же враги нам, всё ложь, что они там болтают…
Я всегда с удовольствием слушал при возможности и Голос и ББС, но приёмника у меня никогда не было. Вечером в рубке стал ловить на коротких диапазонах. Кэп недоволен:
- Не надо слушать эту брехню… Выключи.
При швартовке к 17-му капитан проткнул об острый угол з-соса нос баржи. Дыра с рваными краями, большая – футбольный мяч пролезет… Под истерику капитана, латаем в трюме пробоину. Наложив кошму, намазанную солидолом для пропитки, прижали брусками и накрепко подпёрли досками.
Ржавый, покосившийся з-сос проткнул нашу ржавую старушку –баржу. После загрузки баржа осядет на три с половиной метра и заделанная пробоина будет под водой. Наш пластырь продержится только один рейс, придём в Калинин, дыру заварим. Злится кэп на самого себя, а зло срывает на нас:
- Ни черта делать не умеете! Простую дырку, и ту не залатаете!... Тут и заделывать-то нечего, дырка выше воды, а я вот, бывало, латал по пояс в воде, да струя хлещет!... отстаньте со своими советами, ваше дело «бери меньше, кидай дальше»! А ты, Валентин, давай это… нечего тут записывать.
Прогнал меня на теплоход, который остался без присмотра с работающей Читой… Под самым Калинином, у Рябеева, возле обкомовских дач есть под берегом прорва песка – огромные промышленные запасы. Песочек отборный, крупный. Порт поставил туда зем-сос, стали баржи грузить. Два дня погрузка шла нормально, а на третий подходит милицейский катер, на борт з-соса поднимается капитан милиции – начальник охраны дач:
- Разрешите воспользоваться вашей рацией, - козыряет.
Связался с диспетчером:
- Чтоб сегодня вашего з-соса здесь не было! Говорит капитан милиции такой-то.
З-сос в тот же день убрали. Мешал, оказывается, господам отдыхать. Вот и ходим теперь на край света за песком. Раньше губернатор такой власти не имел, какая сейчас у первого секретаря обкома. Бывали люди и побогаче и повлиятельнее губернатора – он был всего лишь администратором. А теперь этот – верховная власть в области, выше нет!... Что хочу, то и ворочу.
Плывучие острова. Кэп вспоминает:
- Сейчас мало здесь островов осталось, раньше куда больше было, и крупнее они были… Глубина между ними около метра. Стали брать здесь песок, глубина дошла до 10 метров. Лет пять сосали песок… в прошлом году, рыбхоз подал на Калининский порт иск в арбитраж об уничтожении тёплых, мелководных нерестилищ. По их подсчётам убыток составил 400 тыс. рублей. Арбитраж в иске отказал, намекнув, что сейчас больше нужен песок для олимпийских строек Москвы, а рыба расплодится потом…
А вон там, поближе к Бабне собрался какой-то порт брать из-под берега песок с оплыванием части берега в скором будущем. Местные старики вспомнили, что когда-то на этом берегу закапывали лошадей, околевших от сибирской язвы. Срочно разработку песка санэпидстанция запретила, карантин на эту болезнь – сто лет. А если бы попало в воду, то всю Волгу могло бы охватить сибирской язвой. Страшная болезнь…
Стали мыть ниже по реке. Берег быстро поплыл, и вскрылось другое кладбище - не лошадиное, а обычное, человеческое. Брали там песок не землесосом, а машинкой с черпаками на колесе. Экипаж все вахты просиживал у этого колеса, заглядывая в каждый ковшик – шли кости, черепа, но и золотишко попадалось: зубные коронки, брошки, кольца. Родственники покойных стали писать жалобы во все концы, чтобы прекратили это издевательство над останками. Пришлось свернуть и здесь добычу. Проходим низкие безлесные островки. Кэп вспоминает:
- Здесь ещё во времена колёсных один колесник сел.
Шёл ночью снизу – шлёп-шлёп колёсами. Команда была московская, лоцию местную плохо знали. Въехали на один из этих островков, подумали, что это просто мель и решили соскрестись с неё. Скреблись вперёд, скреблись, да и вылезли на остров на полкорпуса. Так и переночевали. Утром вокруг лежащего на брюхе коллеги, собрались три парохода. Со стороны Волги стянуть не удалось – слишком далеко он вполз. Зашли по ту сторону о-вов в залив и перетащили его, беднягу через весь остров на ту сторону.
