ЮНАЯ РОДИНА

 

 Американский пролог (политеза) 

 

Привычно подтолкнувши колесо,

 Что ход слегка замедлило за сутки,

 Привычную напялив на лицо 

 Гримасу отвращения и скуки, 

 Америка встаёт не с той ноги… 

 

 Под рокот мессианского кимвала 

 Скрипят в её приёмной сапоги,

 Приподняты военные забрала… 

 

 И предстаёт средь сборища она, 

 И слухом ловит смысл в раскате дальнем. 

 И вновь её советницей – Война, 

 Ближайшая к её опочивальне. 

 И значит, в ней всё снова, как вчера,

 И облаченье будет, что и прежде… 

 Подобострастно круг её двора 

 Следит за соответствием в одежде, – 

 Лёг на погон ей новый полигон,

 На все ракеты плащ её застёгнут, 

 Над нею нимбом замерший огонь 

 Готов лучи последние исторгнуть. 

 Законченный воинственный покрой! 

 Ликует круг и жаждет безобразий… 

 

 Ей сапоги приносит юный boy, 

 Едва отмыв их от вчерашней грязи. 

 «Пороть нерасторопного юнца, – 

 Раздался глас Америки суровый. – 

 Он кровь здесь не дочистил до конца, 

 Не стёр тут след ураново-свинцовый…» 

 «Опомнись, госпожа! Моя ль вина? 

 Пори свой сброд из первых и последних…» 

 

 «О! Да он – Мир!.. – шепнула ей Война. – 

 Но он – твой boy.

 Твой раб. 

 А не советник»! 

  

ЖИЛИЩЕ (запев)

 

Когда в урочище осеннем
Прозрачен падающий лист,
Любой поляной, каждой тенью
Лес тонко высветлен и чист:
Свидетель дней седоволосых,
Здесь волховой колдует тишь
И разрисовывает воздух
Видениями городищ.
Из пустоты она устроит
Времён забытых полотно,
И неизбывное родное
Совьёт её веретено.
Тебе откликнуться решаясь,
Она запомнит голос твой
И, от тебя не разрушаясь,
Опять сомкнётся за тобой...
Давай зайдём в её жилища,
И с удивленьем скажешь ты, 
Что города и городища
Имеют общие черты.
Родство незримое, живое
Меж ними крепко пролегло,
Соединило их собою
И в нас исчезнуть не могло.
И потому совсем не снится,
А въявь стоит осенним днём:
То глубь, которой вновь не сбыться,
То быль, которой мы живём.

 

 

ИСТОК (колыбельная)

 

Моя родительница древняя,

 Хранительница очага...

 Стоит славянская деревня,

 Круты речные берега.

 Ещё - до темени батыевой,

 До Киева и басурман

 Там - вольно племя. И чисты его

 Сварог, Велес да истукан.

 В борах, среди деревьев кряжистых,

 Над старой речкою давно

 Оно прямым родством мне кажется,

 И говорит во мне оно

 Про небогатое узорочье

 На толстостенных теремах,

 Где равно: пробы чьи и сборы чьи

 В общинных крепких закромах.

 Не знаю, что своё нашептывал

 Оратай, плотник ли, кузнец,

 Но сила слышится волшебная

 В словах «умелец», «удалец»...

 Там хоровод неспешный тянется,

 Катится солнце-колесо,

 И в самом малом заклинаньице

 Живёт охранное лицо.

 Там на разливе травы росные

 Светлым-светлы. И в час ночной

 В них прячутся разноголосые

 Кикиморы и див речной.

 Там, там, родная, безымянная,

 Льняная, юная моя,

 Тебя любовью осиянною

 Дарила мать сыра земля.

 С тобой, нежней поверий давнего

 И тайней таинства лесов, -

 Твой добрый молодец, и стан его,

 И ясная твоя любовь.

 Вам вместе с нею час нести ночной,

 Отмахиваясь до утра

 Заговорённой хворостиночкой

 От духа, как от комара.

 А после, ладой-зорькой ясною

 Пуская с берега венки,

 Себе сынка ли, дочку ль красную

 Просить в подарок у реки...

 Была ли, нет когда деревня та? -

 Не знать... Но шепчет мне река

 Про зачинательницу древнюю,

 Хранительницу очага. 

 

  

ИСХОД (героическая)

 

«Что в имени тебе моём?

 Оно умрёт...»

А.С. Пушкин

 

 Неисчислимых дней немилость

 В твоём могуществе слышна.

 Но чистотой твоей открылась

 Светло и эта сторона.

 Ты, юная, ещё не знала,

 Откуда ждать себе скорбей,

 И безмятежно вековала

 Спелёнутых богатырей.

 Ой, то не лебедь выгнул выю,

 Не сокол в небе удалой, -

 То видят витязи впервые,

 Как враг любуется тобой.

 Свирепый старец развращённый,

 От беспредельной власти пьян,

 Вокруг тебя он вьёт знамёна

 Германцев, гуннов, латинян.

 Слепое в ненависти голой,

 Нащупывало остриё

 Живое плачущее горло

 И сердце детское твоё.

 Когда же в гибельном удушье

 Слилось враждебное кольцо,

 Запела ты под лязг оружья,

 Нахмурив скорбное лицо.

 Тогда из сердца вышли дети

 За строем строй, за ратью рать...

 Чужому никогда на свете

 Такого детства не понять,

 Не отличить от песни плача,

 От плача песню не отвлечь!

 И не твоя вина - горячий

 Сыновне-безымянный меч...

 Что в имени тебе моём? -

 Один, могущий в мире целом

 Обрушить гром на вражий гром,

 Перед оскалом озверелым,

 Перед космическим прицелом

 Ещё держу ракетодром. 

 

Другие произведения автора:

В ТОЙ АРМИИ, КОТОРОЙ БОЛЬШЕ НЕТ

Старое Щурово

Поиски во Вселенной