Психиатрия. Эволюция зла

В начале приведу - на этот раз, в полном объёме! - текст статьи Сергея Запускалова "Что такое психиатрия", которую прежде цитировал неоднократно:

«Получилось так, что с психиатрией я был связан всю свою жизнь. Дело в том, что мои родители, и отец, и мать, были врачами-психиатрами. И квартира наша была расположена на территории огромной психиатрической больницы. Так что когда я окончил медицинский институт, для меня было совершенно естественным пойти работать в психиатрическую больницу тоже психиатром. Там я проработал три года, а затем пятнадцать лет научным сотрудником в институте психического здоровья. В 1986 году защитил кандидатскую диссертацию. Это я сообщаю для того, чтобы было понятно, что то, что происходит в психиатрии, я знаю не понаслышке, а изнутри и очень хорошо. А происходит там очень и очень много такого, что, если бы это происходило в любом другом месте, считалось бы уголовным преступлением.

Беда в том, что область психиатрии, в нашем обществе, является совершенно особой. Ни один депутат Государственной Думы не обладает такой непробиваемой неприкосновенностью, ни один судья не обладает такой полной абсолютной властью как психиатр. И это происходит только лишь по той причине, что считается, что психиатру дано право решать является человек в здравом рассудке, или нет. Вы можете быть абсолютно уверены в том, что Вы что-то знаете, и сотни, тысячи других людей могут быть согласны с Вами, но психиатр скажет, что это психическая болезнь и Вы, и тысячи других людей, уверенных в своей правоте, будут считаться невменяемыми, а, следовательно, они должны быть помещены в психиатрическую больницу, с ними можно будет делать все что придет в голову психиатру, не смотря ни на какие Ваши протесты.

Нигде, ни в одной самой беспредельной тюрьме не существует такого наглого, беспардонного принуждения, как в психиатрической больнице. Даже раб имел больше прав, чем психически больной. Именно поэтому с психиатрией надо кончать и чем быстрее это произойдет, тем лучше от этого будет для всех, в том числе и для самих психиатров. Почему? Откуда такая уверенность в преступности психиатрии? Наверно у многих есть знакомые, которые работают психиатрами. И я знаю, что это могут быть хорошие, милые люди, к которым частенько обращаются за помощью. Я не говорю о том, что в психиатрию идут работать одни негодяи. Чаще всего в нее приходят очень хорошие, порядочные люди. Вопрос в том, почему эти люди начинают совершать преступления. А совершают преступления все психиатры. Без исключения. Чтобы понять это я позволю себе привести несколько слов из истории психиатрии.

Нужно сказать, что психиатрия, как медицинская специальность, появилась сравнительно недавно. Психически больных было немного и, вплоть до 19 века, они содержались в обычных тюрьмах в ужасающих условиях. Их безумие объяснялось в основном мистическими причинами, такими, как одержимость дьяволом и т.п. Отсюда и методы "лечения" сумасшедших скорее напоминали средневековые пытки, направленные на изгнание "бесов". Один из таких методов, например, состоял в том, что человека направляли идти по коридору. Затем, неожиданно, под ним открывался потайной люк и человек падал в ледяную воду.

Однако, многие врачи-гуманисты того времени пытались хоть как - то облегчить судьбу сумасшедших людей, настаивая на том, что для безумных должны строиться самостоятельные учреждения, где к ним было бы более человеческое отношение. Большую роль в том, что безумие стали считать болезнью, сыграло открытие микробов и понимание того, что многие болезни вызываются микроорганизмами. Когда же было открыто, что прогрессивный паралич (очень распространенное психическое расстройство в прошлом столетии) вызывается бактериями сифилиса, медики еще больше утвердились в мысли, что психические болезни, также как и многие телесные заболевания, вызываются материальными причинами, которые можно обнаружить, если очень постараться. Соблазн в этом смысле был очень велик, так как в случае нахождения материальной причины психических заболеваний, например такой, как микробы, у врачей появлялась реальная возможность с помощью различных уже привычных средств: хирургия, химические препараты, электричество, изменения температуры и тому подобное воздействовать на материальную причину болезни и излечивать ее.

Интенсивные поиски в этом направлении до настоящего времени, к сожалению, ничего существенного не принесли. Если бы можно было собрать в одно место всю литературу, посвященную поиску материальных причин психических заболеваний, думаю, что этими книгами можно было бы заполнить очень и очень приличное помещение от пола и до потолка. Где только не велись эти поиски. Изучались типы строения человеческого тела, особенности ушных раковин, формы черепа, состав крови человека и отдельных ее клеток, наследственность и даже рисунок линий на коже ладоней, тот, что используется в криминалистике. С изобретением все более мощных инструментов исследования, таких как электронный микроскоп, современные компьютеры, ученые-психиатры стали пытаться найти причину психического заболевания в самых мельчайших структурах самых различных клеток. Или пытаться с помощью невероятно сложных математических сопоставлений найти причину психических нарушений у человека в сочетании самых несопоставимых особенностей его жизни, например характера отношений с начальством, женой, строением ушных раковин, характером поведения клеток крови и состоянием психического здоровья его ближайших и самых отдаленных родственников. В связи с этим невольно вспоминается анекдот про пьяного, который искал потерянные ключи от квартиры под фонарным столбом. Когда его спросили, он что, здесь их потерял? Он ответил, что здесь просто светлее и легче искать.

До сих пор, когда двадцатое столетие уже заканчивается, материальные причины психических заболеваний все еще не найдены. Психиатров это, однако, никогда не смущало. И в конце 19 века немецкий психиатр Емиль Крепелин решил, что раз невозможно различать психические заболевания по причине их возникновения, то можно их различать по тому, как они чисто внешне себя проявляют. И он на основании схожести внешних проявлений психических расстройств у больных выделил 5 групп психических заболеваний. Т.е. к концу 19 столетия было только пять психиатрических диагнозов. Сегодня их насчитывается около четырехсот, но больным от этого лучше не становится.

