Город посреди леса (рукописи, найденные в развалинах): 33

Дэннер

Я жив.

Подумать только, я жив.

Я когда-нибудь сдохну, или как?!

Вы не подумайте, что я так уж к этому стремлюсь, но это все, знаете, как-то подозрительно, не находите? Поясню: вот, родился человек, вырос, окончил школу с хорошими, – или не очень, – оценками, выбрал профессию, занялся делом, жену себе нашёл, может, даже детьми обзавёлся. А потом ехал как-то утром на работу и – хлоп!.. Сверху спикировала тварь и откусила нашему герою голову.

А может, все не так было, нет. Может, он в патруль подался и погиб при исполнении. Самым что ни на есть обидным образом – подставился под удар товарища. Или покалечился, с почётом вышел на пенсию и умер дома в окружении детей и внуков, которые, рыдая, передрались за право поджигать погребальный костёр.

…В общем, ситуаций можно много разных напридумывать – суть одна, все люди как люди – живут, сражаются, умирают. Ну, а я?..

Все-то у меня серединка наполовинку – ни умереть толком, ни жить. Судите сами: я ни черта не помню (казалось бы, плюх в резервуар – и покойся с миром, Селиванов, но нет, выбрался каким-то непостижимым образом), на четвёртом десятке ухитрился влюбиться по уши – и немедленно поссориться, по дороге едва не угробив объект (конечно, кому нужна вся эта галиматья с признаниями да пояснениями, правда?), хотел исправить ситуацию – да не тут-то было, сунул руку в зубы оборотню (любой другой на моем чёртовом месте уже бы застрелился, и дело с концом), и – апофеозом, так сказать – потащился на верную смерть за тварью-перевёртышем.

Нет, о более мелких моих просчётах и вспоминать не хочется, и несть им числа.

Сейчас же я вёл наш маленький отряд по отсыревшим темным коридорам, с трудом различая в слежавшейся пыли Алисины следы и чувствуя, как медленно, по капле, но – возвращаются силы. Я не хотел потерять ещё и Алису с Нэйси, но вот, как их найти здесь – в упор не представлял, хоть пытайте. И никто из нас не представлял.

   — Здесь следы обрываются, – сообщила, наконец, Ласточка, устало распрямляясь. Она вздохнула, и вопросительно поглядела на нас. Мы с Гориславом стояли рядом, я огляделся, признав КПП по разбитому стеклу будки и красному телефону.

   — Значит, они обе переместились, – резюмировал я, – и мы понапрасну теряем время.

   — Ты просто зарядил нас оптимизмом, – пробормотала Аретейни и пошла в обход вокруг огонька. Тот сиял и пульсировал как звёздочка.

   — Значит, мы должны переместиться следом, – уверенно произнес Настоятель.

   — Это зачем? – поинтересовался я.

   — Чтобы вернуть их домой.

   — А если они не захотят домой?

   — Почему не захотят? – удивился Горислав.

   — Я бы на их месте не захотел.

   — А ты откуда знаешь? – прищурился Настоятель. Я пожал плечами.

   — Знаю. Я там был. Там не так уж и плохо.

   — Тогда почему ты вернулся? – На лице Горислава расцвела торжествующая улыбка, не знаю, правда, с чего он решил, будто загнал меня в угол.

   — Потому что… – Я вдруг замолчал, автоматически покосился на Аретейни, не зная, что меня останавливает, и через силу завершил тихонько: – Потому что она здесь. – Аретейни все же услышала, черт побери, подняла голову и улыбнулась. – А им возвращаться не к кому.

   — А Лесли?

   — А Лесли мертва.

   — Но они-то об этом не знают.

   — Нэйси наверняка почувствует. Они же сестры… были. – Подумав про Лесли и Обреза, я понял, что сейчас опять расклеюсь, и быстро перевёл разговор:

   — Давайте не будем спешить, хорошо? Нам сейчас спешка не нужна.

   — А что же делать? – уточнила Аретейни.

   — Ждать. Если они вернутся – мы их отсюда выведем. А пока что есть ещё одно дело.

   — Дело?

   — Угу. – Я устроился на полу возле турникетов. – Было бы неплохо выяснить, кто и зачем подвергал вивисекции Странников.

   — Мы же их убили, – засомневалась Аретейни, – как мы теперь узнаем?

   — Наверняка не всех, – возразил я. – Не нравится мне это. Сегодня они Странников кромсают, а завтра дети в городе начнут пропадать. Прикрыть бы эту лавочку.

   — Это не наше дело, – сказал Горислав, и я разозлился окончательно.

   — До тех пор, пока это дело находится поблизости от моего города – оно моё, и только моё. Ясно?

Настоятель умолк, и правильно сделал. Позиция невмешательства – довольно мерзкая и опасная вещь. Вчера приходили за коммунистами, и ты молчал, потому что ты не коммунист, позавчера приходили за евреями – и ты молчал, потому, что ты не еврей. А сегодня пришли за тобой – и некому тебя защитить, потому что никого не осталось[I].

Но не объяснять же религиозному фанатику логические цепочки и теорию вероятности.

   — Давайте наведём порядок и подождём наших хирургов, – предложил я, поднявшись. Отдохнули – и будет. – Или хотя бы осмотрим трупы, может, найдём чего интересное.

Возвращаться было далековато, и я успел заметить, как во взгляде уставшей Аретейни промелькнула смесь тоски и раздражения, но Ласточка тут же, легко улыбнувшись, поправила портупею и первой шагнула к дверям. Где-то в груди проснулся и заворочался пушистый тёплый кот. Меня всегда восхищала эта её стойкость, способность в любой ситуации оставаться этаким лучиком света – качество, которое в числе прочих делало её Женщиной – той самой, которой можно смело посвящать и подвиги, и стихи. Однако время романтиков прошло, зато объекты романтических чувств остались.

Я усмехнулся своим мыслям и направился следом. Гориславу ничего не оставалось, как плестись в хвосте.

Кондор