Путь к "Фонарику"

 Прохладный утренний ветер шелестит в густой, зелёной листве, стряхивая с неё целыми гроздьями серебрящиеся капли, искрящиеся в эту минуту под лучами пробудившегося солнца, оставленные дождём, что пролился минувшей ночью. Влажная трава на газонах блестит небывало прозрачным водяным блеском.

            Анжела, выйдя из трамвая – едва ли не первого сегодняшнего утреннего трамвая, - быстрой походкой, в прежние годы не очень уж ей и свойственной, спускается улицей, достаточно круто уходящей под уклон. Вот он, маленький, кирпичный, как в шутку иногда называют его здешние сотрудники, «полутороэтажный» домик, с вывеской на фасаде, и с такими красивыми воротами, раскрашенными, разрисованными, превращёнными, по сути дела, в настоящее произведение искусства.

            Это ведь Анжела придумала для клуба «Фонарик» эту эмблему, не лишённую некоторого, можно сказать, скрытого мистицизма. А потом, когда общими усилиями здесь делали ремонт, сама же, купив на свои личные деньги кисти и краски, самым натуральным образом свалившись в том месяце, в котором это происходило, в самый настоящий голодный обморок, повторившийся с нею несколько раз, разрисовала вот эти самые ворота, украсив их клубной эмблемой так, что получилась настоящая картина.

            Отчего-то взгрустнулось мимолётом, - это всегда случается неожиданно, - за несколько минут, а может быть даже – секунд, столько всего вспомнилось. Как-то непроизвольно нахлынуло, само собой.

            Припомнилась далёкая Брянщина. Доведётся ли там ещё когда-нибудь побывать?! Припомнилось её родное местечко. А вокруг – леса, леса… Идёшь, бывало, из школы, идёшь, нет-нет, да и заглянешь в лес – это же совсем рядом. Позднее, классе в десятом, когда обычно начинаются «дела сердечные», а чаще конечно – видимость таковых (но, это, впрочем, - отдельная тема), так часто всё тот же лес становился свидетелем такого множества тайн, слышал столько вздохов, столько признаний… Да, каких признаний…

            Прогуливаясь по улицам маленького городка, который и городком-то стал к тому времени лет двадцать назад, да и то – чисто формально, а по сути, как был посёлком, так посёлком и остался, особенно, по вечерам, так легко было увлечься, потерять всякий счёт времени и забрести всё в тот же лес, куда, каким-то непостижимым образом, вели едва ли не все здешние дороги.

            А потом был институт. Первая попытка поступления закончилась провалом на вступительных экзаменах. Был год работы на заводе – там Анжела была в учениках. К тому же, сказать по-правде, не важным она учеником оказалась. Через год – опять вступительные экзамены в тот же самый институт, на сей раз закончившиеся поступлением.

            Про студенческие годы много чего можно бы было вспомнить – как хорошего, так и всякого…

            Дальше было замужество. Родителей послушала. Они жениха подыскали, как сами говорили, «из хорошей семьи». Куда там! – Военный. А на самом деле – крыса тыловая. Всё чего-то домой тащил. Не дом был, а склад. Делами, конечно, ворочал. Денег не меряно было. Да только Анжеле-то что с тех денег!

            Сначала её муж под Таганрогом служил. Анжеле только и запомнилось из тех, теперь уже далёких, дней: зима, сырой, промозглый ветер, ледяное пространство замёрзшего моря, уходящее к самому горизонту, и там теряющееся в туманной, пасмурной дымке, словно за пределами всякой реальности; флигель, куда вечно задувало, казалось, из всех щелей, вечно чем-то недовольная хозяйка. На этом, собственно, и заканчивались все воспоминания.

            Потом было новое назначение мужа, в Новочеркасск, с последующим за тем назначением получением квартиры. Ещё большее отчуждение друг от друга. Так и не смогла Анжела понять, почему её мужа так выводило из себя её увлечение стихами. Бывает, возьмёт Анжела ручку, лист бумаги, чтобы записать сами собой складывающиеся в голове строки и строфы, а муж прямо звереет. До ужаса доходило.

            -Ну, чем, скажи, мои стихи тебе мешают?!

