Египетские ночи

16 июня 2013 — Алексей Маров
article123832.jpg

 (по мотивам произведения А. С. Пушкина)

             1

Зал полон! Пиршество в разгаре.
Толпа наряженных гостей,
Вздымает кубки, и в угаре,
Льстит в тостах госпоже своей.

Убранства во дворце гиганском,
Блеск злата, бархат и парча,
Вещают о величье царском,
Добытом силою меча.

Царица Нила - Клеопатра,
На троне ввысь вознесена.
Скучна ей приторность театра,
Дождём похвал утомлена.

Она задумалась - прочь скуку!
Изящно руку подняла.
Всё стихло, замерло, ни звука.
Зал гордым взглядом обвела.
 
"Устала слушать ваши клятвы
В любви и преданности мне.
Мою любовь иметь приятно,
Но, кто не дрогнет при цене?

Сейчас назначу цену ночи,
Свою любовь хочу продать.
Ну, кто из вас, смелее прочих,
Захочет вкус её познать?

Клянусь Амону, дав блаженство,
Всю ночь избранника ласкать,
Своё искусство в совершенстве
О наслажденьях показать!

Но только, утра луч холодный,
На стену храма упадёт,
Главу счастливцу всенародно
Палач секирою снесёт!"

Все в зале в ужасе застыли.
Как ветер шёпот меж рядов.
Уже поклонники забыли
И жар любви и пылкость слов.

Царица с трона приподнялась
С презреньем сузила глаза:
"Так в ком из вас любовь осталась?
Чего же пятитесь назад?"

Толпа раздалась, вышли трое.
Один Пикур - поэт, певец,
Второй Антоний - старый воин,
Ещё Персей - совсем юнец.

Персей румяный - персик нежный,
Пушок пробился на щеках,
Фантазий полон и надеждой
Восторг горел в его глазах.

Пикур, в разврате искушённый.
Мечтал блаженство он познать.
И сладострастьем ослеплённый,
Решил в объятьях смерть искать.

Антоний принял вызов смело,
Как рёв трубы зовущей в бой.
В отставке воин, мощный телом,
Им ненавистен был покой.

Тянули жребий, в чашу кинув.
Счастливцем первым стал Персей,
Вторым Антоний, брови сдвинув.
Пикур последним, злой как змей.
            
             2

Три ночи проданы. Царица
К Персею молча подошла.
Слегка зардевшись, как девица,
В свои покои отвела.

Трепеща, теплятся лампады.
Волшебно пахнет фимиам.
Всё здесь для отдыха отрада,
И для любовных игр сафьян.
 
"Готовься, милый мой избранник,
Вкусить блаженство через час
У двери выставлен охранник,
Чтоб ты в желаньях не угас"

Взглянула томно, удалилась.
Персей взволнован, весь дрожит.
Минута, словно вечность длилась
И сердце молотом стучит.

Зловеще тень мелькнула в нише.
Персей не видит, будто слеп,
Он весь в мечтах, почти не дышит,
Упал в постель, полураздет.

Его красивая фигура,
Ещё по-детски сложена,
Но мышц уже видна фактура.
Желаньем стать напряжена.

Бесшумно лезвие скользнуло
По шее, будто без вреда.
Но горлом кровь его хлестнула,
Оставив юным навсегда.

Он заморгал не понимая,
В постели выгнулся, обмяк,
А тень кинжалом, свет ломая,
Пропала, тихо канув в мрак.

Минуло время, дверь раскрылась.
Вошла царица, ткань снята.
И соблазнительно светилась
Почти нагая красота.

Увидев тело без дыханья,
В испуге крикнула рабов.
Но было ль в сердце состраданье?
Скрыл это царственный покров.

Охранник молит и клянётся:
"Никто в покои не входил!"
Царица: "Позже разберёмся,
Кто подло юношу убил!"

Сияли яркие созвездья,
Цикады пели средь могил,
А труп Персея без возмездья,
В Аид священник проводил.

              3

Весь день преступника искали.
Хоть был судья не глуп совсем,
Но толком так и не узнали,
Кто мог зарезать и зачем.

А вечер быстро приближался.
Садилось солнце, чуть дрожа.
Искрился Нил и изгибался,
Как сталь кровавого ножа.

Темнело быстро и царица
Антония послала звать,
А он зашёл повеселиться,
Поесть, попить и подремать.

