Волшебный конь

                  Сказка

 

Жили-были старик, да старуха,

Бог не дал им на старость детей

Стали дни для них ночи мрачней,

Жизнь была у них серость и скука..

 

Вот идёт раз старик – мужичок

Встреч ему, бородёнка седая,

Лапти, шапка, рубаха простая,

И не местный в словах говорок:

 

«Знаю старче, что так тебя гложет,

И даю тебе дельный совет:

Положись на серьёзный завет,

Только он тебе в горе поможет».

 

И исчез мужичок неизвестный,

Но старик свой завет положил:

Коль родится в семье его сын –

Хоть заезжий то будет, хоть местный,

 

Первый встречный – чтоб сына крестил.

По церковному сделал закону,

Православному русскому слову,

Крёстным стал, и дитя не забыл.

 

И сбылось: родился у старухи

Долгожданная радость – сынок,

А старик не забыл свой зарок,

Вышел из дому, взяв чарку в руки.

 

Видит: едет коляска лихая,

А в упряжке четыре коня,

Все красавцы, у всех стремена

Дорогие, и упряжь златая.

 

Слуги ели коней тормозили,

И слетели тотчас к старику,

Надавать тумаков дураку,

И едва его тут не побили.

 

Грозный окрик раздался тотчас –

Все борзые отпрянули. Смотрит

Старичок: из кареты выходит

Грозный чин – и высок и усат.

 

«Что случилось, старик, мне поведай,

Обижают тебя господа,

Иль другая случилась беда,

Или хворый ты, слабый и бедный?»

 

«Будь мне кумом, – старик отвечает, –

Дал зарок я, коль сын у меня

Народится, просить в кумовья,

Кого первым в пути повстречаю».

 

«Хорошо, будь по-твоему, завтра

В вашу церковь я в полдень явлюсь,

На сынка твоего подивлюсь,

Окрещу, помогу тебе знатно».

 

И у мчалась карета. «Вот барин! –

Удивился старик доброте,

Где найдёшь ещё в нашей стране,

Чтоб родниться с крестьянином стали!»

 

А народ-то смеялся вокруг:

«Ты протри-ка старик свои очи,

Государь это был!»  – и хохочут,

Видя деда немалый испуг.

 

Всё исполнилось: в полдень приехал

Государь, быстро сына крестил,

Сто рублёв старику подарил,

И в столицу поспешно уехал.

 

Вот проходит пятнадцать годков –

Крёстный крестника не забывает,

Сто рублёв каждый год посылает,

Наконец шлёт с приказом гонцов,

 

Чтоб на службу в столицу явился,

Мол, пора быть при царском дворе,

«Ты мой крестничек в самой поре,

Слышно, силушкой доброй налился».

 

Слух тот верный: был молодец справный,

Вырос в русской крестьянской избе,

Богом не был обижен нигде:

Красотой, да и силушкой славной.

 

И даёт ему денег отец:

«Поезжай на воскресный базар,

Закупи себе нужный товар,

Приоденься, как знатный купец».

 

Едет в бричке крестьянский сынок,

Смотрит, возле дороги стоит,

Крестит лоб, на Семёна глядит,

Странник дальний, простой мужичок,

 

«Здравствуй, дедушка, – молвит Семён, –

Далека, тяжела ли дорога?

Подвезу до базара немного,

Вон на взгорье, за ближним мостком».

 

«Знаю, едешь ты справить коня,

И одеться, чтоб выглядеть знатно,

На виду у царя быть приятно,

Но послушай меня, мужика:

 

Коли хочешь удачи на службе,

Коли хочешь судьбы без вины,

Чтобы служба была без беды,

То купи себе то, что не нужно».

 

Но Семён отвечал мужичку:

«Я не понял, что должен купить,

Мне б лихого коня раздобыть,

Да одеться, подобно купцу».

 

«За коня я тебе и скажу, –

Отвечает ему неизвестный, –

На базар как приедешь воскресный,

Там увидишь в торговом ряду

 

Конь стоит, сам худой и облезший,

Весь в парше, что вверху, что внизу,

Не глядя ни на что на торгу,

Забирай – продавец этот честный.

 

А как купишь, вставай на заре,

Выводи на росу, на луга,

И паси на росе той коня,

Раз двенадцать купай в той росе».