Представьте себе, что у вас сломался телевизор, появились какие-то помехи, а вы совершенно не разбираетесь в телевизорах и не знаете, как они устроены. Возможно, вы слышали от кого-то, что, иногда, если телевизор похлопать, он может исправиться. И вот, вы начинаете хлопать по своему телевизору, сначала осторожно, а потом все сильнее. Пытаетесь крутить разные ручки, и, может, вам повезет и телевизор, вдруг, неожиданно начнет работать. Вы обрадованы, горды собой, потому что отремонтировали такую сложную технику. Но проходит немного времени и телевизор снова ломается. И уже никакие похлопывания не помогают а, возможно, даже приводят к каким-то новым поломкам. Что ж, ваши старания его отремонтировать будут тщетны до тех пор, пока вы не изучите его устройство. Но даже если вы его разберете полностью по деталям, вы все равно не поймете, как он устроен, если не будете знать о существовании электричества и по каким законам оно работает. Что-то похожее с этой историей с телевизором произошло в психиатрии, когда психиатры стали пытаться "лечить" те пять психических заболеваний, которые выделил Крепелин. Поскольку причины заболеваний оставались неизвестными, то методы лечения психически больных очень сильно напоминали с одной стороны процедуры изгнания бесов, а с другой - попытки исправить телевизор с помощью покручивания, похлопывания с использованием так называемого метода тыка, когда тыкают отверткой или чем-нибудь еще в разные места с надеждой, что что-то да поможет.

Естественно, ничто не помогает. Более того, психике человека, его здоровью наносится непоправимый вред, последствия которого тем более тяжелы и разрушительны, чем более интенсивным было это "лечение". И сейчас, на пороге третьего тысячелетия, последствия такого "лечения " гораздо более фатальны, чем сто лет назад. Потому что такие изощренные методы "терапии" как электросудорожная терапия, психохирургия, психофармакотерапия были изобретены в двадцатом столетии.

Каждый более или менее опытный психиатр, если дело касается близкого человека, друга или родственника, сделает все для того, чтобы этот человек как можно позже с момента начала своего заболевания попал в психиатрическую больницу, а лучше всего, если он туда совсем не попадет. Потому что каждый психиатр знает: чем раньше человек попадает в психиатрическую больницу и чем раньше он начинает принимать психиатрическое лечение, тем быстрее наступает его деградация. Больной опускается как человеческое существо все ниже и ниже и, в конце-концов, начинает вести так называемый вегетативный, то есть растительный, образ жизни, когда все его желания сводятся только к тому чтобы есть, спать и отправлять другие естественные потребности. Что же это за методы?

Влажные обертывания - это метод, который используется до настоящего времени, при котором человека заворачивают, как куклу, в простыни и намачивают их холодной водой. При этом человек испытывает сильное переохлаждение и панический страх, поскольку в этом состоянии он совершенно беззащитен.

Психохирургия, то есть хирургическое разрушение мозга. Один из наиболее распространенных и часто применяемых вариантов психохирургии сводится к тому, что стальной спицей протыкают сбоку от глаза рядом с носом глазницу (это очень тонкая косточка), спица проходит в лобные части головного мозга и потом ее поворачивают кругом, просто разрушая мозг человека. После такой операции человек полностью теряет человеческий облик навсегда. Он, становится уже, ни на что не способен.

Электросудорожная терапия, или ЭСТ. При этом методе лечения, на голову человека накладываются электроды, и пропускается разряд электрического тока напряжением от 90 до двухсот вольт. Вследствие этого у человека развивается самый настоящий эпилептический припадок со всеми вытекающими отсюда последствиями и осложнениями. Мало того, что ЭСТ сопровождается нередко смертельным исходом, самими психиатрами в результате анализа большого количества случаев применения ЭСТ статистически доказано, что в результате ее применения у людей происходит разрушение головного мозга с образованием в ткани мозга пустот, заполненных жидкостью. Вследствие этого человек теряет память, происходит расстройство работы желез внутренней секреции с развитием эндокринных заболеваний и в конечном итоге также происходит полное разрушение личности пациента.

Еще один современный метод лечения психически больных - это инсулино-коматозная терапия. Суть метода состоит в том, что человеку вводится чрезвычайно большая доза гормона поджелудочной железы инсулина и у него наступает кома, состояние, от которого нередко умирают больные сахарным диабетом.

До настоящего времени используется такой метод лечения, как сульфазинотерапия. При этом методе лечения человеку вводят шприцем масляный раствор серы. В результате в месте укола появляется страшная боль, припухлость, краснота, до сорока градусов повышается температура тела, ощущается жуткая ломота во всем теле. Не случайно этот метод применяется в качестве наказания "непослушных" больных. После нескольких таких процедур человек становится согласным на все. Он готов перенести любое насилие, лишь бы только не повторять эту лечебную пытку.

Наконец психофармакотерапия, то есть лечение психических болезней с помощью различных химических соединений. Необходимо отметить, что психиатрических лекарств становится все больше и больше. Новые названия этих препаратов обрушиваются на нас каждый год лавиной. Многие из них становятся для людей такими же привычными как аспирин, продаются без рецепта и даже начинают раздаваться в школах учителями или школьными психологами для того, чтобы ученики стали более спокойными. Нас уверяют в том, что это совершенно безвредно и не дает никаких отрицательных последствий. Но это не так. Не существует безвредных психиатрических средств, просто потому, что эти химические соединения, проникая в клетки мозга, приводят к необратимому нарушению химических процессов, протекающих в человеческом мозге. Эти вещества, как бы они не назывались, дают только два эффекта: они вызывают жуткую подавленность, невероятно болезненный и неконтролируемый спазм мышц, изматывающую неусидчивость, в результате которой больные не могут найти себе места и вынуждены целыми днями беспрерывно ходить из угла в угол. Состояние, вызываемое этими веществами, крайне тягостное и лица, содержащиеся в психиатрических больницах, любыми правдами и неправдами стараются избежать приема этих медикаментов. Вторая группа веществ вызывает чувство успокоенности, улучшает настроение, вызывает расслабление мышц (в том числе и мышц сердца, что иногда приводит к его остановке и смерти человека), привыкание к этим лекарствам, появление зависимости от них, психической и физической, и, как следствие этого, ухудшение самочувствия, возникающее в результате их отмены. Но то, что здесь описано один к одному наблюдается у человека, когда он принимает наркотики и становится наркоманом. Фактически, эти лекарства и являются ничем иным, как наркотиками. Они, кстати говоря, весьма часто с этой целью и используются наркоманами и имеют свое специфическое название "колеса". Это наркотики, и как бы их не называли, они продолжают оставаться наркотиками. И если человек принимает их, он становится самым настоящим наркоманом. И это все. Других методов лечения в современной психиатрии не существует. Все что применяется психиатрами так или иначе наносит непоправимый вред человеку.

