Новые
МенюКоктейль-бель или осенний дивертисмент
11 февраля 2013 — Маргарита Вольнова
| Предисловие: |
| Спасибо дорогому шефу за неожиданные каникулы. Руки бы ему целовать! Наскоро собрав вещички, я отправилась в Коктебель. Солнце только вставало над горизонтом, когда я уже преодолела полпути к месту, обозначенному мною, как рай на земле. Дорога доставляла сплошное удовольствие. Я никуда не спешила. В машине гремела музыка. Впереди – целая неделя ничегонеделанья, ни-о-чем-недуманья. Беспечна и весела, как зяблик на морозе! Начало октября в Крыму выдалось почти таким же жарким, как и летние месяцы. Схлынувший поток туристов сделал небольшой южный городок тихим и прозрачным. |
КОКТЕЙЛЬ-БЕЛЬ ИЛИ ОСЕННИЙ ДИВЕРТИСМЕНТ
|
| - Я смотрю, вам, Маргарита Николаевна, не интересно, что я говорю? – Шеф строго глядел на меня поверх очков. – Вы заняты своими делами? Что пишете? - Отчего же…Очень интересно. Проблема наболевшая, - попыталась отшутиться я, хотя понимала: когда шеф не в духе, я сильно рискую, как говорится, нарваться. – Э-э-э… Просто я за вами записываю…На всякий случай. Для истории… За овальным столом в зале для совещаний разразилось веселье. Кто-то первый прыснул, за ним и все остальные не стали сдерживать хохота. - Ох, Марго, я понимаю, почему ты до сих пор одна. Я б на такой никогда не женился из-за твоего языка, - поддавшись общему настроению, смягчился руководитель. - Аналогично! – По сложившейся традиции последнее слово должно было остаться за мной. - Коллега, а вот мы и отправим вас разбираться с этой «наболевшей», как вы изволили выразиться, проблемой. Я нарочито тяжело вздохнула и вдруг брякнула: - Лучше б вы меня отправили в отпуск! Ведь обещали же! Где же ваше крепкое мужское слово?! Я не побоюсь произнести – слово руководителя! Главред аж поперхнулся от такой наглости. За столом притихли и с нетерпением ждали неминуемой развязки. Двое рекламистов даже «забились»: четвертуют или гильотинируют. Народ жаждал крови, я же «поставила» на другое: для нашего шефа не было тяжелее обвинения, чем в неисполнении обещанного. Многие это знали, и не раз использовали в корыстных целях благородство, а заодно и забывчивость главреда. - Я помню все свои обещания! – Прогромыхал он. – Иди! Едь, куда хочешь! Сколько хочешь!...Десять дней тебе хватит?... Каюсь. Никакого ближайшего отпуска шеф мне не обещал. По народному поверью – лизать мне в аду раскаленные сковородки за вранье! «У вас октябрь! Во мне – весна… Коллеги, все идите на…» Именно это я написала в своем блокноте на оперативке. Дело в том, что я была влюблена по уши, и мне действительно нужно было побыть наедине со своими мыслями, в которых для работы не было места. Спасибо дорогому шефу за неожиданные каникулы. Руки бы ему целовать! Наскоро собрав вещички, я отправилась в Коктебель. Солнце только вставало над горизонтом, когда я уже преодолела полпути к месту, обозначенному мною, как рай на земле. Дорога доставляла сплошное удовольствие. Я никуда не спешила. В машине гремела музыка. Впереди – целая неделя ничегонеделанья, ни-о-чем-недуманья. Беспечна и весела, как зяблик на морозе! Начало октября в Крыму выдалось почти таким же жарким, как и летние месяцы. Схлынувший поток туристов сделал небольшой южный городок тихим и прозрачным. Наиболее предприимчивые аборигены, которые еще не оставили попыток заработать немного сезонных денег на сдаче жилья, скучали в раскладных стульях при въезде в город, выставив рукописные объявления. Мне сразу приглянулось одно: «Маленький домик с садом возле самого синего моря! Недорого». Перед табличкой со столь заманчивым предложением сидела худенькая женщина и на двух спицах вязала что-то яркое. Договорились мы с Марией (так звали хозяйку «маленького домика с садом») очень быстро. Я помогла ей сложить стул, стреногу с объявлением, и, погрузив все в мою машину, мы отправились на поселение. Ее «торговля» на этом успешно закончилась, а мой отдых только начинался. Домик оказался действительно маленьким, с открытой верандочкой, с двух боков увитой виноградом. Посреди веранды стояли круглый столик, покрытый цветной скатертью, и пара плетеных полукресел. На одном из них – аккуратно сложенный плед «в клеточку». Дворик был украшен клумбой, в которой еще стойко держались розы. Сразу за яблоневым садом открывалась умопомрачительная по своей красоте и величественности панорама – черные горы