Тут же как-то весной залетел на о-в Метеор. Половодье слегка затопило о-ва. Они летели, чувствуют – чиркнули обо что-то кормой и сбросили обороты. Так и стали крыльями на о-в. А не сбрось они, обороты, могли бы проскочить спокойно. Снова пригоняли из Москвы мощный кран. Вода уже спала и Метеор стоял на о-ве как в доке, посуху. Для плавучего крана пришлось сначала прорыть канал в о-ве, чтоб подогнать к Метеору. В общем, хлопот хватило…
Около плывучих островов Шахразада рассказывает:
- Вот в этой куче на берегу полтора миллиона тонн песку. В прошлом году возили мы сюда песок за десять км. от устья Сози. Здесь песок перегружался на Волгобалт с глубокой осадкой. Расстояния перевозки маленькие, из-за этой кучи в апреле-мае Речные не выполнили план, не хватило тонно-километров. А куча расплылась, растекалась по дну у берега и теперь ни Волгодон, ни мы подойти к ней не можем. Все труды насмарку…
Кэп:
- В конаковском затоне стояло несколько деревянных барж, списанных, мы тогда уже с металлическими работали. А те деревянные были ещё неплохие, брусья крепкие, просмоленные, обшивка – доски толстые, шестидесятка. Списали, а куда девать их – неизвестно. Решили продавать населению: дома из брусьев рубить. Изба из такого тёса сто лет простоит, ничего ей не сделается. Покупатели нашлись. Продавали баржи по 250 рублей. Купят баржу, а её ещё надо к себе в деревню перегнать. Дадут капитану какого-нибудь толкачишки червонец, он её до деревни и отбуксирует.
Один мужичонка заплатил свои 250 рублей, капитану дал 15, взяли баржу на буксир и потянули из затона. Пошла она хорошо, а только на волгу вышли, она – нырк и медленно, как подводная лодка спланировала под воду!... Хорошо хоть трос успели обрубить. А-то она и толкач бы за собой утянула. Уже потом догадались, что нос у ней сильно рассохся от долгого лежания на берегу, щели образовались большие, в них-то вода и хлынула. Поднимать баржу со дна не стали – дорого. Она и сейчас лежит вот здесь около островка на мелком месте. Её теперь белым буем огородили, как подводное препятствие. Зимой, как вода уйдёт и лёд осядет, здесь над баржей образуется бугор из вспученного льда. Вот так
мужичонке не повезло: и свои 250 отдал да капитану 15 и без баржёнки остался…
Где я учился
Я всё время пытался сменить специальность или специализацию. Учился в двухгодичном институте патентоведения и на курсах французского. Каждый год я чему-нибудь учусь, постоянно пишу и непрерывно работаю, чтобы не умереть с голоду.
Однажды ненадолго повезло – я нашёл халтуру по переводу в комбинате бытового обслуживания. В Калининской правде было напечатано объявление о том, какие услуги оказывает этот комбинат: подрезка плодового-ягодных кустов, чистка уборных, распиловка дров и среди этого – перевод с иностранных языков. Политехнический институт принёс им для одной кандидатской материалы для перевода со многих европейских языков. Я прибежал в КБО по объявлению как раз во-время: материалы только вчера принесли, кандидатов кроме меня ещё не объявилось. Я сгрёб весь заказ и забрал под расписку. Первым делом перевёл тексты из английских и французских научных журналов – речь шла о проводимости эл. изоляторов в условиях тропической влажности и температуры. Потом в библиотеке взял учебник итальянского, разобрался за пять дней с грамматикой и через 10 дней перевод с итальянского был готов. Таким же образом я перевёл статью с румынского. От заказчика претензий к переводу не было – я лично относил переведённые статьи и кандидат в кандидаты Олег Санжаровский при всей его придирчивости не находил в них ни одного непонятного или запутанного предложения.