 

И исчез мужичок – словно не был,

Изумился Семён: эко диво!

Словно очи вдруг мраком затмило –

Никогда не встречал эту небыль.

 

Вот приехал – и впрямь на базаре,

Среди прочих красавцев коней,

Цыган держит в уздечке своей

Лошадёнку живую едва ли.

 

Рёбра видно, качаясь, стоит.

«Сколько стоит такой великан?»

«Сто рублёв», – отвечает цыган,

А Семён на других не глядит.

 

Из-за пазухи он вынимает

Сто рублёв. Тут же сбрую кладёт

К бричке в пару лошадку ведёт,

И к своей лошадёнке впрягает.

 

Как увидел отец – чуть не обмер.

«Ты за падаль отдал сто рублёв?!

Ты умишком видать не здоров,

Ну, проделал цыган с тобой номер!»

 

Но не слушал Семён. Он выводит

Чуть живого на зорьке коня

На росу, в травяные луга,

И пасёт и росой его моет.

 

Так идёт день за днём чередой,

Всё живей, здоровее лошадка,

Шерсть лоснится уже её гладко,

С густо гривой уже головой.

 

Как сказал мужичок – всё свершилось:

Миновало двенадцать деньков,

Конь-красавец на службу готов –

Чудо в русских лугах приключилось!

 

Вот явмлся наш крестник на службу,

Отдаёт Государю поклон,

Обнял молодца тот, был польщён,

Предложил ему сердце и дружбу.

 

Так три года в усердье проходит,

Чин за чином на службе идёт,

Наш Семён всё растёт и растёт,

Натурально звездою восходит.

 

Уж добрался до высших чинов,

Государь не нахвалится им –

И силён, и сметлив крестник-сын,

За царя жизнь отдать он готов.

 

Но не любят Семёна министры,

Хоть не слушает царь их раздор –

Всё плетут они глупость и вздор,

И всё в злобе у них, всё нечисто.

 

Так смутили они Государя,

И смогли голодранца убрать:

В тридевятую даль отослать –

Про невесту царю нашептали.

 

Скоро сказка идёт, да не скоро

Дело делалось в этой стране,

Только злоба подобна стреле:

Летит быстро и бьёт без разбора.

 

Вызывает раз крестника царь,

Говорит: «Мой любимчик, ты знаешь,

Нет детей у меня. Не желаешь

Ты пойти в тридевятую даль.

 

Где-то там есть дворец небывалый,

Стены – мрамор, а башни – гранит,

В драгоценных каменьях горит

Свет в покоях, и всё для забавы.

 

А в дворце том живёт королевна,

И Настасьей зовётся она,

Говорят, что красива, умна,

Но к тому же горда непомерно.

 

Коли сможешь добыть мне её,

Злата, серебра царской казны

Сколько хочешь – приди и бери,

Одарю, как сынка своего».

 

Отвечает Семён Государю:

«Крёстный мой, за тебя я готов

Жизнь отдать без торжественных слов.

Я достигну заветного края,

 

И Настасью тебе привезу,

И не надо мне царского злата,

Разве золотом верность богата?

Разве честь им свою сберегу?»

 

Вот приходит седлать он коня,

И вдруг молвит тот конь языком

Человечьим, с каким был знаком

Он давно уже, тайну храня:

 

«Что кручинишься, добрый хозяин?,

Что головушку свесил до плеч,

Али царский карающий меч

Занесён над тобой, ты в опале?»

 

Изумился Семён, не слыхал он

Ещё слов человечьих коня,

Обнял голову друга – слеза

Пролилась, и Семён вдруг заплакал.

 

«Обыграли лихие министры, –

Говорит он с печалью коню, –

Но царя я за то не виню,

Его слово всегда было чисто».

 

«Молись Богу, иди и ложись, –

Отвечает ему верный конь, –

Завтра утром лишь солнца огонь

Вспыхнет – тихо с друзьями простись».

 

Утро вечера мудреней –

На заре он друзей собирает

Со слезами их всех обнимает,

И пускается в путь поскорей.

 

И лишь скрылась из вида столица,

Конь на землю вдруг тотчас упал,

Что-то дикое он прокричал,

Превратившись в огромную птицу.