с заплатками растительности в осенней гамме и море… «Вот он – рай! Тихий рай, с прохладными вечерами и утренним кофе на веранде. Рай, отданный мне в распоряжение на целых десять дней!» - Ну вот, - видя, как я откровенно довольна, подытожила Мария. – Я пойду, а вы располагайтесь. Отдыхайте. Вечером придет дочь. Принесет вам свежего козьего молока, если хотите…Или вина домашнего? Я согласно кивнула и на то, и на другое, и женщина ушла. Внутри дом был обустроен с такой же любовью и аккуратностью, как все остальное в этой приветливо-уютной усадьбе. Разложив вещи из дорожной сумки по полкам в шкафу, я приняла душ, переоделась в джинсовые шорты, натянула любимую майку и вышла на веранду. Постояла. Посидела в кресле. Встала, потянулась, глубоко и шумно вдохнув, густо насыщенный яблочным ароматом, воздух. Легко спрыгнула со ступеней крыльца и отправилась к морю. «Море смеялось»…Это у классика. А передо мной оно разлеглось во всей красе – сверкающее на ярком солнце, с синевой, переходящей в бирюзу, сильное и спокойное. Берег был почти пустым, не считая нескольких загорающих, которые, наверное, так же, как я, немного затянули с летними каникулами. Расстелив большое махровое полотенце, я разлеглась и, перед тем, как провалиться в тягучее пляжное забытье, с наслаждением произнесла вслух: «Где вы теперь…мои трудо-выебудни?» Коктейль-бель - Свет, давай здесь?! Голос раздался внезапно, прямо над моей головой, мгновенно выдернув меня из прострации. Я открыла глаза. Хозяйка голоса стояла впереди, нагло перекрыв солнцу доступ к моему неприлично белому и жаждущему загара, телу. - Ну, давай, - подгоняла девица еще кого-то, кого я пока не видела. – Подгребай шустрее! Здесь упадем! - Что? Больше негде? – Зачем-то вставила я, хоть совсем и не собиралась ввязываться. Девица обернулась и, приподняв солнцезащитные очки в большой оправе, посмотрела на меня сверху вниз так, будто только что заметила. - Ой, Свет, ты пасатри! Дамочка улеглась на наше место и шо-то еще вазмущаеца! Сзади, загребая босыми ногами песок, действительно «подгребла» вторая. - Та не ругайтесь. Места ж много, - с сильно выраженным малоросским акцентом, миротворчески предложила она и, бросив свои сандалии, которые несла в руках, сразу стала стягивать пестрый сарафан. Конфликт из-за места под солнцем умер, не родившись. Обе ушли купаться, а я зачем-то полезла в пляжную сумку, достала пачку сигарет, зажигалку и, бесполезный здесь на берегу, мобильный телефон. «Черт! Обещала же себе не курить на отдыхе!» Понимая, что, вобщем-то, злюсь на саму себя за несдержанность, нервным движением сунула все обратно,. «Эх, Рита, Рита! Нервы надо лечить… Какого ты связываешься?! Ты ж интеллигентная женщина!» Несколько успокоившись и даже улыбнувшись самой себе, я уже по другому, почти с интересом, посмотрела в сторону аборигенок. После шумного купания они мирно паслись на песке неподалеку. А посмотреть было на что. Парочка была колоритной. Та, которая пришла первой, была высокого роста, длиннорукая, длинноногая, чуть сутулая. Мне пришла мысль, что всем своим видом она напоминает знаменитого Юрия Никулина. Подруга же ее напротив – маленькая и пышнотелая. Движения одной были медлительны до нелепости. Вторая прыгала на песке, как резиновый мяч по асфальту. Одна манерно сушила на ветру длинные русые волосы, откинув их на одну сторону и пропуская пряди через пальцы рук, а вторая в это время скакала на одной ноге, выбивая ладошкой из уха воду. Одну южное солнце только слегка тронуло загаром. Вторая же была темнее крымской ночи… Достав из магазинского пакета-«майки» яркую косметичку, девушка-«мячик» пошарила в ней, выловила крупные наручные часы, что-то проговорила подруге, и они, стали собираться в обратный путь. - Усего вам добрага! – Поравнявшись со мной, сильно налегая на фрикативную «гэ», не преминула по-клоунски «откланяться» девушка-«Никулин». - Выздоравливайте! – Парировала я, про себя подумав: «Вот холера!» Как-то само-собой, в моем мозгу сложилась ассоциация с этими двумя: благородная вальяжность абсента и легкие пузырьки искристого брюта. «Прямо КОКТЕЙЛЬ – БЕЛЬ!» - Орса. Ёле Орса, - представилась девица, протянув мне поверх закрытой калитки руку, как два еврея в танцевальном приветствии. - Как? Орса? Ёли, что ли? Это имя? За забором собственной персоной стояла давешняя «знакомая» с пляжа…Оказалось: дочь тихой Марии. - Да. Ёле. А