ДИКИЕ ОСИНЫ ГЛ. 21

  Дверь камеры отворилась и коренастый конвоир в серой форме сказал:
- Юртаев, на выход!
- Как вы это представляете! - воскликнул Юртаев, приподнявшись на койке. - У меня сломана нога, а вы не позволили мне взять костыли!
Слабая судорога мысли пробежала по бесстрастному лицу охранника.
 Он вошёл в камеру, снял с пояса наручники, пристегнул один конец к своей левой руке, другой - к левой заключённого и, расположив её  на своих плечах и скомандовал: - Встаём и выходим.
  Опираясь "арестованной" рукой о плечо конвоира, Юртаев приковылял к кабинету следователя.
   Последний поднял взгляд от лежащих перед ним бумаг на вошедших  и сказал: - Браслеты оставьте,  и сами тоже. - Усадив подследственного и пристегнув его наручниками к стулу, конвоир присел в уголке на кипу бумаг.  Коледа унылым тоном представился и закурил.
 Минут десять Юртаев отвечал на формальные вопросы.
- Считайте, что усыпили мою бдительность, - язвительным тоном произнёс он, - и переходите к делу.
Коледа улыбнулся, побарабанил по столу тонкими белыми пальцами с жёлтыми ногтями на указательном и среднем и сказал: - Как вам удалось проникнуть в больницу?
- Неудачный выбор глагола, - Иван усмехнулся, -  инфинитив, без всякой семантики и какой либо связи с контекстом.
- Уважаемый, - прошипел Коледа, сцепив хрустнувшие пальцы. -  Не умничайте! У тех, кто препятствует следствию, мы быстро отбиваем охоту. Отвечайте на вопросы точно и ясно: - Как попали в больницу?
- Сломал ногу, вызвал "скорую", и меня привезли в госпиталь.
- Почему скрыли от персонала свою принадлежность к осинам?
- Не преднамеренно. Татуировку залило кровью, а сам я находился в шоке.
- Поранились на митинге?
- Дома.
- Кто нибудь из тополей подтвердит?
- Точных данных не знаю. Мужчина с собакой.
- Значит, нет. Где были, - Коледа назвал дату, - с семи до одиннадцати вечера?
- Дома.
- Свидетели есть?
- Нет.
- Знакомы с кем либо из этих лиц? - Коледа показал несколько фотографий, сделанных, очевидно,  во время уличного шествия.
- Нет, - сказал Иван, внимательно их просмотрев.
- Перечислите своих друзей, знакомых, родственников.
- Зачем?
- Чтобы не перейти в камеру к тем, кто не сотрудничает со следствием.
-  Солидный резон, - кивнул Иван. - Но у меня никого нет. Живу совершенно уединённо.
- Женщины из больницы свидетельствуют, что вы общались с Анастасией Плетнёвой.
- С вами я тоже в некотором смысле общаюсь, но вы мне не родственник и не друг.
- О чём говорили?
- Не помню.
- Вы не понимаете в каком положении находитесь.
- Отчего же? В положении немыслимо дурацком. У меня есть ценная информация, и я хочу поделиться ею с замом главы вашего ведомства, а мне приходится вести пустые разговоры с вами.
- У начальства полно более важных дел. Я вытащу из вас всё, что вы имеете сказать, и определю, стоят ли эти сведения времени нашего шефа.
- Я думаю, вы тоже не понимаете моего положения, которое сильно зависит от моего упорства. Кстати, как вы думаете, зам главы одобрит нежелание подчинённого уступить ему лавры успеха в чрезвычайно важном деле?
Коледа уставился на Юртаева ненавистным взглядом.
 Несколько минут он в молчании курил, рассматривая тлеющую в дрожавших пальцах сигарету. Резким движением раздавив окурок в пепельнице, Коледа поднял трубку и набрал номер.
   Переговорив по телефону, Коледа с мрачным видом обратился к конвоиру:
- Сопроводите к заму.
Конвоир отцепил наручники от стула, заправским жестом подсунул свою шею подмышку Юртаеву и, подняв его со стула,  потащил в коридор.
  Они миновали несколько постов охранников, каждый из которых связывался по телефону с обитателем кабинета за резной из тополя дверью, прежде чем вошли к нему.
  Зам, сидевший за огромным письменным столом, с первого взгляда узнал Юртаева и предложил сесть.  Конвоир усадил Юртаева, снял с него, по команде хозяина кабинета, наручники, а на себя водрузил наушники из учебного тира, отошёл к двери и застыл, сжимая рукоять дубинки-электрошокера, висевшей на поясе.