На этом же комбинате мне изредка перепадали и другие небольшие заказы по самой различной тематике: отливка обувных подошв из полиуритана, устройство машины для вязания перчаток, по отделочным строительным материалам…
Я всё мечтал освоить японский. Купил словари, учебник, состоящий из трёх жёлтеньких книжек. Разобрался с катаканой и хирагоной, добрался до иероглифики, ключей и лексики… Но жизнь не дала мне возможности довести японский до конца…
Прикидываю, а сколько же языков у меня в запасе… Английский, португальский, испанский, владею свободно во всех видах перевода, по-французски. говорю немного, но переводами владею вполне. Переводил письменно с итальянского, румынского. Тщательно изучал датский, шведский, норвежский. Много сделал в овладении японским. Жаль, но в последних четырёх не было возможности попрактиковаться. Правда, 10 лет назад читал со словарём скандинавские газеты.
Когда о человеке говорят, что он владеет девятью языками, люди обычно по наивности полагают, что он владеет ими, как родными, «в совершенстве» (неудачное слово, ибо даже родным языком в совершенстве владеют лишь единицы. Совершенство знания предполагает понимание любой научной и технической терминологии. В книге же, например, насыщенной терминологией по квантовой механике, разберётся только специалист в этой области, посторонний будет только водить глазами по строчкам) Объём знаний иностранного языка бывает разный: можно свободно говорить, но не иметь навыков перевода. Можно хорошо переводить с языка на родной язык, но быть не в состоянии делать противоположные переводы. Можно читать с пониманием художественную литературу, но не уметь говорить. Можно понимать, что говорят, но не найти, как правильно ответить. И так далее.
Хотел сменить языки, думал, может с норвежским повезёт. Подал заявление в ЛГУ на скандинавское отделение. Однако председатель приёмной комиссии Итс отказал:
- У вас уже есть одно высшее языковое образование. С вас достаточно, пусть и другие поучаться.
Отправил документы и рукописи в литературный институт – может быть, там легче будет выйти в писатели. Мои работы на творческом конкурсе были забракованы:
- Вы плохо пишете…
И пожарное дело надо бы изучить и в торговлю цирковыми билетами, вникнуть. В пожарке каждые полгода сдавал экзамены – по билетам, как в школе. Изучал иконопись и раскрывал иконы, которые собирал по деревням в калининской области и на вологодщине.
Учился в Калинине на курсах экскурсоводов и сопровождал туристов по Волге до Конакова, рассказывал по пути об окрестных достопримечательностях – почему так назван посёлок Эммаус, где начинались сыроваренные заводы, говорил о радищевской Городне, о продукции конаковского фаянсового завода…
Если уж менять специальность, я бы занялся экологией, биологией, анатомией, общественной психологией или географией Южных морей севернее Австралии – там коралловые острова, солнце, лазурное небо, пальмы…
Кэп рассказывает (3)
В Конакове в водозаборник ГРЭС въехал Речной с груженой баржей. Капитан пьяненький в рубке. Моторист повёл, но тоже уснул. Баржа сделала пару кругов и въехала точно в водозаборник. Порт два месяца делает ремонт. Капитана разжаловала в матросы, присудили к уплате 2,5 тыс. рублей.
Кэп:
- На притоке плавучий кран дал течь, пьяная команда откачивала, плюнула, уснула. Вскочила, когда вода была уже в кроватях. В трусах успели выскочить. Кран затонул.
Кэп рассказывает:
- Пару лет назад сгорел землесос – прямо на воде. Из трубы сыпались искры на фанерную рубку. Фанера затлела, потом вспыхнула. В рубке всё электрооборудование погорело. Пожар потушили, никто не пострадал. Землесос был уже старый и восстанавливать уже не стали, разрезали на металлолом.
Кэп:
- У одного моториста на вахте сгорел котёл. Второй при смене не заметил этого. Когда всплыло, виновника было не найти – спирали друг на друга. Стоимость котла вычли у обоих пополам из получки.
Кэп:
- На Рыбинском водохранилище берега местами низкие, болотистые, торфяные. Водой подмоет берег и от него оторвётся кусок метров 15 на 20. Оторвёт и потихоньку вынесет на середину водохранилища. Получается остров, большой, кусты на нём растут…
Идём раз ночью по створам, глядь – впереди о-в!... Я смаху врубил задний ход. Остановились, смотрим лоцию – никаких о-вов в этом месте не обозначено! Догадались посмотреть примечания к карте. Там написано, что на этом участке могут встретиться плавучие о-ва.