что вам в имени моем, ёли-пали? – Она картинно улыбалась. - Да нет, ничего. Странно…Имя, согласитесь, необычное для здешних мест. Вот и переспросила. - Да имечко ваще странное! И для здешних мест и не для здешних. Девица ловко сняла с калитки проволочное кольцо, открыла дверцу и, легко задев меня плечом, по-хозяйски прошла во двор. Я, как могла, сдерживала, внезапно вернувшееся, раздражение. Рассевшись на «моей» веранде, в почти «моем» кресле, девица, как ни в чем не бывало, продолжила знакомить меня с историей своей семьи: - Мой отец финского рода, - окрасив голос аристократическими нотками, повествовала она неспешно и вдруг добавила, как мне показалось, ни к селу, ни к городу: - Актриса есть такая, очень известная – Орса Мария Гирини. Не слышали? - Не родственники, случайно? - Все может быть. В папиной биографии много темных пятен, - многозначительно заявила она. - А мама здешняя, крымчанка. Она поехала в Карелию на практику, там они с отцом и познакомились. Когда я родилась, папаша решили, что Ёле – красивое имя для девочки. Правда, он и сам не знает, что оно означает, - продолжала выдавать девушка, по-видимому, всю, заранее приготовленную и отрепетированную не раз, информацию о себе. - А вас как? – поинтересовалась она, наконец, и моей персоной. - Довольно просто. Маргарита. - Марго, значит? Не королева, случайно? - Нет, к сожалению. Зовите меня просто, без затей – Маргарита Николаевна. Это была маленькая месть за ее иронию и мое беспричинное раздражение. Я поднялась на крыльцо и села в кресло напротив. Мы немного помолчали, внимательно и бессовестно разглядывая друг друга. И вдруг я со всей ясностью поняла, что она мне нравится…Да, да…Красивая и молодая, без комплексов, без провинциального заискивания в общении. Главное - с незаурядными человеческими качествами, которые мне так были симпатичны в людях: чувством юмора и собственного достоинства. Уж не знаю, что в ней было от скандинавской актрисы, но она действительно представляла из себя нечто…Все черты лица в отдельности, казалось бы, никак не могли быть соединены в одну композицию: большущие глаза глубокого серого цвета с карими вкраплениями, белая, даже ближе к голубому – кожа, тонкие, от природы кораллового цвета, губы, чересчур длинный, отнюдь, не женский, скульптурный нос, завидная копна темно-русых, кудрявых волос, собранных на затылке вычурным зажимом. Одним словом, если бы Бог роздал это все разным людям, все бы ничего…Однако, Он распорядился иначе и собрал несовместимое в узкой рамке одного лица. Чудны дела Его! Но то, что получилось, было органично. А, если быть совсем честной, - канонически прекрасно. Наверно, именно такие лица вызывали муки творчества у Леонардо да Винчи и Боттичелли. По всей видимости, Ёле любила удивить новых знакомых своим именем и фамилией, чего не скажешь об отчестве, доставшемся от того же финского папы - Адольфа. - Он сорок второго года рождения, представляете?! – В ее возмущении звучала ирония. – Это ж надо было назвать советского мальчика Адольфом в те годы?! Бабуля была большой оригиналкой! Вроде бы, смешного в этом было мало…Трудно даже представить, с какими, мягко говоря, жизненными сложностями должен был столкнуться мальчик в стране, где имя Адольф было нарицательным. Но, слушая Ёли и ее истории из трагикомической биографии Адика Орса, уже очень скоро мы обе хохотали, буквально, до слез. Когда совсем стемнело, и на веранде пришлось зажечь свет, Ёли, глянув на наручные часы, вдруг спохватилась: - Ой, Рит, слушай! Меня уже ждут. Мы со Светкой собрались идти в ночной клуб. Может, пойдешь с нами? Я быстро переоделась, и мы двинули в центр, захватив по дороге ее подружку, с которой Ёли была днем на пляже, с простым и привычным именем Светлана и простой украинской фамилией Петренко. Это все – абсент У Люси (любимой девушки племянника Ёле) случилась мигрень, и она отказалась принять участие в, запланированном нами, культурном мероприятии, а вот сам племянник - Антон, пошел. По пути в ночной клуб, кроме Светы и Антона, мы «дособирали» еще человек пять. Раззнакомились быстро и уже дружной компанией завалились в караоке-бар. Там, как раз, в этот вечер проходил "чемпионат" по исполнению песен 80-90-х…. Абсент - это такой волшебный эликсир! Всего лишь пару рюмок, и, вместо обычных 20%, мозг любого человека начинает работать на все 99. Я выпила четыре… Через несколько минут