Из поэмы "За стеной"

                                        1.2

…Акация. Привязано светило

Над местом пива, споров, домино.

Отсюда в неизвестность уводило

За словом и сказавшего его.

Тут место свято. Центр двора, вниманья.

Что ленинская комната – подвал?

Тут, с кепкою в руке, митингованье

Взрывало совесть, гнев, судьбу, металл.

 

…Здесь, под «блокадницы» окошком,

Я сеял рожь, я верил в урожай.

А тут всегда жила, рожая, кошка.

Тут хоронил щенка на первомай.

Вот тут курили «взрослые»  окурки.

Тут припадали к дырке в туалет.

Вот тут менты так били брата Юрку,

Чтоб он не пил «Портвейн» в тринадцать лет!

А сколько по асфальтовым дорожкам

Я кож с локтей, коленок поменял!

Как здорово, что ветра нет.

Возможно

И  дождь моих вкраплений не смывал…

 

…Тут радио висело, чтоб однажды,

Когда конец повиснет над страной,

Успеть раздать «Столичную» для граждан,

Чтоб взять в бомбоубежище с собой.

В одну из летних «краха»  репетиций

Один наш двор не влез в противогаз.

Вопросы – сразу к детям у милиции:

- Динамик у кого сейчас из вас?

Наш дом сочли смертельно заражённым.

Сказали, эпицентр был у нас.

- А если бы мы жили в граде стольном?

- А если б враг не спал на этот раз?

Похоже, на арест и срок потянет

Проделка, как «пособничья рука».

И снова мама на парткоме встанет…

Меня поставят в угол, - привыкать.

 

…Стемнело, как всегда, как будто раньше:

Ещё домой не хочет ребятня.

И вдруг,

 - Домой! – и поимённо дальше

Арпеджио слигует их родня.

И галок перекличка в  чутких ветках,

И горлиц, - слышно каждому и всех.

И я:  зову себя в свою же клетку.

Другие голоса там.

Смех, и грех.

 

1.3

Тогда не много лет нас отделяло

От бомб, от оккупации, врага.

В родителях - их  верность восхищала

Вождю. Идее. Детям. Старикам.

Не «что», а «почему» губило многих.

Плакат – всему ответ, запрет, совет.

Инструкции. Анкеты.

На пороге -

Ремень, звезда и глаз  бесполых цвет.

 

Как мне забыть гантель в три  килограмма,

Которую я трудно опустил

По центру на фуражку капитана?

Мой брат зато, опомнившись, «свалил».

 

Мне было ровно пять, - мой день рожденья.

«Гуляньем» стал линейный, жаль, отдел.

Аж  до утра мне выпало везенье

Про многое узнать,- спать не хотел.

Увидеть проституток за работой.

Мента, что спал на тех, кто тоже пьян.

А слов услышать мудрых – это что-то!

А  кровь, и в ней засохший таракан?

Как,  то ли трупа, - жертвы привокзалья,

Со слов дружинников – «клиента кабака»,

Из-под бушлата мёртвый глаз  зеркальный

Во мне последним вспомнил земляка?

 

Страшней не тот, кто смотрит нараспашку.

Предвестник страха жалок и труслив.

Проспится. Похмелится. Скажет:

 - Тяжко!

К калитке хоть коллеги довезли б…

Всю ночь погони, схватки, задержанья.

Не скрою: дважды жизнью рисковал:

- Когда под поезд пнули, да случайно.

- Когда на столб троллейбусный поссал.

 

Теперь отгул. Пивко и «расслабуха».

Традиция:  с сынишкой - в зоопарк.

- Там, говорят, пнёмпеньская лысуха

Лакает кровь из наших кур,- кошмар!

А завтра – на охоту. На ночную:

Статистика дежурств,  как хлеб, важна!

Все пьют.

Ликуют, хвалятся, воруют.

Нам вся аудитория нужна.

 

- Мы честью с населеньем не торгуем.

Народ наш чуток сам:  отдаст весь «понт».

С  буржуями,- вот классно! - не воюем:

Они ж – ответят!

Не хочу на фронт…

Мне  быть уютней  внутренним воякой.

Мечта, - по демонстрантам пострелять.

Их нет у нас. Но может выйти всяко.

«Стеной, - приказ,- кормильца защищать!».

Что платят нам, - считают в наших семьях.

А  что «шмонаем», да и «крысим» мы,-

Так это, вроде, типа поощренья:

Плацкарт от Колымы до Костромы.

Цветные мы. И рожи не бледнее.

Какая-то присяга,- баловство.

Нас тоже ведь «пасут», кто поглавнее.

Такое я, блядь, выбрал ремесло.

 

- А что!?

Коллег нас трое в  целом доме,

На восемьдесят с чем-то там квартир!