Самые большие острова с кустарником и деревцами судоходчики ставят на якорь в стороне от судового хода. Если местному судоводителю попадётся такой торфяник, он его баржей с треском проутюжит, только кусты в разные стороны летят, раздерёт в клочья, чтоб в другой раз не мешал…
Кэп:
- Стали на судне однажды пропадать деньги. Не полностью получка, а по рублю, по три. Личные продукты кто-то начал, располовинивать… Решили проследить и поймать. Пересчитали с поваром сосиски в холодильнике 22 штуки. Ночью моторист пошёл чайку поставить. А я подошёл к фонарю в потолке кухни и наблюдаю, что моторист там делает. Он открыл холодильник, отрезал 4 этих самых сосиски и съел, прямо неварёные. Он вернулся, я передал ему руль, а сам разбудил повара и мы снова пересчитали сосиски. Идём к нему:
- Что же ты делаешь – у своих же крадёшь!... Завтра пойдёшь в кадры и подашь по собственному желание. Я бы тебя и со скандалом уволил, да остальных жалко: если на судне будет нарушение, могут премию не дать…
Уволился он, и деньги перестали пропадать…
Теперь, когда пью на вахте чай, вижу в своей кружке око капитана - а чей он сахар насыпал? Не колпитовский ли?...
Удивляюсь я себе – другой на моём месте давно докатился бы до воровства, подлости, зависти, стукачества, спился бы до лечебницы… За счёт чего я держусь? На что-то ещё надеюсь, сам не зная, на что…
Капитан рассказывает:
- Совсем шпана распустилась. Года два назад со старого моста вылили на наш пароход, целую бочку смолы, килограммов на триста. Идём мы ночью прямо под знаком среднего пролёта моста. Видим – кто-то на мосту суетиться. А мост был на ремонте, менялись доски настила. Повалили они бочку, тяжёлая, вязкая струя смолы покатилась по барже, по палубе Речного, по рубке, по корме. Везде досталось. Окна залепило в рубке, двери здесь были открыты – залетели в рубку брызги смолы, всё обляпали, карта штурманская на столе лежала - всю залило.
На другой день пришлось ставить судно в гавань и всё мыть водой с содой и заново красить. Одной соды два мешка ушло...
А то, бывало, кирпич с моста бросят – рубку проломят…Года три назад какая-то шайка-лейка обстреливала нас шариками от подшипников – всё в одном и том же месте с берега разбили стекло иллюминатора, а оно толщиной в полтора сантиметра. Боковые окна в рубке навылет пробили.
Заявили в милицию, те говорят, что это уже не первая жалоба от судоходчиков, мы, говорят, специальный пост там выставляли – милиционера, одетого рыбаком. Переловили потом эту шантрапу – пацаны из восьмого класса. Присудили по году условно, на родителей – штраф.
Из рассказов кэпа:
- В порт поступил новый Метеор. Экипаж «обмывал» его. Осмелели, надумали прокатиться. Обкатку двигателей решили по инструкции проводить на малых оборотах, на брюхе не поднимались на крылья. Завели, механик остался в машине приглядывать за двигателями, капитан остался за рулём, плывёт… рядом параллельным курсом пристроился РТшка – маленький толкачишка. В капитане взыграл спортивный дух (спиртивный) – как это я тащусь наравне с каким-то буксиришкой!... Подбавил оборотов. Лёгкий, без пассажиров Метеор взвился на дыбы и на крыльях рванулся вперёд. Для капитана такая прыть была неожиданной. Прежде, чем он опомнился, Метеор смаху вылетел на пологий берег напротив ресторана Река. В том месте, где бабы полощут бельё. Выскочил и остановился возле бабы с бельём. Баба удивилась: «Ишь ты, Метеоры по берегам распрыгались!...» понаехало начальство, капитана тут же на борту сняли с работы. Снять Метеор с берега оказалось сложнее, пришлось пригнать из Москвы специальный плавучий кран, грузоподъёмностью 60 тонн…
Из рассказов капитана Бухтиярова:
- … Шлюзовались мы под Москвой. У шлюзов полно судов, очередь… открыли ворота: заходить мне и танкеру с 5-ю тыс. тонн бензина. Вдруг из хвоста очереди вывернулся пассажирский и пошёл наперерез танкеру, чтоб без очереди в шлюз проскочить. Сразу поняли, что рулевой пьяный, трезвый так не полезет… Прёт, не сбавляя хода прямо на танкер! До танкера 10 метров остаётся, пассажиры на палубе мечутся, видят, что сейчас врежутся. Я прикинул: быстро хватаю судовые документы и прыгаю на стенку шлюза – через полминуты здесь взорвутся 5 тыс. тонн 93-го бензина, все суда мгновенно сгорят вместе с людьми, вода будет пылать от разлившегося бензина, берега будут гореть и железо в шлюзах поплавится… Пьяный рулевой всё же сообразил что к чему – сбросил ход и стал выворачивать в сторону, да не успел – поздно! Он с треском врезался в танкер – в борт машинного отделения, в двух метрах от танков с бензином…
Оба судна быстро отвели к берегу. У пьяного штурмана, который был за рулём, тут же отобрали рабочий диплом и навсегда лишили права работать на флоте.