я уже знала, где находится «Шамбала» и, без всякого сомнения, могла бы не только сама туда попасть, но и провести всех желающих. Принять участие в песенном чемпионате была святая обязанность всех, кому посчастливилось заглянуть в этот вечер в ночной клуб. Абсент начал во мне созидательную работу, открыл все закрытые до этого каналы, наладил крепкую связь с космосом, и защищать честь нашего столика, вызвалась, естесно, я. Красиво грассируя и по-французски "внос" я спела "Же суи маладэ", но это была чисто разминка «а ля Лара Фабиан». Гвоздем программы стал бессмертный шедевр - гимн всех сирот – «Белые розы». Истинно говорю: успех, граничащий с триумфом! Публика бесновалась. Не трудно догадаться, что победили мы. Хозяин заведения – татарин с хитрыми глазами, сказал в микрофон длинную, но бессвязную «хвалу», и, неуклюже раскланявшись, объявил, что мы награждены бесплатными коктейлями на весь оставшийся вечер. Справившись у Ёле, сколько я пробуду в их славном городе, он сообщил уже мне, что будет рад нас видеть вновь. Видимо, на нас хорошо шла публика. Почти, как в летний сезон. В баре действительно стало пьяно-шумно и сигаретно-душно. Выпив еще парочку честно заработанных напитков, мы решили прогуляться к морю на сон грядущий. Море – оно всякого навидалось. Ему не в диковинку такие визитеры, как наша развеселая компания. Ёли «мурлыкала» что-то на ухо симпатичному парню по имени Назар, повиснув у него на руке. Света, по своей привычке, разувшись, брела, загребая песок босыми ногами. Антон дурным голосом с ослиными переливами выводил: «Мо-о-ре! Ты слышишь, мо-о-ре! Твоим матросом хочу я ста-а-ать!» Море терпело…Я шла отдельно, и мысли мои были далеко отсюда. Все у меня есть - ум, честь, совесть, воля, целеустремленность, как у офицера советской армии. И привлечь внимание публики – раз плюнуть…У меня нет одного и самого важного - обыкновенного женского счастья. Мне не суждено, видимо, понять, что это такое. Или я хочу его не с тем, с кем надо. Я люблю….Но счастье – оно сильнее и шире, чем любовь. Любовь без счастья - это больно. Хотя, какое тут счастье с таким именем, как у него?! Рома!....Маме его - спасибо. Лучше б сын безымянным остался!... Написал недавно, что приедет. Я ответила: «Шо-о-о?! Всей семьей?! С женой и тремя детьми?! Бытовуха заела? Ковры покупаем, примуса починяем?» Потом, конечно, пожалела об этом и добавила: «Извини, это у меня юмор щас такой – фельдфебельский»… А теперь вот себя жалко. Прям, до слез жалко…Вероятно,это все абсент – собака!»… Семейство Орса Утро следующего дня, не смотря на богатство и разнообразие выпитого накануне, выдалось бодрым, без последствий. Организм на подъем протеста не выразил, и спустя несколько минут, я уже сидела на веранде, наслаждаясь горячим кофе, утренним пением беспечных птиц и сумасшедшими южными запахами, где «нотой сердца» звучало, конечно, море… - Доброго здоровьица,…как выразился бы известный теле-целитель Малахов! Тяжело протопав по тропинке от калитки, Ёле взошла на веранду. По всему было видно, что после вчерашнего кутежа к ней утро не было так благосклонно. - Привет, - еще раз вяло поздоровалась она и села напротив. – Пойдем к нам. Мама вареники готовит, - без предисловия предложила моя новая знакомая… Дом был большой, но какой-то несуразный, с множеством пристроек, сараюшек и закутков, из которых то и дело доносились хрюкающие и крякающие звуки домашней скотины и птичьего поголовья. - Ма! А где отец?! У нас гости! – Громко сообщила Ёле в открытую дверь летней кухни. - Ой, Оличка-доця, он еще спит! - Она меня иногда зовет Олей, - пояснила девушка. Мария появилась на пороге, вытирая руки о передник. - Здравствуйте, Рита. Как вам спалось? - Замечательно, - улыбаясь, ответила я. - Ма-ам, а вареники скоро? – И, не дожидаясь ответа, добавила: - Пойду посмотрю, шо там отец. Она ушла в дом, а я осталась с Марией. - Давайте я вам помогу, - предложила я. - Давайте, - просто ответила она, и мы прошли в кухню. Процесс приготовления вареников достиг апогея и осталось только накрыть на стол, когда из дома раздался истошный крик. Кричали с взвизгом, как от сильной боли… Мы с Марией, мгновенно сделалавшейся белой, как мел, бросились к «парадному» входу в дом, но на пороге столкнулись с очень высоким мужчиной, под два метра ростом, на лице которого застыли одновременно страдание и ярость. Правой рукой он под локоть