Теперь представьте себе, что в психиатрическую больницу приходит молодой человек, только что окончивший медицинский университет. Он хороший человек, добрый, испытывающий искреннее сострадание к душевнобольным людям и, возможно, именно поэтому решивший посвятить себя избавлению их от страданий. И когда он приходит в психиатрическую больницу он начинает использовать то, что находится в его врачебном арсенале, то, что описано мной выше, то, что однозначно приносит человеку вред. Первое, что испытывает в этом случае молодой психиатр - это искреннее недоумение и ощущение того, что он делает что-то не так. Он испытывает вполне понятную растерянность и спешит за советом к более опытным, маститым психиатрам. Но в их лице он встречает невероятный цинизм, полное равнодушие к здоровью пациентов, неприкрытую озабоченность только собственным благополучием и стремление избавиться от него как можно быстрее.

Я вспоминаю случай, когда один молодой психиатр, мой одногруппник по институту, во время сдачи врачебного дежурства в психиатрической больнице, докладывал о том, что ночью одному из пациентов стало плохо и он умирал. Далее он рассказал о том, как он проводил оживляющие действия: делал больному искусственное дыхание, массаж сердца, вводил внутривенно сердечные лекарства и, не без гордости, сообщил о том, что больной остался жив и что он нуждается в дополнительном наблюдении и соответствующем лечении. Я присутствовал во время его рассказа, потому что должен был дежурить следующие сутки после него. Также вместе с нами находились наиболее опытные психиатры больницы, врачи высшей категории - заместители главного врача по лечебной работе. И когда мой однокашник закончил свой рассказ они стали смеяться (их было двое), обвиняя его в том, что он делал. Зачем, говорили они, Вы затратили столько сил на какого-то душевнобольного, не спали всю ночь, делали ему искусственное дыхание (как вообще Вы это делали, это же так противно), а самое главное, угробили столько лекарств совершенно напрасно. Потому что кому он нужен. Будет он жить или нет - это не имеет никакого значения. У него нет родственников, он пролежал на психе уже несколько десятков лет и никого его смерть не будет волновать... Одним психом больше, одним меньше - какая разница.

Когда мы вышли из кабинета, мой товарищ никак не мог понять, что он сделал неправильно. Он мне говорил о том, что он принимал клятву Гиппократа и сделал все в соответствии с этой клятвой: он использовал все свои знания и силы для того, чтобы спасти человека, неважно кто он и где находится. Он не мог одного понять, что клятва Гиппократа к психиатрам не имеет никакого отношения. Этот человек очень скоро спился, уволился из психиатрической больницы и мне неизвестна его дальнейшая судьба. Но не все психиатры кончают так как он. Многие плодотворно усваивают уроки своих старших наставников и в короткое время становятся такими же как они, полностью оправдывая свою преступность тем, что психические заболевания неизлечимы. Изо дня в день, приходя на работу и осуществляя лечение, которое по сути своей уже является преступлением, психиатры сами становятся все в большей и большей степени преступниками. И, к сожалению, это закономерность, не знающая исключений. Не имея истинных, объективных признаков психического здоровья или нездоровья, вся диагностика врачом психиатром осуществляется на основе сравнения с самим собой. И если человек думает как-то иначе, чем этот врач психиатр, то, естественно, ему и выносится вердикт психически больного. Такая "диагностика" приводит к тому, что все большее и большее число окружающих психиатра людей попадают в категорию "психически больных", поскольку все люди разные и каждый чем-то отличается от него самого. Именно поэтому современная психиатрическая классификация насчитывает около четырехсот психиатрических диагнозов, в отличие от пяти в прошлом веке.

Весьма примечательна, в этом смысле, манера психиатров общаться друг с другом. Когда они разговаривают, то невольно ставят психиатрические диагнозы своим коллегам, друзьям, родственникам. Поэтому когда их слушаешь, можешь услышать что-нибудь типа: "Ты знаешь, моя жена такой эпилептоид" и т.п. Весь мир, каждый человек им кажется не таким, как они, а, следовательно, ненормальным и опасным. Любое упоминание о духовности человека, религии вызывает у них кривую ухмылку и презрительное хмыкание. Беда психиатров в том, что они продолжают "лечить" людей даже тогда, когда выходят из стен психиатрической больницы. Это их несчастье и в этом кроется их жестокость и опасность для общества.

Когда мы боремся с психиатрией, мы боремся с преступной идеей, которая делает людей, исповедующих ее, преступниками. Когда мы разоблачаем их преступления, делаем их достоянием гласности, а преступным психиатрам предоставляем возможность справедливо искупить свои злодеяния против прав и свобод человека, мы помогаем, прежде всего, самим психиатрам стать более этичными, а потом уже и всему человечеству избавиться от бредовой идеи о том, что его душевное состояние можно исправить, разрушив его тело. Именно поэтому необходимо разоблачать преступления психиатров. Сами они это сделать не в силах.