Из рассказов капитана:
- Прислали к нам в порт как-то девицу-моториста. Назначили её на Речной. Она тут же снюхалась с капитаном. Так и жила в его каюте… Дисциплины, конечно, никакой – я, говорит, что-то устала. Пойду прилягу. И проспит всю вахту. А за двигателями смотреть некому, швартоваться матросу одному трудно, руль передать, в гальюн сбегать – тоже некому. Капитану быстро надоела эта спящая красавица, и он сплавил её к другому – любителю женского пола. Так она и ходила на Волге по рукам, ни черта не делала. А прогрессивочку получала и жила в своё удовольствие… Потом испарилась куда-то.
Когда Ефимыч говорит, слова никому не даёт, слушает только себя.
Кэп:
- Ты из своих заметок напиши повесть «На голубых дорогах».
- Диссертацию напишу – «Как надрать хвост 60-му»…
Смеётся.
Чайки гуляют по полям, клюют червяков. Чайки отдыхают на траве, на кольях изгороди. Обрывистый песчаный берег истыкан норками стрижей. Обрыв постепенно подмывается, по кромке воды идёт желобок, вырытый волнами. Песок осыпается, берег отступает и вот уже травяное покрытие берега свисает дерновыми пластами к воде, пласты отрываются, сползают и травяные корни дерна, прижившись на новом месте снова закрепляя об подмытый было берег.
Леса по берегам в мелкой разно-зелёной листве. Здесь пятно зелени с жёлтым оттенком, там – с коричневатым уклоном… Ярко-зелёное, бледно-зелёное…
Экипаж 3
Комсостав все свои пять дней ходит небритый, немытый, как пираты. У комсостава половина разговоров сводится к деньгам: прикидывают возможную прогрессивку за месяц, считают, сколько выйдет денег за отгулы, вспоминают, сколько зарабатывали в прошлые года, перебирают, сколько стоят различные модели Жигулей и Запорожцев, сколько лет на них надо копить, разбирают возможные речные заработки в удалённых районах Сибири, вспоминают, что покупали в разных универмагах Москвы, в разные годы, говорят о поездках в Москву за мясом или колбасой, хвастают, кто, где и какой достаёт дефицит. Пробуют высчитать, что можно было бы заработать в Африке, если попасть туда в командировку и что привезти оттуда, пересказывают расхожие байки о заработках в капстранах, о том, какие «вещи» оттуда привозят. И дальше – постоянная сентенция кэпа:
- А вот если бы нашу экономику отдать в частные руки, вот тогда бы…
У конфетных матросиков разговоры иные, для них в жизни всё новое, они «открывают мир» для себя… Я открыл мир лет 20 назад и всё никак не могу в нём разобраться. Лучше бы и не открывать…
У Ефимыча к мытью такое отношение:
- Что за мужики пошли?! - душ им подавай каждый день… От настоящего мужчины должно пахнуть крепким трудовым потом!...