Пикур в курильне появился,
И чашу выпить предложил:
"Что б каждый вволю насладился,
А после много лет прожил!"

"Ведь мы с тобой теперь как братья!
С одной любовницей живём...
А после сладостных объятий,
За смертью в очередь встаём!"

И после, захмелев, добавил:
"А кто Персея-то убил?
Ведь он же нас с тобой обставил
- Чуть первым прелесть не вкусил!"

"Прошу, не мог бы ты Антоний,
Сегодня ночь мне уступить?
Я с Клеопатрой всё устрою
- Смогу её уговорить!"

"Ну что же ты, Пикур, как можно?
Богов ведь это выбор был.
Не бойся, друг, я осторожно.
Любил других, но не убил!"

Пикур от злости зубы стиснул,
Но вида явно не подал.
"Эй, слуги!" - он тихонько свистнул,
С вином служанку подозвал.

"Давай-ка, выпьем по последней,
Твоей ведь стати скоро в бой!"
Служанка вышла. Из передней
Следила, скрыв лицо рукой.

Налил две чаши, отвернулся.
На перстне камень приподнял,
К вину в одной чуть прикоснулся,
Потом Антония обнял.

Но что за странная служанка?
Лицо закрыто и коса,
Прямая гордая осанка,
И всем знакомые глаза...

К столу с вином она скользнула,
И чаши, время подгадав,
Вдруг незаметно повернула,
Для собутыльников подав.

Они не чокаясь допили.
Пикур остался за столом. 
Гонцы второго проводили,
Шатаясь, он ушёл с трудом.

Пикур потёр злорадно руки:
"Пускай идёт, но не дойдёт!
Я буду первым кто науки,
Царицы сладкие пройдёт!"

И вдруг, лицо перекосилось,
Свело от судорог живот,
И рвота сильная открылась
Он пал скривя ужасно рот.

Его служанка подхватила
И глядя в мёртвые глаза:
"Персея ты убил?!" - спросила.
Но тот хрипя, не мог сказать.

              4

Антоний шёл слегка качаясь.
Гонцов, конечно, он прогнал.
Смеркалось. Месяц отражаясь
От плит дорогу освещал.

Его изношенные латы,
На коже шрамы, мощь плечей,
Всё говорило, что когда-то
Сломал немало он мечей.

Сражался в Римских легионах,
Египту верно послужил.
Потом добился пенсиона.
Сейчас безбедно в целом жил.

Но вот с семьёю не задалось.
Пока в походах воевал,
Жена его с другим осталась,
Но он ей мести не желал.

А плоть его хоть постарела,
Но жажда женского тепла,
В нём не угасла и горела,
Когда царица позвала.

В Египте было неспокойно
- Который год неурожай.
И Клеопатру непристойно
Ругала чернь: "Хоть помирай!"

Вокруг шептались озлоблённо:
О наказании богов,
Распутстве, том, что незаконно
Царица правит, про врагов.

Восстанья дважды поднимались.
Войсками верными, пока,
Они жестоко подавлялись,
Но вспыхнет вновь от пустяка. 
 
Вот и дворец. Антоний входит.
Встречают слуги и в покой,
Его раздев, обмыв, проводят,
Дверь затворяя за собой.

Вошла весёлая царица,
Взглянула, сморщила свой нос.
"Да ты, мой друг, успел напиться?!
Да... подготовился всёрьёз!"

"И что с тобой я делать буду,
Таким вот пьяным?" "Слуги, эй!
Вина сюда, еду, посуду!"
"Придётся пить с тобой, злодей!"

"Царица, я ведь не нарочно!
Меня приятель угостил.
Ведь я не пьяница порочный,
Волненье снять, ну и для сил..."

Вина царице наливают.
Антоний тоже раз хлебнул.
Прилёг... Царица замечает,
Что он храпит - уже уснул!

Что делать? Слуг тут отослала,
Сама разделась и легла.
Шутя Антония ласкала
И наслаждалась как могла.

Скользила грудью прикасаясь,
Руками гладила везде
- Ведь спит и можно не стесняясь
Творить, что хочется тебе.

"Какие руки, мышцы, плечи!
Нет, право лучший из мужчин,
С какими мне случались встречи.
И стать поднялась без причин!"

"Наверно, я ему приснилась..."
- С улыбкой думала она.
"Какой большой, скажи на милость!
А если... я сейчас сама?..."