            -Нет, это ты скажи: что оно тебе даёт?! Вот, что?!

            Однако, было же в новочеркасской жизни и что-то интересное. В городе бурлила живая деятельность. Поэты, претендуя на роль первооткрывателей, распространяли бесчисленные байки про город и его историю. Историки, с полным знанием дела, опровергали те байки, безумно красивые, но ещё более безумно далёкие от реальности. Анжела следила за этими спорами. Читать и слушать ей было одинаково интересно как тех, так и других. Сама она в то время работала в библиотеке знаменитого на весь мир Новочеркасского Политехнического Института, бывшего в те годы непризнанным центром едва ли не всей общественной и литературной жизни города.

            Дома же всё оставалось по-прежнему. Семейный разлад всё нарастал. Пропасть взаимного непонимания становилась год от года всё глубже и глубже. Правда, подрастал сын. Он уже заканчивал школу, и собирался, вопреки настояниям отца, желавшего, чтобы сын поступил в военное училище, поступать в тот же самый Политехнический Институт.

            Как-то раз, поздним осенним вечером, зашла Анжела в один подвальчик, где собирались городские поэты, и где сама она, хотя и не очень уж часто, но всё-таки тоже иногда бывала. Там-то она и встретила его. Назад возвращались вместе. Он проводил Анжелу до автобусной остановки. С этого, пожалуй, всё и началось.

            -Что не заходишь, Серёжа, - в телефонной трубке голос Анжелы, пытающейся изобразить шутливую интонацию. А сама она ох как волнуется…

            -Почему, не захожу? Позавчера заходил…

            -Так это ж было позавчера… Неужели, и сегодня не зайдёшь?      Теперь они встречались почти каждый день. Сергей заходил на работу к Анжеле. Обычно это бывало уже к концу рабочего дня. Если погода была хорошая, они шли в сквер, находившийся неподалёку. Если шёл дождь, или было ветряно… Впрочем, в такие дни тоже, как правило, находили, куда пойти.

            Анжела сама не переставала удивляться происходящим с ней переменам. Будто юность возвращалась к ней. Так же, как и в те далёкие годы – всё так легко, так чисто, без малейшего налёта какого бы то ни было прагматизма в отношениях. Одно лишь тревожило: неужели всё это когда-то закончится?!

            Он был моложе Анжелы едва ли не на пятнадцать лет. Прежде – Анжела уже знала об этом, при чём, знала от него же самого – он страдал эпилепсией ещё с четырнадцатилетнего возраста, несмотря на что, всё же, нашёл в себе силы кончить школу – самую обыкновенную, общеобразовательную. Потом кое-где пытался работать, но, увы, долго нигде не задерживался. А потом произошло невероятное. Припадки пошли на убыль, а с течением дальнейшего времени и вовсе прекратились. К моменту знакомства с Анжелой, за последние восемь лет не было ни одного припадка. Лет пять из тех восьми, если не больше, он ни единого раза даже не посетил врача. Правда, прежде ему была уже назначена вторая группа инвалидности. Это было ещё тогда, когда припадки были, что называется, в самом разгаре. Тогда же, спустя некоторое время, инвалидность его была признана бессрочной, в чём, как показали дальнейшие события, ему крупно повезло, поскольку ещё года через три – четыре бессрочную инвалидность назначать практически перестали, а уже начисленная пенсия ему очень даже пригодилась. Живя столько лет фактически как нормальный, здоровый человек, он хотел вообще от пенсии отказаться. Но, как на беду, стало беспокоить сердце, и давление всё чаще зашкаливало – похоже, начиналась гипертония.

            Получал пенсию, да ещё бывали кое-какие случайные заработки, в основном – в газетах, случалось – и в центральных, а несколько раз – даже в международных. Вот и все его, так сказать, источники существования.

            К моменту описываемых событий, у него дома обстановка накалилась до невозможности. Отец оставил семью, когда ему едва исполнилось десять. Мать вышла замуж второй раз, лишь много лет спустя. О невозможном характере его отчима говорили все, кто хоть раз с ним сталкивался в жизни. В конце концов, не осталось другого выхода кроме размена квартиры. Так и поселился он один, обосновавшись в однокомнатной квартире в доме на тихой городской окраине, возле рощи, издавна облюбованной местными художниками, фотографами и кинооператорами.