Михалыч переплюнул Ефимыча. У того хоть через динамик музыка орала, а Михалыч пугает окрестных коров последними известиями по маяку в начале и в середине часа… На борт пришёл четвёртый из комсостава – штурман. Комсостав недоволен: проигрывают в отгулах. Без него работали бы по пять дней и три на берегу, а теперь выходит пять и пять. Третий помощник Володя через слово вставляет «ннаху»:
- Идём мы раз ннаху к Дубне ннаху…
Вот уже который день из кухни прёт перетопленным свиным салом. Тошнит от этой вони. Повариха везде оставляет за собой кислую старушечью вонь. Посидела вечером в рубке, такое облако оставила, что пришлось проветривать. На камбузе вонь неистребима.
Объяснил Николаичу, почему я не член профсоюза (до восьми лет рабочего стажа, путёвок никогда не видел). Никто не знает этой тонкости, иначе давно развалились бы советские профсоюзы. На которые люди смотрят, как на форму страхования жизни на случай болезни.
Николаич:
- Получил отпускные. В первый день отпуска пришел в кассу. В ведомости меня нет. Я в – бухгалтерию, они ничего не знают, отправили меня в расчётный отдел. А там ещё никто не считал мне за отпуск.
- К получке насчитаем и получите!
- Так мне же уезжать в деревню.
- Ничего не знаем. Приказ, и на ваш отпуск нет.
В кадрах сказали, что приказ есть. Пошёл к Терёхину – его нет: первый день пропал. На второй день нашёлся приказ на столе в расчётном отделе, но не хватало подписи. Велели зайти после обеда:
- Насчитаем.
Потом два дня не было времени насчитать – составляли всем отделом месячный отчёт. А я как не приду – сидят, чай пьют, и о магазинах треплются.
Потом ходил, подписывал расходный ордер, то один кабинет заперт, полдня ждёшь, то другой начальник куда-то уехал. На следующий день в кассе не было денег. Через день с утра поехали в банк, к вечеру привезли:
- Давать не буду, поздно, закрываю.
Замотали. За своими же деньгами набегаешься. А, что неделю отпуска потерял – на это всем наплевать.
Заканчиваем 20 млн. тонно-километров. План пол апреля и май – семь миллионов. Выполним план или нет? Комсостав на этот мой вопрос машет рукой:
- Никогда в начале навигации план не выполняли, и не думай о прогрессивке.
Дизеля после капиталки, настоимся с ними, у них на заводе тоже план в капремонте, давай-давай, побыстрее, лишь бы сдать двигатели в срок. Какое может быть качество!...
Плавать будем без отдыха.
Выполним план на 99%, а в конце мая какая-нибудь поломка случиться, станем, и – тю – тю прогрессивка!... Лучше бы платили что-нибудь среднепрогрессивное за каждую баржу. То делаем рекордно-быстрые рейсы за 23 часа вместо двух суток по норме, то, волохаясь с чужими понтонами, пристанями и земснарядами, отстаём от собственного графика. Пародия на классовую борьбу за экономические интересы в калининском порту. Начальник порта Терехин прошлой весной зажал отгулы экипажам за ремонт судов. Кто-то начирикал жалобу в Москву на такое зажимание. Приехали, разобрались, предложили Терёхину исправить положение. После этих неприятностей начальник порта, не таясь, заявил:
- Ну, жалобщики! Не видать вам прогрессивки в эту навигацию! Будете знать, как жаловаться…
И точно – порт построил работу так, что в апреле-мае прогрессивки никто не получил. Снова появилось недовольство, опять кто-то приехал сверху, утрясли… Небольшую прогрессивку, но получали. А на днях пошли 13-ю зарплату получать – кому выписано 36 рублей, кому 45.
В прошлые годы бывало по 200-300… Отомстил Терёхин. В этом году за весенний ремонт портовое начальство получило премию, а экипажи ремонтировали по уши в масле, а получили фигу! Ефимыч думает написать в УК профсоюза работников речного флота, но, полагаю, остережется – научен уже.
© «Стихи и Проза России»
Рег.№ 0232610 от 8 апреля 2016 в 10:39
Рег.№ 0232610 от 8 апреля 2016 в 10:39
Другие произведения автора:
Волга-мачеха (документальный очерк). Журнальный вариант. Часть первая.
Рейтинг: 0Голосов: 0531 просмотр
Нет комментариев. Ваш будет первым!