поддерживал левую. «А вот и Адик! Адольф Генрихович Орса, папа Ёли». Может быть, не совсем к месту, но я улыбнулась и сказала: «Здрасьте!» - Марусь! Твою мать! Рука!... Ы-ы-ы! Руку, ебтыть, кажись, сломал! – Не обращая внимания на меня, скороговоркой запричитал глава семейства, украшая матюки жалостными стонами. - Господи! – Всплеснула руками Мария. – Шо случилось опять?! Где Ёле?! От спокойной Марии не осталось и следа. В этом тихом омуте, по всей видимости, как в глубоком подполье, такие черти-«подрывники» жили! - Шо ты орешь, как марал весной?! Где ты уже ее успел сломать, мандалай иванович?! Ёле! Ну, где ты?! Телефон вынеси! «Скорую» вызвать надо! О-ля!!! Занавеска, которой был задернут дверной проем, дрогнула, и на порог вышагнула Ёле. В ее движениях ощущалась какая-то неуверенность, а в глазах стояли слезы. Ни Марии, ни мне и никому на свете не пришла бы в этот момент мысль, что слезы были вызваны непреодолимым желанием расхохотаться. Гомерический хохот душил мою подругу… Отец мирно спал на диване в гостиной. Вчера он провел в кругу своих коллег из местной автомастерской, не менее замечательный, чем наш с Ёлей, веселый и продуктивный в плане употребления алкоголя, вечер. Такие ежепятничные «корпоративчики» давно стали камнем преткновения, по сути, в хорошем и крепком семействе Орса. Как ни боролась Мария с заведенной еще в далекие советские времена, традицией, Адольф Генрихович был непреклонен. - Не трожь святое, чухонка! – Кричал в минуты семейных разборок он на коренную крымчанку. Адольф искренне считал, что муж и жена – одна сатана, а значит, и национальность у них одна на двоих – его. В остальные дни недели муж не пил, был тих, смирен и ласков, как теля. Двое детей, большое хозяйство. Многие даже завидовали маленькой и на первый взгляд маломощной Марии. Но, хорошенько поддавшего в «святую» пятницу папу, старались лишний раз не злить. В работающем телевизоре «давали» Зыкину. Царица русской песни глубоко и вкусно выводила: «Течет река-а-а Во-о-о-лга! Конца и кра-а-я не-э-эт!» Ёле тихонько подошла к телевизору и выключила его. Отец отреагировал сразу: - Дочь, це ты? А ну, включи обратно! Девушка включила, отец удовлетворенно всхрапнул. Ёле постояла рядом и снова выключила. Ею завладел азарт и интерес: проснется ли папа…Проснулся. - Доця, я не шучу, щас встану – плохо кончится. Клянусь! Ёле снова включила телевизор. Потом (черт ее дернул?!) зашла за занавеску, отделявшую гостиную от одной из спален. Стараясь не шуметь, придвинула узкую этажерку с книгами и бюстом Ленина на верхней полке, оставшимся на добрую память о школьных годах, вплотную к шторе со стороны спальни. Рукотворное сооружение должно было создать иллюзию чьего-то присутствия за шторой. Нажав на дистанционке кнопку отключения звука, присела возле этажерки и…запела, старательно копируя великую артистку. Пела она самозабвенно, но папе что-то не понравилось. - Доця! Выключи ее, к чертовой матери! Воет, как…- Не найдя подходящего эпитета, Адольф снова затих. Немного выждав, Ёле с еще большим усердием затянула знакомый с детства припев. -Ёле!!! Ты шо, не слышишь?! Выключи, прошу!!! – Рассвирепел вновь проснувшийся отец. Дочь замолчала. Так повторилось несколько раз. Как только из гостиной раздавались вздох облегчения и храп, Ёле снова начинала петь. Немало увлекшись, она пропустила момент, когда ситуация вышла из-под ее контроля…Папе осточертел откровенно поганый вокал певицы, за которой раньше подобной «лажи» он не замечал. Родитель в очередной раз открыл глаза и с немалым удивлением обнаружил следующее: на экране телевизора все также царствует Зыкина…Однако, певица только открывает рот, а вот безобразное пение доносится совсем с другой стороны…Адольф Генрихович осторожно встал с дивана и на цыпочках подкрался к занавеске, за которой драла горло его великовозрастная дочь. Утвердившись в своей «страшной» догадке, Адольф Генрихович широко размахнулся и со всей силой «залепил» пощечину туда, где по его расчетам должна быть голова исполнителя. Ёле, сидя возле своего «троянского коня», от неожиданности вскрикнула, а папа взвыл от страшной боли, пронзившей руку от кисти до локтя. Как у Марка Твена: «Удар пришелся по постороннему»… Посторонним оказался, ни в чем не повинный на этот раз, Владимир Ильич Ленин. Вернее, его бюст… Завтракали мы все вместе, правда, в полном молчании. Ёлин папа с загипсованной