Российское отделение Международной Гражданской комиссии по правам человека просит Вас сообщить любые подробности преступлений в психиатрии по адресу 143912, Московская область,п/я 125.

Вицепрезидент Российского отделения Гражданской комиссии по правам человека, кандидат медицинских наук С.Запускалов».

В продолжение темы привожу также следующий материал, найденный мною совсем недавно в интернете:

"Роберт ван Уоррен: Большинство психиатров в СССР или работали на КГБ, или были сексотами.
Советский психиатрический террор ничем не уступал по своей жестокости нацистским программам по эвтаназии. Нидерландский советолог Роберт ван Уоррен о репрессивной психиатрии в СССР и ее видоизменениях, доживших до нашего времени. В том числе и в Украине.

Советский психиатрический террор ничем не уступал по своей жестокости нацистским программам по эвтаназии, под которые также подпадала уязвимая социальная группа психически больных. Кара психбольницей не хуже мордовского концлагеря физически и душевно ломала человека.

Генеральный секретарь организации «Глобальная инициатива в психиатрии» Роберт ван Уоррен уверен: недавней истории СССР следует предоставить широкую огласку, чтобы спасти общество от возможных повторений советской практики репрессий психиатрией. Проблема злоупотреблений в этой области очень актуальна и сейчас. Яркий тому пример — попытка российских властей «спрятать» в психиатрической больнице полковника Буданова.
— Какое место занимали психиатрия и психбольницы в репрессивном арсенале комунистичного режима? Можно ли утверждать, что это было изобретение советских спецслужб, а такие заведения использовали в политических целях и раньше?
— Первый индивидуальный случай зафиксирован сразу после октябрьского переворота, когда в психушку попала Мария Спиридонова. Было еще несколько человек, которые не слишком понравились большевикам. В 1930-х годах политическими были большинство пациентов в Казани, но идея виделась совсем иной. Это было что-то похожее на ситуацию в Польше 1981 года во время военного положения, когда диссидентов удерживали в психбольницах, чтобы те не оказались в лагерях.

В СССР все изменилось после 1948 года, когда, психиатрию начали применять по политическим мотивам. Например, в тюремной психбольнице той же Казани сидел первый президент Эстонии Константин Пятс. Постепенно число людей увеличивалось. Однако исследователи преимущественно сходятся на том, что этот метод взял на вооружение, став председателем КГБ, Юрий Андропов. Его первой задачей было сломить диссидентское движение, и, очевидно, он решил, что психиатрия — именно то, что для этого нужно.
Специальных психбольниц в СССР было 16, в частности в Благовещенске и Волгограде. Многие до сих пор закрыты. Диссиденты попадали в общие заведения или на короткий срок, два-три месяца, с целью запугивания, или после длительного пребывания в специальной психбольнице, до своего возвращения назад в общество. По нашим подсчетам, около трети всех диссидентов были брошены в психушки, а еще одна треть оказалась в советских лагерях.
В тему: Десять отважных. Все основатели Украинской Хельсинской группы
Мы долго выясняли, по каким же критериям одних диссидентов отправляли в лагеря, а других — в психлечебницы. Видимо, это зависело от человека. Очевидно, был расчет, что тех, кто для зоны оказался слишком сильным, бросали в психушки. Но если человек все-таки оказался там, и его дело получило огласку за рубежом, то его или ссылали в лагеря, или увольняли и впоследствии заводили новое дело.

— Какой была советская психиатрия после Сталина — при Хрущеве и позже? Почему врачи так легко пошли на сотрудничество с КГБ? Понимали ли они, что делают?

— Это ключевой вопрос. Советская психиатрия с 1950 года оказалась оторванной от мировой. На знаменитом заседании Академии наук и Академии медицинских наук павловская школа академика Андрея Снежневского стала главной и единственно правильной. Большинство психиатров в СССР или прямо работали на КГБ, или были сексотами, например академики Георгий Морозов, Николай Жариков или Марат Вартанян.

Рядовые специалисты отрасли, которых готовили в Союзе, знали только учение московской школы, важной частью теории и практики которой была так называемая замедленная шизофрения. Диагноз, который использовали против диссидентов.

На самом деле это очень серьезное и коварное психическое заболевание, которое начинается медленно, незаметно. Человек думает, что он здоров, и его окружение также ничего не замечает. Главными проявлениями являются навязчивый поиск правды, настойчивость, желание реформ, самоуверенность и т.д.. Такие симптомы были очень подходящими для объявления диссидентов психически больными людьми.

Узкий круг известных советских психиатров, которые могли свободно выезжать за границу, прекрасно понимал, что делает, однако, я уверен, 99% их коллег или не знали, или действительно были уверены, что диссиденты — сумасшедшие. Или отдавали себе отчет, что происходит что-то нечистое, но хотели жить, и должны были идти на компромиссы с режимом.

— А что относительно прав психически больных людей в СССР? Чем ситуация отличалась от модели в западных странах?

— Условия жизни в психиатрических учреждениях Союза были очень похожи на те, что были на Западе в 1920-1930-х годах. Я впервые попал в обычное советское психиатрическое отделение летом 1991 года в «Павловке». Тот запах забыть невозможно, и это страшно. Такого я почти никогда и нигде не видел за свою практику ни в Африке, ни в Азии.

Советские сумасшедшие не имели прав, и защиты для них также не существовало. Лечение было очень жестоким — большие дозы галаперидола, аминазина, маетила, шоковая терапия инсулином, сульфазин. Все это на Западе давно исчезло, а в СССР и после его распада в постсоветских странах это использовали. В начале независимости Украины люди умирали от сахарного диабета, потому что не хватало инсулина, а вот в психбольницах его было достаточно, потому что там надо было делать шоковую терапию.

— Как и где используют психиатрию в политических целях сегодня?

— В РФ до сих пор случаются случаи злоупотребления психиатрией, хотя это и не государственная политика. Современная Россия — это кагебистская страна. Разница лишь в том, что ранее КГБ был вооруженной силой Компартии, а ныне ФСБ — правящая партия, которая руководит государством.