"Как хорошо... Ну, ладно хватит!
Нет, правда, сильный-то какой!
Такой в объятья как захватит,
Уже не справишься с собой!"

"Вот только пахнет, больно плохо,
Храпит, как будто жеребец!
Так и стоит ведь!" И со вздохом:
"Ну всё, довольно наконец!"

Она с кровати приподнялась,
Сложила простынь много раз.
"Я рот тебе прикрою, малость?
А то разбудишь ночью нас!"

Прикрыла рот ему и шею
И стала тихо уходить:
"Да, я теперь уже жалею
- Придётся ведь его казнить!"

              5

Антоний спать один остался.
Но потянуло сквозняком,
Край балдахина закачался,
Фигура внутрь прошла тайком.

И в полумраке чёрной тенью
Проникла в нишу за кровать.
Подобно жуткому виденью
Сверкнуло лезвие опять.

По шее молнией скользнуло.
Антоний вскрикнул и вскочил.
Смерть в ткани мягко утонула
- Он только рану получил.

От боли быстро протрезвевший,
Он руку злобную скрутил,
Кинжал отбросил отлетевший,
В живот ударил что есть сил.

Фигура вскрикнув повалилась,
Накидка спала. Боже мой!!! 
Лицо знакомое открылось...
"Царица?!" - обмер наш герой.

На шум охрана набежала
Антоний побледнев стоит
- У ног его на покрывале
Царица, замерев, лежит!

         * * *

Заходят слуги. Что такое?!
О боги! Что за чудеса?!
Царица медленно в покои
Вошла – поспала полчаса.

Глазам Антоний не поверил,
Глядит под ноги: "Это кто ж?"
В лицо всмотрелся, всё проверил
- Лик  удивительно похож!

Подходит ближе Клеопатра,
Заметив рану и кинжал.
Ей стало сразу всё понятно
- Счастливец, смерти избежал! 

"Моя наперсница Альбина
- Телохранитель и двойник,
Моя вторая половина.
Ты не убил её, мужик?"

"Да нет, очнулась, вроде дышит.
Альбина, кто тебя послал?
Она меня, похоже, слышит…
Кто убивать тебе сказал?"

В слезах наперсница взмолилась:
"Прости меня, о, госпожа! 
На золото я соблазнилась! "
- Рыдает, словно лист дрожа.

"Он обещал мне золотые.
Сказал: "Любовников убей!"
Сказал, что деньги даст любые!
"Да кто же он?!" - "Певец Персей!"

"Его судьба уж покарала"
- Царица молвила в ответ.
"Эй, стража! Прочь её, в подвалы!
Ей не увидеть больше свет"

Тогда  Альбина подхватила
Кинжал, что на полу лежал,
И грудь себе им поразила
- У всех Иуд плохой финал!

          * * *

Труп унесли, накрыв накидкой.
Жаль... хоть на ней была вина.
Царица с ласковой улыбкой:
"Эй лекарь, помощь тут нужна!"

Антония препроводили
В лечебный уровень дворца.
Массаж и ванны излечили,
Тревоги сняли до конца.

              6

И вот, он снова в спальне царской,
Приятный запах, полумрак...
Слышна чуть музыка и в маске
Скользит царица плавно в такт.

Перед кроватью танец дивный
Она творит и будит страсть.
Она то ангел - взгляд невинный,
То плоть готовая напасть.

Движенья словно кошки дикой, 
Готовой прыгнуть через миг.
Как сам соблазн она безлика,
Как вожделения родник.

Полупрозрачные одежды
Движенья раскрывают вдруг,
И замирает сердце нежно,
Сжимает прелесть сладких мук.

Хотел Антоний, грубой силой,
Схватив, царицей овладеть,
Но извернувшись, та красиво,
Сумела пыл преодолеть.

В который раз уже пытался
Он силой ловкость побороть.
Но странно, как он ни старался
Не мог проникнуть в её плоть.

"Теперь расслабься, воин, милый"
- Она шепнула: "Я сама"
Прочь маску, он упал на спину.
Она скользнула и легла.

То слабо тело щекотала, 
То причиняла нежно боль,
То резко стан свой изгибала,
То увлекала за собой.

Её движенья как у кобры,
Вкус поцелуев, нежность губ,
Прикосновенья бесподобны...
Антоний понял, как был глуп.