- Мне доложили, имеете некие важные сведения, - тихо произнёс зам. - Видимо, это уловка, чтобы добраться до меня и догадываюсь для чего.
- Обидно, когда жалкое недоразумение бросает  тень на мундир достойного офицера, держущего своё слово, - с ироничной улыбкой ответил Юртаев.
Зам  в ответ улыбнулся.
- Ведь вы, осины, достаточно хитры и неглупы, - сказал он. - Зачем же сеете смуту, которая ни к чему, кроме хаоса, привести не может?
- Осины, мне кажется, ещё верят в справедливость.
- И как вы её понимаете?
- Когда всем воздаётся по их делам, а не в соответствии с принадлежностью знаку осины или тополя, распределение которых весьма произвольно.
- Это заблуждение проистекает из вашего неверия в божественный промысел.
- Если он заключается в садизме по отношению к людям с иным рисунком на руке, то, конечно, не верю.
- Значит мы, тополя, должны прощать тем, кто плюёт на святое?
- Чего стоит святое, которое плюёт на человека?
- Человек? - Зам встал и зашагал по кабинету из угла в угол. - Что такое, собственно, ваш этот человек? Самое гнусное и отвратительное создание природы. Прикажи я сейчас этому  человеку, - он кивнул на конвоира, - вывести вас в коридор, пристрелить и инсценировать попытку к бегству - он не задумываясь выполнит! А вечером  дома будет есть борщ, гладить детишек по голове и угощать леденцами.  Или, к примеру, я дал бы команду открыть огонь по толпе осин у больницы, думаете  у кого нибудь была бы осечка? Если бы всех осин там положили, хоть один из тополей об этом бы пожалел? А ведь вы, кажется, ратуете и за их в том числе хвалёное достоинство.
- Вы и тополей презираете? - воскликнул Юртаев.
Зам подошёл к Ивану нагнулся к его уху и вполголоса заговорил:
- Строго между нами:  не вижу никакой разницы между теми и другими. Человек дерьмо по природе своей, и ровно так же как его плоть не может существовать без скелета, не может и масса этих жалких,  подлых людишек быть хоть на что то похожей без жёсткой иерархии отношений.
- Вилять хвостом, лизать руку вышестоящему, при этом рычать и грызть нижестоящего!  Садомазохизм - вот суть вашей конструкции!
- Называйте как угодно, но только так мыслимо некое одухотворение стада, которое вы именуете людьми. Древние это поняли. Моисей допытывался: "Кто же ты?" Бог ответил : "Я тот кто я есть!" и  хитрый Моисей сообразил, что неважно, кто именно, суть в том, что это только так и должно быть! И он сказал людям : " Он тот кто он есть", но люди не могли этого представить и твердили в недоумении: " И всё таки, кто же он?"  Моисей понял, что толпе нужны не истинные и сложные, а  простые, чёткие и  строгие, пусть даже не имеющие отношения к правде  понятия. Он сложил первые буквы  расплывчатого божественного определения и получилось "Яхве".
  "Яхве! - заорала толпа, - вот наш истинный и единственный Бог!"   Клим Тимофеевич не изобрёл методы, а мудро принял и усовершенствовал наиболее разумные из них.
- Очень поверхностное суждение о древнейшем писании, - ответил Юртаев. - Вы надёргали то, что вам выгодно. Это меня не убеждает.
- Пройдёмте-ка со мной! - крикнул зам, подошёл к двери и  сделал знак конвоиру. Тот снял наушники, схватил Юртаева под мышки, приподнял, словно пушинку, и понёс вслед за быстро удалявшимся замом.
 Они спустились в подвал, решётку которого с лязгом открыл охранник в рыцарских доспехах, и прошли по коридору, стиснутому покрытыми плесенью стенами  с запахом прелой сырости и навоза.  Отражаясь эхом по стенам с вмонтированными в них  фонарями,  разнеслось рычание. Ему вторило оглушительное многоголосие лая. Зам остановился у решётки, за которой, тряся облезлой гривой, метался огромный  лев. К клетке примыкал питомник из десяти  вольеров, в каждом из которых надрывалась лаем собака.