Так вот:

Никто пока не сможет кроме

Ни трещин не иметь, ни крыс, ни дыр.

Я званьицем хоть вовсе не пригляден,

Но что козёл, в районе знают все.

Могу весь отпуск с другом жить в засаде:

- Когда ж жене присунет мой сосед?

 

Заткнув «бычками» ноздри, прям с балкона

Ноль два набрать могу и прогнусить,

Что  «у ларька недавно два гондона

Мента хотели на кол пригласить».

И ждать, когда  по вызову примчится

Красивая, в скафандрах и броне,
С петардами и криками  полиция,

Чтоб за «коллегу «высказать» шпане».

Но мозг мента,- пустой, как приведенье,

Ведёт к дверям в халате, с рюмкой,

И,

Узнает сослуживцев непочтенье.

А весельчак,- что недополучил.

 

И перед тем, как выглаженный китель,

На вывихнутое надеть плечо,

Раз сто он прошипит: - Ну, погодите,

Я вас найду! Я отомщу ещё!

Хотя и сам, по правде, «затупил я»:

- Из автомата б лучше б позвонил,

В фуражке б встретил и в  трико б.

Дебил,  бля:

Глядишь, – и благодарность б получил…

 

Он шёл – шипел.

Визжал в дежурной части.

Всю ночь орал, допрашивал и пил.

Показывал вокзальным сучкам «страсти»,

Божился там,

Меня вчера где бил.

- Сорвал  пацан такое задержанье!

За это немцы вешали без слов!

Отделаться не выйдет «порицаньем»,

Объявлено партийное собранье…

Лишат работы, чести, орденов!

 

Где «скорую» дождался мёртвый дядька

Поспал. Посрал.

Протёр холщины глаз.

Развод. Начальник. Деньги. Бланки. Пятка.

- Народу служим! – звонче каждый раз!

 

Купюры разминая в раздевалках,

К  шуршанию ревнуют молодых.

Всё личное – под яйцами на плавках.

В карманах, – «топтунам» и для «блатных».

Выходят. Выезжают, выпадают.

Придумывают срочные звонки.

…Общенья будет столько, сколько  знают

Приученные к  шлюхам кабаки.

 

…В пакете недоеденных пельменей,

Салата, торта, - «ствол» и «песнь – вода».

 Передвигал «поршнями» пьяный мерин.

Он  верно шёл: к себе и навсегда.

Уж Солнце высоко.

Из лужи – зайчик.

Вот тормозами «мусорка» визжит…

Я видел, как простой Советский мальчик

 Кивнул.

Мол,-  «хорошо на свете жить».

 

Слыхал:  «беспапыш» вырос из фуражки,

Задрал  башку,- там звёзды! Из светил!

И выдернул  фонарь. Что, как папаша,

Согнувшись в пояснице, тут почил.

 

1.5

Ругать меня совсем не будет мама.

Подарит мне с кармашками штаны

 Потом, не сразу.

 Русла слёз,- как шрамы.

 Протоками легли у глаз родных.

 

Мы  шли домой.

 Но «детские вопросы»

Я задавать не стал и не хотел.

Я собирал в ладошку эти слёзы.

Я их вернул. Попозже.

Как сумел.

 

А днём меня соседи поздравляли

Кто свечкой к торту, - «глянь, как вырос», - кто,

Все пели, хохотали. Им не стал я

Рассказывать: не «въедут» ни во что.

 

А  в вечер мчал «на музыку» я снова,

И  надписи на стенках понимал.

Классическую Русскую подкову

В тот день, видать, я к крыльям приковал.

 

Хватило мне фантазий, несомненно,

Чтоб «Дядя  Стёпа» в книжке стал козой.

Чтоб  маме, «запрещённой к въезду в Вену»,

Про вены рассказать, про колесо.

Былинными, наверное, словами

Причёску ей без «химии» вспушить.

Вдруг пианиста чуткими руками

Мундиров  стать карманы  «шелушить».

Курить «Столичные» за гаражами.

Нет-нет, гостей рюмашки допивать.

А драться – насовсем, как с мужиками.

По – взрослому рычанью отвечать.

 

Я б мог сбежать тогда в любое время:

- Кто стал бы мальчугана догонять?

 

…Что мог мне рассказать, игрался с кем я,

О том, что без понятья – не понять?

Про  холод стен за праздничным фасадом,

Про вонь и грязь, про лампу ясным днём?

Про  блеянье и страх, и немощь стада,

Следы от сапога на лбу моём?

Когда б я умудрился наглядеться,

Да сразу, без «отсрочек» и гримас

На всё, что за стеной, что вместо детства?

 

Через два года – в школу. В первый класс.

 

Другие произведения автора:

"За стеной" Поэма. Книга четвёртая.

Из поэмы "За стеной"

Из поэмы "За стеной"