В тему: ФСБ будет работать в Украине легально?

Сейчас случаи «советской психиатрии» в чистом виде мы наблюдаем во Вьетнаме. Тамошние руководители отрасли прекрасно говорят по-русски, учились в Москве в школе академика Снежневского...

Отдельная интересная тема — Китай. Его общество разделено на множество слоев. Тот из них, который находится ближе к Министерству безопасности и полиции, психиатрией злоупотребляет и сейчас почти так же, как это делали в СССР, если не хуже. Такого диагноза, как «замедленная шизофрения», у них нет, зато есть «паранойя» разнообразных форм.

— Какова реакция Запада на применение практик репрессивной психиатрии в современных России и КНР?

— Никто не хочет инвестировать свои деньги, чтобы решить вопрос репрессивной психиатрии в Поднебесной, поскольку речь идет о большом экономического партнере. Россия — та же ситуация. Тамошняя оппозиция сегодня не может ждать такую поддержку Запада, как это было в советское время. Сейчас господствуют четкий расчет и прагматизм. Поддержка советских диссидентов — это была часть политики, направленной против СССР.

В 1988 году Эдуард Шеварнадзе, отставной генерал МВД, решил, что надо покончить со злоупотреблениями психиатрией в Советском Союзе. Тогда американцы ему прямо сказали, что знают следующее: его государство хочет провести престижную конференцию по правам человека в Москве, однако, пока продолжаются психиатрические репрессии, этого не будет. И тогда на заседании политбюро он настоял на том, что нужно прекратить политические преследования диссидентов.

— В 1980 году вы были среди основателей международной организации по противодействию политическому использованию психиатрии, а 1986-го стали ее генеральным секретарем. Какое она имела влияние и какие средства использовала для поддержки загнанных в божевилень советских диссидентов?

— Наша Глобальная инициатива в психиатрии действительно появилась в начале 1980-х годов. Сначала это был комитет, в котором координировали акции против злоупотребления психиатрией в СССР. Главной целью тогда было организовать кампанию по исключению советских представителей из Всемирной организации психиатров. Это сделать удалось.

Шаг за шагом организация приобрела свои нынешние формы. После распада СССР мы решили переориентироваться на создание гуманной психиатрии сначала в бывших коммунистических странах Восточной Европы. Сейчас работаем в 36 странах мира.  

В 1983 году удалось принять Гавайскую декларацию. После этого все нормальные психиатрические ассоциации имеют свои этические кодексы, которыми регламентировано, в частности, какие деньги можно брать от фармакологических фирм и т.д.. Возможно, что это не мы остановили злоупотребления психиатрией в СССР, но сама попытка сделать это гуманизировала современную психиатрию.

Беседовала Ганна Трегуб, опубликовано в издании «Український тиждень»

Перевод: «Аргумент»".

Я верю этому человеку уже хотя бы в силу того факта, что, как давно и совершенно справедливо, было подмечено, западные советологи гораздо лучше знают нашу историю, чем наши пресловутые "квасные патриоты". К тому же он фактически тоже, если не прямо, то косвенно, признал, что в сталинские времена использование психиатрии в политических целях если и имело место, то носило эпизодический, а скорее даже спорадический характер, не являя собою характера системного. Конечно, из вышесказанного не следует, что на Западе всё в этой части обстоит прекрасным и удивительным образом, и я сам о тех проблемах Запада кое-что писал, причём делал это относительно недавно. Если появятся новые материалы о репрессивной психиатрии в странах Запада вообще и в США в частности, я незамедлительно их использую и по возможности опубликую в максимально полном объёме, как только они окажутся в моём распоряжении. Тем не менее, в одном вопросе, будучи движим чувством правды и справедливости, выскажу и своё несогласие. Дело в том, что не было никакого гуманизирования нашей отечественной психиатрии. И если сегодня ситуация с правами человека в этой области и изменилась, то только в гораздо более зловещую сторону, подтверждением чему служит большое количество публикаций, появляющихся чуть ли не ежедневно. Чего стоит одна только история с Ларисой Арап, сообщения о которой облетели весь мир!

 С вышеизложенным материалом перекликается ещё одно сообщение неизвестного автора, также найденное мною в интернете под заголовком "Нам нужна правда":

"Дата: 25-12-2006 21:44

«Я не хочу, чтобы мои будущие дети когда-нибудь попали в психушку, где с ними будут безнаказанно делать все, что угодно»

Так сказала Жанна Журкабаева после пресс-конференции на тему «Необходимость соблюдения прав человека в области душевного здоровья». Жанна учится в Санкт-Петербурге, а в свободное время по доброй воле помогает работе Гражданской комиссии по правам человека. Наш разговор она закончила словами: «И вообще я хочу, чтобы наше общество стало открытым».

Это желание истины прозвучало и в словах Романа Чёрного (исполнительного директора Гражданской комиссии по правам человека  в СПб.), открывавшего пресс-конференцию: «Может быть не все присутствующие согласны с нами, но мы надеемся, что вы по крайней мере правдиво осветите в СМИ то, о чем мы здесь говорили».

А все выступавшие говорили о том, что сегодня ситуация такова, что по решению врача-психиатра любой из нас может быть лишен своих человеческих и гражданских прав. Любого из нас могут насильно поместить в психбольницу, бить, колоть психотропными препаратами, и никто за это не ответит даже в случае гибели.

Роман Чёрный рассказал о некоторых конкретных случаях, когда психиатрию использовали для того, чтобы забрать у людей недвижимость. Защитить этих людей очень трудно, а таких случаев много. Он вспомнил советские времена, когда государство использовало психиатрию, чтобы карать людей, думающих по-своему и не согласных с идеологией правящей тогда коммунистической партии. Кажется, что сегодня этого у нас уже нет. Но есть в соседнем Китае, где карательную психиатрию широкомасштабно используют в борьбе с инакомыслящими. Известен случай, когда наши специалисты обсуждали проблему борьбы с тоталитарными сектами.