 

То орёл был с широким крылом,

Поспешил он за синее море,

За высокие белые горы,

И на нём восседал сам Семён.

 

Три дни три ночи длился полёт,

Наконец показался дворец,

Он стоял расписной, как ларец,

На шатрах – словно звёзды с высот.

 

Сделав круг, затаившись в лесу,

Стали ждать окончания дня.

Конь учил: «Ты садись на меня –

Через стены тебя понесу.

 

Понесу тебя в самый высокий

Терем девичий – видишь окно,

Ночью душно, раскроют его,

Мы впорхнём, словно ветер залётный.

 

Там в покоях Настасья твоя.

Ты пройди в почивальню тихонько,

И бери осторожно, легонько

Королевну – а здесь уже я

 

Понесу вас за дальние дали

В наше царство, в подарок царю,

И доставим Настасью ему –

Там нас ждать уж видать перестали».

 

Вот безлунная ночь наступила,

Замок стих, все ушли на покой,

Замок высился смутной горой –

Мгла-помощница чернью накрыла.

 

И влетает бесшумно орёл,

И Семён в почивальню проник,

Видит, дева прекрасная спит –

И застыл перед девой столбом.

 

Красота та была неземная,

Разве можно об этом сказать,

Разве можно пером описать,

Что увидел Семён в этом рае!

 

О, как чудно дышали уста!

Мёдом, травами, всеми цветами,

И во сне чуть ресницы дрожали,

И чего-то хватали перста.

 

Нет, такой красоты не бывает!

Не от смертных – богами дано,

Словно боги пролили вино,

И оно волшебством опьяняет.

 

И не выдержал царский посланник,

И уста на уста наложил,

Не сдержал молодец своих сил,

Как в пустыне изжаждавший странник.

 

Целовал её жадно, безумно

И забыл про коня и заданье –

Только сахарных уст обладанье –

Так всё было волшебно и чудно.

 

И она отвечала ему,

Что-то снилось ей, что-то мечталось,

Страсть коварная в сердце закралась,

И не знала – зачем, почему?

 

Вдруг проснулась она – что такое?!

Кто проник в её сладостный сон,

Почему без смущения он,

И откуда вдруг взялся в покоях?

 

В страхе плачем она исходила:

«Мамки, няньки, быстрее ко мне!

Да огня мне, смотрите во тьме –

Святы, святы – нечистая сила!»

 

Никогда друг не бросит в беде

Своего непутёвого друга –

Наш Семён превращён был в пичугу,

Оба тут же исчезли в окне.

 

Вот вторая приходит к ним ночь,

Говорит Конь Волшебный Семёну:

«Бери деву, покуда спросону

Не вскричит. И летим тут же прочь».

 

Но окно в этот раз на запоре.

Орёл тотчас себя с седоком

Превращает в двух мышек. Бегом

Через щели проникнув в покои.

 

Снова дева прелестная спит,

Разметалась во сне, распалилась,

Грудь её в этот раз обнажилась,

И белеет во тьме и горит.

 

Ах, какой был волшебный огонь!

Снега белого был он белее,

Света лунного был он нежнее,

И манил, зазывал к себе – тронь!

 

И опять улетел ум Семёна –

Засмотрелся на чудо груди,

Всё забылось – друзья и враги,

Только жаркая, в страсти, истома.

 

Снова дева проснулась, вскричала,

Снова шум, «Мамки, няньки, ко мне!»

Снова крики и обыск везде,

А две мышки уже убежали.

 

Третья ночь: два ползут муравья,

Мимо стражи, которая бдит,

Мимо няньки, которая спит –

И в покои, где царствие сна.

 

Что же видит Семён в этот раз?

Королевна нагая лежала,

Это магия смертного звала,

Снова он оторвать не мог глаз.

 

Не видал он подобного тела,

Не видал он подобной красы –

Разметались златые власы,

Тело в тайных желаниях млело.

 

Нет, Семён в этот раз удержался,

Но от магии стал отрешённый

Словно в столб соляной обращённый,

В человека опять обращался.

 

И упала слеза на Настасью,

На её белоснежную грудь,

И девица вскричала чуть-чуть,

И во сне встрепенулась от страсти.