и подвязанной бинтом к шее рукой пыхтел и постанывал от пережитой боли. Мария Александровна мило и, как бы, извиняясь, улыбалась мне, не забывая подкладывать мужу вареники с творогом. Сама Ёле то и дело фыркала в свою тарелку, сдерживая рвущийся из души смех. А я?... И мне, да простит Адольф Генрихович Орса, было тоже очень смешно. Октябрь добегал середины, а мои каникулы – конца. За эти несколько дней мы по-настоящему привязались друг к другу. Днем Ёле и Света работали, а я загорала (купаться уже не решалась), совершала долгие прогулки в горы и берегом моря. Один из дней я посвятила поездке в Никитский ботанический сад, где проходил бал хризантем, поразивший меня великолепием форм и цвета этих, прямо скажем, не самых любимых мною представителей японской флоры. Не изменила и традиции съездить в Форос, подняться к уникальной церкви, отстроенной на небольшом плато высоко в горах, и подняться выше – к Байдарским воротам, где находится ресторан, в котором подают знаменитую баранину и вкуснейшие во всем белом свете чебуреки. Осенние вечера в Коктебеле были бы однообразны и скучны, если бы не мои новые знакомые, бурная фантазия которых, к счастью, не ограничивалась походами в ночной клуб и караоке. Петренко, на выход! Сколько помнила себя Света, она всегда была пышкой. Даже в детском садике воспиталка восклицала: - Ей два горшка будет мало! Одной-то жопой?! Маленькая Света интуитивно понимала весь ужас брошенного в ее адрес обвинения. Школа стала не только настоящим испытанием на прочность, но и спецшколой выживания. «Пирожок», «бомба», «холодец» - эти и другие, не менее обидные прозвища, сопровождали ее на протяжении всех десяти лет всеобщего среднего образования, но это же и сделало сильной и умеющей держать удар в любой жизненной ситуации. «Зеркало – враг!» - Светлана думала так каждый раз, когда видела свое отражение в нем. Лицо – еще ничего, даже милое: карие глаза в обрамлении черных густых ресниц; пухлые губки, ямочки на щечках, «матрешкины» бровки не портили, а лишь добавляли наивной детскости образу. Ниже Света старалась не опускать взгляд. Там были: гладкие плечи, мощная грудь, слабый намек на талию, выдающийся зад, переходящий в короткие и плотные ноги. Света была, к своему несчастью, девушкой начитанной и, глядя на себя в зеркало, частенько вспоминала гоголевскую Агафью Тихоновну, которой, чтобы выйти замуж, не помешал бы собирательный образ: фигуру - от одной девушки, лицо - от другой, а имущество - от третьей… Вернувшись после окончания института домой, она пошла работать в родную школу учителем истории. Не имея за плечами собственной интересной истории жизни, Светлана Васильевна с таким самозабвением взялась за описание чужой мировой славы, громких побед и поражений, что очень скоро ее уроки стали самыми любимыми среди старшеклассников. Ученики просто обожали сорокапятиминутные спектакли, где царствовала Клеопатра, во главе с Рюриком бескрайними полями и лесами прямиком в греки скакали варяги, мечтали о мировом господстве Цезарь, Наполеон и Ленин, бесновался Гитлер. Все роли, включая и мужские, исполняла сама молодая учительница, и была в них органична, неимоверно правдоподобна и хороша. Станиславский бы плакал, сморкаясь в кружевной платок, и повторял бы вновь и вновь: «Верю! Каждому слову верю!». Единственной подругой еще с детского сада была Ёли, которую совершенно не интересовали изъяны светиной внешности. За долгие годы искренней дружбы девушки расстались надолго только после школы, разъехавшись к месту учебы в разных городах, тогда еще огромной и единой, страны. Только с появлением в жизни Интернета и возможности общаться в социальных сетях с множеством незнакомых людей, Света завела себе виртуальных друзей и начала с ними активную переписку. Здесь она чувствовала себя по-настоящему свободной, раскованной и, наконец, избавившейся от призраков прошлого, которые отравили ей годы юности, нашептывая обидное: «толстая, пирожок, холодец». С нею были рады общаться, к ее советам прислушивались, ее искренность и доброта способствовали взаимности, а юмор переходил в популярные цитаты. В те дни, когда не планировалась встреча с Ёли, Светлана, закончив занятия в школе, мчала домой, где в режиме ожидания коротал время ее друг и помощник – комп. Света собиралась на свидание…На автовокзал…Ее жених, с которым она вела долгую и, отчасти, изнурительную