Присутствовавший при этом представитель Китая поделился эффективными, по его мнению, методами промывания мозгов, которые в его стране применяют к последователям неполитического духовного оздоровительного движения Фалуньгун. Цель промывания мозгов-повлияв на сознание заставить этих людей отказаться от своих убеждений. Например: в трудовом лагере после 15-ти часового рабочего дня человека приводят в специальное помещение и долго внушают ему, что то, чем он занимается - это плохо. И так каждый день. Или человеку причиняют очень сильную боль (иногда  вколов сильнодействующее лекарство) и в момент болевого шока внушают, что он не должен так думать, не должен этим заниматься, потому что это плохо. Не попытка ли это экспортировать данные методы в нашу страну?

Олег Николаевич Безуглов - юрист, привел случай, когда к нему за помощью обратилась женщина, которая длительное время вела асоциальный образ жизни, затем стала верующей. Это дало основание психиатру поставить диагноз-шизофрения. Даже вера человека может стать причиной для того, чтобы поставить клеймо-«ненормальный».

До сих пор в Российской психиатрии сильно влияние тотальной советской психиатрии - осталась готовность пролечить любого, кто попадает в психиатрическую больницу. При этом пациент полностью бесправен.

Галина Строева - кандидат педагогических наук, член корреспондент академии естественных наук, член гражданской комиссии по правам человека, обратила внимание на программу, которая лоббируется институтом им. Сербского. Согласно этой программе предполагается выпустить из психиатрических больниц порядка 750 тыс. пациентов. Учитывая привыкание этих людей к психиатрическим наркотикам, следует ожидать от  них неуправляемой агрессии, направленной либо на себя (что приведет к самоубийствам), либо на окружающих. Предполагается организовать сеть клиник, куда эти больные могут обращаться. На эту безумную программу планируется выделение 7,5 миллиардов рублей бюджетных денег. Однако подобные программы в Японии и США имели печальные последствия. Всплеск необъяснимых  убийств в школах этих стран, о которых мы наслышаны - следствия этих экспериментов. Надо ли это нам?

Второй темой, на которую обратила внимание присутствующих Галина Строева, был псевдонаучный диагноз синдром дефицита внимания и гиперактивности, который уже поставлен 17 миллионам детей в мире. Этим детям назначаются психотропные препараты,  которые сходны по своему действию с кокаином. Хотим ли мы посадить своих детей на наркотики?

Необходимость широко информировать представителей власти и общественность о ситуации в области душевного здоровья и вернуть психиатрию под власть закона - эта мысль прошла красной нитью во всех выступлениях.

22 декабря 2006 г. Санкт-Петербург"

Заканчиваю этот материал тем, что привожу здесь текст, найденный мною на просторах интернета буквально вчера:

"Психиатр Александр Данилин - о том, почему из психбольницы нельзя выйти здоровым.

Рассказ сотрудницы одной из московских клиник: «Ей 11 лет, внучке моей. И она почти всю жизнь жаловалась на то, что у нее головка болит. Потом у нее появились голоса, она слышала. Но нам долго про это не говорила и только потом стала жаловаться. Рассказывала, что слышит мои и мамины голоса, будто мы на нее ругаемся. Месяца два лечились. Вот, а сейчас все слава Богу».

При лечении этой девочки я пользовался не психиатрическими препаратами, а абсолютно безвредными композициями, как бы кусочками молекулы белка, которые не имеют никакого отношения к психотропным препаратам. Как видите, этого оказалось достаточно, чтобы она вернулась к нормальной жизни. А теперь давайте попробуем пофантазировать, что стало бы с этим ребенком, если бы ее родители пошли обычным путем и отвели дочь к детскому психиатру.

Итак, ранняя детская шизофрения. Таков диагноз, который сразу же возникнет в голове у врачей. Это — госпитализация в психбольницу. Это — нейролептики. Нейролептики у ребенка десяти лет будут вызывать угнетение основных жизненных функций. Ей будет трудно думать, трудно говорить. Нарушится координация движений. Но при этом голоса, которые она слышала, тоже исчезнут. Придет бабушка, сама медработник, к врачу и скажет: «Да что ж это такое? Внучка-то у меня стала какая-то другая». Ей скажут: «А что вы хотели? Такое тяжелое заболевание». Девочку выпишут из психбольницы, оставив на тех же нейролептиках. Где-нибудь через полгода она не сможет учиться в школе, потому что у нее наступит беда с концентрацией сознания. Бабушка забьет тревогу, снова пойдет к психиатрам, они скажут: «Ах, какое тяжелое заболевание!» и поменяют нейролептик. В лучшем случае. В худшем — просто увеличат дозу. Ребенок немножко адаптируется, но станет странным. Очень возможно, что начнет заговариваться, ходить под себя. Через несколько месяцев бабушка опять придет к психиатру, тот снова покачает головой — тяжелая болезнь, бедная девочка! — и еще раз поменяет нейролептик. Или не поменяет, а увеличит дозу. Потом девочка подрастет, у нее начнется пубертатный криз. И не найдется ни одного врача, который решится отменить ей нейролептики во время пубертатного криза, поскольку считается, что психические заболевания в это время должны мучительно ухудшаться. Из-за постоянного приема нейролептиков девочка будет находиться в «зомбированном» состоянии. У нее будут притуплены эмоции, она будет туго соображать. Иногда она будет устраивать что-то вроде забастовок, пытаясь прервать лечение. Чтобы справиться с этим, ее снова на какое-то время положат в психбольницу и так далее. И так будет продолжаться всю жизнь. В этот замкнутый круг попадают 90 % людей, определенных на лечение в психиатрическую лечебницу. А все потому, что средний российский психиатр не умеет и не хочет делать ничего, кроме назначения нейролептиков. Они так и говорят обычно: «Я не психотерапевт, я психофармаколог».

