Дом-морок

 Печалью прорастает вечер – закатное солнце собирает вокруг себя сумерки и бросает окрест, они расползаются и увеличиваются всё больше, шире… Ты мне всегда говорила, что любишь темноту, и скоро мы без фонаря или свечи действительно ничего тут не увидим.

Домик принадлежит тебе, кто-то из твоих умер, и ты теперь наследница. Эту новость ты вчера мне сообщила так радостно – и я подумал: всё равно безработный, почему бы не махнуть в полупустую деревню на пару недель – а ты так обрадовалась, что я решил помочь тебе обжить так неожиданно свалившееся на тебя…сокровище.

Автобус домчал нас до точки назначения, когда уже закат разукрашивал тёмно-синее небо красными отчаянными мазками. Приехали на ночь глядя – ну да у нас почти всё не как у людей…

Банально как, думаю я, пока мы входим в дом, холодный, пахнущий сыростью, и я помогаю тебе раздеться – мы с момента нашего знакомства лищь блудом спасаемся от холода,  и от страха, и от прочих жизненных невзгод.

 На столе – только подсвечник из копыта козы, который ты откуда-то достала и зажгла в нём свечу. Женщины издревле возжигали огонь в домах – но в домах, заполненных миром и уютом, а не в одинокой лачуге, где сегодня прячутся двое одиноких - беглецы от мира и друг от друга.

Ценная вещь этот подсвечник, видимо, старинная – думаю я, когда кидаюсь в пламя похоти – мы пытаемся уйти от себя, от этого дома, который начинает выпускать во тьму сонмы неведомых нам… мы, изнемогшие прямо на полу от торопливого секса, который нас отнюдь не спас, ощущаем чуждое каждой порой кожи.

Свеча в подсвечнике вдруг вспыхивает – на стенах на миг появляется хоровод безобразных теней… «Ведьма, ведьмино отродье» – так я шепчу, и вдруг обхватываю обеими руками твою шею – ту, которую ещё четверть часа назад исступлённо целовал, жадно спускаясь ниже, покрывая поцелуями и твою грудь - и принимаюсь душить, свечка же в странном подсвечнике торопливо трещит, словно сам подсвечник хихикает скрипучим костяным смехом,  неровное пламя бросает на стену новую тень – некто толстый и безобразный, а с потолка вдруг принимается сыпаться штукатурка…

Ты хрипишь и вдруг начинаешь издавать скулящие звуки – я с удивлением обнаруживаю, что душу не тебя, а приблудившуюся к одинокому дому  собаку, ещё днём приветливо махавшую нам хвостом,  - и тут старый дом принимается трястись, недолго, правда.

Тебя нигде нет. Кое-как одеваюсь в полумраке, и тут кто-то поворачивает словно мою голову вниз – в тусклом полусвете свечи блестит кольцо крышки подпола – я хватаюсь за него, зову с собой на всякий случай тебя, которой тут нет, - и кидаюсь вниз, по ступеням, которые не вижу, подворачивая попутно ногу.

Над головой грохает крышка, слышен звук, точно на неё двигают нечто тяжёлое, вроде сундука – я прислушиваюсь, и слышу твой голос, что-то нестройно поющий. Тру виски, хочется вскрикнуть – но наваливается какое-то странное оцепенение, я принимаюсь шарить по стенкам погреба – объёмистый, прежняя хозяйка или хозяева, видимо, были трудолюбивыми и зажиточными людьми, не поленились выкопать такое… и неожиданно нащупываю выключатель, щелчок  - и прямо передо мной загорается маленькая лампочка. Странно, ведь ты уверяла меня, что тут нет никакого электричества, что его отключили, ещё когда умерла эта твоя бабушка или кто она там тебе была, старая ведьма, словом – но вот эта лампочка … Я продвигаюсь вперёд, хромая и охая – впечатление, что погреб длиною в несколько домов, под которым он вырыт.