переписку в «одноклассниках», должен был приехать для очного знакомства. До приезда автобуса с женихом оставалось еще два часа, и Светлана прискакала ко мне за моральной поддержкой. - Рит, ну, скажи честно, я нормально выгляжу? - Вполне. Света приставала ко мне с этим вопросом уже раз двадцать за вечер. - Нет, ну правда, - не отставала она, - я не очень страшная? Мне это надоело. - Не очень, - решила я покончить разом. - Блин! Ты соображаешь, что щас сказала? – Не отставала она. - Свет, ну, какой вопрос, такой и ответ, - попыталась смягчить я ситуацию. – Ты сегодня особенно хорошо выглядишь. Светлана, осмысливая сказанное, замолчала и, открыв свою вечную спутницу – косметичку, расписанную под псевдо-«палех», извлекла из нее пудреницу. С минуту она внимательно частями разглядывала свое отражение в зеркальце. Потом изрекла: - Может, мне пора подумать о пластике? Это было неожиданно. - Ну, и какую ошибку природы ты хочешь исправить с помощью пластики? - Во-первых, жир на ляжках откачать. - Интересно, как ты, рассматривая в зеркале лицо, додумалась про жир на ляжках? Глянув на меня из-за зеркальца, с грустью в голосе она изрекла: - Да разве я раньше их не видела? - Логично, - только и смогла ответить я. - А шо? Вон Фриске сколько операций уже сделала? Наверно, со счету сбилась, и выглядит, как гимназистка. – Подруга явно ждала моей поддержки, но меня уже «понесло». - Да не делает она уже никаких операций! Говорят, от нее все врачи уже отказались. Она просто каждое утро свое лицо на болты накручивает. Гимназистка о пяти болтах! - Какие болты? – Светлана смотрела на меня с испугом. - Какие, какие?...Золотые! По два за ушами и на затылке, один – на макушке! Утром встала, болты подкрутила – лицо подтянула, глаза, губы и брови нарисовала там, где они должны быть в этот день и – вперед! У тебя вон в косметичке пудреница да помада, а у нее?...Ключи разводные!...Золотые, со стразами…Работать надо над собой, Света! Без устали, денно и нощно работать! Тогда и ты в девяносто будешь выглядеть, как она в свои семьдесят. У тебя базовые данные лучше… Света ждала свидания, а мы с Ёле собирались провести вечер с пользой для себя и для нее. То есть, попросту говоря, наблюдать за встречей двух жертв одиночества со стороны, чтобы оценить потенциального жениха, так сказать, трезвым взглядом. С согласия «невесты», конечно, которая сильно волновалась и поэтому не могла надеяться на собственную объективность. За беседой мы и не заметили, как во двор вошла Ёле. Плюхнувшись на верхнюю ступеньку веранды, она сходу решила устроить допрос подруге: - Ну, колись, тихарка, шо за жених? Как звать? Я поняла, что Светлана тщательно скрывала свои «сетевые» связи даже от нее. - Руслан. - Шо?! Самолет, что ли?! - Ёле! - Шо, Ёле?! Я уже тридцать лет, как Ёле! – Неистовствовала подруга. Видно было, что молчание Светланы ее обидело. – Свет, а вдруг он маньяк какой?! Ты сколько с ним знакома? Ну, то есть, переписываешься? - Два месяца, примерно, - в голосе «невесты» появилась неуверенность. - Ну, сама подумай, с чего бы это он решил приехать именно сейчас. Я понимаю, если бы в сезон – отдохнуть нахаляву, - продолжала накалять обстановку Ёле. – А щас, в октябре?...Осеннее обострение?!...Ну и кто он – твой Человек и Самолет? Кем работает, хотя бы? - Писал, что личный водитель какого-то бизнесмена. – Света, явно, уже была подавлена. - Девчонки, - взмолилась она, - ну, давайте, я покажу вам переписку нашу? Рит, где твой ноут? Мы зашли в дом и открыли электронную почту. Прочитав несколько последних писем, Ёле уже более спокойно изрекла: - Не знаю…Меня все же гнетут неясные сомнения…Больно много он жалуется на жизнь…Девушки его не любят…Требуют от него много…А чего, собственно, требовать от простого водилы? – Ёле снова завелась. – Ей богу, мне что-то подсказывает, что он – брачный аферист! Тут не удержалась и вступила я: - Так, хватит! Чего ты ее пугаешь?! На ней и так уже лица нет! В конце-концов, мы будем рядом, - и, обращаясь к Свете, добавила: - Не бойся, Свет, кричи «пожар!», если что…Или цветок выстави на подоконник в случае провала…Шутка. Света бродила по автовокзалу в ожидании прибытия нужного рейса. Мы с Ёле засели за столик на летней площадке привокзального бара, взяв для конспирации кофе и бутылку шампанского. Время шло, а Руслана все не было. Уже и автобус, который был указан в письме, пришел,и пассажиров