Давненько женщин он не трогал
И вот немного поотвык,
Но Клеопатра, дочь порока,
Его тянула в сладкий пик.

Он начал двигаться свободней,
Попал в её чудесный такт:
То резкий, быстрый и фривольный
То долгий, медленный контакт.

Они блаженно слились вместе:
Дыханье, губы и тела.
Движенья стали танцем, песней,
В них жизнь, пульсируя, текла.

Она стонала и кричала:
"Ещё желанный мой, ещё!"
Конвульсий череда стихала,
Внутри сжимаясь горячо.

Он простонал, она дрожала,
Вздыхая, губы прикусив.
И влага дождиком стекала,
Постель и простынь оросив.

          * * *

Царица пробудилась утром,
Лишь первый луч проник в окно.
Она припомнила всё смутно,
И сердце сжалось тяжело.

"Ведь мне казнить его придётся!"
Антоний спал её обняв.
"Всё глупой гордости неймётся,
Как быть теперь, её уняв? "

"Антоний, как же он прекрасен!
С ним было так, как никогда!
Лицо красиво, взор так ясен,
Глаза как синяя вода! "

В дверях с одеждою охрана
Уже Антония ждала:
"Царица, ждёт толпа у храма,
Кричат: "Казнить его пора! "

             7

Раз нету хлеба надо зрелищ.
Народ и так ужасно зол,
Коль казнь Антонию отменишь,
Пойдёт на приступ, вскинув кол!

Легко Антония скрутили,
Он не противился ничуть.
Смотрел в глаза своей богини,
На губы, плечи, руки, грудь.

"Мой ангел, пусть я умираю,
Но счастлив я своей судьбой!
В любви как факел я сгораю.
 Не нужно жизни мне иной!"

Я счастлив тем, что был с тобою,
Хотя бы ночи краткий миг!
В ней ты была моей звездою,
И я небес с тобой достиг! "

Его свели на площадь казни,
Царица вышла на балкон.
А для народа казнь, как праздник,
И он валил со всех сторон.

Палач секиру приготовил,
Привычно голову срубить.
Сигнала ждали. Жажда крови.
И барабан уж начал бить.

В слезах царица наблюдала
Приготовления сии.
Надменность царскую ломала
Потребность женская в любви.

Она рукою замахнулась,
Что б дать сигнал и казнь начать,
Но вдруг поднявшись, пошатнулась:
"Повелеваю всем молчать!"

"Я казнь сегодня отменяю!
Антония освободить!
Я, здесь царица! Я, решаю
- Могу казнить, могу простить! 

В народе буря возмущенья:
"Казнить его, башку срубить!
Клялась богами... Нет прощенья!
Её саму за блуд убить!"

Толпа прорвала оцепленье
И горозно двинулась к дворцу.
Антоний, получив спасенье,
Сбежал навстречу по крыльцу.

"Охрана! Бунтарей держите!"
- Схватил копьё, лежавший меч:
"Куда вы мерзкие бежите?!
Кому башку мечом отсечь?!"

У входа, с горсткою охраны,
Толпу народа он держал.
Хоть силы были так неравны,
Но он любовь свою спасал!

Сражался словно одержимый,
Но всё ж жестокая толпа,
Его на землю повалила
И раздавила как клопа.

Потом на кол его подняли
И понесли над головой,
Как звери радостно кричали,
Глумясь над гибелью чужой.

Всё дальше, в царские покои,
Прислугу быстро перебив.
И спотыкаясь в лужах крови,
Ворвались в спальню, дверь раскрыв.

И ужас тут же всех объемлет
- Царица мёртвая лежит.
Прекрасна так, как будто дремлет...
И змей клубок на ней шипит!

Толпа попятилась и вскоре
Все разбежались из дворца,
А труп Антония в покоях,
Был брошен ими у крыльца...

          * * *
Никто у мёртвой не заметил
Кинжальной раны на груди.
Старушку странную не встретил,
Позволив нищенке уйти.

Через три дня войска собрали.
В столице лилась черни кровь.
За честь венца они карали,
И за убитую любовь!!!

       Конец.

© «Стихи и Проза России»
Рег.№ 0123832 от 16 июня 2013 в 01:27


Другие произведения автора:

Пером поэта водит Бог

Утренний поцелуй

Слепой и Попугай

Рейтинг: 0Голосов: 0587 просмотров

Нет комментариев. Ваш будет первым!