Вообще, что такое российская психиатрия? На мой взгляд, ее историю следует отсчитывать с 1836 года. Это был год, когда в журнале «Телескоп» Петр Чаадаев опубликовал свое первое «Философическое письмо». Результатом этой публикации стало следующее: царь Николай I объявил русскому народу, что Чаадаев сумасшедший. И этот факт моментально и благополучно признали психиатры. Вот, собственно, самое главное, что можно сказать о российской психиатрии. Дальше все развивалось по тому же сценарию. Если в 1920-х годах рабочей силы было мало, государству было нужно мало психических больных, и тогда диагнозов ставили мало. В семидесятых, при декларированной всеобщей занятости населения, напротив, было выгодно прятать людей в больницы, чтобы они не портили статистику, и диагнозы ставились в чудовищно огромных количествах.

Казалось бы, как можно манипулировать диагностикой? Ведь болезнь либо есть, либо ее нет. Давайте в этом разберемся. В основе современной психиатрии лежит так называемая «немецкая школа», классиками которой считаются Эмиль Крепелин и Карл Ясперс.

Систематический труд Ясперса по общей психопатологии, в котором он описал все известные психопатологические состояния, считается базовым. Но все забывают о том, что Ясперс имел в виду не только описание, но и некий метод. Он считал, что у человека есть один-единственный способ понять другого человека — надо найти аналогию в себе самом. Вот передо мной, допустим, сидит девушка и теребит бахрому своего платка. Я не знаю, что она при этом чувствует. Но могу накинуть себе на плечи платок и попробовать осознать, что чувствует человек — что Я чувствую! — когда делаю это.

Чтобы работать по этому методу, врачу нужно непрерывно расширять мир своих собственных ощущений и состояний. Это вполне возможно, но это, конечно, большой духовный труд. Чем-то похожим занимаются актеры. Но актеру не надо выносить суждений о степени патологичности того состояния, которое он играет, поэтому ему немного легче. А для психиатра тут начинается сложнейшая вещь, которая называется «психодинамический подход». Это такая модель вчувствования в пациента.

Какого-то похожего отношения ждут пациенты, идя к психиатру, и по сей день. Но ничего подобного не происходит. В российской психиатрии в основном используется более простой нозологический подход. И до сих пор в нашей стране для того, чтобы поставить психиатрический диагноз, не нужны никакие данные обследований, не нужно пытаться влезть в шкуру пациента. Я просто должен из картинок психопатологии подобрать какую-то подходящую. Для этого мне приходится выступить в роли журналиста. Я в истории болезни должен описать психический статус человека, который сидит напротив меня. Его эмоциональное состояние, мимику — в общем, все то, что я могу сказать про его сиюминутное состояние. Из этого описания, и только из него, вытекает диагноз. Так было в семидесятые, и до сих пор так. Под диагнозом должны стоять три подписи, то есть еще два врача должны со мной согласиться. При этом, скорее всего, эти врачи сами пациента смотреть не будут, они только прочтут мое описание. После этого диагноз будет окончательным, и оспорить его даже в судебном порядке будет невозможно. Я еще раз подчеркну: никаких электроэнцефалограмм, никаких психологических тестов, никаких анализов — ничего этого не нужно для выставления диагноза. Нужен только мой взгляд на вас. Очень грубо говоря, я должен увидеть в вас одно из двух психиатрических заболеваний. В одном случае это шизофрения, в другом случае — маниакально-депрессивный психоз. Ну, есть еще эпилепсия, но в московской психиатрической школе она практически не рассматривается. Увидеть признаки этих заболеваний очень легко.

Я не утверждаю, что на самом деле психически больных людей не существует. Здесь, на мой взгляд, действует правило трех процентов. Где-то 3 % людей, которые попадают на лечение с диагнозом «алкоголизм», на самом деле страдают алкоголизмом. Где-то 3 % людей, которые попадают на лечение с диагнозом «шизофрения», действительно страдают шизофренией. Все остальное — это состояния, которые обусловлены какими-то понятными органическими процессами в нервной системе или же теми или иными психологическими переживаниями. В том числе, между прочим, условной выгодой болезни. Ведь болезнь — это некоторое состояние, которое лишает человека ответственности. Можно жить годами в психбольнице — это не очень приятно, но гораздо проще, чем жить в реальной жизни. Что остается делать врачу в такой ситуации? Пытаться перевоспитать человека или выполнить то, чего он хочет, оставить ему его койку в больнице?

Я с годами стал специалистом по отмене нейролептиков. Это безумно неблагодарное занятие. Потому что люди мало того, что получают некие прямые изменения в нервной системе из-за многолетнего приема этих препаратов, они еще и выпадают из жизни на время лечения. Вот перед нами человек, у которого не было опыта подростковых переживаний, не было первой любви, не было ничего того, что мы называем «психологическим ростом». И если мы вдруг решили снять его с нейролептиков, происходят страшные вещи, потому что на протяжении нескольких лет этому человеку надо прожить все то, что мы проживаем десятилетиями. Психиатр ему в этом помогает, и это адский труд для обоих. И не каждый психиатр на него решится, и не каждый пациент.

Изменить что-либо в сегодняшней психиатрии очень трудно. Для ЮНЕСКО состояние психиатрии — один из критериев культуры. По уровню отношения к психически больным судят об уровне культуры страны. У нас здесь ничего качественно не изменилось и вряд ли изменится в ближайшие десятилетия. Для того, чтобы что-то изменилось, никакие приказы и указы не помогут. Нам надо вырастить новую генерацию психиатров. Должны быть созданы новые школы. Должно радикально измениться отношение к преподаванию этой дисциплины. Должны, наконец, откуда-то взяться новые преподаватели, ведь человек, который 25 лет читал одну и ту же лекцию о шизофрении, не сможет прочитать лекцию по психодинамике. Конечно, появились какие-то прогрессивные вещи. Закон о психиатрической помощи, несомненно, — прогрессивная вещь. Но в действительности ничего не меняется. Потому что реальная перемена — это изменение отношения специалистов. А этого мы будем еще долго ждать. Вот мы приняли некую международную классификацию заболеваний, которая называется МКБ-9. В ней уже почти нет шизофрении, ее там те самые 3 %, и выставить ее по этой классификации представляется крайне затруднительным. Однако большинство советских психиатрических школ сообщило, что «мы придерживаемся других взглядов». И вот реально существующая классификация, которая резко ограничила постановку диагнозов, ничего не изменила.