            Ближе к весне, он прямо спросил у Анжелы, не хотела бы она оставить своего мужа, о котором сама успела рассказать столько крайне неприятных вещей. Хотя сам, конечно, понимал: таких денег у него самого не будет никогда. Но ведь Анжела много раз за время их знакомства говорила, что деньги для неё – далеко не главное.

            Тогда они говорили очень долго и серьёзно. И потом не единожды возвращались к этому разговору.

            -Понимаешь, Сергей, - говорила Анжела, - я – просто не та женщина, которая нужна тебе.

            -Прекрасно понимаю, - парировал Сергей, - это я не тот, который тебе нужен.

            -Ты должен понять, - продолжала убеждать Анжела, - в моём возрасте очень тяжело начинать жизнь сначала. Трудно расставаться с привычками. Даже – если эти привычки ужасные.

            Правда ни возраст, ни трудности расставания с привычками не помешали Анжеле на следующий год поступить в аспирантуру по специальности «Культурология», через три года её закончить, ещё через пару лет, хоть, как говорится, «со скрипом», но защитить диссертацию, защитить её по теме, само название которой у самой же Анжелы не вызывало ничего кроме презрительной ухмылки: «Философские истоки феминизма», а потом – и перейти на работу в совсем другой институт, перейти туда именно на преподавательскую работу, не взирая на то, что прежде и на заседания-то литературного объединения, действовавшего при городской газете, куда Анжелу звали многократно знакомые литераторы, предпочитала не ходить, объясняя это так:

            -Боюсь туда идти при моём  косноязычии. Как чуть разволнуюсь – так и слова в голове путаются, и мысли. Сказать ничего не могу – каша получается.

            В одном она, пожалуй, была права. В позднем возрасте, действительно, многим бывает крайне тяжело расставаться с привычным, если под этим привычным понимать привычные условности, привычные предрассудки, которые, на самом деле, уже давным давно переросла сама жизнь с её естественным ходом. Не могла Анжела решиться на то, чтобы мужа военного, пусть даже к тому времени успевшего выйти в отставку, променять на… не знала она даже и сама, как сформулировать ей это, сформулировать – хотя бы для самой себя… Всё говорила Сергею:

            -Если б у тебя хоть какой-нибудь диплом был!

            И тут же, словно оживлялась:

            -А может, попробуешь? Глянь: ты ведь – такой эрудит, столько занимался самообразованием, много читаешь. У меня в твоём возрасте, если и было что, так разве две – три публикации в районной газете. А у тебя – вон сколько уже всего! И где! И там – и стихи, и проза, и статьи! Мне вообще всегда казалось, что прозу писать – это что-то такое неимоверно трудное, что, можно сказать, находится почти за гранью реальных возможностей. А у тебя выходит. И словом ты владеешь. И говорить умеешь убедительно. Мне кажется, из тебя мог бы получиться хороший юрист.

            Он только горестно усмехался в ответ. В самом деле – несерьёзно. Можно подумать: юрист – это словесник! А, впрочем, даже если бы и так… Кто не знает, что юристов и экономистов в нашей стране за последние годы расплодилось столько, что, как шутят некоторые современные острословы, впору плановый отстрел осуществлять. Однако же, попробуй объяснить что-нибудь реальное тому, кто просто вбил себе в голову какую бы то ни было ахинею.

            Так и расклеились у Анжелы с Сергеем отношения, не успев, по сути дела, и  начаться. Переживали оба. Причём, по-страшному.

            А ещё через несколько лет Анжела узнала, о смерти Сергея. Оказалось, умер он от острой сердечной недостаточности.

            Дело было так. У Сергея скопилось просто немыслимое обилие его же собственных произведений, так по-прежнему нигде и не напечатанных. Хватило их, как оказалось, ни много, ни мало, на целых семнадцать книг! Это в тридцать-то с небольшим лет!

