Что наша жизнь? Игра!

С чабрецом, зверобоем, мелиссой...
Как давно стала черствой и дикой?
В платье прячу характер свой лисий.

А в браслетах и кольцах — метели,
В каждой бусине да по слезинке,
Сплю в простуженной мерзлой постели,
Но всегда на одной половинке.

И в походке моей грациозной
Есть отчаянья сто ответвлений,
Сто печалей во взгляде серьёзном,
В зеркалах — только черные тени.

Чай остывший... чуть теплый... горячий...
Полудрёма... бессонница... грёзы...
Я забыла, как быть настоящей,
А вернуться — безжалостно поздно.

Я хожу на свиданья простые
И читаю по маскам и лицам
Полукровные, полупустые
Пожелтевшие в осень страницы.

Всё однажды я выпила с кофе,
Было горько и холодно было...
А теперь безразлично — хоть морфий,
Я среди приглашённых на осенний бал.
Переступаю порог освещённого зала и сразу создаётся впечатление, что воспринимают здесь меня так, будто я не просто пришла, а явилась. Или даже пожаловала.


В этот раз я попала не на увеселительную вечеринку-маскарад, передо мной распахнулся колизей!
Кто они — те, что с первых шагов неотрывно наблюдают за мной?
Все притворяются, но им это нравится. Люди в масках наслаждаются, их поглощает «баккара»*. Масок много, лиц — нет совсем. Все увлеклись, вошли в свои роли и напрочь забыли о происходящем фарсе, воспринимая представление за настоящее волшебство. А я...
Их эмоции таятся за яркими обличьями, на моём же открытом лице они замечают отсутствие безмятежности отдыхающей барышни.
Я иду и пью любимый чай с чабрецом — словно это была моя последняя просьба перед экзекуцией.
Мои мысли занял палач...
Взор мой зациклен на острие топора. Понимаю, что это — иллюзия, но я вижу всё отчётливо.
Пожалуй, плаха — единственное, что может вернуть меня в реальность...
У меня, к удивлению, не возникает желания спасти себя, а, скорее, наоборот, посодействовать, ускорить наказание...
Внезапно вспыхивает острая неприязнь к музыке, к хохоту, к богато украшенным костюмам и маскам, прячущими истошное молчание опрометчивых и пустых душ, и я стремительно направляюсь к выходу.

— Герман?
— Ты узнала меня? — улыбка едва коснулась его губ.
— Получается, что так. Ты же не изменил голос. А разве маска обязательна для всех?
— Ну не знаю... Это — игра! Маски выразительны. Если она изящна, искрится, то всем понятно, что человек, скрывающийся за ней, счастлив. По маске можно угадывать настроение...
— Даже так? Но я разучилась играть и даже подыгрывать и без маски. Так ты, получается, можешь по маске узнать, грустно мне или я злюсь? Или хочу десерт?
— Конечно. Всё просто: покажи мне маску, которую носишь ты, и я скажу, что с твоим лицом, — засмеялся Герман.
— Предполагаю, что ищешь ты признаки слабости во мне. Напрасно.
— Если их нет, то такие чувства могут родиться.
— Сквозь маску этого не увидеть.
— Когда гость в маске, то это не означает, что он выказывает свою неискренность. Поэтому...
— Но у меня есть для этого лицо. Я хочу быть настоящей. Тебе, похоже, интереснее сама маска, а не то, что скрыто за нею. Пойми, если моё сердце разрывается, то прятать настроение за мишурой я не стану. Прости.
— Ты покидаешь нас?
— Да.
— Тебе плохо? Поговори со мной. Разве легче всё время молчать?
— Мне так проще. Когда я запираю в себе боль, то уверена, что никому не причиню вреда.
— Ну, знаешь ли... Ты молодая и красивая женщина и вдруг — затворница! К тебе не подступиться, ты никого не подпускаешь к себе на расстояние вытянутой руки. Так долго не может продолжаться и однажды тебе придётся сделать выбор. Ты же для этого пришла на бал-маскарад?
— Друг мой, по-твоему я здесь провожу хладнокровную оценку потенциального или, вернее, потенциальных партнёров в ожидании того, что они мне могут предложить? Ты решил, что я движима этой страстью, и потому приглядываюсь и стремлюсь сбыться чьей-то мечтой? А как ты думаешь, такие подвижки включают в список любовь, желание? А совместимость, родство душ?
— Алесса, погляди внимательнее вокруг! Складывается впечатление, что ты не разбираешься в людях, которые неравнодушны к тебе...
— Да, я могу ошибиться в ком-то, но разве от этого я становлюсь хуже? Поверь, мне хочется видеть в своих знакомых и не очень знакомых людях только лучшие черты... которыми те порой даже не располагают...
— Ты очень изменилась...
— Это вряд ли. Всё в мире лишь преображается.
— А сама обвиняешь празднующих в неискренности. Может быть, все вокруг также преображаются, не меняясь?
— Мне не по душе сегодняшняя наигранность гостей. Видимо, не с тем настроением пришла. Показалось, что люди напрочь избавились от своего внутреннего и самого ценного и заменили это всё на что-то ненастоящее, на разноцветную пустышку. Я люблю искренность. Не обижайся, но... даже из твоего разговора исчез признак жизни, ты заговорил... маской... Ты сам себе кажешься тем, кто в маске. Пропусти меня.