 

И открыла глаза, увидала:

Добрый молодец молча стоит,

Отрешённо, безумно глядит,

И от страха опять закричала.

 

Конь Волшебный однако успел –

И увидели все в изумленье

Настоящую жуть, приведенье:

Кто-то призраком в окна летел.

 

Превратив всех троих в ветерок –

И себя, и Настасью с Семёном,

Сквозь все щели путём им знакомым,

Утекли – и в ближайший лесок.

 

Так, покинув гудящий дворец,

Стал он прежним, огромным орлом,

И на нём восседали вдвоём

Королевна и наш удалец.

 

И уже не кричала девица:

Добрый молодец был тоже мил

Её сердцу. Её покорил –

С ним хотелось летать, словно птица.

 

Три дни, три ночи снова летели

В своё царство верхом на орле

Два влюблённых. Как будто во сне

В небесах чистых души их пели.

 

Но всё боле была их печаль:

Честь и долг – для Семёна закон,

Дал он клятву, поклявшись крестом,

Что Настасью возьмёт в жёны царь.

 

Так дошли, сделав круг над столицей,

Сели прямо напротив крыльца,

В самом центре Кремля, у дворца,

И орёл поспешил в небо взвиться.

 

Их увидели – тотчас запели

Трубы, горны. Стекался народ,

Вот их царская стража ведёт,

А они глаз поднять не посмели.

 

Сам отец-государь их встречает,

Обнимает обоих, велит

Рассказать, ничего не таить

Про победы свои и печали.

 

И Семён, поклонившись, поведал:

«Государь, вот невеста твоя,

Вновь готов я идти хоть куда» –

Царь же видел, не рад он победе.

 

Посмотрел Государь на обоих,

Перед ним красота с красотой

Оплелись, словно солнце с луной,

Разгадал он всю муку влюблённых.

 

Говорит он Семёну: «Мой крестник,

Не нужна мне Настасья-краса,

Я иду познавать небеса,

А влюблённым бывать только вместе.

 

Моя свита – лукавая лесть,

Ложь, интриги, сплошные доносы,

Рок царя для меня стал несносен,

Миру я воздаю честь за честь.

 

Ты один меня в царстве не предал,

Завтра я ухожу в монастырь,

Чужд мне этот обманчивый мир,

Всех людей я узнал, всех изведал.

 

Это царство тебе я отдам,

Завтра я оглашу свой указ –

Вот тебе мой последний наказ,

Всё за дружбу и верность воздам».

 

«Как же так, я – крестьянина сын, –

Говорил потрясённый Семён, –

Словно вижу я сказочный сон:

Был слуга – и теперь властелин».

 

Царь опять на двоих посмотрел:

«Как Настасья мила – ангелок!

Но монах я теперь, дал зарок,

И иду я в небесный предел.

 

Коли любишь её – то люби,

Всё я знал про тебя наперёд,

Ведь любовь молодых признаёт…

Я тогда тебя спас от беды».

 

                 ***

 

Ехал царь удалой, молодой,

Симеон, по прозванью Крестьянский,

Любовался народ христианский,

На него с его юной женой.

 

Хороша была юная дева,

Говорят, из заморских земель,

И как будто из сказочных фей,

Словно сказочных фей королевна.

 

Видит царь вдруг: невзрачный старик,

У обочины царской дороги.

Стоит тихо, не зная тревоги.

И на пару пытливо глядит.

 

Царь поймал его взгляд – моментально

Поезд встал, и не понял никто,

Что случилось. Шепнул на ушко

Царь царице про что-то – их тайна.

 

Но старик в это время исчез.

Не заметил никто, что случилось –

Волшебство наяву приключилось,

Кто-то клал на себя уже крест…

 

И исчез тот старик навсегда,

Не встречали нигде его в царстве,

Но Заступник пришёл – было ясно –

Береглась, как святыня, страна.

 

Разбивались любые враги,

Все походы, угрозы и козни,

Становились извне невозможны –

Царство строго и зорко блюли.

 

А в стране воцарилась любовь,

Правил царь Симеон очень мудро,

Жил в довольстве народ, многолюдно,

Ведь от правды пришла эта новь!

 

Другие произведения автора:

Человеку человек

Дар небес

Волшебное кино