            Сергей решился. Начиная с ранней весны, и до глубокой осени, зарабатывал он деньги – убирал улицы и дворы рано утром, оформившись по договору сразу в нескольких организациях, с обеда же разгружал фургоны в продуктовом магазине, а по ночам снова разгружал, но теперь уже – товарные вагоны на железнодорожной станции. И это – при гипертонии, при ужаснейшей одышке и перебоях в сердце! Значит, был у него свой природный запас прочности! И сила была, несмотря ни на что! А главное – была великая целеустремлённость, которая тоже даётся далеко не каждому!

            Всё! Последняя книга Сергея отпечатана. Всё сделано, как положено: в официально зарегистрированной типографии, принадлежащей официально зарегистрированному издательству, под эгидой коего и печатал Сергей все свои книги, с официальным присвоением каждой из этих книг официального номера по международной классификации, скрупулёзнейшим образом, до наипоследнейшей запятой, соблюдены все требования отечественного и международного законодательств, как по части книгоиздательского дела, так и по части авторских прав. Это уже не какой-то там хилый самиздат.

            С издателями Сергей рассчитался полностью. Долгов больше нет. Домой пришёл под вечер. Прилёг. И больше не встал.

            А рядом, на тумбочке, что стояла в изголовии, аккуратной стопкой, руками самого Сергея, были сложены его книги. Они же – его убийцы. Но они же – вот где чудовищнейший жизненный парадокс! – и его создания, его творения, если угодно, то даже – его дети. И детям тем, судя по всему, уготована теперь вечная жизнь. А самого их создателя больше нет. И не будет уже никогда.

            …Что ж сказать про Анжелу? Да, пожалуй, пока еще нечего про Анжелу сказать, кроме того, что в ближайшие дни начинается судебное дело по поводу её развода с мужем, а заодно – и о разделе имущества.

* * *

            Снова осень. Промозглая, противная, сырая. Ветряно. В холодном, сыром воздухе стоит отвратительная, зябкая морось. Порывы промозглого ветра пробирают до косточек. Анжела нервно переступает с ноги на ногу, стоя на автобусной остановке. Приехала по делам в областной центр, город Ростов-на-Дону. И всё сегодня с самого утра шло как-то не так! Впрочем, разве только сегодня? Давно уже – не так… Вся жизнь не так пошла…

            …Обрывок газеты случайно попавший в этот миг в поле зрения Анжелы… Как он здесь оказался? Почему? Откуда? Но, что же так привлекло к этому обрывку её взор? Привлекло, скорее, пока ещё неосознанно, интуитивно… Заметка… Это же про Сергея! Про её Сергея говорится! Да, всё сходится – и фамилия, и даже город!

            В заметке говорилось о приезде литератора из Новочеркасска в ростовский клуб «Фонарик», о его нескольких книгах, подаренных сотрудникам клуба, о нескольких литографических иконах, отпечатанных в типографии русского православного монастыря, находящегося в американском городе Джорданвиле, что фактически является духовным центром русского зарубежья, также переданных в дар клубу новочеркасским посетителем. Анжела вспомнила, что Сергей рассказывал ей про свою переписку с сотрудниками газеты «Православная Русь», выходящей именно в том самом джорданвильском монастыре, даже показывал ей и эти письма, и экземпляры той газеты, что ему оттуда присылали. В углу газетного обрывка Анжела, несмотря на его смятость и изорванность, смогла разобрать число – газета была ещё годовой давности, то есть – когда она вышла Сергей был жив.

            Повинуясь какому-то ничем необъяснимому стремлению, плохо понимая – а скорее всего, даже вообще не понимая,- что делает, Анжела перешла на другую сторону улицы, и вошла в двери находящегося здесь Интернет-кафе. Усевшись за монитор и набрав в поисковой системе на «Яндексе»: «Ростов-на-Дону клуб «Фонарик»», Анжела не могла поверить своим глазам. Пока она читала, в её душе буквально толпилась целая гамма совершенно неожиданных и крайне противоречивых мыслей и чувств. Она восхищалась Сергеем, и ненавидела его, преклонялась перед ним, и не понимала его. Но более всего Анжела – если честно – ненавидела и презирала сейчас саму себя. Ненавидела, презирала и проклинала в первую очередь за то, что так и не оценила в полной мере Сергея, этого замечательного во многих отношениях человека, не смогла, а скорее – просто не захотела понять и принять его чистую, искреннюю любовь, совершив тем самым самую глубокую, самую горькую и самую трагическую ошибку в своей жизни, ошибку, которую исправить – пусть даже в ничтожно малой степени – теперь уже не сможет никогда. Да и смерти Сергея Анжела – если говорить до конца откровенно – тоже в какой-то мере поспособствовала. Кто знает, были бы они вместе – может и здоровье Сергея было бы покрепче. А от заботы и внимания, которые Анжела, наверное, всё-таки  могла бы ему уделить и, несомненно, уделила бы, возможно, его состояние бы, и в самом деле, пошло на поправку – хотя бы пусть даже частично. Да и её тогдашний отказ… Насколько он и связанные с ним переживания ухудшили здоровье Сергея?! Да и будучи вместе, они, возможно, нашли бы общими усилиями какой-нибудь другой, более приемлемый способ издать рукописи Сергея. Однако теперь горюй, не горюй, а человека уже не вернёшь… Раньше надо было думать, и от глупых предрассудков вовремя избавляться…