«О, Боже! Скорее домой! Радоваться непонятно чему я уже никогда не сумею. Маски разглядывают моё платье, ожерелье, им нет дела до меня самой. Они знают, как меня зовут, но самое страшное — им этого предостаточно...»

— Что с Алессой, Герман?
— Как по Шекспиру: «Она хитрей змеи, хотя скромней голубки,
Чиста как херувим, как сатана лукава...»**
— Считаешь, что она кутает свои недостатки в шёлк и бархат? Она пришла без маски, но платье и украшения — это тоже, своего рода, маска.
— Она осложняет свою жизнь условностями.

Тихая квартира будто ждала хозяйку... А уютная кухня приняли меня в свои объятия. Зашумел чайник. Он, наверное, тот единственный, кто чувствует и знает мою настоящую суть, а не кажущуюся.
А какая я — настоящая? Кто я, если никому не принадлежу? Я не падаю и не взлетаю, мои поступки — плохие и не очень, продуманные или стихийные — больше похожи на художества, чем на жизнь. Жизнь — это когда рискуют и прощают, любят и ненавидят, огорчаются, смеются, радостно забегают вперёд... Но я уже сколько времени остаюсь на месте и не спешу ни к кому. Я не решаюсь на перемены... Боюсь... Тогда к чему такой одиночке эмоции, если их не с кем разделить?

***

А ещё совсем недавно я могла улавливать движение земли...
Помню, как в детстве, узнав о том, что весь мир, оказывается, не стоит на месте, а кружится, я не поверила в это! Я пыталась почувствовать вращение, надолго замирала и прислушивалась...
И только в юности, впервые полюбив, я уловила момент подъёма и толчка, движения, похожего на содрогание. Я закричала: я падаю! нет, я лечу! в космос!

***

Получается так, что я нарушила гармонию. Мои иллюзии перестали сливаться с реальностью. А я винила в этом зеркала, стала реже в них смотреться, думала, что это они отбирают мечту. Порой мне хотелось покрыть их чёрной краской. И окна тоже. Бред!
«Покажи мне маску, которую носишь ты, и я скажу, что с твоим лицом». А что происходило с моим лицом не так? Неужели я со стороны выглядела холодной и расчётливой? Наверное, Герман подумал (с каких пор меня стало волновать его мнение?!!!!), что я похожа на дамочку, которая во время банкета не берёт предложенное, но стесняется взять то, что хочется ей. В конце концов, та притворяется сытой. Значит, и я притворяюсь...

***

Моё лицо...
Месяц назад я случайно встретила свою одноклассницу, Фриду. Мы не виделись лет семь. Сначала стояли и смотрели друг на друга, а после так смеялись, вспоминая свои прозвища и шалости! И я тогда увидела её лицо таким, каким оно было в те далёкие годы, по-детски открытым, сияющим. Наверное, и я выглядела такой же искренней, неподдельной. Настоящей!

***

Мои невыплаканные слёзы переполнились воспоминаниями. Они не высохли на сердце, они сохранились... И все мои печали тихо уходили вместе со слезами, усталостью и молчанием...

---

*баккара — карточная игра, в которой игроки стремятся набрать как можно больше очков, используя две или три карты. Ранее баккара считалась игрой аристократов. Но в эссе «баккара» имеет иное значение, здесь подразумевается игра чувствами;

Другие произведения автора:

ГУБЫ

ЛЮДИ-КАМНИ

БЕСКУНАК*