- Взгляните, - зам указал на столик перед клеткой со встроенным ножом для резки, на котором лежали одиннадцать одинаковых по размеру кусков мяса. - Это норма, отпущенная нашим питомцам на завтрак.
Из подсобки вынырнул тощий, маленький, плешивый мужчина, одетый в полосатую арестантскую робу,  со знаком осины на руке. Он подошёл к столику и подобострастно заулыбался заму.
- Осины, не желавшие помогать следствию, - продолжал зам, - ломают здесь голову над проблемой, как справедливо накормить наш зверинец из имеющихся ресурсов. Применявшаяся поначалу система "всем поровну", какую вы сейчас видите на столе, давала частенько сбой. Собаки, безусловно, были удовлетворены такой внушительной порцией, зато лев постоянно чувствовал себя обделённым. Его недовольство дошло до такой степени, что однажды, обезумев от  голода,  он взломал решётку и сожрал всё приготовленное на столе мясо и недальновидного осину в придачу. Следующие осины были предусмотрительнее и отрезали от десяти паек половину и добавляли к порции льва. - При этих словах он кивнул, и арестант, ловко расчленил куски. - Да, да именно так! И что же? Лев немного присмирел и подобрел, но собаки осатанели от недоедания и постоянно лают о несправедливости.  Слава богу, они не столь сильные, чтобы взломать решётку.  Здесь выживают только те из осин, кто понимает, с кем надо договариваться, в случае, если со всеми сделать этого невозможно. - При этих словах он подал знак охраннику, и решётка внезапно открылась.
- Господи Иисусе! - прошептал Юртаев, мгновенно побледнев.
 Лев рванулся на посетителей, и Юртаев судорожным толчком здоровой ноги отпрыгнул в сторону, задев плечом арестанта-осину, и растянулся на полу. Однако жутко заскрежетавшая цепь,  от которой содрогнулся стальной каркас, не пустила льва  наружу.  Решётка захлопнулась, клетка, едва не опрокинувшись, вернулась в исходное положение, и разъярённый питомец снова заметался из угла в угол.
Зам подал знак - конвоир поднял Юртаева и потащил по коридору к выходу.
 Когда они вернулись на прежние места в кабинете, зам сказал Юртаеву:
- Это убеждает вас?
Юртаев молчал, опустив голову и сцепив сильно дрожавшие пальцы.
- Хвалились безверием, считая его знаком качества вашего интеллекта, - продолжал зам. - Вещали про всеобщее равенство и ценность человеческой личности. Но стоило только возникнуть малейшей угрозе вашей драгоценнейшей персоне - вмиг всё забыто: вспомнили про бога, когда ваше нутро подсказало, что только на него вы и можете рассчитывать; забыли про арестанта осину, вашего собрата, которого вы, спасаясь, чуть не сбили с ног. А ваше достоинство? Оно тоже оказалось туфтой!  И таковы вы все осины! Вечно недовольно жужжащие, митингующие, протестующие из за того что ваши хилые представления о жизни, почерпнутые из книжек, не соответствуют действительности; вы, плесень и труха жизни, претендуете на определяющую роль в обществе и считаете, что знаете наилучшую систему взаимоотношений осин и тополей?  Я дал вам слово, и я сдержу его. - Зам снял трубку и сказал: - Соедините с Коледой. - Через полминуты, услышав голос следователя, жёстким тоном произнёс. - Вашего хромого подследственного отпустить немедленно, и более не задерживать, без моего особого распоряжения! Да, да, Юртаева.  Верните все изъятые у него вещи и доставьте в Кесаревскую больницу. - Зам положил трубку и поднял взгляд на конвоира.
- Взамен вы, я полагаю, рассчитываете на моё молчание? - спросил Юртаев, боясь поверить, что освобождение не розыгрыш.
- Относительно чего? - Зам прищурился. - Насчёт  зверинца? Рассказывайте сколько угодно! Кто вам поверит?!  А вот над нашим разговором подумайте.
  Конвоир и вошедший охранник подхватили Юртаева под  руки и потащили к выходу.

 

Другие произведения автора:

ДИКИЕ ОСИНЫ ГЛ. 38

ДИКИЕ ОСИНЫ ГЛ.4

ДИКИЕ ОСИНЫ ГЛ.16