            Вот, что узнала Анжела из официального сайта клуба «Фонарик». Оказывается, этот клуб был создан врачами, психологами, педагогами и родителями, имеющими детей, страдающих такой редкой болезнью, каковой является аутизм, а также – всеми теми, кому небезразлична судьба этих детей, их родителей, кто неравнодушен к их делам, проблемам, бедам, заботам, печалям. Трудятся в самом клубе около двух десятков человек, в основном – женщины. Трудятся, по сути дела, за чисто символическую зарплату, а часто – можно сказать, вообще на общественных началах. Почти все они имеют по два высших образования.

            В материалах сайта, помимо прочего, говорилось об одной из сотрудниц «Фонарика», которая была в прошлом весьма успешным архитектором, имела даже свой строительный бизнес, но оставила и карьеру, и прежнюю высокооплачиваемую работу, и свой достаточно выгодный бизнес, получила второе высшее образование, приобретя, таким образом, чрезвычайно редкую специальность врач-эвритмист, связав с клубом «Фонарик» и с тяжело больными детьми, для которых он и создан, всю свою дальнейшую жизнь, заведомо обрекая себя на беспросветную нищету до конца своих дней. А ведь той женщине нет ещё и сорока. Впрочем, биографии других сотрудников и сотрудниц «Фонарика» оказались во многом схожими с биографией этой женщины.

            Читая дальше, Анжела не переставала открывать для себя неисчислимейшее множество просто фантастических подробностей, буквально её шокировавших. Например, что ребёнок, страдающий аутизмом – вовсе не безнадёжный идиот, как было принято считать прежде, а ребёнок в первую очередь – до невозможности замкнутый в себе, личность которого характеризуется нарушением – и под час, весьма и весьма глубоким – всяких контактов с окружающим миром, эмоциональной холодностью, чрезмерной погружённостью в самого себя, что, конечно, тоже является психическим заболеванием, к тому же – крайне тяжёлым, и не только практически неизлечимым, но и не изученным до конца, что, тем не менее, не мешает, при условии вдумчивого и заинтересованного подхода, при том – строго индивидуального, к воспитанию и образованию этих детей, адаптировать их к нормальной жизни, давать им профессиональные навыки. Многие из таких детей скрывают в себе огромный потенциал, пока ещё только ждущий своего открытия и своей реализации. Некоторые из тех, кто страдает аутизмом, обладают способностями поистине сверхъестественными. Иные могут умножать в уме шестизначные числа, способны выучить до тридцати иностранных языков, оставаясь при этом, увы, совершенно беспомощными в повседневной жизни.

            Ещё узнала Анжела о том, что самым знаменитым аутистом был Ким Пик, послуживший прототипом главного героя в знаменитом фильме Барри Левинсона «Человек Дождя».

            …На следующей неделе Анжела снова приехала в Ростов, имея твёрдое намерение, побывать в клубе «Фонарик». Зачем она туда ехала? – В тот момент ответа на этот вопрос не знала и она сама. Но что-то необъяснимое, и вместе с тем удивительно сильное, толкало её вперёд.