Я вот точно не помню, в 1995 году, кажется, был принят закон. Замечательный закон о социальной защите инвалидов. И там был раздел о возможности составления для инвалида индивидуальной программы реабилитации. Ведь в больнице человек выздороветь не может. То состояние, в котором нас выписывают из больницы — это еще не выздоровление. Надо восстановить и свою социальную среду: выйти на работу, припасть к груди любимого, и так далее. А восстановление в реальности для инвалидов по психическому заболеванию — сложнейший комплекс. Эти люди должны где-то работать, у них должна быть возможность где-то общаться, где-то танцевать… И это все должно происходить вне стен больницы. Разумеется, ни в одной социальной службе денег на эти индивидуальные программы социальной реабилитации, предусмотренные законом, вы не найдете. Точно так же, как нигде в Москве вы не найдете места, где выставляют диагноз по принятой министерством действующей классификации. Он будет выставлен так, как угодно школе, в рамках которой действует больница. Психиатрия — это не наука, а такая система мнений. И люди тысячами падают жертвами этих мнений. Когда-то однажды введенное Андреем Владимировичем Снежневским, нашим академиком, которого я считаю политическим преступником, понятие «вялотекущая шизофрения» искалечило миллионы жизней.

Я приведу простую аналогию. Согласно государственной программе «Образование», в Москве активно реконструируют школы. Для них строят новые здания — светлые, комфортные, оснащенные по последнему слову техники. Каждому ученику выдают собственный компьютер. Во всех кабинетах есть прекрасные пособия. Но учителя при этом в школе остаются старые. Они на уроке бубнят текст по учебнику и задают колоссальные задания на дом, чтобы родители нанимали репетиторов (в первую очередь их самих). Какая разница, насколько современными будут кабинеты учителей, если дети, занимающиеся в них, так и не получат знаний? Никакая государственная программа не имеет смысла без учета личности работающего в ней человека. А человек слаб — он с большей вероятностью будет пользоваться недостатками привычной ему системы в своих шкурных интересах, чем попытается изменить самого себя — это очень тяжелая работа.

Все всегда упирается даже не в специалиста, а в того, кто его учит, и в ту систему требований, которые к этому специалисту предъявляются. И пока такая система не изменится, мы можем делать все, что угодно. Можем построить шикарные психбольницы с душем и туалетом в каждой палате. Но в них по-прежнему будут лежать люди с бессмысленными лицами, душой и психикой которых никто заниматься не будет.

Могут существовать только две цели госпитализации пациента в психиатрическую больницу: лечение больного и его изоляция от общества. Лечение в психиатрии — это попытка понять и помочь душе страдающего человека, именно это имел в виду Ясперс.

Но лечением отечественная психиатрия не занимается — врачи занимаются только изоляцией больного. У психиатрических стационаров есть одна задача: больной должен спокойно лежать в палате и «не мешать врачу работать» — т. е. писать истории болезни. Для того, чтобы «не мешать», он должен перестать говорить, и, желательно, думать, чего очень несложно добиться «тщательным» подбором нейролептиков. И это не стоит особого труда — представители фирм-производителей соответствующих препаратов стаями вьются вокруг больниц.

При такой задаче терапии врачу собственную душу развивать незачем — все просто, а отпуск большой, да и проценты за вредность платят. Так называемый «нозологический» подход в московской психиатрической школе, созданной А. В. Снежневским, сводится к умению ставить один диагноз — шизофрению, что, согласитесь, тоже особого ума и напряжения души не требует. Диагноз в психиатрии из реальной медицинской задачи давным-давно превратился в мифологему, позволяющую врачу не задумываться о внутреннем содержании души больного. Зато мифологема эта позволяет врачу, после получения весьма поверхностного образования, испытывать чувство власти и превосходства над больным.

Я расскажу историю про одного моего друга. У него заболела жена. Когда он пришел с этой проблемой к психиатру, заведующей отделением одной очень известной клиники, та сказала, что его жену можно, конечно, положить полечиться. Но это не будет иметь никакого смысла, потому что на самом деле его жена одержима бесами. И тысячи за три, кажется, долларов можно этих бесов изгнать. Это слова заведующей отделением одной из самых известных клиник Москвы. Тогда мой приятель обратился к другому психиатру, тоже вполне именитому. Тот сказал, что нужно заплатить пару тысяч долларов, и он вместе с этой пациенткой двое суток проведет на дежурствах «Скорой помощи». Тогда она увидит реальные страдания, и «вся блажь» у нее пройдет. Со стороны это выглядит сумасшествием психиатров, но в действительности — это тупик. Просто люди начинают понимать, что за привычное назначение таблеток, текущие слюни и бессмысленный взгляд никто платить уже не хочет. Но найти какое-то другое базовое мировоззрение, пользоваться психодинамическими подходами к лечению они не могут. Их краткое образование изначально не приучило тратить душевные силы. Вот они и пытаются продавать то, что поближе лежит — экзорцизм или стрессовые нагрузки. Всему остальному надо учиться, что сложно, а врачи не привыкли думать. Это и есть главная беда нашей психиатрии.

Записала Мария Бахарева

Источники:

http://psihiatrii.net/go.php?http://www.rulife.ru/mode/article/613/"

На этом, пожалуй, и закончим. Во всяком случае - пока.

16 ноября 2013го года.

Другие произведения автора:

Не все молчат

История Ангелины

Ещё раз о фонде "Святая Кристина"