Вблизи  видна пара бочонков – сдвигаю с одного крышку, и в нос бьёт смрад сгнивших фруктов – похоже на абрикосы. Со злостью пихаю бочонок ногой – он валится на бок, слипшаяся заплесневелая масса ползёт по полу, и её вид напоминает мне огромную раковую опухоль, что я видел в анатомическом театре, заспиртованную и отвратительную.

Вой доносится снова – я слышу цоканье собачьих когтей по бетонированному полу погреба… Задушенная мною дворовая собака, – оказывается, я повредил ей шею, и голова болтается на боку – радостно кидается ко мне, волоча заднюю ногу. Собачьи глаза озорно блестят в полумраке – я машинально провожу ладонью по её морде и ощущаю мерзкую слюну.

Животное отстраняется от меня и пытается понюхать гнилую абрикосовую массу, которая вдруг оживает, обволакивая собаку, словно коконом…

Я, собравшись с силой, бью кулаком в тяжёлую крышку надо мною – и та вдруг подаётся.

Вылезаю – в комнате за время моего отсутствия произошли некоторые изменения: вся немногочисленная мебель сдвинута в угол, на полу стоит подсвечник из ноги козы, причём кто-то заменил в нём свечу с обычной парафиновой на какую-то странную восковую. Я присаживаюсь на корточки, охая от боли в подвёрнутой ноге, и вижу, что в воске свечи отчётливо видны мёртвые мухи – она наполовину состоит из мух…

Ты подвешена за руки к потолку, и мясо с твоих ног, с икр, уже кем-то объедено. Ты, странно… ты лишь беззвучно разеваешь рот, потому что не можешь кричать… изо твоего рта мне под ноги начинают сыпаться зубы, следом шлёпается язык – я страшусь поднять голову, чтобы увидеть, что же с тобою происходит – но моё любопытство  вознаграждается помимо моей воли - твоя кожа с мокрым хлопком шлёпается у моих ног.

Поднимаю глаза, чтобы увидеть, как с потолка, взявшись из ниоткуда, свешивается ещё одна петля – для меня, я так полагаю… кто-то толкает меня в спину, прямо к этой петле… я трясу головой, прогоняя морок – и отчётливо слышу как тот, толкавший, отступает – слышен сзади грохот шагов, как будто он обут в сапоги, что грохочут словно копыта.

Не оглядываясь, я распахиваю дверь, ведущую на  веранду, – но вместо дверного проёма передо мною огромная собачья пасть, источающая зловоние. Подаюсь назад, мою щёку задевает свисающая с потолка петля – и я на миг ойкаю, потому что она оставляет влажный след на моей щеке. Вытираю и обнюхиваю ладонь – пахнет кровью и абрикосами. Дверь сама собой закрывается и вновь распахивается… ничего сверхъестественного, открытая дверь и свет луны, пробивающийся в окна веранды.

Выхожу на крыльцо – все деревья во дворе увешаны собачьими трупами, покачивающимися от лёгкого ночного ветра. Обернувшись, вижу в глубине дома, как твоя петля лопается и ты шлёпаешься на пол, пытаешься подняться на полусъеденных ногах…

Я просыпаюсь от того, что ты играешь со мной – я с охотой, ещё полусонный, отвечаю на твои ласки… какой у нас тут запах, нам нужно помыться сегодня же! Ты оказываешься сверху, в комнате, я вижу сквозь полуприкрытые веки, становится темнее, потому что твоё тело в позе «всадницы» на мне словно закрывает лучи весеннего солнца, бьющие в окно.

Всё кончается быстро.

«Ну и сон же мне снился – бормочу, прикрыв глаза. – Дом твой действительно…»

Вместо ответа мохнатая когтистая лапа гладит меня по щеке, царапая, и я, ойкая от боли и морщась от запаха псины, окончательно просыпаюсь  – чтобы увидеть голову той самой несчастной собаки, которую я вчера задушил, на твоих плечах.

Другие произведения автора:

Стойло

Застолье

Размножение