            В клубе «Фонарик» Анжела узнала, что Сергей, действительно, бывал там несколько раз, подарил три своих первых по времени выхода книги, и даже написал статью об этом клубе, напечатанную вскоре в одном из весьма солидных областных изданий. Обсуждал планы возможного сотрудничества в дальнейшем. Кстати, категорически протестовал, узнав о том, что сотрудники «Фонарика» дали заметку о его визите и подарках в одну из ростовских газет, на что те ответили ему: «Добрые дела нужно всячески пропагандировать».

            -А вы приезжайте ещё, если мы вам, конечно, интересны, у нас всем рады, - с такими словами проводила Анжелу миловидная, любезно улыбающаяся сотрудница, подарив на прощание ксерокопию той самой статьи, написанной Сергеем.

            «Такие милые, улыбающиеся, - думала про себя Анжела, - ничто не только не может вывести их из равновесия, но даже голос никогда не повышают, даже – на одно мгновение… Сама любезность! Само долготерпение! А ведь всё вокруг, казалось бы, складывается против них. И работают, не доедая, не досыпая… И что-то же у них, что является, пожалуй, самым удивительным, из всей этой работы получается!».

            Через некоторое время Анжела опять приехала сюда. Приехала, да так здесь и осталась. Осталась, поначалу и сама не представляя, чем будет заниматься, чем конкретно сможет помочь этим удивительным, замечательным людям в их самоотверженной, благородной работе.

            От всего того, что досталось Анжеле по разделу имущества, только и хватило-то на приобретение маленькой даже не комнатки, а настоящей каморки, находящейся в старом-престаром доме, практически не имеющем никаких удобств, пребывающем в отдалённом районе города Ростова-на-Дону, куда она решила перебраться, зато – не очень далеко от «Фонарика».

            Работая здесь, что называется, «старшей, куда пошлют», получала Анжела заочно ещё одно высшее образование. Теперь она готовилась стать психологом, чтобы приносить действенную помощь «Фонарику», с которым решила связать свою дальнейшую жизнь по примеру тех самоотверженных женщин, с каковыми в тот, переломный для неё, день познакомилась заочно, прочтя их биографии на сайте в Интернете, и с которыми теперь познакомилась и даже близко сдружилась лично. Новые знания Анжелы, действительно, были здесь очень нужны. Хотя, и её прежние навыки, полученные за годы библиотечной работы, оказались здесь тоже далеко не лишними. Да и познания в области культурологи не пропали даром.

            Анжела поняла быстро, что подопечные «Фонарика», в самом деле, обладают каким-то скрытым даром. Они будто читают твои мысли, а главное – распознают твои чувства. Здесь каждый день сдаёшь главный экзамен – экзамен на искренность и человечность.

            Теперь Анжела – психолог. Однако, большие знания означают гораздо большую ответственность. Но её этим не испугаешь. Как в море она погружается в работу, не думая больше ни о чём.

             Судьба вознаградила Анжелу за все пережитые страдания, послав ей в столь позднем возрасте настоящее счастье. А состоит оно в том, что теперь Анжела занимается действительно любимым делом, которое к тому же ещё и нужно людям. Что же касается трудностей… Анжела их просто перестала замечать.

            …Снова Анжела засиделась на работе до глубокой ночи. Снова – уже в который раз за эти годы! – шагает она по тёмной улице, давным давно опоздав на последний трамвай. Со склонов виден едва ли не весь город, навевающий в этот поздний час самые диковинные, самые фантастические образы: то кажется он безмерным скоплением звёзд-фонарей, погружённым в огромнейшую космическую чашу, и в этой чаше утопающим, то – целой галактикой, скрывающейся в провалах одной из безбрежных вселенских туманностей…

            Ночь… Какая она всё же чудесная, сегодняшняя ночь, несмотря на усталость и головную боль, несмотря на великое множество дел, которые пока так и остаются недоделанными, но которые, рано или поздно, но будут доделаны обязательно, вопреки всем мыслимым и немыслимым трудностям, чего бы это ни стоило, несмотря ни на что…

            А завтра – новый день. Всё начнётся сначала. И так будет потом, во все последующие дни. Так будет во всю последующую жизнь, сколько бы её ни было ещё отмеряно. И всё-таки – это счастье…

Другие произведения автора:

Краткие размышления о гидроцефалии

Андрей и его дневник

Через двадцать лет