всех из него выгрузили, а его все нет. Света нервно поглядывала то на часы, то по сторонам, то на нас. Нам уже было весело, а ей – не очень. Жених по имени Руслан минут двадцать, как должен был уже приехать. - Свет! – Позвала ее Ёле. – Иди сюда! Как только Светлана тронулась в нашу сторону, из огромного, как сарай, джипа, который стоял чуть поодаль, вышел молодой человек крепкого телосложения с огромным букетом цветов и направился прямиком к ней. - Светлана? Я – Руслан. В это же время за нашими спинами почти ласково прозвучало: - Хенде хох, девушки. Мы разом обернулись. Рядом с нашим столиком стояли двое – совершенно одинаковые с лица. Озаренные улыбками, в которых явно ощущалась опасность, парни мгновенно заняли свободные стулья. - Вы кто? – Явно ошарашенные их появлением, в один голос спросили мы. - Мы-то?...А мы – верные друзья во-о-он того господина, - с легкой иронией ответил один из них. - Кого? – Все еще ничего не понимая, спросила Ёле. – Руслана? Водителя?! - Ну, допустим, водитель – я, он – наш босс, - кивнул человек в сторону Светы и Руслана…- Серега, - теперь он кивнул в сторону второго нашего «визави», - охраняет покой босса… А вы, как я понимаю, - жизнь своей подруги? Мы потихоньку начали «въезжать» в ситуацию. - Ах, мошенник! Все-таки обманул «Человек и Самолет»! – Ёле была в бешенстве. Замуж – не напасть Позднее мы узнали, что весь этот «прикид» крестьянина-безлошадника, которым «жених», - киевский бизнесмен, богатей, владелец «заводов и пароходов», а точнее, сети автозаправок и магазинов, придумал для тщательных проверок потенциальных невест, ищущих счастья в социальных сетях. После нескольких неудачных попыток найти ту единственную, неповторимую и не алчущую злата девушку, с которой он смог бы продолжить славный род Измаиловых, Руслан решил «замаскироваться» под обыкновенного водителя. Наша Света распознала в нем родную душу, как могла в письмах сочувствовала ему, да и сама поплакалась о своем одиночестве, а, спустя два месяца, пригласила «бедолагу» в гости. И вот… Как говорится: «пора пришла»… После столь экзотической встречи Светлана Васильевна, будто бабочка, которая еще час назад была толстой гусеницей, а теперь вдруг за спиной почувствовала крылья, приобрела необыкновенную полетность во всем теле и вдобавок - туманность в мозгу. Нам же с Ёле казалось, что в своем полете из всех направлений она выбрала свет от опасного фонаря. Для порядку мы попытались с ней поговорить серьезно на тему «будь осторожна», но наша подруга уже была высоко – на седьмом небе. В ее взгляде явилась непреодолимая жажда личного счастья и такая жгучесть, что могла бы выжечь все живое в округе. Вечер накануне моего отъезда из Коктебеля был по-осеннему холодным. Вечерело…Это у классиков… А у меня?… С моря дул пронизывающий до костей ветер, и волны с шипением «игристого» накатывали на берег. Разложив на шезлонге, кем-то забытом под единственным на пляже фонарем, принесенные с собой фрукты и сыр, мы разлили по пластиковым стаканчикам дорогущий «Джек Дениэлс», который специально для «девишника», уезжая, оставили нам Руслан и его команда. - Ну что, друзья мои, – начала я прощальный вечер, - Как говорится, примите мою искреннюю благодарность за прекрасно проведенные каникулы. Хочу вам сообщить: моя уверенность в том, что настоящая дружба закладывается исключительно в юности, несостоятельна. С чем я себя и поздравляю! За дружбу! - Девочки, а я замуж выхожу, - озвучила, наконец, Светлана то, что и так уже было понятно. – Мы вчера заявление подали. Свадьба – через месяц. Рит, - обратилась она ко мне, - приезжай. – Дождалась-таки своего принца!- Ёле, обнимая Светлану, даже прослезилась от переизбытка накативших чувств. Алкоголь грел и веселил, и мы со смехом вспоминали все, что произошло за последнее время с каждой из нас. Но мыслями я была уже далеко. Дома ждала личная история затянувшихся и, честно говоря, ведущих в никуда запутанных любовных отношений, с которыми надо было что-то решать. Еще - куча дел на работе и неоконченная повесть, где мне предстоит главную героиню срочно выдать замуж за прекрасного принца … 2012 г. |
© «Стихи и Проза России»
Рег.№ 0100557 от 11 февраля 2013 в 08:43
Рег.№ 0100557 от 11 февраля 2013 в 08:43
Другие произведения автора:
Подумаешь, "бином ньютона"! Просто - о любви
Рейтинг: 0Голосов: 0558 просмотров
Нет комментариев. Ваш будет первым!
